23

– Вы могли бы держать меня в курсе событий! – начала Грейс с обвинения.

– Я не имел права. Это конфиденциальная полицейская операция. – Марино не сделал попытки притвориться, что не знает, о чем идет речь. Засунув руки в карманы джинсов и широко расставив ноги в извечных кроссовках, он принял позу весьма вызывающую, как будто не она, а он хозяин в этом кабинете.

– Чепуха!

– Не чепуха, а правда. Что, по-вашему, я должен был сделать? Поднять вас на рассвете телефонным звонком и сообщить: так, мол, и так, ваша честь. Мы собираемся перетряхнуть школу, где обучается ваша очаровательная дочка. Так что пусть она приготовится к обыску. Что за этим последует? Во-первых, если у нее в шкафчике хранится что-нибудь запретное, и вы ее предупредите, – а я готов держать пари, что так именно и случилось бы, – она быстренько избавится от компромата, а мы оба в результате – и вы и я – подставим ножку правосудию, хотя мы его верные слуги – хотелось бы надеяться, что это так. Во-вторых, она или вы будете иметь время кое-кому намекнуть, а он или она намекнет еще кому-то, и в конце концов вся операция с треском провалится. Я профессионал, как и вы. Вам бы следовало знать эти простые истины.

Прошлой ночью, когда вы отнимали у меня время, втолковывая, что кто-то нарочно пугает Джессику или вас, но не знаете, почему это происходит, вы знали настоящую причину. Почему на ее зеркале была сделана эта надпись? Объяснить вам? Или не надо? Вам и так понятно.

Его напористость и наставительный тон привели Грейс в ярость.

– Мне лишь понятно, что надпись появилась накануне вашего рейда. Кто-то знал о нем заранее и решил пригрозить Джессике.

– Никто о рейде не знал, – возразил Марино. – Все случилось неожиданно. Когда я был у вас в доме, никакого рейда вообще не планировалось. Все завертелось после того, как подстрелили одного парнишку. Власти сочли, что мы слишком затянули расследование, в то время как студентов колледжа – прилежных пай-мальчиков убивают. Вот нас и поторопили с расследованием. Весь наш долгий труд пошел насмарку. Полицейский рейд с ним покончил.

– Вы и ваш – не знаю, кем он вам приходится, – брат или кузен были одеты в темные спортивные костюмы в тот вечер. Вполне подходящая одежда для рейда. Значит, вы готовились, не отрицайте очевидного! – в свою очередь набросилась на него Грейс.

– Домни мой старший брат. Спасибо за то, что вы этим поинтересовались. А не приходило ли вам в голову, что мы просто собирались слегка поразмяться вечерком, так же как и вы с дочерью?

– Ерунда! – заявила Грейс.

Тони Марино поменял позу. Теперь он скрестил руки на груди совсем по-наполеоновски. Но больше всего обозлило Грейс то, что в глазах его мелькнул насмешливый огонек.

– По-моему, вы нуждаетесь в помощи не полицейского, а скорее врача. Посоветуйтесь с ним по поводу паранойи, которой вы явно страдаете.

Он словно плеснул масла в огонь. Грейс взвилась, ее указующий перст уткнулся ему в грудь.

– Послушайте, детектив! Своими действиями вы подвергаете опасности мою дочь. Я этого не потерплю. Вы были осведомлены о том, что происходит у меня в доме, что Джессике угрожают и что все это связано с наркотиками. Однако вы затеяли свой рейд, не предупредив меня, не дали мне возможности как-то вывести Джессику из-под удара, а, наоборот, способствовали тому, что наркодельцы могут заподозрить ее в сотрудничестве с вами. В данный момент я намерена обратиться к окружному прокурору, к шефу полиции и в отдел по охране безопасности граждан и заявить о недопустимых методах ведения этого дела.

Не только голос ее, но и все тело вибрировало от сотрясавшего ее гнева. Палец, словно колющее оружие, утыкался в разные точки на его груди, и было даже удивительно, что из воображаемых ран не хлестала кровь. Она была высока ростом, он еще выше. Грейс была худощава и даже хрупка, он широкоплеч и мускулист, но ее обуревала ярость, а он, по всей видимости, только лишь забавлялся происходящим. Это, как ей казалось, уравнивало их шансы в схватке.

