Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Предтечи Зверя - Предтечи зверя. Максим

ModernLib.Net / Подвойская Леонида / Предтечи зверя. Максим - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Подвойская Леонида
Жанр:
Серия: Предтечи Зверя

 

 


Леонида Ивановна Подвойская
 
Предтечи зверя. Книга первая: Максим

Глава 1

      Максим пришел в себя, словно проснулся от тяжёлого, изнуряющего сна. С удивлением рассмотрел плохо окрашенные стены и лежащего на железной койке перебинтованного подростка. Понял, что находится в больнице. Не понял только почему. На всякий случай очень осторожно пошевелил конечностями. Убедился, что ничего не болит. Рывком сев, посмотрел в высокое окно. Заглядывавшие в палату лучи весеннего солнца, казалось, впились в его лицо. Макс зажмурился от удовольствия, наслаждаясь этим теплом. Его движения не остались незамеченными. В палату буквально впорхнула втиснутая в белый халатик тетка (практикантке мединститута было всего то двадцать два, но пятнадцатилетним такой возраст кажется едва ли не близким к старости).
      – Ляг-ляг, тебе еще нельзя вставать, тебе нельзя резких движений, сейчас врача позову, - затараторила она, пытаясь теплыми полными руками уложить больного в горизонтальное положение.
      – А что со мной? - ложась, испуганно поинтересовался Макс.
      – Сейчас, сейчас доктор все расскажет - продолжая тараторить, помчалась куда- то в коридор мед сестричка.
      Ожидая приговора, Макс повернулся на бок, и, рассматривая палату, продолжил попытки вспомнить, что же произошло. Две больничные койки пустовали, на одной тихо лежал ранее отмеченный пацан с перебинтованной головой. Пощупав свою, Максим убедился в отсутствии бинтов, шишек или шрамов. Вновь пожав плечами, он уставился в окно. Ветви каштанов уже украшали робкие листочки.
      Вот это да, - ахнул он. - Сколько же я здесь? Тогда только каникулы начинались. Или листва рано попёрла, или я здесь подзалежался. Но почему?
      Раздумья прервал ворвавшийся в палату солидный толстый доктор. Увидев недоуменный, но ясный, соображающий взгляд подростка, он как-то очень по-доброму улыбнулся.
      – Ну-с, молодой человек, как самочувствие?
      – Нормально, - односложно ответил пациент. Несмотря на то, что внешность и поведение врача располагали, подросток начал отвечать односложно, тем тоном, каким и разговаривают с взрослыми ребята его возраста.
      – Это хорошо, что нормально. Где болит?
      – Нигде - пожал плечами больной.
      – Так уж и нигде? Голова болит? Кружится? Тошнота? - последовало еще несколько вопросов, просьб вытянуть руки, достать кончик носа посмотреть вправо - влево за докторским молоточком.
      – Ну, молодцом, молодцом. Значит, дело на поправку, - заключил, наконец, эскулап. Но пока ты не усердствуй. Без нужды не вставай, резких движений не делай и ни о чем неприятном не думай.
      – Но я не могу не думать о неприятном. Что со мной? Почему я здесь? Сколько?
      – Хорошо, я скажу. Но, может, сначала ты скажешь, что с тобой случилось?
      – Но я не помню!
      – А что помнишь?
      – Ничего. Нет… помню, что каникулы начались. А потом…- Макс вновь пожал плечами, что и делал на все последующий наводящие вопросы.
      – Ну вот, сам видишь. Амнезия, то есть такая потеря памяти наблюдается или при травмах или при тяжёлом стрессе. Кстати, когда тебя последний раз били по голове?
      – Неделю назад, - с готовностью отозвался подросток. - То есть, за неделю до каникул.
      – Что, подрались? - интимно понизил тон доктор.
      – Да нет, на тренировке.
      –Ах да, отец говорил, что ты боксируешь. Но, наверное, немодно уже.
      – Не боксирую, только тренируюсь.
      – Но по голове уже получаешь?
