Вести из мира иного

Сны бывают разные: сумбурные, страшные, загадочные, ужасные, а то и вещие, пророческие. Многие люди верят, что сны могут предсказывать будущее или сообщать какие-либо сведения на интуитивном уровне.

Например, моя бабушка, Анна Осиповна, серьезно относилась к снам, и они у нее действительно не раз сбывались. Мне с детства хотелось понять, каким образом это может происходить. Как юный материалист, я не верил в духов и передачу мыслей на расстояние. Много позже более или менее убедительные догадки пророческих снов у меня появились.

Одна из наиболее интересных, удивительных и таинственных разновидностей сновидений – вещие.

В древности считалось, что сны навевают незримые духи или боги, а душа в это время получает возможность непосредственно общаться с ними. В такие моменты можно получить от них сведения о том, что произойдет в будущем.

Другая идея возникла в конце XIX века: во время сна мозг, отрешенный от дневных забот, осуществляет телепатическую связь с Высшим Разумом. Это, можно сказать, попытка материалистического объяснения вещих снов, хотя сущность Высшего Разума остается загадочной и отвечающей канонам религии, но не принципам науки.

Вообще-то во время сна наши связи с окружающим миром не разрываются полностью. Вот два примера.

Молодой человек лег спать в своей комнате. Вскоре проснулся с чувством тревоги, спросонок, долго не раздумывая, перешел в соседнее помещение, примостился на диване и крепко заснул. А под утро в его комнате рухнул потолок – на пустую кровать.

Следовательно, во сне молодой человек получил предупреждение о грозящей опасности. Каким образом? Увидел страшный сон. Почему? Потому что его мозг уловил подозрительные шумы и скрипы над головой, отреагировал на них и подсказал путь спасения, – но только не словами, а в виде образов и чувств.

На этот счет есть поучительная эпиграмма греческого поэта V века Паллада:

В те времена злостных преступников римляне распинали на кресте, чтобы они умирали долгой мучительной смертью (порой они оставались живыми двое суток). Естественно, что человеку, верящему в пророческий дар египетского бога Сераписа, в сновидении явился именно он.

Вряд ли Паллад выдумал всю эту историю от начала до конца. Судя по всему, подобный случай с пророческим сном произошел в действительности, о нем было много толков, а эпиграммист завершил его остроумно.

О том, что во сне наш слух не дремлет, а порой чутко реагирует на непривычные звуки, мне, например, доводилось убеждаться не раз и, полагаю, многим читателям тоже. От опасного скрипа потолка или ветхой стены человек может проснуться и перейти в безопасное место, так и не осознав спросонок, почему он это делает.

Остроумец Паллад использовал тот же прием в эпиграмме на актера, бездарно сыгравшего в пьесе Менандра:

А за четыре века до Паллада другой греческий знаменитый эпиграммист – Лукиллий – не раз писал о силе сновидений:

(Вновь сошлюсь на свой опыт: много раз мне стало сниться, что я долго и быстро бегаю именно в те поздние годы, когда я так бегать перестал; возможно, в подобных снах соединяется память о прошлом и компенсация за невозможность повторить это наяву.)

Как видим, в далекой древности отношение к сновидениям нередко было ироничным. В этом у них полезно поучиться многим современным поклонникам всяческих «сонников».

Однако в те же времена существовало и другое – мистическое, серьезное отношение к сновидениям. Их считали вестниками богов, но не каждому, а только избранным. И если не было вести от естественного сна, прибегали к помощи сна искусственного, вызванного употреблением наркотиков.

Пожалуй, серьезное отношение к сновидениям тоже вполне оправданно. Об этом свидетельствует ряд вещих снов, а также озарений, которые являются в некоторых сновидениях.

Например, мятежный протопоп Аввакум Петрович (1620–1682), писатель и общественно-религиозный деятель, поведал о своем вещем сне.

Однажды пришла исповедоваться к нему блудливая девица и стала рассказывать о своих разгулах и прегрешениях таким сладким голоском, что зажгла – не нарочно ли? – в молодом священнике бесовское вожделение. Он взял три свечи, поставил на аналое и возложил правую руку на пламя. Жжение огня изгнало из души адское пламя страсти.

В своей избе той ночью он долго молился, плача от боли телесной и душевной. Так и уснул на полу перед образами. И увидел сон: перед ним – Волга. Плывут по ней две золотые ладьи. Спрашивает он кормчего:

– Чьи корабли?

– Лукина и Лаврентьева.

Купцы это, его духовные дети. Третий корабль: пестрый, всеми красками сияет – красный, синий, черный, белый, «пеплесый» (пепельный?). Красота необычайная! Юноша светлый на корме сидит.

– Чей корабль? – вопросил Аввакум.

– Твой. На, бери, плыви на нем с женою и детьми!

Утром, проснувшись, Аввакум решил: вещий сон благословляет на славный путь в бурном житейском море. Решение было кстати. Он пытался защищать слабых и бедных, но за это получал от сильных и богатых жестокие побои. У него отняли все имущество. Вполне разумно его внутренний голос во сне посоветовал оставить село.

Вместе с женой и новорожденным сыном пошел он, побираясь Христа ради, в Москву. С тех пор не раз приходилось ему искать защиты от гонителей в столице, где приобрел влиятельных друзей среди высших чинов духовенства, в их числе архиепископа Никона. Они обсуждали пути очищения православной веры от ересей и невежества, порождаемых в немалой степени разночтениями в рукописных библейских текстах.

