Ролстра вздохнул, подумал о том, как приятно будет убить этого дерзкого щенка, успокоился и продолжил:
      - Мальчик, ты будешь иметь право говорить так только тогда, когда у тебя будут собственные сыновья и боевые шрамы. А до того времени будешь делать то, что велю я.
      Ястри вылетел из шатра, громко требуя своего коня и эскорт. Ролстра не обратил на этот шум никакого внимания и попытался продолжить завтрак, но не смог. Дай Богиня, чтобы лорд Чейналь так же наслаждался едой, сном и первым мгновением после пробуждения...
      Впрочем, он улыбнулся, представив себе, какие заботы гнетут сейчас командующего войском Пустыни. Армия Ролстры была намного больше; этим превосходством можно было воспользоваться в любую минуту, но верховный принц медлил и не переходил в наступление, формальный повод для которого дал лорд Давви, перешедший на сторону Пустыни и изменивший своему принцу. Ролстра поднял чашу и заговорил со своим отражением в полированном серебре:
      - Почему я не начинаю военных действий? Хочу, чтобы первым атаковал лорд Чейналь? Нет, я слишком умен, чтобы ждать от него такого просчета. Жду, пока к армии присоединится Рохан, чтобы покончить с ними одним махом? Тоже нет, ибо я знаю, что князька прикроет стена щитов и мечей. Тогда почему же я торчу на своем берегу реки словно песчаная буря, нависшая над Пустыней?
      Он коротко хохотнул и выпил, подумав о том, что лучшее в Ястри - это его вина. Возможно, это единственное его достоинство, со вздохом добавил Ролстра, вновь услышав какую-то возню. В шатер вошел оруженосец и низко поклонился. Он был самой подходящей вишенью для гнева Ролстры.
      - Дадут ли мне когда-нибудь покой? Что еще случилось?
      - Простите меня, ваше высочество, но... Полог откинулся, и внутрь вошла женщина с холодными и дерзкими темными глазами, на новую встречу с которой Ролстра никак не рассчитывал. Она коротко поклонилась и насмешливо произнесла:
      - Поздоровайся со мной, отец. Я вернулась. - Она подняла руки, и принц увидел на ее пальцах три кольца фарадима.
      За ее спиной стояли сбитые с толку охранники. Ролстра жестом велел им и оруженосцу убраться из шатра.
      - Неужели вы думаете, что дочь явилась к отцу, чтобы убить его? Пошли вон! Оставьте меня с принцессой наедине.
      Пандсала села, не спросив разрешения, и зябко обхватила себя руками.
      - Спасибо за титул, отец. Благодаря этому и моим кольцам твои люди станут повиноваться мне.
      - С какой стати? Она засмеялась.
      - Клянусь Богом Бурь, как ты думаешь, весело мне было прожить шесть лет бок о бок с леди Андраде? Можешь вывернуть меня наизнанку, на что ты мастер, можешь даже убить меня... Все равно это будет лучше, чем то, что я вынесла.
      Принц смотрел на нее молча, не скрывая своих подозрений. Наконец он произнес:
      - Годы не украсили тебя, Пандсала. Видно, Андраде и ее благочестивое окружение отнеслись к тебе не лучше, чем я. У меня нет причин доверять тебе, Пандсала. Но ты ведь и не ждешь этого, не правда ли? Тогда чего ты хочешь?
      - Свободы. И положения твоей дочери и принцессы. Я могу быть полезной тебе, отец, и ты знаешь это. - Она улыбнулась. - Ты тоже стареешь. Седые волосы, полнота, морщины... До сих пор тратишь силы на то, чтобы родить сына, или решил, что после твоей смерти принцами станут ублюдки Янте? - Пандсала расхохоталась и продолжила: - Принцы! О Богиня, это просто смешно! Они растащат твои земли по частям! Янте может рожать и выкармливать только подлецов!
      - Это наша с ней фамильная черта, - холодно заметил Ролстра. - Я дал твоей младшей сестре имя, которое надо было дать тебе... Сначала ты предала меня, а затем Андраде.
      - Ты прав, я вовсе не ждала от тебя доверия. Но я могу быть полезной, отец. А ты никогда не был глупцом.
