- Ну, всего вам хорошего.
      Элейн уныло покачала головой, глядя ему вслед.
      - Чего ты? - спросил Бен. - Что-то не очень обрадовалась разговору о гимнастическою классе.
      - Я обрадуюсь, когда дойдет до дела.
      - Ты его не знаешь. Если уж он сказал, то обязательно будет.
      - Во всяком случае он навязал мне Линду. Сразу стало неинтересно.
      - Да, а чего это он?
      - Он думает, что нам надо подружиться. Он думает, это пойдет нам на пользу. - Элейн скорчила гримасу. - Почему-то полезные вещи все такие паршивые.
      - Тебе придется, - сказал Джон, который сидел на мате. - Он вроде как тебе велел.
      - Ничего не придется, - сказала Элейн. - Буду делать, если захочу. Я еще не знаю, захочу ли.
      - Мы могли бы сплясать "Агаду", - предложил Джон. - Тогда можно просто поставить пленку и обойтись без Линды.
      Элейн не собиралась сдаваться.
      - Я подумаю, - сказала она. - Я скажу вам позже. А пока - больше дела, меньше слов!
      Она подпрыгнула и сделала сальто. Когда она распрямилась, лицо ее было бело-зеленым, она покачивалась.
      - Что случилось? - спросил Бен, пораженный ей видом. - Ты слишком быстро перевернулась?
      Она схватила его за локоть.
      - Ты знаешь, почему Эндрю заорал тогда на весь класс? Я его тоже увидела. Я увидела отражение в оконном стекле. И вот сейчас - снова. Эти черные - это не трещины. Они увеличиваются. Они растут.
      - Я знаю, - сказал Бен нехотя. Он все старался забыть, что увидел в классе. - Я видел их тоже. Они разрастаются в космических демонов.
      Элейн затрясла головой и сжала виски кулаками.
      - Если б их хоть рассмотреть, как следует. Они сводят меня с ума. Их не можешь толком увидеть, а когда поворачиваешь голову, они удирают. Иногда засекаешь их только краешком глаза. Но они все время здесь!
      - Что-то заставляет их расти, - сказал Бен.
      Они поглядели друг на друга. От тяжелых, дурных предчувствий, которые они гнали от себя порознь, вместе уже нельзя было отделаться. Элейн побелела еще больше. Бен почувствовал, что сердце у него оборвалось.
      Джон в недоумении переводил взгляд с одного на другого.
      - Что с вами такое?
      - Джон. - сказал Бен, - твой брат последнее время ходил к Эндрю?
      - На этой неделе каждый день. - ответил Джон. - Чудно, правда? Трудно было себе представить, что они подружатся.
      - Они не подружились, - сказал Бен мрачно. - Какой был Марио?
      - То есть как?
      - Ну, он вел себя как-нибудь чудно?
      - Он всегда ведет себя чудно, - сказал Джон. - Он не знает, как вести себя нормально.
      - Ну, а все-таки хуже, чем всегда? - нетерпеливо спросила Элейн.
      - Эндрю, например, так уж точно. Сегодня как будто спятил. Мистер Рассел чуть не послал за смирительной рубашкой.
      Джон задумался.
      - Я бы сказал, в последнюю неделю Марио был ужасный, - проговорил он медленно. - Да, если подумать, это была самая плохая неделя изо всех. - Он вчера вечером с отцом схлестнулся. Папа даже хотел ему ремня дать, но за ним теперь не угнаться. Он удрал и явился только в полночь. Я ему открывал - у меня ночное дежурство. А сегодня утром папа ушел на работу в шесть, так что они не встретились, но папа вчера сказал, что ему еще покажет. Он сказал, если и дальше будет так, то просто вышвырнет Марио из дому. Я ему это утром передал, а он ответил: "Ничего у него не получится. Я до того еще убегу". Но при чем тут Эндрю?
      - Джонни, не видишь ли ты что-нибудь странное краем глаза? - прервала его Элейн.
      Джон повертел глазами и скорчил рожу:
      - Да ничего необычного. Что это с вами происходит? Что за чудные вопросы вы задаете?
