Скрипач ушел. Кишлак метался по постели и выкрикивал боевые команды. Цунами прикрыл дверь, включил телевизор и развалился на диване. После удачного покушения на Грушу он все чаще задумывался о Курганове. Довольно редкий экземпляр. Ничем не похож на блатную шелупонь. Чувствовались в нем зрелая сила и полное безразличие к жизни. Когда он явился с Вениамином впервые, Цунами решил, что парень еще во власти зоны. Уж больно неуверенный у него был взгляд.
      А сейчас приятно посмотреть ему в глаза. Такой не дрогнет. В отличие от Кишлака Курганов умел мыслить перспективно. Кишлак, наоборот, быстро реагировал на сиюминутное, точно ориентировался в обстановке, но дальше вечерней дозы «дури» не загадывал. На сегодняшний день сравнивать их было бессмысленно. Кишлак – сила, готовая растерзать любого попавшегося на его пути человека. Сила эта опирается на бешеный темперамент Кишлака и на гигантские деньги, полученные им от рэкета. Хотя и рэкетом это нельзя назвать. Просто наезжал на фирму или банк и уничтожал дотла. Но настоящего будущего за Кишлаком не проглядывалось, а Курганов весь устремлен в завтрашнее утро. Он, как молодой лев, кидался от избытка сил, не раздумывая, лишь бы подразнили добычей. Коли выживет, Цунами протянет ему руку. Так он решил, глядя на экран телевизора и не видя, что там происходит.
      – Скрипач! Скрипач! Мать твою! Скрипач! – раздался ор Кишлака часа через полтора.
      Цунами вошел в спальню. Тот вылупил на него свои бесцветные глаза.
      – Чего кричишь?
      – Ты откуда? – растерялся Кишлак.
      – Пришел проведать.
      – С какого бодуна? Я не ранен и не болен. Нечего меня проведывать. Или боишься, что Рваный меня пристрелит? Так зря… Завтра устрою такую охоту на волков, что и в кабинетах МУРа не спасется.
      – Отряд собираешь?
      – Да. Человек пятьсот для начала. А там, глядишь, и пополнение наберу.
      – Потому-то я и пришел.
      – На мою сторону, значит?
      – Не имею права. Совет решил между вами не встревать.
      – И не надо. Знаешь, когда теперь успокоюсь? Когда увижу вас всех по ящику идущими за обалденным гробом из красного дерева. А кто будет в гробу – догадайся!
      – Нетрудно. Только мыслю в данной ситуации несколько по-другому…
      – Насрать! – Кишлак слез с постели и, пошатываясь, принялся одеваться. Но, не попав ногой в штанину, отбросил джинсы и поплелся в ванную, где, постояв под холодным душем, обмотался полотенцем и пошел в комнату. Увидев работающий телевизор, заорал:
      – Выключи эту гадость!
      Цунами спокойно выдернул штепсель.
      – Пить будешь? – немного успокоившись, спросил Кишлак.
      – Поговорить надо.
      – Мне это необходимо, чтобы не курить «дурь». Мозги лучше всего прочищать джином или виски.
      – Тогда виски.
      Кишлак снял трубку телефона и набрал наугад несколько цифр.
      – Эй, это Кишлак. Виски, лед и орешки – мигом в номер. – И, бросив трубку, испытующе посмотрел на Цунами. – Груша – твоя работа?
      – Нет. Его убил посторонний. Случайное совпадение.
      – Бывает, – согласился Кишлак и вспомнил детскую загадку: – Висит Груша – нельзя скушать… Вот ведь как – он думал, что нельзя, а оказалось, можно.
      В номер вошел Скрипач с подносом в руках. Поставил на стол, налил в три стакана, бросил лед, высыпал на тарелку из разных пакетиков орешки.
      Кишлак сделал ему знак рукой, чтобы поднес. Жадно схватил стакан и не отрываясь выпил все содержимое.
      – Еще налей. Так чего хочет уважаемый нами Цунами?
      – Хочу предложить очень простой вариант. Ты, обладая острым умом, поймешь его преимущества… – начал тот.
      – А Скрипач, значит, не поймет? – перебил Кишлак.
