Глава 1

Можно подумать, эта его награда, была первой. Да, почти в каждой республике, где Валдису приходилось работать, особенно здесь, в южных республиках БСССР (Бывшего СССР), где президенты особенно любят «выпендриваться», после какой – либо, даже незначительной, но удачной операции, появлялась в его многочисленной коллекции еще одна, очередная блестящая «побрякушка». У – у-у! А как это, обычно, всегда обставлялось!

Опять же, особенно здесь, на юге. Всегда – на толстенном-претолстенном ковре и, обязательно, в личном кабинете «Самого». И обязательно, в присутствии пары-тройки пузатых «шестерок» в крупно – габаритных погонах, которые, как правило, и не знали толком об истинных мотивах, побудивших удостоить виновника торжества, столь высокой награды (сверхсекретность блюлась даже на таком, высоком уровне). Но, обязательно, c длиннющими, высокопарными речами, и с каким-то особенным, мелко-мелко трясущим, рукопожатием.

Валдису почему-то, на дольше всего, запоминалось всегда именно вот это, мелко-мелко трясущее, рукопожатие. Как правило, у всех этих президентишек, ручки пухленькие, холеные. И вот, расщиперит такой президентишка, свою ладонь еще загодя. До попытки обхватить Валдисовскую ладонь-грабарку своими коротенькими фалангами, будто ладошечка увеличится от этого в размерах. А – не тут-то, было! У Валдиса, грабарка – ого-го-го! А президентская ладонь – фи-фи-фи.

И вот, уцепится президент краешками фаланг, обычно трех – большого, среднего и безымянного – пальцев, за края грабарки, до побледнения в косточках, и трясет, и трясет Валдисовскую руку.

Сожми Валдис, ну – хоть на тысячную долю своей силы, в этот момент, любую президентскую руку … все! – Целое государство, может остаться без руководства. «Руко – водить», будет нечем. Без своей «главной руки», может остаться государство.

А то, что в руках Валдиса, иногда, концентрируются судьбы сотен, тысяч, да, что там – сотен тысяч! Большего, намного большего числа людей, он почувствовал, уже давно. Ну, взять, хотя бы эту операцию.

Вот, не нажми Валдис, вовремя на курок, именно Валдис, и никто другой … ведь, не кого-то другого, а именно Валдиса, отправили в эту командировку …

Хотя, в их спецподразделении «Одинокий волк», таких же, как он спецов! Собственно говоря, они – все, спецы. Другие, может, еще «похлеще», операции проворачивают. Но когда месяц назад, в утренних Новостях: «…на одном из участков южной границы республики … обезврежена банда… захвачена крупная партия наркотиков… окончательно разорвана одна из нитей наркотрафика… эта крупномасштабная операция…», – в патриотическом порыве, бодренький такой, диктор вещал о подробностях «крупномасштабной операции, подготовленной совместными действиями спецслужб трех государств», Валдиса расперло!

Именно вот это, «расперло», было для него самым лучшим награждением. Вернее, самым лучшим процессом награждения. Черт его знает, почему? Но именно после таких, вот, распираний, растекалось по душе чувство глубокого, самого глубокого удовлетворения и самоутверждения.

А эти, мелко-мелко потряхивания, высокопарные речи! … Ох уж, весь этот, азиатский «выпендреж»! То ли дело, дома как про них все говорят, «в конторе». Уж рукопожатие, так рукопожатие! Похлопывание по плечу, значит, похлопывание! Полчаса, не меньше, после этого плечо ноет. Все скупо, без побрякушек. Но существенно! Зато, другая крайность. Сверх – сверх – сверх засекреченность! Только, один, на один. И опять же: скупо, скупо.

… А самый широкий «жест», в его жизни (награждение), был на родине, еще в молодости, еще до «конторы». Лихо наградили его тогда! И не в президентских апартаментах. Потому что, его еще не было тогда. Президента. А в одном из жилищных отделов столичной администрации, еще советской, Латвии. Зато, награда – то, награда! Ордер, на собственную квартиру! И не, где – нибудь, а на самом, Рижском взморье! Правда, не удалось Валдису, уж слишком долго, «покайфовать», в этой квартире…

Это потом, уже потом-потом, дошло до него, что и эта квартира, и,… все «остальное», было одним из «поворотов» того самого, долгого, извилистого пути в «Одинокие волки».

Глава 2

Ночи в горах темные, до черноты. Особенно, безлунные. Черным, черно все. Лишь там, вверху, на фоне как бы случайно рассыпавшихся звезд, угадываются очертания скал, крутых вершин. Тьма кромешная. Это, именно, про здешние, безлунные ночи. А рассвет, как и сумерки, в горах наступает быстро, незаметно.

Вот, только-только, была тьма кромешная. И вдруг, сверху, прямо на глазах, светлеет, светлеет… становится из черного серым, потом бурым. Вот уже, этот клочок неба, зажатый скалами, становится темно коричневым, еще минут десять – пятнадцать и окраска неба из ярко – малиновой, меняется в багряно – алую, и вот уже, первые блики, откуда ни возьмись, солнечных лучей играют на макушке соседней вершины. Контрастность освещенных и еще не освещенных солнцем, участков неимоверная.

На одном из таких, естественно, затененных еще, участков, как раз и расположился «одинокий волк», Валдис.

Почему именно, по этому ущелью, будет пролетать вертолет? Почему надо было пробираться сюда скрытно, от своих же, пограничников, ночью, по скалам, в какие, не всякий альпинист сунется, даже днем? И вообще: каким это «макаром», «наш» вертолет – у «них» в руках. Да, еще под завязку, загруженный наркотой? Для чего нужен такой сложный и точный расчет, чтобы только одним выстрелом… именно, только одним! Да еще, именно в тот момент, когда вертолет будет пролетать, вон, тот острокаменистый отщелок и начнет поворот над одним из разветвлений широкого вверху ущелья? А после выполнения задачи, необходимо будет действовать, еще более осторожно, еще более скрытно? Почему? Для чего?

Ни почему. Ни для чего.

… «Вертушка», как и рассвет, появилась почти неожиданно. Только местные «асы» умеют так водить вертолет по извилистым и крутым ущельям Памира и Тянь-Шаня. Вертолетчики, овладевшие этим искусством здесь, востребованы во всем мире. За десятки километров слышен гул, приближающегося вертолета. Там, внизу. На равнине. Здесь же, в горах!? Да, ежели «вертушкой», рулит местный, воздушный ас! Гул от вертолета прыгает из ущелья в ущелье только, вместе с ним, с вертолетом, и врывается всегда настолько громоподобно и неожиданно…

«Одинокий волк», и к такой неожиданности, был подготовлен на «отлично». Уже все было мысленно продумано, рассчитано, выверено. А главное, он мгновенно «включился». Знакомо, но более ощутимо (как ни как, а «бронебойная») толкнуло в плечо, именно, в тот момент, когда в перекрестье оптики поймалась цель. И, именно, когда, «вертушка» оказалась напротив острокаменистого отщелка, и именно, после начала поворота. Все, как положено. Остальное, «одинокого волка», уже не касалось.

И то, как вертолет какое-то мгновение продолжал еще лететь, все так же быстро и ровно, лишь слегка накренившись для поворота, и то, как вдруг, он как бы дернулся, взвыл, повернул, снижаясь по инерции, и то, как исчез за поворотом одного из разветвлений ущелья, и то, как многоголосое эхо «разнесло» по горам треск и грохот падающей, разваливающейся на куски летающей машины, сыпавшихся по горному склону камней. Остальное, должны были доделывать, другие.

А как, и почему упал, вертолет? Не должен был знать, никто. Даже сам президент республики, на чьей территории была задумана вся эта операция. Для чего, зачем, все было задумано именно так, а не эдак? Не касалось, ни «одинокого волка», ни президента.

Такая «специфика» работы была у капитана Валдиса – одного из «бойцов невидимого фронта», особого подразделения ГРУ, о существовании какого, мало кто знал, даже, в самом ГРУ. Для руководства же, равно, как своего, так и «горячих точек», где приходилось бывать в командировках, главное было выполнение задачи. Кто и как, эти задачи выполнял – детали, для «их исполняющих». Начальству, как правило, эти детали были никогда не важны.

А вот, для Валдиса, одна из этих деталей – предстоящая ночь – была сейчас самой, что ни есть, наиважнейшей. Днем по этим скалам, еще, куда ни шло. Но вот, ночью! Хотя, если учесть умение Валдиса включаться…

– Ночью, включаться всегда легче, – говаривал на занятиях Михалыч – самый уважаемый из инструкторов, который работал с Валдисом, как потом выяснилось, с самого,… самого начала. Собственно говоря, «благодаря», или по вине, именно этого человека, когда-то Валдис и оказался в особом подразделении. Михалыч умел «видеть».

Был это, какой-то его особый дар, плюс еще, какие-то особые методики «видящих» магов американских индейцев племени «Яки». Что-то такое, об этом, Валдис читал когда-то у писателя Карлоса Кастанеды, двенадцать лет ходившего в учениках у одного из таких «шаманов». Вот, однажды, и «увидел» его, Михалыч среди молодых сотрудников латвийского ОМОНА, где Валдис начинал свою служебную карьеру, но уже успел отличиться в серьезной работе по обезвреживанию и задержанию особо опасных преступников.

Это было в самом начале, того самого развала, когда Советский Союз уже начинал трещать по швам, но пока еще, на последнем дыхании, оставался Союзом, и в головах многих и многих, уже кипела и заваривалась непонятная мешанина, а прибалтийцы уже начали дружно бороться за освобождение от «оккупантов».