      – А как же, - с готовностью отозвался больной. В конце тренировки пробуем. Порой и перепадает. Но не сильно.
      – Так вот, сынок. Или ты получил сотрясение на тренировке и сам того не заметил, или тебя что-то очень сильно напугало. Во всяком случае, ты был доставлен к нам без сознания и пробыл в таком состоянии вот уже… две недели. Вероятнее всего… но это потом.
      – Что? Ну, скажите, что вероятнее всего?
      – Скажем так, - осторожно сформулировал доктор. Вероятнее всего, ты увидел что-то, что показалось тебе ужасным.
      –Что? Что-то случилось?
      – Случилось, но очень приятное.
      – И из-за этого я был без сознания? - иронизировал беспокойный больной.
      – Не дерзи. На самом деле все закончилосьблагополучно и даже, в какой- то, степени замечательно. Отчасти, - всё-таки уточнил врач.
      –Но доктор…
      –Всё-всё. В остальном тебе придется мне поверить. Лежи и выздоравливай. Перед сном поговорим еще.
      – Отцу-то сообщите.
      – Молодец, вспомнил. Значит, действительно, на поправку. Обязательно позвоню. А если что понадобиться, - обращайся к медсестре. Доктор остановился у перебинтованного соседа, вздохнул и ушел.
      Разговор с толстым доктором успокоил, но и озадачил Максима. Две недели здесь… Круто. Это что же, и каникулы провалялся и тренировки, и последняя четверть кончается? Попаду сразу на экзамены? Но что, чёрт побери, все-таки случилось? Чтобы дали по голове на тренировке? Он вспомнил, как безуспешно гонялся по импровизированному рингу за противником. Таков уж попался - намного мельче, вертлявый, но нагловатый. Выпендривался под великого технаря, пока не получил плюху. Нет, по голове он ни разу не достал. По печени да, разок задел, когда я зазевался. Юноша поймал себя на том, что с точностью до мгновенья вспомнил те, уже почти месячной давности события. Тогда пойдем по цепочке, решил он, вновь подставляя лицо под лучи солнца. Так, это я помню. Хорошо. Последний урок? Он вспомнил выставление оценок. Еще бы не помнить! Это же так лажануться! По литературе его в четверти вызывали пять раз подряд. Все пять он отвечал на отлично и посчитал, что хватит. Не выучил стишок, чтоб его! И на тебе, вызвала шестой раз, и влепила неуд. А затем спохватилась и чтобы исправить, вызывала еще четыре раза. В том числе и на последнем уроке. Образ главного героя романа. Максу вспомнилось, как раскрывал этот образ. Даже самому понравилось. Почти весь урок. Ну, минут тридцать точно. Но ведь помню! Помню даже эту восхитительную картину в журнале - пять "отл", одна "пара", снова пять "отл", и "отл"- за четверть. Но все- таки сучка, - подумалось ему. Ну что она ко мне пристала? Та-ак. Потом мы шли домой. Потом пили коктейль в кафетерии. Потом дома читал книгу, пока не пришел отец. И он что- то сказал. Что? Ну? Что же он мог сказать такого страшного? Нет, не представляю, - мучился в догадках Максим. Но память отказывала именно здесь. Вот хлопнула дверь и в коридоре снимает сапоги отец. Я откладываю книгу и показываю ему дневник. А что? Есть, чем похвалиться. Но, вроде бы и не хвалюсь, а так, типа расписаться надо. Доволен. Видно, что доволен, улыбается. И улыбаясь, говорит… Что, что?
      В это время тяжело застонал, а потом страшно закричал сосед по палате - подросток с забинтованной головой. Этот крик подбросил Макса и вынес его в коридор.
      – Там, там… этот, - сбивчиво сообщил он сидящей за дежурным столом уже знакомой мед сестре.
      – Ничего, - успокоила юношу толстушка и кинулась в палату. - Это у него бывает. После операции. Ты не бойся. Я ему обезболивающее уколю, и он опять спокойно ляжет…
      Но Максим уже не слушал тараторку. Мимо на каталке провезли кого-то забинтованного.
