Лэр отстранился, чтобы пропустить ошалевших птиц, заглянул внутрь и расхохотался.
– Не шевелитесь, – сказал он, чихая и смеясь одновременно. Внутри сарая клубилась пыль. – Вы даже не представляете, что у вас за вид.
Неожиданно он подумал, что может обидеть Николетт этими словами, но, к счастью, девушка не обиделась. Но вид у нее был весьма грозный. Щеки пылали. Она прекрасно представляла себе, как можно выглядеть, если на тебя обрушилась гора соломы. Она всего лишь хотела выдернуть один пучок, а на нее обрушился золотистый пыльный поток. Какой дурой она выглядит – распростертая на спине под этой терпко пахнущей массой!
– Вы не ушиблись? – спросил Лэр, стараясь унять смех.
Николетт чихнула.
– Нет! – Она чихнула еще раз, затем раздраженно спросила: – Как вы узнали, где найти меня? «Наверное, сказала Дора», – подумала девушка.
Лэр ответил не сразу, боясь, что его начнет душить смех. Он нагнулся, начал сгребать солому с распростертой фигуры.
– Я хотел найти вас, – в уголках его рта все еще таился смех. – Услышал кудахтанье. Подумал, что в сарае орудует лиса. Затем услышал ваш крик. На кого вы похожи! – Он уже не смог сдержать смех, отряхивая солому с ее растрепавшихся волос. – Что вы хотели сделать?
– Выдернуть пук соломы.
– Откуда? С самого низа? И не догадались, что может произойти?
– Нет, – она сжала зубы. Ей хотелось поскорее вылезти из-под этого вороха, но он приказал ей лежать тихо. Де Фонтен медленно снимал солому с ее груди, пальцы нежно скользили по телу. Николетт замерла… Но Лэр только сказал:
– Ну вот, – и помог ей встать на ноги. Николетт встряхнула юбками.
– Повернитесь! – приказал он. Его голос заставил девушку вздрогнуть. И, не дожидаясь никаких возражений, начал отряхивать солому с ее юбки. – Вот здесь очень много пристало.
Николетт вновь несколько раз встряхнула юбками, затем посмотрела на Лэра.
– Почему вы на меня так смотрите? На его лице заиграла улыбка.
– Разве я не могу смотреть на вас?
– Зачем?
– Потому что вы красавица.
– Нет, – резко возразила она, тут же начав поиски корзинки с яйцами.
– Нет? – повторил со смехом де Фонтен. – Вы хотите сказать, что вы некрасивая, или не хотите, чтобы я говорил о вашей красоте?
Лэр заметил, где виднелась ручка корзинки, но ничего не сказал Николетт.
– Нет! Да! – неуверенно произнесла она, смущенная вниманием и выражением его глаз.
– Вы ищите корзинку?
В этот момент Николетт сама увидела ручку, выглядывающую из соломы, и протянула руку, которую де Фонтен поймал в воздухе. Его ладонь показалась ей холодной, как лед. Николетт попыталась выдернуть руку, но Лэр не отпустил.
– Вы хотите поехать со мной в Андлу? Вначале Николетт растерялась, затем резко ответила:
– Нет! Что об этом подумают? Конечно, ей хотелось поехать. Через мгновение она начала сожалеть, что отказалась.
Лэр улыбнулся еще шире.
– А вам не все равно, что подумают другие?
В носу у девушки защипало, она почувствовала, что еще немного и она чихнет.
– Меня могут узнать, – она громко чихнула.
– В Андлу? – он вновь засмеялся.
Лэр прав. Как глупо все, что она говорит! – Итак, вы хотите поехать? – Он выпустил ее руку, взял корзинку и протянул Николетт.
– Да, – почти шепотом ответила она и, выхватив корзинку, выбежала из сарая.
Николетт быстро шла по двору, разбрызгивая грязь. В кухне все были заняты делом и негромко переговаривались. Она знала, что сквозь дверной проем они уже давно заметили ее. Мюетта сидела за столом и чистила бобы.
– Я еду в город, – сказала Николетт.