Михалыч же, умел не только, «видеть». Как раз, этой «мешаниной» и неразберихой в чиновничьих кругах, он и воспользовался. Остальное, как говорится, было, делом, техники и денег. Тогда-то и появилась, как в сказке, квартира на Рижском взморье. «Не прошло и полгода», а «борьба за свободу и независимость Латвии» проходила уже, без какого-либо участия, Валдиса. А еще через полгода, его уже, не интересовали политические события не только в прибалтийских республиках, но и вообще, где-либо.

Развал, дележ власти, сфер влияния, коснулся, конечно, и спецслужб. Изменялось… и поменялось очень, многое. Но все это, происходило там, в кабинетах. Здесь, скажем так, в среднем звене, почти ничего не поменялось. Обычная «спец» обработка и «спец» подготовка. А в некоторых случаях, «вследствии отсутствия» каких-либо указаний сверху, даже, более углубленная.

Ковались кадры для будущей тайной работы, «в необходимости которой, нуждаются любые времена». Долго, очень долго, кадры эти оставались не востребованными. Наконец, все утряслось, утихомирилось. Появилось новое начальство: как явное, так и тайное, новые «каналы», «связи», новые направления работы. Вот, в это, примерно, время, в одном из секретных уголков ГРУ, и появилось подразделение: «Одинокий волк». И кадры для него, были уже готовы. Вот, они – налицо.

А среди них Валдис, потомок тех самых, красных латышских стрелков, да еще от природы наделенный способностью «включаться», которую разглядел, нет, «увидел» в нем, в свое время, Михалыч.

Эта способность «включатся», еще ни разу не подводила Валдиса. Что – то подобное, проявлялось у него еще в детстве. Никому из пацанов не удавалось пробежать босиком поляну, сплошняком заросшую колючками, ни разу не наколов и не расцарапав ступни. Вот пробежит кто, на спор, такую поляну, а потом, сидит, полчаса «выколупывает» из своих пяток занозы. А Валдис с гордостью всегда, вытянет вперед свою голую «лапу», нате, смотрите: ни одной занозинки, ни одной царапинки.

Или через густые заросли, тут и там, растущей крапивы! Все пацаны всегда чешутся после такой пробежки. А Валдису, хоть бы хны. Или ночью, в полной темноте, по лужам… В училище как, ему завидовали! Обует вечером свои лакированные «остроносы», и на дискотеку, и на свидание, а ночью вернется в общагу: ни единого пятнышка, на туфлях.

Когда-то, тоже еще в детстве, Валдис впервые очутился в горах, среди остроконечных скал, на Кавказе, где ему истинное наслаждение доставил особый способ быстрого спуска по крутым каменистым осыпям.

Местные, и на Тянь-Шане, и на Памире, и там, на Кавказе, почему-то такие осыпи, которые широкими треугольниками расходятся от скал на десятки, иногда на сотни метров, достигая самого дна ущелья, называют сыпцами. И если такой сыпец не из крупных камней – ну, с хорошую гальку величиной – местные используют его, для быстрого спуска с гор. Шагнул вниз, и… камни сразу поползли. Один шаг, и метров десять – вместе с камнями, два шага – и, уже метров тридцать. Главное: точный расчет, внимание и сноровка (не дай Бог упасть), сорок, пятьдесят шагов, и ты уже, в самом низу. Не каждый местный, на такое рискнет. А Валдис, ведь, впервые в горах! Пожалуйста. Вот, это – удовольствие! Вот, это – наслаждение! Опять же, автоматически срабатывало, то самое, «включение».

Позже, это природное, но теперь уже тренированное и отточенное на занятиях и практике умение «включаться», стало для него абсолютно обычным. И, к примеру, задание пересечь за несколько секунд улицу, «запруженную» несущимися туда-сюда автомашинами, лавируя между ними, или проползти по натянутому высоко над ними от здания к зданию канату, ну, нисколько не отличалось друг от друга. Это для него, было одно и то же, задание. Так, «семечки»! И то, и другое, он выполнял «автоматом». Да, еще с удовольствием, как тогда, в детстве, по осыпи!

Именно поэтому, такая деталь, как предстоящая ночь, по мере затухания эха, от грохота упавшего вертолета, становилась для Валдиса, все более и более, обычной. Было, выполнено ГЛАВНОЕ. И потому, можно было полностью – хотя понятие «полностью», для «одинокого волка», не существовало – расслабиться. Что он, с удовольствием, и сделал.

… Ни с того, ни с сего, среди очередного провала «расслабухи», вспомнились слова одного местного таксиста. «…Иногда четырнадцатилетний пацан, валяющийся на диване, для Земли, для людей делает намного больше, чем каменщик, возводящий стены какого-нибудь жилого дома…»

– Философ, «долбанный», – отмахнулся Валдис… – а все же, интересный дядечка. Блин, как же его имя… Соль… Толь… Ах, да, Анатолий. Ладно, потом найду его. – И снова провалился в «расслабуху»…

Глава 3

Где бы Валдис не находился, хоть в «командировке», хоть дома, в Москве, хоть в гостях, у себя на родине, у него никогда не было «своего» таксиста. Это, было одним из правил, «одинокого волка».

Здесь, в этой южной республике, он был всего лишь второй раз. Там, в «конторе», она не считалась «горячей», хотя совсем рядом, в соседней горной стране было намного «горячее», и Валдис побывал там, уже более десятка раз. Но дороги, как гласит та же, восточная мудрость, всегда, где-то пересекаются (тем паче, наркодороги). «Одинокие волки», оказались востребованными, и здесь.

И в этот, второй раз, Валдис также не собирался менять никаких своих правил, и остановился у неприметного, «зачуханного» «Москвича», с «шашечками» наверху. Хватало их еще, здесь, на каждом углу. Скользнул взглядом на водительское место и… слегка «потерялся»! Взгляд-то, должен был уловить, простетски – глуповатое азиатское лицо, с узкими глазами-щелочками, или, пусть с круглыми, но все равно, с особенным восточным разрезом, и обязательно с хитрым таким, таксистским прищуром. А «поймал», совсем другое, европейское лицо, да еще с очерченным греческим профилем, и мало того, с умным проникновенным взглядом. Валдис хотел, было, пройти дальше, к иномаркам, но таксист уже резво распахнул перед ним дверцу и произнес универсальное, здесь, в Средней Азии:

– Салам – алейкум, – и после небольшой паузы, – садитесь, садитесь. – До странности, «скоро», завел свой «лохмот», тронулся и, уже на ходу:

– Ну, куда едем?

– Пока прямо, – ответил растерявшийся слегка от такой решительности и напористости, Валдис. А куда ему надо было ехать? Задание было пока одно: «… осваивайся, развлекайся и будь в любой момент готовым».

– Вы, уж меня извините, – изучающим взглядом окинул Валдиса таксист, – что я слишком нагло. Машинка у меня – «не ахти», вот и приходится любыми путями и способами хватать и завлекать клиента.

– Та-а, ничефо, ничефо. – Ответил мягко Валдис. – Снайете, что. Кде-т-то, сдесь, в прикгороде, возмошно, может быть мой, немношко друк. Мошет быть, попропбуем, найдем его? – И назвал адрес.

– Этто, не точчно. Приммерно.

– Из Прибалтики? – Опять изучающим взглядом окинул его таксист.

«Начинается», – уже злясь на любопытного таксиста, подумал Валдис. Ну, никуда не деться бедным прибалтийцам от этого специфического акцента, будь-то: хоть латыши, хоть финны, хоть эстонцы. Именно из-за него, из-за этого, «долбаного», акцента чуть было не «улетел» Валдис из «одиноких волков». Уж, сколько помучился с ним инструктор – логопед, приставленный специально к Валдису. Бесполезно. И если б не его умение мгновенно «включаться», да не защита Михалыча…

Нет-нет, и произносилась в «конторе», уже прилепившаяся к Валдису кличка, «киллер», конечно, не задевая, даже края его ушей. Для настоящей, глубокой, «одиноковолковской» работы он оказался непригодным. Из-за акцента. Только, своеобразные, специфические задания, с «киллеровским», таким, «уклоном».

Как, например, предстоящая, операция. Ну, кто в подразделении лучше Валдиса сможет справиться с заданием, где нужен такой расчет, который не сделает ни один компьютер? Он же, все делает по какому-то наитию, волшебству, можно сказать. С полным отказом от какого-либо мыслительного процесса, как такового. Ну, уж: что, что? А научить – не мыслить и не рассуждать, там, где не надо, в «конторах», умеют. Определенного типа человеко-роботов, здесь, готовят уже давны-ы-ым давно. Причем, в подобных «конторах», любого государства …

– Тта-а. С Припбалтики, – уже нисколько не скрывая своего акцента, – ответил любопытному таксисту Валдис. И чтобы предварить дальнейшие в подобных случаях расспросы, более резко продолжил:

– Латыш. Стесь, у фыас ф командиро-офке. И фсе-о. Я-а нне люплю, лишних фопрософ.

Таксист надолго замолчал. Прекратились также и любопытствующие взгляды. Валдис же, сделал вид, что о чем-то своем, сосредоточенно думает. Хотя думать, в общем-то, было совершенно не о чем. Да, и друга-то, у него, в принципе, никогда не было. Адрес же, который он назвал таксисту, просто всплыл в памяти, в связи с прошлой, теперь уже давней, командировкой сюда, когда после завершения операции, пришлось долго «лежать на дне». По этому, как раз, адресу.