      Некоторое время они смотрели друг на друга: Ролстра что-то подсчитывал, а Пандсала держалась с уверенностью человека, которому нечего терять.
      - Очень хорошо, - наконец произнес он. - Служи мне. Но можешь верить: если ты предашь меня еще раз, годы, проведенные у Андраде, покажутся тебе раем по сравнению с тем, что случится с тобой.
      - Вот в этом, отец, я никогда не сомневалась. - Она снова засмеялась и лениво потянулась. - Могу я разделить с тобой завтрак? Путешествие оказалось более долгим, чем я рассчитывала. Мне казалось, что от того места, где я оставила Андраде, Уриваля и Чиану, до Сира намного ближе.
      Ролстра вздрогнул и тут же заметил довольную улыбку Пандсалы. Но не успел он и рта раскрыть, как в шатер вбежал страж, торопливо отдал честь и, задыхаясь, произнес:
      - Простите, ваше высочество, прибыл гонец, который требует, чтобы его немедленно приняли!
      Ролстра приподнялся, а затем снова опустился в кресло и бросил острый взгляд на дочь.
      - Выйди. Я скоро позову тебя.
      Она приподняла брови, но безропотно подчинилась. Ролстра махнул рукой, и гонца провели в шатер. Когда человек изложил переданную на словах новость, Ролстра послал за Пандсалой и встретил ее у шатра, стоя на солнце.
      - Я действительно собираюсь использовать тебя, моя дорогая, - сказал он. Но чтобы согласиться на это, мне нужно подвергнуть тебя маленькому испытанию. Докажи мне, стоишь ли ты своих колец. Найди Рохана.
      - Но я всего лишь ученица, а не полностью обученный фарадим!
      Он испытал злорадное удовольствие, впервые увидев в глазах дочери страх.
      - Тогда обучайся побыстрее. Я должен знать, где Рохан. Сделай это, Пандсала... или узнаешь, что такое мой гнев. - Ролстра улыбался, но взгляд его остался угрожающим.
      Пандсала с трудом проглотила слюну, затем обратилась лицом к солнечному свету и закрыла глаза. Видя, что она задрожала, принц подивился, почему из всех дочерей Лалланте дар был только у нее. Ах, если бы это была Янте...
      Наконец Пандсала вздохнула и широко открыла глаза.
      - Я видела их! Рохан, принцесса-фарадам... и драконы в Пустыне... Я видела их!
      Ролстра довольно кивнул: дочь выдержала проверку.
      - Отлично.
      - Но я не понимаю!: - воскликнула она. - Почему Янте отпустила их?
      - У нее были на то свои причины. Личного свойства. - Так ты знал об этом?
      - - Мне рассказал об этом только что прибывший гонец. - Он повел Пандсалу в шатер и налил две чаши вина. - Ночью, накануне того, как она отпустила их, на холмах были зажжены костры. Это сообщение передали по цепочке через Вереш в замок Крэг, а там ожидал корабль под парусами. Спуститься по Фаолейну намного быстрее, чем посылать конного курьера.
      - Но войска лорда Чейналя стоят выше нас...
      - Верно. Поэтому остаток пути пришлось проехать верхом. И теперь я знаю то, чего не знает лорд Чейналь.
      Мысль о том, что кое-что знают только они с Янте, заставила Ролстру улыбнуться. Пока не придет время, это будет их тайной. Его, Янте... и Рохана.
      Пандсала сделала глоток вина... и вдруг побелела, с ужасом глядя на чашу. Ролстра чуть не лопнул со смеху.
      - Вот это да! Ты решила, что там дранат? Не будь дурой, Пандсала! У меня и времени-то не было, чтобы добавить в вино наркотик! - Он взял у нее из рук чашу и выпил, хохоча во все горло.
      Пандсала успокоилась, но в глазах ее еще стоял страх. Ролстра наслаждался этим, зная, что теперь дочь не сможет ни пить, ни есть, пока не преодолеет оцепенение, в которое она впала при одной мысли о дранате. Постоянная неуверенность заставит ее быть честной. Впрочем, он все равно не собирается доверять ей.