– Одна? – спросила Дора, толкнув Жозину локтем в бок.
– С де Фонтеном, с сеньором.
Николетт поставила корзину рядом с мешком с мукой. Ни одно яйцо не разбилось. Просто чудо какое-то!
– Да? – переспросила Мюетта, бросая очищенные бобы в кастрюлю. – А почему у тебя солома на спине? – вокруг глаз Мюетты начали собираться морщинки.
– На меня упала гора соломы.
Дора и Жозина захихикали, но Николетт сделала вид, что не замечает этого.
– Могу я взять ваш платок? – обратилась она к Мюетте. Та кивнула седой головой в знак согласия.
Николетт набросила на плечи серый платок, затем сказала:
– Один из конюших должен привести в порядок солому в сарае.
– И как это она упала? – хихикнула Дора. Николетт посмотрела на нее.
– Понятия не имею.
Кажется, повар тоже заинтересовался… В эту минуту из кастрюли, в которой что-то варила Жозина, через край полилась пена. Мюетта вместе с поваром раскричались, как ненормальные.
Николетт быстро вышла из кухни, взмахнув юбками.
– Итак, – прошептала Мюетта, набирая еще одну горсть бобов. – Разве я не говорила вам, что через неделю она будет в его постели?
– Я бы отдала ему себя всю, капля за каплей, – прощебетала Дора, покачивая пухлыми бедрами. Жозина расхохоталась, издавая стоны от якобы взаимного удовольствия. Лысый повар только головой покачал – какие тут дуры собрались! Он взял нож и начал разделывать цыпленка, потом повернулся к Доре:
– Твоя чаша так часто ходила по рукам, что я не уверен, осталась ли там хоть одна капля.
Дора округлила глаза, отвернулась. Когда повар вновь занялся цыпленком, она скорчила за его спиной гримасу.
Николетт мало заботили их насмешки. По крайней мере, сейчас. Она была взволнована, как ребенок, в предвкушении путешествия. Они поедут по склону, в низину.
Собственно говоря, ей предстояло увидеть лишь нормандское поселение: грязные улицы, убогие домишки. Но сердце билось в радостном ожидании. Ботинки расплескивали грязь, пока она бежала вдоль кустарников.
Небо окрасилось в кремовый цвет, холодный воздух наполнял легкие, и у нее закололо в груди. Какой прозрачный день! Он будет добрым, этот день. Она не знала, почему так решила. Может быть потому, что Лэр де Фонтен предпочел провести этот день с ней?
ГЛАВА 12
Во дворе седлали лошадей. Жюдо, подтягивая подпругу, услышал стук ботинок Николетт по булыжнику и посмотрел на нее неодобрительно.
Альбер проверил, хорошо ли подкованы кони. Он только мельком глянул на женщину. Ей показалось, что слуга де Фонтена сильно возмужал за последнее время.
Лэр подвел лошадь к Николетт, помог ей забраться в седло. Он улыбался так, словно какая-то тайная шутка не давала ему покоя.
Это была та же самая лошадь, на которой Николетт приехала из Парижа. Наклонившись к холке кобылы, она погладила шею, затем взяла поводья…
За воротами замка, среди высоких трав, мир, казалось, правил осенний бал. Холмы таяли в светлой дымке. Небо, словно бездонный колодец синевы, опрокинулось над головами всадников. Николетт давно не чувствовала себя такой счастливой.
Дорога – на самом деле грязноватая тропа – шла вниз по северному склону, затем плавно переходила в плодородную долину. Когда спуск закончился, Лэр поравнялся с Николетт и продолжил путь рядом с ней.
Они ехали по небольшому перелеску. Солнце проглядывало сквозь ветви, словно сквозь резные ставни окна. Свет падал на лица, порождая изысканную игру теней. Де Фонтен улыбнулся.
– Вам здесь нравится?
– Да, – ответила она. Ей очень хотелось сказать: «Вы добры ко мне, и я благодарна…», но гордость не позволила.
– Андлу покажется вам мрачным и очень провинциальным, – предупредил Лэр.