Но таксист был, наверно, из тех, кто слишком долго молчать просто не может, или много говорить стало для него профессиональной привычкой. Скорее, второе. Так, как «Москвичок» был у него, действительно, не ахти какой, а привлекать клиентов, каким-то образом, надо. А раз у сидящего рядом клиента, умный вид, значит, и разговор должен быть, «умным». Вот, он и разговорился, опять. Ну, а Валдис делал вид, что его внимательно слушает.

– …Уж, наверно, слышали: «ноосфера», «энергоинформационное поле»? – Таксист метнул на него быстрый взгляд, – надо же, еще успевать, и за дорогой следить. Валдис слегка кивнул, а «про себя», хмыкнул: «Слышали, слышали мы, про эти, абстрактные, для вас, вещи. И не просто слышали, а даже, в каком-то смысле, подключаться к ним, умеем. Знал бы ты, дядечка, в уши какого клиента, пытаешься умную «речуху» втереть! Вы, здесь, о подобных вещах только абстрактные разговоры водите, а в «конторах» с ними, уже работают давно. На «Западе», особенно. «Ноосфера», «энергоинформационное пространство»… – Ох, и умным же, ты хочешь показаться, дядечка!»

Незаметно, под эту болтовню и философствования про «высокие материи», в которые Валдис совершенно не вникал, лишь кивал головой, задумчиво и периодически, въехали в тот самый пригород.

– … Иногда, четырнадцатилетний пацан, валяющийся на диване, для Земли, для людей делает намного больше, чем каменщик, возводящий стены какого-нибудь жилого дома. – Как сквозь туман, снова начал пробиваться в сознание Валдиса вещающий голос. Он опять кивнул в ответ, и начал вертеть головой, узнавая знакомые места. А таксист увлеченно продолжал:

– Если, конечно, в этот момент, у пацана не просто праздные мысли, а дилемма жизненно важная, типа: «Быть – или, не быть?». Каменщик кладет и кладет себе стену, как робот, ни о чем не думая, ничего не решая. За него все, другие решили. Мыслей, у него – никаких…

– Фсе – о, Фсе-о, стоп. При – ех-хали, – прервал Валдис заумные философствования.

– Как, приехали? – Удивленно и с сожалением, спросил таксист. Но остановился, всматриваясь в глубину тянувшейся к горизонту, длиннющей узкой улицы. – Мы, еще, не доехали. А вдруг, вашего друга дома, не окажется. Возвращаться придется. Такси искать. Туда – сюда.

– Нниччефо, нниччефо. Я пройдусь немношко-о. Туда-а. Сюда-а. Мне-е этта местность хорошо снакомма. И с такси, проблемм не будет, если что-о. Сна-айю.

Валдис выбрался из «Москвича». Рассчитался. Таксист, с еще большим, и совсем уже не скрываемым сожалением, взял деньги, и с таким же искренним сожалением, чуть ли, не с дрожью в голосе, попрощался:

– Жаль, очень жаль. Жалко. Так быстро с вами расстаемся. Не каждый день, среди клиентов, попадаются такие хорошие собеседники. Ну, что ж… Ладно. Если что, я «таксую» чуть «выше» той гостиницы, где взял вас. Да, на любом ближайшем «пятаке» спросите: Анатолия – на «Москвиче», вам подскажут. – И крепко пожал руку. Валдис ответил ему своей широкой «грабаркой».

– «Странно», – пожал он плечами, когда таксист уже уехал. – Можно подумать, я был для него собеседником. Видно, не с кем тому делиться своими заумными философствованиями, вот и «прорвало». Свободные уши нашел. Да еще, такие внимательные и сочувствующие. – Валдис еще раз самодовольно ухмыльнулся своей, правильно выбранной манере поведения, с подобными людьми.

К самому дому, знакомому, он подходить не стал, но обратил внимание, что он обжитой, не заброшенный. Подумал: «Надо бы спросить: осталась ли еще, эта «квартира» явочной, или уже нет»? А что? Место тихое. Чем по гостиницам «валандаться», лучше уж, здесь. Хотя… акцент этот, «долбаный». Уже совсем другая легенда, нужна будет… Ну, и «нафига», приезжал сюда?

… Что-то, много ты стал рассуждать, дорогой друг. Ладно. Зато, сразу, сколько времени убито! Когда, наконец, подготовят они операцию? Надоело ждать…

Но Валдис не знал, что сроки и время операции «решались» совершенно «на другой стороне», и от них, не зависели. «На этой стороне» о сроках, не знало даже «начальство». Известна была только суть, операции. Причем, разработано и продумано, все было, до каждой мельчайшей подробности. И в этих подробностях каждому отводилось свое место, своя роль. Своя специфическая роль отводилась и «одинокому волку», Валдису.

Глава 4

С которой он, уже почти справился…

В этот раз, «расслабуху» прервали сначала одиночные выстрелы со стороны рухнувшего на землю вертолета, а затем и короткие автоматные очереди. Валдис глянул на «Командирские». Ничего себе: больше часа прошло, как «вертушка» свалилась, а они, только появились. А может, так и надо? Его, это не касается! Он, свое дело сделал, грамотно, без задоринки. Остальное, пусть доделывают, другие.

И тут, произошло что-то невероятное. Впервые, за все время существования в подразделении, пронеслось в его душе ощущение какой-то непонятности, неправильности. Быстро пронеслось, незнакомо. Валдис даже прокрутил мысленную запись последовательности своих действий.

Нет. Все «четко». Придраться не к чему. Ну, если только эти, вот, мелочные рассуждения откуда-то, появились. Чужую работу оценивать начал! Какая разница: через полчаса, или через час, другие пришли. Не твои заботы. – И снова поймал себя на мысли, что опять рассуждает, опять анализирует. Раньше, такого не было. Все. Ну, абсолютно все, проходило, настолько четко и запрограммировано, что для каких-то посторонних мыслей, просто не было места. В них смысла не было. Да, и сейчас: в чем смысл?

Валдис отмахнулся от надоедливой мыслительной «белиберды», внимательно, как бы со стороны, еще раз осмотрел свое убежище, не нашел ничего такого, что могло бы выдать его присутствие и снова впал в «расслабуху».

Больше, до самой ночи, «одинокого волка» ничего постороннее не беспокоило. Ну, а все прочие звуки: шорохи, жужжания, потрескивания, покрикивания и посвистывания, какие сопровождают обычный теплый весенний день в горах, в данной ситуации, были для него «колыбельными». Так что, отдохнул он, «классно».

Ночь, как и рассвет, также «по – горному», пришла почти внезапно. Как только, среди россыпи звезд, исчезли сначала малиново-коричневые, а затем и серо-бурые следы быстро гаснущей вечерней зари и наступила «тьма кромешная», Валдис тронулся в обратный путь. Где-то здесь проходила Государственная граница, и главной задачей «одинокого волка» было: не наткнутся случайно на какой-нибудь наряд пограничников. Пограничники были, конечно, уже совсем не те, что при Союзе, и служба была не та, совсем не та, но все же…

Любой, кто близко знаком с горами, знает, что по скалам всегда подниматься легче и безопасней, чем спускаться. Именно поэтому Валдис не пошел по тому же самому пути, по которому поднимался. И любой, знакомый с горами, также знает, что почти каждая гряда скал заканчивается вверху, хоть небольшим плато, с которого не в ту, так в другую сторону будет другой, более пологий спуск. Хотя, совсем не значит, что спуск этот обязательно приведет к какой-нибудь другой поляне, или щели, а может, как раз наоборот заведет, в какие-либо, вообще, непролазные дебри.

Чтобы исключить подобное, еще днем, в перерывах между «расслабухами», Валдис внимательно рассмотрел в бинокль все-все, возможные пути, обхода. Настолько, насколько хватило обзора. Прибором ночного видения он пока не пользовался, ориентировался по еле-еле, обозначающимся в темноте, очертаниям вершин.

Также, хоть и не горным человеком он был, Валдис знал, что по «верхам» в горах, двигаться можно намного быстрее. Пусть и длиннее получится дорога – кружить, «серпантинить» много приходится – за то, не так вымотаешься, опять же – безопасней. Да, и не беда, если вдруг из-за этого, потеряешь час-другой. Правда, на «верхах», больше шансов с каким-нибудь пограничным нарядом столкнуться. Где эта, граница? Ни каких тебе, столбов, ни каких ориентиров. Все – условно. Поэтому Валдис часто останавливался, прислушивался и, даже, «принюхивался». И этому, их учили.

Большую часть пути и наиболее легкую, к середине ночи, таким способом, он преодолел. Теперь, «колом» вниз. А для этого, надо подыскать место спуска. В этой, «тьме кромешной». Сейчас бы хорошую осыпь! Но чтобы камни – покрупнее (Меньше будут сыпаться. Шуметь, ни к чему). А по сыпцу!.. Как в детстве, через колючки! Только, глаза закрывать не надо. Все равно: тьма-тьмущая. Но сначала, надо соответствующую скальную гряду найти.

Валдис приладил прибор ночного видения, и стал осторожно двигаться по краю «показавшейся» ему поляны, то и дело, останавливаясь и поглядывая вниз. Ни в одном месте, дна не увидел. Разрешающая способность прибора была такова, что глянув вверх, на фоне неба можно было разглядеть четкие очертания всех вершин. А вниз, ни черта не понять: то ли, дно гряды это, то ли – очередной «ступеньки», все перемежевалось и сливалось, а датчик расстояния забарахлил, как назло. Стоп. Стоп… Причем, здесь, датчик? Туман оседать начал.