      - Итак, каждый из нас справился с первым испытанием, - довольно сказал он. - Я не стал пользоваться дранатом, чтобы сломить твою волю, а ты с помощью солнечного луча подтвердила то, что я уже знал. - Он поднял чашу. - Выпьем за взаимное доверие, моя дорогая?
      Полуденное солнце пекло непокрытую голову и спину Рохана. Он знал, что вскоре придется остановиться и найти укрытие от страшного зноя. Утро прошло в полной тишине. Они проехали мимо опустевшего гарнизона у стен Феруче и углубились в Пустыню, пытаясь держаться поближе к холмам, где еще оставалось немного тени. Он специально ехал впереди, чтобы не смотреть на Сьонед, и был благодарен жене за то, что она дала ему такую возможность.
      Обычно он выезжал в Пустыню, когда был озабочен или чем-то расстроен. Красота этой земли утешала принца. Там, где другие видели только пустоту, он видел свободу. Безбрежные золотые пески и бесконечное небо добавляли ему уверенности в себе и в том, что ответы на все вопросы будут непременно найдены; надо только поискать хорошенько, как ищут воду в Пустыне. Здесь не было границ ни его землям, ни его мечтам. Можно было свободно думать... чувствовать... жить.
      Но сейчас Пустыня угрожала ему. Долгие Пески были слишком огромными, небо слишком необъятным. Они нависали над ним и то гневно кричали, требуя защитить их свободу, то пронзительно вопили, что он один, - один и больше никогда не получит ответа на свои вопросы. Мечты ушли, как вода в песок. Черпать силу в Пустыне было отныне бесполезно, а искать опору в Сьонед он не имел права. Рохан повернул лошадь к холмам, разглядывая их в поисках прохладного убежища. Он слышал позади мягкий топот копыт и позвякивание уздечки, когда конь Сьонед поворачивал голову. Он не мог оглянуться, не мог посмотреть в глаза жены. Вместо этого принц взглянул на небо, где внезапно появилась темная тень. Дракон.
      Он перевел дыхание и услышал за спиной удавленный вскрик Сьонед. Одинокий дракон летел к ближайшим дюнам, рассекая крыльями голубое небо. О Богиня, подумал Рохан, может ли быть что-нибудь прекраснее?
      Однако когда в небе появился другой дракон и бросил вызов первому, он понял, что сейчас произойдет. - Сьонед! Скорее!
      Он быстро направил лошадь к укрытию, образованному низким выступом бурой скалы. Оказавшись под навесом, они попытались успокоить перепуганных животных. От криков драконов дрожала земля. Сьонед склонилась на гриву и натянула поводья так, что голова коня прижалась к груди. Рохан пытался удержать свою лошадь, схватив уздечку у самой морды и заставляя животное крутиться на месте.
      Вдруг конь Сьонед резко вскинулся, и Сьонед вскрикнула, ударившись затылком о скалу. Рохан попытался подхватить жену, но промахнулся и чуть не вылетел из седла. Сьонед упала, неловко подвернув потерявшую стремя ногу, и неподвижно застыла на земле. Освободившееся животное галопом вылетело из-под карниза.
      Рохан выскользнул из седла и накрутил поводья на руку, поскольку его лошадь бешено рвалась вслед за первой.
      - Сьонед... - Он наклонился, прикоснувшись к ее лицу свободной рукой и в то же время стараясь удержать лошадь. - Сьонед!
      Крики драконов эхом отразились от скалы, и лошадь дико заржала, пытаясь вырваться на свободу. Рохан застонал от боли и разжал пальцы. Лошадь тут же бросилась бежать.
      Когда руки Рохана прикоснулись к голове Сьонед, женщина открыла блестевшие от боли глаза.
      - Спокойно, - сказал он. - У тебя шишка на затылке и подвернута лодыжка. Не двигайся.
      Она взяла его за руку, осмотрела след, оставленный врезавшейся в кожу уздечкой, а затем уставилась на песок.
      - Это пустяки, - еле слышно проговорила она. Почему-то эти слова привели Рохана в дикую ярость. Он вскочил на ноги и бешено уставился на Сьонед.
