24

ХРАМ ЗМЕИ

Приближался полдень. Под ярким солнцем мы ехали по долине к восточной части гряды. Холмс поставил нашу повозку под округлой, голой, слегка нависающей возвышенностью. Держа в одной руке запасной фонарь, а в другой – деревянную трость, он поднимался вверх по склону, не проронив ни единого слова.

Мы следовали за ним, пока не достигли вершины и не остановились возле конической груды серых камней с пробивающимися кое-где жесткими и колючими сорняками. Поблизости вдоль холмов тянулась к западу каменистая дорога. Холмс указал на нее тростью:

– Местные жители зовут ее разбойничьей, потому что по ней в старину ирландские разбойники проникали в самое сердце Уэльса.

– А что вы скажете об этой груде камней? – спросил полковник.

– Говорят, это могила, – ответил Холмс, – она называется «ложе Артура», то есть могила Артура.

– Но ведь мы, – заметил я, – видели могилу Артура в Гластонбери?

– Разумеется, – ответил Холмс. – Пожалуйста, будьте добры, Ватсон, одолжите мне спички.

Я передал коробок, и он начал зажигать фонарь. Когда огонь разгорелся, он привернул фитиль и поставил фонарь на самый верх каменной груды. Прежде чем мы успели поинтересоваться, зачем он это делает, Холмс стал спускаться.

Весь остаток дня мы бродили по окрестным холмам. Изредка Холмс останавливался и указывал полковнику Хардену то на интересный одиноко стоящий камень, то на парные камни, вздымавшиеся как тощие серые пальцы, из мхов и колючей растительности на склонах. Один раз мы остановились на унылом, длинном участке, заросшем вереском, где находился круг примерно из пятнадцати небольших камней, каждый не выше трех футов. В нескольких ярдах от круга стояли два камня повыше с небольшими водоемами около них.

– Как называется это место? – спросил полковник.

– По-валлийски оно называется Горе Фор.

Американец задумался.

– Что такое «фор», я знаю, – сказал он, – это означает большой или великий, но я еще никогда не видел такого маленького каменного кольца.

Харден быстро начал фотографировать, ловя лучи заходящего солнца, а мы с Холмсом расстелили скатерть и достали провизию. Как только полковник закончил съемку, он присоединился к нам, и мы сели отдохнуть и подкрепиться. Вечерело, и солнце все ниже опускалось в серовато-желтом небе, удлинялись тени. Но вот облако закрыло солнце, и быстро спустились сумерки. Мы уложили поклажу в повозку и двинулись в путь среди холмов, которые приобрели какой-то призрачно-загадочный вид, как в день нашего приезда. Однако на Холмса мрачные сумерки, по-видимому, нисколько не влияли, и мы с Харденом заметили, что его настороженность исчезла.

Уже почти совсем стемнело, когда Холмс снова остановил повозку. Мы оказались на склоне холма, дорога тянулась вниз среди беспорядочной россыпи гравия и зарослей вереска. Холмс спрыгнул с повозки и поднял повыше зажженный фонарь. Мы с Харденом вглядывались в темноту, пытаясь понять, что привлекает его внимание. Постепенно мы стали различать, что отдельные камни как бы складываются в определенном порядке, и наконец поняли, что стоим около двух каменных колец, напоминающих то, что мы заметили у Горе Фор.

– Еще кольца! – воскликнул Харден. – Но сейчас уже совсем темно и нельзя фотографировать, мистер Холмс.

Холмс улыбнулся.

– Но я привез вас сюда совсем не для этого, – сказал он. – Я обещал вам, что мы разгадаем сегодня тайну клада. Посмотрите туда. – И, приподняв фонарь еще выше, указал на пространство за кольцами.

– Три кольца! – одновременно воскликнули мы с Харденом, когда увидели еще одно кольцо.

Холмс рассмеялся.

– Не совсем, – ответил он, – потому что третье кольцо частично разрушено, но когда-то их было три, и, клянусь, что их было именно столько, когда зарывали клад, который мы ищем.

Харден отошел и находился сейчас в круге слева от нас. На краю освещенного фонарем пространства он нагнулся и крикнул:

– Могила! Здесь могила!

Я повернулся к Холмсу.

– Разве это возможно?.. – начал я.

– Разумеется, – ответил мой друг, – это та самая «вересковая могила», которая упоминается в тексте.

– Вы уверены? – спросил Харден, подойдя к нам.

