Так вышло и сейчас: я неожиданно вспомнил один из уроков по выживанию.

Наш учитель – старый, побитый жизнью и многочисленными вооруженными стычками егерь однажды упомянул о том, что раньше, когда город был еще жив и населен людьми, был поделен на части – так называемые префектуры. Наподобие наших общин. Как и сейчас, в каждой имелся свой глава – префект. Даже в то, достаточно стабильное и спокойное время они враждовали между собой, стараясь оторвать друг у друга куски пожирнее и побогаче. Впрочем, до открытой войны дело не доходило, но каждый из них был к ней готов, усиленно набивая закрома различными полезными вещами – от продовольствия до тяжелого стрелкового вооружения.

Точное местоположение этих складов знали единицы, да и те уж давно лежали в могилах, унеся с собой этот секрет. Часть из нычек наверняка давно была обнаружена и разворована, остальные, возможно, все еще ждали своего часа, скрываясь в подземельях города.

Я со своим куском ржавой арматуры не особо вдохновлялся на подвиги, но все же, несмотря на риск встретиться с неожиданным противником в виде обитателей сумеречных подземелий, решил обшарить парочку близлежащих домов и подвалов в надежде отыскать что-либо полезное. Чем черт не шутит, и, может, мне повезет найти один из этих тайников, или на худой конец – то, что от него осталось, или егерский клан окажет посильную помощь?

Там видно будет.

Отдаленный протяжный рык заставил насторожиться и заодно вспомнить, что неподалеку находились развалины бывшего зоопарка. Большинство животных либо издохли, либо были съедены, а те, что выжили (в основном хищники: волки и крупные кошки), разбрелись по всему городу и представляли немалую опасность. Я прислушался – никого.

Настороженно оглядываясь, продолжил путь.

Город медленно, но верно разрушался. Процесс этот был необратим, и мы могли только наблюдать за его гибелью, словно падальщики пытаясь поиметь с его разлагающегося тела еще хоть один лакомый кусочек. Процесс этот присутствовал везде: асфальт местами скрылся под слоем песка и грязи, металлические конструкции, присутствующие почти во всех постройках, частично сгнили; большая часть домов обвалилась, погребя под собой все, из чего еще возможно было извлечь пользу. Копаться же в этих кучах битого кирпича и бетона, припорошенного радиоактивной пылью и поросшего ядовитым лишайником, не имело смысла: слишком велики были затраты энергии и времени. Да и дело это было далеко не безопасным. Вот если бы иметь в действии хоть одну из этих большеруких машин, под названием «экскаватор», что догнивали на заднем дворе базы егерей, тогда да, можно перевернуть целые горы. Но у людей сейчас не было умения и средств, чтобы вернуть их к жизни – слишком сильно пострадали эти машины от времени.

Для воплощения моего плана обычные жилые кварталы не подходили: требовалось найти место, где царили остовы величественных административных зданий, служивших раньше прибежищем влиятельных людей.

Иногда я просто поражался своим скрытым познаниям изживших себя слов, типа: администрация, бюрократия, экскаватор, и сейчас удивился в очередной раз – откуда я все это знаю? Впрочем, в данный момент у меня просто не было времени, чтобы рассуждать на эту тему. Я двинулся вперед – искать заветный клондайк, без которого жизнь моя не будет стоить и сухой маисовой лепешки, которую обычно подают не могущим работать калекам и старикам на паперти.

Чтобы скоротать время в пути, используя его с максимальной отдачей, и еще раз укорить себя за невнимательность и пренебрежение к законам и правилам, я принялся пересказывать вслух кровный устав клана егерей:

– …каждый гражданин, получивший специальное образование и прошедший испытания клана, имеет право называться егерем, – твердил я давно заученные фразы, – получив данное звание, он не имеет права использовать его в личных целях, если цели эти не совпадают с интересами клана и Главной Государственной Общины. В противном случае – лишение звания егеря и исключение из клана…

О, господи! И зачем я вспоминал все это сейчас? Зачем так сильно мучить свою совесть, и так добровольно положившую голову на эшафот, не вынеся угрызений? Может, я мазохист, любящий причинять боль своей душе?

