Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дикие времена - Озеро Белых Лилий (Нимфея)

ModernLib.Net / Исторические приключения / Рони-старший Жозеф Анри / Озеро Белых Лилий (Нимфея) - Чтение (стр. 1)
Автор: Рони-старший Жозеф Анри
Жанр: Исторические приключения
Серия: Дикие времена

 

 


Жозеф Анри Рони-старший

Жюстен-Франсуа Рони-младший

Озеро Белых Лилий (Нимфея)

Часть I

БОЛЬШИЕ БОЛОТА

Места, по которым мы путешествовали, поражали необычайным изобилием всего живого. Человека здесь и не встретишь. Безмолвие царит над огромными пространствами болот. На земле и под водой жизнь беспрепятственно множится. В воздухе стаями носятся пернатые, реки кишат подводными обитателями.

Ничто здесь не стесняет душу. Долгие месяцы я жил привольной жизнью среди этих просторов. То, что я видел, превосходило всякое воображение: полчища волков и медведей, несметные табуны лошадей, косяки журавлей и диких голубей. Я беспредельно радовался дуновению ветра, блеску воды, шелесту трав и камыша.

И вдруг на нашем пути встали болота. По левую руку тянулась странная местность, пересеченная небольшими островками, на которых застыли в задумчивости цапли, а сквозь заросли тростника пробирались курочки-пастушки [1].

Мы перешли вброд мелкие протоки, на поваленной молнией ольхе, как на плоту, переплыли глубокое болото. Тогда нашим взорам открылась равнина с ее могучей неведомой жизнью, лихорадочной суетой пресмыкающихся: у берега ползали гигантские жабы, в грязи и пожухлой траве скользили змеи, неутомимые насекомые копошились во влажной земле, устраивая свои гнезда. Извержения удушливых смертоносных газов, вырывавшихся из толщи зловонного ила, полыхание болотных огней по ночам, а особенно непроницаемое небо, низко нависшее над редкими островками суши, затерянной среди мрачных вод, в зеленой пене водорослей — все это величие вселяло в нас чувство благоговейного страха.

Мы шли вперед, не решаясь повернуть обратно, тщетно пытаясь найти дорогу в болотах.

Август был на исходе, вот уже три недели мы брели наугад. На речных порогах у нас унесло палатки, люди приуныли, но командир не сдавался. Исследователь, наделенный пытливым умом, неиссякаемой энергией, непримиримый до жестокости, не ведающий сомнений или слабостей, — он был из породы людей, которые великолепно умеют бороться, подчинять себе всех и вся, геройски погибнуть, если потребуется, но чья личная жизнь течет размеренно, монотонно, словно ее и нет совсем. Он подавлял нас своей волей.

Теперь и нашему проводнику-азиату местность была совершенно незнакома, и на все наши расспросы он отвечал с печальной невозмутимостью сыновей Востока:

— Не знай, земля злых людей… ничего здесь не знай!

Люди шли вперед, но уже ощущалось нарастающее недовольство. Я же беспокоился только за очаровательную Сабину Деврез, дочь капитана. Совершенно непонятно, как она добилась того, чтобы ее взяли в экспедицию. Капитан, вне всякого сомнения, считал, что экспедиция займет немного времени и будет неопасной, и девушке удалось его уговорить. К тому же люди, привыкшие к путешествиям, проникаются непостижимым оптимизмом, редкой верой в свою звезду.

С каждым днем Сабина Деврез становилась мне все дороже: ее присутствие не только скрашивало наш трудный путь, но и доставляло мне неизъяснимую радость. Тонкие черты лица и нежный рот создавали обманчивое впечатление хрупкости, — на самом деле она оказалась очень сильной — никогда не болела, почти не уставала. Она придавала очарование всему путешествию — цветок шиповника среди диких зарослей.

Однажды утром нам показалось, что мы, наконец, достигли твердой земли. И пока мы шли по относительно сухому участку, капитан торжествовал:

— Так я и думал… Мы найдем выход на востоке… Там степи.

