Современная электронная библиотека ModernLib.Net

А есть а

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Рэнд Айн / А есть а - Чтение (стр. 42)
Автор: Рэнд Айн
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      На мгновение воцарилась глубокая тишина.
      Техник во все глаза уставился на Галта – тот выдержал его взгляд; и даже он понял выражение его смеющихся глаз: Галт презрительно усмехался.
      Техник отступил назад. Даже в его голове, где все представлялось неясным и туманным, зародилось еще зыбкое, неоформившееся, невысказанное осознание того, что происходит в этом подвале.
      Он взглянул сначала на Галта, потом на троих остальных, на машину. Затем вздрогнул, уронил плоскогубцы и выбежал из комнаты.
      Галт рассмеялся.
      Трое мужчин медленно попятились. Они пытались запретить себе понять то, что понял техник.
      Нет! – вскричал вдруг Таггарт, взглянув на Галта и рванувшись вперед. – Нет! Я не дам ему уйти! – Он упал на колени, отчаянно пытаясь найти алюминиевый цилиндр вибратора. – Я ее исправлю! Сам! Мы должны продол жить! Должны сломить его!
      Полегче, Джим, – с тревогой сказал Феррис, пытаясь поднять его с колен.
      Может… может, отложим это на одну ночь? – умо ляюще произнес Мауч; он смотрел на дверь, за которой скрылся техник, в его взгляде смешались зависть и ужас.
      Нет! – вскричал Таггарт.
      Но, Джим, ведь он получил свое. Не забывай, нужно действовать осторожно!
      Нет! Ему этого мало! Он еще ни разу не вскрикнул!
      Джим! – воскликнул вдруг Мауч. Что-то в лице Таггарта ужаснуло его. – Мь; не можем убить его! Ты это шаешь!
      – Мне все равно! Я хочу его сломить! Хочу слышать, как он закричит! Хочу…
      И тут Таггарт сам закричал. Он пронзительно завопил, словно вдруг увидел что-то, хотя смотрел в пустоту и глаза его были пусты. То, что он увидел, было в нем самом. Защитные стены эмоций, желания уклониться, притворства, полумысли и псевдослова, выстроенные им за все эти годы, рухнули в одно мгновение – в ту минуту, когда он понял, что желал смерти Галта, зная, что за этой смертью последует его собственная.
      Он внезапно понял, что за движущая сила управляла им всю жизнь. Ни его одинокая душа, ни любовь к другим, ни сознание собственного долга, ни все те лживые объяснения, которыми он поддерживал самоуважение, – этой движущей силой была страсть к уничтожению всего живого ради всего неживого. Его раздирало неистовое стремление бросить вызов реальности, разрушить все живые ценности, чтобы доказать самому себе, что он может существовать, попирая реальность, и что он никогда не будет связан никакими неизменными, непреложными фактами.
      Секунду назад он чувствовал, что ненавидит Галта больше всех людей, и его ненависть служила доказательством, что Галт несет с собой зло; ему даже не нужно было определять, в чем состоит это зло, он хотел сокрушить Галта ради собственного спасения. Теперь он знал, что желал сокрушить Галта даже ценой собственной жизни, знал, что никогда по-настоящему не хотел жить, знал, что хотел испытать, а затем сломить величие Галта, – он сам признавал это величие, величие как единственную мерку человека, который управлял реальностью, как никто другой.
      В ту самую секунду, когда он, Джеймс Таггарт, оказался перед выбором: принять реальность или умереть, он интуитивно выбрал смерть; смерть он предпочел подчинению тому миру, для которого Галт был ярким солнцем. В лице Галта он пытался – и теперь он это знал – сокрушить все живое.
      Это знание отражалось в сознании Джеймса не посредством слов, потому что все его знание состояло из эмоций; и сейчас им руководили эмоции, эмоции и видение, которое он не в силах был отогнать. Он уже не мог взывать к туманной невыразительности привычных слов, чтобы скрыть видения тех глухих закоулков мысли, которые он всегда заставлял себя не видеть; а сейчас он отчетливо видел в каждом тупике свою ненависть к подлинной жизни; он видел лицо Шеррил Таггарт, которая была так полна радостного желания существовать, – и именно это желание он всегда хотел сокрушить; он видел собственное лицо – лицо убийцы, которого все должны справедливо ненавидеть; убийцы, который разрушал ценности лишь потому, что это ценности, который убивал, чтобы скрыть свое собственное неискупимое зло.
