Обратимся теперь ко второй основной форме страха, связанной с существованием единства и целостности "Я" и глубинным переживанием утраты безопасности. Основным импульсом у этих личностей, как это следует из приведенной выше аллегории, является «революция», или, иначе говоря, стремление объединиться с «большим центром», другими людьми, избежать поворота к самому себе. Мы определяем это качество как стремление к самоотдаче и расширению своего духовного содержания. У депрессивных личностей преобладает стремление к доверительным близким контактам, страстное желание любить и быть любимым, соотнесение своей сущности и своего поведения с мерками и масштабами человеческого общества. В их любви превалирует желание сделать любимого человека счастливым – они сочувствуют нам, догадываются о наших желаниях, больше думают о нас, чем о себе, в порыве самоотдачи готовы забыть о себе и, по крайней мере, в данный момент, готовы слиться с понятием «Мы», пренебрегая индивидуальными различиями. Прообразом каждой любви являются отношения между матерью и ребенком, и, быть может, каждая любовь пытается восстановить то, что переживалось нами в раннем детстве: чувство безграничной и безусловной любви к нам, к нам таким, какие мы есть, и ощущение того, что наше существование совместно с другими переживается как счастье. Мы приносим в жизнь нашу предрасположенность к любви и расцветаем, когда эта способность становится востребованной. Любовь воспринимается как чувство собственной ценности, и наша готовность любить возвращается к тому, кто принимает ее. Мы снова должны повторить, что это выглядит, таким образом, будто у человека преобладает самоотвержение и самоотдача в ущерб потребностям становления своего "Я" Первым следствием этого является то, что партнер депрессивной личности становится сверхценным объектом. Любящая самоотверженность стремится посвятить себя партнеру и без связи своего существования с другим человеком невозможна. Отсюда устанавливается и распространяется зависимость, которая является центральной проблемой для лиц с депрессивными чертами характера: они больше, чем другие, зависят от партнера. Их способность любить и готовность любить вместе с их потребностью в любви – вот две стороны их натуры, которые Эрих Фромм в своей книге «Искусство любви» определил двумя фразами: «Я нуждаюсь в тебе, потому что люблю тебя» и «Я люблю тебя, потому что я в тебе нуждаюсь». Неся свою любовь каждому, поскольку не может не любить, депрессивная личность не верит в возможность того, что ее потребность в любви будет реализована. Когда один человек настоятельно нуждается в другом, он стремится уменьшить дистанцию между ними. Ему причиняет страдание пропасть, разделяющая "Я" и «Ты», та дистанция, в которой безусловно нуждаются шизоиды и которую они поддерживают в целях самозащиты. В противоположность этому депрессивные личности стремятся достичь максимальной близости и, по возможности, удержать ее. У них так мало развиты эгоистические, направленные на обеспечение "Я" стремления, что любая дистанция, любое отдаление и разъединенность с партнером вызывают у них страх, и они делают попытки снять это дистанцирование. Отдаление от партнера означает для них оставленность, покинутость и заброшенность, что может привести к глубокой депрессии вплоть до отчаяния. Что делать, чтобы избежать мучительного разрыва и уйти от страха утраты? Единственный способ состоит в развитии такой степени самостоятельности и независимости, чтобы полностью освободиться от партнера. Но именно это очень тяжело для депрессивных личностей, у которых ослабление тесного контакта с другими тотчас же высвобождает страх утраты. Они делают попытки найти спасение в других людях, которые сняли бы подобные проблемы, но мы видим, что положение от этого лишь ухудшается. Им кажется, что такую безопасность дает им зависимость – и они ищут ее либо входя в зависимость от другого, либо поставив другого в зависимость от себя. При любом типе зависимости они нуждаются в обещании – пусть лживом – не оставлять их. Как им, вероятно, кажется, связь с другим тем прочнее, чем выразительнее они демонстрируют беспомощность и зависимость – ведь не может быть другой человек столь жестоким и бессердечным, чтобы оставить их в таком положении. Другая возможность заключается в том, чтобы поставить другого в зависимость от себя, как это делают дети, в противоположность описанным выше действиям; но, в любом случае, мотивация депрессивных личностей остается той же и состоит в том, чтобы удержать зависимость. У депрессивных личностей доминирующим является страх утраты в различных его внешних проявлениях – страх перед изолирующим дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым. Они ищут неограниченной близости и необыкновенно крепких уз, связывающих их с другими, именно в этом находя защиту от страха – в противоположность шизоидам, которые видят защиту от страха в дистанцировании и