– Это несомненно, – ответил Холмс, – ибо валлийское название этого места «хизбед», что соответствует английскому «gorse grave», то есть «вересковая могила».

Он резко повернулся и опять высоко поднял фонарь.

– Смотрите, – скомандовал он и указал на круг справа, где желтый луч фонаря высветил водоем на самой его середине.

Мы с Харденом перевели взгляд с темной возвышенности в середине одного кольца на водное пространство, сверкавшее в середине другого.

– Три кольца, – тихо произнес полковник, – «вересковая могила» и окольцованный родник. Теперь нам осталось отыскать могилу сына Артура.

Холмс вытащил бинокль из кармана пальто, поднес к глазам и стал его настраивать. Через минуту он передал бинокль Хардену.

– Смотрите вон туда, – сказал он и указал в направлении холмов.

Харден посмотрел в бинокль, затем передал его мне. Я пригляделся и увидел желтый свет, мигавший на вершине гряды.

– Ваш запасной… фонарь! – воскликнул я. – Это веха?

– Совершенно верно, – ответил Холмс и взял бинокль.

Подойдя к центру левого круга, он встал на верх округлой «вересковой могилы».

– Полковник Харден, – сказал он, – вы повыше ростом, поэтому окажите любезность, встаньте посередине между мной и тем далеким фонарем и поднимите руку.

Затем Холмс попросил Хардена подвинуться сначала влево, потом вправо, пока не удостоверился, что Харден стоит точно посередине.

– Ватсон, – позвал Холмс, – пожалуйста, точно отмерьте место, где стоит полковник, положите камешки возле каждой ноги.

Я поспешил выполнить просьбу, и Холмс опустил бинокль.

– А теперь, – сказал он, – найти наш клад проще простого. – И достал из повозки кирку и лопату.

Пока он вымерял шагами расстояние между кольцами, я снял пальто, приготовившись к раскопкам. Холмс определил место и повернулся ко мне.

– Давайте сюда инструменты, Ватсон, – сказал он, тоже снимая пальто.

Харден взял фонарь, и мы направились к месту, указанному Холмсом.

Можно было подумать, что тяжелая физическая работа изгнала посторонние мысли из моей головы. Наоборот, меня не покидало неприятное ощущение. Стук кирки и лопаты отдавался эхом в холмах, а древние камни вселяли в меня трепет.

Свет фонаря выхватывал из темноты растрескавшиеся валуны и причудливо искривленные ветром кусты. У меня появилось четкое ощущение, что под левым кругом простирается ряд могил с останками похороненных когда-то людей. Я готов был поклясться, что вижу какие-то темные тени, скользящие между древними гробницами, но я вытирал со лба все время пот и снова усердно занимался делом.

Земля была очень жесткая. Ее уже много-много лет никто не тревожил. И наша задача была не из легких. Постепенно совместными усилиями мы вырыли довольно большую яму. Через некоторое время Холмс взял у полковника фонарь и поставил на дно ямы.

– Смотрите внимательно, – сказал он, – нет ли следов того, что копали до нас? Если Дрю здесь еще не был, то лишь потому, что мы его опередили. Ведь это явно то самое место, где что-то зарыто.

Мы продолжали орудовать киркой и лопатой, пот струился ручьями, потому что ночь была очень теплая. Несмотря на оптимизм Холмса, на сердце у меня было тяжело, я все время мысленно видел черную массу, возвышавшуюся в близлежащем круге, каменные гробницы, притаившиеся на темном склоне, и далекую точку света, отмечавшую другую могилу. Я не мог не думать о тех варварских ритуальных действах, что некогда происходили здесь, и о том, что мы можем обнаружить при следующем ударе киркой.

Тем не менее наша работа продвигалась. Мы с Холмсом стояли в яме уже почти по грудь. Холмс перестал копать и измерил на глаз глубину.

– «Это лежит на глубине двух локтей», – процитировал он. – Если клад здесь, мы уже стоим на нем.

Едва он произнес это, как моя кирка стукнула о нечто твердое. Холмс велел мне вылезть из ямы и посветил фонарем. Он внимательно осмотрел дно ямы и начал протыкать его в разных местах острием кирки. Мы с Харденом, встав на колени, наклонились над ямой, трепеща от волнения, столь знакомого всем кладоискателям. В дрожащих тенях мы видели, как Холмс очертил какой-то участок дна ямы и через минуту уже держал в руках большой темный предмет.