      Бен и Элейн переглянулись. Элейн сказала безразличным голосом:
      - Так, ничего особенного. Ты не сходишь, не поищешь отца, спроси, долго ли нам еще ждать?
      - Схожу, - сказал Джон без восторга.
      Когда он вышел из спортзала, Бен сказал:
      - Ты что-нибудь понимаешь?
      - Ни шиша, - ответила Элейн. - А что ты думаешь?
      - Эндрю и Марио, должно быть, играют каждый день. И чем больше играют, тем больше ненависти собирается. Она разливается повсюду. А чем больше ненависти, тем больше этим демонам пищи. Вот они и растут. Они становятся все более реальными.
      - Сколько же они могут так расти? - спросила Элейн с волнением.
      - Мне они уже кажутся вполне реальными! - сказал Бен.
      - Что же будет дальше?
      Элейн так нервничала, что сделала сальто, чтоб немного успокоиться.
      - Не знаю. Они нас за что-то преследуют. Они гоняются за нами, потому что мы побывали в игре. Мы им зачем-то нужны.
      - Никто из нас не хотел в эту проклятую игру, - сказала Элейн сердито. - Эндрю засунул нас туда. Ох, и ненавижу я этого парня!
      Легкое колебание пробежало по воздуху. Демоны чуть-чуть подросли. Никто этого не заметил. В дверях появился Джон.
      - Твоему папе надо еще полчаса. - объявил он. - А мне надо идти. Уже почти шесть.
      - Мне тоже пора, - сказал Бен.
      Оба мальчика ушли, а Элейн отправилась искать отца. Он все еще пылесосил зал свободных занятий. Она отправилась в контору поболтать с миссис Филдс, которая как раз заканчивала что-то печатать. Они подружились с тех пор, как Дэвид стал делать уборку. Элейн любила проводить время в конторе. Это было теплое и уютное местечко, где можно было посидеть в холодную погоду. Миссис Филдс поила ее чаем и угощала кусочком домашнего пирога.
      - Моя дочка выходит замуж в субботу, и у меня столько дел! Поможешь мне сложить эти листочки и разложить по конвертам?
      Ее руки бегали по клавишам машинки. Элейн вспомнила, как она первый раз пришла в контору. Как все изменилось за это время! И в общем все образовалось. Она с удивлением поняла, что отец был прав. Если бы он не работал школьным уборщиком, она бы не смогла пользоваться спортзалом вместе с Беном. И Джон в общем-то оказался вовсе не плохим мальчиком. И вот она сидит здесь с человеком, который, она знала, любит ее. Она поняла, что сейчас она куда менее одинока, чем раньше. У нее было по крайней мере три человека, которых она могла бы назвать своими друзьями.
      И вот, когда Элейн обернулась, чтобы взять новую пачку писем, она ощутила с некоторым страхом, как нечто вышло из поля зрения.
      "Вот теперь, когда все так хорошо, - подумала она в тоске, - надо же было этому Эндрю..."
      - И заметь, я совершенно не знаю, куда себя девать, когда все это кончится, - продолжала миссис Филдс говорить о свадьбе. - И вот мой последний цыпленок покидает дом. Он станет такой тихий без нее. Семерых вырастили мы в этом доме - четверых своих и троих приемышей. Теперь мы с Лессом будем перекатываться по нему, как пара горошин!
      Она вскрикнула сердито, вытащила лист из машинки, порвала и вставила чистый.
      - Так мне и надо за болтовню, - сказала она. - Я адресовала письмо доктору и миссис Хейфорд, а надо было написать только миссис Хейфорд. В учительской сегодня говорили: Хейфорды разъехались. Отец Эндрю уехал жить в Сидней.
      - Эндрю Хейфорд? - поразилась Элейн.
      Она не верила своим ушам. Ей всегда казалось, что у такого, как Эндрю, должна быть идеальная семья.
      - Ох, не надо бы мне сплетничать, - продолжала миссис Филдс. - Не говори никому, ладно, Элейн? Это такой ужас - такая прелестная семья. Эндрю, бедненький, выглядел таким печальным последние дни.
      "Бедненький Эндрю", - подумала Элейн.