Но я не разделял его оптимизма! Всматриваясь вдаль, я предчувствовал, что нас ждут большие опасности. Вскоре снова началась топь, коварная и несущая гибель. В довершение всего полил нескончаемый дождь. Перед нами простиралась каменистая равнина, местами покрытая похожим на губку мхом и липким лишайником. Болота становились все шире, огибая их, мы теряли целые дни. А вокруг, пугая лошадей, сновали разные болотные твари. Рваные плащи почти не защищали от дождя, мы промокли до нитки. Привал, устроенный тридцатого августа на маленьком твердом холмике, под открытым небом, без пищи, был одним из самых тягостных за все время нашего путешествия.

Наш суровый и непреклонный начальник, похожий на одного из тех ассирийских воинов, ведущих пленных, какими они изображены на Хорсабадских барельефах [2], хранил молчание. Зловещие сумерки гасли в потоках воды. Сырость, от которой негде укрыться, куда ни глянь, однообразный серый пейзаж, скудная, чахлая растительность под ногами — все это удручало нас. Только Сабина Деврез еще находила в себе силы улыбаться. Когда я слышал ее серебристый голосок в этой дождливой мгле, мне становилось легче, и я забывал об усталости и тревогах. Вообразите, как мы укладывались спать на эту топкую землю, в кромешной тьме; было новолуние и луна скрылась за густым слоем облаков, протянувшихся с востока на запад.

Мне все же удалось заснуть, хотя во сне меня мучили ужасные кошмары. Примерно за час до рассвета наши лошади вдруг заволновались, захрапели от страха. Они наверняка убежали бы, если бы не крепкие ремни, которыми их стреножили. Проводник тронул меня за плечо:

— Она пожирать людей!!!

Нетрудно представить, в какой ужас повергли меня эти слова, произнесенные во мраке ночи под непрекращающимся ливнем. Рывком вскочив на ноги, я взвел курки карабина, вытащив его из промасленного кожаного чехла. Потом попытался всмотреться в темноту — это было все равно, что пытаться разглядеть что-либо сквозь стену.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

На равнине послышалось глухое рычание, рассеявшее всякие сомнения.

То был Он, самый крупный в мире хищник, огромный азиатский тигр, способный переплывать холодные реки, разорять селения по берегам Амура, преемник, если не потомок пресловутого владыки четвертичного периода.

С этим зверем нам уже приходилось встречаться, но тогда нас было человек десять хорошо вооруженных стрелков вокруг яркого лагерного костра. Тогда мы его не боялись, но в эту темную ночь мы не могли следить за передвижениями чудовища. Нам оставалось только ждать. А он, в отличие от людей, прекрасно видел в темноте.

— В каре! — скомандовал капитан.

Мы построились. Тем временем наши лошади заволновались еще больше. Можно было бы укрыться за ними, но они беспорядочно метались, и за таким заслоном было еще опасней.

— Она идти. Моя слышать, — сказал проводник. Никто не сомневался, что у азиата необычайно тонкий слух. О, проклятый ливень! Сплошная черная стена! И эта ужасная неопределенность! Вскоре я тоже услышал шаги гигантского хищника. Достаточно только представить, как он крадется, замирает… готовится к прыжку… Да такое могло испугать любого храбреца!

Шаги смолкли. Наверное, зверь не решил, на кого ему напасть. В этой глуши, где ему не доводилось встречать ни людей, ни лошадей, те и другие, должно быть, удивили его. Наконец, в темноте вновь послышался шорох, и мы определили, что тигр находится слева, ближе к нам, чем к лошадям.

— Стреляйте наугад, — сказал мне Деврез. Бесспорно, я был лучшим стрелком в экспедиции и мог попасть в цель со ста шагов. Я выстрелил. Раздался рев, мы услышали три тяжелых прыжка. Теперь тигр был совсем рядом. Он громко, прерывисто дышал.

— Алкуэн, Лашаль, огонь! — скомандовал капитан.