Разгадка подобных снов, на мой взгляд, достаточно проста: человек озабочен какой-то непростой проблемой, пребывает в сомнениях. Однако пора принимать решение. Его подсказывает сновидение в образах красочных и аллегорических. Почему именно так? Это – особая и не вполне решенная проблема, о которой мы еще поговорим.

Три загадочных сна

В обыденных пересудах и рассказах о пророческих сновидениях можно услышать много интересного. Однако проверить подобные сообщения, продумать их и объяснить практически невозможно. Другое дело, когда речь идет о людях ответственных или о случаях, зафиксированных документально. И тут могут быть основания для сомнений, но все-таки в меньшей степени, чем в других случаях, за исключением личного опыта.

Мне довелось беседовать с ответственным работником Генпрокуратуры РФ – старшим советником юстиции Р. Барсегяном. Между прочим, спросил его об «оккультных» методах раскрытия преступлений и вообще о таинственных случаях в криминалистике. Он рассказал несколько историй, из которых одна действительно загадочна.

В 1971 году он работал старшим следователем военной прокуратуры Кировабадского гарнизона. Ему доложили: какая-то неустановленная автомашина сбила мальчика лет пяти-шести. Он погиб на месте. Тут же играли ребятишки примерно такого же возраста. Машина скрылась. Ее приметы дети не могли вспомнить.

Расследование продолжалось месяц – безрезультатно. Его передали Барсегяну. Вновь пришлось выяснять, кто был свидетелем этого происшествия. Оно было днем, но из взрослых никто ничего не видел, а от детей толковых сведений получить было невозможно.

Почему этим делом занималась военная прокуратура? Потому что примерно в то же время в данном районе кто-то видел грузовую машину, в кабине которой находился молодой человек в зеленой армейской рубашке.

Оперативные меры совместно с милицией, ГАИ так и не прояснили ситуацию. И вдруг на исходе второго месяца расследования прокурор увидел во сне автомашину «ЗИЛ-130» с тентом и отчетливым номером 30–38. И было столь же отчетливое ощущение, что это она сбила мальчика. Этот номер машины с тех пор прочно врезался в память, хотя забылись буквы.

В этот момент он проснулся. Находился в каком-то странном состоянии. Взял бумагу, карандаш и записал цифры. Утром, когда пришел на работу, сразу позвонил в ГАИ и попросил: «Ребята, проверьте, есть ли вообще в Кировабаде такая машина». Проверили – действительно есть. Сказали, какой организации принадлежит.

Вызвал водителя. Он объяснил, что в ту ночь был в рейсе, утром вернулся домой, оставил автомашину во дворе, лег спать. А его сосед, молодой сверхсрочник, помогал ему иногда и мыл машину на речке. В тот день тоже так поступил. Ну а дальнейшее расследование было, как говорится, делом техники. Молодой человек ничего не отрицал. Было установлено, что именно он на этой машине по неосторожности сбил ребенка.

Можно ли объяснить данное происшествие, не прибегая к ссылкам на сомнительные гипотезы о «космическом разуме», «биоинформационном поле» и, тем более, о «боговдохновенном озарении»? Сам прокурор, человек рассудительный и материалист, никакого объяснения не дал. Хотя мои дополнительные вопросы кое-что прояснили. Но об этом – в конце главы. А пока предлагаю читателю самому выдвинуть какую-нибудь версию на этот счет.

…Римский оратор, политический деятель и философ Цицерон написал сочинение «О дивинации», предвидении. В нем он не старался что-то доказывать, а стремился понять, существует ли «способность предчувствовать или узнавать будущее». По его словам, «это была бы, конечно, великолепная вещь (если бы только она существовала в действительности)».

Последнее замечание указывает на то, что он сомневался в такой возможности. Но все-таки счел нужным пересказать несколько снов, которые считал вещими. Среди них были такие, разгадать механизм которых, пожалуй, несложно. Но есть и загадочный.

По словам Цицерона, об этом широко известном сне передают следующее:

«Два друга, некие аркадяне (уроженцы Центральной Греции. – Р.Б.), были вместе в дороге. Прибыв в Мегару, один из них остановился в трактире, другой – у своего знакомого. После ужина оба легли спать.

И глубокой ночью тот аркадянин, что остановился у знакомого, увидел во сне своего друга, умолявшего его прийти к нему поскорее на помощь, так как трактирщик собирается его убить. Напуганный этим сном, он было поднялся с кровати, но затем, поразмыслив, посчитал, что не стоит придавать значение увиденному во сне, и снова лег спать.

И ему опять приснился товарищ, который теперь уже просил его, чтобы он, если не пришел ему на помощь живому, по крайней мере, отомстил за его смерть. Трактирщик, убивший его, положил его труп на повозку и сверху забросал навозом. И мертвый во сне просил живого пораньше прийти к городским воротам, чтобы перехватить там повозку, прежде чем она выйдет за город.

На этот раз аркадянин был настолько встревожен сновидением, что совсем рано он уже стоял у городских ворот, и, когда появилась повозка, спросил у человека, погонявшего волов, что у него в повозке? Тот в страхе тут же пустился бежать. Покойника обнаружили в повозке. Трактирщик, после того как это дело раскрылось, был казнен».

Рассказав это, Цицерон воскликнул: «Можно ли отрицать, что этот сон носил божественный характер?»

Римляне, подобно грекам, верили, что иногда некоторым людям во сне являются покровительствующие им боги или духи, предупреждающие о грозящей опасности.

В таком мнении есть свой резон. Надо лишь уточнить, что следует подразумевать под туманными понятиями «боги» и «духи». Если бывают так называемые вещие сны, то должны быть и какие-то сущности в человеке (или вне его?), которые дают подобные подсказки сознанию человека.