      Нет… – застонал он, глядя на то, что предстало перед его внутренним взором, тряся головой, чтобы отогнать это видение. – Нет… Нет…»
      Да, – сказал Галт. и
      Таггарт увидел, что Галт смотрит ему прямо в глаза, словно видит там то же, что видел он сам.
      – Я сказал тебе об этом по радио, правда? – сказал Галт.
      Именно этого Джеймс Таггарт страшился, того, от чего нельзя было убежать: объективной истины.
      – Нет… – повторил он слабым голосом, но в голосе этом уже отсутствовала жизнь.
      Мгновение он стоял, уставясь невидящим взглядом в пустоту, потом ноги его подкосились, словно подвернулись, и он сел на пол, все еще глядя перед собой, но уже не осознавая, ни где он, ни что с ни-л.
      – Джим!.. – воскликнул Мауч. Он не отвечал.
      Ни Мауч, ни Феррис не интересовались, что случилось с Таггартом; оба знали, что не надо пытаться ничего понять, потому что они рискуют разделить участь Таггарта. Они знали, кто сломался этой ночью, знали, что это конец Джеймса Таггарта и уже не имеет значения, выживет его бренная оболочка или нет.
      – Давайте… давайте уведем отсюда Джима, – неуве ренно произнес Феррис. – Отведем его к врачу… или куда– нибудь.
      Они подняли Таггарта на ноги, он не сопротивлялся, словно во сне; когда его подталкивали, он переставлял ноги. Он сам оказался в том состоянии, до которого хотел довести Галта. Приятели вывели его из комнаты, поддерживая под руки.
      Он спас их от необходимости признаться самим себе, что они хотят укрыться где-нибудь, где бы их не видел Галт. Галт наблюдал за ними; его взгляд говорил, что он все прекрасно понимает.
      – Мы еще вернемся, – буркнул Феррис начальнику охраны. – Оставайтесь здесь и никого не впускайте. По нятно? Никого!
      Они втолкнули Таггарта в машину, ожидавшую у входа, неподалеку от зарослей деревьев.
      – Мы вернемся, – повторил Феррис в пустоту, деревьям и черному небу.
      Сейчас они были уверены только в одном: надо уйти из этого подвала, подвала, в котором рядом с перегоревшим мертвым генератором лежал, связанный по рукам и ногам, живой источник энергии.
 

Глава 10 . Во имя всего лучшего в нас

      Дэгни направилась прямо к охраннику, стоявшему у дверей объекта "Ф". Она шла целеустремленно, спокойно и не таясь. Стук ее каблучков по тропинке раздавался в тишине под деревьями. Она подняла лицо к лунному свету, дав охраннику возможность узнать ее.
      Впустите меня, – сказала она.
      Вход воспрещен, – механическим голосом отчеканил он. – Приказ доктора Ферриса.
      Я здесь по приказу мистера Томпсона.
      Да?.. Я… я ничего не знаю об этом.
      Я знаю.
      То есть доктор Феррис мне ничего об этом не гово рил… мэм.
      Я говорю.
      Но приказывать мне может только доктор Феррис.
      Вы хотите нарушить приказ мистера Томпсона?
      О нет, мэм! Но… если доктор Феррис сказал никого не впускать, это значит – никого. – Он добавил неуверенно и с мольбой в голосе: – А?
      Вы знаете, что мое имя Дэгни Таггарт, вы видели мои фотографии в газетах рядом с портретами мистера Томпсо на и других членов правительства?
      Да, мэм.
      Решайте сами, хотите ли вы нарушить их приказ. и
      О нет, мэм! Не хочу!
      Тогда впустите меня.
      Но я не могу нарушить и приказ доктора Ферриса.
      Выбирайте.