      – Скрипачу легче, ему думать не обязательно, – резко осек Цунами и продолжил: – Начинать завтра войну не совсем экономически выгодно. Эта бодяга не на один день. Большинство уверены в твоей победе. Но если увязнешь, примут его сторону. Рваный на это и рассчитывает…
      – Дальше. Какие-то общие фразы, должно быть, действительно для Скрипача.
      – Черт с тобой! Предложение такое: завтра же устраиваешь акцию устрашения и вместе со Скрипачом вылетаешь в Париж!.. Все в Москве будут уверены, что ты готовишься к военным действиям, сидя здесь, а в это время вы, встретившись со Шлоссером и Кургановым, берете банк. Алиби у тебя стопроцентное. Возвращаешься сюда абсолютным «авторитетом». За тобой – международная акция. И спокойно разбираешься с Рваным. А после смерти Рваного сразу занимаешь его место.
      Кишлак подозрительно покосился на Цунами. Усмехнулся, пригладил белобрысые, торчащие в разные стороны волосы руками и, обращаясь к Скрипачу, сделал вывод.
      – Очень умный Цунами! Знает, что на сегодняшний день никто лучше Кишлака банк не возьмет, и испугался – а вдруг Рваный разделается со мной. Кто ж тогда пойдет на банк? Видишь, Скрипач, как обо мне заботятся?
      Цунами понял, что лучше признать правоту Кишлака, чем начинать выкручиваться.
      – Верно понял. Приблизительно так я и прикидывал. Кишлак задумался. Потряс пустым стаканом, подождал, пока Скрипач наполнит его и бросит лед, а потом, смакуя виски, медленно, без всякой истерии заключил:
      – А может, ты и прав. Устроить шум и под шумок – слинять. Идея богатая. Мы вот со Скрипачом до такой фуги не додумались… Шлоссер готов?
      – Давно.
      – В таком случае выпьем! За упокой души Рваного. Выпили и некоторое время молчали, думая каждый о своем.
      Цунами не ожидал, что Кишлак так быстро проанализирует ситуацию и согласится, особенно при его упрямстве. Приходилось еще раз признать, что ориентируется он мгновенно.
      – Скрипач, дуй завтра с утра в посольство и получи визы. Самолетами я не летаю. Бери два купе Москва—Париж. Слушай, Цунами, может, прокатишься с нами?
      – А кто будет обеспечивать переброску мешков с деньгами?
      – Да, ты же участвуешь в этом деле с нами, – словно вспомнил Кишлак и совершенно трезвым голосом посоветовал: – Нечего тебе тут светиться. Скрипач проводит черным ходом. Не напорись на ребятишек Рваного.
      Цунами пожал влажную руку Кишлака и вышел в сопровождении Скрипача.
      Манукалов открыл дверь в квартиру и понял, что Инесса уже дома. На языке вертелось так много обидных, резких слов, что он боялся раскрыть рот. Прошел на кухню, достал из холодильника вчерашнюю жареную картошку в сковородке и поставил разогревать. Увидев на столе пачку сигарет, достал одну и закурил. Инесса не подавала признаков жизни. Должно быть ждала расправы.
      Сел на полукруглый диванчик и принялся читать «Вечерку». Неожиданно вошла Инесса. Лицо ее было перекошено от злобы. Капризные губки, искусанные в кровь, хранили запах перегара.
      – Что? На свеженькое потянуло?! – грубо спросила она. Манукалов с удивлением посмотрел на жену.
      – Ну, ну, послушаем твое вранье. Только ведь мне уже все известно!
      – Ты пьяная… – хотел возмутиться Александр Сергеевич, но у него не получилось.
      – Ну, что, натрахался? Отличная парочка. Ну, винить тебя не в чем. Я ж не даю. Но взять в друзья Али, грязного мужика, спящего с кем ни попадя, это уж слишком! Так и заразу в дом занесешь!
      Манукалов в недоумении продолжал курить. В какой-то момент искренность переживаний Инессы чуть не обманула его, поэтому принялся объяснять:
      – Я искал там тебя.
      – У Али? Совсем с ума сошел!