Как вы думаете, могли ли события произойти именно так? Можно ли объяснить этот вещий сон?

В принципе, вовсе не исключено, что сновидение, о котором поведал Цицерон, раскрывшее кровавое преступление, всего лишь выдумка. Однако на мой взгляд, такой случай мог произойти.

Цицерон был человеком рациональным и старался опираться на логику, а не на фантазию. Он верил в то, что некоторые – но далеко не все – сновидения могут быть вещими. «Даже из видений безумцев или пьяных, – писал он, – можно путем толкований извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему».

Он резонно задавал риторический вопрос: «Мы целыми ночами видим сны и почти каждую ночь спим, так что удивительного, если иногда сон сбывается?» И все-таки одно дело – совпадения, которые подчас действительно можно принять за пророчество, а совсем другое – как в случае раскрытия преступлений. Тут о совпадении говорить не приходится. То же самое относится к вещему сну Михаила Васильевича Ломоносова.

Он возвращался на родину из Германии, где учился в университете. На судне, отправлявшемся в Петербург, Ломоносов встретил архангельских купцов. Они сообщили, что его отец около года назад ушел в море на рыбную ловлю и не вернулся. Тело его не нашли.

Михаил Васильевич вскоре увидел во сне тело отца, прибитое к островку, на котором они не раз останавливались, когда вместе рыбачили. Он рассказал о своем сне попутчикам. Когда купцы вернулись в родной город, они сообщили землякам Ломоносова об этом сне. Поморы обследовали островок, о котором шла речь, и нашли там тело Василия Ломоносова.

Об этом вещем сне писали не раз. Объясняли его обычно простейшим образом: неприкаянная душа погибшего дала о себе знать сыну. Такие представления восходят к древнейшим шаманским верованиям в странствия души. В христианском варианте они несколько видоизменились, сохранив суть.

Сошлюсь на книгу «священника и магистра» Григория Дьяченко «Из области таинственного, простая речь о бытии и свойствах души человеческой, как богоподобной духовной сущности. С приложением рассказов и размышлений, приводящих к признанию духовного мира вообще» (М., 1900). Г. Дьяченко писал: «Михаил Васильевич видел во сне своего отца, выброшенного кораблекрушением и лежавшего мертвым на необитаемом, неизвестном острове на Белом море, но памятном ему с юности, потому что он некогда был прибит к нему бурею с отцом своим. Лишь только он приехал в С.-Петербург, как поспешил справиться об отце у своих земляков и узнал, что он еще прошлою осенью отправился на рыбную ловлю и с тех пор не возвращался».

Обратим внимание на невольную, будем надеяться, подгонку событий под готовое объяснение подобных сновидений: «Душа одарена богоподобной способностью видеть будущее как настоящее и метко творить для него пристойные области».

Но что же это за способность? Приведя подобный пример, Г. Дьяченко сделал вывод: «Этот случай может быть легко объяснен как с помощью гипотезы, что душа человека во время сна может находиться в любом месте. Так и при допущении ее ясновидения, которое не ограничивается пространством».

Нетрудно заметить, что обе эти версии ничего не объясняют, а задают новые загадки. Получается так, будто душа Михаила Васильевича во время сна покинула тело и пронеслась над Белым морем, высматривая место катастрофы. Но может ли душа иметь какую-то реальную форму вне тела и при этом обладать способностью видеть и перемещаться по своему желанию в любую точку реального земного или космического пространства?

А что означает ясновидение, не ограниченное пространством? В наше время нечто подобное осуществляется в процессе прямых телевизионных репортажей. Но как душа конкретного человека способна ясно увидеть то, что произошло в прошлом и происходит сейчас где-то далеко? И почему этот ясновидец ничего не почувствовал и не увидел в тот момент, когда произошло событие?..

Вопросов возникает множество, и на них вряд ли получишь толковый ответ. Полагаю, если бы он был у Г. Дьяченко, то не пришлось бы ему ссылаться на такие сомнительные феномены, как ясновидение.

В XX веке с позиций материализма был предложен другой вариант: мозг Михаила бессознательно воспринял «сигнал бедствия», поданный отцом в роковую минуту, а позже во сне тайное стало явным, приняв конкретный образ сновидения.

Но каким образом в сновидении возник образ островка? Не мог же умирающий отец «телепатировать» сыну координаты места, где находится его тело!

В таком случае предлагается третья версия: существует «космический банк информации», некое глобальное «информационное поле», нечто подобное сверхразуму Земли или Вселенной, куда поступает и где сохраняется информация обо всем, что происходит на свете. Мол, некоторые люди порой могут «подключиться» к этому неисчерпаемому источнику знаний, подозрительно напоминающему Интернет.

Проще всего, безусловно, не напрягать мозги и не раздумывать над подобными загадочными явлениями, а сослаться на «волю Божью» или признать подобные рассказы досужими байками.

Обратим внимание на одно существенное, но малозаметное изменение в истории вещего сна Ломоносова, рассказанной Г. Дьяченко. По его словам, Михаил Васильевич увидел этот сон раньше, чем получил известие о том, что отец его пропал без вести. В действительности было не так. Сначала Ломоносову сообщили о трагедии, и только после этого у него был вещий сон. В противном случае у него пришлось бы предполагать способность к телепатии или, как говорили некоторые ученые, к биологической радиосвязи.