– М-м-м, – зло простонал Валдис, – ведь знал, знал же, что туман будет! Какого черта, по «верхам», поперся… Торопиться надо. Все, все. Надо вниз. Быстрее вниз!..

Насколько это было возможным, он внимательно обследовал одну из расщелин, и пошел вниз… Где, цепляясь за камни, где от выступа к выступу, прыгая и прижимаясь к стенке, где просто, на «пятой точке», тормозя пятками и локтями, быстро спустился на дно расщелины.

Туман стал, еще гуще! Прибор ночного видения стал не нужен, вообще! Хоть с ним, хоть без него: ни внизу, ни вверху, и по бокам тоже, не было видно никаких очертаний. Прошел по площадке, держась за скальную «стену»: пару метров в одну сторону, пару метров в другую. На ощупь.

… Только мокрые от тумана, липкие скалы…

Все. КАПКАН…

И почему-то, совершенно никаких … «включений»! Ноль. Мыслей, тоже – ноль…

«Стоп. Стоп. Немедленно успокоиться»! – Приказал Валдис себе… Сел на корточки. Ладонь скользнула по траве и… вздох облегчения с шумом вырвался из груди: шарики! Круглые, мягкие шарики величиной с крупную горошину. Какашки! Какашки горных козлов Тау – Теке!..

Еще позавчера поднимаясь по скалам, он «напоролся» на их большое стадо. А вчера днем в бинокль рассматривал, как на противоположном склоне три крупных козла Тау-Теке «пасли» стадо своих подопечных. А черный от старости, с огромными рогами, главный вожак млел на солнцепеке.

…Так. Если это, то же самое стадо, то были здесь они, вечером. Это – их, тропа. Валдис размял между пальцев несколько шариков. Не сухие. Значит, точно – вечером. В скалах теке не ночуют, как правило, у подножья. На скалах – только, «дежурные». Надо определить, направление: в какую сторону они двигались – там, и спуск.

Валдис осторожно, сантиметр за сантиметром начал ощупывать землю чтобы найти, хоть один вдавленный след от козлиного копытца: в которую сторону раздвоение – в ту сторону, они и шли. Один след, мало. Надо, несколько. Вдруг, как раз в этом месте, возможно, один из вожаков останавливался и возвращался, чтобы навести порядок среди подопечных, который очень часто нарушался молодыми шаловливыми первогодками.

Но среди скал, нередко, встречаются места без единого участка земли. Особенно, с заветренной стороны, где выдувает каждую песчинку. Только: камни, камни и камни. Мелкие, крупнее, но камни. Днем-то, и среди мелких камней, можно разглядеть след. Но сейчас, ночью, в тумане!.. Сантиметр за сантиметром Валдис продолжал изучать узкую площадку.

– Ну, наконец! – Перед крупным валуном он нащупал искомое. Чтобы убедиться, опять нацепил прибор ночного видения, и чуть ли не вплотную к земле, начал осматривать. Следов было много, очень много! Небольшой участочек плотного песка был испещерен следами! И все раздвоения показывали одно, и то же, направление. Спуск!..

Валдис… «включился»! Найденные следы большого стада, дали такой мощный всплеск вдохновения, что этот его природный дар, закрепленный упорными тренировками и тренингами, разработанными самим Михалычем, сработал, в раз.

Реальность стала другой. Пружиной, вскочил «одинокий волк» на отвалившийся от скалы валун и… почувствовал себя – ВОЖАКОМ! Величественным, гордым вожаком огромного, по нынешним временам, стада Тау-Теке, спасавшегося от жестокого истребления среди непроходимых скал и сытных пастбищ высокогорного Тянь-Шаня, именно здесь, плавно переходящего в Памир. Он очутился как бы, непосредственно, в самой шкуре горного козла, и… всем существом своим, даже, ощутил всю меру ответственности вожака, перед своим стадом. Все… стало другим.

И пусть не обижается известный исследователь особых реальностей Карлос Кастанеда, утверждающий, что только отдельные «видящие» колдуны индейцев, потомков древних племен, и их ученики, сдвинув, так называемую, «точку сборки», умеют превращаться в горных орлов или архаров, или в каких-либо других, по мере надобности, животных. «Отдыхают» индейские маги! То, что дальше проделывал Валдис, ощущая себя, в самом прямом смысле, вожаком Тау-Теке, назвать: просто, сверх естественным, было мало. Проделывал он это, в полной темноте и тумане!

От выступа к выступу, по еле приметным седловинкам и узким площадкам он прыгал, скакал, легко и играючи, с определенной долей важности, грациозности и величия, присущим только горным козлам, причем, избранным. Как будто, на самом деле, был тем самым, мудрым и опытным вожаком, которому беспрекословно подчинялось все многочисленное стадо Тау-Теке.

Неизвестно, на каком уровне сверх естественного, все это происходило, но победу одержало все же, обыкновенное, материалистическое. То, что для тренированного природой, естественным отбором и генами, тела горного козла было, простым и обыденным, для тела человека оказалось, непреодолимым.

Горная тропа прерывалась широкой – в три-четыре метра – бездонной пропастью. Валдис, пружиной оторвался от одного края этой бездонной расщелины и… другого края, он – уже, не достиг.

В птицу «одинокий волк», увы, не превратился… Прилаженный на лбу, прибор ночного видения, разлетелся сразу. Кубарем, ударяясь о выступы головой, лицом, локтями, коленями, вместе с сыпавшимися камнями, осколками прибора, мусором он полетел вниз. На одном из выступов, зацепившись задравшейся курткой и ремнем за камни, повис.

… Прошло много времени прежде, чем Валдис пришел в себя. А может, и не так много. Его не было, ощущения времени. Не было ни страха, ни ужаса. Не было – ничего. Какое-то, полное безразличие ко всему. Сколько метров он пролетел? Пять, шесть?… Двадцать? А может, все сто? Это ощущение: и пространственной, и временной пустоты, даже, нравилось. Было, какое-то непонятное удовольствие в этом, ко всему – безразличии. Полное высвобождение от всего. Свобода! В чистом ее, виде! А значит, ощущение счастья. Счастья!.. Счастья?

«Хорошенькое счастье», – вместе с болью от многочисленных ушибов, к Валдису постепенно возвращалось сознание. Висел он боком, одна рука ловила пустоту, другая цеплялась за камни, ноги во что-то упирались и вокруг: все та же, липкая и ватная, темень. Все, только – на ощупь. Валдис еще раз, внимательно, ощупал все вокруг себя. Оказывается, в этом месте расщелина сужалась, кругом торчали только острые камни. Но это, как раз, его и спасло. Именно за них он и зацепился.

Осторожно отцепив куртку, штанину, освободив зацепившийся за камни ремень, он начал карабкаться вверх. Давалось это, очень нелегко. Буквально, по сантиметру. Большое, массивное тело тяжелым грузом тянуло вниз, а карабкаться нужно было вверх. Вот, когда Валдис по – настоящему позавидовал мелким и легким китайцам, наводнившим здешние рынки. Сейчас бы их, сноровку и юркость, и он бы вмиг оказался там, наверху. А ему, до этого самого, верха, ползти и ползти. Знать бы: как глубоко он провалился в расщелину, сколько висел беспомощно? И вообще, сколько времени осталось до утра? «Противоударный» циферблат его «Командирских» представлял месиво из осколков «не бьющегося» стекла, набившегося песка и запекшейся крови.

На одном из выступов Валдис перевалился на бок передохнуть… «Ощупался» выше. А выше шла ровная и гладкая скала. Прополз немного в одну сторону, в другую – то же, самое. Лишь в одном месте он нащупал, как бы, подобие колодца, или вертикального «тоннеля» из которого сильно «сифонило». А это, в свою очередь, говорило о том, что имеется не только «вход», но и «выход». Причем, «тоннель», этот не маленькой длины, и … может куда-нибудь, вывести. Выбора, все равно не было.

Валдис протиснул свое массивное тело в «колодец». Но дальше… уцепится, было не за что. Там ниже, было легче: хоть и острые, больно царапающиеся камни, но было за что уцепиться, куда ногу поставить.

И вот тут, может опять сработало «включение». Может, какой другой, приобретенный ли, врожденный ли рефлекс сработал, но что-то подсказало ему совершенно необъяснимый для человеческого понятия способ передвижения: распоркой.

Ногами упираясь в стену впереди себя, спиной, больше плечами – в противоположную стену, как бы распирая ствол «тоннеля», он передвигал вперед сначала левую сторону (левую ногу, левое плечо), потом правую, и так, поочередно, мелкими «шажками», сантиметр за сантиметром, выше и выше. Физическая нагрузка, буквально на все мышцы, была неимоверной!

Выше «колодец» расширялся, но зато становился более, пологим. Валдис перевалился на живот и уже как змея, но только не лежа на земле, а почти вертикально продолжал ползти. Он, уже растер все пальцы до крови, сорвал ногти на некоторых, содрал локти и колени, но полз, медленно и упорно полз … туда, к самому верху, этого распроклятого «тоннеля».

Сколько длилось, это ужасное продвижение? Одному Богу известно. Время, опять, остановилось! Одежда была уже вся изорвана, руки кровоточили … он упорно карабкался вверх. Но вот, последний рывок, еще один, еще и еще. … И уже, изнемогая от усталости, Валдис выскочил на широкую и просторную площадку.

Светало. Туман, как и подобает ему в горах, на рассвете, быстро поднимался в небо, чтобы там неожиданно рассеяться. В горах, все – неожиданно. Приятной неожиданностью для «одинокого волка» оказалось и то, что почти с самого края площадки, на которую он выскочил, под скалой начиналась … осыпь! Точно такая же, как в далеком детстве: мелко каменистая, величиной с гальку! И спускалась она, далеко – далеко вниз, почти до самого дна ущелья.