Не найдя ответов на эти вопросы, продолжил цитировать текст устава, не забывая внимательно оглядывать окрестности, сжимая порядком одеревеневшими от напряжения пальцами кусок арматуры:

– …егерь, находясь при исполнении, сопровождая или имея при себе имущество клана или Главной Государственной Общины, обязан: бдительно охранять вверенное имущество, всячески оберегать его, следя за его целостностью и сохранностью, пресекать попытки завладения им лицами, не уполномоченными к этому, вплоть до физического уничтожения этих лиц…

Смешно слышать, когда всем моим теперешним имуществом были только потрепанная временем и длительными переходами одежда и ржавый кусок железа, который сейчас я называл своим оружием. Ну, и, конечно, часы, которые мне оставили грабители. Кстати, который сейчас час? Я посмотрел на циферблат и обомлел. Что-то не так. Что-то точно не так. Я задрал голову и посмотрел на солнце: скоро полдень, и проблема укрытия более чем актуальна, но часы показывают, что полдень давно минул. Более того, сейчас вечер – девять часов с мелочью. Может быть, часы встали? Да нет. Секундная стрелка бодро, словно цирковая болонка, описывала окружность. Для верности прижал часы к уху. Размеренное тиканье механизма лишний раз подтвердило, что все в порядке.

Солнце медленно, но неуклонно становилось в зенит. Озадаченный происходящим я озабоченно стал крутить головой в поисках подходящего укрытия. Метрах в ста пятидесяти вверх по улице увидел кособокий бетонный бокс. Металлическая створка двери была приоткрыта примерно на четверть.

То, что надо!

В большое здание с обрезком арматуры не сунешься, к тому же в подобном павильоне точно не будет прятаться на время нашей убийственной сиесты ни одна их тех тварей, что могла бы мной заинтересоваться, предпочтя прохладный полумрак подвала или собственную нору. Дело в том, что это облюбованное мною временное пристанище, бывшее, по всей видимости, в лучшие времена пристройкой к какому-нибудь зданию, о чем красноречиво свидетельствовали руины находящиеся в непосредственной близости с ним, без сомнения надежно укроет от солнечной радиации, но не убережет от жары. Совершенно точно бетонная коробка раскалится добела и в ней будет душно и жарко как в преисподней, тем не менее, выбирать не приходилось, даже несмотря на то что у меня не было с собой ни капли воды. Это, конечно, был риск получить тепловой удар. Однако все же лучше, чем получить пулю от миролюбивого, но насмерть перепуганного отшельника. Или быть съеденным кем-то, кто несколько поколений назад выглядел вполне по-человечески и запросто мог быть, например, твоим родственником по отцовской линии или каким-нибудь четвероюродным дядей, только слегка одичавшим и немного потерявшим человеческое обличье из-за воздействия радиации. Поэтому прохлада подвала отменяется.

Да здравствует духота!

И если повезет не зажариться заживо, то – новый вечер, длинная дорога до общины и попутно продолжение поисков воды и припасов.

Увлеченный такими невеселыми мыслями я шел к приглянувшемуся павильону, внутренне приготавливаясь к тяжелому, как минимум трехчасовому испытанию. На то ты и егерь, подбадривал я себя. Это мало помогало, но ничего другого мне не оставалось.

Остановившись возле входа и держа перед собой арматуру, я осторожно заглянул в темную щель внутрь павильона.

Там в полумраке неясными нагромождениями вырисовывались проржавевшие внутренности трансформатора. Белели на контактах катушек фарфоровые изоляторы. Было довольно тесно, но жаловаться не приходилось. Несколько раз ударив железом по ближайшей катушке и прислушавшись к ответу, убедился в безопасности помещения, что никто не прячется в глубине. Осторожно прикрыв дверь, с удивлением и нескрываемой радостью обнаружил на внутренней стороне приваренные на уровне груди две проушины петель для навесного замка, зачем они были нужны не ясно, но как я сказал раньше, меня этот факт несказанно обрадовал.

Обследовав помещение основательнее и не обнаружив ничего подозрительного, вернулся ко входу, с трудом сомкнул створки дверей и протиснул прут в проушины. Скрежет, который создало трение изъеденного коррозией металла, вызвал внутренний трепет, я на секунду затаился. Прислушался к тому, что происходит на улице.

Тихо.

И сейчас тишина успокаивала.