      - Пустяки! - вскричал он, дрожа от гнева. - Все пустяки, не так ли? Абсолютно все! Посмотри на нас! - зарычал он, впервые полностью утратив власть над собой. - А мы сами разве не пустяк?
      Она поглядела на мужа со страшным спокойствием и ничего не сказала. Рохан резко повернулся, прижался дрожащим телом к скале и вперил взгляд в Пустыню. Распростершие крылья драконы стояли неподалеку, охваченные той же яростью, что и он сам. Они сделали стремительное движение, и битва началась.
      Рохан остолбенел. Снова повторялся его адский сон, только на сей раз драконы были не в пещере. Казалось, ожила сцена, вышитая на гобелене. Один дракон был зеленовато-бронзовым, другой коричневым, с черными переливающимися пятнами на голове и боках; оба широко открыли пасти, откуда капала кровь. Внутренняя сторона расправленных крыльев слабо поблескивала на солнце. Они снова и снова бросались друг на друга, проливая все больше крови. В воздухе стоял тяжелый, приторный запах. Они взмывали ввысь, сшибались грудью, возбужденные, первобытно-непристойные... и прекрасные. Их крики и яростные броски дрожью отзывались в теле Рохана, разгоняли его кровь. Он издал негромкий гортанный звук и вцепился в скалу; глаза принца превратились в щелочки.
      Прикосновение к его руке показалось Рохану ударом меча. Он пристально посмотрел в ее глаза, такие спокойные, такие холодные, и тут дрожь, сотрясавшая его тело, наконец нашла выход. Сьонед испуганно отшатнулась.
      - Рохан...
      Он притиснул Сьонед к груди, она всхлипнула, на мгновение прильнула к нему, и что-то дикое, звериное, похожее на бушующий в степи пожар, пробежало по их телам. Рохан повалил ее навзничь, заставил выгнуть спину, с силой откинул Сьонед голову и овладел ее губами с той же яростью, с какой собирался овладеть ее телом.
      Тяжело дыша, Сьонед откатилась в сторону.
      - Нет! - прошипела она, пылая гневом, и Рохан ударил жену так сильно, что у нее дернулась голова, а из губы брызнула кровь.
      - Ты не будешь обращаться со мной так же, как с ней! - вскрикнула Сьонед.
      Предсмертный вопль дракона пронзил его мозг, и Рохан замер. Лицо Сьонед было искажено ненавистью, пальцы скрючились как когти, готовые выцарапать ему глаза, если он еще раз прикоснется к ней. Задохнувшийся Рохан отшатнулся и упал на колени. А дракон-победитель взмахнул огромными, обагренными кровью крыльями и улетел, оставив на песке труп поверженного врага.
      Я хуже варвара. Я дикарь. Все его попытки казаться цивилизованным, разумным, честным были тщетными. Он отпустил Янте, когда должен был убить ее, когда это было совершенно необходимо... и почему? Из-за сына, которого Сьонед никогда не даст ему. Он был дикарем со страстью к насилию, стремящимся любой ценой вернуть то, что у него отобрали. Похоть, жадность, ревность, насилие... Кем он стал? Только тем, кем был всегда. Но ему никогда не хватало смелости признаться в этом.
      На него упала тень холма, остудив обожженную солнцем кожу на спине и плечах. Он сел, едва понимая, что после полудня прошло всего лишь несколько минут и что придется еще долго ждать, прежде чем можно будет выступить в поход. Пешком. Ночью. Тогда у них будет шанс выжить.
      Он засмеялся. Грубый, резкий звук вырвался из его горла. Выжить. Отличная штука. Он мог думать, делать и чувствовать какие угодно гадости, а упрямый мозг продолжал нашептывать, что необходимо выжить... Действительно, очень смешно. Он прижал колени к груди и рассмеялся, раскачиваясь всем телом и закинув голову к небу, словно призывая его разделить с ним веселье.
      Сьонед отодвинулась к дальнему краю карниза и зажала уши, чтобы не слышать этого леденящего душу смеха. Нужно было подойти к нему; она знала, что обязана сделать это, но не могла себя заставить. Хохот Рохана бросал ее в дрожь.