      Не могу, мэм! Кто я такой, чтобы выбирать?
      Придется.
      Послушайте, – поспешно сказал он, вытаскивая из кармана ключ и поворачиваясь к двери, – я спрошу глав ного. Он…
      Нет, – сказала она.
      Что-то в ее голосе заставило его обернуться: в ее руке был револьвер, она целилась ему в сердце.
      – Слушай внимательно, – сказала она. – Либо ты ме ня впустишь, либо я тебя застрелю. Попробуй выстрелить первым, если сможешь. У тебя есть только этот выбор. Ре шай.
      Он раскрыл рот и выронил ключ.
      – Убирайся с дороги! – сказала она.
      Он в смятении затряс головой, прижавшись спиной к двери.
      О Господи, мэм! – умоляюще захныкал он. – Я не могу стрелять в вас, ведь вы от мистера Томпсона! Но и впустить вас я тоже не могу – ведь доктор Феррис запре тил! Что мне делать? Я маленький человек! Я только вы полняю приказы! Я не могу решать!
      Это твоя жизнь, – сказала она.
      Если вы позволите мне спросить главного, он мне скажет, он…
      Я не позволю тебе никого спрашивать.
      Но как же мне знать, правда ли, что у вас приказ от мистера Томпсона?
      Никак. Может, никакого приказа и нет. Может, я са ма по себе и тебя накажут, если ты мне подчинишься. А может, у меня есть приказ и тебя бросят в тюрьму за непод чинение. Может, доктор Феррис и мистер Томпсон это со гласовали. А может, и нет и тебе придется ослушаться того или другого. Тебе придется решать самому. Спросить неко го, некого позвать, никто тебе не поможет. Тебе придется решать самому.
      Но я не могу! Почему я?
      Потому что дорогу мне преградил ты.
      Но я не могу! Я не должен решать!
      Считаю до трех, – сказала она, – потом стреляю.
      Подождите! Подождите! Я ведь не сказал ни «да», ни «нет»! – закричал он, сильнее прижимаясь к двери, словно лучшей защитой для него было не двигаться и не принимать никаких решений.
      Один… – начала она; она видела, с каким ужасом он на нее смотрит. – Два… – Она понимала, что револьвер внушал ему меньший ужас, чем выбор, который он должен был сделать. – Три.
      Она, которая не осмелилась бы выстрелить в животное, нажала на спусковой крючок и спокойно и равнодушно выстрелила прямо в сердце человека, который хотел существовать, не принимая на себя никакой ответственности.
      Револьвер был с глушителем; послышался только стук упавшего к ее ногам тела.
      Она подобрала ключ и подождала несколько коротких мгновений, как они и договорились.
      Франциско приблизился первым, выйдя из-за угла здания. Потом к ним присоединились Хэнк Реардэн и Рагнар Даннешильд. Вокруг здания, среди деревьев, было выставлено четверо охранников. От них уже избавились: один был мертв, трое, связанные и с кляпом во рту, лежали в зарослях.
      Она безмолвно отдала ключ Франциско. Он отпер дверь и вошел один, оставив дверь приоткрытой. Трое остальных остались ждать у двери снаружи.
      Холл освещала голая лампочка, свисавшая с потолка. Наверх вела лестница, у ее подножья стоял охранник.
      Кто вы? – вскрикнул он при виде Франциско, во шедшего с видом хозяина. – Сегодня сюда никому нельзя!
      Мне можно, – сказал Франциско.
      Почему вас впустил Расти?
      Наверное, у него были причины.
      Он не должен был этого делать!
      Кое-кто думает иначе. – Франциско быстро оглядел холл. Второй охранник стоял на верхней площадке лестни цы, глядя вниз и прислушиваясь к разговору.
      Чем вы занимаетесь?
      Добычей меди.
      Что? Я спрашиваю – кто вы?
      Имя очень длинное. Я назову его вашему главному. Где он?
      Здесь задаю вопросы я! – Но он на шаг отступил. – Вы… вы не стройте из себя шишку, не то…
      – Эй, Пит, да он и есть шишка! – крикнул второй охранник, парализованный поведением Франциско.