Двери накалились, и казалось, вибрировали, издавая при этом глухой стон, как утроба древнего чудовища. Пришедшая на ум аллегория заставила содрогнуться, и я постарался выкинуть ненужные мысли из головы. Не хватало еще, чтобы расшалившееся воображение подорвало мое и без того непрочное положение. Я видел последствия паники и отчаяния много раз. Бывало, люди доводили себя до отчаяния и погибали, не дойдя до поселения всего нескольких километров.

Я вспомнил Стаса, опытного егеря. Сбившись с пути, он неделю бродил вокруг лагеря, порой находясь от него всего в сотне метров.

Он выстрелил себе под подбородок.

Мы услышали выстрел и вышли на разведку.

Стас сидел, прислонившись спиной к полуразрушенной стене. Он усох как выветренный на солнце скелет. Отрезанные уши говорили о том, что он дошел до последней стадии отчаяния, которое может причинить только иступляющий разум голод. Один ботинок он снял и вставил большой палец ноги в спусковую скобу своего карабина, плотно прижимая его к груди.

Все, хватит!

Жара на всех действует одинаково – сводит с ума. Я на секунду закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и очистил сознание.

Воздух с каждой секундой загустевал. Зная, что будет дальше, я внутренне напрягся, отошел от двери и забрался под одну из катушек. Расстегнул все пуговицы на куртке, лег животом на теплый бетон и, уткнувшись носом в сгиб локтя, закрыл глаза.

Стараясь дышать как можно медленнее и глубже, очень скоро впал в своеобразный транс, словно забылся полусном-полуявью.

Мне виделся другой мир, незнакомый и родной одновременно.

Я видел свежий, ярко освещенный город, не тот, к которому я привык и в котором вырос. Не бесцветные, покрытые пылью руины, а ровные опрятные улицы. Правда, деревьев и тут не было. Несмотря на слепящий свет, было ясно, что он искусственного происхождения. Казалось, город находится глубоко под землей. Мерно гудели работающие еще глубже машины, генераторы и вытяжки вентиляции. Откуда я это знал?

Не представляю.

Навстречу мне шли люди, в их лицах не было ни страха, ни той особенной заботы, что и отличало нас между собой. Видимо, этим я и привлекал к себе внимание. Я спешил спрятаться от них, хотя они и не были враждебно ко мне настроены, скорее они излучали любопытство. Это-то и настораживало меня; привыкшего к уединению и умевшего рассчитывать только на себя.

Я спешил уйти из центра – стремился затеряться на окраине. И спустя некоторое время оказался в периферийных кварталах. За городом раскинулись длинные теряющиеся вдали ряды теплиц, в которых выращивалось все, что угодно. Картофель, огурцы, томаты, травы и даже цветы!

Прежде видевший только после бессистемных и иногда затяжных дождей заросли крапивы, одуванчика и еще чего-то, чьего названия я не знал, я растерялся от такого изобилия зелени.

Внезапно меня насторожил, а после и напугал сначала тихий, но все нарастающий скрежет, идущий откуда-то сверху. Я загнанно поднял голову, ожидая, что сейчас на меня опустится прижимная плита огромного гидравлического пресса. И все, что я увидел в очередной раз, окажется обрывком чужого сна, подсмотренного мною по недоразумению. Или того хуже – это окажется реальностью и меня, и теплицы, и всех тех людей, что смотрели на меня с нескрываемым любопытством, и сам сказочный город раздавит в прах, и не останется ничего: ни пепла, ни запаха, ни послевкусия – ничего, даже памяти.

Скрежет перешел в металлический вой. Я присел на корточки и сжал голову руками, не забывая затравленно глядеть вверх, но, кроме темноты, ничего не видел. И тут меня овеяли знакомые с рождения запахи ночной пыльной прохлады. Проступили отчетливые, более светлые на фоне непроглядной черноты, круги ночного неба. Это открылись гигантские люки на бетонном куполе. Заработали ионизирующие фильтры. Высоко вверху, у самых люков, закрутились радужные завихрения. Меня обдало ни с чем не сравнимым потоком свежести.

Я понял, что солнце садится. Полдень далеко позади. Начинается вечер.

Подо мной натекла приличная лужа пота, рот обложило сухой коркой. Выходил из забытья тяжело, словно с похмелья, соображал, как быть дальше. Кроме того, что второго полдня я не переживу, ничего в голову не шло. Я посмотрел на часы, по-прежнему начало десятого, вечер в разгаре. Или время остановилось, или я сошел с ума, или и то и другое вместе.