При вспышках выстрелов мы разглядели силуэт громадного тигра, сжавшегося для решающего прыжка. И прежде, чем Деврез успел отдать новый приказ, зверь прыгнул прямо на нас. В непроглядном мраке раздался чей-то крик. Затем наступило мгновение беспредельного ужаса. Никто не решался стрелять! Новый крик! Лязганье зубов. Наконец, кто-то выстрелил!

При вспышке мы увидели, что двое уже лежат на земле, а тигр готовится прыгнуть на третьего. Но теперь-то мы видели, где находится хищник, и взяли его на прицел.

Прогремело четыре выстрела. Зверь издал ужасающий рев, затем наступила тишина.

— Она ранить, — прошептал наш проводник.

Едва он вымолвил это, как в ответ раздалось рычание. Я почувствовал, как что-то огромное налетело на меня, сбило с ног, схватило так, что я не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться, потащило по земле, подбросило, поймало на лету, как кошка птицу, и помчалось дальше.

«Я погиб», — подумалось на мгновение.

Покорившись судьбе, я приготовился .к смерти. Я не чувствовал боли и был в ясном сознании, машинально продолжая держать в руках карабин… Прошло какое-то время. Неожиданно зверь остановился, и я оказался на земле. Тяжелое зловонное дыхание коснулось моего лица… И вдруг вся моя покорность сменилась страхом, невероятным желанием жить… Зверь вонзил когти. Сейчас он разорвет меня на куски.

— Прощайте! — слабо прокричал я.

Сам не знаю как, выстрелил… Вспышка, грохот! Зверь взвыл и отскочил назад. Я лежал на земле в ожидании смерти. В трех шагах от себя я слышал этот жуткий рев, в моей душе пробудилась слабая надежда. Суждено мне умереть или остаться в живых? Почему он меня не трогает? Почему хищник только рычит, не пытаясь мстить? Вот он зашевелился, приподнялся. Моя смерть пришла.

Но нет… Он снова упал и уже больше не хрипит… Тишина!… Мертвая тишина!… Сколько времени это продолжалось? Кажется, целую вечность. Я сам не заметил, как очутился на ногах. Послышались шаги и голос проводника:

— Она очень умирать!

В кромешной тьме он дотронулся до меня, и в ответ я крепко сжал его руку. Тревога не утихала: действительно ли зверь мертв… А вдруг он поднимется и прыгнет!

Но зверь не двигался и даже не дышал. Слышался только монотонный шум дождя и осторожные шаги моих спутников. Раздался голос капитана:

— Робер, вы живы?

— Жив.

После нескольких неудачных попыток мне, наконец, удалось зажечь у себя под плащом спичку. При слабом свете моим глазам предстало захватывающее зрелище: огромный зверь лежал на земле, все еще прекрасный в своей угрожающей позе, с разинутой пастью, обнажив громадные клыки, с когтями острыми, как кинжалы. В самом деле, он больше не шевелился, не дышал! Как все это произошло? Неужели я вновь среди людей, неужели я спасся от ужасной смерти? Ведь еще недавно мне казалось, что пробил мой последний час, и меня .коснулось ледяное дыхание смерти:

Проводник повторял:

— Она мертвый совсем!

Кое-как мы добрались до того места, где находился капитан. Нежный дрожащий голосок заставил забиться мое сердце:

— Вы не ранены?

— Нет, мадемуазель, во всяком случае, ничего серьезного. Должно быть, тигр схватил меня за кожаный пояс. А что с другими?

— Он, кажется, здорово полоснул меня когтями по груди, — сказал Алкуэн, — но потом тут же бросил.

Другой голос звучал тише и жалобнее:

— У меня распорота нога, ну и страшный был удар…

Мы больше не думали ни об усталости, ни о ливне: избавление от смертельной опасности наполняло нас почти радостным возбуждением. На востоке небо чуть просветлело. Но еще долго свет был таким слабым, что мы с трудом различали друг друга. Наконец, стало светлее. Наступил день, еще один тоскливый день в этом печальном крае. Набухшие от дождя болота выступили из берегов. Стоило нам увидеть эту картину, как возбуждение стихло, сменилось глубокой тоской. Я не сводил глаз с несравненной Сабины, которая, как путеводная звезда древних мореплавателей, озарила мою жизнь. Наши раны были не настолько серьезны, чтобы задерживаться здесь дольше.