Наконец Холмс выпрямился:

– Пожалуйста, киньте мне веревку, Ватсон. Думаю, что мы преуспели.

Я быстро бросил ему веревку, Холмс ловкими движениями очень прочно обвязал ею нашу находку. Мы помогли ему вылезть из ямы и вытащить найденный клад.

При свете фонаря мы увидели, что наш трофей был покрыт густым слоем дегтя, под ним оказалась толстая ткань, зашитая частыми, прочными стежками. Холмс тростью перевернул сверток, и стало ясно, что за исключением дыры, проткнутой киркой, ткань оставалась целой.

Мне так не терпелось развернуть сверток, как ребенку подарок на Рождество, и в то же время появилось такое ощущение, будто мы выкопали из этого языческого храма смерти что-то очень древнее и лучше бы этому предмету оставаться навсегда в его тайной гробнице.

Я не успел справиться со своими противоречивыми чувствами, как вдруг мы услышали тихий хриплый голос:

– Отойдите от свертка, джентльмены. Вы под дулами трех револьверов.

Это, несомненно, был Дрю.

25

ОГНЬ И ПЕПЕЛ

Дул теплый ночной ветерок, но от звука этого голоса холод пронзил меня до костей. Тем не менее я не мог не видеть, что Шерлок Холмс, казалось, был совершенно не удивлен.

Все трое мы попятились от свертка, лежавшего на краю ямы, и перед нами из темноты возникли три бандита с револьверами. В середине стоял Дрю, слева от него – худой бледный человек, а направо – краснолицый с бегающим взглядом постоянно прищуренных глаз.

– Вы не хотите представиться нам? – спросил Холмс. – Тогда позвольте это сделать мне. Джентльмены, это экс-сыщик сержант Дрю, бывший служащий Скотленд-Ярда. Слева – его тамошний сподвижник сержант Малькольм, а справа – их постоянный консультант мистер Клайв. Его усилия были столь успешны, что несколько лет все они провели в тюрьмах Ее Величества.

– Смейтесь, пока можете, Холмс, – ответил Дрю. – Но факт остается фактом, вы проиграли и скоро поплатитесь за все. Нам только осталось решить, каким именно способом избавиться от вас и ваших друзей.

– Я делаю вам предложение, – холодно ответил Холмс, – если вы обещаете оставить полковника и его семью в покое, то я вам поверю. Когда вы удалитесь, я не сразу начну вас преследовать, хотя не могу гарантировать, что не предоставлю вам с течением времени возможность вновь стать гостями Ее Величества в должных местах пребывания на законных основаниях.

Дрю коротко, неприятно рассмеялся:

– Ваше извечное высокомерие, Холмс, теперь вам ни к чему. Вы в моей власти, и не пристало вам делать нам предложения. Вы слишком часто вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, и я с удовольствием положу конец карьере величайшего в мире самозваного правозащитника. И множество моих бывших коллег в Скотленд-Ярде меня бы поздравили с этим, если смогли.

– У нас с вами давние счеты, Дрю, – ответил Холмс, – и я могу понять ваше желание разделаться со мной, но вряд ли это будет справедливо по отношению к доктору Ватсону и полковнику Хардену.

– Если бы я был способен на такое великодушие, ваша просьба, может быть, и увенчалась успехом, но слишком многое поставлено на карту. При всем своем уме вы вряд ли догадываетесь, что содержится в этом свертке. Как только я завладею им, а вы покинете сей мир, я смогу беспрепятственно осуществлять свои планы, благо что без свидетелей.

– Боже милосердный, – ответил Холмс, – ну если вы не хотите пощадить моих друзей, то по крайней мере предоставьте мне как заядлому курильщику возможность выкурить последнюю папиросу.

Дрю снова рассмеялся.

– Вечный вы актер, Холмс, – воскликнул он, – но вы зря стараетесь оттянуть время. На этих холмах нет ни души, и спастись у вас нет никакой надежды. Если вы попробуете бежать, я вас все равно пристрелю. Ладно, курите свою последнюю папиросу и растяните удовольствие подольше, однако будьте осторожны.

Пока Холмс доставал из кармана портсигар, я мысленно оценивал наше положение и проклинал себя за то, что оставил оба револьвера в карманах пальто. Фонарь тоже находился слишком на большом расстоянии, чтобы успеть взять его до того, как Дрю выстрелит.