      Это все представляло его в совсем другом свете. Уж никак не могла бы она раньше назвать его "бедненьким".
      Она почувствовала, что это известие скорее ее обрадовало.
      - Мистер Рассел собирается организовать гимнастический класс в следующей четверти, - сказала она отцу, когда они возвращались домой.
      - Не очень-то рассчитывай, - сказал отец, не отрывая глаз от дороги. - В следующей четверти нас может тут и не быть.
      Все надежды тут же испарились. Она подскочила, схватила его за руку:
      - Что ты хочешь сказать?
      - Тихо ты, - сказал он резко.
      Машина вильнула, и водитель машины на соседней полосе тревожно засигналил.
      "Хорошо бы мы в нее врезались", - подумала Элейн.
      - Что ты хочешь сказать? - повторила она. - Почему мы не будем здесь?
      - Я почти что кончил дом, лапушка. К тому же штатный уборщик возвращается на работу на следующей неделе, так что во мне больше нет нужды. Я думал, поедем с тобой на север. В Дарвине можно легко найти работу.
      - Дарвин! Так это же за тысячи миль отсюда! Я не хочу ехать в Дарвин!
      Для нее это была ужасная новость.
      - Ну вот опять это со мной случилось! - злилась она сама на себя. - Я не должна была. Я даже не заметила как. Я опять пустила корни. Я завела друзей. Я забыла, что мы нигде не остаемся навсегда.
      Машина подъехала к дому. Элейн выскочила и сильно хлопнула дверью. Она вбежала в дом и огляделась. Как она могла не заметить произошедшей здесь перемены? Отделка кухни была закончена. Сосновые скамьи и кухонные буфеты с голубыми дверями, бледно отсвечивающие пробковые квадраты на полу, все это нагло таращилось на нее. Снаружи, там, где раньше хлюпало болото, сейчас была уложена аккуратная кирпичная дорожка под крытой аллеей из ползучих роз. Сырости не было. Дом становился прехорошеньким. Казалось, он теперь вполне стоит своих ста тысяч долларов. Он дразнил ее: "Эх ты, бедная дурочка, опять ты влипла!"
      Дэвид вошел в дом следом. Он тоже оглядывался, но только с удовлетворением и гордостью.
      - Я хочу здесь жить, - сказала Элейн, - Почему он не может быть нашим домом?
      Дэвиду показалось, что этот пустой вопрос даже не стоит ответа. Он пожал плечами и пошел ставить чайник. Тут совершенно нечего было обсуждать.
      "Я умираю, - подумала Элейн. - А ему все равно. Но на этот раз я не сдамся. Хватит мной помыкать. Сыта по горло!"
      - Папа, - начала она, стараясь говорить спокойно, - я в самом деле считаю, что мы должны остаться. Мне нужно позаниматься гимнастикой с инструктором. Мистер Рассел думает, что у меня есть способности. И я бы занялась балетом. Мне нравится эта школа. Я завела друзей. Я умру, если мы уедем.
      Дэвид заваривал чай. Он протянул ей кружку.
      - Эли, - сказал он, - будь же разумной. Мне надо искать работу. Если я не буду работать, нам нечего будет есть. Здесь работа кончилась. Нам надо куда-то двигаться. Мы не можем здесь оставаться. Парень, которому принадлежит этот дом, сам хочет в нем жить. И мне охота немного солнышка. Холодище здесь просто меня убивает. Тебе понравится попутешествовать. Ты же это любишь!
      - Не люблю! Я просто хочу жить на одном месте. Я хочу, чтобы у нас был нормальный дом! И никогда ничего не добьюсь в жизни, если мы будем болтаться таким образом. Я буду таким же перекати поле, как ты!
      Она посмотрела на кружку чая, которую держала в руке, подумав, чего это он поит ее чаем в такое время и шмякнула ею об пол. Кружка подскочила несколько раз, разбрызгивая чай по пробковым квадратам.
      Дэвид протянул руку и стукнул ее по плечу.
      - Ты как это со мной разговариваешь?! - закричал он. - Я заслуживаю некоторого уважения с твоей стороны. Я твой отец, ты что, забыла?