Валдис поднял голову, тяжелым взглядом окинул уже освещенные солнцем вершины, остроконечные скалы. Немного, этим же взглядом, «порылся» в них, пытаясь рассмотреть хоть какие-то намеки на козлиные тропы. Ничего не увидел. Видимо теперь, они оказались уже слишком высоко. С некоторым сожалением (ведь там, он испытал величайшее вдохновение), «одинокий волк» махнул рукой и направился к долгожданной осыпи.

«Придется пошуметь немного», – с этой мыслью, на мгновение задержавшись перед самым сыпцом, он … шагнул. И сразу же началось, движение. Как в детстве. Потом, еще шаг… еще, еще и еще…

Глава 5

Женщин в жизни Анатолия было мало. И если, обычно, у мужиков не хватало пальцев рук и ног, чтобы перечислить свои победы на любовном фронте, то он, вполне, мог бы обойтись пальцами, лишь одной руки. Но, конечно же, этого не делал. Как же? С ним и разговаривать никто не станет, если узнает, что все его победы могут «вместиться» в одной руке.

Ох, как не принято у мужиков, даже намеком, показывать какую-либо, подобную несостоятельность, в этом плане. В любом возрасте. Бывало, какой-нибудь пацанчик, еще и живой пи…ды не видел, а уже загибает пальцы, бахвалясь своими сексуальными «победами». Не говоря уже, о людях преклонного и среднего возраста.

В этом отношении и Анатолий не был исключением. Уж о чем, а о своих «подвигах» на сексуальном поприще, рассказывать он умел. Да так складно, что «попускать слюни» вокруг него, собирались не только свои собратья-таксисты, но и разнокалиберное мужичье, вечно толкущееся от безделья вокруг «пятака». Их, пожалуй, было даже больше.

Сгоняла их сюда почти поголовная безработица, захлестнувшая страну после развала. И если где-то в России, что-то вроде бы начало меняться в последнее время, в этом отношении, то здесь, похоже, в полку их (безработном) постоянно прибывало и прибывало.

Да, и кто такие таксисты? Те же самые безработные, только владеющие автомашинами. Бросил сверху на машину «шашечки», и ты уже таксист. Лицензии, патенты – это, уже все потом, когда хоть немного раскрутишься. Если раскрутишься. Не дадут… «Мафия!». На каждом «пятаке», в каждом районе – своя. Конкуренция невообразимая!

Не нужно быть классным статистом, чтобы определить на каком социально-экономическом уровне находится тот или иной район, город. Глянул на улицу, подсчитал сколько автомобилей с «шашечками» стоит, и все сразу становится, ясно. А говорят, что в Средней Азии есть города, где «с колес» таксуют. Ой, что-то трудно верится!

Уже третий год пошел, как Анатолий таксовать начал. По той же причине, что и все. Господи! Через какой «Крым и рым» пришлось пройти, пока втерся! И прокалывание колес, всех четырех, и битье «лобового», и выкручивание рук. Даже неделю в больнице пришлось проваляться из-за разбитой головы. Разумеется, кое-где, пришлось и «подмазать» чуть-чуть. Зато теперь: на двух-трех «пятаках» – свой человек.

Хоть и старенький его «Москвич», «убитый», «крылами машет», а выручает. На хлеб, как говорится, пусть и без масла, хватает. А что «убитый» такой? «Дареному коню в зубы не смотрят». Подарили ему эту машину, когда он уже совсем на грани оказался. Что такое – голод, прекрасно знает. А с машиной, потихоньку, потихоньку и выполз. И не просто выполз, а о женщине подумывать начал. Так, чтобы постоянной. Надоело хвалиться не существующими победами.

Среди диких таксистов существовало неписаное правило: «не воровать капусту в своем огороде», то есть не «клеиться» и не приставать к клиентам женского полу, если они сами на это не намекают. Ну, а какая дура будет «клеиться» к «москвичисту»! Поэтому, он уже почти свыкся с мыслью, что его «Москвич, это: и «дом родной», и «жена», и «любовница». Все, в одной ипостаси. Ведь, третий год уже, он в «Москвиче» и… в «Москвиче». Без выходных и проходных. Так, и вся жизнь может пройти. Женщина была нужна, срочно.

Тем более, что Анатолий не комплексовал по поводу своей сексуальной «несостоятельности», в отличие от большинства бахвальщиков. И какая, к черту, «несостоятельность», если за ночь он мог… Вспомнилась байка, которую Анатолий не один раз «по заявкам» рассказывал в разных вариациях на «пятаке», как свою, а фактически услышал от одного из клиентов.

«…Было это, – рассказывал клиент, – в далекие советские времена во «Владике», когда на флоте служили, еще, по четыре года. Я подводником служил, на подлодке. Ходили мы в длительные походы. По три – четыре месяца, под водой жили. Когда возвращались из похода, праздник был – Великий.

Всех до одного – в длительное увольнение, с соответствующим «довольствием», естественно. В первый же вечер я все это «довольствие», с удовольствием, «просадил». Так «просадил», что не помню, как в общем «обезьяннике» с гражданскими оказался. В те времена, «обезьянники» во «Владике», были большие, просторные. Какого только сброду, там не было. Мужиков, от баб, только двойная решетка отделяла, с узким проходом.

А утром в общем «воронке» всех развозили: кого куда. Кого в «суточники», кого в какие-то административные органы, мореманов – в комендатуру. Это утром. А всю ночь, в обезьяннике – настоящий, балаган. Кто, во что горазд.

Ну и, обычное, мужицкое: «Я, мол, вчера пять «палок» «кинул»… Я позавчера – семь «палок»… а я, однажды, одиннадцать!» Только, заведи, одним словом. А бабы-то, рядом, вот, через проход. Только и слышно: «Га-га-га» – «га-га-га», – в ответ на эту брехню. Утром загрузили всех в «воронок», повезли. И вот, одна, дородная такая, мощная бабенка громким голосом заявляет:

– Ну, кто тут, всю ночь «палки» «кидал», выходи. Ты, «Дон Жуан», пресный? Узнала я твой голос, – и вытаскивает из общей кучи жеванного, плюгавенького мужичка. Одним рывком скидывает с него штаны, поворачивается к нему раком, задирает юбку и… все, только рты, раскрыли. Мужичишка «потерялся», естественно, отпрянул, а та поправила юбку, наклонилась к самой морде его, и орет, слюной брызгая:

– Давай, е…и. Что ж ты, растерялся? – А тот стоит со спущенными штанами, только глазенками лупает. – Где твои, одиннадцать «палок»?! Эх, ты. По мне: лучше одну «палку», но настоящую, на всю ночь! А то – «пять», «десять». Запомни: лучше одну – да, на всю ночь. Чем, твои одиннадцать, хлипких. Ты, я смотрю, и на одну, «хлипкую», никуда «негожий»…

Так вот, Анатолий, как раз мог: одну – да, на всю ночь. Какая тут, к черту «несостоятельность»! Просто, он никогда не гнался за количеством. Качество, было его кредо.

Он с гордостью осознавал: те женщины, которые у него были, а они были подолгу, по нескольку лет, помнить его будут всю жизнь. Сколько б ни было у них мужчин – до него, после – в памяти своей, больше всего они будут благодарны именно ему, Анатолию. Потому что, он был из редкой породы тех мужчин, которые получают удовольствие больше от того, что дают, а не от того, что получают. И чем больше дают удовольствия, тем больше его получают. А получают много – еще больше, дают. И так, в прогрессии, как снежный ком.

Но все это было тогда, до таксования. Вернее, до развала, еще. Тут, одна, как-то, намекнула… Анатолий сразу же ответил, даже, как бы, завязалось кое-что. Но в итоге: она, только, посмеялась над ним. А потом еще и добавила, но на полном серьезе:

– Сейчас, – говорит, – такое время наступило, когда важно не то, что у мужика в брюках, между ног, а то, что у мужика в брюках, в кармане.

Красиво добавила! И… «в точку». Так что, комплексовал Анатолий, больше из-за «Москвича» своего, а не из-за «несостоятельности». Хотя, именно несостоятельность, только не сексуальная, как раз и делала его «москвичистом».

И вот, сегодня! Вдруг! Наконец!..

Глава 6

Юля сама подошла к Анатолию. Потом, только через несколько месяцев, она смогла разобраться и понять, почему именно его, она выбрала тогда, а не какого-нибудь другого, таксиста. Тогда, в общем-то, ей было все равно.

…Она долго следила за своим мужем. Выследила. В гараже. Прямо на табурете. Сначала она крики услышала. Как будто, режут кого. Но сладостные. Осторожно пролезла сквозь приоткрытую дверь. Чуть сдвинула полог, висевший от потолка сразу за дверью. За пологом, хоть и зима на улице, было жарко.

Те, ничего не замечали. Совершенно голые. Вовка, ее муж, сидел на табурете, откинувшись спиной к деревянной перегородке. А Лариска, его любовница, сидела на нем, раскинув по бокам худые тонкие ляжки. При этом, неистово прыгала: вверх – вниз, вперед – назад, вправо – влево. Елозила кругами, но не соскальзывала. Орала, при этом, как резаная кошка.

Горячая кровь хлынула к Юлиному лицу. Как она сдержала себя, и вообще, что было потом, плохо помнит. Эти крики, резаной кошки, сопровождали ее потом, повсюду. То, что муж ей изменяет, заметила она уже давно. Попыталась, как бы случайно, заговорить об этом, но получила в ответ такую затрещину, что отлетела, минимум, метра на два. Удары у того, были хлесткие, жесткие.