Но, как выяснилось, она недооценивала противника. Тони ловко перехватил ее руку и тем вмиг обезоружил ее. Ощущение от его твердого пожатия, от собственной беспомощности смутило Грейс, охладило ее бешеный порыв, но она постаралась хотя бы встретить с достоинством его тяжелый пристальный взгляд, устремленный прямо ей в глаза.

– Скажите мне откровенно, ваша честь. Вы точно так же темпераментно обращаетесь со всеми или это мне одному так почему-то повезло?

Не было никаких сомнений, что для него разговор с ней – забавное времяпрепровождение.

Грейс рывком освободила пальцы из его руки. Легкомысленность этого мужчины, конечно, возмущала ее, но она осознала, что попусту растрачивает свой гнев. На самой грани взрыва она смогла остановить себя, на несколько секунд погрузиться в молчание. Умение сдерживаться – это непременное качество людей, берущихся управлять другими. Стоит потерять контроль над собой, как уже подчиненный приобретет над тобой некоторые преимущества.

– Я хочу, чтобы мою дочь защитили. – Грейс использовала давно ею освоенную интонацию судьи – тон спокойный, безапелляционный, за которым крылась непоколебимая уверенность, что ее будут слушать. – Я хочу, чтобы кого-то послали в колледж для обеспечения ее безопасности сегодня вплоть до окончания занятий. Я хочу, чтобы ее и девушку, которая придет за Джессикой, проводили из школы до дома. Я хочу, чтобы офицер полиции находился в моем доме и охранял нас, пока я не буду твердо убеждена, что Джессике ничто не угрожает. Если у вас нет достаточных полномочий для принятия подобных мер, я обращусь через вашу голову к тем, кто обладает необходимой властью.

Тони некоторое время смотрел на нее в задумчивости, как бы не зная, что ей ответить. Потом вновь скрестил руки на груди и нахмурился. Он начал свою речь размеренно, выделяя каждую фразу, будто говорил с кем-то, кого считал слегка туповатым:

– Ваша честь, подумайте хорошенько, о чем вы просите. Сейчас нет никаких свидетельств того, что кто-то в Хеброне и вообще в городе связывает вашу дочь с нашим расследованием. Все угрозы ей с этой стороны есть лишь плод вашего чересчур живого воображения, а ваши домыслы построены на совпадениях различных, достаточно пустяковых обстоятельств. Если же мы снабдим ее полицейским эскортом, то добьемся как раз того, чего вы не хотите. На нее сразу же падет подозрение, что она связана с полицией. Разрешите мне вам напомнить, что она нашим информатором не является, и таково было ваше желание, к которому я прислушался. Если вы хотите от меня совета, то лучше бы к ней не привлекать внимания подобным образом.

Грейс несколько сникла, признавая правоту его слов. Она еще недавно рассуждала точно так же, но страх за дочь пересилил доводы рассудка. Не переборщила ли она? Такой вопрос Грейс задала сейчас самой себе от отчаяния. Не следовало ли ей – хотя, наверное, это было бы труднее всего на свете – просто спокойно ждать, как пойдет дело дальше, и надеяться, что оно дальше никуда не пойдет.

Тем временем Марино вздохнул и продолжил:

– Если вас это успокоит, я позабочусь о том, чтобы кто-то проследил за вашей дочерью на обратном пути из школы. Я сделаю так, что патрули будут периодически проезжать мимо вашего дома сегодня вечером и в течение ночи. И особенно позабочусь о том, чтобы предпринятые меры не бросались в глаза. У вас имеется мой номер телефона и телефоны полиции. Вы и Джессика можете позвонить в любой момент, если почувствуете какую-то опасность. Но я не Думаю, что какая-либо опасность реально существует. Если, заметьте, я говорю «если», наше расследование каким-то образом подвергло риску вашу дочь, то можете вздохнуть с облегчением, потому что оно закончилось. За-кон-чи-лось! Это до вас дошло?