      - Лучше бы ты им не был! - крикнула она,
      И сразу пожалела об этом, но было уже поздно, слово вылетело. И ей было трудно остановиться.
      - Неудивительно, что мама тебя бросила. Я бы сделала то же самое на ее месте. И лучше бы она взяла меня с собой!
      - Взяла с собой! - прорычал Дэвид. - Да меньше всего она собиралась это сделать. Она все время говорила, что хочет быть свободной. Она не желала быть ничьей матерью. Даже когда ты была маленькой, она нисколько не думала о тебе.
      Элейн в ужасе глядела на него.
      - Неправда, - сказала она.
      - Правда. Ты не виновата. Ты родилась недоношенной и чуть не умерла. Тебя долго держали в больнице, а когда принесли домой, она не восприняла тебя как своего ребенка. Никакой, как говорят, биологической связи. Ты была трудным ребенком, ты много кричала. Это не твоя вина. Но твоя мать не справлялась с этим. Когда ты стала подрастать, она стала жалеть, что вышла замуж слишком рано, она еще не узнала жизни, хотела выяснить, кто же она на самом деле, и все такое в этом духе.
      В его голосе была горечь. Элейн чувствовала и гнев, и печаль, которые таились в его словах.
      Он отвернулся и положил свою пустую кружку в раковину.
      - Она не хотела быть ничьей матерью, она не хотела быть ничьей женой, вот она и сбежала, - говорил он с трудом, - Вспоминая все, я даже удивляюсь, что она продержалась так долго.
      Он повернулся к ней, лицо его было неподвижно, глаза серьезны.
      - И не ори на меня, - потребовал он. - Я сделал для тебя столько, что вряд ли какой-нибудь мужчина смог бы без всякой помощи со стороны, обрати внимание. И я буду все время о тебе заботиться, но я буду жить так, как я хочу, и тебе придется под это подстраиваться. А теперь вытри пол, и хватит вести себя как пятилетний ребенок.
      Элейн смущенно посмотрела на отца.
      - Эли, - сказал он мягко. И протянул к ней руку. Его гнев тоже поостыл.
      Элейн почувствовала, как предательски к ней подбираются слезы. Она знала, что если расплачется, тут и окончится вся ссора. Отец утешит ее, но тогда придется подчиниться. Она стиснула зубы и пробормотала:
      - Уходи! Ненавижу тебя!
      Рука опустилась, он отвернулся от нее. Ее гнев вернулся. Теперь она уже не чувствовала опасности слез.
      - Я никуда не поеду, - бормотала она себе под нос, вытирая пол тряпкой.
      Элейн держалась за эти слова, точно они были перилами в половодье на затопленном мосту. Пока она их говорит себе, никто не заставит ее делать то, чего она не хочет. "Я никуда не поеду. Я никуда не поеду." И все же вид ее отца, такого большого и сердитого, наполнял ее отчаянием. Где-то в глубине она знала: что бы она ни говорила, он все равно сделает по-своему. Он всегда делал по-своему. Он никогда не изменит свой образ жизни на тот, что подходит ей. Он будет бульдозером идти по жизни, а она будет тащиться за ним, человек подвластный, без прав, без места на земле. Пока они ссорились, наступила темнота, и окна без штор отражали происходящее в кухне. Элейн была слишком сердита и не замечала черных трещин, но сейчас отчетливо увидела их слева от себя. Она инстинктивно дернула головой, чтобы избавиться от видения, и тут заметила нечто, что двигалось и отражалось в стекле. Никаких сомнений - космический демон, но еще более крупный и еще более реальный, чем тот, которого она увидела в спортзале. У нее перехватило дыхание. Его глаза были темны, он смотрел прямо на нее. Он был тих, спокоен и нагонял страх.
      "Он сцапает меня, - думала она с ужасом. - Он пришел за мной. И я ничего не могу поделать. Слишком много всего на меня свалилось. Мне не справиться, не справиться. О, мне хочется кого-нибудь убить. Я всех готова поубивать! Это все Эндрю Хейфорд виноват. Я прикончу его!"
      Демон еще немного подрос.
      Элейн легла спать.