Мы закурили, я прикуривал последним и не мог удержаться от неуместной шутки:

– Когда я был на войне в Афганистане, там говорили, что тот, кто прикуривает последним, – неудачник, потому что именно в него стреляют, но здесь мне, третьему, кажется, этой приметы опасаться не приходится.

Холмс тихо усмехнулся:

– Кто знает. В конце концов сегодня ночь в середине лета[20] и вы не должны ничему удивляться.

Не раз мне приходилось наблюдать за Шерлоком Холмсом, когда ему грозила неминуемая смерть, и он всегда встречал опасность достаточно хладнокровно, но сейчас его странное поведение внушало мне мысль, что он все еще ощущает себя хозяином положения и что-то замышляет.

Темень вокруг нас была совершенная, и молчание нарушал только шорох вереска под дуновением ночного ветерка. Казалось, что вековые равнодушные скалы терпеливо ждали, когда опять прольется кровь. Я снова и снова обдумывал, нет ли какой возможности бежать или хотя бы отвлечь внимание бандитов, но мне ничего не приходило в голову. Дрю был прав: вокруг не было ни души. Вдруг мы услышали какой-то новый звук, отличный от шороха ветра в кустарнике. Я не мог бы сказать, на что он похож, а между тем он все время усиливался. Это был какой-то дробный звук, доносившийся как будто отовсюду.

– Что это? – спросил отрывисто Клайв, и его беспокойные глаза еще больше забегали.

Малькольм тоже стал оглядываться, а Дрю слегка переменился в лице.

– Это, – сказал он, – какая-то механическая уловка, задуманная мистером Шерлоком Холмсом, но она его не спасет.

Едва он произнес эти слова, как в кустах за ним замелькали огоньки и послышался странный трещащий звук.

Клайв и Малькольм, разинув рты и боязливо оглядываясь, придвинулись поближе к Дрю. За считанные секунды огоньки окружили только два каменных кольца и нас, замерших от неожиданности.

– Стойте на месте, – резко приказал Дрю своим сообщникам. – И смотрите, чтобы револьверы не дрожали у вас в руках. Вы, Холмс, всегда любили разные театральные штучки. Вы – большая потеря для сцены, а теперь уже и для детективного искусства.

Его силуэт чернел на фоне огненного кольца. Он поднял револьвер и прицелился в Холмса. Мой друг бросил окурок и спокойно глядел в дуло заряженного револьвера. Оранжевый свет огня ярко высветил его длинное лицо и великолепные глаза.

– Мы докурили, – сказал он. – Можете стрелять, когда вам заблагорассудится.

В это время за огненным кругом раздался звон металла, и в глазах Дрю впервые мелькнуло беспокойство, однако он все еще стоял прямо и целился в Холмса.

– Посмотрите! – проскрипел Клайв и указал на темный склон, усеянный каменными гробницами.

К огненному кольцу медленно приближалась фигура гигантского роста, с ног до головы закованная в позолоченные доспехи.

– Господи помилуй! – ахнул Малькольм. – Кто это?

Теперь наконец и Дрю слегка повернул голову, но этого было достаточно для Шерлока Холмса. Я услышал негромкий щелчок, и в темноте промелькнул золотистый луч, когда Холмс выстрелил в Дрю из своей трости, и узкое лезвие задело его плечо. Выругавшись, Дрю сделал шаг, споткнулся и растянулся на земле, выронив револьвер.

Мы с полковником хотели немедленно наброситься на других бандитов, но этого не потребовалось. Воя от страха, Клайв и Малькольм побежали, потому что ужасная фигура, блестя золотом, уже совсем была рядом, а мои фантазии и предчувствия теперь обрели форму. Из окружающих зарослей выскальзывали черные безмолвные силуэты и устремлялись вдогонку за подручными Дрю.

Ничего не понимая, я повернулся к Холмсу. Он боролся с Дрю, который каким-то образом ухитрился дотянуться до револьвера. Прежде чем я успел прийти на помощь своему другу, раздался выстрел, и закованная в доспехи фигура пошатнулась, когда пуля Дрю пробила ее шлем.

Но еще раз в свете пламени сверкнуло золотом лезвие, и Дрю затих. Холмс встал и вытер окровавленное лезвие носовым платком. Гигантская мужская фигура рукой в железной перчатке подняла забрало, но в огромном шлеме головы не оказалось.