      – Мне сообщили, что тебя похитили. Пришлось всю Москву поднять на ноги. Заехал в «Прагу», там метрдотель рассказал о вашем обеде…
      – Отлично! Уже и в Москве следишь за мной?
      – Нет. Но тебя могли украсть!
      – И, не найдя меня, решил поехать к Али порезвиться с его девчонками?
      В этом был легкий перебор, вполне достаточный, чтобы Александр Сергеевич понял, что Инесса издевается.
      – Прекрати ломать комедию! Мне доподлинно сообщили, что Али – твой любовник. Не знаю, как тебе удалось выбраться из его квартиры, но ты была с ним.
      – Слушай, Манукалов, твоя профессия вредит психике. Обратись к врачу. Если уж так интересуешься, с кем спит Али, спроси у Ирочки Пригородовой. Она его любовница. Об этом знают все. Ее отец – возглавляющий в сенате бюджетную комиссию, господин Пригородов, за счет Али устроил юбилей. Считает Али своим зятем!
      Связь с Пригородовой не интересовала Александра Сергеевича, но несколько укрепляла позиции Инессы.
      – Когда я вошел, там пахло тобой!
      – Откуда ты знаешь, как я пахну, когда мы спим в разных комнатах? И запомни, женщины моего круга пахнут почти одинаково. Косметика и парфюм одних фирм.
      У Инессы было достаточно времени, чтобы подготовиться к разговору, и теперь взять на испуг не представлялось возможным. Манукалов не верил ни единому слову, но возражать считал бесполезным. Ждал, чего угодно – истерики, клятв, разговора по душам, презрения, но не такого наглого вранья.
      – Кто соврал про меня? Не надо, не говори. Подумай лучше, для чего это сделано! Ты ведь всю жизнь ищешь причинно-следственные связи. Ну, так кому выгодно? Скажешь?
      – Нет… – Манукалов не хотел сомневаться в Цунами. Иначе пришлось бы признать, что он сдал за здорово живешь ценнейшего информатора. Но ведь могло быть и по-другому. Цунами наверняка поддерживает контакты с Али. После звонка Манукалова перезвонились и договорились устроить инсценировку. Инессин телохранитель мог вызвать любую проститутку и отправить ее перед самым приходом Александра Сергеевича, а потом специально долго не открывать дверь, чтобы подостовернее получилось.
      Размышления, выстроившиеся в логическую цепь событий, вдруг заставили его признать свою ошибку. Конечно, никакой Инессы там и в помине не было. Был розыгрыш. Воспользовались внезапным помрачением рассудка. Да как же он позволяет чувству ревности так властвовать над собой?
      Александру Сергеевичу стало нестерпимо стыдно за все, что случилось.
      Он встал и, забыв про подогретую картошку, молча отправился в кабинет. События последних дней совершенно выбили его из колеи. Но Цунами совершил опасную ошибку, надеясь, что Манукалов не найдет сил ответить. А об Али и говорить нечего. Теперь Александр Сергеевич отбросит все сомнения по поводу участия в авантюре с островами. И оставит доморощенных мафиози без штанов. Вот тогда и станет ясно, кому с кем можно шутить, а кому и нельзя. Вытащил еще одну припрятанную сигарету и с наслаждением закурил, довольный принятым решением.
      В кабинет без стука проскользнула Инесса. Подошла к нему и, погладив по голове, спросила на ухо:
      – Али никаких баб не приводил?
      – Нет…
      – Тогда приходи в спальню. Я ведь тоже женщина, – и, оставив после себя щемящий запах духов, плавно вышла.
      У Александра Сергеевича бешено заколотилось сердце. Он так долго ждал этого момента.
      Курганов покинул скромный отель «Монмартр» и по мокнущему под зарядившим с утра дождем бульвару дошел до станции метро «Площадь Клиши». В руке он держал довольно объемистый кейс, в котором, кроме смены белья, рубашки, джинсов и новых кроссовок фирмы «Рибок», купленных еще в Москве на площади Восстания, ничего не было.
      Александр прилетел вчера вечером и сразу из аэропорта Арли направился в указанную Шлоссером гостиницу. Незнание французского языка раздражало его. Немецкий вызывал у французов некоторое презрение, а английский – безразличие во взоре.
