Глава 13

Едва утреннее небо осветилось первыми лучами солнца, Катриона выскользнула из дома и направилась к ручью. Она шла босиком; несмотря на то что стояло лето, было еще так холодно, что дыхание ее превращалось в пар. Ее ступни просто заледенели, и она лишь ежилась, представляя, какой холодной будет вода в ручье.

Нырнув под ветку, девушка оказалась на лесной поляне. Сегодня ночью она поведет Роберта к озеру и с помощью белого вереска постарается вернуть ему зрение. Она почти не спала, но не чувствовала усталости, потому что всю ночь напролет думала лишь о том, что скажет Роберт, увидев ее. Вдруг она не понравится ему? Вдруг он решит, что она некрасива? Понимает ли он, какая пропасть разделяет их? А обретя зрение вновь и не нуждаясь более в ее услугах, не захочет ли он расстаться с ней?

Усевшись на поросшую мхом скалу, девушка разложила рядом одежду и принесенные с собой чулки с башмаками. Ветра не было; густой лес, окружавший ее, казалось, готов при необходимости встать на защиту девушки, загородив ее своими зелеными ветвями. Над ее головой высоко в небе заливался жаворонок, а чуть поодаль сквозь кусты и заросли вереска осторожно пробирались два оленя.

Катрионе нравилось бывать здесь. В одном месте, где ручей делал поворот, была небольшая заводь с чистой и прозрачной водой. Летом девушка предпочитала плескаться здесь, а не в задней комнате их домика, где ей приходилось мыться, втиснувшись в маленькое корыто, в котором колени упирались в подбородок.

Стянув с себя сорочку, она подошла к ручью и одной ногой ступила в воду. От холода у нее перехватило дыхание, но, глубоко вздохнув, Катриона шагнула в воду и другой ногой, а затем нырнула. Ощущение было удивительным — она испытывала одновременно страх и восторг. Вынырнув на мгновение, Катриона глотнула воздуха и снова погрузилась в ледяное блаженство.

Когда девушка в следующий раз подняла голову из воды, ей было уже не так холодно. Медленно доплыв до берега, Катриона взяла кусок мыла и принялась тереть им покрытые мурашками руки. Аромат мыла смешивался с ароматами летнего утра и бодрящего ветерка. Сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, и сразу же солнечные зайчики заиграли на поверхности воды.

Намылив волосы, Катриона опустила голову в воду, чтобы смыть пену. Когда она выпрямилась, за ее спиной в лесу раздался какой-то странный стук. С перепугу девушка прыгнула в воду, лишь голова ее виднелась на поверхности. Она стала тревожно всматриваться в темный лесной мрак. Вот мимо пробежал олень, но больше, казалось, ничто не нарушало утреннего покоя. Девушке даже подумалось, что по утрам в лесу не бывает так тихо, потому что со всех сторон доносится птичий гомон. Интересно, почему же в этот день в лесу стояла такая тишина?

Катриона ждала. Вскоре она услыхала пение дроздов. Успокоившись немного, девушка торопливо смыла остатки пены с волос и направилась к берегу, где лежало припасенное ею полотенце. Она бы предпочла подольше поплескаться в воде, но тревожное чувство не оставляло ее, поэтому Катриона решила вернуться домой.

А неподалеку, спрятавшись за старым дубом, Иен Александер наблюдал за тем, как девушка вытирается после купания. От волнения юноша почти не дышал — так прекрасно было ее тело в свете розового утра.

Да, ему казалось, что Катриона похожа на ангела.

Он подглядывал за ней с того мгновения, когда девушка опустила голову в воду, чтобы сполоснуть намыленные волосы. Иен как зачарованный любовался ее нежной грудью с розовыми сосками. Даже вспоминая об этом восхитительном зрелище спустя несколько минут, он чувствовал небывалое возбуждение.

Иену всегда нравилась Катриона — она была более деликатного сложения, чем ее сестра Мерид или другие шотландские девушки. Но ему и в голову не приходило подумать о том, что скрывается под ее платьями и рубашками; не замечал он и ее белой кожи, каштановых волос. Внезапно ему захотелось намотать на руку ее длинные локоны и потянуть девушку к себе. А потом заглянуть в голубую бездну ее глаз, зная, что она принадлежит только ему.