освобождении от связей. Для депрессивных личностей близость означает безопасность и защищенность, для шизоидов – угрозу и ограничение их автаркии, и наоборот, дистанцирование для шизоидов – это безопасность и независимость, а для депрессивных личностей – угроза их существованию и страх оставленности и одиночества. Если депрессивная личность узнает, что для партнера интересы существования "Я", индивидуальности неизбежно означают расставание, то они отказываются от самих себя, унижаясь и повергая себя в прах перед партнером. Говоря на языке нашей аллегории, депрессивные личности пытаются избежать страха, отказываясь от центробежного стремления к "Я" (от своего "Я") или делая других зависимыми от себя. Депрессивная личность становится спутником другого человека или делает другого человека своим спутником. Это может быть тихая, безропотная, обращенная в прошлое жизнь в качестве спутника партнера или стремление создать такую жизнь для другого. Страх может достигать высокой степени и осознаваться как боязнь утраты; страх остаться наедине с самим собой, с собственными проблемами продолжает оставаться неосознанным. Страхи депрессивных личностей, касающиеся как собственных проблем, так и угрозы, которую несет самостоятельность партнера, при столкновении с жизнью получают дальнейшее развитие и могут привести к реальной утрате связи с партнером, тем более что любая индивидуальность и самостоятельность требуют изоляции. Чем больше самости и самостоятельности мы проявляем, тем больше отличаемся от других и тем меньше общего имеем с ними. Индивидуализация означает, прежде всего, выход из системы безопасности, предписывающей «быть таким, как все», и связана с переживанием страха; «стадное влечение» этот страх уменьшает, и, вместе с тем, растворение в массе усиливает страх перед индивидуализацией. Для депрессивных личностей этот страх особенно закономерен. Для них отличие от других, чужие мысли и чувства сочетаются со страхом утраты, так как означают переживание отдаления и отчужденности. Поэтому депрессивные личности пытаются отказаться от различения себя и других. Сделаем еще некоторые разъяснения. Чем меньше мы учимся развивать свое личное существование, свою самостоятельность, тем больше нуждаемся в других. Таким образом, можно констатировать, что страх утраты является обратной стороной слабости "Я". В связи с этим предпринимаются попытки обезопасить себя от страха, отказываясь от всего того, что мешает или препятствует депрессивной личности и ей противопоставлено. Если "Я" недостаточно развито, то такой человек нуждается в поддержке со стороны и вступает в тем большую зависимость от другого, чем слабее он сам. Но при возникновении зависимости появляется постоянный страх лишиться этой поддержки – ведь он так много вложил в другого, так много делегировал ему полномочий, что не верит в возможность жизни без партнера, так как именно в нем, в другом, заключено его существование. Депрессивные личности ищут зависимости, которая сулит им безопасность; вместе с зависимостью, однако, возникает страх утраты, поэтому они прилагают все усилия для удержания другого, панически реагируя даже на кратковременную разлуку. Таким образом, образуется типичный порочный круг, который может быть разорван только с риском для собственного существования, так как автономия субъекта в данном случае разрушительна. Если шизоидная личность защищает себя от разрушительной близости, придерживаясь мнения, что окружающие люди опасны и недостойны доверия, и избегая, таким образом, страха самоотдачи, то депрессивные личности ведут себя прямо противоположным образом: они идеализируют человека, с которым стремятся сблизиться, считают его безобидным, прощают ему слабости или смотрят сквозь пальцы на темные стороны его характера. Депрессивные личности не проявляют тревоги и беспокойства по поводу возможных неприятных последствий, связанных с их доверчивостью. В связи с этим у них так мало выражены фантазии, связанные с людской злобой в отношении их самих и партнеров, они всецело доверяют другим и не знают ограничений в любви; они подавляют сомнения и игнорируют критические замечания, не желая знать о том, какие трудности могут возникнуть на их пути, избегая споров и столкновений, поступая так, «как хочет любимый», и нередко тем самым, создавая угрозу отдаления от них партнера. Депрессивные личности идеализируют партнера и вообще думают об окружающих лучше, чем они есть на самом деле. Это создает опасность использования их в корыстных интересах, что чаще всего и происходит. Их поведение отличается детскостью и затянувшейся наивностью. Они придерживаются страусиной политики и, уходя от жизненных трудностей, прячут голову в песок, веря, что их окружают «хорошие люди». Для достижения гармонии и безмятежной близости депрессивные личности, со своей стороны, должны соответствовать идеалу «хорошего» – они стараются придерживаться альтруистических добродетелей: