После завершения переоснащения в Вильгельмсхафене «Германия» проследовала прямо в Киль, чтобы принять на борт контр-адмирала принца Генриха. Кайзер тоже прибыл с ним, чтобы лично проводить нас. На торжественном банкете по случаю проводов в Кильском замке, говоря об указаниях, данных принцу Генриху на время этого похода, кайзер употребил выражение «бронированный кулак». Это выражение было воспринято за границей как оскорбление, в особенности в Англии, где оно стало поводом для множества иронических комментариев.

На следующий день, 7 декабря 1897 года, «Германия» отправилась в дальний путь, а кайзер проводил нас вплоть до Рендсбурга. В его свите были принцы – его старшие сыновья, а также граф фон Бюлов, министр иностранных дел, контр-адмирал Тирпиц и граф цу Ойленбург, лорд Чемберлен. Простившись с остальными на мосту в Рендсбурге, кайзер в сопровождении фон Бюлова и фон Тирпица направился во Фридрихсруэ, чтобы навестить там принца Бисмарка, бывшего канцлера, находившегося уже в весьма почтенном возрасте.

В кильватере «Германии» следовал крейсер «Гефион», движение в проливе Ла-Манш в штормовую зимнюю непогоду держало в напряжении всех, находившихся на мостике корабля. Надо сказать, что пролив Па-де-Кале мы проходили в такой туман, что остались незамеченными английской эскадрой, которая поджидала нас, чтобы воздать почести принцу Генриху. Они восприняли это как специфическую морскую уловку. Наши корабли бросили якорь в Портсмуте, откуда принц Генрих направился в Лондон с визитом к своей бабушке королеве Виктории.

Сочельник мы отметили в Бискайском заливе среди бурных волн. Принц Генрих почтил офицеров корабля своим присутствием со всем штабом на праздничном вечере в офицерской кают-компании. В ознаменование этого события он сделал кают-компании подарок – серебряный «loving cup»[6], из которого и сделал первый глоток. Поднимая его, он в качестве тоста произнес поговорку «Север или юг, запад или восток – а дома лучше!». Передавая его следующему, он потребовал, чтобы каждый из сотрапезников, которому предстоит пить из него, последовал его примеру. Естественно, что старшие по званию, которые пили из кубка первыми, быстро использовали все знакомые тосты и поговорки, так что нам, молодым лейтенантам, когда очередь дошла до нас, пришлось попотеть, вспоминая что-нибудь подходящее к случаю. Поскольку этот обычай стал в кают-компании постоянным, мы, младшие офицеры, ворошили горы покупаемых для кают-компании газет и журналов, разыскивая на их страницах подходящие для произнесения в качестве тостов стихи или эпиграммы.

Отношения между адмиральским штабом и офицерами корабля обычно бывали напряженными, на «Германии» же они отличались необычайной сердечностью. Старшим офицером штаба был граф фон Шпее, которому в 1914 году предстояло обрести лавры победителя в качестве командующего германской эскадрой в битве при Коронеле[7], а вскоре после нее погибнуть у Фолклендских островов. Личным советником принца Генриха был капитан-лейтенант Георг Мюллер, пожалованный позднее дворянством. Он исполнял обязанности министра двора и старшего политического советника кайзера, находясь во главе Императорского тайного совета. Один из судовых врачей, лейтенант Олофф, стал впоследствии профессором университета и ведущим окулистом в Киле, а после Первой мировой войны обрел всегерманскую известность.

Порядки на борту «Германии» устанавливал сам принц Генрих. Благодаря своему личному обаянию, соединенному с опытом морехода, он без какого-либо усилия очаровывал всех вокруг. Во многих аспектах моделью для организации военно-морского флота ему служил британский ВМФ, и ему нравилось общаться с британскими флотскими офицерами и британскими армейцами в портах, в которые мы заходили. Именно с его легкой руки германские морские офицеры стали носить заостренные бородки, если они вообще обзаводились этим мужским украшением.