– Сработало, мистер Холмс, точь-в-точь как вы говорили, – услышали мы приглушенный голос Джея Хардена. – Можно мне теперь освободиться от этой штуки?

26

ШЕРЛОК ХОЛМС ОБЪЯСНЯЕТ

– Что ж, мистер Холмс, – сказал полковник, – я понимаю, что вы не очень склонны рассказывать, как достигаете желаемых результатов, но я был бы очень благодарен вам за объяснение.

Мы сидели за столом в коттедже миссис Уильямс, но теперь отнюдь не втроем. Присутствовал не только Джей Харден, но полдюжины стульев были заняты теми, кого Холмс называл своим «нерегулярным войском с Бейкер-стрит», отрядом уличных лондонских мальчишек, которых он содержал и натаскивал годами и чьи зоркие глаза, острый слух и быстрый ум часто помогали ему в расследовании преступлений. Одетые теперь не в свои обычные лохмотья, а в одинаковые свитеры и черные брюки, они занимали один конец стола, и на их лицах, вымазанных сажей, сверкали только белки глаз. Они были необычно молчаливы, но только потому, что отдавали должное обильному ужину и кувшину с элем.

Холмс улыбнулся.

– Может быть, – начал он, – я просвещу вас насчет некоторых своих дедуктивных умозаключений по этому делу.

Он налил себе бренди и, вытащив из кармана измятую карту, разложил ее на столе среди тарелок.

– Вот, – сказал он, указав на карту длинным пальцем, – карта этой местности, и она может почти все объяснить.

Мы склонились над картой, рассматривая ее, и я увидел, что это действительно карта Пресцелийских гор. Во многих местах старинные памятники были отмечены староанглийским шрифтом: великолепный погребальный памятник «Пентр Эван», где мы завтракали накануне, «ложе Артура», где Холмс оставил свой фонарь в качестве приметы, и «вересковая могила», где мы обнаружили одиночное кольцо из небольших камней на унылой пустоши. Но все равно я ничего не понимал.

Холмс взглянул на наши удивленные лица.

– Я вам уже говорил, – сказал он, – что начал сомневаться в правильности нашего первоначального прочтения гластонберийского текста, и особенно выражения «нависший камень». Я все время, как вы знаете, удивлялся, почему это послание из глубины веков написано по-английски, и раздумывал, не является ли это само по себе ключом. Кроме того, хотя мне в отличие от полковника и не было известно о «музыкальных способностях» пенсильванских геологических образований, я полагал, что выражение «звучащий камень» тоже название какого-нибудь места в Англии. Признаться, я безуспешно пытался решить, откуда это название, пока наконец случайно не наткнулся на правильный ответ.

Он замолчал и отпил немного бренди.

– Ватсон, – продолжал он, – который является образцом дисциплинированности и опрятности, не раз упрекал меня за мою неаккуратность, но именно без нее мы, возможно, никогда бы не достигли поставленной цели.

– Почему же это? – удивился я.

– Потому, Ватсон, что если бы у меня была привычка аккуратно складывать карту, мне не пришлось бы так долго искать Херефордшир и я бы не наткнулся на сгибе небрежно сложенной карты на название «звучащий камень».

Мы опять взглянули на карту, но подобного названия не заметили.

– Вот оно, – сказал Холмс и указал на название церковного прихода: – Мэнклокхок, или по-английски «звучащий камень».

– Значит, приметы были даны по-валлийски? – спросил полковник Харден.

– Главные – да, – ответил Холмс, – и были написаны по-английски, но должны были вызвать валлийские ассоциации. И все это названия мест.

Он провел рукой по карте:

– Вот приход Ринган стоун, а вот Горе Фор – каменное кольцо, расположенное в вересковой пустоши, и вот три кольца: в одном из них родник, а в другом – могила, поэтому местность называется Хизбед, что по-английски – «вересковая могила».

Он с торжеством откинулся на спинку стула, а мы уставились на карту.

– Но, Холмс, – сказал я, – ведь все приметы должны указывать на место могилы сына Артура, а вы нам сказали, что место, где вы поставили фонарь, называется «ложе Артура», то есть это могила самого короля Артура, а не его сына!

– Как только я нашел «вересковую могилу», большую пустошь и три кольца, я уже знал, что нахожусь на том самом месте. Совершенно невероятно, чтобы эти три приметы существовали одновременно еще где-нибудь, и оставалось только найти могилу сына Артура.