      Но первый охранник старался не обращать на это внимания; чем больше он пугался, тем громче говорил. Он буркнул Франциско:
      Что вам нужно?
      Я говорил, что скажу об этом главному. Где он?
      Здесь задаю вопросы я!
      А я не отвечаю.
      Вот как? – рассвирепел Пит, который мог придумать лишь один способ выйти из затруднительного положения: его рука потянулась к висевшему на бедре револьверу.
      Реакция Франциско была стремительнее. Его револьвер стрелял бесшумно. Охранники увидели только, как револьвер вылетел из руки Пита. По его разбитым пальцам заструилась кровь, и он глухо застонал. Он упал, постанывая. Едва успев понять, что произошло, второй охранник увидел, что револьвер Франциско нацелен на него.
      Не стреляйте, мистер! – закричал он.
      Спускайся, подними руки вверх, – приказал Франци ско, одной рукой держа револьвер и целясь, а другой пода вая сигнал тем, кто ждал у двери.
      Реардэн вошел в холл и, когда охранник спустился, разоружил его, а Даннешильд связал ему руки и ноги. Больше всего охранника, кажется, испугало появление Дэгни; он ничего не мог понять: трое мужчин были в кепках и ветровках, и, если бы не манеры, их можно было бы принять за шайку разбойников; присутствие женщины было необъяси нимо.
      Ну, – спросил Франциско, – где ваш старший? '* Охранник мотнул головой в сторону лестницы: 'Л
      Наверху.
      Сколько всего охранников в здании?
      Девять.
      Где?
      Один на лестнице, ведущей в подвал. Остальные на верху.
      Где?
      В большой лаборатории. Той, что с окном.
      – Все? -Да.
      Что это за комнаты? – Франциско указал на двери, ведущие из холла.
      Тоже лаборатории. Они заперты на ночь.
      У кого ключи?
      – У него. – Охранник мотнул головой в сторону Пита. Реардэн и Даннешильд достали ключи из кармана Пита и начали бесшумно и быстро открывать комнаты. Франциско продолжал:
      – Кто-нибудь еще есть в здании?
      Нет л ic.
      – А заключенный?
      А… да, кажется, есть. Наверное, есть, иначе мы бы здесь не дежурили.
      Он еще здесь?
      Этого я не знаю. Нам не говорят.
      Доктор Феррис здесь?
      Нет. Уехал минут десять – пятнадцать назад.
      Дверь из лаборатории наверху выходит прямо на лестничную площадку?
      – Да.
      Сколько там дверей?
      Три. На лестницу выходит средняя.
      Куда ведут остальные?
      – Одна в маленькую лабораторию, другая в кабинет доктора Ферриса.
      – Они соединены друг с другом? -Да.
      Франциско повернулся к своим спутникам, и вдруг охранник взмолился:
      Мистер, можно вопрос?
      Давай.
      Кто вы?
      Торжественно, словно на официальном приеме, он представился:
      – Франциско Доминго Карлос Андреас Себастьян Д'Анкония.
      Охранник задохнулся от изумления. Франциско отвернулся от охранника к своим спутникам и начал шепотом совещаться с ними.
      Через мгновение по лестнице быстро и бесшумно поднялся Реардэн.
      У стен лаборатории располагалось множество клеток с крысами и морскими свинками; их туда перенесли охранники, игравшие сейчас в покер за длинным столом в центре помещения. Шестеро играли; двое с револьверами наизготовку стояли в противоположных углах, держа под прицелом входную дверь. Реардэна не застрелили сразу же, как только он вошел, лишь потому, что его лицо было всем знакомо. Его слишком хорошо знали и совсем не ждали здесь. Восемь человек воззрились на него, узнав и не веря собственным глазам.
      Он стоял у двери, сунув руки в карманы с небрежным и уверенным видом хозяина.
      Кто здесь за старшего? – коротко спросил он тоном человека, желающего оставаться вежливым, но и не же лающего терять время попусту.
      Вы же… не может быть… – запинаясь, начал длинный угрюмый человек за карточным столом.
      Я Хэнк Реардэн. Вы здесь старший?