      Получив номер, решил никуда не выходить. Что толку? Париж – город, о котором он в молодости мечтал. Но сейчас не чувствовал никакой потребности бежать знакомиться с ним. Из-за невозможности приготовить чифир он спустился в бар и купил две бутылки белого вина «Шабли», несколько круассанов и брикетик сыра «Король треф». Вернулся в номер, врубил телевизор и приступил к холостяцкому ужину. Иногда подходил к окну, наблюдал за веселой толпой, гуляющей по бульвару, завидовал беспечности парижан и с каждым следующим стаканом вина начинал их тихо ненавидеть. Эти люди и сотой доли не испытали того, что пришлось вынести ему. Когда-то в восьмидесятом он также беззаботно разгуливал по Москве, пока не нашлись гниды, решившие по-своему его судьбу. Так за что же ему любить парижан? За их сытую, довольную жизнь? За комфорт и уют? За это можно только ненавидеть. Поэтому и не отправился гулять на Елисейские поля. А знаменитая пляс Пигаль после знакомства с Терезой Островски вызывала отвращение. Из всего раззолоченного разврата он выбрал самую прекрасную женщину, так ради чего глазеть на дешевку? Больше в Париже все равно ничего не знал. Разве что Лувр, так и то по ночам закрыт.
      От того, что Александр много лет не прикасался к спиртному, его быстро развезло от холодного, сладковато-терпкого сухого вина, и он повалился спать, не раздеваясь.
      Утром, поглядев в зеркало на помятый костюм и отекшую физиономию, Курганов, чувствуя во рту неприятную горечь, еще больше разозлился на Париж.
      Доехав в метро до находившегося в центре города вокзала «Гар дю Нор», долго разбирался с высвеченной на табло информацией. Наконец определил, на какой путь прибывает поезд из Москвы, и лениво побрел на перрон.
      Первым из вагона вылез Скрипач. Посмотрел по сторонам, увидел Курганова и показал рукой, что, мол, все в порядке. Снова нырнул внутрь и уже после всех пассажиров вытащил Кишлака. Тот еле держался на ногах.
      – У вас тут дождь, а мы без зонтика.
      Александр, видя его нетвердую походку, поддержал за руку.
      – Ты тоже пьяный? – спросил Кишлак.
      – Почему?
      – Шатаешься. Ну, ничего, доберемся. Куда идти?
      – Прямо, – сказал Курганов, но не двинулся с места, ожидая Скрипача. Это в его функции входило сопровождать Кишлака.
      Скрипач появился с чемоданом и футляром для скрипки. «Неужели через границу проехал с автоматом?» – удивился про себя Александр, но вопроса не стал задавать.
      Втроем они вышли на площадь.
      – Куда едем? – Кишлак глазел по сторонам, стараясь протрезветь.
      – В гостиницу «Монмартр».
      – А что там? Девочки?
      – Нет. Там ты отдохнешь и дождемся машину, которую пришлет Шлоссер, чтобы ехать в Германию.
      – А девочки? Чтоб я приехал в Париж и никого не трахнул? – не унимался Кишлак. – Скажи, Скрипач, скольких мы тут перетрахали?
      – Вместе или отдельно?
      – Мне твои ни к чему, – отмахнулся Кишлак. – О, Курган, ты же не знаешь, как Скрипач тут триппак подхватил. Все из-за жадности. Решил сэкономить на телке, потерял на здоровье. Скрипач, расскажи, расскажи!
      Скрипач, поддерживая его, чтобы тот не упал, говорить на эту тему не собирался. Возле них остановилось такси.
      – Куда, ребята, ехать? – спросил таксист на чистом русском языке.
      – Скрипач, мы где? – не понял Кишлак.
      – В Париже, кореш, в Париже, – ответил за Скрипача любезный шофер.
      – Тогда к телкам! – последовал приказ, и Скрипач втолкнул Кишлака в машину.
      Курганов сел рядом с водителем. Тот оказался разговорчивым парнем и всю дорогу до гостиницы «Монмартр» жаловался на одолевающую его бедность.