Он оторвал взгляд от соломинки, прилипшей к ее юбке, поднял глаза, взглянув искоса.
– Я думаю, обо мне можно сказать то же самое.
Жюдо повернулся к ним. Лэр, заметив это движение, громко сказал:
– Ничего не говорите пленнице о нашей поездке.
– Хорошо, – скромно отозвалась девушка. Жюдо не в первый раз смотрел на нее столь странно. Неужели он что-то подозревает? Кажется, он предан де Фонтену, но когда речь идет о преданности, трудно сказать что-то определенное.
Низина казалась коричнево-ржавым одеялом с вышитыми деревьями, которые уже сбросили листву, с нитью реки, сверкающей серебром. Они подъехали к мутному ручью, берега которого соединял мост, сложенный из бревен. Впереди лежал Андлу – гордый шпиль церкви, ряд мастерских, дома богатых торговцев, лачуги крестьян. Осеннее солнце падало на немощеные, пыльные улицы – узкие, довольно грязные. Где-то впереди гудел рынок. Конечно, если сравнить с Парижем, Андлу – угрюмейший городишко. Но для Николетт, так давно лишенной контактов с внешним миром, он показался чудеснейшим местом.
Все куда-то торопились и, по-видимому, без особой цели. Крестьяне гнали свиней и гусей. Мимо шли монахи, ремесленники, скромно одетые служанки. Холодный воздух наполняли крики торговцев рыбой, призывы бочара, сидящего на бочонке, обитом железными обручами, возгласы купцов, расхваливающих свой товар. Без всякого предупреждения стайка полуодетых ребятишек с грязными щеками и сопливыми носами пронеслась перед всадниками. И тут же исчезла среди обветшалых крестьянских лачуг.
Высокие каменные дома и низкие деревянные создавали лабиринты улиц. Рядом с церковью невысокая каменная стена огибала кладбище, вход обрамляла черная глиняная арка с витиеватым узором. В центре городка дома стали больше и выше, к ним примыкали огороды и палисадники.
Кавалькада подъехала к одному из таких домов. Служанка провела их вверх по лестнице в небольшой зал, где гостей встретили мэр с красноватым, пышущим здоровьем лицом, и его жена.
Николетт заколебалась, следует ли ей входить в зал, но Лэр, взяв за локоть, легонько подтолкнул вперед. Жена мэра явно приняла ее за служанку и не стала тратить усилий на дежурную улыбку.
Полдюжины человек, судя по виду – торговцы, поднялись из-за стола, прервав оживленную беседу. В дальнем углу довольно богатой комнаты на ковре играли несколько детей. Там же сидела кормилица, укачивая на руках младенца.
Мужчины не обратили внимания на служанку, прибывшую вместе с сеньором и его спутниками. Все, улыбаясь и расточая приветствия, столпились вокруг нового хозяина Гайяра. Голоса наполнили комнату. Николетт села на кушетку с подушками.
На противоположной стороне в огромном камине полыхал огонь. Юноша-слуга, сидя на табуретке, бросал щепу в веселое пламя. После холодного осеннего воздуха Николетт с благодарностью встретила тепло. Но разговор мужчин казался бесконечным, и постепенно девушка почувствовала, что ей хочется спать.
Вокруг мужчин, занявших место за столом, суетились слуги, подливая вино.
– После того как убили префекта, Лашоме отказался выбрать нового, и мы, – пожилой торговец огляделся, словно ища поддержки у собравшихся, – решили, если король и его наместник не могут защитить нас, мы сами найдем себе господина.
Купец с тонкими чертами лица нетерпеливо взмахнул рукой.
– Нет, нет! Дело не только в этом. После смерти префекта Симон Карл приехал к нам и недвусмысленно заявил, что мы должны присягнуть его хозяину, барону Артузу, и принять в качестве префекта барона Понса Верне, если хотим жить спокойно. А что нам оставалось делать? Вы видели, в каком состоянии наши деревни и пашни. Только Андлу еще не тронули…
– Барон Артуз? – переспросил Лэр. Он знал только одного барона Артуза – Рауля де Конше.