Бил Вовка Юлю, тоже, уже давно. Бил нещадно, за каждую мелочь. Сколько заявлений, она в милицию писала! Сколько к депутату ходила жаловаться! Раз, даже, к прокурору ходила. Все, без толку. Только, после каждого такого похода, синяков у нее добавлялось, да зубов, выбитых. Без синяков, Вовка, тоже умел бить. Мент, бывший. Знал все секреты «бесследного» избиения. Это, тогда, когда еще побаивался. А когда понял, что самое большое наказание ему: ночь переспать в «ментовской», вообще, «оборзел»!

Убегала от него. По подружкам пряталась. Находил, возвращал, избивал еще сильнее. Бывало, что и подружкам доставалось. Те, боялись Вовку, еще больше. Однажды, забрав детей, уехала вообще далеко, к родственникам. Приехал, прощения просил, даже плакал, «божился» больше не трогать. Родственники поверили. Привез домой и избил так, что в больнице полмесяца, провалялась. И предупредил: пожалуешься – калекой оставлю.

Это, только юристы, да психологи умеют красиво все обосновывать: «садизм», «мазохизм». Побывали бы хоть раз в ее шкуре, узнали б тогда: какие у нее «мазохистские наклонности». Господи! Как у них, все легко и складно: якобы, от побоев и избиений этих, Юля удовольствие получает! Психологическое. Хорошенькое, удовольствие – два ребра, сломанных! А как-то, вообще, пригрозил:

– На развод подашь – разведусь. Но помнить и каяться ты потом, будешь всю жизнь. Одним словом, мент. Его из ментов, ведь, тоже за это выгнали, за жестокость. Не официально, конечно. Господи! Уж, лучше б, убил ее!

… Только из страха, из-за обыкновенного человеческого страха, Юля тихо спряталась за полог, постояла еще немного, слушая сладостные Ларискины вопли, да Вовкины покрякивания. Если бы сейчас, в этот момент, она вмешалась в процесс, кровавое месиво, осталось бы от нее в гараже! Поэтому, также тихо, прикрыла дверь и, мокрая от слез, пошла. Куда пошла?

В полном безразличии прошла мимо переулка, ведущего к дому. Обида и злость буквально душили ее. Такой обиды Юля еще не испытывала никогда в жизни. Колючий, жгучий ком так сильно сдавливал грудь, что было трудно дышать. И злоба, тупая бессильная злоба бушевала там же, в груди. Что? Что могла сделать так мерзко униженная, морально раздавленная, увиденным в гараже, хрупкая, беспомощная женщина? И скорее всего от этой вот, беспомощности и безысходности, ее вдруг, буквально, захлестнула волна незнакомого до этой минуты, горячего, просто обжигающего желания – отомстить! Хоть как-то, отомстить! Руки сами сжались в плотные кулачки, и уже не разжимались.

– Я, убью его! Застрелю! Куплю на «черном рынке» пистолет, и застрелю. – Злорадная усмешка исказила заплаканное лицо. Но сразу стало легче. Слезы начали высыхать. Появилась какая-то уверенность. Юля зашла в ближайшее подвернувшееся кафе.

– Водки. Мне – сто грамм водки, – крикнула она, чуть ли не с порога, удивленно глянувшему на нее бармену. Тот хотел, было, «отмочить» какую-нибудь дежурную шутку в ответ, но рассмотрев получше, многое понял. Молча, налил в фужер, и пододвинул подошедшей к стойке женщине. Юля залпом опустошила фужер, расплатилась, не закусывая и, также молча, не поднимая глаз, вышла.

Но на улице, когда быстро выпитый алкоголь ударил в голову, ей стало хуже. Намного хуже. Нет… Всеобжигающей злости, уже не было. Она растеклась по жилкам, вместе с выпитым зельем. Но появилась жалость. Жалость к себе. Юля просто, как бы наяву, увидела: «чуть ли не сразу после «содеянного», на ее руках захлопываются наручники, и даже не дав попрощаться с детьми, ее уводят». Картинка предстала так явственно, как будто, это происходило, прямо здесь, сейчас. Юля расплакалась еще, пуще:

– Господи-и! Что, дела-ать?

Твердо, поняла только одно: домой сегодня, она не вернется. Куда? Ехать к подружкам? Чтобы рассказать про это, сегодняшнее унижение? А может?…

Она вышла на край проезжей части. Постояла. И долго смотрела исподлобья на снующие туда-сюда машины. … Нет. Только, не это… И не поднимая головы, бездумно побрела вдоль проезжей части.

Так и шла, все дальше и дальше. Мимо остановок, через перекрестки, безразлично посматривая на разрешающие сигналы светофоров. Но соблюдая, эти разрешения. Машинально. Перед каждым перекрестком, на каждой остановке стояли «легковушки», с закинутыми на крыши машин, «шашечками».

– Боже, сколько их, у нас! – Юля, не обращала бы на них никакого внимания, если бы, не то и дело, выскакивающие из салонов «водилы», с одними и теми же вопросами:

«Вам, такси?». «Куда ехать?». Вконец, ей уже это надоело, и она перешла на тротуар.

И тут, в ее голове родилась «шкодная», такая, и злорадная мыслишка:

«А я, отомщу, ему. По – другому, отомщу. Как, в том анекдоте. Сейчас вот, договорюсь, с каким-нибудь таксистом, и «отомщу». – И сразу же, решительно направилась к ближайшему такси. Но возле самой машины, вдруг резко притормозила, растерялась. А таксист, уже открывает дверцу:

– Садитесь, садитесь. Вам куда?

– М-м-м… в гостиницу, – вырвалось у нее, – в ближайшую.

Юля, в упор, рассматривала таксиста:

«Боже! И с этим, … «страхолюдиной», я собиралась, договариваться?!»

Доехали довольно быстро. Не далеко было. Побродив вокруг гостиницы, Юля, относительно, успокоилась. Потом, снова зашла в ближайшую кафешку — благо, их на каждом углу, хоть отбавляй – «накосила» еще сто грамм, теперь уже для смелости, и с твердым намерением направилась к таксистам. Их было, трое. Каждый, возле своей машины. Она выбрала среднего, с открытым, греческого профиля, лицом. На машину не обратила, вообще, никакого внимания. Смеркалось.

Глава 7

Когда взъерошенная и заплаканная, но уже с высохшими слезами, женщина решительно села рядом с водительским сиденьем, Анатолий, по привычке, шустро обежал машину и, было, сунул ключ в замок зажигания, чтобы завести мотор, та тихо, почти беззвучно, промолвила:

– Не надо заводить. Поговорим.

– Что ж, поговорим, – Анатолий как-то неопределенно пожал в ответ плечами. Такое тоже, нередко бывало на «пятаке». Сядет какая-нибудь, такая вот, «поддатенькая», в машину, и начинает «плакаться». Частенько приходилось, быть «жилеткой». Раньше, говорят, за этим в церковь, к Батюшке, ходили. Но разве можно, «поддавши», в церковь идти, да еще, и всю подноготную Батюшке выкладывать.

Анатолий, за три года таксования на этом «пятаке», уже прослыл таким вот, «исповедником». А что? Пусть выговорятся. Лишь бы, работать не мешали. И мне «плюс»: еще одно, доброе дело.

От женщины слегка разило «свежачком», и поэтому Анатолий принял ее за такую же, очередную, «плакальщицу». Но уже через минуту понял, что придется сегодня побыть не только «жилеткой». Женщина, волнуясь, с ходу выпалила, видно, уже заранее приготовленную фразу:

– Я хочу с вами провести ночь, в гостинице. Только не подумайте, что я какая-нибудь, там… И… Только, одна просьба: свет, не будем включать. – А дальше, еще более сбивчиво. – Просто, понимаете… Я сегодня, мужа. В гараже… Да, он давно, с ней… Но я, сегодня… А они, там, в гараже. – Разволновалась еще сильней, и уже не смогла сдержаться. Сначала, «зашлась» в безудержных рыданиях, обливаясь слезами. Потом, как-то в раз обмякла, уткнулась в плечо Анатолия – совершенно незнакомого для нее мужчины – и что-то бормотала, бормотала, и… заснула, лишь периодически всхлипывая.

Анатолию стало понятно все. Неизмеримое чувство жалости охватило все его существо, приятная нежная истома растеклась по каждой клеточке организма. Вот оно, в его объятиях – хрупкое женское тело, изредка вздрагивающее от всхлипываний.

– Бедненькая, – ласково прошептал он, – досталось тебе, бедняжечка, – да так ласково, что она будто почувствовала это сквозь сон: перестала всхлипывать и еще сильней прижалась к нему. Наверное, все-таки почувствовала, даже, через одежду: столько безграничной нежности и жалости исходило от Анатолия. Потому что, когда проснулась, не отодвинулась от него сразу, а сначала, как-то удобней, расположилась в его объятиях. На мгновение. Лишь потом, как бы нехотя, встрепенулась и произнесла:

– Ой, простите. Я кажется, заснула, – и, вглядываясь через «лобовое» на улицу, – уже – ночь? Я, так долго, спала? Извините, извините меня, пожалуйста.

– Да, нет, не долго. Ну, с полчасика, где-то, – перебил Анатолий, ее смущение. И через небольшую паузу. – Н-ну, что? Планы не меняются, после небольшого отдыха? Гостиница, не отменяется? А то, может, домой вас отвезти?