      – Вишь, как получилось, я ведь сам из Кишинева. Артистом там работал. Сам понимаешь, мужик видный, на сцену выходил – бабы млели. Талант у меня настоящий. А голос – только послушай… – И он запел «Из-за острова на Стрежень…». Кишлак принялся подпевать каким-то восточным козлетоном.
      Таксист бросил петь и продолжил:
      – Не поверишь, вся Молдавия на руках носила. Ни один правительственный концерт без меня не обходился. На приемы в ЦК приглашали. А как Молдавия отделилась, так и пошла свистопляска. Денег нет. Кино, «Молдова-фильм», накрылось. В театр никто не ходит. Молдаване телевидение оккупировали, не протиснуться. Вот и остался я с большим носом и с однокомнатной квартирой. А тут, глядишь, война в Приднестровье, иностранных корреспондентов навалило видимо-невидимо. Среди них попалась одна мадам лет под шестьдесят. Как здесь говорят – на лице музеум, а между ног – лицеум. Трахнул ее под «Негру де Пуркар». Ей понравилось. Зачастила ко мне. Тут меня черт и попутал. Француженка, парижанка. Взял сдуру и женился. Приехал сюда, а мою мадам из «Антенн-2» поперли, оказалось, там и в штате не числилась. Короче, влип. Моник – без работы, я вообще ни бум-бум по-французски. И при этом выяснил, что она – патологически жадная. Ну и свинтил, конечно. Сейчас вот ишачу на хозяина. Получаю крохи. Вишь, и в Париже может быть хреновато…
      Когда подъехали к гостинице, притихший было Кишлак возбудился.
      – Дай артисту денег, и пусть везет телку!
      – Некогда, – возразил Курганов. – Скоро приедет машина.
      – Так зачем нам две? – удивился Кишлак. – Хорошее… что у тебя, «рено»?
      – Ну, отличный «пежо». Не хочу зависеть ни от какого адвоката. Слушай, как тебя? – обратился он к таксисту.
      – Мирча. По-молдавски, я ж из Кишинева.
      – Молдаванин?
      – Да нет, русский. Мама немного молдаванка. Или скорее цыганка.
      – О! – заорал Кишлак. – Цыгане мне по душе! Тогда слушай сюда! Разбогатеть хочешь? Вижу – хочешь.
      Мирча растерянно глядел на Кишлака, не понимая, издевается тот или шутит.
      – Кишлак, не надо, – попробовал урезонить его Курганов.
      – Заткнись, мне по-русски переводчик не нужен. Мирча, предлагаю заработать. Как говорилось в единственной прочитанной мною в окопе книжке: «Сколько тебе надо для полного счастья?»
      – В день?
      – Нет, – махнул рукой Кишлак. – На всю жизнь. Так, чтобы умереть спокойно.
      – По мне, лучше пожить спокойно. Эх, пару б миллионов франков! Вот разгулялся бы! – Мирча зажмурился от восторга.
      – Сколько по-нашему? – Кишлак перевел взгляд на Александра.
      – Немного больше, чем пятьсот тысяч долларов или шестьсот пятьдесят тысяч марок.
      Кишлак потрепал Мирчу по кудрявой голове, похлопал по крепкой шее, подергал за подбородок.
      – Нравишься ты мне, цыган певучий. Пойдешь со мной – лично от Кишлака получишь пять миллионов ваших паршивых франков. Ох, тогда загуляешь! Загуляешь?
      – Загуляю, – испуганно согласился Мирча.
      Кишлак улыбался и озорно глядел то на Скрипача, набравшего в рот воды, то на переставшего вмешиваться Курганова. Потом придвинулся вплотную к таксисту:
      – Ежели ты – артист, то ведь ничего не умеешь? Точно?
      – Машину вожу.
      – Уже хорошо. В хозяйстве пригодишься. Поедешь брать банк?
      – Какой? – не понял Мирча.
      – Кто ж тебе скажет, какой? – рассмеялся Кишлак, пригладил белобрысые волосы и продолжил: – Неважно. Рискни вместе с нами – и станешь миллионером!
      Мирча оторопел, решив, что над ним издеваются. Но когда взглянул на мрачного Курганова и философски безразличного Скрипача, понял, что здесь что-то не так.
      – Платить будете? – спросил строго.