На первый взгляд, а почему бы и нет? Ведь существует привычная нам техническая радиосвязь. Для этого придумали технические приспособления, которые несравненно проще головного мозга человека. Почему бы нашему мозгу, излучающему определенные электромагнитные волны, не обладать способностью передавать и принимать подобные сигналы?

Увы, как показывает теория, а еще убедительнее – практика, ничего подобного не существует. Передача и прием радиосигналов происходят в узком диапазоне электромагнитных волн определенной частоты. Наш мозг не обладает такой способностью.

Ошибка Г. Дьяченко в изложении последовательности событий весьма характерна для многих людей, стремящихся – вольно или невольно – подогнать событие под заранее известное объяснение. Кстати, уже в заглавии его книги ясно сказано, что его цель – привести читателя «к признанию духовного мира вообще». Вот он и постарался дать пример «интуитивного предвидения», или, как еще говорят, ясновидения.

Для религиозного метода подобная целенаправленность характерна, ибо необходимо всеми доступными средствами убедить человека в истинности определенного учения. В отличие от этого научный метод требует доказательств, основанных не на гипотезах, предположениях и ссылках на авторитетные мнения, а на фактах. То есть на некоторых сведениях, которые можно проверить.

В некоторых случаях факты могут отсутствовать или вызывать сомнения. Тогда приходится говорить о вероятностных решениях или откровенно признать свою неспособность справиться с данной задачей.

К сожалению, этими простыми принципами за последние десятилетия пренебрегают особенно часто не только политики, обыватели, журналисты, популяризаторы науки, но даже профессиональные ученые. Мы не будем о них забывать, памятуя, что имеем дело со столь тонкой субстанцией, как сны, причем рассказанные с возможными погрешностями.

Попытаемся объяснить

В своей пространной книге протоиерей Григорий Дьяченко утверждал:

«Научная физиологическая (а в сущности – материалистическая) психология не хочет, конечно, видеть в вещих снах совершенно новые психологические факты, выходящие за пределы подлежащего ея ведению круга явлений психической жизни. Она пускает в ход все средства, завещанные ей еще Аристотелем, к доступному ей объяснению этих и других загадочных психических фактов из законов и элементов изучаемой ею области психических явлений, и старается во что бы то ни стало и вещие сны разрешить в явления этой категории».

Упомянуто это мнение не потому, что оно интересно, оригинально или близко к истине. Причина иная: в наше смутное время возродились и получили широкое распространение предрассудки и суеверия далекого прошлого. Работая в журналах «Техника – молодежи», «Чудеса и приключения», я не раз в этом убеждался. Однако у меня всегда оставалось искушение найти разгадку тем явлениям, которые причисляют к таинственным.

Предрассудки основаны на вере и фантазии, а не на знаниях и логике. Суеверия – вера суетная, в нечто низкое и сомнительное, пустяшное, в то, что можно объяснить с позиций науки, разума, фактов и логики. Но ведь на то и разум у нас, чтобы думать и понимать.

По верному высказыванию Михаила Васильевича Ломоносова: «Неверно рассуждает математик, если хочет циркулем измерить Божью волю, но неправ и богослов, если он думает, что на Псалтыри можно научиться астрономии или химии». То есть у науки и религии свои объекты и свои методы, и путать их нелепо. «Хотя оным умникам и легко быть философами, выучив наизусть три слова: Бог так сотворил, и сие давая в ответ вместо всех причин», – так говорил Ломоносов.

Правда, до некоторых пор сны были для науки, можно сказать, неведомой землей. Со времен Аристотеля о них было высказано немало разумных идей на основе рационального знания, но это были по большей части результаты личных наблюдений, опросов и догадок. А когда исследовать феномен сна стали ученые с помощью приборов, экспериментов и достаточно надежных методик, мистические покровы со сновидений стали спадать.

Тем, кто хотел бы понять суть таких непростых явлений, приходится напрягать свой ум. Вот и мы постараемся разгадать вещие сны, о которых у нас шла речь.

История расследования прокурора Барсегяна на первый взгляд кажется необъяснимой с позиций здравого смысла. Тут впору поверить в то, что вся информация о происшедших событиях действительно поступает в какой-то глобальный или космический «банк» и там хранится, чтобы в какой-то момент кому-то помочь в безнадежной ситуации.

Но то, что хорошо для фантастического сочинения, тут не подходит. А свидетельство прокурора не вызывает сомнений. Но ведь увиденный им во сне номер машины явился не просто озарением, выбором наилучшего варианта, что еще можно было бы как-то объяснить. Вряд ли это было совпадением, потому что его вероятность ничтожна. Выходит, ясновидение? В деле и показаниях свидетелей такой цифры не было.

Чтобы уточнить это обстоятельство, я спросил прокурора:

– А как вы вели допросы детей? Что они показали?

– Есть специальное требование закона, – ответил он, – как допрашивать детей. Обязательно должен присутствовать педагог. И тут был один интересный момент. Я пришел в школу и попросил директора выделить преподавателя, который помог бы установить доверительные отношения с детьми и присутствовать на допросах. Директор пригласил молодую учительницу. Помню фамилию: Мкртчян. Она помогала мне расспрашивать детей. А когда удалось обнаружить машину, на которой был совершен наезд, оказалось, что шофером на ней работает ее брат.

– Возможно, она догадывалась, что разыскивается именно его машина?

– Нет, это исключено. Откуда она могла знать?.. Когда дело было закончено, я ее спросил: «Эмма… отчества уже не помню… почему вы мне ничего не сказали? Я бы вас отстранил от участия как лицо заинтересованное». Но это я ей сказал уже после того, как узнал во сне номер автомашины. Раньше ей и в голову не могло прийти, что ее брат вернулся из рейса. Они жили в разных домах.