Какое-то время они молча смотрели друг на друга В его взгляде читалось все – и раздражение, и насмешка над самим собой, и сочувствие к ней. У Грейс возникло ощущение, что она могла поверить в то, что он сказал, а главное – довериться ему лично, несмотря на поток обидных слов, который она выплеснула на него. Может быть, он был прав, а ее разыгравшийся материнский инстинкт на этот раз подвел ее.

Она всегда страдала излишней подозрительностью, когда дело касалось Джессики, манией везде и всюду усматривать какие-то опасности.

– Хорошо, – согласилась она. – Пусть будет так. Линда – вы помните Линду? – забирает Джессику из школы. Она водит светло-коричневый «Форд». Пусть кто-то проследит, чтобы они добрались до дому благополучно. Ну и кто-то пусть несколько раз проследует мимо нас сегодня и ночью.

– Я сделаю это сам, – пообещал Марино. Его лицо просветлело, и это означало, что он обрадовался заключенному перемирию. – Не беспокойтесь.

В дверь постучали. Прежде чем Грейс успела откликнуться, дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель без спросу просунулась голова. Пятидесятилетний, но уже совершенно поседевший Оуэн Джонсон, излучающий добродушие, был ее коллегой по судебным делам, касающимся семьи и несовершеннолетних. На каждый четвертый четверг ежемесячно у них с Грейс и еще тремя коллегами-судьями была договоренность встречаться.

– Вы не собираетесь на ленч, Грейс? – спросил он, с любопытством разглядывая ее собеседника. Впрочем, решив, что он бесцеремонно вторгся в чужой разговор, Оуэн подался назад и начал прикрывать за собой дверь.

– Я присоединюсь к вам через минуту, – сказала Грейс, постаравшись изобразить на лице улыбку. Дверь за Оуэном затворилась.

Когда Грейс вновь повернулась к Марино, она заметила, что выражение его лица как-то странно изменилось.

– Я позабочусь обо всем, ваша честь, – произнес он твердо и так же решительно покинул комнату.

Грейс была озадачена его поведением и пребывала в раздумье несколько секунд, пока вкрадчивый стук в дверь не напомнил ей, что коллеги ждут ее. Поспешно освободившись от мантии, она отправилась с ними на ленч.

А по дороге Грейс запрещала себе вспоминать, какой приятный трепет она ощущала, когда Тони Марино сжимал ее руку в своей.

Так получилось, что весь этот день и последующий обошлись без событий. Когда Грейс с пристрастием, но, как она надеялась, с тонким подходом допросила Джессику о том, что произошло в колледже, дочь сообщила, что никто из ее друзей не был арестован и ни у кого в шкафчиках не обнаружили наркотиков. Те ребята, которых загребли, и тот мальчик, которого подстрелили, были из старших групп, и она с ними не зналась.

Джессика радовалась, что большинство приятелей вновь начали с ней разговаривать, хотя некоторые – например, Алисон – по-прежнему воротили нос. Грейс с облегчением подумала, что Марино оказался прав. Раз дело о наркотиках в Хеброне закрылось, то, вероятно, Джессике уже больше ничего не угрожает. Прийти к такому заключению было для Грейс величайшей радостью.

Отбор в школьную баскетбольную команду был назначен на утро в субботу. Грейс привезла Джессику в спортивный зал ровно к восьми и осталась понаблюдать, нервно покусывая костяшки пальцев, когда напряжение на площадке достигало предела. «Хебронские пташки» были лучшей девичьей командой в колледже, и за попадание в основной состав шло жесточайшее соперничество. Как первокурснице, Джессике не светило участие в университетской сборной, но она всем сердцем желала преодолеть несправедливый, по ее мнению, барьер.

– Джессика молодец, – ободряюще произнесла Энн Милтхоллен, когда девочка издалека забросила мяч в корзину и сравняла счет.

Энн занимала место рядом с Грейс на трибуне, которую отвели родителям конкурсанток. Дочка Энн, Эмили, была подругой Джессики и сегодня тоже старалась вовсю на площадке.