      – Скрипач, дай ему тысячу. Пусть знает, что мы – не фраера залетные. Эх, цыган, я-то думал, ты с фантазией. Никто в жизни тебе больше таких денег не предложит.
      – А я чего? Вишь, ничего. Если по серьезу, так согласен… Кишлак обрадовался, словно без случайно встреченного таксиста и не мыслил себе проведение операции. Погрозил всем кулаком.
      – Цыган – он своего не упустит! – И снова, погладив Мирчу по кудрям, приказал: – Вези девку, негритянку, из дорогих. На дешевых тут тоже любитель имеется. Но он сегодня перебьется. А мне на похмелье в самый раз. И готовься ехать с нами.
      Мирча как-то не очень определенно кивнул в знак согласия. Кишлак вылез из машины и бросил на ходу Скрипачу:
      – Займись им! – И вошел вместе с Александром в гостиницу. Первое, с чего он начал, так это с требования апартаментов.
      Александр объяснил, что гостиница двухзвездочная и особо в ней не разгуляешься.
      – Ладно. Только чтобы дали видушник, хочу показать тебе одну телепередачку. Скажи, заплатим, как за новый.
      Портье без возражений улыбнулся, давая понять, что нет проблем, и при помощи Александра Кишлак оказался в ванной в своем номере.
      Минут сорок не подавал оттуда никаких признаков жизни. Скрипач тем временем подключил принесенный видеоплейер и поглядывал в окно, ожидая приезда таксиста.
      – Он действительно поедет с нами? – возмущенно спросил Курганов.
      – Да. Парню нужны деньги, – вяло сказал тот. Александр решил вернуться в свой номер, но из ванной в белом махровом халате появился Кишлак. Вид у него был трезвый и задумчивый.
      – Налей-ка и покажи Кургану кино со спецэффектами. Скрипач достал из холодильника бутылку виски, налил Кишлаку, предложил Александру:
      – Хлебнешь за встречу?
      Страшась «уйти в штопор» и борясь с желанием выпить, Александр выдавил из себя:
      – Не пью.
      Поухаживав за собой, Скрипач включил видеоплейер. На экране вспыхнула знакомая заставка вечерней московской передачи, и популярная телеведущая доверчивым голосом сообщила, что через несколько минут по традиции состоится встреча с президентом фонда «Дети войны», известным российским предпринимателем, прекрасным человеком со щедрой творческой душой Валерием Петровичем Рвановым.
      – Смотри, Курган, что произойдет! Видишь, кресло для него приготовлено… Она сейчас скажет после рекламы!
      И действительно, указывая на высокое кожаное кресло с подлокотниками, валиком для головы и рычажком, регулирующим высоту его от пола, ведущая умиленно принялась рассказывать, что ученики подмосковного ПТУ специально в подарок Валерию Петровичу изготовили это Кресло.
      – Он пока о подарке не знает, поэтому секрет, известный нам, я открою в конце встречи, – с улыбкой продолжала она. И вдруг приготовленное для Рваного кресло взрывается и начинает гореть, охваченное пламенем. Камера фиксирует то перепуганное лицо ведущей, то языки пламени, то мечущихся по студии людей…
      Кишлак заходится от хохота. Скрипач бьет кулаком по столу и сокрушается:
      – Всего пары минут не хватило, чтобы Рваному оторвало яйца! Вот невезуха! Черт бы побрал эту технику! А еще убеждали, что сработает секунда в секунду.
      – Там была бомба? – показывая на выключившийся экран, спросил Курганов.
      – Конечно! – взревел Кишлак. – Суки! Такую передачу испортили! Миллионы телезрителей лишили удовольствия! Нет, Скрипач, я на эту лажу без слез смотреть не могу! Покажи еще!
      Скрипач перемотал кассету и врубил по новой. Александр смотрел уже с большим любопытством, зная, что должно было произойти убийство. А Кишлак принялся взахлеб рассказывать.
      – Так-то, земеля. Ты же еще лох, не знаешь, что я объявил войну Рваному. Какая задумка провалилась! Но все равно эффектно получилось. Лучше бы, конечно, чтобы он в него сел. Ха-ха-ха, – прервал сам себя скрипучим смехом. – Я приказал виновных в лаже придавить как следует. Но отметь, какая задумка шикарная! А?