      – Девушку машина сбила. На операцию повезли. Тяжелая. Сам профессор будет оперировать, - также глядя вслед, объяснила вернувшаяся девушка.
      – Это который? - рассеянно поинтересовался, занятый своими мыслями подросток.
      – Который тебя лечит. Ну, сегодня приходил. Василий Иванович. Золотые руки! Только здесь - вряд ли… хотя, загадывать не надо. Вон, с тобой рядом лежит. Василий Иванович с того света вернул. Вроде, выздоравливает. Хотя и кричит от боли. Пока. Ну, хорошо, иди в палату, отдыхай. Скоро отец приедет. Профессор позвонил.
      Юноша кивнул и, оторвав взгляд от закрывшейся в операционную двери, неуверенными шагами поплелся к туалету. Там он долго и удивленно таращился в зеркало. Он и одновременно - не он. Те же карие глаза (от отца!), те же густые темно-коричневые волосы, порядком отросшие, те же широкие брови. Все? Куда-то ушедшая детская припухлость щек сменилась все той же нежной, покрытой пушком, но туго натянутой на скулах кожей. Глаза запали в глазницах, но теперь казались неестественно большими. Даже бывший предметом насмешек нос - " бульбиной" теперь заострился и приобрел более правильные нордические черты. И губы вот… - подросток вытянул их трубочкой, потом поджал, потом улыбнулся. Уже не "губки бантиком". Хотя… Нижняя осталась такой же пухлой. Но в целом увиденное Максиму понравилось. Из зеркала на него смотрел тот, кем ему и хотелось быть - по крайней мере, уже не ребенок. Объяснив это значительным похуданием, Максим принялся за гигиенические процедуры.
      Появление отца в майорских погонах и новенькой Звездой Героя было исключительно эффективным.
      – Сразу после службы. Да и профессор настаивал, говорит, положительные эмоции тебе нужны, - смущенно оправдывался он за свой вид, прижимая сына к пропахшему куревом кителю. Ну а ты как здесь?
      – Ничего, папуля, нормально. Но ты… ну ты… - Максим глупо широко улыбался, по-детски таращась на Звезду. - Ты молодец, папуля, - наконец нашел слова он. Я всегда знал, что ты у меня герой. А как? За что?
      – Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? - осторожно поинтересовался Белый - старший, садясь в ногах кровати и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.
      – Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!
      – Посадил аварийный самолет. На глазах у Главного.
      – А подробнее?
      – Вернешься домой, все подробно расскажу. Будет стимул быстрее выздоравливать.
      – Ну, хоть немножко.
      – Нет, здесь не будем, - твердо оборвал клянченье отец. - Рассказывай, как ты здесь.
      – А, секреты! - по-своему истолковал это Макс. Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку, какую. Нормально я. Профессор осмотрел. Сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал - вспоминал, до того, как ты пришел со службы вечером - помню, как показал дневник - помню, а дальше - провал.
      – Не волнуйся, главное - спокойствие.
      – Это Карлсон говорил.
      – Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот, соки, пасты, шоколады. По школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.
      – Ай, ну папа, - засмущался Макс. Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом всевозможные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.
      – Да ладно тебе. Какую книгу привезти?
      – Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.
      – Найду. Ну, пора. Врач сказал долго по первому разу не засиживаться.
      – Да, езжай. Когда снова будешь?
      – Теперь часто - офицер крепко обнял сына и ушел, оставив радостное ощущение любви, тепла, заботы и твоей нужности на этом свете. Помахав ему в окно, больной развернул свертки и тут почувствовал, как он изголодался. Сытно и вкусно поев фруктовых кашек, подросток с какой- то хитрецой покосился на конфеты, а затем завалился в точности выполнять предписания тихого часа.
      Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Он был не в духе и не в силах скрывать этого. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал ": Молодцом, продолжай в том же духе", после чего повернулся к больному на соседней койке.
      – Василий Иванович, когда меня выпишут? - жалобным тоном спросил Максим,
      – А что, плохо здесь? Только очнулся, и уже надоело? Не нравится?