Прошел еще один день в этом проклятом месте, под непрерывным изматывающим дождем. Люди все чаще и чаще выказывали свое недовольство. Они держались в стороне, о чем-то шептались. Когда я подходил, смотрели на меня с недоверием. Нетрудно было догадаться — зрел заговор. И хотя сам я готов был следовать за капитаном хоть на край света, тем не менее я понимал, что у остальных были достаточные причины для недовольства, и сочувствовал им.

Около четырех часов дня Деврез решил, наконец, устроить привал: мы очень устали и должны были позаботиться о раненых, к тому же совершенно неожиданно мы набрели на великолепное укрытие.

Посреди равнины возвышалась скала высотой около тридцати метров, сложенная из гнейса. По каменному желобу, который казался делом рук человека, как по тропинке, мы поднялись наверх. На вершине скалы была площадка, откуда вел ход в пещеру. Наклонный пол пещеры был совсем сухим. Эта скальная полость оказалась довольно светлым просторным помещением.

После двух суток под проливным дождем прибежище показалось нам ниспосланным свыше. Все выказали желание остановиться тут на ночь, и командир согласился с этим разумным решением. Лошади легко взобрались на холм, и мы все устроились почти что с комфортом, так как, кроме самой пещеры, тут оказались еще боковые ходы, где члены экспедиции даже смогли привести себя в порядок. Поскольку на площадке имелась впадина, в которой образовался маленький пруд, чистой воды у нас оказалось предостаточно.

Не прошло и часа, как, перевязав раны и развесив сушиться одежду, мы сели пообедать — доели кусочки холодной вареной оленины — все, что у нас оставалось от последней охоты. Как было бы хорошо выпить горячего чая! Но, увы, мы сидели без огня.

— Надо бы принести хоть немного веток, — сказал Алкуэн.

— Не успеют высохнуть, — холодно возразил капитан.

— Это еще как сказать!

Меня поразило, каким тоном говорил Алкуэн. В тот момент я стоял рядом с Сабиной у входа в пещеру. Мы разглядывали местность сквозь пелену дождя. Но для меня это не умаляло очарования минуты. Какой властью над нами обладает красота! В своем сером пальто, с мокрыми, небрежно заколотыми в узел волосами, бледная, так что кожа даже казалась прозрачной, Сабина оставалась для меня символом юности, воплощением сокровенного смысла жизни. Рядом с ней я испытывал таинственное волнение, и все печали и тревоги исчезали при виде этих уст, этой загадочной улыбки…

Услышав дерзкий тон Алкуэна, я обернулся. Деврез, пораженный не меньше моего, резко переспросил:

— Что вы сказали?

Слегка смущенный, Алкуэн повторил с вежливой непреклонностью в голосе:

— А то, что мы очень устали, капитан… Нам необходимо несколько дней отдохнуть, и рана Лефорта требует лечения.

Его товарищи закивали головами в знак согласия; капитану следовало бы задуматься, прежде чем отдавать приказ, но он не выносил, когда ему противоречат:

— Завтра утром мы отправляемся дальше!

— Нет, мы не сможем!

И Алкуэн осмелился добавить:

— Мы хотим задержаться дней на пять… Здесь хоть сухо… Мы отдохнем и наберемся сил.

Тень сомнения мелькнула на бесстрастном лице Девреза. Но с этим человеком трудно было найти общий язык: он требовал полного повиновения, был суеверен и доверял только своей интуиции. Убедив самого себя, что в юго-западном направлении должен быть проход, он хотел, не теряя ни дня, поскорее туда добраться.

— Завтра утром отправимся дальше!

— А что, если мы все-таки не можем? — тихо спросил Алкуэн.

Лицо Девреза посуровело.

— Вы отказываетесь мне повиноваться?