– Как же вы объясняете свой вещий сон?

– Когда у следователя дело не раскрыто… Кстати, психологи пришли к выводу, что самая напряженная работа – у космонавта в космосе и у следователя при нераскрытом преступлении. Если, конечно, он душой переживает за порученное дело… Так вот, полагаю, что я жил этим делом и день и ночь… Дети-свидетели называли только разрозненные цифры, то ли нули, то ли восьмерки – очень неопределенно. А я номерной знак увидел во сне совершенно отчетливо, крупно.

Однако остается главный вопрос: как получил мозг информацию о разыскиваемой автомашине? В ответ на него прокурор только пожал плечами.

Можно предложить такую гипотезу. В предварительных материалах этого дела почти наверняка встречался номер данной автомашины. Прокурор должен был затребовать эти сведения, чтобы выяснить, какие из имевшихся военных грузовиков могли быть в городе. От ребят он получал разрозненные цифры и не мог сосредоточиться для того, чтобы сопоставить их с номерами грузовиков. А во сне, без помех, мозг, нацеленный на решение этого ребуса, пришел к верному ответу и показал его.

Обратимся к случаю, рассказанному Цицероном. Нечто подобное вполне могло произойти в действительности.

Когда оба приезжих беседовали с хозяином дома, где хотели остановиться, его поведение одному из друзей показалось подозрительным, а физиономия – хитрой и злодейской. Мелькнула в голове мысль: «У такого хозяина оставаться опасно». Но она тут же забылась, заглушенная насущными заботами. А ночью эта мысль воплотилась в образы сновидения.

Наше воображение легко создает подобные картины. Утром, придя проведать товарища и не найдя его, сновидец должен был поднять тревогу. Ведь в те годы люди верили, что боги или духи общаются со спящими людьми. В результате поисков нашли окровавленный труп.

Мог ли сон подсказать, где следует искать тело убитого? Да, не исключено, что мозг спящего человека и тут показал свою проницательность.

Логика рассуждений проста. Убийце требовалось избавиться от трупа как можно скорей. Закопать? Возле этого дома могло не быть сада. А если был, то, выкапывая ночью яму, легко быть замеченным (дома обычных граждан стояли плотно). Самое разумное – положить труп в тележку с мусором и вывезти за городские ворота.

Теперь попытаемся объяснить сон Ломоносова, увидевшего мертвого отца именно там, где его позже нашли. На первый взгляд, рациональная разгадка невозможна. Но если подумать…

Михаил Васильевич, получив печальную весть, наверняка стал соображать, где же могло бы находиться тело отца? Определенного вывода он не сделал. Возможно, мелькнула мысль об острове, где они останавливались во время рыбного промысла. В подсознании у него продолжилась та же работа ума. Ее результат явился во сне в виде отчетливой картины.

Где отдыхали или прятались во время непогоды они с отцом? На данном островке. Вот и на этот раз отец мог попытаться укрыться в знакомой бухте, но волны были слишком крутыми, да и отсутствовал надежный помощник – сын. Лодка перевернулась, отец утонул, а если смог выбраться на берег, скончался там от холода, голода и потери сил.

В состоянии бодрствования сильные переживания и воспоминания об отце мешали Михаилу Васильевичу логично обдумывать то, что могло произойти с отцом и где может находиться его тело. Во сне эмоциональная буря утихла, и его рассудок – а логикой Ломоносов владел великолепно! – нашел наиболее вероятное решение и представил его в виде конкретной картины.

Ни о каком загадочном ясновидении тут говорить не приходится. Был вариант – обнаружить пропавшего без вести на островке, где он частенько бывал. Это предположение оправдалось.

А вот случай, рассказанный доктором Дариексом во французском научном журнале.

В начале ноября 1869 года он уехал из родного города в университет Монпелье. В ночь на 24 ноября ему приснилась бледная старшая сестра, восклицающая: «Что же ты делаешь, Луи? Приезжай, приезжай!»

Проснулся он в поту и страхе. Утром отправился в университет. Возвращаясь днем, встретил на улице старшую сестру в трауре. Она сообщила, что ночью 22 ноября скончалась их младшая сестра Елена, общая любимица.

Как вы полагаете, можно ли объяснить данное событие, не прибегая к гипотезе телепатии? Мне кажется, сделать это нетрудно.

Доктор Дариекс знал, что его младшая сестра тяжело больна. Как врач он должен был предполагать, что дни ее сочтены, однако не хотел признаваться в этом даже самому себе. Его рассудок надеялся на чудо, тогда как в глубине подсознания сохранялась устойчивая мысль: она обречена.

Итак, уезжая из города, он не только опасался за жизнь сестры, но и невольно ожидал услышать вскоре скорбную весть. Днем он подавлял в себе дурные предчувствия, не думал или забывал о них. Сновидение «проявило» то, чего он боялся.

Существенный факт: свой зловещий сон он увидел не в момент смерти сестры, а через сутки после печального события. При чем тут телепатия? Скорее – интуиция или вполне резонная догадка.

Означает ли все это, что в сновидениях нет ничего особенного? Многое зависит от того, с каких позиций их обдумывать. Сам по себе факт появления во сне картин, образов, сюжетов не должен вызывать удивления. Во сне все органы и клетки нашего организма продолжают работать. Мозг не может быть исключением. Но суть сновидений остается во многом загадочной.