      – А что здесь должно нравится, - хотел, было спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.
      – Четверть кончается. И год.
      – Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, - пообещал профессор, уже стуча по конечностям Максового соседа.

Глава 2

      – Угощайтесь - угощайтесь. Мне все равно много пока нельзя. Да, а как меня кормили? Кололи?
      – Ну, первых несколько дней. А потом потихоньку, из ложечки. И ничего, глотательный рефлекс утрачен не был. Правда, только жидкое или пюре, тоже совсем жиденькое. Так что сейчас смотри, никаких там мясов раньше времени.
      – Вот я и говорю, угощайтесь. Чего это Чапай такой злой? - поинтересовался Максим.
      – Кто? - не поняла толстушка. Максим уже выяснил, что зовут ее Светлана и с целью кое-что выведать, пригласил ее на отцовские конфеты.
      – Ну, Василий Иванович ваш.
      – Не надо так, - серьезно упрекнула девушка собеседника и даже отложила конфету. Он не злой. Он очень уставший и подавленный. Помнишь ту девушку? Шесть часов операции. Шесть часов, понимаешь? И не ногу, какую- то отрезать, а мозг оперировать. Ювелирная работа. Но не всегда и не все подвластно. Даже ему. Наверное, умрет. Хотя, надеяться и бороться надо до последнего, - спохватилась она, но тяжело вздохнула. - А потом, после операции - разговор с родителями. Соври, успокой, что все нормально, а тут раз - и все. Как потом в глаза им смотреть? Сказал, что сделали все возможное, но ни за что ручаться нельзя. Мать - тотчас же с инсультом - уже тоже наш пациент, а отцу надо на службу. Он тоже офицер. Какой- то большой начальник у вас. Пушкарев, его фамилия. Знаешь такого? Представляешь. Завтра приедет, а дочь…
      Пушкарев… Значит, она… - ошарашено прошептал Максим. Он хорошо знал эту девчонку - синеглазую красавицу из младшего класса. Анюта. "Анютины глазки - цветочек из сказки"- сочинил он когда-то рифму и, понаписав ее на бумажных самолетиках, забросал ими ее балкон (в их же доме, но через подъезд и этажом ниже). Обратила ли она внимание? Наверное. Она этого не сказала, но вскоре он здорово получил от более взрослых ухажеров. Но было это в детстве - три года назад - и теперь почти забылось. Они остались незнакомы, и, кажется, об этом не жалели. И теперь она… ее… Почему-то навернулись слезы. Ну, не почему-то, а от жалости, ну и что?
      –И что с ней теперь?
      – Профессор сказал, травма тяжелая. Да оно и так было видно. Весь череп… но тебе ведь нельзя волноваться?
      –Ну, расскажите пожалуйста. Тем более что уже все и рассказали.
      –Ладно. Теменная кость раздроблена. Мозги видны. Привезли, сразу трепанация, а затем - и студентка, гордясь своими знаниями, начала сыпать мудреными терминами.
      –Но я не понимаю. Вы бы мне по-русски.
      –А вся медицина по латыни.
      –И без шансов?
      –Неизвестно. Травма мозга очень серьезная. Несовместимая с жизнью… Почти.
      –Но только "почти"?
      –Все может быть. Но даже если выживет, будет инвалид. Паралитик.
      –Зачем же тогда вообще жить? - выдохнул Макс.
      – Не знаю - вздохнула и медсестра. Ей было всего двадцать два, и она тоже не представляла себе, зачем жить не двигаясь.
      –Ну всё, спать. Будет мешать сосед - позовешь, я на дежурстве.
      –Спасибо, спокойной ночи.
      –И тебе спасибо. Выздоравливай.
      Сосед не мешал, но уснуть не удавалось. Хотя, какое там не удавалось. Максим и не пытался. В окно светила луна и в открытую форточку прокрадывался волнующий запах рано цветущей сирени.