— Нет, капитан, мы не отказываемся, но у нас больше нет сил! Ведь экспедиция была рассчитана только на три месяца.

Деврез, хотя все в нем и кипело от ярости, не мог не признать правоту своего подчиненного, иначе он не стал бы медлить с ответом. Я надеялся, что здравый смысл возьмет верх, и капитан согласится на отсрочку. Но нет, он не был способен уступить.

— Ну, что же, — произнес путешественник, — значит, я пойду один.

Затем он повернулся ко мне:

— Вы подождете меня здесь десять дней?

— Зачем? — вскричал я. — Если они решили остаться, то не мне их судить. Клянусь, что я буду следовать за вами, пока мы не вернемся обратно в Европу!

Люди остались безучастны к моим словам. Сжатые губы Девреза выдавали несвойственное ему волнение:

— Спасибо, Робер! — воскликнул он и с презрением обратился к остальным:

— Я не заявлю о вашем поступке, принимая во внимание то, что вы устали и слишком долго находитесь в пути. Но я приказываю ждать нас на этом месте ровно две недели, если не случится ничего непредвиденного. В противном случае ваше неповиновение будет считаться настоящим предательством.

— Будем ждать вас до вечера четырнадцатого дня, — покорно ответил Алкуэн, — и поверьте, нам жаль…

Деврез перебил его, высокомерно махнув рукой. Мы долго сидели в тягостном молчании.

ПРИЗНАНИЕ

Я проснулся на рассвете. Все еще крепко спали. Я нервничал, тревожась за хрупкую Сабину, которую ждали новые испытания, и упрекал себя за свое решение: прими я сторону остальных, быть может, капитан не стал бы так упорствовать. Эта мысль не давала мне покоя. Однако, зная его характер, скорее можно было предположить обратное. А вдруг он ушел бы один, забрав с собой Сабину? Но разлука с ней была бы для меня страшнее смерти!

Так я размышлял, стоя у входа в пещеру. За стеной нескончаемого дождя поднимался новый унылый день. Вокруг — сплошная вода: и на земле, и на небе.

Внезапно за спиной я услышал шорох, легкие осторожные шаги. Я повернулся — то была она, Сабина. Закутанная в накидку, она приближалась с таинственным видом. С ее приходом всякие сомнения и грусть рассеялись. Даже дождик казался приятным, он словно скрывал нас ото всех. Застыв на месте, как загипнотизированный, я едва смог что-то вежливо пробормотать.

— Я хочу с вами поговорить, — сказала Сабина.

Эти простые слова в ее устах прозвучали загадочно и волнующе.

— Я очень тронута вашей преданностью, — продолжала она. — Мой отец будет вечно признателен вам, но он не умеет это выразить. Вы не возражаете, если вместо него это сделаю я?

Я глядел на выбившиеся пряди волос на ее прелестной шее, на скромную серую накидку, более прекрасную, чем одеяние феи. Прекрасен был и вход в пещеру, и нежный дождик, вторивший словам любимой… Меня переполняло чувство восторга, все во мне трепетало… Но в сердце закралась тревога. Уж слишком прекрасной была эта минута — как вспышка молнии, возвещающая грозу.

Моя любовь словно прорвалась наружу. Конечно, все было к этому готово, уже давно в моей душе расцвело глубокое и нежное чувство. Но как часто даже сильная любовь угасает, если ее долго таят, и может совсем погаснуть, если о ней так и не решатся заговорить. Иногда какое-то слово или поступок — вроде этой милой выходки Сабины — вынуждают нас сделать выбор; и не знаешь, к чему он приведет: к счастью или к поражению, вознаградит или обречет на безответную любовь. Сегодня утром я знал, что буду с ней говорить, я знал, что испытаю судьбу. Какими муками мне придется заплатить за эту минуту? Не буду ли я проклинать Сабину за то, что она пришла? Я пробормотал:

— Если сказанные мной тогда слова пришлись вам по душе, одно это для меня — высшая награда.

Сабина не сводила с меня своих ясных глаз, я же стоял, словно околдованный.