Замерев, Иен любовался совершенством Катрионы, пока она вытирала волосы полотенцем. Он едва сдерживался, чтобы не подойти к ней и не сжать ее в своих объятиях.

Тут девушка повернулась к нему спиной — ее длинные волосы закрывали всю спину, доходя до бедер. Желание с такой силой пронзило Иена, что он едва не кричал от боли.

У него еще не было женщины, он не знал, каково это — гладить нежную кожу в тех местах, которые обычно бывают скрыты одеждой. Впрочем, однажды он видел, как мужчина с женщиной занимаются любовью. Дело было в небольшой гостинице, где они с Энгусом остановились на ночлег во время одной из очередных поездок на побережье. Перепутав двери, Иен случайно забрел в чужую комнату, но парочка, сгоравшая от страсти на широкой постели, даже не заметила его. Тогда Иен ничего не ощутил, во всяком случае, ему не захотелось обнимать ту женщину. Она была грубой и грязной. Но Катриона — совсем иная, она чиста и невинна. Иену показалось, что он всегда знал, до чего она прекрасна — его красавица, его принцесса. Ее красота божественна, восхитительна.

Юноша понимал, что Катриона относится к нему как к брату, не более. Уж во всяком случае, ей бы и в голову не пришло стать его любовницей. Но если он сумеет овладеть ею, то она поймет, какое наслаждение он сумеет подарить ей, когда в будущем они лягут на супружеское ложе. Иен был даже рад, что у него не было женщин, потому что он не тратил свое семя на этих продажных тварей, на этих шлюх! Он всего себя отдаст единственной, чистой и нетронутой женщине. И ею может быть только Катриона.

Иен Александер наблюдал за ней до тех пор, пока девушка не оделась и не направилась домой. Зажмурив глаза, он подумал о том времени, когда она станет принадлежать ему. Он получит ее, добьется ее руки, несмотря ни на что, потому что ему это обещали.

Когда Катриона ушла, Иен медленно подошел к ручью — к тому месту, где купалась девушка. Подумать только, ее здесь уже не было, а на поверхности воды все еще плавали клочья белой пены, смытые с ее локонов.

И тут он заметил в траве что-то белое. Наклонившись, Иен поднял с земли шерстяной чулок, который Катриона второпях обронила. Рядом валялось ее влажное полотенце. Взяв о его в руки, Иен с трепетом поднес полотенце, которое совсем недавно прикасалось к ней, к своим губам. Закрыв глаза, он представил себе, как они занимаются любовью на берегу ручья, в этом самом месте. Катриона исступленно выкрикивает его имя, а он снова и снова дарит ей наслаждение… А потом перед его внутренним взором встала другая картина — Катриона обнаженная лежит на берегу ручья, но живот у нее уже не плоский, как сейчас. Нет, в нем растет ребенок. Его ребенок. У них будет много детей, наверное, целая дюжина, потому что он никогда не устанет дарить ей свои ласки…

Лоб Йена заливало потом, когда он снова открыл глаза. В лесу стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Вокруг царил покои, но в теле молодого человека разразилась настоящая буря, горячее, животное желание охватило его. И, прижав к восставшей плоти белый чулочек Катрионы, Йен удовлетворил желание единственным известным ему способом.

Поднявшись на последний холм перед Россмори, Катриона взглянула на ночное небо. Полная луна плыла в своем голубоватом сиянии в окружении тысяч мерцающих звезд. Легкий ветерок, наполненный благоуханием полевых цветов, обдувал лицо девушки. Ночь была великолепной. И необычной. В такую ночь и должно вершиться волшебство.

В кармане она держала завернутый в тряпицу высохший белый вереск. Сердце девушки бешено стучало у нее в груди, ей даже думать было страшно о том времени, когда к Роберту вернется зрение.

На Катрионе было новое платье, над которым, дошивая его, Мерид просидела весь день. Распущенные волосы дочери Мэри повязала небесно-голубой лентой.

Когда она вошла в библиотеку, Роберт сидел за столом, поднеся к глазам какую-то статуэтку.

— Роберт! — позвала она.

Герцог поспешно вскочил, уронив статуэтку на пол. Та раскололась.