      Это, наверное, специально, чтобы пациентам болеть не хотелось. И умирать тоже. Гнетущая тоска хватанула за сердце. Хошь-не-хошь, а придется. Вот, Анюта тоже не хотела. Не хочет. Он вспомнил ее на школьных вечерах. Отец - штурман полка - мог позволить для дочки больше, чем простой летчик. И если в школьной форме она была красива, то на вечерах или дискотеках она была, как бы это точнее выразится… да черт его бери, как это называть. Что не с ним - она то тут при чем? Он и не пытался. Кроме тех идиотских самолетиков. Юноша неожиданно покраснел. "И по делу меня тогда отходили. Подло, правда, втроем, ну она то здесь при чем?". И вот теперь она здесь рядом умирает. И он не может помочь. Почему не может? И даже не пытается. А как? Да хоть как - ни будь.
      Не осознавая, что он делает, Макс накинул халат и выскользнул в коридор. Светлана сидела, склонившись над столом - толи читала, толи дремала. Парнишка тихонько прошмыгнул в реанимацию.
      Пушкарева лежала одна в холодной, страшной темноте, с зашторенными окнами. "Видимо, чтобы свет не мешал", - мелькнула мысль у визитера. Но как может мешать свет? Особенно лунный? Он осторожно отодвинул штору - ровно настолько, чтобы луна могла заглянуть в лицо девушки. Анюта, конечно, была без сознания. Свободное от бинтов лицо было бледным, измученным страданием. Было видно, насколько она ослаблена болью, операцией, наркозом. "Умирает" - с ужасом понял юноша и нащупал ее холодеющую ручку. Почти не осознавая, что делает, Максим представил, что его пульсирующая горячая кровь, его силы по пальцам переливаются в руку бедной девочки. Через несколько секунд он начал почти наяву ощущать это.
      – Анюта, открой глаза, - неожиданно даже для себя попросил он. И словно два василька выглянули из-под снега.
      – Слушай меня, - почему-то глухо, откуда-то из глубины души сами вырывались слова. - Ты не умрешь. Ты не хочешь умирать. Ты будешь жить. Слушай и чувствуй. Бери мои силы и живи. Бери, бери, бери…
      Теперь он ощутил, как горячая волна берет начало от его сердца, катится по руке, струйками просачивается через ее пальцы и такой же горячей волной разливается по телу девушки. И в это же время от нее чёрными струйками начала просачиваться боль. Вначале покалывало пальцы, затем стало жечь руки, потом волна боли захлестнула его всего. И на каждую волну переданного тепла приходила волна боли. Пронзительной, ослепляющей, заставляющей струнами стонать каждый нерв.
      – Бери и живи, бери и живи. У меня много. Бери…, живи…, -повторял он с каждой такой волной, окунаясь, всё глубже и глубже, в её взгляд и чуть сдерживая себя от крика боли.
      Луна уже перестала заглядывать в щель между шторами, когда девушка, легко вздохнув, закрыла глаза и уснула. Максим почти физически почувствовал, что она больше не в силах ничего от него взять. А он - не может дать. Оставив уже потеплевшую руку, юноша подошел к окну и долго, собираясь с силами, смотрел на лунный диск. Боль медленно уходила, стекая с пальцев черными мелкими каплями и растворяясь в лунном свете. Затем он медленно, хватаясь за стены, вышел из палаты и незамеченным добрался до своей койки и провалился в глубокий сон.
      – Подъем, подъем, подъем, - разбудил утром Максима радостный голос Василия Ивановича. - Я понимаю, что для выздоравливающих и сон - лекарство, но не да такой же степени. Уже осмотр, пора хотя бы глазоньки продрать.
      Перед просыпающимся подростком сидел ликующий профессор. Сейчас он был очень похож на собирающегося взлететь майского жука - даже усы также распушались.
      – Э-э-э, брат, да ты совсем ослаб. Ты чем ночью занимался?
      – Спал, хмуро ответил юноша, протирая глаза.
      – Что- то не похоже, - сомневался врач, осматривая, ощупывая и простукивая пациента. - Впрочем, ладно. Ничего страшного, только общая слабость. Кошмары не снились?
      – Скорее всего, сказки, - вспомнил прошлую ночь Максим.