      Да! Но откуда, черт возьми, вы взялись?
      Из Нью-Йорка.
      Что вы здесь делаете?
      Как видно, вас не предупредили?
      Разве меня нужно было… О чем? – В голосе началь ника охраны ясно прозвучали обида, возмущение, подозре ние, что его боссы не сочли нужным поставить его в извест ность и тем самым подорвали его авторитет. Начальник был высоким, худощавым человеком с резкими движениями, желтоватым болезненным лицом и бегающими глазами наркомана.
      О том, зачем я здесь.
      Вам… вам здесь нечего делать, – отрезал начальник охраны, боясь одновременно и того, что его обманывают, и того, что ему, возможно, не сообщили о каком-то важном решении. – Ведь вы предатель, дезертир и…
      Вижу, вы еще ничего не знаете, старина.
      Семеро остальных охранников смотрели на Реардэна с суеверным трепетом и неуверенностью. Двое с револьверами наизготовку все еще автоматически, бездумно, как роботы, держали его на прицеле. Он, казалось, не замечал их.
      Ну и зачем же, как вы говорите, вы здесь?– буркнул начальник охраны.
      Вы должны передать мне заключенного.
      Если вы из главного управления, то должны знать, что нам не должно быть известно ни о каком заключенном и что никто не должен его видеть.
      Да, кроме меня.
      Начальник охраны вскочил, рванулся к телефону и схватил трубку. Не успев поднести к уху, он тут же бросил ее: все поняли, что провода перерезаны и телефон молчит. Охранники запаниковали. Начальник охраны в смятении обернулся к Реардэну. В глазах его было обвинение. Он наткнулся на слегка пренебрежительный, укоряющий голос Реардэна:
      – Так не охраняют, разве можно было до этого доводить? Отдайте лучше заключенного мне, пока с ним ничего не случилось, иначе я подам рапорт о вашей халатности и неподчинении приказу.
      Начальник охраны тяжело опустился на стул, сгорбился над столом и поднял глаза на Реардэна. Его изможденное лицо стало похоже на мордочку одного из зверьков, что копошились в клетках.
      Кто этот заключенный? – спросил он.
      Дорогой мой, – сказал Реардэн, – если ваши непо средственные начальники не посчитали нужным сообщить это вам, я тем более не стану.
      Они и о вашем появлении здесь не посчитали нужным мне сообщить! – вскричал начальник охраны. Голос его звучал злобно и беспомощно, заражая беспомощностью и подчиненных. – Откуда мне знать, что вы от них? Телефон не работает, кто может подтвердить ваши слова? Откуда мне знать, что делать?
      Это ваши проблемы.
      Я вам не верю! – Крик сорвался на визг, слишком резкий и потому неубедительный. – Не верю, что прави тельство могло послать вас сюда с заданием. Вы ведь один из друзей Джона Галта, предателей, которые скрылись, которые…
      Ты ничего не слышал?
      О чем?
      Джон Галт договорился с правительством, и мы все вернулись.
      Слава Богу! – воскликнул самый молодой из охран ников.
      Заткнись! Рылом не вышел о политике рассуждать! – рявкнул на него начальник охраны. Он снова повернулся к Реардэну: – Почему же об этом не сообщили по радио?
      А вы считаете, что вышли рылом указывать прави тельству, где и как объявлять о своей политике?
      Наступило молчание. Слышно было, как зверюшки царапают прутья клетки.
      – Полагаю, следует напомнить, – сказал Реардэн, – что вы здесь не для того, чтобы обсуждать приказы, а для того, чтобы их выполнять. Не для того, чтобы знать или понимать политические соображения ваших боссов, выска зывать свои суждения, делать выбор или сомневаться.
      Но я не уверен, что должен подчиняться вам\
      Откажитесь – и ответите за последствия. Сгорбившись над столом, начальник охраны медленно, раздумывая, перевел взгляд с лица Реардэна на охранников с револьверами, стоявших по углам. Почти неуловимым движением охранники прицелились. В комнате послышался нервный шорох. В одной из клеток визгливо пискнул зверек.