– Спасибо. Эмили тоже хороша, – откликнулась Грейс.

Эмили отлично протаранивала защиту соперниц. Впрочем, она была высока ростом и крепко сложена. Вступать с ней в единоборство побаивались.

– Эмили так волновалась утром. А как Джессика?

– Джессика нет, а вот я волновалась, – призналась Грейс.

– Ой, смотрите! – воскликнула Энн.

Грейс нашла взглядом свою дочь в самой гуще схватки. Джессике удался прорыв, она выскочила на свободное пространство, но перед самым броском у нее из рук выхватила мяч Тиффани Драйвер. Причем явно с нарушением правил. Никаких свистков от судьи не последовало. Выражение лица Джессики, когда она погналась за обидчицей обратно к своей корзине, чтобы встать на защиту, заставило Грейс исполниться гордости за дочь и одновременно переживать с ней ее обиду.

Джессика твердо решила попасть в команду и полностью отдавалась игре. В высоком прыжке, блокируя бросок Тиффани, она получила мощный толчок в грудь и с размаху свалилась на пол. Встревоженная Грейс даже приподнялась со своего места.

Когда матч закончился, Грейс отвезла Джессику домой переодеться. В качестве исключения и только на один-единственный раз Грейс пошла на нарушение установленного ею для дочери трехмесячного «карантина». Она согласилась отпустить Джессику погулять в парке, а потом пойти в кино с компанией девочек, которые сегодня также боролись за место в баскетбольной команде. Такое решение далось Грейс нелегко, но в последнее время они пережили с Джессикой достаточно стрессов. Дочь явно нуждалась в общении с подругами, чтобы сбросить напряжение.

Что касается опасностей, то ими и не пахло, уже двое суток царило спокойствие. С наркотиками покончено. Подруги вновь разговаривают с Джессикой. На дворе погожий день, в парке оживленно, а крепкие девчонки вполне способны постоять за себя. «А если тревога все же не дает мне покоя, то, – подумала Грейс, – я всегда сама могу пойти в парк и незаметно понаблюдать за дочерью». Хотя Джессика, несомненно, убьет ее, если обнаружит слежку.

Въезжая в гараж, Грейс усмехнулась при мысли о том, как она будет перебегать и прятаться за киосками, стараясь не упустить дочь из виду. Джессика выскочила из машины, как только та притормозила, затем заколебалась.

Обычно она торопилась наверх, не дожидаясь матери, бросала по дороге свою спортивную сумку и бежала принимать душ, но после того случая с рисунком на зеркале ей не хотелось заходить в дом одной. Джессике не требовалось говорить о своих ощущениях, Грейс и так понимала ее без слов. Почти всегда, несмотря на все взлеты и падения в их отношениях, незримые волны соединяли мать и дочь. Вероятно, потому, что столько времени они провели вместе.

Таким образом, Джессика только на пару шагов опережала Грейс, когда они вошли в дом через заднюю дверь. Следуя традиции, она избавилась от сумки в прихожей, но, заглянув на кухню, замерла как вкопанная.

– Мам, ты что, заказывала торт? – с недоумением спросила Джессика. Она загораживала собой вход в кухню, и Грейс не могла увидеть, что же там такое лежит на кухонном столе.

– Что? Какой торт? – Ей пришлось оттолкнуть окаменевшую дочь, но, бросив взгляд на стол, она и сама превратилась в камень.

В центре стола красовался на бумажной салфетке с ажурно вырезанными краями слоеный торт. Он был украшен так, как будто его заказали кому-то на день рождения. Сверкала сахарная глазурь, радовали глаз желтые розочки с зелеными листочками и абрикосовые бутончики, расположенные венком.

Приблизившись, Грейс разглядела наверху торта изображение, сделанное сахарной глазурью, – баскетбольный мячик, попавший в кольцо. На приложенной к торту карточке была надпись: «Удачи тебе, Джессика!»

Грейс, разумеется, не заказывала торт и никому не поручала этого делать. И ни она, ни тем более Джессика почти не ели сладкого.