— Высшая награда? — переспросила она.

И тут она покраснела. Я задыхался и долго не мог ничего ей ответить. Юная дева, как я осмелюсь сказать тебе об этом! Если я произнесу эти слова, а они упадут в пустоту? А если я получу отказ? Неужели наши руки, наши губы никогда не встретятся?.. Все во мне сжалось от тягостного сомнения.

Наконец, я смог вымолвить:

— Да, высшая… Ваша признательность будет мне лучшей наградой за все превратности пути, за мою верность вам.

Сабина отвела от меня взгляд, боязливо поджала губы. Эта девушка была самой судьбой, весь вопрос жизни и смерти теперь таился для меня под ее опущенными густыми ресницами. Я сказал прерывающимся от волнения голосом:

— Вы сомневаетесь в моей преданности?

— Возможно, мне и следовало бы быть менее доверчивой, — ответила она с легкой иронией, но такой ласковой, доброжелательной!

Я все еще сомневался, меня мучил страх потерять ее: что мне выпадет — да или нет? Я рискнул и выпалил:

— А если я всегда буду рядом с вами?

— Всегда?

— Да, всю жизнь?

Ее лицо стало серьезным: я почувствовал, что силы покидают меня. Но незачем было прибегать к уловкам, жребий был брошен! Я продолжал:

— Вы не возражаете, если я поговорю с вашим отцом, согласен ли он назвать меня своим сыном?

По лицу Сабины промелькнула тень замешательства. Потом она сказала с милой решимостью:

— Да, поговорите с ним.

— Сабина, — вскричал я, испытывая радость и боль одновременно, — значит, я могу верить в то, что вы меня любите?

— А что же вам еще остается делать? — сказала она, и снова в ее голосе прозвучала ласковая и доброжелательная ирония.

В то раннее дождливое утро в болотном раю передо мною возник образ счастья. Я осторожно взял ее прелестную руку и поднес к губам. Я чувствовал себя властелином мира.

ВОДЯНОЙ ЧЕЛОВЕК

Вот уже два дня, как капитан, Сабина и я шли дальше одни. Мы продвигались по равнине, которая становилась все мрачнее, хотя в ней была и своя величавая красота. Не знаю, может быть и существовал где-нибудь проход, но с каждым часом идти становилось все труднее. К счастью, мы взяли только маленькую лошадь Сабины: в этих условиях наши лошади стали бы скорее обузой.

К концу второго дня снова зарядил дождь. Со всех сторон нас окружала вода. Мы медленно пробирались вперед по узкому гребню.

— Скоро стемнеет, — сказал капитан, — пройдем еще немного. Действительно, приближалась ночь. Солнце гасло в горниле заката. Мы направились туда, где, как нам показалось, возвышался небольшой холмик. Не могу понять, что вдруг стряслось с лошадью Сабины, — она неожиданно понесла и молнией проскочила левее холма. Сабина испуганно закричала: ее лошадь провалилась в трясину. Не раздумывая ни минуты, я бросился к девушке на помощь, и тоже увяз в трясине. Несколько минут мы пытались выбраться.

— Лучше не двигаться, а то нас засосет еще больше, — заметила Сабина.

Именно так оно и было. Запутавшись среди растений, мы не могли ни двинуться вперед или назад, ни выбраться, из трясины. То была одна из ловушек, в которые равнодушная природа словно заманивает человека с медленной . и неумолимой жестокостью.

Однако, хладнокровие не изменило капитану. Он пробирался к нам окольным путем, по узкой косе, которая проходила чуть в стороне от нас. Размотав несколько метров веревки, которую Деврез всегда носил при себе, он хотел ее бросить нам. Вся надежда была только на него, и мы с волнением следили за его действиями. Внезапно он поскользнулся, оступился и подался назад. Наверное, почва там, где он находился, состояла из каких-то затвердевших растительных остатков, и она осела у него под ногами. Капитан попытался сохранить равновесие, протянул руку, пытаясь за что-то уцепиться, но, увы, не встретил опоры. Его положение стало не лучше нашего.