— О Господи! — вырвалось у Катрионы. Подойдя ближе, она собрала с пола осколки. — Боюсь, статуэтку уже не склеить, — заметила она.

— Ну и ладно, — проговорил Роберт. — Форбс уберет осколки — он уже привык собирать с пола… плоды моей неловкости. — Роберт усмехнулся. — Кстати, я ждал тебя раньше. Но ты не пришла. — В его голосе слышалось недовольство.

Катриона посмотрела на него.

— Я и хотела прийти раньше, — объяснила она, — но у меня были неотложные домашние дела. Я и не заметила, как пролетело время.

Дома у нее и в самом деле было дело — она ждала возвращения отца, отправившегося на поиски полковника. Энгус ушел из дома совсем рано, но так и не вернулся до темноты. Девушка вообще не хотела уходить, но Мэри убедила ее не волноваться, добавив при этом, что полковник лишь усмехнется, узнав, сколько беспокойства он ей доставил. Катриона молила Господа, чтобы мать была права.

— Знаешь, я вспомнила, какое местечко твой отец описывал следующим. Он ездил туда ночью. Вот я и решила, что мы тоже должны поехать туда в темноте, чтобы пережить то же, что и он, — проговорила девушка.

Катрионе не хотелось лгать Роберту, но лишь так она могла заманить его ночью к лесному озеру. Девушка все еще не придумала, как уговорить его войти в воду вслед за ней. Впрочем, она успокаивала себя тем, что делает это и лжет лишь для того, чтобы Роберт прозрел. Сунув руку в карман, девушка нащупала сверток с цветком белого вереска. «Скоро, — сказала она себе, — скоро все переменится».

Катриона, правда, не знала, как быстро подействует волшебство и когда к герцогу вернется зрение, ведь лишь после этого она собиралась рассказать ему о сокровищах. А поведать ему о них она решила в тот момент, когда догадалась, что его отец тоже искал их. Конечно, Роберт не для этого приехал в Россмори, но она пока молчала лишь потому, что боялась: Роберт уедет, как только узнает правду. А там, в далеком Лондоне, он уж найдет способ доказать вину маркиза Кинсборо. Но пусть он делает это, видя окружающий мир, чтобы больше никто не смел насмехаться над ним.

— Твой отец ездил к озеру Лох-Линнанглас. Пешком туда идти слишком далеко, поэтому я заглянула в конюшню, чтобы оседлать Баяра. Твой конюх уже лег спать. А коня я оставила во дворе замка.

Присев на край стола, Роберт сложил на груди руки.

— Ну, раз уж ты возилась с упряжью, то, думаю, выбора у меня не остается. Так что едем. Кстати, сегодня я получил письмо из Брюсселя от Толли. Может, прочтешь мне его сначала?

Теперь Катриона поняла, почему Роберт так взволнован, он, видимо, прождал ее целый день, сгорая от нетерпения услышать новости про Бонапарта.

— Конечно, прочту, — согласно кивнула Катриона. Быстро сломав печать, она стала читать:

Скоро я возвращаюсь в Лондон. Все кончено, Роб. Наполеон опять потерпел поражение. Последняя, решающая битва состоялась два дня назад в местечке под названием Ватерлоо. Это было тяжелое сражение, нелегко пришлось обеим сторонам, но в конце концов ребята Веллингтона одержали победу. Теперь судьбу Бонапарта будет решать совет. Многие горят желанием казнить его, но я думаю, что скорее всего его опять отправят в ссылку, только на сей раз — навсегда, Я сейчас еду в Париж. Дождусь там, пока его судьба будет решена, а уж потом продолжу путь в Лондон.

Почему-то я не получал от тебя писем с середины мая. Не теряю надежды встретиться с тобой в городе.

С наилучшими пожеланиями, твой Толли.

Прочитав письмо, Катриона взглянула на Роберта. Глаза его были закрыты, голова опущена.

— Роберт! — позвала девушка.

— Я так боялся, что на сей раз он не вернется, — проговорил герцог. Он поднял голову. — Слава Богу, все обошлось.

Девушка протянула ему руку, и он с готовностью схватил ее. В библиотеке, освещаемой лишь пламенем из камина, стоял полумрак, но Роберт все равно пытался разглядеть ее лицо в тех неясных образах, что плыли перед его глазами. Роберт старался изо всех сил, и в какой-то миг ему даже показалось, что он видит голубое небо, но это видение мгновенно сменилось полной тьмой.