Тяжело поднявшись, борясь с приступами головокружения, я осторожно пошел к выходу из своего убежища, сильно напрягая зрение в полумраке, чтобы не оступиться и не наделать лишнего шума. У двери остановился, коснулся ее пальцами – железо еще горячее, но не обжигающее. Притих и прислушался.

Обычные звуки, ничего опасного. После я еще долго рассматривал окрестности через щель толщиною с мизинец между створками. Если кто и поджидал, то вволю навеселился, лицезрея мой любопытный, настороженный глаз в щели. Я ничего не заметил и решился на немедленную вылазку. Тем более что ничего другого не оставалось. Чем быстрее начну действовать, тем больше будет шансов на спасение, если они вообще есть. И уже тогда, если смогу выбраться, вплотную займусь маленьким паршивцем Сеней и его мифической мамашей.

Мысль о возмездии оживила меня.

Насколько это возможно, старался не шуметь, выкручивая ставший уже чем-то вроде талисмана кусок арматуры. Расклинив дверь и покрепче сжав кусок железа в руке, надавил на свободную створку плечом. Дверь, так надежно оберегавшая меня во время пика жары, предательски взвизгнув, отошла. Глухо ударившись о кусок бетона, она завибрировала и безжизненно повисла на тяжелых петлях.

Даже на теневой стороне улицы дышалось с трудом. Оценив длину тени, я определил время: около половины седьмого. Еще раз, взглянув на часы, увидел все те же бесконечные пять минут десятого. Не забивая себе голову ерундой, вышел наружу.

По ощущениям, пару часов безрезультатно исследовал руины уцелевших зданий, не рискуя углубляться внутрь. Меня уже мало увлекала мысль найти одно из древних хранилищ. Я понимал, насколько смехотворна надежда на чудо. Я не верил в чудеса, и последний день – яркое тому подтверждение. Теперь думал найти по особым знакам один из егерских схронов.

Есть в нашем клане одна очень практичная давняя традиция, спасшая не одну егерскую жизнь. Когда есть излишки припасов, припрятывать их в тайнике, на черный день или для сбившегося с пути собрата. Тайники тщательно маскируются и обозначаются условными знаками. Чаще всего в схроне несколько горстей сухарей, с десяток патронов для «калаша», упаковка ДДТ и если повезет – пластиковая бутылочка с водой. Меня много раз учили делать подобные тайники и только однажды, за все короткое время работы, нашел подобные сам.

Несколько раз во время поисков я ощущал знакомое любому поисковику чувство постороннего наблюдения. Волосы словно стягиваются на затылке в тугой пучок и по наиболее чувствительным участкам кожи пробегают ледяные иглы. Тогда я забивался в ближайшую впадину или прятался за уступ стены и пережидал, когда это ощущение тревоги уляжется, теряя драгоценное время. В одну из таких вынужденных передышек, нечаянно для себя понял, что совершенно потерял дорогу и не знал, куда идти.

Я не имел ни малейшего понятия, где находился, и это был явно неизученный сектор вдали от проложенных егерских маршрутов.

Каким ветром меня сюда занесло?

Все каким-то образом перемешалось, сошло с наезженной колеи после пресловутой встречи с чумазым плаксой Сеней. Близился вечер, мне мнилось, что я хожу кругами. Хотя ландшафт не изобиловал разнообразием видов, повторов ориентиров не заметил, однако ощущение кружения или скорее топтания на одном месте не покидало меня. Черт знает что такое!

Я сменил направление, и ощущение, что дорога поймала меня в ловушку, только усилилось. А то, что увидел в скором времени, просто выбило почву из-под ног.

Подробности дальше. Но уже теперь было абсолютно ясно, что решение продолжать движение ночью, в неизвестной местности, в непонятно каком направлении, будет фатальным для меня и, разумеется, для всей миссии в целом, что важнее для меня – на тот момент не играло большой роли. В конце концов, и то и другое в равной степени ставило на мне крест.

Когда сумерки сгустились настолько, что поиск приюта на ночлег стал более жизненно важным, чем поиск воды и пропитания, я свернул в узкий проулок и не поверил своим глазам. В полусотне шагов стоял все тот же бетонный павильон, который нашел днем.

Не доверяя зрению, усиленно проморгался!