скромность, самоотверженность, доброжелательность, самоотречение, сочувствие и сострадание они называют главными человеческими качествами. Эти качества могут проявляться в различной степени – от чрезмерной скромности, когда для себя ничего не требуется, выраженной подчиняемости и приспособляемости вплоть до самоотречения, а в экстремальных случаях – в форме мазохистски-послушного поведения. Все приводится к общему знаменателю – с отказом от собственных желаний и собственного существования, для того чтобы избежать страха перед одиночеством и уклониться от пугающей индивидуализации. При этом может возникнуть опасный самообман: дело в том, что описанные выше варианты поведения с соответствующей идеологией скрывают только мотивацию, исходящую от страха утраты, сами же депрессивные личности могут сознательно разделять другие моральные ценности с меньшей скромностью, доброжелательностью и пр. Они (депрессивные личности), на самом деле, добродетельны поневоле, предпочитая отдавать и жертвовать тем, что у них так мало развито и что занимает так мало места в их жизни, – своим "Я". Такое уклонение от индивидуализации дорого стоит. Депрессивные личности не могут решиться на все то, что составляет суть их жизни – на желания, побуждения, аффекты и инстинктивные потребности. Они не решаются на это не из-за страха и не из-за своей идеологии, а потому, что не могут сделать то, что осуждает другой. В связи с этим они всегда находятся в зависимости, потому что их желания и ожидания, которые они, естественно, имеют, зависят от исполнения их другими. Когда они не получают желаемого, хотя бы в качестве вознаграждения за свою скромность, то уповают на Небо в соответствии с обещаниями христианской идеологии. Отсюда возникает пассивная выжидательная позиция депрессивных личностей, которая не защищает их от разочарований и их последствий в форме депрессий, потому что в реальной жизни эти ожидания и упования не оправдываются. Разочарование в такой надежде на награду приводит к усугублению депрессии, к прорыву отчаяния. Депрессивные личности как бы попадают в положение Тантала, который видит воду и фрукты, но не может их вкусить или ему это не разрешено. Они не могут ничего потребовать и потому ничего не имеют, не могут проявить облегчающую душу агрессию, не могут в достаточной степени оценить свое состояние из-за ограниченности самооценки, и, с другой стороны, у них не хватает мужества, чтобы сдерживать себя. Приведу один пример депрессивного поведения. Одна молодая замужняя женщина говорила: «Мой муж часто развлекается с юной девушкой; я знаю, что она очень привлекательна и моего мужа легко совратить. Я сижу дома и реву, но не знаю, что придумать и предпринять. Если я буду его упрекать, он сочтет это за детскую ревность. Я боюсь, что мои нервы не выдержат, и он будет иметь право выгнать меня. Муж у меня единственный, и если я его люблю, то обязана смириться с происходящим, так уж положено». Она, очевидно, не уверена в том, что мужу «так уж положено», но в ее представлении таковы «современные партнерские отношения», которые не должны ее разочаровывать, хотя она сама их не разделяет. Она не уверена в том, что сможет бороться против того, что она на самом деле воспринимает как угрозу своему существованию, так как в силу ограниченной самооценки переоценивает свою соперницу. Вместо того чтобы защитить свои интересы и отстоять свою позицию, признав, что ее терпимость небезгранична, вместо того чтобы, быть может, устроить своему мужу сцену ревности, хотя бы для того, чтобы он был уверен в ее любви и привязанности, она одержима страхом перед тем, что он может ее оставить. Она упрекает себя в чрезмерной приверженности мещанской морали, считая, что обязана приспосабливать свои желания к его требованиям (это обстоятельство используется мужем в собственных интересах). Поскольку она чувствует, что ей угрожает утрата связи с мужем, она верит, что удержать его может только еще большая готовность к пониманию его проблем. Она совершенно растерялась, узнав о его презрительном отношении к ней. Так как она сама себя не воспринимает всерьез, то не может серьезно и до конца воспринять и осмыслить сложившуюся ситуацию. В наше время мы часто встречаемся с подобными обстоятельствами, когда всеобщая неопределенность в отношении свободы и обязанностей по отношению к связям, верности и сексуальной ориентации, поддерживаемая некоторыми средствами пропаганды, вынуждают людей – и, прежде всего, депрессивных личностей – поступать совершенно несвойственным им образом, из-за страха, что их могут упрекнуть в том, что они «отстали от моды» и не понимают «веяний времени». Упомянутая выше молодая женщина подчиняется в своей жизни определенным альтруистическим требованиям, которые сама ставит перед собой. Так, к Рождеству она ежегодно составляет список почти сотни лиц, которым обязана послать поздравление и (или) сделать подарок. В связи с этим, по