      – Здорово, – согласился Курганов. Он не знал, кто такой Рваный, но узнавать, тем самым показывая свою неосведомленность, не хотелось.
      Отсмеявшись и отматерясь, Кишлак хлебнул виски и развалился на постели.
      – Интересно, по какой программе теперь будет выступать Рваный?
      – По радио, – предположил Скрипач.
      – Ничего, вернемся – устроим ему красивые похороны. Спустись-ка вниз, куда запропастился наш Мирча?
      – Умотал от испуга, – высказал желаемое Александр.
      – Эх, земеля, плохо в людях разбираешься. Никуда Мирча не исчезнет. Раз за старой телкой в Париж рванул, то и с нами поедет. Артист, одним словом.
      И, словно в подтверждение сказанному, раздался телефонный звонок. Мирча спрашивал, можно ли проводить даму.
      – Пусть ведет мою папуасочку. А вы – гуляйте отсюда. Обласкайте цыгана певучего.
      У лифта они столкнулись с высокой негритянкой. Ее кудрявая золотистая голова была фантастической красоты. Длинный тонкий нос, вывернутые губы, намазанные алой помадой, огромные, чуть навыкате глаза с голубоватыми белками и синими зрачками. Прямо Тина Тернер. Скрипач присвистнул от восхищения. Курганов тоже оживился.
      – Подойдет? – спросил услужливо Мирча, выглядывая из-за плеча проститутки.
      – Вопрос неуместен. Веди. Ждем тебя здесь. – Скрипач не сводил взгляда с дамы.
      Она же не замечала его, крайне недовольная уровнем отеля, в который ее привезли.
      – Сколько стоит? – наглядевшись, спросил он.
      – Тысяча франков в час, – скромно ответил таксист.
      – Ну, такая стоит, – согласился Скрипач, достал из кармана шелковой куртки толстую пачку, протянул девице две купюры по пятьсот.
      Элегантным жестом спрятав их в сумочку, жрица любви даже не улыбнулась.
      Мирча бочком выскочил вперед и повел ее к Кишлаку. Скрипач спустился вниз в бар, Курганов отправился в свой номер. Но пробыл там недолго. Снизу портье сообщил, что заказанная машина прибыла.
      В баре Александр спросил у Скрипача, ждать их или ехать.
      – Давай пили. Мы на Мирче доберемся, он уже уехал заправляться. Где встретимся?
      – Запиши адрес гостиницы… – И продиктовал его по записке, написанной Шлоссером.
      – Не понимаю – где тут Заарбрюккен, а где Дудваллер?
      – Ехать надо в Заарбрюккен, а второй город рядом. Будем ждать в отеле «Заар». Так тут написано.
      – Ладно, ехай!
      С большим удовольствием Александр хоть на время избавился от разухабистой компании. Кишлак его постоянно раздражал идиотскими выходками. Вседозволенность, возведенная в принцип, делает человека похожим на сумасшедшего. Общаться с ним становится невыносимо, ибо в любой момент он способен учудить нечто непредсказуемое.
      Водитель-немец был немногословен. Рассказал лишь, что очень обязан господину Шлоссеру за помощь в бракоразводном процессе с одной русской девкой, желавшей отсудить у него полдома, полученного в наследство от родителей.
      – Русских надо знать. Просят много, а соглашаются на малое, – заметил он в заключение.
      Автобан вился по романтической земле Франции с потрясающими пейзажами. Александр наслаждался ездой. Он мог бы катить так до бесконечности, нигде не останавливаясь и не имея конечной цели.
      В холле отеля его встретил Шлоссер.
      – Почему один?
      – Они приедут своим транспортом.
      – Я же предупреждал, нельзя брать напрокат. Засветитесь.
      – Нет. Они подцепили какого-то таксиста. Он и привезет.
      – С ума посходили, – расстроился Шлоссер. – Пошли в номер.
      Гостиница была старинная, чисто французская. В номере стоял огромный зеркальный шкаф и кровать под зеленым бархатным балдахином с золотыми шнурами, тяжелый круглый стол с резными стульями, обитыми тем же материалом. Низкое кресло с пузатым сиденьем. На всем лежала печать времени, что создавало иллюзию покоя.