– Да. Мы не знали, что Карл и новый префект будут забирать себе деньги, которые должны поступать в королевскую казну.
Николетт, задремав от тепла камина, вздрогнула при упоминании имени любовника Изабеллы.
Полный человек в синей тунике пожаловался:
– А теперь король требует нашего вклада в казну. Что нам делать? Мы не в состоянии противостоять Карлу и его хозяину.
Услышав эти слова, Николетт внезапно подумала: Изабелла не случайно предложила заточить ее в Гайяр, поскольку здесь распоряжается Рауль де Конше. Уже более внимательно прислушиваясь к беседе, она услышала, как один из собравшихся сказал:
– Я точно знаю, что деньги хранятся в сундуке в доме префекта.
– И решать все нужно быстро, – вставил кто-то.
– А где найти префекта? – спросил Лэр.
– Он занимает дом сборщика налогов на центральной площади.
– Исчезла целая семья. В этом доме до сих пор пахнет убийством, – сказал невысокий плотный человек. – И мы тоже в этом виновны не менее других, – возмущенный ропот встретил эти слова, но человек решительно продолжал: – Мы знали о планах префекта, но ничего не сделали, чтобы помешать им. Жадность. Да, речь идет о трусости и жадности, монсеньор. После смерти сборщика налогов о наших долгах, естественно, забыли. Я все сказал!
– А что мы могли сделать?
– Разве мы могли предотвратить убийство?
– У нас семьи!
Голоса звучали все громче и громче. Многие пожимали плечами, другие смущенно переглядывались. Прошло не меньше часа, прежде чем Лэр встал со скамьи, заканчивая собрание. Но то один, то другой торговец подходил к нему, делясь своими бедами, и Николетт казалось, что жители Андлу никогда не отстанут от де Фонтена.
Когда собрание окончилось, дворик после жаркой приемной мэра и шума голосов показался Николетт удивительно прохладным и тихим. Слуга привел из конюшни лошадей, и они поехали в сторону рынка. Путь, который выбрал де Фонтен, шел мимо дома префекта. Это было трехэтажное строение из камней и бревен, несколько отличающееся от близлежащих. Низкая ограда отделяла двор от непролазной грязи проулка. Перед дверью, покрашенной яркой голубой краской, женщина в коричневом платье сметала опавшие листья с вымощенной булыжником дорожки.
Проезжая мимо, Лэр заметил позади дома конюшню и рядом с нею – несколько мужчин, наблюдающих за тем, как подковывают лошадь.
Николетт, которая ехала позади Альбера, не слышала о чем говорили Лэр и Жюдо, до нее доносились только их приглушенные серьезные голоса, но, судя по озабоченному тону, они обсуждали план нападения.
После того как они проехали дом на площади, Николетт обернулась и увидела четырех мужчин, выходящих из главной двери, видимо, солдат – в кольчугах и с мечами на боку. С этой точки зрения дом походил на форт, готовый к обороне.
Всадники выехали на торговую площадь. Порыв ветра поднял в воздух гусиный пух.
Жюдо развернул лошадь и пустил ее галопом вниз по холму в сторону моста.
– Куда он? – спросила Николетт.
– Ему нужно поговорить с моим управляющим Риго, – отозвался Лэр довольно дружелюбно, но у него явно не было особого желания перекрикивать призывы рыночных торговцев и стук копыт. Рынок беспорядочно расстилался на поле, по которому множество людей бродило между прилавков с товарами. Над всем стоял запах свежеиспеченного хлеба и жареного мяса.
Они оставили лошадей под навесом, привязав к перекладине и оставив дежурного. Спешившись, жители замка Гайяр слились с толпой покупателей. У жаровни, на которой тушились бобы, пеклись пироги, и кипятилась вода в железном чайнике, Лэр решил всех угостить. Запах дрожжевого теста, приправленного медом, наполнил ноздри. Теплый пирог приятно согревал пальцы.