крайней мере, за неделю до праздника она впадает в депрессию от страха, что не успеет вовремя выполнить свое задание. Она не думает о том, как это воспримут другие, испытывает чувство вины, если ее адресаты высказывают некоторое недовольство этими церемониями, и все равно выполняет намеченный ею план действий. О том, какие «неудачники» часто встречаются среди депрессивных личностей, свидетельствует следующий пример. «Я должна быть мужественной, потому что все, что со мной происходит, получается вкривь и вкось. Вчера я была у парикмахера, который полностью искромсал и искорежил мою прическу. Затем мне отказал лучший портной – такое случается только со мной. В утешение я купила себе блузку, но дома она мне не понравилась – на самом деле я хотела совсем другого». Из данного примера легко понять, что данная личность не может достаточно ясно выразить свои желания и, вообще, ее желания носят неясный, неопределенный характер. Поэтому она всегда разочарована и свои неудачи связывает с различными внешними обстоятельствами или с тем, что ей «не везет». Так как она не смогла четко объяснить парикмахеру, какую хочет прическу, и не имела определенных представлений о том, какую блузку хотела бы купить, она не смогла получить компенсацию за свое разочарование. Она жалеет себя и переживает свои неудачи, чувствует себя обделенной жизнью и не может реализовать себя из-за неопределенности своих желаний и неспособности определить свои требования к сложившейся ситуации. Печальный опыт общения с мастером, который на тот период являлся законодателем мод, вызвал у нее тенденциозное представление о том, что она неудачница и достойна сожаления, и не дал ей возможности правильно осмыслить свою роль в происходящих событиях. Из высказывания типа «такое случается только со мной» видно, что вина за происходящее перекладывается на «злой мир», который обрекает ее на страх и комплекс неполноценности за проклятую неудачливость. Она извлекает из этой жалости к себе истинное удовлетворение и не нуждается ни в чем другом. Конфликты депрессивных личностей проявляются, в первую очередь, в форме соматических нарушений в воспринимающих органах. Символически представляя все, что они воспринимают, они делают это своим внутренним достоянием. Такого рода психосоматические расстройства легко возникают при конфликтных ситуациях, фиксируясь в области глотки, глоточных миндалин, пищевода и желудка. Ожирение и исхудание также могут быть психодинамически связаны с конфликтами. В народе бытует выражение «печальное сало», или «ожирение от горя» (Kummer-Spech); связано оно с тем, что разлука или утрата близкого человека нередко компенсируются неумеренным пьянством или обжорством. Это почти неотличимо от расстройств влечений, если рассматривать их как эрзац удовлетворенности или способ бегства от действительности. Трудности, с которыми сталкиваются депрессивные личности, могут привести к умственной несостоятельности, при которой они не могут справиться со своими проблемами и нуждаются в уходе. Им так тяжело подумать о чем-то конкретном, они так быстро все забывают, что кажется, что это – органические симптомы поражения мозга. При более внимательном рассмотрении мы убеждаемся, что такое впечатление недостаточно обосновано. Депрессивные личности воспринимают окружающее с недостаточным интересом и вниманием, потому что одержимы страхом; сильные раздражители до них не доходят, так как лишь усугубляют конфликт и ослабляют их способность к восприятию; они как бы включают фильтр для чрезмерных по силе раздражителей, чтобы предотвратить разочарование. Сюда же относятся трудности в учебе или общая утомляемость и как бы безучастность, которые, с одной стороны, несут защитные функции, а с другой, по типу обратной связи, – усиливают депрессию, так как приводят к невыполнению ожидаемых от них действий и функций и к разочарованию в себе самом. Такая кажущаяся умственная недостаточность депрессивных личностей является еще одним признаком их разочарованности и глубокой убежденности в том, что они не в состоянии быть счастливыми. Они охотно заранее отказываются от счастья, боясь большего разочарования в будущем. Таким образом, они проводят в жизнь так называемую «политику зеленого винограда»: человек не верит даже в то, чего ему под силу добиться, и отбрасывает от себя желаемое, так как оно недостижимо. Избавляясь от всего, что может с ними произойти, для того чтобы избежать разочарований, они нередко обрекают себя на жизнь без желаний, серую, скучную и лишенную стимулов. Они с завистью взирают на уставленную яствами скатерть, с которой другие берут и вкушают плоды жизни. Депрессивные личности всегда подходят к пределу своей приспособляемости и готовности к самоотречению. Осознав тот факт, что эти свойства не являются отклонением от их субъективной сущности и не связаны ни с чрезмерной добродетелью, ни со всепоглощающей завистливостью, мы находим возможности для оздоровления депрессивных личностей путем освобождения их от страха и чувства вины.