Философ и ученый священник отец Павел Флоренский в 1922 году в исследовании «Иконостас» писал: «В нас самих покров зримого мгновениями разрывается, и сквозь его, еще сознаваемого, разрыва веет незримое, нездешнее дуновение». Такими прорывами в незримое он считал сновидения: «Сон – вот первая и простейшая, т. е. в смысле нашей полной привычки к нему, ступень жизни в невидимом».

По словам Павла Флоренского, «сон – восторгает душу в невидимое и дает даже самым нечутким из нас предощущение, что есть и иное, кроме того, что мы склонны считать единственно жизнью. И мы знаем: на пороге сна и бодрствования, при прохождении промежуточной между ними области, этой границы их соприкосновения, душа наша обступается сновидениями…

Именно граница между сном и бодрствованием есть время, точнее сказать, время-среда возникновения сновидческих образов. Едва ли не правильно то толкование сновидений, по которому они соответствуют в строгом смысле слова мгновенному переходу из одной сферы душевной жизни в другую и лишь потом, в воспоминании, т. е. при транспозиции в дневное сознание, развертываются в наш, видимого мира, временной ряд, сами же по себе имеют особую, не сравнимую с дневною, меру времени…

«Мало спалось, да много виделось» – такова сжатая формула этой сгущенности сновидческих образов. Всякий знает, что за краткое, по внешнему измерению со стороны, время можно пережить во сне часы, месяцы, даже годы, а при некоторых особых обстоятельствах – века и тысячелетия. В этом смысле никто не сомневается, что спящий, замыкаясь от внешнего видимого мира и переходя сознанием в другую систему, и меру времени приобретает новую, в силу чего его время, сравнительно со временем покинутой им системы, протекает с неимоверной быстротою…

А между тем, время действительно может быть мгновенным и обращенным от будущего к прошедшему, от следствий к причинам, телеологическим, и это бывает именно тогда, когда наша жизнь от видимого переходит в невидимое, от действительного – в мнимое…»

Флоренский соглашался с мнением, что поводом для сновидения могут стать какие-нибудь внешние причины: сползшее одеяло, посторонний звук, луч света и т. п. Но это еще не объясняет композицию и содержание образов, явившихся во сне. По его мнению, в сновидении проявляется феномен мнимого пространства и времени, которое способно даже двигаться вспять. Он сослался на опыт, вошедший в учебники психологии: спящий студент, проснувшись от удара по шее, рассказал, что в сновидении был участником Великой французской революции, после сражений, приключений и погони был схвачен, осужден революционным трибуналом, возведен на эшафот, уложен на плаху и нож гильотины врезался в его шею.

Павел Флоренский высказал интересную мысль: если в начале сна мозг еще находится под бытовыми впечатлениями дня, то в конце обретает особую ясность сознания. «Сновидения вечерние, перед засыпанием, – писал он, – имеют преимущественно значение психофизиологическое… тогда как сновидения предутренние по преимуществу мистичны, ибо душа наполнена ночным сознанием и опытом ночи, наиболее очищена и омыта от всего эмпирического, – насколько она, эта индивидуальная душа, вообще способна в данном ее состоянии быть свободною от пристрастий чувственного мира».

Позже мы убедимся, что в такой гипотезе есть определенная доля истины. Как выяснилось, есть фаза сна – не обязательно предутренняя, – когда мозг особенно активно работает. При этом, безусловно, порой возникают мистические видения, чувства, откровения.

Сон, предсказавший убийство

Эта страшная и загадочная история приведена в книге В. Битнера «Верить или не верить» (1899). Приведу ее целиком.

Как рассказал прокурор Берар, во время службы в городе X. в качестве следователя ему пришлось вести дело об одном убийстве. Занятий было масса, так что «под конец, – говорит Берар, – я быль так утомлен работою и допросом бесконечного ряда свидетелей, что даже во сне мерещились мне преступления, кровь, убийства.

Однажды, заблудившись во время одной экскурсии пешком, я должен был ночевать недалеко от одной маленькой приморской деревушки, в настоящее время месте купанья, тогда же незначительной, скрытой в лесу, деревеньки. Я решил поместиться в жалком постоялом дворе под названием «Au rendez-vous des amis» («Свидание с друзьями». – Р.Б.), расположенном в стороне, в глуши лесной. Я нашел там хозяина, человека геркулесового сложения, и хозяйку, маленькую, смуглую, оборванную, с недоверчивым и злым взглядом. После ужина я потребовал комнату; меня повели длинным коридором в комнатку, находящуюся над конюшнею. Кроме меня, хозяина и хозяйки в гостинице, наверно, никого не было.

Моя профессия выработала во мне недоверчивость и осторожность, может быть, даже слишком. Поэтому после удаления хозяина и закрытия дверей на замок я начал подробно осматривать помещение. Я нашел тут кровать или, вернее, ларь, застланный плохою постелью, два хромых стула, в углу же под окном едва заметные дверцы, не запертые на замок. Я отворил их и нашел перед собою род лестницы, ведущей вниз; очевидно, это был вход из конюшни. Я поставил перед дверцами столик, а на него таз, сбоку же оба стула. Таким образом, никто не мог войти, не наделав шуму.

Я крепко заснул; вдруг просыпаюсь: мне казалось, что кто-то хочет отворить двери, но, почувствовав в устроенной мной баррикаде препятствие, отступает. Я заметил даже через замочную скважину свет фонаря. Встревоженный, я вскочил с кровати и крикнул: «Кто там?» Кругом тишина и тьма. Я зажег свечу и с револьвером в руке пошел осмотреть дверцы; я не нашел ничего особенного. Все было на прежнем месте. Может быть, мне только показалось. Я лег одетый, чтобы переждать до утра; несколько часов я с успехом боролся со сном, но под утро, когда начинало светать, не выдержал. Я заснул сном тяжелым, нездоровым, полным ужасных сновидений. И вот что мне, между прочим, снилось.