      Когда снова настала тишина, Сьонед оперлась о скалу и с трудом выпрямила ноющее от боли тело. Рохан сидел ссутулившись, положив голову на колени; рана в плече вскрылась, и тонкая струйка крови стекала по спине... Сгустились и удлинились тени, а она все еще не сводила с него глаз.
      Наконец она поднялась и захромала по песку. Он дрожал, по коже пробегали желваки судорожно сжимавшихся мускулов. Сьонед опустилась на колени, не в силах заговорить или прикоснуться к нему. Принц медленно поднял голову. Глаза его стали темными и пустыми.
      - Знаешь, мы не умрем.
      Она безмолвно кивнула, не понимая, о чем идет речь.
      - Я хотел умереть. Но я слишком большой трус. - Его тело сотряс не то тяжелый вздох, не то всхлип. - Я должен жить, чтобы убивать. Ты никогда не поймешь этого парадокса.
      Слезы медленно катились по ее щекам. Рохан подхватил одну из них кончиком пальца и мгновение внимательно разглядывал ее. Когда принц поднял глаза, в них вновь горела жестокая боль.
      - Я не стою этого, - прошептал он. - Ох, Сьонед, что я наделал?
      ГЛАВА 26
      Битва, которой так жаждал принц Ястри, состоялась на следующее утро после прибытия принцессы Пандсалы. Вскоре после рассвета армия верховного принца атаковала войска лорда Чейналя. Ночью она перешла реку по мосту и вышла на главную северную дорогу; второй мост был на скорую руку наведен ближе к расположению армий. Чейн, срочно поднятый по тревоге, удовлетворенно кивнул, приказал войскам без лишнего шума приготовиться к бою и стал ждать атаки. Его командиры горели желанием ринуться на штурм и сжечь мосты, но у Чейна были на этот счет свои планы..
      Конники принца Ястри, действовавшие южнее, перешли реку вброд и устремились вперед. Этот маневр был предпринят с целью отвлечь противника от направления главного удара, который наносил Ролстра. Но замысел и осуществление замысла - совершенно разные вещи. Ястри и его нерегулярный кавалерийский отряд, состоявший из юных высокородных, совершенно растерялись под градом стрел и копий, встретив сопротивление намного раньше, чем они рассчитывали. Как ни взбешен был молодой принц, его отряду пришлось беспорядочно отступить. Под ударами лучников Пустыни и при переправе он потерял тридцать девять человек из сотни всадников. Лорд Давви, которому Чейн поручил организовать засаду, почти не понес потерь и вернулся как раз вовремя, чтобы примкнуть к основным силам.
      Но во второй половине дня войска Ролстры заняли плацдарм на левом берегу реки и яростно защищали его. Чейн отошел, позволив им оставить за собой этот клочок земли, так как не хотел нести больших потерь, которых потребовал бы штурм. Он выдвинул на переднюю линию достаточное количество лучников, чтобы не дать противнику продвинуться дальше, а тем временем призвал к себе в шатер командиров отрядов, Мааркена и лорда Давви.
      - Итак, наши потери составляют восемнадцать всадников, тридцать семь пехотинцев и четырнадцать лучников, - подвел итог Чейн после того, как принял рапорты. - Разведчики сообщили, что потери врага вдвое больше, но ведь и численность их в два раза превосходит нашу. Война на измор нам не подходит. Он поигрывал столовым ножом, подаренным Тобин, и наблюдал за игрой света на рубинах и стали. - Но теперь у нас есть одно преимущество.
      Лорд Давви выразил общее удивление одним словом:
      - Какое?
      Чейн принужденно улыбнулся.
      - Я оцениваю их численность самое большее в семьсот человек. К завтрашнему утру половина их будет на этом берегу реки. Мне нужны постоянные доклады о числе переправившихся ночью людей, лошадей и провианта.
      - Нам давно следовало сжечь эти мосты, милорд...
      - Нет, Грайден, - сказал он командиру охраны Радзина. - Пока нет. Когда половина их будет у нас в руках - вот тогда мы и сожжем мосты. - Он взял начерченную на пергаменте карту и провел по ней кончиком ножа. - Я хочу показать Ролстре кое-что новенькое.