      Думаю, следует вас предупредить, – сказал Реардэн несколько жестче, – что я не один. Мои друзья ждут сна ружи.
      Где?
      У этой двери.
      Сколько?
      Увидите – так или иначе.
      Эй, шеф, – раздался слабый, просящий голос одного из охранников, – не надо ссориться с этими людьми, они…
      Заткнись! – взревел начальник охраны, вскакивая и целясь в говорящего. – Эй, вы, а ну не трусить! – Он кри чал, стараясь обмануть себя в том, что уже знал. Они стру сили. Он был блиюк к панике, не желая признаваться са мому себе, что его людей каким-то образом разоружили. – Нечего бояться! – Он кричал это самому себе, стараясь вернуть себе уверенность в той единственной сфере, где чувствовал себя уверенно – в сфере насилия. – Нечего и некого! Я вам покажу! – Он резко обернулся и трясущейся рукой выстрелил в Реардэна.
      Кто-то заметил, что Реардэн покачнулся и схватился правой рукой за левое плечо. Остальные в эту секунду смотрели, как револьвер выскользнул из руки их начальника и со стуком упал на пол. Начальник вскрикнул, из его запястья сочилась струйка крови. Потом уже все увидели, что слева в дверном проеме стоит Франциско Д'Анкония, который все еще держит револьвер с глушителем, направленный на начальника охраны.
      Все вскочили, схватившись за оружие, но не осмеливаясь стрелять, и упустили момент.
      – На вашем месте я бы не стал, – сказал Франциско.
      Иисусе! – задохнулся один из охранников, с трудом пытаясь вспомнить имя. – Ведь это… это тот самый па рень, который взорвал все медные шахты в мире!
      Верно, – отозвался Реардэн.
      Охранники невольно попятились от Франциско и, обернувшись, увидели Реардэна, все еще стоявшего в проеме входной двери с револьвером в правой руке. На его плече расплывалось темное пятно.
      Стреляйте же, вы, подонки! – завопил начальник охраны своим растерявшимся подчиненным. – Чего вы ждете? Стреляйте, убейте их! – Он оперся одной рукой о стол, из другой сочилась кровь. – Я подам рапорт на каж дого, кто не будет стрелять. Вас приговорят к смерти!
      Бросьте оружие, – приказал Реардэн.
      Семеро охранников мгновение стояли неподвижно, не \– подчиняясь ни тому, ни другому.
      – Выпустите меня отсюда! – завопил самый молодой из них, рванувшись к двери справа. Он распахнул дверь и от скочил – на пороге с револьвером в руке стояла Дэгни Таггарт.
      Охранники медленно пятились к центру комнаты, пытаясь осознать происходящее и совершенно утратив чувство реальности, и эта утрата обезоружила их; в присутствии таких легендарных личностей, которых они и не мечтали увидеть, они чувствовали себя так, будто им приказывали стрелять по привидениям.
      Бросьте оружие, – повторил Реардэн. – Вы не знае те, зачем вы здесь. Мы знаем. Вы не знаете, кого вы сторо жите. Мы знаем. Вы не знаете, почему вам приказано его сторожить. Мы знаем, почему мы хотим его освободить. Вы не знаете, за что вы сражаетесь. Мы знаем, за что сражаем ся мы. Если вы умрете, вы даже не будете знать, за что уми раете. Если умрем мы, мы будем знать за что.
      Не… не слушайте его! – завопил начальник охра ны. – Стреляйте! Приказываю вам стрелять!
      Один из охранников взглянул на начальника, положил револьвер и, подняв вверх руки, отошел от группы в сторону Реардэна.
      – Черт тебя побери! – заорал начальник охраны, схва тил левой рукой револьвер и выстрелил в дезертира.
      Едва тот упал, как окно разлетелось на тысячи осколков – с ветки дерева, как из катапульты, в комнату впрыгнул высокий, стройный человек. Едва встав на ноги, он выстрелил в ближайшего охранника.
      Кто это? – раздался чей-то пораженный ужасом го лос.
      Рагнар Даннешильд.