Мне казалось, что вижу комнату, в которой я спал, кто-то лежал на кровати. Вдруг отворяются скрытые дверцы, входит хозяин с длинным ножом в руке, сзади, на последних ступеньках лестницы, стояла хозяйка с потайным фонарем. Хозяин тихонько приблизился к кровати и, освещенный направленным на кровать светом, убил спящего. Потом муж взял труп за ноги, хозяйка за голову, и они снесли тело вниз по лестнице. На лестнице у женщины были обе руки заняты, поэтому она отдала фонарь мужу, который нес его в зубах за кольцо, прикрепленное сверху.

Я опять проснулся. Солнце ярко светило. Я вышел и нашел внизу в трактирной комнате только одну хозяйку. Через несколько часов я был дома.

Прошло три года со времени моего ночлега, о котором я совершенно забыл, когда я прочитал в газетах следующее известие: «Население городка X. сильно встревожено необыкновенным исчезновением инженера Виктора Арно, который, выйдя на прогулку в окрестности, не вернулся. Полиция не могла до сих пор найти каких-нибудь следов». Я прочитал это известие совершенно равнодушно. На следующий день в той же газете было упомянуто: «Наконец найден след Виктора Арно. 24 августа проезжие погонщики мулов видели его вблизи лесного постоялого двора под названием: «Au rendez-vous des amis». Хозяин, опрошенный следователем, заявил, что Виктор Арно был у него перед вечером, но ушел в сторону леса, ища лучшего ночлега».

У меня промелькнула в голове известная мысль. Город X.! Постоялый двор «Au rendez-vous des amis»! Я тотчас же сел в вагон и через несколько часов остановился в X., где представился своему товарищу, следователю, который объяснил мне, что найденные следы вновь затерялись и что дело, по всей вероятности, не будет выяснено.

– Опрашивали ли вы хозяина «Au rendez-vous des amis»?

– Опрашивал, но никаких не нашел указаний.

– Сделайте это для меня, вызовите их еще раз.

На другой день трактирщик с женою явились в канцелярии следователя. Сначала ввели женщину; я узнал ее сразу, но она не узнала и потому не обратила на меня внимания, принимая, очевидно, за судебного чиновника. Она отвечала на вопросы пискливым голосом, рассказывала, что постоялый двор имеет две комнаты для приезжих, обе внизу, а они были в эту ночь заняты погонщиками мулов, действительно подтвердивших свое прежнее об этом показание.

– А третья комната над конюшней? – спросил я вдруг.

Женщина задрожала; она устремила на меня свои неприязненные глаза. Я воспользовался впечатлением и продолжал:

– Виктор Арно ночевал в этой комнате. Ночью вы с мужем пришли по лестнице, ведущей из конюшни: ты с фонарем, муж с длинным ножом в руке; вы открыли дверцы в стене; ты осталась с фонарем на последней перекладине лестницы, муж пошел к кровати и убил спящего…

Женщина стояла в немой неподвижности. Мой товарищ смотрел на меня с изумлением, я же продолжал описывать свой сон, который вспомнился мне во всех подробностях.

– Потом вы взяли труп – ты за голову, муж за ноги, – и снесли тело по лестнице.

– Это неправда! – простонала женщина. Я же, подойдя ближе, сказал ей прямо в глаза:

– А муж твой нес фонарь в зубах за кольцо, прикрепленное сверху…

Преступница закрыла глаза, отступила шаг назад и в величайшем испуге шептала:

– Все видел! Все видел…

Тотчас вывели женщину, а ввели трактирщика. Следователь повторил ему все, что я говорил старухе. Тот посмотрел на нас, как волк, запертый в клетке, а потом, сжимая кулаки, воскликнул:

– А, старая ведьма, выдала меня! Но я отплачу ей за это!

Три месяца спустя оба сложили головы на гильотине. В конюшне, под толстым слоем навоза, было найдено тело Виктора Арно, а рядом скелет какого-то англичанина, о таинственном исчезновении которого было восемь лет тому назад много говорено в этой местности.

– Что это было? – заключает рассказ Берар, – как объяснить это? Ничего не знаю. Передаю факт без комментариев, ручаюсь за его подлинность и жажду, чтобы наука выяснила мне загадку».

На мой взгляд, по меньшей мере наивно верить, будто в данном случае произошло во сне ясновидение будущего. Хотя есть и другой вариант: находясь в том самом месте, где некогда убили англичанина, прокурор во сне «переместился в прошлое» и увидел то, что произошло. А позже новое преступление повторилось в тех же деталях.

Однако и тут приходится предполагать фантастическое путешествие души в прошлое. Хотя если все происходило именно так, как рассказано, вплоть до мелких деталей, неразрешимой загадки нет, а значит, отсутствует необходимость прибегать к сомнительным гипотезам.

Прокурор по своей профессиональной привычке, расследуя преступления, воссоздает их в своем воображении. Находясь в напряженном нервном состоянии, он осмотрел комнату и обнаружил потайную дверь и тайный ход. В его мозгу тотчас пронеслась мысль о возможном убийстве. Поэтому он счел необходимым забаррикадировать эту дверь.

Нет ничего необычного в том, что он представил себе, как могло произойти преступление. Привыкнув вести следствие, он вообразил некоторые детали точно так, как подсказывала логика. Ничего сверх этого ему не приснилось.