      - А почему не сделать это прямо сейчас, пока их слишком мало, чтобы оказать серьезное сопротивление? - спросил лорд Давви.
      - Дело в том, что я хочу разбить армию верховного принца в двух сражениях. Две битвы - это все, что мы можем себе позволить. Когда мы уничтожим половину его войска, то перейдем Фаолейн и сделаем то же с другой половиной.
      - Но если мосты будут сожжены...
      - На этот счет у меня тоже есть кое-какие мысли. Нет, Грайден, не торопись созывать саперов и начинать валить деревья. Наши мосты будут совсем другими, чем у Ролстры. Вопросы есть? - Чейн по очереди взглянул на каждого и увидел, что люди озадачены. Так и должно было быть.
      Очень давно Зехава научил его как можно дольше держать в тайне план предстоящего сражения, И дело тут было не в боязни измены, а в простой осторожности. - Отлично. Все свободны.
      Мааркен остался в шатре и принялся чистить амуницию отца. Чейн наблюдал, как мальчик сел на ковер около оправленной в стекло лампы. Умелые пальцы взялись за работу и принялись счищать со стали тонкий слой пыли.
      - Тебе давно пора спать, - сказал он.
      - Оруженосец не спит до тех пор, пока не уснет его господин. Или вообще не спит, - ответил Маркен. Чейн улыбнулся.
      - Интересно было бы попробовать... А сейчас выкладывай, что тебя беспокоит.
      Мальчик поднял глаза, а затем снова поглядел на свою работу.
      - Отец, чтобы поджечь мосты, тебе не понадобятся ни лучники, ни стрелы. У тебя есть я.
      У Чейна голова пошла кругом. Он никогда не обращал внимания на то, что у "Гонцов Солнца" есть различные ступени обучения, да и вообще узнал о наличии определенной иерархии лишь тогда, когда Сьонед начала обучать Тобин. Десять колец имел только лорд или леди Крепости Богини, семь колец означали мастера-фарадима...
      - Мой Огонь не причинит большого вреда мостам, потому что если я буду осторожен, то смогу мысленно остановить его.
      ... Пять для закончившего обучение фарадима, три для ученика...
      - Мне даже не нужно будет к ним приближаться. Достаточно видеть то место, где ты прикажешь зажечь Огонь.
      ... И одно кольцо, дающееся за умение вызывать Огонь. Чейн внимательно посмотрел на лишенные колец руки сына, которые усердно оттирали воображаемое пятно на мече.
      - Не будет никакой опасности, отец. Никакого отряда, который мог бы встревожить Ролстру. Я справлюсь.
      - Когда мосты загорятся, на них будут люди. Эти люди умрут. - Он дождался того, что Мааркен посмотрел на него, и выдержал взгляд ярко-голубых глаз. - Я не хочу, чтобы ты отвечал за это.
      - Андраде - союзница Пустыни. Она тоже против Ролстры, - напомнил Мааркен.
      - Но не для того, чтобы убивать.
      - Но ведь ты убиваешь, - последовал спокойный ответ. - Вот твое оружие. Он поднял меч. - А моим оружием станет Огонь.
      - Нет! - закричал на сына испуганный Чейн. - Если ты не видишь разницы, то вообще не воспользуешься ни тем, ни другим, пока я могу остановить тебя! Я хочу, чтобы ты вырос и в один прекрасный день стал лордом Радзина, а не человеком вне закона, осужденным за злоупотребление даром фарадима, который вовсе не должен быть для тебя главным!
      Меч вырвался из рук Мааркена и с серебряным звоном ударился о лежавший на ковре щит.
      - Значит, вот как ты считаешь, - прошептал сын. Щеки его побелели. - Так, да?
      - Да. И мне понадобилось много времени, чтобы понять это. - Чейн сокрушенно покачал головой. - Ты понимаешь, что наделала Андраде, когда устроила свадьбу своей сестры с твоим дедом?
      - Я думал об этом. Меат, Эоли и принц Ллейн сделали все, чтобы я хорошенько задумался. Я родился таким как есть и не могу измениться, даже если бы и захотел. Но ведь я не один такой, правда? Когда у Сьонед появятся дети, они тоже будут наделены даром. Принц и "Гонец Солнца" одновременно. Как ты думаешь, кем мы будем, отец? Безумно сильными и готовыми убивать каждого встречного? Ты так думаешь обо мне? - горько спросил он.