И вот наступила ночь. Теперь можно было различить смутные очертания предметов. В сумерках бескрайнего одиночества выли и скулили звери. Повсюду вспыхивали болотные огоньки… А мы были пленниками трясины! С каждым движением нас засасывало еще больше, каждая минута казалась вечностью в объятиях всепоглощающего болота. Огромная луна, подернутая дымкой, выплыла из-за густого слоя облаков и опустилась на далекую гряду тополей. Лошадь Сабины увязла уже по брюхо; во взгляде девушки появилось отчаяние:

— Робер, мы погибли!

Я пытался нащупать около себя хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но все напрасно, всякая попытка только приближала наш конец.

— Ну, что же, — воскликнул капитан, — если никто не придет к нам на помощь, а помощи, судя по всему, ждать неоткуда, значит, мы и впрямь погибли, дети мои!

В его твердом голосе я уловил нотки нежности, и от этого мне стало еще хуже. Глаза Сабины расширились от ужаса. Она поочередно смотрела то на меня, то на отца, и —все втроем мы понимали, что проиграли сражение и должны смириться с ужасной стихией, цепко державшей нас в своих объятиях и отнимавшей последние силы.

— Боже мой! — чуть слышно прошептала Сабина. Луна, выйдя из-за облаков, засияла еще ярче. В южной части неба зажглись звезды, одинокие, как островки в Океане. Ветер разносил над болотами тяжелый дурманящий запах.

Трясина уже доходила мне до плеч, еще полчаса — и я исчезну. Сабина протянула мне руку:

— Робер, милый, умрем вместе!

Милое создание, благослови тебя Бог в твой смертный час!

Внезапно где-то вдали над болотом зазвучала неясная мелодия. Не знаю, что это была за музыка, какой страны, какой эпохи — интервалы между звуками были почти неразличимы для нашего грубого слуха, но вместе с тем они ощущались. Я огляделся. Луна лежала в светлой воде, роняя тусклые блики. Я увидел, что на косе, похожей на удлиненный островок, стоит человек. В руках он держал небольшой предмет, форму которого разглядеть не удавалось. Мы стали свидетелями необыкновенной сцены.

На островок карабкались гигантские саламандры, тритоны, водяные змеи, протеи [3] и собирались вокруг человека. Над его головой вились летучие мыши, у ног неуклюже передвигались гагары. Появились еще и другие неизвестные нам существа, затем водяные крысы, кулики, совы. Человек продолжал наигрывать свою странную мелодию, и от этой сцены вдруг повеяло удивительным теплом, ощущением пантеистического братства, которое я явственно почувствовал, несмотря на весь ужас нашего положения.

Мы отчаянно закричали. Человек повернулся к нам лицом и перестал играть. Когда он увидел, в каком положении мы находимся, он прыгнул в воду и скрылся в водорослях. Мы оцепенели, тревога и надежда сплелись воедино. Внезапно этот человек вынырнул совсем близко от нас и, не говоря ни слова, бросился к нам на помощь. Мы не понимали, что он делает, но неожиданно нас с Сабиной подхватили и вытащили из трясины. Через несколько секунд мы уже шли по менее топкому месту и, наконец, очутились на твердой земле. Очень скоро к нам присоединился и Деврез, а незнакомец принялся спокойно рассматривать нас. У него на голове росли редкие, но длинные, волнистые волосы, похожие на водоросли, а лицо и тело были полностью лишены растительности. Несмотря на то, что он погружался в болото, кожа его оставалась чистой, гладкой и даже слегка маслянистой. Из одежды на нем была лишь коротенькая набедренная повязка из растительных волокон.

Деврез принялся благодарить его на разных языках. Человек молча слушал и кивал головой. Ясно, что он ничего не понимал. В порыве благодарности за чудесное спасение мы с жаром стали пожимать ему руки. Он улыбнулся и робко заговорил. Его речь не походила на человеческую, скорее это было похоже на гортанные звуки, какие издают земноводные.