      - Я им не позволю, - все убеждала она себя. - Хватит таскать меня туда-сюда. Хватит обижать меня. Хватит! И все! Теперь я буду командовать!
      Она чувствовала, как ненависть мерцает у нее внутри. Лежала в кровати и раздувала злость, пока она прямо дошла до точки кипения. От этого Элейн почувствовала себя сильной. Долго она так лежала, давая ненависти все разрастаться и разрастаться. Когда она наконец заснула, то увидела очень живой и очень страшный сон. Она стояла возле брусьев в школьном дворе...
      Глава шестнадцатая
      - Эндрю! - позвала Марджори утром.
      Он открыл глаза.
      - Который час?
      В комнате было совершенно светло, за окнами птицы шумели на дневной лад.
      - Десятый час, - сказала мать. - Ты ужас как долго спал! Ты уже уснул, когда я вчера пришла звать тебя ужинать.
      Эндрю обнаружил, что он спал не раздеваясь.
      - Сейчас я встану, - сказал он. Ему очень не хотелось начинать день.
      - Не спеши, - сказала Марджори. - Ты сегодня не идешь в школу. Мы пойдем к доктору Фримену, но это к одиннадцати.
      Эндрю удивленно поглядел на нее.
      - Кто это доктор Фримен? И зачем нам к нему идти? Я не больной.
      - Ты слегка не в себе последнее время. Я немного о тебе тревожусь. Я думала, хорошо, если ты с кем-нибудь поговоришь, ну, с кем-нибудь - не со мной, в смысле.
      Марджори говорила все это, не глядя на него, она прибирала в комнате, раскладывала вещи по ящикам, распрямляя салфетки, которые вовсе в этом не нуждались.
      - Поговорю?.. О чем? - спросил Эндрю, медленно подбирая слова.
      - О том, как ты себя сейчас чувствуешь. О том, что тебя тревожит, ну, о таком...
      Он видел ее отражение в зеркале, глаза их встретились, она беспомощно улыбнулась и отвела взгляд. Эндрю в ответ не улыбнулся.
      - Ничего меня не тревожит, - сказал он. И почувствовал, как внутри него вырастает злость. Почему мама не оставит его в покое?
      - Кто этот мужик, Фримен?
      Марджори взяла стопку журналов и стала укладывать их на книжной полке.
      - Приятель отца, они вместе учились... Он... ну, детский психиатр, что ли.
      - Психиатр? Ты что думаешь, мам, у меня крыша поехала, что ли?
      Она села на кровать и потрепала его по щеке.
      - Переоденься в чистое, - сказала она мягко. - Я приготовлю завтрак.
      Взгляд Эндрю упал на выключенный компьютер. Что-то произошло. Что-то заставило его решить больше не играть. Он не мог сообразить: на самом деле что-то было или только приснилось. Его мозг вроде забастовал, как тогда, когда он первый раз играл с Марио... Вот оно! Марио! Что-то случилось с Марио. Но что? Да, а где он?
      "Да все с ним в порядке, - пытался он убедить самого себя. - Должно быть пошел домой, когда мы кончили играть, а я про это забыл. У меня что-то голова плохо работает. Что со мной? Почему я так ужасно себя чувствую?"
      На его комоде стояла фотография, сделанная на пляже прошлым летом, с отцом и с матерью. Они с отцом занимались виндсерфингом. Бело-розовый парус резко контрастировал с их загорелой кожей. Все трое выглядела счастливыми и беззаботными. Трудно было поверять, что это их семья.
      - Папа неделями отсутствует, мама все время плачет. А я... Я... А что - я?
      Что бы там ни было, он чувствовал, что с ним не все в порядке. Перевел взгляд с фотографии на свое отражение в зеркале. Он был бледен и казался каким-то бестелесным, прозрачным.
      "Как будто я исчезаю", - подумал он: Снова взглянул на фотографию, и вдруг страх ударил его прямо в живот.
      Они стояли за спиной. Он видел их отражения в зеркале. Они были вполне реальны, даже еще реальней, чем в игре. Почти полностью трехмерны.
      Он не мог пошевельнуться, ничего не мог сделать. Совершенно остолбенел.