      Чейн закусил губу, а затем промолвил:
      - Я думаю, что у меня есть сын, которым я могу гордиться. Маркен, мир меняется, и меняют его такие люди, как ты. Одни рождаются для одного вида власти, другие - для другого.
      - Но только не мы с Андри. Мы вырастем и будем управлять землями, которые ты дашь нам, или будем под началом у Андраде? - Его глаза стали задумчивыми. Так кем же я должен стать, отец?
      Рохан понял бы его, внезапно подумал - Чейн. Рохан любил драконов, но был вынужден убить одного из них, и после этого решил жить, руководствуясь не правом меча, но правом закона. Рохан бы понял метания Мааркена. А Сьонед поняла бы его еще лучше, потому что каждый день сталкивалась с необходимостью выбирать...
      Чейн имел право сделать этот выбор за сына, и он его сделал.
      - Я твой отец и твой командир. Ты вдвойне обязан подчиняться мне. Ты не зажжешь Огонь, Мааркен. Я запрещаю. Понял?
      Какое-то мгновение в Мааркене шла борьба между сопротивлением и облегчением, однако вскоре он послушно склонил голову.
      - Да, отец...
      Однако оба они знали, что это только отсрочка. Выбор был неизбежен, и однажды Мааркен сделает его сам.
      - Пойдем, - сказал Чейн. - Пора ложиться, даже если мы и не уснем. Первое правило войны: солдатам должно казаться, что у их командира не бывает бессонницы...
      В Стронгхолде не было лучшего места, чтобы следить за приближением врага, чем Пламенная башня. Тобин и Маэта стояли у окон, наблюдая за сотней конных меридов. Боевая упряжь сверкала в последних лучах заходящего солнца. Женщины обменялись взглядами.
      - Они начнут штурм ночью или отложат его на утро? - спросила Тобин.
      - На рассвете, - ответила женщина-воин. - Погляди-ка, они разбивают лагерь прямо в тени крепостных стен! Самодовольные кретины. Они ведут себя так, словно уже подняли над Стронгхолдом свой флаг. - Она зловеще улыбнулась. -Добрая будет битва!
      Они начали спускаться вниз, и Тобин сказала:
      - Чейн тоже порадовался бы их беспечности. Между прочим, Маэта, я неплохо стреляю. Там у ворот есть прекрасная маленькая ниша. Мне в ней будет удобно, как в собственной перчатке.
      - Если ты хочешь спросить, не боюсь ли я твоего мужа, то так и спроси. Нет, не боюсь. Пусть кричит сколько угодно за то, что я позволила тебе принять участие в бою. Это место твое, как и те мериды, которых ты сумеешь уложить.
      Она засмеялась. - Неужели я забыла, что стрелять тебя учила моя мать?
      Очевидно, школа Мирдаль была достаточной рекомендацией, чтобы тебя приняли в любой отряд.
      - Я подыщу себе лук нужного веса и к рассвету буду готова.
      - А как насчет твоих мальчишек? Знаешь, запереть их в комнате не удастся. Может, разрешишь им подносить стрелы? Я поставлю их первыми номерами эстафеты, они встанут на внутреннем дворе и будут там в безопасности.
      - Спасибо. Я понятия не имела, что с ними делать. А так они будут при деле и не полезут на стены.
      Задолго до рассвета Стронгхолд безмолвно изготовился к отражению штурма. Тобин в костюме для верховой езды, украшенном драгоценными камнями, устроилась в узкой нише у ворот, предназначенной как раз для этой цели. Праща на спине, у ног второй колчан со стрелами, с которыми она провозилась всю ночь, прикрепляя к ним красно-белые перья. Пусть мериды знают, что здесь дерутся люди лорда Чейналя. Когда ее пятьдесят стрел закончатся, она возьмет стрелы с цветами Рохана. Однако лучников, обученных самой Мирдаль, было двадцать, а меридов всего сто, и Тобин боялась, что к тому времени, когда кончатся красно-белые стрелы, у нее просто не будет цели.