      – Сказки, это ничего. С сегодняшнего дня - только общеукрепляющие, - обратился он к пришедшей с ним врачихе. - Но не усердствуйте. Больше покоя. И, что-то мурлыча под нос, ушел в сопровождении бело-халатной свиты.
      –Чего это он? - поинтересовался Макс у раскладывающей на его тумбочке порошки Светланы.
      – Девочке лучше. Просто чудо. Думали, до утра не доживет, а она жива. И, видимо выкарабкается. Ее счастье, - с радостной улыбкой прокомментировала медсестра.
      – Теперь когда появитесь?
      –Во вторник. Мы сутки дежурим и полторы отдыхаем.
      –Что бы я попросил, может, газет принесете? Ну, в которых про отца?
      – Ой, не знаю, можно ли тебе?
      – Но профессор сказал, что ничего страшного, то есть уже можно.
      – Хорошо, если найду. Выздоравливай. Если что, ты Марины не стесняйся. Она только с виду строгая, - охарактеризовала она свою сменщицу.
      "Ей, ровеснице, а может, и подружке, хорошо говорить "не стесняйся". А тут такая красавица!" - подумалось Максу, когда новая медсестра пришла за пустой посудой. Надо отметить, что, во - первых, белый цвет украшает любую девушку, а белый халат - любую стройную женщину. И, кроме того, не так много наяву видел девушек наш обитатель военного городка.
      –Может, помочь чем, - попытался он вступить в контакт, когда эта красавица ворочала его бессознательного соседа.
      – Себя обслуживай и это уже помощь - довольно резко отклонила она его предложение, и подросток замолчал. Было о чем подумать и без этого. Он вдруг вспомнил, как начал свой смертельный крен самолет отца. Вот тут я бухнулся в обморок, - уверился Макс. Обругав себя тряпкой и успокоив, что все- таки отец- это отец, да и другие люди у него на глазах погибли, юноша задумался над тем, что же случилось с ним ночью. Может, и это был некий полуобморочный бред? На почве переживаний и рассказанных на ночь страшков? А улучшение состояния Анюты - совпадение? Ничего себе, сон, содрогнулся он, вспомнив о бившейся в нем боли.
      А если попробовать? Вот, с соседом. Тоже, или в беспамятстве, или кричит. Ну и что, что "тундра", тоже мучается. Следует отметить, что давным-давно полк прибыл сюда из Сибири, и местные ребята тут же окрестили пришлых "тайгой". Те не остались в долгу и назвали аборигенов "тундрой". Максим не разделял этой предвзятости и старался относиться к "тундре" объективно. Но стоит ли терпеть? - вновь вспомнил он боль.
      В самом начале тихого часа Макс решился и подошел к соседу. На этот раз он легко коснулся руками забинтованной головы в месте, где сквозь бинты просочилось красное пятно. Он попробовал пустить сквозь пальцы ту же волну, но сейчас же вскрикнув, отдернул кисти. Боль пришла сразу, словно от прикосновения к раскаленному металлу.
      – Да что это такое? - недоуменно прошептал он. Значит, не снилось? Но раньше - то такого не было. Он посмотрел на свои руки, пожал плечами и вновь приблизил к голове больного. - Надо терпеть, - уговаривал он себя. Если получается, надо помочь. Мучается же парень. Вон сколько времени в себя не приходит. Надо помочь…
      И странное дело - боль отступила, вместо нее нахлынула горячая волна здоровья, которой он щедро делился с безответным бедолагой. Настолько щедро, что вскоре пол поплыл под ногами. Еще чуть - чуть, еще капельку, - уговаривал он себя, чувствуя, сколь нуждается в этом больной. Затем добрался до своей кровати, свалился и уснул.
      – Ну и здоров ты, все-таки, спать, - вновь разбудил его голос профессора. Как ни приду - он спит. Может, ты и раньше просто крепко дрых? - тормошил врач подростка. Ну - ну, молодцом. Динамика замечательная. Хотя и не такая, как у соседа. Бурно выздоравливает. Пока ты спал, он вдруг встал и пошел в туалет. Чудеса современной медицины. Мы думали, гарантированная обездвиженность, хотя бы очнулся, а тут… В общем, теперь у вас палата выздоравливающих.