Глазам путников предстали яркие краски рынка, забавные сценки. Взгляд Николетт упал на прилавок с тканями. Она залюбовалась шелковыми шарфами самых разных расцветок. Лэр, который невольно следил за ней, подошел к прилавку.
– Вы хотите такой шарф?
– Нет, нет, он мне не нужен.
– Но они прекрасны, не правда ли?
Николетт отвернулась, но даже невнимательному наблюдателю было бы ясно, что шарфы покорили ее сердце.
– Выберите один, – просящим тоном сказал Лэр.
– Нет.
– Да. Выберите.
Де Фонтен оглядел прилавок и взял оранжево-желто-зеленый шарф, более яркий, чем одежда циркача, и протянул его Николетт.
– Если вы сами не выберете, я куплю вот этот и заставлю вас его носить. А что ты думаешь, Альбер?
– Поменять будет трудно, – отозвался тот с усмешкой, сильно покраснев. Парню уже давно исполнилось четырнадцать и он прекрасно понимал, что скрывалось за долгими взглядами, которыми обменивались его хозяин и эта леди с глазами оленя.
После долгих колебаний Николетт выбрала розовый шарф с едва заметным алым узором – он как раз подойдет к ее шерстяному платью.
Маленькая пухлая продавщица с черными глазками запросила пять оболов. Лэр заплатил ей три. «Даже это много, – подумал он, – но зато как радостно улыбнулась Николетт!»
Он единственный, кто знал: у него всего четыре обола. Эта мысль позабавила де Фонтена. Кажется, в его жизни иначе не бывает. Хорошо, что рядом нет сестры, а то она прочла бы ему нотацию.
Когда они возвращались по залитой солнцем площади к лошадям, Николетт думала о том, как будет носить этот шарф. Вплетет в прическу? Повяжет на шею? Но даже мысль о шелковом шарфе не прогнала тревожные предчувствия, когда она вспомнила о хорошо укрепленном доме, мимо которого они проезжали. Она надеялась, что никто из собравшихся под крышей у мэра не донесет префекту о готовящемся нападении.
Николетт боялась даже думать о том, что будет с ней, если Лэра Де Фонтена убьют.
Солнце уже клонилось к закату, когда они приблизились к Гайяру. Огненные отблески позолотили башни. Николетт, погруженная в свои мысли, сама соскочила с лошади, передала поводья конюшему и заторопилась к себе.
– Подождите! – окликнул ее Лэр.
В сумерках воздух стал прохладнее. Николетт обернула платок Мюетты вокруг плеч и остановилась, чтобы подождать де Фонтена, немного дрожа от холода. Тот слез с коня, быстро переговорил с Альбером, который почти побежал в дом. Со двора доносились мужские голоса. С полдюжины коней стояло под навесом, перебирая ногами.
Лэр пошел рядом с Николетт по направлению к дому.
– Мы не должны входить вместе, – сказала она. – Другим это не понравится.
– Почему не понравится?
– Внимание, которое вы оказываете мне… Они перешептываются за моей спиной.
– И что говорят? Она нахмурилась.
– Не знаю! – Николетт отвернулась.
– И почему вы думаете, что речь идет о вас?
– Знаю!
– Они говорят, что вы спите со мной? Николетт покраснела и ускорила шаги. Она понятия не имела, как отвечать ему – этому человеку с обаятельной улыбкой и приятными манерами. Впрочем, рассуждать особенно некогда. Они уже у дверей главного дома.
Их встретил Жюдо, раскрасневшийся то ли от вина, то ли от удовольствия.
– Здесь рыцари, – сообщил он.
Лэр видел лошадей под навесом, теперь же мог разглядеть посетителей. Он узнал Риго, управляющего при Лашоме, двух его сыновей. С ними были еще трое мужчин.
Николетт шмыгнула на кухню. Вместе с другими служанками она стала подавать на стол. Лица собравшихся мужчин были полны решимости. Лэр де Фонтен положил на стол кусок сыра, чтобы обозначить дом префекта. Куски хлеба окружили сыр – это нападающие.
– Когда взойдет луна, мы дадим им время уснуть.