Будучи справедливым и внимательным к своим подчиненным, он мог быть и чрезвычайно раздражительным, грубым, если нарушались требования судового этикета или официальная церемония шла наперекосяк в присутствии иностранных кораблей или их офицеров.

Помещения для младших офицеров на «Германии» нельзя было, не покривив душой, назвать чересчур комфортабельными. Мы размещались по два человека в каютах, которые находились глубоко под палубой и в непосредственной близости от машин и котлов. Единственный иллюминатор каюты находился столь невысоко над ватерлинией, что его нельзя было открывать даже во время стоянки в порту. В результате я вплоть до прибытия в Гонконг предпочитал спать не в каюте, а в гамаке, подвешенном на орудийной палубе.

Надо еще упомянуть о том, что наши древние паровые машины то и дело выходили из строя, что было предметом постоянного беспокойства старшего механика капитана 3-го ранга Пааше, которому вместе со своими механиками приходилось изрядно потеть в жаре машинного отделения.

Первая из этих поломок задержала на несколько дней наше прибытие в Гибралтар.

Именно в Гибралтаре принц Генрих в разговоре с британскими адмиралами – своими давними друзьями – узнал причину своего довольно сдержанного приема в Англии, причем даже со стороны королевы. Британцы были раздражены речью кайзера с упоминанием «бронированного кулака».

Из Гибралтара мы проследовали через Средиземное море, Суэцкий канал и Красное море до Адена. Здесь я заменил капитан-лейтенанта Мюллера в качестве личного советника принца во время официального визита к губернатору Адена, а также во время торжественного обеда, данного губернатором в честь принца.

Во время перехода в Индийском океане не утихал шторм, что было особенно неприятно на фоне постоянных поломок наших машин. Для их починки нам пришлось на несколько дней зайти в Коломбо. Эта остановка, впрочем, дала нам возможность познакомиться с прекрасной тропической природой острова Цейлон.

Накануне нашего отхода мы с удивлением получили запрос от русских военных кораблей «Сысой Великий» и «Наварин», стоявших в этот момент на рейде, с просьбой разрешить им следовать вместе с нашей эскадрой во время перехода в Сингапур. Они явно получили указание из Санкт-Петербурга сделать этот жест с целью произвести определенный эффект на британцев. Последующий переход в одной компании с этими кораблями обогатил меня и моих сигнальщиков не только бесценным опытом обмена информацией с иностранными судами, использующими другой язык, но также наглядно дал нам понять размеры влияния, которое приобретут военно-морские флоты в грядущих национальных стратегиях мировых держав.

В Сингапуре находилась большая и гостеприимная германская колония, и наше пребывание в этом порту позволило нам узнать изнутри этот центр Британской империи, раскинувшейся по всему земному шару. Все это, а также другие впечатления и опыт, обретенные мною на Востоке, в значительной степени десятилетия спустя помогли мне понять психологию японцев и их операции во Второй мировой войне.

Именно в Сингапуре до нас дошли известия о принятии первого Военно-морского устава и реорганизации Верховного командования военно-морских сил. Ныне место Верховного командования военно-морских сил занял адмиралтейский штаб. Его полномочия были предусмотрительно ограничены прежде всего обобщением и оценкой информации об иностранных военно-морских флотах – другими словами, военно-морской разведкой – и разработкой стратегических планов и тактическим планированием. Истинные же функции управления самим флотом и стратегией его развития переходили теперь в руки имперского военно-морского министра, на должность которого был назначен сам контр-адмирал фон Тирпиц. Эта реорганизация, однако, была чревата опасностью того, что новое управление будет верстать свои планы без должного учета практического опыта флотских команд. Поскольку кайзер, хотя и уделявший громадное внимание военно-морскому флоту, не имел профессионального морского образования и флотского опыта, представлялось совершенно необходимым существование совета при министерстве, состоявшего из опытных адмиралов.

Следующий переход привел нас в важную британскую базу Гонконг, где нам снова пришлось воспользоваться возможностями ее верфи для ремонта машины и паровых котлов.