      Любовь, стремление к любви, становление любовных отношений является самым главным в жизни депрессивных личностей. В этом направлении развиваются самые лучшие стороны их натуры, здесь же таится наибольшая опасность для их психики. Из приведенных выше описаний становится ясно, что именно в партнерских отношениях депрессивные личности приходят к кризису. Напряженность, столкновения, конфликты в таких отношениях мучительны и непереносимы для них, они угнетают их больше, чем следует из объективных обстоятельств, потому что конфликты активизируют страх утраты. Для депрессивных личностей непонятно, почему их старания могут довести партнера до точки кипения, так как в судорожном цеплянии за него они находят облегчение. Депрессивные личности реагируют на кризис в партнерских отношениях паникой, глубокой депрессией; страх иногда приводит их к шантажированию партнера угрозой или даже попытками самоубийства. Они не могут себе представить, что партнер не столь нуждается в близости, как они сами, что душевная близость не доставляет ему удовольствия и радости. Потребность партнера в дистанцировании они расценивают как недостаточную склонность к ним или признак того, что их больше не любят. Способность к интуитивной идентификации, так же как и умение понять сущность другого человека и в трансцендентном участии сопереживать ему, особенно характерна для депрессивных личностей и является их прекрасным качеством. Подлинность и искренность чувств – важнейший элемент любви и человечности. Их готовность к идентификации может достичь медиумической чуткости, при которой реальные границы между "Я" и «Ты» стираются – все существо депрессивной личности стремится к любимому, любовное томление носит мистический характер безграничной трансценденции божественного происхождения, в котором, может быть, бессознательно отражена не имеющая пределов связь с матерью в раннем детстве, обретенная вновь на высшем уровне. Мы вновь видим, что в развитии нашей способности к любви решающее значение имеет ранний опыт общения с матерью. У здоровья людей с депрессивной акцентуацией личностных черт имеется большая и искренняя способность любить, готовность к самоотдаче и жертвенности. Они охотно переносят жизненные трудности вместе с партнером, их личность внушает чувство безопасности, искренности и беспричинной расположенности. При глубоких расстройствах у депрессивных личностей в любовных отношениях преобладает страх утраты; он настолько непереносим и так значим для них, что фактически становится самым главным в партнерских взаимоотношениях. Обе стороны в наиболее частом варианте отношений, любя партнера, стремятся самым полным образом идентифицироваться с ним. Это, на самом деле, означает достижение наибольшей духовной близости. Партнер может реагировать на это отказом от максимального сближения, отстаивая свой личный суверенитет. О чем думает депрессивная личность и как она чувствует, можно догадаться по высказываемому желанию «читать в глазах» – зная о том, что он мешает партнеру, что тот хочет отвязаться от него, убрать со своей дороги, он принимает его взгляды, разделяет его мнения – короче говоря, он любит так, что вообще создается угроза стирания различий между существованием депрессивной личности и партнера. Такое «слияние» для депрессивной личности является как бы заклинанием от страха утраты. Он весь в партнере и живет сознанием своей жертвенности и самоотречения. Истинность или неистинность такой любви определяется тем, что депрессивные личности решаются на любовь (так как она сама по себе смягчает страх утраты), отдавая себе отчет в опасности любви для них самих и понимая, что партнер должен иметь условия для свободного развития своей индивидуальности. Здесь принцип «я хочу того, что подходит тебе» абсолютизируется. Для партнера такого рода связь во многих отношениях удобна, но если от своего партнера депрессивные личности ожидают большего, чем быть его «эхом» или обслуживающим его бессловесным духом, то их ждет разочарование. Подобным же образом развиваются взаимоотношения с ребенком, когда страх утраты партнера переносится на дитя. Депрессивные личности делегируют партнеру все, что сами хотят и могут сделать, вступая в полную зависимость от него и становясь без него совершенно беспомощными, веря, что их собственная потребность в помощи удовлетворяется партнером. Это выглядит таким образом, что партнерские отношения и брак являются подсознательным отражением детской связи с отцом или матерью. По таким же мотивам депрессивные личности, овдовев, вскоре вновь вступают в брак, хотя и безгранично любили своего покойного супруга: они стремятся ухватиться за нового партнера и приспособиться к нему, ведь самое главное для них – не остаться одинокими. Таким образом, депрессивные личности стремятся к симбиозу, к упразднению границы между "Я" и «Ты».