Жюдо, разгоряченный вином, заявил, что так уж сразу мужчины в доме префекта не уснут. Присев недалеко от Лэра, Николетт чувствовала на себе взгляд Жюдо. Этот солдат явно недолюбливает ее, но сейчас девушку беспокоило не это. Лэр почему-то говорит о сегодняшней ночи, а ведь с торговцами в Андлу он договаривался о завтрашнем дне. Широко раскрытыми от удивления глазами она смотрела на де Фонтена.
Но Лэр продолжал говорить, словно не замечал ее взгляда. В какой-то момент он, словно невзначай, взял ее руку и прижал к своему бедру.
Николетт настолько изумилась, что даже не попыталась протестовать. Он сделал это так, что никто не заметил, но они все здесь! Сердце девушки забилось быстрее. Тепло и упругость его тела тревожили ее. Николетт почувствовала, что у нее кружится голова. Вино, всего лишь вино, но все равно она возвращалась к мысли о том, каково ей было бы в его объятиях…
Лэр сжал ее пальцы, затем отпустил.
– Сходи к пленнице! – приказал он, но его взгляд сказал нечто большее. Николетт замигала и пролепетала:
– Слушаюсь, сир.
Когда она встала, ноги были словно ватные. Мюетта приготовила тарелку с едой для узницы. Николетт направилась к жаровне, чтобы взять ужин.
– Если ты хочешь остаться в зале, – сказала Мюетта, – еду может отнести Дора или Жозина.
– Нет, – быстро ответила Николетт. – Это моя обязанность. Таков приказ короля, – она взяла тарелку из рук Мюетты. – Я не осмелюсь ослушаться.
Старуха хитро улыбнулась и пошла к буфету, чтобы налить себе вина.
Переулок перед домом префекта был пустынен. Опавшие листья заполнили разъезженные колеи, в холодном воздухе пахло дымом костров и морозом. Низкая каменная стена окружала двор, за домом располагались конюшня и огород. Сквозь щели в ставнях просачивался свет.
Лэр ждал, пока все займут места. Где-то неподалеку залаяла собака.
Жюдо, стоящий рядом с Лэром, поправил меч. Собачий лай усилился. Лэр вышел из тени, подал знак Риго и начал тихо пробираться в сторону дома. Жюдо, проклиная чертовых псов, последовал за ним.
На первом этаже дома распахнулись ставни. Темный силуэт человека был четко виден на фоне освещенной комнаты. Лэр побежал. Из-за дома донеслись крики. Человек в окне исчез. Лэр и Жюдо перебрались через стену. Когда они добрались до двери, ее уже успели загородить изнутри. Из окна на втором этаже донесся женский крик.
– Убивают! Убивают!
Изнутри доносился топот ног и возгласы. Лэр и Жюдо пытались выбить дверь. Разбежавшись, они наваливались на нее, но безуспешно. Один из людей Риго выскочил из-за угла:
– Мы застали двоих в конюшне, – он тяжело дышал. – А где префект?
– В доме! – Лэр громко чертыхнулся. – Возьмите людей и попробуйте проникнуть через черный ход!
Де Фонтен отступил на шаг от двери и достал меч. Жюдо тоже отошел на несколько шагов, вынимая меч из ножен.
– Верне! – закричал Лэр. – Тебе конец! Открой дверь!
Изнутри доносились крики, лязг оружия. Дверь застонала, повиснув на петлях. Вновь раздался женский крик. Лэр изо всех сил ударил по двери ногой, та наконец слетела с петель.
Внутри шел бой. Трудно было даже разобрать, кто на чьей стороне. Прямо из гущи схватки на Лэра и Жюдо выпрыгнули трое врагов, которых встретила холодная сталь. Через секунду Лэр бился с двумя рыцарями. Блеск металла, звон мечей… Выпады влево, вправо, смертоносные удары… Один из противников Лэра споткнулся о скамью и потерял равновесие, чем тут же воспользовался де Фонтен, сильным ударом швырнув врага на длинный стол. Он быстро повернулся, чтобы выбить меч второго противника, и еле успел отклониться – крепкая сталь мелькнула перед самым лицом. Противник не медлил и размахнулся для следующего удара. Но в этот раз Лэр оказался быстрее, мощный удар раскроил череп врага, тот повалился на пол, словно заколотый бык.