В Гонконге мы первым делом познакомились с британской Дальневосточной эскадрой под командованием адмирала сэра Эдуарда Сеймура[8]. Командиром британского флагманского корабля «Центурион» был капитан 1-го ранга Джон Джеллико[9], впоследствии главнокомандующий британским Гранд-Флитом[10] в ходе Первой мировой войны.

В тот период Гонконг представлял собой бурлящий центр международной политики. Вот-вот предстояло разразиться испано-американской войне, и в порту стояла американская эскадра под командованием капитана 1-го ранга Дьюи, лихорадочно делая последние приготовления для вмешательства в зреющий конфликт на Филиппинах. Британцы и русские яростно оспаривали друг у друга аренду баз в Китае в качестве утешительного приза за Циндао, который только что заполучила Германия.

Во время нашего пребывания в Гонконге мы не только любовались живописными окрестностями и посещали семьи живущих здесь немцев, но и побывали с дружескими официальными визитами на многих иностранных военных кораблях, стоявших в порту.

Лично для меня кульминацией пребывания в Гонконге стала поездка вверх по реке (Сицзян) в древний Кантон[11], которую я совершил в качестве члена штаба принца Генриха. Путешествие вверх по реке заняло целый день, но даже при дневном свете не была исключена возможность нападения на нас речных пиратов.

В мае 1898 года мы наконец достигли пункта нашего назначения – Циндао. Здесь мы имели возможность наблюдать интереснейшую военную, военно-морскую и культурную жизнь, энергично развивающуюся под руководством губернатора капитана 1-го ранга Джешке.

Циндао был не просто нашей базой; он был пунктом, откуда мы наносили визиты в другие порты и страны. Одним из первых и самых интересных был сделанный нами в мае визит к императору Китая. Мне опять выпало счастье сопровождать принца Генриха в составе его свиты. После тряской и неудобной Тонкинской дороги мы проделали железнодорожное путешествие до Пекина через Тяньцзинь – долгую поездку в течение всего дня по линии, охранявшейся китайскими солдатами, чьи угрюмые лица, однако, не внушали нам чувства безопасности.

В Пекине нам предложили пересесть в паланкины, в которых, на плечах носильщиков, нам предстояло проделать путь в европейский сеттльмент. Здесь принц Генрих и капитан-лейтенант Мюллер сразу же были приглашены в гости к послу барону фон Хейкингу и его жене, впоследствии прославившейся как автор знаменитой книги «Письма, которые он так и не получил».

Следующие дни были заполнены знакомством с достопримечательностями Пекина, в том числе с Запретным Городом с его знаменитым храмом Неба – любезность, оказанная принцу Генриху в числе очень немногих. Особенно мне запомнился официальный банкет, данный в нашу честь французским послом месье Пичоном, ставшим впоследствии министром иностранных дел Франции.

Главным событием недели стал визит принца Генриха к молодому китайскому императору и императрице-матери, который состоялся в их летнем дворце, расположенном в нескольких часах езды верхом от столицы. Кому-то пришла в голову счастливая мысль заблаговременно отправить вперед для обеспечения нашей безопасности подразделение морской пехоты под командованием лейтенанта Роберта, имевшееся при нашем посольстве, поскольку большая толпа, встретившая нас у ворот дворца, выглядела отнюдь не дружественно.

Прежде чем войти во дворец, мы сменили наши костюмы для верховой езды на полную парадную форму. Затем принца Генриха внесли в пределы дворца в паланкине, а мы последовали за ним своим ходом.

Император встретил принца стоя, затем попросил его присесть для беседы – честь, которая никогда ранее не была оказана представителю иностранного государства. После того как принц передал императору привезенные подарки и награды, император лично проводил его в сад для представления вдовствующей императрице – это еще одно исключение, сделанное для принца Генриха.