Женщина помрачнела и уже, хмуро:

– Нет! Нет! Какое… домой. Ни за что. Ничего не отменяется. – Потом, через паузу, как-то необычно глянула на Анатолия и, слегка наклонив голову на бок, ближе к плечу его, – с вами, так… хорошо.

– Ну, тогда, во первых, давайте познакомимся, а во вторых, потихоньку на «ты», переходим. Согласна?

Впервые, она улыбнулась:

– Согласна. – И протянула руку, – Юля.

– А я, Анатолий.

– Толик, – поправила его женщина. Тот развел руками:

– Ну, Толик, так Толик. Если вам, то есть тебе, так удобней.

– Да, не в удобности дело. Анатолий, это – слишком официально.

– А Толик, к пацанчику, больше подходит.

– Ну, хорошо, хорошо. Тогда, просто, Толя. Согласны? Вернее, согласен?

– Пойдет. Только машину поставим на стоянку, и… купим кое-что. «Джентельменский набор», какой-нибудь. – Анатолий снял с машины «шашечки» и они тронулись.

– Что, за набор, такой? – Спросила Юля. Анатолий улыбнулся:

– Не знаете? Тьфу ты, черт. Не знаешь? Ну, «Шампанское», там, шоколадка, напиток какой-нибудь. Кстати, ты чего будешь? «Шампань»?

Юля пожала плечами:

– Можно, и «Шампань». Мне все равно. Я не пью.

Анатолий ухмыльнувшись, глянул ей в лицо, которое в этот момент запунцовело, и шутливо, с улыбкой «поддел»:

– Да-а?! Совсем?! А с «духанчиком» – то, как быть? Юля опять помрачнела, тяжело вздохнула, а Анатолию ответила:

– У меня к тебе, Толя, еще одна просьба будет. Мне с тобой, действительно, от чего-то легко. Как-то, удивительно, очень даже, легко и просто. Давай ничем, никакими вопросами, никакими напоминаниями, пусть и в шутку, не будем омрачать сегодняшнюю ночь.

– Хорошо. Договорились. Извини, – ответил Анатолий. – И пожалуйста, еще один вопрос: она, будет одна?

– Кто?

– Ни кто, а что. Ночь эта, будет одна? У нас, будет, «продолжение следует»?

Юля, как-то, удивленно посмотрела на Анатолия и протянула:

– Неожи-данн-ый, для меня, вопрос. Неожиданный.

Тем временем, они заехали на стоянку, Анатолий переговорил с охранником, Юля стояла в сторонке, а когда он, подошел к ней, продолжила разговор:

– А ты знаешь, Толя, я тут подумала: будет, у нас с тобой «продолжение следует», еще как, будет! – И с уверенностью уточнила, – еще какое «продолжение следует»! Все, завидовать будут!

Анатолий внимательно посмотрел на женщину: с таким вдохновением, даже остервенением, она все это произнесла! Они зашли в магазин, взяли «набор», еще кое-чего, «калорийнее» и направились к гостинице. Юля продолжала:

– Вот, следующую ночь, я, правда, не знаю пока, когда она будет? Но она будет, обязательно будет. Мы с тобой, проведем не в гостинице, а у меня, на квартире. Есть у нас, еще, и квартира. Я тебе все, все потом расскажу. – И с такой уверенностью и спокойствием, как о чем-то, само собой разумеющемся, она обо всем этом, говорила, что удивляться, теперь, настала очередь, Анатолия:

– У нас, еще этой ночи не было, а ты, уже, о – следующей. Юля приостановилась, еще раз внимательно-внимательно и глубоко заглянула в глаза, нет, в душу, Анатолия, покопалась там, и тихо сказала:

– Я с тобой всего час знакома, но вижу: ты – очень хороший человек. Я это почувствовала, еще тогда… ну, когда спала, у тебя на плече. Было, так хорошо. Ты – хороший.

Произнесено это было с такой забытой для Анатолия нежностью, так тепло и ласково, что он не выдержал, прильнул, и… Прямо перед собой увидел, удивленно распахнутые, Юлины глаза, какие-то, даже, испуганные. Они, не пускали его! Странно. Очень странно. Может поэтому, она просит не включать свет?

Несколько минут шли молча. Первой, прервала затянувшееся молчание, Юля:

– Толя, если сегодня будет что-нибудь не так, ты меня извини. Просто. … У меня, никогда не было других мужчин, кроме мужа. У меня, кроме него, никогда не было ни с кем, не только секса, а вообще, никаких отношений.

Анатолий пожал плечами:

– В наше-то, время?!

А Юля, чтобы как-то сгладить этот случившийся легкий конфуз, продолжила о, другом:

– Слушай, а в гостинице места, будут? И вообще, как мы представимся?

– Предоставь это дело мне, – с улыбкой ответил Анатолий святой наивности, – я все-таки – таксист. Знаешь, сколько я им клиентов, в гостиницу, «подтянул»! Причем, у меня для них, даже, постоянные клиенты есть. Уж, у кого, а у меня, с гостиницей, никаких проблем не будет.

И действительно, взяв у Анатолия паспорт, с вложенной в него купюрой определенного достоинства, Юлю администраторша лишь «зацепила» понимающе – оценивающим взглядом, и совершенно бессмысленным в данной ситуации, непонятно к кому обращенным вопросом:

– До утра? – И уже себе под нос, как бы, не для Юлиных ушей, явно Анатолию:

– Поздравляю.

Глава 8

После награждения Валдису впервые захотелось «поделиться». Девки, с которыми он провел ночь в гостинице, конечно же, не в счет. Это так, для встряски мужского здоровья. Почему их оказалось две, он и сам толком не понял, но не с ними, же … Никаких друзей у него не было уже давно. Ну, если только, Михалыч? Но где он, а где, Михалыч? Да, и какой, Михалыч, ему друг?

Как бы невзначай, еще вчера, подумалось о том самом таксисте, «философе». Потому, наверное, и привез девок именно в эту, гостиницу. Где-то здесь, он работает. Но знакомого «Москвича» на «пятаке», вечером не было. Достав из холодильника очередную бутылку пива, и откупорив ее щелчком пальца, Валдис залпом опустошил ее и, как бы мимоходом, обратился к валяющимся на кровати сонным девкам:

– Послушайте, красавицы (здесь, и далее, для лучшего восприятия автор не будет подчеркивать прибалтийский акцент Валдиса), а этот район вам знаком? Вы, случайно, не знаете таксиста по имени Анатолий? Он на стареньком оранжевом «Москвиче» работает?

– Это тот, что про нас и про таксистов, анекдоты сочиняет?

«Он еще, и анекдоты сочиняет?» – отметил про себя Валдис, – а вслух, ответил:

– Не знаю, что он там, сочиняет. Но поговорить любит. Два месяца назад, он возле этой гостиницы работал.

– А он, вообще, немного выше таксует. Здесь, у него, просто «запасной аэродром».

– Хм, вы здесь, даже такие подробности друг про друга, знаете? – Хмыкнул Валдис, и уже настойчиво, и никак не заигрывая с девками, немного поразмыслив, произнес:

– Сейчас, я с вами достойно, расплачиваюсь. Вы уходите, отыскиваете мне этого, Анатолия, раз вы все, здесь, такие странные знакомые. Ну и, как найдете, попросите его, чтобы он подъехал сюда, к гостинице…

Не прошло и часа, как Валдис увидел через окно знакомый «Москвич». К «выписке» из гостиницы, у него, все было готово, поэтому, уже через несколько минут, он был возле машины.

– А я сразу понял, что это, вы. Как только девчата сказали, что меня зовет человек, с прибалтийским акцентом, – встретил его открытой улыбкой Анатолий.

– Да, да. Это я, – крепко пожал ему руку Валдис. – Не в моих правилах, искать старые знакомства. Но… вот, оказался снова у вас командировке, и …

– Понимаю, понимаю: «свой таксист», «свой парикмахер» … в нашей таксисткой практике, это – особенно часто. Люди друг к другу привыкают: и к манере вождения, и к манере общения, наконец.

«Общение! Именно – общение»! Валдис, наконец, услышал, для себя, то слово, вернее, ту причину, по которой подсознательно, по каким-то другим, не физическим законам, тянуло его, к этому человеку.

И еще, он понял, другое. На том же, подсознательном, уровне: «все что было, или бывает сказано людьми, внутри салона этого «Москвича», дальше салона – не уходит». Именно это качество, привлекает к нему клиентов. И не только, клиентов. Все это, мгновенно пронеслось в его подсознании, а вслух Валдис спросил:

– Я поражен!!! Этих девок, я вчера «снял», совершенно в другом конце города! Но они, о вас, знают всякие подробности. Как, так?

– Действительно, может показаться странным. – Засмеялся Анатолий. – Объясняю: они, всего лишь год назад, жили в этом районе, снимали здесь квартиру. Я их часто возил. Потом переехали. Я, как раз, и перевозил их на другую съемную квартиру, более шикарную.

– Ах, вон, в чем дело! – Рассмеялся, теперь уже, Валдис. – А я, было, подумал, что вы, вообще, человек какой-то,… исключительный.

– Представляю, представляю, – поддержал его Анатолий. – И уже философски подытожил:

– Все мы, в чем-то, исключительные…

– Ну, вы просто, никак не можете, без философствований. – Улыбнулся Валдис. – Как там, у вас: «Иногда, не праздно мыслящий, четырнадцатилетний пацан, валяющийся на диване, для Земли, для людей делает значительно больше, чем каменщик, строящий здание».

– Хм, запомнили, – покраснел Анатолий.