Джей сидел молча, забыв даже о еде, пока Холмс рассказывал, но теперь нахмурился и сказал:

– Но ведь вы читали то место у Ненниуса об Артуре, убившем своего сына Амра и похоронившем его у родника в Эрсинге, в могиле, которая все время изменяет свой размер, и вы еще тогда сказали, что Эрсинг находится в Херефордшире.

– Да, – подтвердил Холмс, – но я также говорил, что у Артура было много сыновей. Его сын Ллахау Умный, по преданию, был похоронен где-то в Уэльсе и, хотя Ненниус упоминает только об одной могиле сына Артура, я решил, что там должна быть и другая, всеми забытая. Мне казалось, что я ее нашел, и тогда сделал вот эту отметку на карте. – И он снова на что-то указал.

– «Сыновья короля Артура»! – воскликнул полковник. – Что это значит, мистер Холмс?

– Только то, что в долине есть два одинаковых камня, которые местные жители называют «сыновьями Артура».

– Так почему же вы их не считаете настоящими могилами? – спросил я.

– А потому, что они расположены в долине, – ответил Холмс, – и ни один из этих камней нельзя увидеть с «вересковой могилы». Поэтому я и стал искать погребения на возвышенности. Ну а на склонах этой холмистой гряды много таких погребений, и «сыновья Артура» дали мне правильное направление.

– Как это? – спросил Харден.

– Название «сыновья Артура» существует потому, что один или несколько сыновей короля Артура умерли в этой долине. А если это так, то кого-нибудь из них должны были похоронить в окрестностях, и вот это место, – он указал пальцем на самую высокую вершину гряды, – оно называется «ложе Артура». Но мы же знаем, что король Артур был похоронен в Гластонбери. Значит, это не что иное, как позабытая могила королевского сына по имени Артур?

Он закурил трубку, а мы, ошеломленные, переваривали услышанное.

– Не могу представить себе, – сказал полковник после минутного молчания, – что в целом мире найдется еще хоть один такой человек, как вы, который мог бы распутать подобное дело и так логично все объяснить.

– Ну-ну, полковник, ведь я же практически навязал вам свои услуги, когда еще никто из нас не подозревал об этой тайне. Ведь вам просто повезло, что вы встретили сыщика, который специально изучал старинные шифры и кельтские языки.

У меня появилось подозрение, что сейчас он переменит тему разговора, а мне еще так много нужно было выяснить.

– Но Дрю? – спросил я. – Как ему-то удалось напасть на наш след?

– А вот тут, – ответил Холмс, – я должен признать свою вину. Я уже говорил вам, полковник, что с Дрю надо покончить, чтобы вы и ваша семья могли жить спокойно, поэтому я сделал все возможное, чтобы он обязательно узнал о нашем местопребывании. Я сообщил в посольство Соединенных Штатов в Лондоне и консульства в Суонсе и Милфорд-Хевене о вашем присутствии в здешних местах под тем предлогом, что вам грозит опасность. Я почти не сомневался, что все это очень быстро станет известно Дрю, и, действительно, меньше чем через двадцать четыре часа он начал нас преследовать.

– А как насчет Джея и его новых друзей? – спросил полковник.

– Несмотря на то, что вы готовы были послужить приманкой для Дрю, – ответил Холмс, – я чувствовал, что нам необходимы дополнительное прикрытие и возможность отвлечь от себя внимание. Если бы вас охраняла полиция, то Дрю держался бы на заднем плане. Помните, как он ничем не проявил себя в Гластонбери, когда нас сопровождали люди Макмурдо? Я понимал, что хитрость более ценное оружие, чем сила, и тогда обратился к моим «нерегулярным войскам».

Полковник покачал головой и посмотрел в сторону сына:

– А Джей? Как он подключился?

– Опять я должен извиниться, – ответил Холмс. – Это была целиком моя идея, и он не хотел участвовать в деле без вашего разрешения. Пришлось прибегнуть к уловке, пообещав Джею представить его Генри Ирвингу[21], что я и выполнил. Я решил и, мне казалось, решил верно, что Дрю удовольствуется кладом, который мы для него отыщем, и не станет нас убивать, и хотел просто попугать Дрю и его дружков, но напугал при этом и вас с Ватсоном.

– Да уж, вам это удалось вполне, – заметил Харден. – А как вы все это организовали?