Заметив, что мы продрогли, он сделал знак следовать за ним. Мы прошли по узкой дорожке, сотворенной природой, но плотной и твердой, как мостовая. Постепенно дорожка становилась шире и пошла в гору. Вскоре мы очутились на площадке, возвышавшейся среди воды. Человек жестом велел нам остановиться и вновь исчез.

— Неужели он нас бросил? — с тревогой спросила Сабина.

— Неважно, ведь мы спасены.

— Да, и таким необычным образом…

Луна стояла высоко, ослепительная, почти белая. Кругом, насколько хватало глаз, простирались болота, страна печальных вод. Какие-то видения закружились передо мной — что-то вроде галлюцинации, как вдруг показался силуэт незнакомца, — он возвращался, ведя за собой лошадь Сабины.

— Бедняжка Гео! — воскликнула девушка, растроганная до слез. Кроме этого, человек принес топливо и еду. Он протянул нам яйца, несколько пригоршней съедобных орехов. Сложив в кучу дрова и сухие стебли травы, он разжег костер.

Покончив с этим, незнакомец улыбнулся нам и, прыгнув вниз с площадки, вновь скрылся под водой. Мы стали смотреть, куда он нырнул, но там было так глубоко, что мы ничего не увидели. Не зная, что и подумать, мы в оцепенении смотрели друг на друга.

— Что бы это значило? — спросил я. Деврез задумчиво ответил:

— Без сомнения, это самое невероятное, что мне довелось увидеть за пятнадцать лет путешествий. Но чему быть, тому не миновать, давайте-ка лучше ужинать!

Мы с аппетитом поели и высушили одежду у костра. Вечер был теплый, приятный. Мы уснули.

Среди ночи я проснулся: вдалеке, над молчаливыми болотами вновь звучала странная музыка нашего спасителя. Но самого музыканта видно не было. И тогда мне показалось, что я вступаю в новую жизнь, в действительность, более сказочную, чем самые фантастические легенды.

Мы проснулись на рассвете, хорошо выспавшись.

— Капитан! — воскликнул я, указывая на нашу одежду, вычищенную и совершенно сухую.

— Это наш Водяной Человек, — сказала Сабина, — я начинаю думать, что он — добрый фавн.

Мы позавтракали оставшимися орехами и яйцами. Солнце медленно всходило, окруженное легкими облачками. Нас завораживала темная таинственность болот. Пролетели цапли. За ними — стайка уток-мандаринок. Мы чувствовали себя прекрасно и лишь немного беспокоились. Внезапно Сабина воскликнула:

— Глядите!

Что-то плыло по направлению к нашей площадке: вскоре мы увидели, что это плот. Казалось, он двигался среди водорослей сам по себе. И то, что он двигался как живой, смущало нас. Но вот над зеленой водой показались голова и плечи. Мы узнали нашего странного спасителя. На приветственные жесты Водяной Человек отвечал с неподдельной сердечностью. Его внешность удивила нас еще больше, чем тогда, при лунном свете. Кожа Водяного была светло-зеленого цвета, как первая весенняя травка, губы — сиреневые, глаза — странные, круглой формы, почти без белка, с радужной оболочкой темно-красного цвета, с огромными вогнутыми зрачками.

Кроме того, он отличался особой грациозностью, удивительной юношеской свежестью. Я долго его разглядывал, особенно странные глаза — ничего подобного я не встречал ни у одного человека. Знаком он велел нам сесть на плот и привязал к нему Гео. Мы повиновались, испытывая легкое недоверие, которое еще больше усилилось, когда мы увидели, что незнакомец вновь скрылся под водой, а плот поплыл будто сам по себе, то есть, так же, как он приплыл сюда.

Сквозь толщу воды, между густыми водорослями был виден наш проводник, и за двадцать минут пути он ни разу не вынырнул на поверхность. Мы двигались с хорошей скоростью. Площадка, где мы провели ночь, осталась далеко позади. Пейзаж начал меняться. Вода становилась чище, мы проплывали мимо очаровательных островков.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4