Противник Жюдо, стоя спиной к стене, увидел, что сопротивление бесполезно, и опустил меч. Кровавые ручьи струились по щекам рыцаря, кость руки была раздроблена.
Зал превратился в место кровавой бойни. Четверо из людей Верне лежали на полу в алых лужах. Лэр попытался подсчитать своих людей, но в этот момент раздался женский визг, жена Верне сбежала вниз по лестнице и бросилась к поверженным. С верхнего этажа донесся детский плач.
После кратких указаний Лэра в комнате был восстановлен относительный порядок. Зажгли лампы, женщину, не обнаружившую мужа среди трупов, отвели наверх к детям.
Первоначально Лэр намеревался судить префекта перед жителями Андлу, но после того как узнал, что Понс Верне – родственник Симона Карла, переменил свое решение.
ГЛАВА 13
Несколько раз Николетт просыпалась среди ночи. Ей казалось, что во дворе слышится ржание лошадей. Она вскакивала с постели и, завернувшись в одеяло, подбегала к окну. Но даже распахнув ставень из старого, изъеденного дерева, ничего не могла увидеть, кроме кромешной тьмы. И она вновь пыталась уснуть.
Когда Николетт проснулась в очередной раз, было все еще темно. Сон больше не шел. Как глупо лежать, уставившись в темноту! Она встала и быстро оделась. Без зеркала, как могла, повязала голову алым шарфом. Как хорошо, что ей не нужно надевать чепец из грубой ткани, который постоянно напоминает о ее положении. Шелк был легким, словно нежный шепот влюбленных, чувственный, как поцелуй. Николетт удивилась себе – что у нее за мысли! Она стянула концы шарфа под подбородком, обвязала вокруг шеи и умело спрятала их на затылке. Неужели волосы никогда не отрастут? Поначалу ее темно-каштановые, почти черные кудри росли быстро, но когда она уже могла дважды обернуть локон вокруг пальца, рост волос неожиданно замедлился. Неужели они такими же и останутся?
Николетт печалилась о потере волос не меньше, чем о потере свободы. Хотя свободной по-настоящему никогда и не была. Став принцессой, все время находилась под наблюдением, каждый день ей напоминали о ее обязанностях. Странно, но только в Гайяре она почувствовала, что за ней не следят, не упрекают, и страшно боялась потерять эту иллюзию свободы.
Николетт зажгла свечу и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Спустившись до конца винтовой лестницы, увидела, что дверь в зал открыта. Вчера вечером она была заперта, Николетт это помнила твердо.
«Он вернулся», – подумала она с облегчением. С порога было хорошо видно, что в камине горит огонь, и у решетки наслаждается теплом белая собака. Ее прозвали Колючкой за то, что морду собаки обрамляли жесткие бакенбарды. Колючка посмотрела на Николетт, приветственно стукнув хвостом об пол, затем вновь уронила голову на лапы. У стены, обитой ветхой материей, лежали плащ, меч и пояс Лэра де Фонтена. Увидев его вещи, Николетт остановилась. Застыв на месте, она какое-то время всматривалась в огонь камина. Но неожиданно поняла – до тех пор, пока не увидит Лэра живым и здоровым, не успокоится. Она бесшумно вошла в комнату, и только сейчас ей стала видна огромная старинная кровать и обнаженный торс Лэра, ничком лежащего среди одеял.
Комнату освещал только неяркий огонь камина и желтый мотылек свечи в руке Николетт. Она подошла ближе. Неожиданно кто-то уткнулся в ее колени, едва не сбив с ног. Это Колючка, виляя хвостом, решила все же лично поприветствовать девушку.
– Тише, Колючка, – прошептала Николетт, погладив голову собаки. Но обрадованное животное продолжало вертеться у ее ног, лапы стучали по деревянному полу, словно барабанные палочки.