Но самое важное, что этого произведения кондитерского искусства не было на столе, когда они с Джессикой уходили из дома. И никто не должен был заходить в их дом без ведома хозяев!

24

– Торт? – Марино уставился на торт, наклонившись вперед и опираясь руками на спинку одного из стульев, обтянутого зеленой кожей, которые прекрасно гармонировали со всей обстановкой кухни и были предметом особой гордости Грейс, да, пожалуй, и Джессики тоже. – И что побуждает вас считать, что торт с пожеланием Джессике удачи содержит в себе угрозу?

Офицеры Зелински и Эйрис, прибывшие минут на десять раньше, нервно переминались с ноги на ногу. Зелински было просто скучно, а Сара Эйрис откровенно любовалась тортом, но явно спешила по каким-то своим, более неотложным делам.

– Я не заказывала его. Мы не едим пирожных и тортов. И его не было здесь, когда мы уходили.

Грейс пришлось объяснять это уже второй раз, и ее терпение было на пределе. Всем троим полицейским было смешно рассматривать торт как нечто угрожающее жизни и спокойствию граждан. Особенно Грейс возмущало отношение к происшествию детектива Марино. Они занимали позиции друг напротив друга. Между ними был стол, а на столе злополучный торт.

– Вероятно, ваша сестра принесла его. Честно говоря, ведь это весьма симпатичный жест. Дарить анонимно торты не является преступлением.

– Моя сестра знает, что есть торт Джессика не станет – это для нее опасно. Все наши знакомые тоже знают о том, что Джессика диабетик. Никому из них в голову не придет приносить к нам в дом сладости.

Речь Грейс была подчеркнуто агрессивна. Ей приходилось пробивать стену даже не равнодушия, а упрямого нежелания признать, что торт – это вовсе не приятный сюрприз для Джессики. От торта исходило зло. Ее интуиция не только подсказывала, но и во весь голос кричала, что к такому безобидному на первый взгляд подарку нужно относиться, как и к тикающему адскому механизму, начиненному взрывчаткой и водруженному неизвестно кем на ее кухонный стол.

Тот, кто нарисовал на зеркале Джессики могильный камень, и оставил здесь торт. Грейс в этом не сомневалась.

– Это еще не конец, – сказала она громко. Хоть Грейс и была одета достаточно тепло, сейчас ей казалось, что она промерзла до костей. Этот холод был не похож на зимний холод под пасмурным небом или осеннюю промозглость. Это был холод ужаса.

– Что? – переспросил Марино, хотя не мог ее не услышать.

– Не конец, – повторила она. – Это вы сказали, что всему конец, а на самом деле это далеко не так. Тот, кто украл медвежонка и намалевал рисунок на зеркале, преподнес Джессике и этот подарок.

– Господи! У вас действительно паранойя.

– Я не параноик! – Грейс возвысила голос, но старалась еще держаться в рамках приличия. – Вы видите этот торт или нет? Он реален, его не было здесь до нашего ухода. Рисунок и надпись на зеркале тоже реальность, и медвежонок был найден мною на дороге, когда я преследовала не призрак, а реального грабителя, вторгшегося в мой дом. И теперь ваша очередь объяснить мне причину этих событий и то, как они связаны с моей паранойей по вашему диагнозу.

– Это всего лишь торт, Грейс.

Марино назвал ее по имени, поступил так впервые, надеясь, что это останется незамеченным. Но Грейс это заметила. Впрочем, ей сейчас не было дела до того, какие фамильярности по отношению к ней он себе позволяет.

– Да, это торт, и этот торт – угроза!

Во дворе кто-то настойчиво просигналил, и все – и Грейс, и полицейские – неожиданно вздрогнули, услышав этот, совершенно привычный в иной обстановке звук.

– Мам! Мам! Это они! – Джессика влетела на кухню как на крыльях, свежая после душа и одетая для выхода в «свет», что означало традиционные джинсы и маечку, открывающую живот, но с добавлением сережек, сумочки на ремне через плечо и коротенького черного пиджачка с распущенным и небрежно болтающимся пояском.