Павильон стоял как стоял. И окрестности те же. Как я, опытный поисковик, мог дать такого крюка, просто в голове не укладывалось. Теперь надежды выйти к общине или лагерю егерей, и без того весьма и весьма туманные, растворились вовсе. Оглушенный внезапно усугубившейся ситуацией, я потерянно оглянулся, опустил плечи, как нашкодивший школьник, и никого не опасаясь, пошел к павильону посередине улице.

На входе инстинкты взяли свое. Я выставил вперед арматурину и сделал шаг внутрь. И здесь вскоре меня ждал настоящий шок.

Наскоро по привычке обследовав бывший трансформатор-распределитель, заперев дверь прутом и устроившись на старом месте под древними катушками, наткнулся на твердый предмет, которого точно не было, когда я покидал павильон. Рассеянно вытащил из-под бока странный сверток, а это оказался именно сверток – плотной оберточной бумаги!

Слабо соображая, я стал рвать бумагу, слой за слоем. То, что выглянуло на свет, заставило меня открыть в недоумении рот.

В пакете оказалось два непрозрачных пластиковых пакета с крышкой-дозатором на одном из углов и крупной надписью: «Вода питьевая 500 мл». Оставив на время дальнейшее исследование содержимого, я лихорадочно свернул предохранительное кольцо и припал к дозатору губами.

Утолив жажду половиной пакета, принялся перетряхивать, что там еще в свертке. Не густо, но подарки судьбы принимают с благодарностью, какими бы они ни были. Тем более что шанс выбраться из передряги снова появился. Это с некоторой долей вероятности гарантировали упаковка концентрата и толстый ломоть кукурузного хлеба. Откуда все это взялось, я не знал и думать не хотелось.

Видимо, есть у меня персональный ангел-хранитель – с перьями, голубиным хвостом и блеском в глазах. И как знать, испытывал он ко мне личное пристрастие или обычный академический интерес, вдруг он хотел лишь узнать, сколько я протяну на этих, так необходимых в данный момент, крохах.

Съев концентрат и немного хлеба, позволил себе сделать еще несколько глотков воды. Два полулитровых пакета, один из которых изрядно усох, небольшое подспорье. Особенно если я так и буду бродить кругами. Несколько дней на такой жаре протянуть, конечно, можно, а что дальше? Будет ли мой ангел-хранитель так же ко мне благосклонен? Надо бы подумать на досуге, кто он такой…

Мысли стали путаться. Я лег на бок, инстинктивно сжал рукой цевье несуществующего «калашникова», и моментально погрузился в сон.

Ночь прошла безмятежно. Во всяком случае, мне ничего не снилось, и я не просыпался. Это меня удивило еще больше, когда я обнаружил, что дверь павильона почти у самой притолоки была словно вскрыта гигантским консервным ножом. Наученный долгим опытом службы, я знал, что демаскированное убежище нужно покидать с максимальной поспешностью, снял с себя майку, сделал из нее узел, сложил в него свои нечаянно приобретенные припасы и приготовился выйти в надежде, что уже никогда не вернусь в этот дававший мне приют каземат. Немного повозившись с прутом (дверь слегка перекосило, и кусок арматуры застрял), я открыл дверь и вышел на улицу.

В целом сегодняшняя вылазка мало чем отличалась от вчерашней. Но появилась уверенность в будущем, и это вдохновляло. Однако, несмотря на то что шел я вчерашним маршрутом, мест я не узнавал. Это только неопытному новичку, да и то на первый взгляд, кажется, что пейзажи в заброшенной части города похожи друг на друга как однояйцевые близнецы. На самом деле различия есть и их много, нужно только уметь увидеть. И я видел, что вчера мой путь пролегал в другой местности.

Странно.

Я поглядел на длину и направление своей тени и определил время. Минут двадцать восьмого утра. По привычке сверился с часами, забыв, что они у меня последнее время совершенно точно не в себе. И еще одна странность. Часы показывали тридцать пять минут восьмого.

Ладно, будет время, подумаю об этом. Сейчас есть цель. Поиск припасов и дороги к обжитому сектору.

Около десяти я наскоро перекусил хлебом и выпил воды, отдохнул немного и двинулся дальше. Вскоре вид окрестностей стал приобретать менее диковатый вид. И через полчаса я вышел к почти не тронутому временем и стихией району.

Послышался отдаленный лай и скрежет тысячи когтей по остаткам асфальта. Я отбежал под защиту ближайшего здания и, моментально скрывшись под каменным навесом, затаился.