– Огонь – это пиротехника на траве. Я знал, что появление Джея в доспехах, позаимствованных у моего друга Ирвинга, вызовет желаемый эффект, учитывая, что нервы наших противников натянуты до предела.

– Но Джея едва не застрелили! – возразил я.

– Ну не так уж едва, – заметил Холмс. – Доспехи были почти настоящие и поэтому производили металлический лязг. Сомневаюсь, что пуля пробила бы их. Только шлем был из более легкого металла, а он, как вы убедились, оказался пустым. По-моему, он фигурировал в первом акте «Гамлета».

– Но скажите ради Бога, что это был за странный звук? – спросил я.

– Вот уж действительно, Ватсон, вам с вашим опытом надо бы самому догадаться.

Холмс кивнул «нерегулярному войску», и один из мальчишек достал что-то из кармана и передал мне. Это были две полированные дощечки, соединенные бечевкой.

– Никогда не приходилось видеть это ранее, – признался я. – Что это?

– Полагаю, это ритуальный инструмент племени вонхиббон из Нового Южного Уэльса, – ответил Холмс. – Это называется бычьей трещоткой и использовалось для устрашения врагов.

Мы рассмеялись, но Джей вдруг стал серьезен.

– А из-за Дрю у вас будут какие-нибудь неприятности? – спросил он, поколебавшись. Дело в том, что второй удар лезвием был смертельным, и мы закопали Дрю там, на холмах.

– Сомневаюсь, – сказал Холмс. – Несмотря на то, что Клайву и Малькольму удалось ускользнуть и они на свободе, им незачем трубить об этом деле, а если они решатся на это, я могу рассчитывать на оправдание. Да нет, они опять вернутся к прежним делишкам и будут избегать встречи с законом.

– Вы будете их преследовать? – спросил Харден.

– Нет, если они не дадут мне повода. Дрю был «головой змеи», и мы ее отрубили. Таким образом, я закончил многолетнее дело и выполнил свое обязательство перед вами, полковник.

– О, вы его завершили великолепно! – отозвался Харден. – Но остался один важный вопрос.

– Какой?

– Что, черт побери, в том свертке, который мы вытащили из ямы?

– Ха! – сказал Холмс. – Я так усиленно поздравлял себя с устранением последнего обломка вредоносной империи Мориарти, что совсем забыл об этой маленькой тайне. Как вы думаете, джентльмены, что там?

– Понятия не имею, – сказал полковник. – Я чуть не спятил, гадая, что могло заставить людей вроде Мориарти и Дрю проявить такое упорство, но ответа не нашел.

– Если все так, как я думаю, – ответил Холмс, – тогда лучше отложить проблему на завтра.

Он встал и потянулся.

– «Нерегулярное войско» должно идти к себе в лагерь, а мы – немного отдохнуть. Предоставьте мне заняться нашим трофеем, и завтра мы посмотрим, что обрели.

27

ТАЛИСМАН ДЬЯВОЛА

На следующее утро я проснулся скорее поздно, чем рано, когда вода в кувшине для бритья уже начала остывать, а из кухни доносился запах готового завтрака. С пробуждением сразу нахлынуло и любопытство, я быстро привел себя в порядок и спустился в столовую, чтобы услышать, как Холмс раскроет нам последнюю тайну наших необыкновенных приключений.

Хардены, отец и сын, уже сидели за столом.

– Доброе утро, – приветствовал я их, – а что, Холмс еще не вставал?

– Миссис Уильямс говорит, что мистер Холмс в саду и просил нам передать, чтобы мы присоединились к нему после завтрака, – ответил Джей, передавая мне корзинку с тостами.

– Вообще-то он не любит рано вставать, – заметил я.

– Неужели? – удивился Джей. – Два дня назад он приходил к нам в лагерь еще до рассвета – удостовериться, что все готово.

Я смущенно рассмеялся, вспомнив, что именно тогда Холмс уверял нас с полковником в полезности утренних прогулок. Харден тоже хохотнул.

– Да, доктор, – сказал полковник, – компаньон у вас необыкновенный. Как только вы с ним уживаетесь?

– Наверное, – ответил я, – по той причине, что наши мыслительные процессы протекают совершенно в разных направлениях, и я ему никогда ни в чем не мешаю.

– Вы слишком несправедливы к себе, доктор, – заметил полковник. – Совершенно очевидно, что Шерлок Холмс ценит ваше сотрудничество, а после наших приключений в Уормлоу я, пожалуй, понимаю почему.