      – Скажите, а та девушка?
      – А что она тебя интересует? - нахмурился врач. Он уже взялся за "бурно выздоравливающего", который, правда, в это время не шевелился. Толи спал, толи вновь был без сознания. Ну, ничего, ничего, начало положено, рефлексы проявились. Завтра во время обхода обязательно показать…
      – Да знакомая она моя…
      – Медицина не всесильна. Наверняка будет жить, а вот все остальное…
      – Обездвиженность? - повторил Максим только что произнесенный Чапаем термин.
      – Запомни дорогой, врачи диагнозы и вероятности исхода лечения с другими больными не обсуждают. Профессор тяжело вздохнул и добавил - Всегда хочется большего. Будем бороться! - с каким-то вызовом сказал врач, уже уходя из палаты.
      Позже приехал отец, вновь привез свежих овощно-фруктовых кашек, устроил небольшую выволочку по поводу Максовой еды. Подросток оправдывался тем, что он сыт и вообще затрачивает сейчас немного сил.
      – А ты затрачивай побольше на выздоровление, - посоветовал отец. Привет тебе от невесты.
      – Ай, ну папа…
      – Шучу. И от Женьки, и от других одноклассников. Собираются проведать.
      – Ну, вот еще - застеснялся юноша. - Тоже мне тяжелобольного нашли. Кстати, ты знаешь о Пушкаревой?
      – Да… Ее отец меня и подвез. Несчастные родители… Вначале молились, лишь бы выжила. А теперь…
      – Профессор говорит, будут бороться.
      – Да, конечно, надо надеяться. Вот тебе твое чтиво, но не усердствуй, доктор сказал - в меру.
      Затем они поговорили ни о чем, и старший Белый засобирался. Отец Анюты ехал домой, чтобы порешать служебные дела и вновь разрываться здесь, между женой и дочкой.
      Сосед мирно похрапывал, на тумбочке уютно горела лампа, красивая медсестра не появлялась. Можно было почитать или просто подумать. Максим остановился на втором. Опыт с соседом показал, что в нём появилась или проявилась способность к целительству. Выросший в эпоху повального увлечения всевозможными паранормальными явлениями, он скорее обрадовался, чем удивился этому обстоятельству. Но вот боль… Он ранее нигде не читал, что целительство столь мучительно для самого врачевателя. Да и те, кого подняло на щит телевидение, не морщась, лечат целые толпы. А тут из-за одного. Или одной. Столько боли и столько сил.
      Внезапно он рывком сел. А что, если это временно? Вот завтра проснется, а этого уже нет. И он не успеет. Надо… Прямо сейчас, пока возле нее никого нет. Максим поднялся и вышел в коридор.
      – Я быстро, - ответил он на немой вопрос дежурившей красавицы Марины и направился в сторону туалета, а когда та склонилась над книгой, метнулся в реанимацию.
      Здесь ничего не изменилось. Разве что шторы теперь были раздвинуты, и из капельницы в тонкую руку неподвижной девушки сочилась какая-то жидкость. Непонятно откуда зная, что делать, Макс, даже не касаясь, поднес руки к голове несчастной и замер, ожидая боли. И она вновь пришла - на этот раз тупая, саднящая.
      –Да что же это, - всхлипнул целитель, но тут же потрясенно замолчал, уставившись на пальцы рук. Какие-то маленькие искорки пробегали от запястий к кончикам пальцев и накапливались там, заставляя их светиться все более ярким и ярким светом. И словно некий барьер мешал этому свету вырваться, политься далее.
      – Бери, бери - шептал он, как в прошлый раз, но воочию видел - он сам не давал той целительной силы, в которой так нуждалась девушка. Кончики пальцев уже светились настолько ярко, что освещали бледное лицо девушки, когда Максим вдруг понял - он просто боится этой боли и желает побыстрее от всего этого отделаться.