      - Эндрю, как ты там? Завтрак готов!
      Дверь открылась, и мать вошла в комнату. Демоны уменьшились в размере, поблекли и исчезли. Повернув голову, Эндрю увидел, что позади него никого нет, но какое-то темное пятно, колеблясь в воздухе, отплыло в сторону, а затем вернулось и осталось где-то на периферии его зрения.
      Под маминым встревоженным взглядом он позавтракал не смея повернуть головы.
      Когда они садились в машину, он увидел нечто, обескуражившее его еще больше.
      - О, черт!
      - Что? Что? - спросила Марджори в волнении. Она проследила его взгляд. Он смотрел на черный велосипед, который лежал возле клумбы.
      - Это что, велосипед твоего приятеля... того мальчика? - спросила она. - Вчера его оставил? Убери его оттуда, Эндрю, он помнет нарциссы.
      "Это безусловно велосипед Марио. - думал Эндрю. - Он швырнул его вчера как раз здесь. Но он никогда не отправился бы домой без велосипеда, скорее оставил бы свою собственную ногу. Это означает только, что он не вернулся домой".
      Эндрю сжал кулаки, ногти врезались ему в ладони. Невероятным усилием успокоил свои мысли. Пока не надо об этом думать... Поднял велосипед, медленно отвел его в гараж, прислонил к своему. Потом сел в машину. Они молча поехали к центру города.
      "И не подумаю принимать никаких дурацких таблеток", - решил Эндрю, когда они с Марджори ушли от доктора и уже сели в машину.
      Марджори сосредоточилась на том, чтобы задом сдать машину с парковочного места. Другая машина уже стояла за ней в ожидании места, и ей было трудно выехать. Она ненавидела эти многоэтажные парковки. У нее появлялось такое чувство, точно ее заперли, и становилось страшновато, а к тому же надо было крутиться и крутиться по спирали в полутьме, прямо как в дурном сне. Затем остановиться у выезда и найти нужную монету. Пока она рылась в кошельке, машина, идущая следом, начинала сигналить, и от этого Марджори только нервничала и становилась неуклюжей. Наконец-то шлагбаум поднялся и они выехали. Она вздохнула глубоко и сказала:
      - Ну что, милый?
      Эндрю весь клокотал от нетерпения. Он знал совершенно определенно только одно - ему надо скорее попасть домой и начать игру в "Космических демонов" с самого начала. Он выключил компьютер, поэтому игра вернется к началу. Но если бы она оставалась на уровне воронки, это ему все равно не помогло бы: настоящий пистолет исчез вместе с Марио, и неизвестно, как теперь попадать в игру. Значит, придется снова пройти все стадии, чтобы добыть пистолет. Раньше на это ушел у него не один день. Сколько уйдет сейчас - неизвестно, но надо срочно начать. Ему не будет покоя, пока он с этим со всем не разберется.
      - Тебе понравился доктор Фримен? - спросила Марджори.
      - Ничего. Но только он ни в чем не разобрался. И у меня ничего нет. И таблетки принимать я не буду.
      - Ну, всего одну недельку, - молила она. - Доктор Фримен хочет тебе помочь, и ему виднее. Ты должен его слушаться.
      "Все взрослые одинаковые. Всегда они хотят помочь и всегда им виднее. Но им ничегошеньки неизвестно про "космических демонов"!" - думал Эндрю.
      Как только они приехали домой, он помчался в свою комнату. Марджори поднялась вслед за ним, уговаривая принять таблетки.
      - Ладно, ладно, - сказал Эндрю, чтобы отделаться от нее. - Приму. Давай.
      Он положил две таблетки в рот и притворился, что глотает. На самом деле задвинул их языком за щеку. Затем плюхнулся на постель и сказал:
      - Я посплю немножко. Устал.
      Как только мама вышла из комнаты, он выплюнул таблетки и сунул их под подушку. Затем повернулся лицом к стене, свернулся калачиком и притворился спящим.
      Минут через двадцать услышал, как дверь тихонечко отворилась. Он дышал глубоко и медленно. Дверь снова закрылась, и Эндрю услышал, как шаги удаляются и стихают.