Переждал под сводом арки проходного двора достаточное время, чтобы опала пыль, поднятая собачьей стаей, перебежавшей дорогу в каких-нибудь сорока-пятидесяти метрах от меня. Неожиданная и неприятная встреча, и самое странное, что свора клыкастых тварей не обратила на меня никакого внимания, хотя, без сомнения, я был распознан за несколько кварталов от места рандеву. С другой стороны, что бы я мог противопоставить двум сотням слюнявых пастей – металлический прут и собственную отвагу? Сожрали бы вместе с арматуриной и отвагой, и со всем прочим заодно. Что же заставило собак игнорировать легкую добычу? Лучше не думать об этом. Я и не стал, постоял под аркой еще немного и пошел дальше.

Квартал, еще квартал. Люди редко заходят сюда, из опасений за свою жизнь, и ненапрасных. Здания вокруг становились все выше и выше.

Цель близка! Вот она, вот!

Стали появляться уже порядком забытые мысли, и я, впечатывая в поврежденную мостовую шаги, повторял их про себя под уверенную чеканную поступь.

– …егерю, при перемещении ценного груза, запрещается: есть, спать, справлять естественные надобности, не убедившись в том, что никто и ничто не угрожает грузу и жизни егеря. В противном случае он несет полную ответственность за груз и вверенную ему амуницию…

За груз и амуницию. Вот так-то!

И за жизнь свою тоже в ответе, но не перед собой. Помер брат-егерь на задании, а вместо почестей и наград светит ему гражданская казнь в виде лишения всех посмертных благ и публичное сжигание папки с личными данными на костре презрения. Как и не было тебя, и даже памяти не останется.

Стоп!

Понесло тебя Алексей не в ту степь.

Так, незаметно для себя, подобрался к искомой точке.

Я даже обомлел, насколько огромное, даже в полуразрушенном состоянии, здание из стекла и бетона предстало передо мной, закрывая собой полнеба. К слову сказать – стекла в нем оставалось не так уж и много. Все оно, в основной своей массе, давно покоилось у подножия, устилая подходы в радиусе с десяток метров. Другого и не стоило ожидать: пожары и сильные ветры, при поддержке коррозии давно сделали свое дело, заставив здание попрощаться с былым блеском, как люди рано или поздно прощаются со своей молодостью и искрой в глазах. Местами, на этом ковре возникали резкие всполохи света. Солнечные зайчики слепили глаза, заставляя щуриться, и для того чтобы хоть что-то рассмотреть впереди, приходилось прикрываться ладонью.

Добравшись до высокого крыльца, ступеней в двадцать – двадцать пять, я еще раз оглядел строение, высоко задрав голову.

Оно и в самом деле до сих пор внушало трепет своей величественностью и, если так можно выразиться, властностью, что ли. Умели строить предки, ничего не скажешь. Даже просто находясь рядом, чувствуешь себя букашкой.

О чем это я?

Сам не знаю, что снова на меня нашло. Видимо, древняя аура власти затаенная за разрушенным фасадом здания, до сих пор имеет силу.

Пора пробираться внутрь. Солнце движется по своей неизменной дуге к макушке разрушенного комплекса.

Я поднялся по лестнице и, очутившись напротив широкого проема, служившего раньше входом и выходом одновременно, остановился. Турникет из нержавеющей стали переживет, наверное, еще не одно поколение, разделяя два мира пополам: старый, с его стремлением двигаться вперед, не считаясь с любыми препятствиями, плюя на них и подминая под себя, и новый: неуклонно катящийся в бездну хаоса и разрушений.

Тут же, под ногами, лежала расколотая надвое мраморная плита, служившая раньше визитной карточкой учреждения, на пороге которого я сейчас стоял. Под толстым слоем пыли и песка прочитать его название было невозможно. Пришлось опуститься на колени и, смахнув мусор и песок ладонью, соединить обе половины вместе.

Открывшаяся надпись гласила:

КОМИТЕТ ПО СОДЕЙСТВИЮ ОЗЕЛЕНЕНИЯ ЮГО-ЗАПАДНОГО АДМИНИСТРАТИВНОГО ОКРУГА г. МОСКВА

Признаться, я не совсем понимал, о чем идет речь, но сразу почувствовал, что нахожусь на верном пути.

Здесь можно было не просто сидеть, зажав голову между колен, но и потратить несколько часов на поиски.