      В ответ раздалось три звука: долгий, нарастающий панический вопль, грохот четырех револьверов, брошенных на пол, и лай пятого – начальник охраны внезапно выстрелил себе в лоб.
      К тому времени как четверо уцелевших бойцов гарнизона начали приводить в порядок свои мысли, они уже лежали связанные, с кляпами во рту; пятый стоял, руки его были связаны за спиной.
      Где заключенный? – спросил его Франциско.
      В подвале… наверное.
      У кого ключи?
      У доктора Ферриса.
      Где лестница в подвал?
      За дверью в кабинет доктора Ферриса.
      Показывай.
      Едва они двинулись, Франциско повернулся к Реардэну:
      Ты в порядке, Хэнк?
      Конечно.
      Хочешь отдохнуть?
      Нет, черт возьми.
      С порога двери, ведущей в кабинет доктора Ферриса, они глянули вниз, на пролет круто спускающейся вниз каменной лестницы, и увидели стоящего на нижней площадке охранника.
      – Руки вверх, поднимайся! – приказал Франциско. Охранник увидел решительно настроенного незнакомца и поблескивающий револьвер. Этого было достаточно. Он медленно повиновался. Казалось, он с облегчением выбирается из сырого каменного склепа. Его оставили связан ным на полу в кабинете вместе с охранником, который показал дорогу.
      Четверо спасителей бросились вниз по лестнице к запертой стальной двери. До этой минуты они действовали четко и дисциплинированно. Теперь внутренние барьеры, казалось, рухнули.
      Даннешильд сломал замок. Первым в подвал вошел Франциско. Он на долгую секунду загородил дорогу Дэ-гни – чтобы убедиться, что зрелище не испугает ее, затем впустил ее, и она устремилась вперед. Галт, весь обмотанный проводами, поднял голову и приветственно взглянул на них.
      Дэгни опустилась на колени у края мата. Галт взглянул на нее совсем так же, как в их первое утро в долине; улыбка его была словно смех, в ней не было боли; голос звучал мягко и тихо:
      – Ни к чему принимать это все всерьез, правда?
      По ее лицу катились слезы, но она улыбалась радостно и уверенно:
      – Конечно.
      Реардэн и Даннешильд перерезали связывающие Галта ремни. Франциско поднес к его губам фляжку с бренди. Галт сделал глоток и, приподнявшись, облокотился на свободные теперь руки.
      – Можно сигарету? – попросил он.
      Франциско протянул ему пачку со знаком доллара. Рука Галта слегка дрожала, когда он прикуривал от зажигалки. Но рука Франциско дрожала еще сильней, когда он помогал Галту прикурить.
      Взглянув на него поверх пламени, Галт улыбнулся и сказал, словно отвечая на не заданный Франциско вопрос:
      Да, туго пришлось, но не очень, да и ток такой мощ ности не оставляет последствий.
      Кем бы они ни были, я их найду… – сказал Франци ско ровным, безжизненным тоном. Голос его был едва слы шен, но присутствующие поняли – он найдет.
      Если ты их найдешь, то увидишь, что то, что от них осталось, уже незачем убивать.
      Галт взглянул на окружающих его людей; он видел огромное облегчение в их глазах и гнев, застывший на их лицах; он понимал, что сейчас они переживают то, что пережил он.
      – Все позади, – сказал он. – Не мучайте себя больше, чем они мучили меня.
      Франциско отвернулся.
      Тебя… – прошептал он, – они мучили тебя… пусть бы это был кто угодно, только не ты…
      Но это должен был быть именно я, ведь они хотели испытать последнее средство. Они это сделали, и… – он взмахнул рукой, словно сметая эту комнату, а с ней и тех, кто ее создал, на задворки прошлого, – и вот что из этого вышло.
      Франциско кивнул, все еще не поворачивая лица; в ответ он лишь крепко сжал руку Галта.
      Галт приподнялся и сел, медленно восстанавливая свободу движений. Дэгни тут же протянула руку, пытаясь помочь ему. Он взглянул ей в лицо. Она пыталась улыбнуться, сдерживая слезы. Сколько вынесло его тело! Но – она знала – ничто уже не имеет значения по сравнению с тем, что он жив. Глядя ей в глаза, он поднял руку и кончиками пальцев коснулся воротника ее белого свитера, подтверждая и напоминая ей о том единственном, что теперь имело для них значение. Губы ее слегка дрогнули, она улыбнулась, она все поняла.