Если наяву он мог вообразить происшествие в общих чертах, то во сне «дедуктивный метод» проявился в полной мере. Даже фонарь, который убийца вынужден был держать зубами, – совершенно естественная деталь. Ведь женщина, тем более маленькая, не могла нести в одной руке фонарь, а в другой поддерживать мертвое тело. По узкой потайной лестнице надо было вытаскивать труп вдвоем, а в темноте без фонаря обойтись было невозможно.

Судя по всему, все эти соображения у прокурора если и промелькнули в состоянии бодрствования, то сразу же забылись, а точнее, ушли в подсознание, где у человека находится хранилище информации. Ночью во сне спокойно и четко работающий мозг воссоздал картину возможного преступления в образах.

То, что комната словно специально предназначена для ночного убийства постояльца, прокурору стало ясно, когда он обнаружил незапертой потайную дверцу. Тут любой нормальный человек насторожится. Хотя далеко не каждый сможет догадаться о некоторых деталях преступления.

…Можно прочесть или услышать немало рассказов о вещих снах. Если среди них есть такие, которые нельзя «расшифровать», то практически всегда они вызывают сомнения.

Дело не только в причудах воображения рассказчика. Наша память не механическая, как оттиск текста или картины, а органичная, изменчивая, подверженная субъективным изменениям. По словам американского психолога Джона Ф. Кильстрема, «память нельзя уподобить чтению книги, скорее ее можно уподобить написанию книги из отрывочных заметок».

Есть люди, обладающие феноменальной, «фотографической» памятью, но это – исключение; к тому же и у них она при определенных ситуациях дает сбои.

Для тех, у кого не вызывают сомнения даже неправдоподобные рассказы очевидцев, кто уверен в точности своей памяти и верности своих убеждений, сошлюсь на один из поучительных психологических опытов.

Профессор читал студентам-юристам лекцию о необходимости критически относиться к свидетельским показаниям. Вскоре вошел его ассистент и поставил на кафедру чашечку кофе и два куска сахара. Лектор положил сахар в чашечку, помешал кофе и выпил. А в конце занятия предложил студентам написать как можно подробнее, что необычного произошло за это время.

Ответы были разные. Некоторые вообще не заметили ничего необычного (хотя прежде на лекциях профессор никогда ничего не пил), другие были уверены, что ассистент принес стакан чаю, а более или менее точно сообщили о том, что произошло, лишь немногие. И это – будущие юристы, профессия которых требует внимания даже к деталям!

Ситуация была нейтральной, не затрагивающей личные интересы и предпочтения студентов, так что они имели прекрасную возможность объективно воссоздать событие. Что уж тогда говорить о сообщениях тех людей, которые верят в чудеса, полеты души вне тела, ясновидение, предсказания экстрасенсов и т. п.

Итак, напрашивается вывод: ничего сверхъестественного, мистического, уводящего в область чудес и необъяснимого методом логического анализа в вещих снах нет.

Конечно, не всегда можно легко и просто разгадать вещий сон (да и как его отличить от обычного?). В некоторых случаях наша память способна «откорректировать» сон, если только он не был записан «по горячим следам». К тому же одни и те же образы можно истолковать по-разному…

Короче говоря, нет никаких веских оснований видеть в сбывшемся сне ясновидение или улетание души из тела. Нередко случаются простые совпадения, что не удивительно при обилии снов и событий.

И все-таки не все так просто.

Обратимся к свидетельству нашего великого ученого Владимира Ивановича Вернадского. Он оставил запись ярких образов, возникавших в его воображении во время тяжелой болезни. Это было нечто подобное кинофильму, показавшему его будущее.

Я приведу его рассказ лишь с небольшими купюрами. Кому-то может показаться, что здесь много излишних подробностей, но они, на мой взгляд, важны, интересны. Тем более что запись документальная, без редакционной обработки. Стиль В.И. Вернадского по большей части суховат, но это подчеркивает предельную точность рассказа.

Видения и провидение Вернадского

Вторник, 25/II – 9/III – 1920 г.

Не писал более месяца. Перенес сыпной тиф. И сейчас нахожусь еще в состоянии выздоровления. Слаб. Пишу всего 1/2 часа – в первый раз.

Мне хочется записать странное состояние, пережитое мной во время болезни. В мечтах и фантазиях, в мыслях и образах мне интенсивно пришлось коснуться многих глубочайших вопросов жизни и пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий сон, т. к. я не спал – не терял сознания окружающего. Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего.

Это было до такой степени интенсивно и ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения. Помню, что среди физических страданий (во время впрыскивания физиологического раствора и после) я быстро переходил к тем мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только мыслил и не только слагал картины и события, я, больше того, почти что видел их (а м.б. и видел), и во всяком случае чувствовал – например, чувствовал движение света и людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и людей. А вместе с тем я бодрствовал.

…И сам я не уверен, говоря откровенно, что все это плод моей больной фантазии, не имеющей реального основания, что в этом переживании нет чего-нибудь вещего, вроде вещих снов, о которых нам несомненно говорят исторические документы. Вероятно, есть такие подъемы человеческого духа, которые достигают того, что необычно в нашей обыденной изоднодневности. Кто может сказать, что нет известной логической последовательности жизни после известного поступка? И м. быть, в случае принятия решения уехать и добиваться Института Живого Вещества, действительно, возможна та моя судьба, которая мне рисовалась в моих мечтаниях. Да, наконец, нельзя отрицать и возможности определенной судьбы для человеческой личности. Сейчас я переживаю такое настроение, которое очень благоприятствует этому представлению.