      Тотчас быстро вскочил и запер дверь своей комнаты. Сел перед компьютером, глубоко вздохнул. Включил компьютер и нажал на старт. Глубокий синий цвет начала игры залил экран, выглядевший вполне безопасным, совсем невинным. Эндрю сосредоточился и начал играть.
      Ступени игры были все те же самые, но ощущение было иным. Тогда он чувствовал, как программа ведет его, помогает ему, сейчас казалось, что она против него, что она чинит ему препятствия, где может. И сосредоточиваться было тоже труднее, потому что его не покидало ощущение, что кто-то присутствует в комнате, заглядывает ему через плечо. Демоны на экране и демоны в комнате были как бы ведомы одним и тем же разумом. Точно они сотрудничали, стараясь не допустить его в игру. Уходило гораздо больше времени, чем раньше, даже на самые простые стадии в игре. Он продвигался слишком медленно, много делал ошибок.
      "Ничего не получается, - думал Эндрю в отчаянии. - Я ничего не смогу сделать".
      Он с тоской смотрел на экран. Экран вновь вернулся к голубому цвету.
      "Должен же быть какой-то путь, - думал Эндрю. - Должен же я суметь что-то сделать".
      Внутри него закипала злость, и чем злее он становился, тем меньше он мог сосредоточиться. Злость не помогала. Наоборот, все становилось еще хуже. Он понял, чем больше он злится, тем реальнее становятся фигуры позади него, тем больше они начинают его пугать, тем труднее кажется ему игра.
      "Игра реагирует на ненависть, - думал он. - Злость помогает им расти. Игра вытягивает энергию из играющего и питает демонов, детей программы, как она их называет. Ух, ужас какой-то, мороз по коже! Если б только я мог все это бросить!"
      И хотя он так подумал, но хорошо понимал, что сейчас игра должна быть доиграна до конца.
      - В конце концов это только игра, - уговаривал он себя. - Какой бы умной она ни казалась, это только программа. Она должна сама соблюдать свои правила. Раз она реагирует на ненависть, значит, ее надо заставить не реагировать на отсутствие всякой ненависти!
      Эта мысль проникла в его сознание, как солнечный луч через булавочную дырочку в оконных шторах. Он стал ее спокойно обдумывать. Его злость стала испаряться. Это еще пока не давало ему надежды, но все-таки с этим уже можно было что-то начинать.
      "Марс, - подумал он. - Прости меня".
      Немедленно в его душе всколыхнулось такое же негодование и бешенство, как и в туннеле, когда Марио оставил его одного. Поделом ему было то, что с ним случилось.
      "Нет! Не думай так! Откажись от ненависти!"
      Отказаться было трудно. Точно отрезать кусок от самого себя. Это причиняло боль. Но он старался держать себя в руках.
      "Откажись от ненависти!"
      Через минуту света в комнате прибавилось. Он сосредоточился на игре. Дело пошло быстрее.
      Чувство подавленности слегка отпустило. Ощущение того, что кто-то маячит там, у него за спиной, ослабело.
      "Срабатывает, - подумал он. - Мне удастся туда попасть".
      Терпеливо и спокойно он продолжал игру.
      Глава семнадцатая
      Элейн проснулась в тоске.
      Она вспомнила про скандал с отцом. От этого ей стало еще тошнее.
      Она быстро оделась и попыталась заплести спутанные волосы в косу.
      "Надо остричь, - подумала она, - но я не знаю, куда идти, и у меня нет денег, а сегодня я у него ни за что не попрошу".
      Шум пескоструйки прекратился, и отец появился в дверях.
      - Тебе дать завтрак с собой, Элейн?
      По его голосу она поняла - отец сожалеет, что сердился вчера. Но еще не была готова мириться. Кроме того, помириться означало бы потерпеть поражение. Мрачно и не глядя на него, сказала:
      - Я не голодная.
      Схватила сумку, проскользнула мимо него и распахнула дверь. Снаружи сыпал косой дождь, подгоняемый юго-западным ветром.
      - Я отвезу тебя в школу. - предложил Дэвид. - Ты промокнешь до костей. - Он пошел искать ключи от машины.