– Вот, что. – Перебил его Валдис. – Давай, будем на «ты». И вообще, я бы хотел с тобой, подружиться. А краснеть не надо. Я не «подкалываю». Просто, действительно, запомнилось. В этом что-то есть. В пацане, четырнадцатилетнем.

– Согласен. В смысле, перейти на «ты». Так, даже проще. Против дружбы, тоже, ничего не имею. А сейчас, куда едем? Опять, туда же, за город? – Анатолий вопросительно глянул на Валдиса. Тот, безразлично пожал плечами:

– За город, так за город. Но не туда же. Куда, сам пожелаешь. «На природу». Только, заедем куда-нибудь, хорошего свежего пива, наберем. У меня выходной! И … праздник! Я тебе тоже пива возьму, безалкогольного.

…Пиво вливалось в Валдиса, как в бездонную бочку. Крышечки с бутылок слетали как семечки. Наконец, после очередной бутылки, Анатолий спросил:

– И что у нас за праздник, «Витас»? – Именно под этим странным именем он фигурировал здесь, в республике, так Анатолию и представился, когда знакомились.

– А вот: как бы, безразлично, тот вынул из внутреннего кармана блестящую медаль. Одну из самых высоких наград, только-только утвержденных в республике, но уже направо и налево раздаваемых щедрым президентом. Анатолий подержал медаль в руке, раскачивая, как бы определяя ее на вес, и зачем-то спросил:

– Заслуженно?

Валдис – «Витас» поднял на него удивленный взгляд, но потом, понятливо призадумался и с особой, твердой убежденностью, ответил:

– Заслуженно.

После той, ужасной ночи, что пришлось ему тогда пережить, возвращаясь с задания, ничто не сможет поколебать теперь, этой его убежденности, не столько в важности самого задания, сколько в важности, всего того события, и всей последовательности сложившихся тогда обстоятельств. Анатолий покачал головой задумчиво:

– Простая логика заставляет подумать, что это, как-то связано, с тем самым вертолетом, что с наркотой. Не так ли? Валдис ухмыльнулся и утвердительно махнул головой:

– Ничего не скажешь: философ, догадливый философ, догадливый. – И удовлетворительно хмыкнул.

А «догадливый философ» продолжал:

– Медаль, девки, пиво, природа – награда за сбитый вертолет?

– А ты откуда знаешь, что он, сбитый? – Испуганно, перебил Валдис, – в «Новостях» об этом – ни слова?

– Значит он, все – таки, сби-итый. – Ехидно протянул Анатолий. – Ну да, а как же иначе, можно было захватить вертолет? Сбить.

– Слушай. Давай, не будем об этом. Я сам, толком, ничего не знаю: как, и что. А ты, тут…

– Не знаешь?! – И после некоторой паузы, Анатолий с досадой добавил. – Да-а. Видно здорово вас, там, в ваших спецслужбах, муштруют, и уже с каким-то сожалением повторил:

– Медаль, девки, пиво … Ущербно это, все. – Он, явно, был не в духе.

– Ущербно, ущербно, – уже с раздражением передразнил его Валдис – «Витас». Можно, хотя бы сейчас, без философствований. Давай, лучше поедем «по бабам». Праздник все-таки. Ты – таксист, хорошие места, должен знать. Я приглашаю. Я плачу.

– Я, «по бабам» не езжу, услугами проституток не пользуюсь. – Остановил его пыл Анатолий.

– ???!!!

– Что, так удивленно, смотришь? – Ответил Анатолий онемевшему от такой неожиданности, своему новому другу, который был совсем не тем человеком, кому нужны «враки» о, несуществующих секс-победах. – Да, не пользуюсь. Ни разу в жизни, я не унижал себя, до такой степени.

– А что, переспать с проституткой – унижение?! – Продолжал Валдис удивляться.

– Конечно – унижение. Это, ниже достоинства нормального мужика. Во первых. А во вторых, когда у меня есть женщина, мой принцип: «шаг влево, шаг вправо – расстрел». Проститутка, тоже – «расстрел». – Ответил удивленному «одинокому волку» Анатолий. На что Валдис, после глубоко раздумья, возразил:

– Тогда тебя, уже давно должны были, расстрелять. – И после некоторой паузы разъяснил. – Потому что, в принципе, все женщины – проститутки.

– ???!!! – Теперь уже, Анатолий удивленно посмотрел на него:

– Да. – Продолжил свои «разъяснения» Валдис. – Проститутки продают себя сразу и явно, и этим зарабатывают себе на жизнь. А обычные женщины за тот, или иной, брошенный им «кусок», расплачиваются тем же по всей, своей жизни.

Присмотрись внимательнее: даже жены, перед своими мужьями, чуть, что не так, сразу хвостом крутят: то у них голова болит, то ли еще, что. А купит муж шубу дорогую, или колечко, и все – расстелилась перед ним. Проститутке заплатил «бабки», и – в постель. А к обычной женщине – я уже не про жен и мужей – как же, подход нужен: цветочки там, ресторан, кафе на худой конец, подарочки, разные. В итоге: то же, самое – постель. Нет на свете женщины, которую нельзя было бы, купить. Только, для разных – цены разные. Не обязательно в денежном, эквиваленте.

И еще: как бы женщине не было хорошо, подчеркиваю, любой женщине, но помани ее чем-либо, более стоящим и более существенным, может не каждая и не сразу пойдет, но косить левым глазом в эту сторону, будет – каждая.

Почему, среди обычных женщин, мне больше «стервы» нравятся? Они хотя бы в этом честны: не понравился ты такой, то бишь, не «платежеспособный», послала куда подальше, другого нашла. Без всяких оправданий, обманов …

После такого длинного «разъяснения» оба долго молчали. Каждый, думал о своем. Потом Валдис, как бы с некоторой долей уважения, повернулся к Анатолию:

– Ладно, прости. Это, я – уже, слишком, утрировано. У тебя, я понял, сейчас есть, женщина? – Подсел к нему поближе, положил руку на плечо и тихо попросил:

– Если можно, расскажи мне о ней.

Глава 9

Тогда, в ту первую ночь их любовного романа, все было действительно, как-то не так. Именно поэтому, толком Анатолию ничего не запомнилось. Все, в полной темноте и тишине, никаких страстных вздохов, возгласов, вообще ничего, такого. Лишь много, много нежности и всяких хитросплетений, которые тоже, почему-то плохо восстанавливались в памяти. А больше всего-то в сексе, Анатолий, как раз, любил воспоминания о нем. А тут, вроде, как и вспомнить нечего…

Давно, давно, еще в его студенчестве, молодым парням, делившим пятикоечную комнату в общаге, попался один из многочисленных опусов, описывающих любовные похождения легендарного Казановы. Ох, как смеялись парни, когда прочитали о том, как Казанова влюбился в… половой орган, женщины! В книге, именно так, конкретно: «половой орган», и было написано. Что поделаешь, такой уж наш, «богатый», литературный русский язык.

Вот, сейчас говорят: «вагина». А ведь, опять, не то. Это только часть, всего того, о чем может «проинформировать» обыкновенное русское матерное, но такое емкое, слово – пи…да.

Как же «ржали» молодые парни от того, что Казанова влюбился (!!!) и, буквально, потерял голову из-за пи…ды! Вот, хохоту-то было. Это тогда, в студенчестве. Но, на днях …

Почти три недели прошло с той первой, плохо запомнившейся гостиничной ночи, до второй, обещанной Юлей быть «сказочной и неповторимой». Блестяще, справилась она со своим обещанием! В своей квартире, со свечами, цветами и «Шампанским»! Все, как говорится, «как в лучших домах…»: красиво, размеренно, плавно, как положено. Естественно, с прелюдиями…

И вот, когда Анатолий приступил к очередной стадии предварительных ласк – ножки ее раздвинулись сами – перед его взором открылось … НЕЧТО! Ни в матерном, ни в литературном, «богатом» русском языке, определения ЭТОМУ, не было!

«Булочка», «окрестил» это, Анатолий. Так, потом всегда, и говорил: «наша булочка». Почему, «булочка»? А «хрен», его знает? Было какое-то сходство, с булочками-дулями, какие в детстве, пекла мать. Отдаленное. Но когда он, начал куннилинг!.. «Булочка» эта, «подошла», вздулась, как тесто на дрожжах. А там, внутри, появились какие – то «коридорчики», «переулочки». И все это, было живым, и постоянно меняющимся!

Все. Как, когда-то Казанова, Анатолий был сражен! Наповал! А уж, когда в этом, «бесподобии»… и он испытал – ну, непревзойденный просто, оргазм… забыть такое, было невозможно!

Ну, читал он о том, что эти, женские… (никак не поворачивается язык сказать: «вагины») подразделяются сначала на три основных класса, потом, эти три основных, делятся на семь, каждый из этих семи – еще на три других подкласса. (Ого, сколько, разновидностей!). И в каждой, свои ощущения: в одной член, как в мягком пластилине себя чувствует, в другой – плотными и тугими волнами обволакивается, в третьей – вообще, может потеряться, провалиться куда-то, без каких-либо ощущений. Читал он, обо всем этом. И много. Но это все, теория. А тут … такое! И наяву!

Совсем, совсем не до смеха было Анатолию! Вот бы сюда, тех глупых «деревянных» студентов, из общаги. Конечно, он и близко не подпустил бы их, к подобному созерцанию. Это слишком интимно, чтоб толпу зевак вокруг собирать. Но оказывается насколько «тупыми», в этом отношении, были все, в те времена, если «ржали» над тем, что у Казановы вызвало восхищение. Над Красотой, «ржали»!