      –Нет! Пускай! Она должна… Она не будет калекой. Ну же! Не боюсь. Давай!
      Боль вновь ослепила его. Но зато таинственный свет ("какое-то поле" - подсознательно решил юноша) двумя прямыми лучами коснулся висков девушки, затем растекся по ее голове и явно стал просачиваться сквозь бинты.
      Открой глаза, - теперь решительно и радостно сказал он, окунулся в их глубину.
      – Бери это. Впитывай. Ты не будешь калекой. Будешь ходить, бегать прыгать… танцевать. - Пронзительная боль не давала возможности сосредоточиться, и Максим с трудом подбирал слова. - Ты будешь абсолютно здорова, - нашел он, наконец, правильную формулу и вдруг почувствовал сопротивление своим словам и мыслям. Повторяя слова об абсолютном здоровье, он попробовал, как в прошлый раз послать не эти ручейки, а волну своей неведомой силы. Что-то мешало, и юноша, мотая головой от мучительной боли, попробовал сосредоточиться на путях светящихся ручейков. Это удалось, и он вдруг ясно представил, как пульсирующие волны растекаются и словно губкой, впитываются розовыми, похожими на мелкие цветочки, клеточками мозга. Дальше, дальше, а здесь… А здесь сияла пустота, пропасть. "Прооперированный участок" - понял Макс. Надо соединять. Он попытался добавить силы светлым лучикам, и это отозвалось еще более жгучей болью.
      – Ничего, - успокоил он испуганный взгляд девушки. Ничего. Ты выздоровеешь. Ты скоро выздоровеешь.
      Еще немного боли и он уже не увидел, а почувствовал, что его "флюиды" прорвали таки этот черный барьер и он начал затягиваться.
      – Вот так, вот так, - приговаривал он, отправляя этих таинственных посланцев здоровья все глубже и глубже в раненный исстрадавшийся мозг. И рана сдалась! Он увидел, как ярко, чистым голубым огнем вспыхнули лучи его пальцев, как окуталась свечением вся голова девушки. А вскоре свечение погасло само собой. Угасла и боль.
      –Или силы кончились, или больше не надо, - решил Максим. Он вновь был так опустошен и измучен болью, что, выходя, не обратил внимания на движение - Анюта повернула голову и посмотрела ему вслед. Кроме того, появились новые заботы. У двери стояла медсестра. Судя по расширенным до последней возможности зрачкам, она что-то видела, но пока не могла понять, что.
      –Все потом… И помогите, - попросил целитель, опираясь на стену.
      С присущей медсестрам сноровкой Марина подхватила оседающего нарушителя режима под мышки и поволокла по коридору. Уже у палаты они столкнулись со спешившим в реанимацию Пушкаревым.
      – Как она? - строго спросил полковник медсестру.
      – Ничего. Все также. Это мы… Это я вот, в туалет… помогала, - испуганно залепетала, оправдываясь, девушка, кивая на Максима.
      Грозный офицер хотел, видимо, спросить еще что- то, но, вздохнув, грузно зашагал в реанимацию.
      – А теперь я тебя спрошу, - затянув Макса в палату и бросив его на кровать, зловеще прошипела мед красавица. Что. Ты. Там. Делал? - с расстановкой произнесла она. - Ну? Что. Ты. Там. Делал? - повторила она, и, не дождавшись ответа, стала трясти Макса за лацканы халата. - Ты расскажешь мне, пока я не подняла верхол. Ну?
      Максим молчал, засыпая. Ему совершенно не хотелось разговаривать, а, тем более, что-то объяснять. Дознание прекратилось самым неожиданным образом. Прогремели шаги, и открывшийся дверной проем заполнила фигура Пушкарева - отца.
      – Сестра, сестричка, родненькая, быстрее, - пролепетал он и кинулся назад.
      – Ну вот. Молись, гадёныш. Не дай Бог… сама удавлю, - пообещала девушка дремавшему Максиму, бросаясь вслед за Анютиным отцом. Он успел ещё ощутить удар ненависти её зеленых глаз, после чего провалился в сон.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7