      - Не хочу! - крикнула Элейн, помчалась мимо мокрых кустов и выскочила на улицу.
      Джона не было видно.
      "Ух, я, должно быть, опаздываю, - подумала она. - Он не дождался..." - Но когда повернула за угол, увидела, что Джон бежит к ней, но не от своего дома, а от школы.
      - Элейн! - крикнул он с беспокойством. - Ты не видела Марио? - Она покачала головой, а он продолжал: - Марс не ночевал дома. Я бегал в школу - его там нет. Что бы это могло с ним случиться?
      - Мне-то откуда знать? - сказала Элейн. У ней была куча своих проблем, чтобы ей еще думать о Марио. - Он, может быть, для того и не ночевал, чтобы вас всех перепугать.
      Джон глядел на нее большими, полными отчаяния глазами:
      - Марио грозился убежать из дома. Ты думаешь, убежал?
      - Ну и что из этого? - сказала Элейн сердито. - Все бы вы только вздохнули.
      - Не говори так, - сказал Джон. - Он же все-таки мой брат. Что, если с ним что-нибудь случилось? А вдруг его украли? Или несчастный случай?
      - Не беспокойся. Марио может за себя постоять. Я думаю, твои родители не тревожатся, а?
      - Они не знают. - сказал Джон. - Думают, что он рано ушел. Но я уверен, что и не приходил. Я не спал, ждал его. Но он не пришел. Его велосипеда нет на месте. Что-то случилось. Это факт. Он попал в ужасную беду!
      Элейн поежилась. Вспомнила черноту, которая ей снилась и как кто-то смеялся. Эндрю Хейфорд! Марио бегал к нему каждый день играть, и вот Джон говорит, что он не ночевал дома. В точности так же, как тогда не вернулся Бен... Где-то в уголке глаза шевельнулся кто-то черный и страшный.
      - О, Господи! - воскликнула она.
      - Что, что? - спросил Джон.
      - Пойдем разыщем Бена. Мне надо с ним переговорить.
      Но прежде чем она его обнаружила, зазвонил звонок. Бен появился, когда ребята как раз входили в класс, и Элейн не успела сказать ему ни слова. От этого она разволновалась еще больше. Она вновь и вновь пыталась себе сказать, что к ней это все не имеет отношения, что если мальчишки допрыгались до какой-то беды, то сами в этом и виноваты.
      "Не знаю, кто из них хуже, - думала она, - может, и Эндрю. По крайней мере, Марио и не притворяется хорошим. Паршивая парочка. Ничего удивительного, что они снюхались. Хоть бы оба провалились навсегда! И поделом бы им было!"
      Черные существа позади нее поплотнели... Как только прозвенел звонок, она вскочила и помчалась вон из класса. К ней тут же подошла Линда Шульц.
      - Привет, Эли! - сказала она.
      Элейн взглянула на нее с удивлением. Что за дружеский тон?
      - Чего тебе? - буркнула она.
      - Я придумала про тебя стишок, хочешь прочту?
      - Не хочу, - сказала Элейн решительно, но Линда все равно начала читать:
      - Эли - огонь, И ты ее не тронь, Она дочка подметалы, Вот откуда такая вонь.
      Кое-кто из ребят, стоявших поблизости, засмеялся, захихикала и сама Линда, но смех ее быстро оборвался. Элейн налетела на нее, ударила в плечо, пихнула ногой и лупила ее, пока на визг Линды не прибежал мистер Рассел.
      - Линда! Элейн! Бога ради, что происходит?
      Обе молчали.
      - Линда, объясни, что случилось? - потребовал мистер Рассел.
      - Элейн меня ударила, - сказала Линда, размазывая слезы по щекам.
      - Она довела меня, - заявила Элейн с яростью, - она сказала ужас что про меня. Она все время пристает ко мне. Я сыта по горло. Ненавижу. Ненавижу эту школу!
      Мистер Рассел посмотрел на нее участливо, брови его приподнялись, на губах появилась сочувственная улыбка.
      - Можно я пойду? - спросила Элейн.
      От ее внутреннего беспокойства вопрос прозвучал грубо.