Лэр де Фонтен вздрогнул, пошевелил плечами. Перевернулся на спину, но так и не проснулся окончательно.
Хвост собаки довольно громко застучал по полу, Николетт попыталась оттащить животное от кровати Лэра, но собака умудрилась лизнуть руку де Фонтена. Тот вздрогнул, прошептал:
– Ложись, Колючка, ложись.
Но, невзирая на все усилия Николетт, собака рванулась к Лэру и ткнулась холодным носом в его грудь.
Де Фонтен открыл глаза, улыбка заиграла на его губах.
– Мне снится ангел…
Николетт покраснела, сетуя на собственную глупость, и оттащила собаку от кровати.
– Нет, – она не могла не улыбнуться. – Вы еще больший льстец, чем монсеньор Шарль, сын короля. Наверное, это вы продали ему перо Архангела?
Лэр рассмеялся.
– Кто рассказал вам эту историю?
– Вы. А еще рассказали, что мадам Кашо – очаровательная женщина.
– Я? – он закашлялся, думая о том, во что же еще он посвятил Николетт в ту ночь.
Она улыбнулась многозначительной улыбкой.
– В любом случае, я рада, что вы вернулись. Пролилась ли в Андлу кровь?
– Немного, – он приподнялся на локте, ладонью пригладил взъерошенные волосы. – Вы уже знаете?
– Нет. Я только что спустилась. Еще очень рано, – смущенная видом его обнаженной груди, Николетт погладила собаку. – Есть убитые?
– Среди наших – нет. Ранен старший сын Риго, но он поправится.
– А префект?
– Он здесь, – Лэр потянулся. – В том подвале, где были вы. Наслаждается жизнью.
Николетт подошла к маленькому столику и поставила на него свечу. Когда она повернулась, то увидела, что собака начала чесаться – видимо, укусила блоха.
– И что вы будете делать? Повесите его?
– Именно это он и заслужил. Но тогда я вряд ли смогу получить за него выкуп.
– А кто готов заплатить? Карл? Зачем ему платить за префекта?
– Понс Верне – его шурин.
– Да? – глаза Николетт округлились. – А его жена был в доме? В Андлу?
– Да, она и трое детей.
– Вы не причинили им вреда?
– Нет. Я отослал их к Карлу с бумагой о выкупе.
– А люди Верне?
– Убиты, за исключением двоих. Я отослал их вместе с женщиной и детьми.
– Вы поступили благородно.
– Сомневаюсь, что Симон Карл оценит это.
– А кто будет префектом? Жюдо? Лэр улыбнулся:
– А вы не согласны? Николетт рассмеялась.
– Я ему не нравлюсь.
– Только потому, что вы женщина. Подбросьте в камин полено побольше, здесь холодно.
Николетт бросила дрова в огонь, взвился маленький фонтан искр. Она взяла железную кочергу и поправила поленья.
– А вам я тоже не нравлюсь только потому, что я женщина?
Собака неожиданно вскочила и прыгнула на кровать.
– Мне это как раз очень нравится, – Лэр начал в шутку бороться с собакой. Резко откинул одеяло и, уклоняясь от атаки, взял бриджи с табурета рядом с кроватью.
– Я хочу кое-что показать вам, – сказал он с энтузиазмом.
Николетт прислонила кочергу к стене и повернулась, отряхивая юбку. Подняв глаза девушка увидела только розовую кожу – широкие плечи, узкие бедра, упругие ягодицы. Лэр как раз надевал штаны. Николетт резко повернулась и уставилась на огонь. Де Фонтен – стройный, сильный – показался ей очень красивым, но ситуация была несколько двусмысленной, и Николетт не удержалась и захихикала.
– Что с вами? – спросил он, а догадавшись о причине ее смеха, расхохотался сам.
Николетт встряхнула головой и вновь повернулась. Смех еще вздымал ее грудь, таился на кончике языка. Лэр тоже был не в состоянии удержаться и расхохотался еще громче. Несколько удивленная, собака обнюхивала то одного, то другую, виляя хвостом.