      Даннешильд нашел рубашку, брюки и остальную одежду Галта, валявшуюся на полу в углу комнаты.
      Ты сможешь идти, как ты думаешь, Джон? – спро сил он.
      Конечно.
      Пока Франциско и Реардэн помогали Галту одеваться, Даннешильд спокойно, планомерно, никак не выказывая своих чувств, крушил вдребезги машину для пыток.
      Галт еще неуверенно держался на ногах, но мог стоять, опершись на плечо Франциско. Первые шаги дались ему с трудом, но, дойдя до двери, он уже мог двигаться сам. Од ной рукой он опирался на Франциско, другой обнимал плечи Дэгни, – это была и опора для него, и поддержка для нее.
      Они молча спускались к подножию холма. Темная стена деревьев защищала их, укрывая от мертвенного света луны и еще более мрачного отблеска ее в окнах ГИЕНа, который остался у них за спиной.
      На краю поляны в кустах за следующим холмом был спрятан самолет Франциско. На мили вокруг не было признаков человеческого жилья. Никто не мог увидеть и рассказать, как внезапно загорелись фары самолета, выхватив из темноты заросли сорняков; никто не услышал неистового гула мотора, ожившего по мановению руки севшего за штурвал Даннешильда.
      Когда дверца самолета захлопнулась за ними и они почувствовали под ногами толчок пришедших в движение колес, Франциско в первый раз улыбнулся.
      – Теперь я могу приказывать тебе, это мой первый и единственный шанс, – сказал он, помогая Галту улечься в откидывающемся кресле. – Лежи спокойно, расслабься и забудь обо всем… И ты тоже, – добавил он, повернувшись к Дэгни и указывая на кресло рядом с Галтом.
      Колеса вертелись все быстрей, слегка подпрыгивая на рытвинах, как будто обретали большую легкость и целеустремленность вместе со скоростью. Когда толчки перестали ощущаться и внизу в темноте поплыли кроны деревьев, Галт молча наклонился и поцеловал руку Дэгни – он покидал мир, который оставался за окнами самолета, получив то единственное, что хотел у него отобрать.
      Франциско достал дорожную аптечку и снимал с Реар-дэна рубашку, чтобы перевязать рану. Галт видел, как по плечу на грудь Реардэна стекает алая струйка.
      – Спасибо, Хэнк, – сказал он. Реардэн улыбнулся:
      – Я повторю твои же слова. Ты мне их сказал в день нашей первой встречи, помнишь? Я благодарил тебя, а ты сказал: «Не нужно говорить спасибо, я ведь сделал это ради себя».
      – А я повторю, – сказал Галт, – то, что ты мне тогда ответил: «Вот за это и спасибо».
      Дэгни видела, что взгляд, которым они обменялись, выразил больше, чем любые слова, даже больше, чем рукопожатие. Реардэн заметил, что она на них смотрит, и слегка прищурился, словно улыбаясь в знак одобрения, словно повторяя то, что сказал ей в своей короткой записке из долины.
      Внезапно они услышали голос Даннешильда, который громко и бурно говорил, ни к кому из них. не обращаясь. Они поняли, что он разговаривает по рации:
      Да, все целы и невредимы… Нет, с ним все в порядке, лишь небольшая слабость; он отдыхает… Нет, ранений нет… Да, мы все здесь. Хэнка Реардэна ранили, но… – он обернулся, – он мне сейчас улыбается… Потери? Да, мы там на несколько минут потеряли самообладание, но теперь все в порядке… Не пытайтесь обогнать меня. В Долине Гал– та я приземлюсь первым и помогу Кей в ресторане, мы успе ем приготовить завтрак.
      Кто-нибудь из посторонних может его услышать? – спросила Дэгни.
      Нет, – ответил Франциско, – они не могут подклю читься к этому диапазону.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43