После обеда император нанес принцу ответный визит. Во время церемоний, связанных с этим визитом, произошел случай, весьма характерный для того напряженного периода, непосредственно предшествующего Боксерскому восстанию. Для отдания почестей императору около храма был выстроен почетный эскорт из морских пехотинцев. В качестве особого знака внимания принц велел начальнику эскорта показать приемы владения оружием. Металлический лязг примыкаемых штыков и хлопки ладоней о приклады, похоже, впечатлили почетного гостя, к тому же принц отдал приказ командиру взвода выполнить уставную команду «Зарядить оружие!».

К его изумлению, лейтенант Роберт прошептал: «Это невозможно, ваше высочество!» Затем, отвечая на хмурый взгляд принца, лейтенант шепотом пояснил: «Винтовки заряжены боевыми!»

После того как демонстрация закончилась – к явному облегчению императора, – лейтенант Роберт объяснил принцу Генриху, что он принял предосторожности и велел зарядить винтовки эскорта на случай каких-либо выходок толпы, собравшейся вокруг нас и смотревшей на представление довольно сумрачно.

Вслед за Пекином мы посетили Порт-Артур и Вэйхай. В Порт-Артуре русские еще вовсю возводили укрепления, но все же дали большой торжественный прием в честь германского принца. В Вэйхае же ничего, напротив, не строилось, было похоже на то, что британцы арендовали этот порт только в ответ на русскую базу, располагавшуюся как раз напротив, по другую сторону узкого пролива.

Вскоре после этого принц Генрих смог удовлетворить свое давнее желание посетить Японию. Офицеры и команда получили возможность познакомиться с прекрасными японскими ландшафтами и восхитительной японской цивилизацией, поскольку в те времена старые постройки, мебель и обычаи еще не были испорчены «вестернизацией».

В последующие месяцы состоялись еще несколько наших визитов в Японию, в один из которых принц Генрих был официально принят японским императором. За те несколько поездок, которые я сделал в японскую глубинку, мне посчастливилось рассмотреть жизнь этой страны изнутри.

Побывали мы и в Корее, в то время еще независимой. Именно там, в порту Пусан, 1 августа 1898 года до нас дошла весть о кончине престарелого экс-канцлера принца Отто фон Бисмарка. Выстрел пушки, обозначивший скорбную минуту молчания для всех германских военно-морских судов, стоящих в порту, эхом отдался в окружавших бухту изумрудно-зеленых холмах, явив здесь, в этой далекой чужой стране, всю глубину германской скорби.

Порт-Артур был не единственным русским портом, в который мы заходили. Мы совершили переход вдоль протяженного побережья Сибири, побывав не только в большой военно-морской базе Владивосток, но также и в Корсакове, русской колонии для ссыльных преступников на острове Сахалин, и в Александровске, на восточном побережье Сибири. Два последних места, похоже, представляют собой традиционно русские поселения, Владивосток же, напротив, в сравнении с ними выглядит совершенно европейским городом. Будучи здесь, принц Генрих, очевидно выполняя полученные дома инструкции, завязал дружеские отношения с русским военным и флотским командованием. Когда русские были приглашены на борт «Германии», я имел случай продемонстрировать им 240-миллиметровые башенные орудия, хотя был уже поздний вечер.

И разумеется, мы всегда с большим удовольствием совершали многочисленные поездки в Шанхай, где находилась большая международная колония и царили совершенно европейская жизнь и порядки.

В это время уже вовсю шла испано-американская война. Сразу же после ее начала вице-адмирал фон Дидерихс, командовавший германской эскадрой, отправил в филиппинские воды несколько крейсеров, в том числе «Императрицу Августу». Их появление вызвало подозрения в недружественных намерениях у американского коммодора Дьюи, который было решил, что они появились здесь с враждебными целями. Верно, что симпатии многих немцев были на стороне Испании, как более слабого противника, но у нас не было ни малейшего намерения нарушить существовавший нейтралитет. Демонстрируя это, адмирал фон Дидерихс вскоре отозвал большую часть кораблей из филиппинских вод.