За время своего знакомства с Катрионой Роберт так привязался к девушке, что теперь все время спрашивал себя, как будет жить дальше, если судьбе будет угодно разлучить их. Она так много значила для него! Ведь до пожара у него было много знакомых, которых он считал друзьями и рассчитывал, что эти люди всегда будут с ним, но лишь сейчас, оставшись в одиночестве, он понял, как ошибался. Теперь-то он знал, что никогда больше не будет таким доверчивым.

Услышав стук в дверь, Мэри отложила ложку, которой раскладывала хаггисnote 5 по тарелкам, и вопросительно посмотрела на мужа. Энгус кивнул.

— Я открою, — проворчал он. — Я знаю, кто это.

«Еще бы, — подумала женщина. — Кто же это может быть, кроме полковника?»

Энгус так и не нашел старика — не было его ни у вдовушки Гарри, ни в его домике, куда Энгус еще раз заглянул вечером. И никто ничего не слыхал о полковнике. Письмо, найденное Катрионой под дверью, пришло от сестры полковника, Маргарет. Она уговаривала его приехать к ней и не выбрасывать это письмо так же, как он выбросил остальные ее послания. А Макбрайаны и не знали ничего о его сестре! Он никогда о ней не рассказывал, даже Катрионе. Из письма они поняли, что Маргарет давненько не видела брата, так что оставалась надежда, что старый полковник все-таки отправился навестить сестру в Лондон.

Но, услыхав стук в дверь, Мэри решила, что их предположения не оправдали себя. Куда бы там полковник ни уехал, он уже вернулся и, не обнаружив дома любимой кошки, пошел к Макбрайанам, решив, что Катриона забрала Мэтти к себе. Так что ее девочка может больше не переживать за полковника — тот нашелся, и все в порядке.

Наконец Энгус открыл дверь, но за ней стоял вовсе не полковник, а Иен Александер.

— Добрый вечер, Иен, — промолвила Мэри.

Энгус принялся натягивать на ноги тяжелые сапоги. Он всегда надевал их, отправляясь на «дело», то есть к судну, груженному контрабандой. Но на этот раз Энгус и не заикался о том, что его опять ждет опасная поездка. Он даже не собрал своей котомки.

— Энгус! — окликнула его жена.

— Вернусь к утру, — проворчал он, накидывая на плечи тяжелый суконный плащ и нахлобучивая на голову старую шляпу.

Мэри решила, что муж, наверное, попросил Иена помочь ему в поисках полковника.

— А как же твой ужин? — спросила она. — Тебе надо поесть. А ты, Иен, заходи и подожди Энгуса.

— Нет, Мэри, — недовольно проговорил Энгус. — Нам надо идти на дело.

Мэри удивленно уставилась на него:

— Так близко от дома?

— Да, — буркнул старый шотландец. — Из-за караульных мы не смогли забрать этот груз в Малаге — слишком уж тщательно там следят за судами, вот мне и пришлось привезти его в безопасное место. Сюда… У меня не было иного выхода.

Нахмурившись, Мэри посмотрела мужу в глаза. Тот никогда не привозил товар так близко к их дому из-за опасения быть пойманным. Если только пограничная служба прознает про то, что контрабандисты живут где-то неподалеку, начнут обыскивать все дома на много миль вокруг. Они все вверх дном перевернут, чтобы найти контрабандные товары. И арестуют каждого, кто может сообщить хоть что-нибудь.

— Но где же ты спрячешь товар? — сурово спросила она.

— Не знаю, — признался Энгус. — Судно ждет на берегу. Как только я найду безопасный уголок, то дам на корабль сигнал фонарем. С остальными я должен встретиться на берегу. — С этими словами Энгус повернулся к двери. Он взял суму и фонарь, висевший на крюке.

И вдруг, даже не осознав, что говорит, Мэри выпалила:

— Ты можешь спрятать груз в Россмори.

— Ты сошла с ума, жена? — усмехнулся Макбрайан. — Герцог же там!

— Нет, Энгус, — покачала головой Мэри. — Герцог не вернется в замок до утра.

Энгус медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.