      Все началось с того, что из ущелья показался мерид в шлеме и подъехал ко входу в тоннель. Он натянул поводья и поднял руку с таким напыщенным видом, что Тобин фыркнула. Желание расхохотаться стало непреодолимым, когда мерид звонким голосом (из-за которого, конечно, ему и доверили эту миссию) прокричал:
      - Эй вы, захватчики Стронгхолда! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь! Не надейтесь, что сможете выстоять против нас! У вас не будет помощи ни с севера, ни с юга! Открывайте ворота полноправным властителям Пустыни!
      Только потому что она ожидала этого, Тобин услышала тихий свист стрелы и успела проследить за ее полетом. Стрела вонзилась в седло глашатая на расстоянии пальца от его бедра и задрожала. Надо было отдать мериду должное: он не пытался уклониться, однако опешил и быстро развернул лошадь.
      Затем последовало короткое затишье. Тем временем солнце поднялось над Долгими Песками, тени сместились и стали более четкими. Тобин захотелось глотнуть свежего морского ветерка из Радзина. Пропотевшая туника прилипала к коже. В ту же минуту со стороны дороги донесся топот копыт, Тобин забыла обо всем и схватилась за лук.
      О нет, мериды вовсе не были такими глупцами, какими считала их Маэта. Не только воины, но и лошади были надежно защищены кожаными доспехами, отделанными бронзовыми пластинками. Изготовление их и вызвало такую долгую отсрочку. Тобин грустно подумала, что за эти доспехи уплачено золотом Рохана. Оружейники из Кунаксы, славившиеся своим искусством, тоже извлекли из этого немалую выгоду. Принцесса пообещала себе, что сегодня единственной добычей меридов будет гора их собственных трупов...
      Она насчитала шесть рядов по шесть человек в каждом; лошади сомкнутым строем двигались по всей ширине ущелья. Когда первые ряды падут, это вызовет панику и помешает движению остальных. Всадники приблизились на расстояние по лета стрелы. Она видела в прорезях шлемов даже цвет их глаз.
      Наконец высокий протяжный звук разорвал жаркую тишину - то затрубил рог, сделанный из кости дракона. Пронзительный вой напугал лошадей. Стрелы полетели не только с надвратной башни, но и со стороны ущелья: таков был план Маэты. Лошади ржали, вставали на дыбы, пытаясь избежать укусов острых наконечников; кричали и ругались всадники, чьи кожаные доспехи пробила сталь. Тобин вставляла стрелу, натягивала лук и отпускала тетиву с равномерностью боевой машины, и еще двадцать человек делали то же самое.
      Восемь всадников рухнули с коней, девять, десять... Теперь она поняла, почему Маэта ждала, пока из ущелья не выйдет последняя шеренга. Раненые подталкивали других вперед, а упавшие лошади перекрывали путь к отступлению.
      Но мериды не торопились отступать, и внезапно один из одетых в кожу защитников крепости с криком упал с надвратной башни и рухнул на твердый песок. Чуть выше себя и наискосок Тобин увидела дюжину лучников. Они заняли позицию на карнизе, нависшем над ущельем. Но гадать, как они там оказались, было некогда: она услышала свист, и железный наконечник расплющился о стену у ее плеча. Принцесса устремилась к другой бойнице, успела выпустить стрелу и услышала голос Маэты, приказывавшей всем, кто был по эту сторону ворот, сделать то же самое. Позиция остальных не давала им возможности ответить на эту новую атаку.
      Еще один из лучников Стронгхолда полетел вниз, словно дракон со стрелой в груди. Всадники штурмом взяли первые ворота и устремились вперед по длинному тоннелю. Маэта отдала приказ отходить к следующему двору, где они будут недосягаемы для луков меридов, а сами смогут расстреливать всадников, которые станут ломиться во внутренние ворота.
      Тобин схватила второй колчан и выругалась - наполовину от досады, наполовину от боли. Оказалось, что стрела задела ее бедро, а принцесса заметила это только сейчас, когда надо было побыстрее двигаться. С трудом выбравшись из нищи, она захромала в сторожку, сыпля на ходу проклятиями.