С чисто профессиональной точки зрения нам оставалось только восхищаться ошеломляющим превосходством прекрасно обученного современного американского флота над. устарелыми испанскими кораблями, так ярко проявившимся в сражении в бухте Манилы.

С самого нашего выхода из Германии я занимался подробным изучением Филиппинских островов, интерес к которым возник у меня благодаря личному знакомству с профессором Блюментриттом, крупным германским экспертом по этим островам. С этой целью я самостоятельно выучил испанский язык и опубликовал часть своих изысканий в статье под названием «Восстание филиппинцев против испанского владычества». Своевременность этой работы была одобрена капитаном Плахте и самим принцем. Так началась моя деятельность в качестве писателя.

В конце 1898 года периодическое переназначение офицеров военно-морского флота привело к значительным изменениям в Дальневосточной эскадре. Капитан-лейтенанта графа фон Шпее сменил капитан 3-го ранга Хинтце, который позднее стал полномочным послом при русском царе и, в конце концов, будучи в составе министерства иностранных дел, в 1918 году занял пост министра. Но лично для меня самой значительной переменой стало назначение капитана 3-го ранга Мюллера командиром «Германии» и назначение меня его помощником. При всей своей требовательности он предоставлял мне значительную свободу действий и с тех пор стал моим другом-покровителем, оставшись им даже тогда, когда, уже как адмирал фон Мюллер, он стал во главе военно-морского министерства.

В этом качестве он был доверенным советником кайзера в течение всех трудных дней Первой мировой войны и стал мишенью изрядной критики морских офицеров. Я не уставал защищать его и оставался его близким другом до самой его смерти.

В конце 1898 года мы также были взволнованы еще одним известием: нам предстояло встать для ремонта на верфях Гонконга и ожидать там прибытия супруги принца Генриха, принцессы Ирены, которую должен был доставить сюда пароход германского «Ллойда».

Прибытие принцессы стало поводом для целого урагана застолий и официальных мероприятий: губернатор, британские офицеры, различные клубы и члены германской колонии старались заполучить ее в свое общество. Богатый германский бизнесмен Симссен предоставил свою виллу в распоряжение августейшей четы. На эту виллу каждый день приглашалась на обед избранная компания офицеров «Германии». Первого января 1899 года была отслужена великолепная служба в лютеранской церкви Гонконга в честь принца, принцессы и экипажа «Германии». Во время этой службы прозвучало «Ларго» Генделя, исполненное на органе под аккомпанемент скрипки, на которой играл сам Поллингер.

Одним из результатов поражения Испании в испано-американской войне стало то, что Испания продала Каролинские и Марианские острова, а также другие еще остававшиеся у нее владения в Тихом океане Германии. Когда принц Генрих принял командование над Дальневосточной эскадрой у адмирала фон Дидерихса, он взял в свой штаб несколько офицеров эскадры и предпринял серию штабных учений, основной целью которых было установить оптимальные действия эскадры, если бы она вдруг оказалась застигнутой на Востоке неожиданной войной с Англией. Действуя в качестве одного из руководителей противостоящего «британского командования», я выдвинул теорию, что в этом случае германская эскадра могла бы собраться у Марианских островов, а затем затеряться на безграничных просторах Тихого океана для действий против неприятеля. Эти учения стали первыми из целой серии военных игр, на которых впоследствии была основана реальная стратегия германского соединения крейсеров, действовавшего на Тихом океане в 1914 году.

Офицерская ротация коснулась также и меня. Мне было предписано вернуться домой на регулярном лайнере германского «Ллойда», но мне удалось, вместе с еще двумя офицерами, получить разрешение проделать этот путь на французском пароходе «Сидней», который отправлялся в Марсель. По дороге мы сделали заходы в Сайгон, расположенный во Французском Индокитае, и в Джибути, во Французском Сомали, что расположен у южного входа в Красное море. Я познакомился и подружился с несколькими молодыми офицерами французского военно-морского флота, которые сели на пароход в Сайгоне. Даже с учетом всех этих заходов я оказался дома быстрее, чем мог бы добраться туда лайнером «Ллойда».