— Ты можешь снять груз с судна на берегу, за утесами, — пояснила Мэри. — Там тебя никто не увидит. А потом спрячешь товар в пещерах под замком. Ты сможешь достать его, когда все успокоится.

Прищурив глаза, Энгус спросил:

— Но откуда тебе известно, что Хозяина не будет в замке этой ночью?

Кинув мимолетный взгляд на Иена, Мэри снова посмотрела на мужа.

— Не спрашивай меня, муженек, потому что я не могу ответить тебе на этот вопрос.

Энгус мог бы и не спрашивать ее: покосившись на стол, он увидел, что стул Катрионы пуст. Мерид испуганно молчала.

— Спасибо тебе за совет, жена, — медленно произнес он. — Благодаря тебе мне удастся избежать многих неприятностей. — Он потуже затянул кожаный шнурок на котомке. — А об остальном поговорим позже, когда я вернусь домой.

Глава 14

Линнанглас — небольшое озеро, в которое с одной стороны впадала река Линнан, а с другой оно было отгорожено от внешнего мира высокой и узкой горной долиной. Голые скалы, высившиеся на дальнем берегу Линнангласа, были открыты резкому западному ветру, а склон холма, загораживающего озеро с севера, был покрыт пышной зеленью старых вязов и дубов. За этим холмом вилась древняя дорога, по которой и приехали к Линнангласу Катриона и Роберт.

Доскакав до берега озера, Баяр резко остановился. Сердце Катрионы тревожно забилось.

— Ну вот мы и приехали, — вымолвила она, спешиваясь. Когда и Роберт соскочил на землю, девушка отпустила поводья, чтобы Баяр мог вдоволь пощипать сочной изумрудной травы.

Повернувшись к Роберту, девушка спохватилась, что и думать забыла о записках его отца, которые, по ее словам, привели их сюда. Можно было, конечно, придумать что-нибудь, но не могла же она сочинять за покойного герцога. К тому же ей ведь еще надо уговорить Роберта зайти в воду. Катриона была в растерянности. Она должна была сделать что-то, чтобы отвлечь его от мыслей о тетради отца. Но что?

— Когда я была маленькой девочкой, — нерешительно заговорила она, увлекая Роберта на полянку, поросшую маргаритками и вероникой, — то часто приходила сюда и играла в русалку. — Опустившись на колени, девушка подождала, пока ее спутник сядет рядом. — В самой середине озера есть маленький островок, который называется Эйлин… — Вдруг девушка замолчала, почувствовав на себе взгляд Роберта. Было темно, поэтому он снял темные очки, и что-то в его взгляде, мерцающем в лунном свете, насторожило ее.

Он смотрел на нее не так, как обычно. Катриона даже не могла объяснить, в чем дело, но в этот раз его взор был не просто направлен в ее сторону, нет, он именно смотрел на нее! Впервые глаза Роберта были такими же, как на портрете — проницательными, страстными; их взгляд проникал в самую душу. Словно он…

— Что такое, Роберт? — спросила девушка. — Ты хочешь сказать, что видишь озеро?

Герцог не ответил. Вместо этого он взял ее лицо в свои ладони и привлек девушку к себе. От этого нежного прикосновения по телу Катрионы пробежала дрожь. Девушка судорожно вздохнула.

— Нет, Катриона, — проникновенным голосом проговорил он. — Я просто не хочу, чтобы ты описывала мне озеро. Лучше опиши мне себя.

— Себя? — изумилась она.

— Но ведь ты же видела себя, не так ли?

— Да, конечно, только я никогда…

— Катриона, прошу тебя, опиши мне себя своими словами, — попросил Роберт.

Несколько мгновений девушка молча смотрела на него, а потом тихо сказала:

— Что ж, у меня… просто русые волосы и голубые глаза.

— Не бывает человека с «просто русыми» волосами, Катриона. Они могут быть темно-русыми, могут по цвету напоминать мех соболя или, наоборот, быть светлее — как речной песок! — воскликнул герцог.

— Ну, если ты настаиваешь… — улыбнулась Катриона. — Папа часто говорил, что они ржаво-русые, когда я была…

Роберт медленно намотал на палец шелковистый локон девушки.

— … девочкой, — запнувшись, договорила она. Что он делал?