      Шлоссер убрал со стола вазу с цветами, достал из папки детальный план подземных коммуникаций и подземного хода и принялся объяснять Курганову возможные пути отхода из банка.
      Александр слушал внимательно. Вникал во все детали, так как понимал, что надежды на Кишлака или Скрипача нет. Эти способны только заставить зверствами выполнить условия.
      – Вникай, Федя, вникай, – подбадривал его адвокат. – В знании плана – гарантия твоей жизни. Удача слепо никому не улавливается. Она долго высматривает претендентов. Похоже, ты ей понравился.
      – Меня волнует только синхронность, – задумчиво произнес Александр. – Ровно в два часа твой человек начнет крушить перемычку между подземным ходом и подвалом банка. Ты уверен, что хватит часа на это?
      – Ты, Федя, за него не бойся. Он уже все простукал. Там цемент на стенах не более пальца толщиной. Вы же будете уходить через коммуникации. Видишь, в этом подвале – вентиляционная решетка. В отверстие, загораживаемое ею, спокойно может пролезть человек. Если успеете поставить ее назад, когда смотаетесь, то полицейские ноги отобьют, ища вас по подвалам. В подземный ход он уже затащил тележку на резиновых колесах, чтобы не таскать мешки на себе. Вчера на Мозеле бросила якорь небольшая частная одномачтовая яхта. Ее хозяин – Хасан абу Бакар. В шестнадцать часов маленькая резиновая лодка с мотором начнет перевозку мешков от выхода из подземного хода.
      – Так ведь увидят!
      – Нет. Человек Хасана потащит их под водой в сетке. Единственное, придется тебе упаковывать мешки в целлофановые пакеты. Потом на яхте Хасан выйдет в море и перекинет мешки на рыболовецкий траулер… но это уже заботы Цунами.
      – А когда мы получим наличные?
      – Хоть сразу. Тебе сколько надо?
      – Три миллиона.
      – О, Федя… Неужели потащишь с собой? Обязательно.
      Шлоссер посмотрел на него с сожалением. Ему было жаль парня, рискующего головой ради старой, измусоленной порнозвезды семидесятых годов. Но убеждать Курганова было бессмысленно. Поэтому адвокат попробовал объяснить всю сложность использования полученных денег.
      – Федя, пойми простую вещь. Они не сумеют переписать все серии, но кое-что обязательно пометят и возьмут на контроль. Затребовать миллионы и смыться – всего лишь полдела, если не треть. А вот как с ними поступать дальше – целая проблема. Думаешь, почему Цунами берет такой огромный процент? Потому что только при его связях можно эти миллионы перебросить в Афганистан. Там тоже не дураки, быстро их прокрутят и уже другими «авизо» предъявят в европейские банки. Но и тут не конец. Основная часть ляжет на счета подставных фирм, существующих для отмывки денег, полученных от контрабанды иракской нефти. И заметь, Федя, только после этого можно будет частями переводить их на ваши личные счета… А ты попрешься по Европе с тремя миллионами в сумке!
      – Попрусь, – упрямо подтвердил Александр.
      – Что-то я проголодался, пошли спустимся в ресторан. Там прекрасная французская кухня. Возьмем лангустины в тесте, рыбу «Булабэз» в соусе с шафраном, морские гребешки «Сан-Жак» по-бретонски и авокадо, фаршированные крабами! Как тебе меню, Федя? Под такое можно выпить ящик пива. Пожалуй, так и сделаю. Здесь пьют «Карлзберг пильц». Мы же в Заарланде. Это – самая нищая земля Германии. Раньше, до 1956 года, принадлежала Франции.
      Курганов еще раз досконально прошелся по плану, стараясь представить себе все вживую. Свернул его и последовал за бубнящим в предчувствии хорошего обеда адвокатом.
      Кишлак появился в отеле на следующее утро. Был он тих и спокоен. Курил «Кэмел», не прикасался к спиртному и косился на Скрипача, продолжавшего покуривать «травку». Позвал к себе Курганова и, развалясь в кресле, принялся жаловаться: