Сегодня все чаще употребляется термин «агрессия» в самом широком контексте, применительно к разным сферам человеческой деятельности и областям научного знания, в том числе и к сфере журналистики. Однако актуальность изучения данного явления обусловлена реалией не только сегодняшнего дня: в предшествующие столетия этот феномен также не оставался без внимания, хотя и не получил научной интерпретации. Темы войны и мира, согласия и конфликта, единства и противостояния были в центре внимания различных религиозных течений, а тема борьбы добра со злом представлена во многих произведениях культуры и искусства.

Конфликты в современном мире, в которых определяющее место принадлежит их агрессивной составляющей, имеют всепроникающий характер. Достаточно вспомнить историю ХХ века, где конфликты стали причиной гибели миллионов людей: две мировые войны, более двухсот крупномасштабных войн, локальные военные конфликты, террор, вооруженная борьба за власть, убийства и самоубийства, распространение оружия массового поражения, агрессия НАТО против Югославии, США – против Афганистана и Ирака, вооруженные конфликты на Северном Кавказе, внутриполитические конфликты, – все это примеры проявления физической агрессии. Не меньшую опасность представляют все возрастающие по своей частоте и степени агрессивности поведения индивидов конфликты внутри тех или иных сообществ (в трудовых коллективах, студенческих группах, ученических классах), между членами семьи, что часто ведет к возникновению внутриличностных конфликтов.

Изначально конфликты не были объектом научного исследования и долгое время бытовали как повседневное явление. Тем не менее, в самых древних источниках, относящихся к эпохе античности, уже содержится детальное описание войн и первые оценки подобных конфликтов [1]. Первые дошедшие до нас исследования этой проблемы относятся к VII–VI вв. до н. э. Заслуживает внимания утверждение китайских мыслителей о том, что источник развития всего существующего заложен во взаимоотношениях, присущих материи положительных (ян) и отрицательных (инь) сторон, которые находятся в постоянном противоборстве и приводят к противостоянию их носителей. Это свидетельствует о том, что уже в то время мысль о повышении общего эмоционального фона, агрессивности была актуальна, хотя еще не нашла должного закрепления в праисследованиях природы конфликта.

Далее, философское учение в Древней Греции о противоположностях и их роли в возникновении вещей уделяет особое внимание такому социальному конфликту, как война, что находит отклик в учениях Анаксимандра, Гераклита, Платона, Геродота. Философская мысль уже тогда развивалась в русле поиска путей предотвращения конфликтов.

Господствовавшие в Средние века божественные взгляды на источники общественного развития накладывали отпечаток и на философские учения. К примеру, Фома Аквинский считал, что, хотя в целом война и насилие всегда являются грехом, «справедливая война» допустима при условии, что она является вынужденной санкцией со стороны государства. Иное звучание получило учение Никколо Макиавелли, который считал конфликт универсальным и непрерывающимся состоянием общества ввиду порочной природы человека, его постоянного стремления к материальному обогащению. Но Макиавелли отмечал и созидательную функцию конфликта: важно правильное воздействие на него со стороны государства. Внимание изучению природы конфликтов уделяют также мыслители Средневековья Эразм Роттердамский, Гуго Гроций, Фрэнсис Бэкон, Томас Гоббс, в центре внимания которых находились причины социальных конфликтов как внутри страны, так и между государствами.

Впервые конфликт как многоуровневое социальное явление был изучен в работе «Исследования о природе и причинах богатства народов» философа Нового времени Адама Смита, полагавшего, что в основе конфликта лежит деление общества на классы и экономическое соперничество. Следовательно, противоборство между классами рассматривалось как источник поступательного развития общества, а социальный конфликт – как определенное благо человечества.

О государственном регулировании конфликтов говорил Георг Гегель, так как именно государство представляет интересы всего общества.

В книге биолога Чарльза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» (1859 г.) изложена теория ученого о борьбе за существование, в условиях которой осуществляется развитие живой природы, что составляет естественный механизм отбора наиболее приспособленных видов. И здесь также заложены основы конфликтологического подхода.

Противоречивость оценок насилия, отношение к войне и миру свойственна и для религиозных учений. В священных книгах христиан – Ветхом и Новом заветах – читатель встречает призыв к верующим прославлять Всевышнего силой, в то время как воззвания к Богу во время сражений приносили победу. Проведенный А.Я. Анцуповым и А.И. Шипиловым контент-анализ текста Библии показал, что из 12407 понятий и категорий, входящих в Библию, 1909 (15,39 %) в той или иной мере отражают проблему насилия и 1884 (15,18 %) высказывания – положительную направленность категорий «мир», «согласие» и т. п. Наиболее часто употребляются категория «наказание» и производные от нее (25,9 % от числа понятий группы «насилие»), слова «убить», «убивать» (20,8 %), в которых отражается стремление действующих лиц к насилию, уничтожению других. Часто используются призывы к возмездию (18 %), слова, характеризующие ненависть и злобу к другим (13,3 %), слова «насилие», «война», «воевать» (12 %), «бить», «избить», «отнять», «присвоить» (8,1 %). Подобная неоднозначность оценок насилия – открытого проявления агрессии – свойственна и для других религиозных учений – ислама, буддизма, индуизма.

Наряду с тем во все времена конфликт находил воплощение в художественно-образных формах отражения действительности – устном народном творчестве (сюжеты подавляющего большинства русских народных сказок основаны на конфликте: борьба с врагом, стремление к достижению счастья и т. п.), литературе (отражение бытовых, семейных, военных конфликтов, к примеру, в произведениях эпохи реализма), живописи, скульптуре, кинематографии, сценической игре, музыке и других видах искусства, что, безусловно, существенно влияет на отношение к ним со стороны читателей, слушателей, зрителей.

В последние десятилетия ХХ века существенно возросла и роль средств массовой информации в формировании поведения людей. Сообщения, транслируемые СМИ, оказывают заметное влияние на психическое состояние людей, их поведение, отношение к окружающим, к действительности. Со ссылкой на исследование социологов А.Я. Анцупов и А.И. Шипилов отмечают, что в среднем российский зритель в течение дня видит сцену насилия на телеэкране каждые 15 минут, а вечером – каждые 10 минут. Из всех сцен насилия наиболее часто демонстрируются убийства (30,3 %) и избиения (20,8 %), значительна доля показа сексуального насилия (16,7 %), групповой агрессии (войны, теракты – 11,4 %), катастроф (11,3 %), оскорблений (9,5 %). А по оценке некоторых специалистов в области социальных технологий российское телевидение – одно из самых агрессивных в мире. В результате просмотра телевизионных передач, особенно информационного характера, российские зрители испытывают не только положительные, но часто отрицательные эмоции – чувства страха, беззащитности, усталости и неуверенности, что не может не оказывать влияние на их поведение, в том числе и в конфликтных ситуациях [3].

Статистика красноречиво свидетельствует о том, насколько часто люди причиняют боль и страдания своим близким. Так, Р. Бэрон и Д. Ричардсон приводят такие данные:

– около трети состоящих в браке американцев обоего пола подвергаются насилию со стороны своих супругов (Straus Gelles & Steinmetz, 1980);

– от трех до пяти тысяч детей в США ежегодно умирают в результате жестокого обращения с ними их родителей (Pagelow, 1984);

– ежегодно 4 % пожилых американцев становятся жертвами насилия со стороны членов своих семей (Pagelow, 1980);

– 16 % детей сообщают, что их избивают братья или сестры (Straus et al., 1980);

– ежегодно в США совершается свыше миллиона преступлений с применением насилия, среди которых более 20 тысяч убийств (Bureau of Census, 1988);

– убийство занимает одиннадцатое место среди основных причин смерти в Соединенных Штатах (Baker, 1986);

– главной причиной смерти чернокожих американцев в возрасте от 15 до 34 лет является насильственная смерть (Butterfield, 1992) [4].

Все это находит отражение в сообщениях, выходящих в теле– или радиоэфире, в материалах на страницах периодических изданий. Многие современные исследователи отмечают, что агрессия, а также находящаяся в одном этимологическом ряду с данным понятием категория «насилие», в настоящее время получают все большее распространение в информации, транслируемой через СМИ. Так, Э. Аронсон языком статистики отмечает, что 58 % всех телепрограмм содержат насилие, в 78 % из них отсутствуют какие бы то ни было угрызения совести, критика или наказание за совершение насилия. Более того, агрессия, транслируемая СМИ, по заключению исследователя, повышает степень агрессивности индивидов, находит воплощение во внешней среде, а со временем сила корреляции агрессии повышается [5].

Поэтому важность изучения агрессии и функционирования данного феномена в системе печатных средств массовой информации кажется бесспорной, но подходы к его интерпретации могут быть различными.

1.1. Агрессия и ее знаковая закрепленность

В настоящее время термин «агрессия» получил широкую трактовку, что свидетельствует о проявленном интересе исследователей современного состояния системы СМИ именно к агрессивной компоненте в публицистике. Прежде всего, определим сущность понятия «агрессия».

Этимология данного термина указывает на его происхождение от латинского корня aggredi – ad gredi, где grades означает «шаг», а ad – «к». Таким образом, первичное значение слова «агрессия» – двигаться вперед, к определенной цели, причем без колебаний, сомнений и страха. И уже в этом определении ощутима соотнесенность агрессивного и полемического начала: полемика ведь тоже представляет собой движение к определенной цели. И поскольку движение это осуществляется на фоне убежденности в собственной правоте (в противовес дискуссии, например, где поиск истины – цель речевой деятельности), в текстах прессы оно, как правило, реализуется «без колебаний, сомнений и страха».

Ряд современных исследователей сходятся в определении агрессии как специальной формы поведения человека и животных, направленной на другие объекты и имеющей цель причинить им вред [6]. В этом отношении взаимосвязь полемического и агрессивного начала в прессе уже более завуалирована. С одной стороны, целью полемиста всегда является уничтожение в сознании аудитории позиции противника, ее замещение собственной точкой зрения. Но с другой, для реализации этой цели могут выбираться мягкие и нейтральные тактики, которые далеко не всеми осознаются как агрессивные. Так, использование в споре «дамского аргумента» (термин С.И. Поварнина [7]) вроде бы не направлено напрямую на уничтожение противника, но в конечном итоге служит целевой установке полемиста и в русле этого целеполагания является не менее агрессивным и эффективным, чем прямые выпады, обвинения, угрозы.

Американский исследователь в области социальной психологии Э. Аронсон предлагает понимать под агрессией «преднамеренное действие, направленное на причинение вреда или боли. Это действие может быть физическим или вербальным. Независимо от того, достигло своей цели или нет, это все равно агрессия» [8]. Так и в полемическом тексте – независимо от его эффективности, – вербальная агрессия присутствует неизменно.

Близко к данному определению агрессии понятие, сформулированное Р. Бэроном и Д. Ричардсоном: «агрессия – это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения» [9].

Доктор психологических наук профессор Н.И. Леонов отмечает, что различные авторы в своих исследованиях по-разному определяют агрессию и агрессивность: как врожденную реакцию человека для «защиты занимаемой территории» (Лоренд, Ардри); как стремление к господству (Моррисон); как реакцию личности на враждебную человеку окружающую действительность (К. Хорни [10], Э. Фромм [11]) [12]. Сам Н.И. Леонов предлагает понимать под агрессией «индивидуальное или коллективное поведение, направленное на нанесение физического или психологического вреда, ущерба, либо на уничтожение другого человека или группы людей» [13]. Данное определение агрессии берем за основу и мы в нашем исследовании. Однако, на наш взгляд, агрессия в средствах массовой информации – более широкое и многоаспектное понятие. Поскольку в центре нашего внимания находится агрессия в прессе, делается акцент на исследование психологической составляющей данного феномена, отмечаются виды агрессивных реакций, проявляющихся в текстах современных газет.

Наряду с тем под агрессивностью Н.И. Леонов предлагает понимать «свойство личности, характеризующееся наличием деструктивных тенденций, в основном в области субъектно-субъектных отношений» [14]. По мнению этого ученого, деструктивный компонент человеческой активности является необходимым в созидательной деятельности, так как потребности индивидуального развития с неизбежностью формируют в людях способность к устранению и разрушению препятствий, преодолению того, что противодействует этому процессу, то есть активизирует социальную активность общества. При соотнесении данного утверждения с феноменом агрессии в печатных СМИ приходим к выводу о том, что воплощение деструктивного компонента способствует получению более исчерпывающей информации, в том числе в печатной полемике, а также активизирует социальную активность читателей.

Отметим, что понятие «агрессия» по его этимологическим признакам многие исследователи ставят в один ряд с понятием «конфликт». Е.Н. Богданов и В.Г. Зазыкин относят понятие «конфликт» к общенаучной категории, принадлежащей прежде всего конфликтологии. «Конфликтные ситуации имеют глубокое психологическое содержание, потому что конфликтуют, прежде всего, люди из-за действия причин, носящих субъективный или объективный характер в процессе психологического давления на оппонентов, – отмечают исследователи. – Стиль, стратегия и тактики противоборства отражают их индивидуальные характеристики. Способы предупреждения и разрешения конфликтов основаны в первую очередь на оказании психологического воздействия на оппонентов с целью изменения их отношений» [15]. Это утверждение развивает наше убеждение в том, что понятие «агрессия» – многоаспектное и в современных условиях существования медийного сектора требует основательного изучения.

Так или иначе, определения, которые дают исследователи агрессии и форм ее проявления, базируются на определении, сформулированном Э. Аронсоном и развивают нашу мысль о значительном агрессивном потенциале печатной полемики.

Заслуживает внимания предложение профессора Н.И. Леонова разделять агрессивные проявления на два основных типа: мотивационную агрессию как самоценность и инструментальную агрессию как средство, подразумевая при этом, что и та, и другая могут проявляться как под контролем сознания, так и вне него, и сопряжены с эмоциональными переживаниями: гнев, враждебность [16]. Деление агрессии на указанные выше два типа встречаем и в фундаментальной работе «Агрессия» у Р. Бэрона и Д. Ричардсона [17]. В русле первого типа агрессии – мотивационной – имеет смысл говорить о целевой установке полемиста, так как в данном случае акт проявления агрессии направлен на достижение определенной цели. Во втором случае, при определении инструментальной агрессии, важно отметить, что агрессия усматривается не в целевой установке полемиста как таковой, а служит лишь средством для достижения поставленной цели, которая может быть направлена даже на созидание.

У Н. И. Леонова приводится обозначение видов реакций, которые выделили А. Басс и А. Дарки, создавшие опросник, дифференцирующий проявление агрессии и враждебности [18].

1. Косвенная агрессия окольным путем направлена на другое лицо или ни на кого не направлена. Примером фиксации косвенной агрессии в полемическом тексте может служить публикация в газете «Тамбовская жизнь» «За пенсией… в суд» [19]. В центре внимания журналиста – проблема неуплаты руководителями отдельных организаций страховых взносов, которые формируют накопительную часть трудовой пенсии работников. Рассматривается локальная ситуация – отчисление трудовых взносов ФГУ «Госсорткомиссия». «Обиженные» работники просят прокомментировать ситуацию начальника управления Пенсионного фонда России в Тамбовском районе И. Родионова, чему предшествовало обращение Управления в арбитражный суд Тамбовской области, который удовлетворил заявление и вынес решение о взыскании взносов, однако проблема так и не была устранена. В связи с этим работникам рекомендовано обратиться в суд или в прокуратуру. Решительно, несколько угрожающе звучит заявление одного из работников ФГУ «Госсорткомиссия» Ю. Савельева: «Мы будем отстаивать свои права всеми дозволенными методами. Не хотим получать по вине нерадивых работодателей нищенскую пенсию». Далее ситуацию комментирует управляющий отделением Пенсионного фонда по Тамбовской области Т. Козловская, где также отмечается агрессивность по отношению к недобросовестным руководителям организаций: «С неплательщиками страховых взносов мы ведем непримиримую борьбу, отстаивая интересы застрахованных лиц. В нашем отделении существует комплекс мер по снижению задолженности предприятий и организаций по страховым взносам на обязательное пенсионное обеспечение. <…> Только сообща мы заставим нерадивых работодателей почитать закон и законные интересы людей». В анализируемой публикации отсутствуют ответные реплики представителей данной организации, однако очевидно противостояние двух сторон: работодателей – с одной стороны (введена категория «нерадивый работодатель», что с успехом можно применить и к другим их «коллегам») и работников, а также представляющего их интересы отделения Пенсионного фонда РФ по Тамбовской области – с другой. Таким образом, в данной публикации агрессия полемиста направлена не только на конкретного «нерадивого работодателя» (прямая агрессия), но и против их недобросовестных «коллег».

2. Раздражение (готовность к проявлению негативных чувств при малейшем возбуждении – вспыльчивость, грубость). Указанный вид агрессии наиболее очевиден в материалах СМИ, передающих аудиовизуальную информацию, например, в телепередачах. Тем не менее, в печатной полемике также очевидна фиксация подобной реакции. Так, в серии публикаций «Хождение по мукам» [20], «Хождение по мукам-2» [21] журналист критически подходит к деятельности различных служб (паспортно-визовая служба Ленинского РОВД г. Тамбова, ФГУ ГБ медико-социальной экспертизы по Тамбовской области), график работы которых создает такую проблему, как «стояние в очереди» (подзаголовок публикаций – «Операция «Очередь» в рубрике «Общество»). Как констатирует журналист, многочасовое стояние в очереди способствуют напряженности обстановки в этой части общества, о чем свидетельствуют следующие выражения героев публикации – опрошенных людей, находящихся в очередях: «Да безобразие!», «Им там не до нас!

<…> О людях никто не думает. Попробуйте вот зайти, пока там блатные! Инспекторша тут же отбреет: закройте дверь!», «Это какой – то ужас. <…> Медикам тоже тяжело, народу много, они злятся. Но и нас можно понять! Люди с костыльками, после инфарктов» и т. п. Не менее агрессивны выступления оппонентов – лиц, представляющих данные службы, в высказываниях которых также очевидно раздражение: «Мы искренне стараемся помочь всем заявителям, но просто физически не успеваем. <…> Район у нас самый маленький, но все главные чиновники живут здесь! Каждый день звонят и приводят за руку людей. Вы бы отказали своему начальнику? А очередь возмущается: блатные! И за это я получаю вместе с пайковыми шесть тысяч рублей в месяц!», «Да что вы ко мне пристали?! Эти стулья уже пять раз ломали. Поставим новые, не волнуйтесь…», «Это не мы безалаберные, а они сами…» и т. п. Подобные ситуации не менее знакомы рядовому читателю, а сгущение фактов журналистом в серии публикаций по определенной тематике, с одной стороны, способствует разрешению поднятых вопросов (как отмечает журналист, после первой же публикации данной рубрики последовала желаемая реакция – данные службы начали работать более оперативно), но с другой – возрастает напряжение в обществе, что объясняется чрезвычайной распространенностью подобного явления. Раздражение героев публикации усиливает ее эмоциональное содержание.

3. Негативизм (оппозиционная манера в поведении от пассивного сопротивления до активной борьбы против установившихся обычаев и законов). Этот вид агрессии также более характерен для электронных СМИ. Однако подобная реакция закреплена и в практике печатных изданий. Так, в публикации «34000 рублей – за отсутствие улыбки» [22] речь о ситуации, когда врачи в силу своей некомпетентности провели неудачную операцию ребенку, в результате чего он стал инвалидом. Его мама обратилась в суд, требуя материальной и моральной компенсации за причиненный ущерб. Суд Октябрьского района г. Тамбова постановил выплатить потерпевшему ребенку денежную компенсацию в размере 30 тысяч рублей за моральный вред и 4 тысячи – за материальный. Всю компенсацию мать ребенка тут же потратила на оплату долгов за лечение. Тем не менее, женщина вынашивает надежду, что сможет собрать деньги на операцию, которая исправит головотяпство врачей, но ее одолевает отчаяние, и свои эмоции, полные негативизма, она выливает на медицинских работников («Боюсь, теперь мы денег так и не соберем, – сокрушается Вера Михайловна. – Группу в этом году с Сережи сняли. Я работаю в колхозе, получаю мало. Кроме того, мы занимали на лечение»).

4. Обида (зависть и ненависть к окружающим за действительные или вымышленные действия). Этот вид агрессивного поведения в печатной полемике широко распространен. Отметим примеры фиксации подобной реакции в газетных материалах. К примеру, основу публикации «Врачей перессорили» [23] составляет описание конфликтной ситуации, сложившейся в сфере здравоохранения: повышение заработной платы отдельным категориям представителей данной профессии сразу же повлекло разногласия среди них. Пытаясь вникнуть в суть проблемы, журналист накаляет обстановку: «Одни медработники выходили из бухгалтерии с увесистыми пачками купюр и довольными лицами. Другие, поджав губы, пересчитывали жалкие три-пять тысяч и гадали, как жить дальше. Обделенных оказалось значительное большинство. Причем все это специалисты узкой квалификации – хирурги, невропатологи, окулисты. В проекте правительства для них не нашлось места. Теперь в наших больницах и поликлиниках нет таких понятий, как «хороший врач» и «плохой врач». Есть врачи богатые, а есть бедные». Агрессивный настрой как журналиста, так и противников принятого законопроекта выдают заголовок публикации и ее подзаголовки – «Врач врачу не товарищ» и «Маловато будет». В публикации цитируются слова «обиженных» врачей. Так, врач-отоларинголог МЛПУ «Городская детская поликлиника» Н. Бирюкова говорит: «Сейчас участковая медсестра зарабатывает в разы больше меня и моих коллег. Представляете, с каким на строением мы теперь работаем? Мы, конечно, рады за наших коллег-педиатров, зарплаты давно надо было прибавить. Но почему только им? У нас работа не менее сложная, чем на участках. Вот, вчера, например, мы приняли 42 новорожденных ребенка, хотя должны принимать только 18 человек». «Обиженный» настрой и у заместителя главного врача по лечебной работе того же лечебно-профилактического учреждения Н. Нарутдиновой: «Выходит, что врач, имеющий высшее образование и большой стаж работы, получает меньше участковой медсестры. Конечно, надо было увеличивать зарплаты, пусть на меньшие суммы, – но всем». Эскалация конфликтной ситуации достигается путем прогнозирования ее развития. Журналист отмечает, что федеральным бюджетом предусмотрено повышение заработной платы работникам службы «Скорой помощи» и фельдшерско-акушерских пунктов, а финансирование учреждений родовспоможения в связи с выдачей «родовых» сертификатов позволит увеличить зарплату акушерам и гинекологам. Соблюдая правило открытого финала полемического текста, автор материала заключает: «Главное, чтобы не получилось как с участковыми врачами. И тревожит вопрос: а как же все остальные специалисты узкой квалификации – с ними-то что делать будем?».

5. Подозрительность (в диапазоне от недоверия и настороженности по отношению к людям до убеждения в том, что другие люди планируют и приносят вред). Подобная реакция закреплена в текстах печатной полемики, что становится очевидно при непосредственном речевом взаимодействии оппонентов. В публикации «Нацпроект «Доступное гнилье» [24] ставятся под сомнение благие намерения чиновников изменить ситуацию с острым для молодых семей «квартирным вопросом». Конкретные примеры историй участников программы «Молодежи – доступное жилье» делают выступление журналиста не голословным. Так, он отмечает, что «…говорить о доступном жилье по меньшей мере странно. А упоминать о комфорте и вовсе неприлично. Неудивительно, что количество «отказников» неуклонно растет. От участия в программе и получения «бесплатного сыра» от государства уже отказались, по разным данным, от 30 до 79 молодых семей». Завершая свое выступление, автор материала не без сарказма заключает: «14-е место Тамбовщины из 17 областей ЦФО по обеспеченности жильем – результат в свете вышесказанного вполне закономерный. И в ближайшем будущем ситуация вряд ли изменится кардинальным образом, несмотря на все президентские инициативы и областные программы. Общее количество тамбовчан, улучшивших жилищные условия в 2006 году, это 258 молодых семей – при очереди в 1600 человек (это только те, кто пробился через бумажную волокиту и подал заявку на участие в программе). Не слишком ли скромные показатели для нацпроекта с таким громким и пафосным названием? А потому слоган этот звучит скорее как лозунг на митинге бездомных. Так и видится крупными буквами на самодельном плакате: «Доступное и комфортное жилье – гражданам России».

6. Вербальная агрессия (выражение негативных чувств как через форму (крик, визг), так и через содержание словесных ответов (проклятия, угрозы). Отметим особенности проявления вербальной агрессии в публикации газеты «Тамбовский меридиан» «Макаров» дом бережет» [25]. Журналист демонстрирует противостояние тех, кто в России имеет право на законное обладание оружием и вооруженных бандитов, и «простых смертных». Ставя себя во вторую категорию, автор публикации четко выражает собственную позицию, которая обозначена уже в лиде к материалу: «У нас много преступников – и мы их боимся. У нас очень много милиционеров – и мы их тоже боимся. Выход один: защитить себя самим». Выдвигая тезисы, отражающие реальное положение дел, журналист спорит со сложившейся ситуацией. При этом его агрессивное отношение к оппонентам обнаруживается уже в подзаголовках к публикации: «Дело рук самих утопающих», «Пускай разбойник трепещет», «Волки и овцы». Журналист отмечает: «Россия среди развитых стран – лидер по уровню убийств. Душат, режут, стреляют, бьют по голове гантелями, трубами, кирпичами, бейсбольными битами и даже крышками от унитаза. Более 20 тысяч убийств ежегодно. И почти столько же людей пропадают без вести», – что обнаруживает его негативное отношение к существующему положению дел. Особая категория лиц, против которых направлена агрессия журналиста, – милиционеры: «Население России страшится милиционеров больше, чем бандитов. Опросы проводили, все серьезно», – что звучит весьма убедительно. Таким образом, точка зрения автора становится очевидной, понимается читателем однозначно и приглашает его к размышлению.

7. Чувство вины (выражает возможное убеждение субъекта в том, что он является плохим человеком, что поступает зло, а также ощущаемые им угрызения совести). На наш взгляд, в полемических текстах данная реакция («самоагрессия»), своего рода самоуничижение, встречается крайне редко.

Становится понятно, что формы проявления агрессии различны, и в сфере журналистики агрессия проявляется во всех обозначенных формах. По нашему наблюдению, косвенная агрессия, раздражение, негативизм, обида, подозрительность, чувство вины находят свое воплощение в речевой (вербальной) агрессии как журналиста, так и героев его публикации.

Особняком стоит физическая агрессия, которую Н.И. Леонов также называет в этом ряду, подразумевая под этим видом агрессии такое ее выражение, как использование физической силы против другого лица. Она, как правило, реализуется в электронных масс-медиа, но и в печатном тексте фиксируется проявление физической агрессии – как информационный повод, как факт. Примером служат криминальные хроники, расследования. К тому же в печатных СМИ физическая агрессия имеет место в иллюстративном материале, который визуально передает агрессивный настрой журналиста, героев его публикации. Так, публикация «Мир, труд, май» [26], в тексте которого агрессия находит явное воплощение (описывается противостояние демонстрантов, власти и силовых структур, в том числе и физическое), сопровождается фотографией в жанре репортажа. В одном из фрагментов текста читаем: «А вот отряды ОМОН, свезенные сразу из нескольких областей в Москву и Питер на «Марш несогласных», вдоволь намахались дубинками», – что прямо комментирует фотографию к материалу, где ОМОНовцы, невзирая на физическое самочувствие людей (упала пожилая женщина), противостоят демонстрантам, вооружившись металлическими щитами и дубинками. Подпись под фотографией: «Разрешите вам помочь подняться…» – усиливает агрессивный компонент публикации, дополняя его горькой иронией. И подобных примеров на страницах современных печатных СМИ встречается немало.

Тем не менее, на наш взгляд, в данной классификации очевидно смешение понятий. Так, если в косвенной агрессии усматривается целевая установка полемиста, и данный вид агрессии направлен на реального оппонента, то раздражение и обида являются реакциями участника межличностного взаимодействия на поведение или действия противника, связанными с чувственно-эмоциональным восприятием. К раздражению и обиде примыкает и такой вид реакции, как злость, упоминание о которой встречаем в работе А. Бэрона и Д. Ричардсона «Агрессия» [27].

Необоснованно, по нашему мнению, выделять как особую форму проявления агрессии негативизм. Негативизм является средством на пути к достижению поставленной цели, при этом в поведении индивида, характеризующемся негативизмом, проявление агрессии не ставится во главу угла. То есть, негативизм является одной из агрессивных реакций в русле мотивационной и инструментальной агрессии.

Физическую агрессию, по нашему мнению, можно определить как один из уровней проявления агрессии (наряду с вербальным воплощением агрессии). В связи с этим применительно к средствам массовой информации физическую агрессию предпочтительнее выделить как в ряду инструментальной (служит одним из средств, и нередко весьма эффективных, при достижении поставленной цели), так и в ряду мотивационной агрессии (проявление физической агрессии – целевая установка). Однако в материалах печатных СМИ физическая агрессия фиксируется в двух случаях:

– во-первых, когда журналист рассказывает о физической агрессии (насилия, убийства, теракты и т. п.) в текстовом материале. В этом случае агрессия является поводом для создания публикации;

– во-вторых, когда те же самые агрессивные реакции отображаются в иллюстративном материале.

Как мы уже отмечали, агрессия может выступать как самоцель (мотивационная агрессия) – способ самовыражения журналиста в полемическом тексте, нередко – как элемент внутриличностного конфликта, его несогласия с существующим положением дел, подчас невротического переживания явлений окружающей действительности. Нередко агрессия-самоцель очевидна в колонках редактора, письмах в редакцию. К примеру, в публикации «Тухлятина» [28] редактор массового еженедельника «Аргументы и факты» Н. Зятьков, продолжая обсуждаемую на страницах издания тему – конфликт США с Ираном, останавливается на локальном случае: «Пятнадцать английских моряков, задержанных в Персидском заливе и признавшихся в «незаконном вторжении» в территориальные воды Ирана, вернулись домой. Их провожали в Тегеране и встречали в Лондоне, как голливудских актеров». «Тухлятина», по мнению автора публикации, – это то, что «остается в «человеческом остатке», если не брать во внимание пропагандистские интересы Великобритании и Ирана, которые обнаруживаются в этой ситуации. И здесь же журналист задается вопросом и отвечает на него: «Казалось бы, какое отношение к нам имеет попытка английской армии не столько "отмазать" своих опозорившихся бойцов, но и дать им еще подзаработать на интервью? Самое прямое. Все дело в том, что именно эти самые англичане, а вместе с ними французы, американцы регулярно сокрушаются, как ужасно обстоят дела в Российской армии, как негуманно мы ведем себя в Чечне, как плохо у нас с моралью и демократией. А имеют ли они такое право после вот таких случаев переделки предателей в героев? Да, не поем мы за завтраком гимн России и в армии нашей масса проблем. Но променять Родину за банку пива смогут разве что единицы отморозков». В данном фрагменте текста автор публикации, как видно, в агрессивной манере выражает собственную позицию, затрагивает актуальную проблему – вопрос внешней политики, для убедительности приводит пример истинного патриотизма русского солдата, для которого служение Родине превыше всего. Причем авторское несогласие, возмущение в отношении поставленной в публикации проблемы четко обозначено уже в рубрике к материалу – «Ответная реакция главного редактора». Такой подход к конкретизации собственной точки зрения является способом самовыражения журналиста, а форма подачи материала в большей степени воздействует на читателя, обладает большей убедительностью.

Аргументируя собственную позицию, журналисты все чаще прибегают к инструментальной агрессии, которая является способом опровержения позиции оппонента и привлечения внимания аудитории не только к поставленной проблеме, но и дает ей возможность понять, что точка зрения автора публикации – единственно верная. Так, в публикации «Вам русским языком говорят» [29] коллектив «Российской газеты» обсуждает с компетентными в данном вопросе лицами – финалистами и лауреатами самой крупной в нашей стране литературной премии «Большая книга» (рубрика так и называется – «Совет экспертов») – актуальную проблему: современное состояние русского языка. Ключевые вопросы обозначены в лиде к материалу: «Что происходит сегодня с русским языком? На каком языке говорит наше общество, наши дети? Ответственны ли писатели за сохранение русской речи?». Данная тема в 2007 году муссировалась всеми средствами массовой информации, так как в России 2007 год был объявлен Годом русского языка.

Авторская позиция (а в роли автора выступает коллектив редакции газеты) здесь очевидна: журналисты спорят с существующим положением дел, а для конкретизации собственной точки зрения, создания особого эмоционального фона, наибольшего воздействия на читателя они определенным образом строят вопросы. Глубокая эмоциональность заложена уже в заголовке к публикации – «Вам русским языком говорят», который может быть прочитан и как повествовательный, утвердительный, и как весьма экспрессивный. Конкретизация поставленной проблемы видна в подзаголовках к материалу, где также обнаруживается и полемичность, и агрессивность настроя журналиста: «Эволюция или катастрофа?», «Писатели бессильны?», «Кому можно и нельзя?», «Язык все выдержит», «Где был? Пиво пил», «Не родись безъязыкой», «За что отвечают писатели?», «Разговор книгопродавца с поэтом» и «Киллер или убийца?». Композиция публикации представляет собой импровизированный «круглый стол», поэтому авторская позиция становится очевидна и в постановке вопросов журналистами, где очевидна агрессия: «Дорогие писатели, вам не кажется, что с русским языком произошли изменения, сопоставимые с теми, что были в 20-30-е годы прошлого века, после революции и Гражданской войны? Огромное вливание новых слов (новояз), мощная экспансия иностранных слов, легализация мата, причем не только среди подростков, но и в литературе, кино, театре, СМИ. Нужны ли меры на законодательном уровне, как во Франции, где за употребление иностранных слов штрафуют?», «Вам возражает Дина Рубина в письме (она также участвует в «круглом столе», присылая свои ответы по электронной почте. – Примеч. С. Аносовой): «Боюсь, мы плачем по волосам давно снятой Интернетом головы. Эта тотальная безголовость языка сегодня разливается повсюду. Недавно на какое-то мое замечание юная сотрудница издательства отвечает: «Не волнуйтесь, я уже вписала это в органайзер, свяжусь с менеджером, он сделает запрос мирчандайзеру». Я чуть сознание не потеряла! Этот кошмарный дебильный интернетовский новояз в «Живом Журнале»! Все эти «птушто», «когданить», «жжоть не по-децки» и прочая скулы сворачивающая мерзость… Уж лучше вообще существовать в совершенно чужой языковой среде. Разделение стихий, так сказать, полезнее для чистоты литературного языка» и т. д.

Таким образом, при выражении собственной точки зрения, явно категоричной, журналисты апеллируют к мнениям экспертов, выступления которых не менее категоричны. А поскольку, как мы отмечали выше, для современных печатных СМИ характерно использование креолизованного языка – синтез печатного слова и иконического текста, иллюстрации, данный материал не является исключением в этом ряду: публикация дополнена не менее яркой фотоиллюстрацией. На ней взгляд смеющейся женщины обращен к картине в постмодернистском стиле, где в центре – сочетание «ё моё», и подпись под фото: «Язык нашей улицы: плакать или смеяться?». Фотопортреты участников «круглого стола» не менее красноречивы: видна их эмоциональность, ощутимо противостояние и даже негодование.

Подчеркнем, что именно к инструментальной агрессии все чаще прибегают журналисты при аргументации собственной позиции в полемических текстах, что позволяет опровергнуть позицию оппонента, привлечь внимание аудитории не только к поставленной проблеме, но и дать ей понять, что точка зрения автора публикации – единственно верная.

На основании анализа видов агрессивных реакций, уровней проявления агрессии, целевых установок полемиста обобщим выстроенную нами классификацию в следующей таблице.

Таблица 1. Проявление агрессии в печатной полемике

Особого внимания заслуживает вербальная агрессия, так как она выражается посредством языковых средств. Именно с помощью речевых структур излагается информация в материалах СМИ, а в печатных Медиа – в особенности. С помощью вербальной агрессии и особых речевых концептов журналист достигает следующих целей:

– рассказывает об агрессии, проявленной индивидами по отношению друг к другу. В данном случае читатель ставит себя на место потенциальной жертвы и испытывает зафиксированные в материале агрессивные тактики как направленные к нему самому;

– выражает собственное агрессивное отношение к кому-либо, чему-либо;

– фиксирует противостояние оппонентов (на вербальном уровне).

Подобные целевые установки четко усматриваются в полемических материалах современных газет.

Приведенная классификация была бы неполной, если бы мы не отметили наряду с косвенной агрессией, где противник журналиста-полемиста конкретно не именуется, прямую агрессию, которая обнаруживается во многих полемических текстах современных газет. Данный вид агрессии характеризуется прямым называнием личности противника, использованием особых тактик, характерных для полемических текстов. Так, в публикации «Закусив удила…» [30] журналист открыто выступает против «политики бесхозяйственности», ведущейся в сельхозкооперативе имени Ленина Мичуринского района Тамбовской области. Явно агрессивное выступление журналиста в адрес прежнего и действующего руководства хозяйства усиливается за счет реплик работников, страдающих от подобной «политики». Причем имена руководителей называются открыто. И подобных примеров в современных СМИ находим немало.

В нашем исследовании, касающемся региональных печатных средств массовой информации, особого внимания заслуживает речевая агрессия, так как в данном случае передача информации от ее отправителя (журналиста) к адресату (читателю) осуществляется при помощи печатного слова. Надо полагать, что эта форма агрессии берет начало с момента возникновения языка и речи. Не случайно речевая агрессия все чаще становится предметом обсуждения исследователей публицистического текста. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» речевая агрессия определяется как «использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности; манера речи, оскорбляющая чье-либо самолюбие, достоинство» [31]. Вербальную агрессию А. Налчаджян определяет как «агрессию, выраженную средствами языка» [32]. Однако стоит отметить, что именно речевая агрессия используется для выражения других форм проявления агрессии, обозначенных выше.

Развивая мысль о речевой агрессии, авторы-составители указанного «Словаря» отмечают, что в наибольшей степени она находит воплощение в разговорной и публицистической сферах коммуникации, а содержательная сторона и формы речевой агрессии исторически изменены: речевая агрессия может переживать периоды активизации и спады употребления. Для современного этапа развития русского литературного языка речевая агрессия особенно характерна, о чем свидетельствует возросшее обращение к агрессивным компонентам в материалах современных СМИ.

Первой фиксацией речевой агрессии в русской публицистике, отмечают составители «Стилистического энциклопедического словаря русского языка», были обличительные «Послания» Ивана Грозного к князю Андрею Курбскому (1564 г.), которые лежат у истоков родословной публицистического стиля: «Иван Грозный использует грубые, бранные слова, которые, врываясь в книжно-славянское окружение, создают резкий контраст стилистических контекстов, усиливающий воздействующий эффект послания, его обличительный пафос» [33].

Заслуживает внимания полемика, развернувшаяся между журналом «Всякая всячина» (1769 г.), который издавала императрица Екатерина II с помощью княгини Е.Р. Дашковой, и журналами Н.И. Новикова «Трутень» и «Живописец». Новиков отстаивал сатиру на лица, т. е. направлял свою сатиру против реальных лиц. Журнал «Трутень» даже сопровождался выразительным эпиграфом «Они работают, а вы их труд ядите» и был обращен к русским дворянам-помещикам. Екатерина II защищала сатиру на пороки, т. е. сатиру абстрактную, морализующую. Так, в «Рецепте для г. Безрассуда» [34] Н.И. Новиков противопоставляет крестьян, платящих непосильный оброк, и помещиков, сторону которых представляет г. Безрассуд. Эмоциональность языка журналиста, гневные выпады в его адрес, риторические вопросы к оппоненту для доказательности собственной точки зрения («Безрассудной! разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою, во образе крестьян, рабов твоих? Разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком») выдают агрессивное отношение автора к объекту полемики.

Внешнюю победу в той небезызвестной полемике, разумеется, одержала Екатерина II: журналы ряда просветителей-демократов, в том числе и Н.И. Новикова, были закрыты, но идейная победа осталась на стороне журналистов, «критиковавших крепостничество, взяточничество, галломанию дворянства и придворных, распущенность нравов и прочие социальные грехи их реальных носителей – дворян-помещиков, чиновников» [35]. И уже здесь обнаруживается косвенная мотивационная агрессия, так как в данном случае лица, против которых направлено выступление автора, прямо не называются, но при этом подразумеваются реальные люди. Очевидна и целевая установка полемиста – обличить негативное явление в обществе и лиц, виновных в его существовании.

В ХХ веке период господства тоталитарного режима стал длительным периодом речевой агрессии в отношении целых слоев общества, так как была значима не сама по себе информация о событиях: язык СМИ являлся инструментом для проведения определенной идеологии, а действительность в масс-медиа подчас искажалась. «СМИ выступали в качестве орудия партийного руководства обществом, читателю отводилась роль объекта идеологического воздействия. Отношения автора и адресата, складывавшиеся как отношения руководителя и подчиненного, обусловливали главенствующую модальность текстов СМИ того периода, нередко проявляющуюся прямо и грубо, – модальность долженствования. <…> Тенденция к речевой агрессии продолжает действовать в период расширения границ речевой свободы – в период перестройки и постперестройки. Отмена цензуры, идеологических табу, строгих стилевых установок привела к раскрепощению языка публицистики», – отмечается в «Словаре» [36].

Однако с течением времени становится неактуальным отношение автора и адресата как отношения, выстроенные на принципах поучения, подчинения, диктата. Вектор модальности долженствования далее обращен к властным структурам, а в настоящее время наблюдается смена всплеска интереса к частной жизни: в СМИ «на ура» обсуждаются вопросы, связанные с личной жизнью, с интимными сторонами существования человека, особенно если его личность хорошо известна общественности. При этом поведение журналиста подчас расценивается как проявление речевой агрессии по отношению к герою публикации.

Говоря о причинах активизации речевой агрессии в материалах средств массовой информации, нельзя не обратить внимание на замеченный Т.И. Суриковой характерный для языка СМИ эффект пружины или так называемого языкового маятника: «Предельная зажатость, формализованность языка советских СМИ породила такую же языковую «раскованность» постсоветских. Застегнутый на все пуговицы советский журналист, выражавший официальную точку зрения, стал формулировать свою, причем менее всего принимая во внимание реакцию аудитории, в манере стеба – дискредитации, осмеяния всего и вся, в том числе и нравственных ориентиров общества, переставших в значительной степени быть таковыми» [37].

Придерживаясь мнения авторов-предшественников, в нашем исследовании мы рассматриваем стеб как своеобразный вид речевой агрессии, распространенный в языке современных СМИ. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» стеб определяется как «ёрнически агрессивное поведение, отношение к чему-либо и соответствующий стиль речи» [38]. В настоящее время в ёрническом стиле журналисты (особенно к этому тяготеют массовые и желтые издания) пишут о катастрофах, пожарах, убийствах, грабежах, высмеивают явления общественной жизни, факты из личной жизни героев, которые подчас не располагают к шутке.

В полемике проявление стеба особенно заметно в ситуациях, когда автор противопоставляет позицию одного героя публикации другому либо собственную точку зрения – позиции своего оппонента. Именно ёрнические выражения позволяют автору материала создать определенный эмоциональный настрой (чаще всего негативный), существенно повлиять на формирование общего отношения читателя к описываемой ситуации, к героям публикации. Кроме того, использование стеба, откровенно ёрнических выражений в полемике довольно отчетливо выдает негативное отношение автора материала к своему оппоненту. Это очевидно в публикациях рубрики «Жизнеспособность политсубъектов» газеты «Аргументы и факты». Подобные слова и выражения нередко составляют основу заголовочных конструкций данной рубрики (к примеру, «Мочить в биотуалете!» [39], «Министры без стакана» [40], «Спикер с большой дороги» [41] и т. п.), а также высказываний журналистов, которые комментируют реплики политиков, выступая, как правило, с критической точкой зрения, в чем обнаруживается наличие агрессивного компонента. Так, в публикации «Мочить в биотуалете!», используя стеб в своей речи, журналисты показывают собственное несогласие с позициями оппонентов – политиков. Реплику заместителя главы президентской администрации В. Суркова о том, что «Наш средневзвешенный чиновник имеет об устройстве власти очень архаичное представление. Он видит ее как вертикаль с телефоном наверху и телефоном внизу», журналисты комментируют таким образом: «По разным данным, взяткоемкость российской бюрократии – от 36 до 316 млрд. долл. в год. Как же чиновники со своими архаичными представлениями такие деньжищи через телефоны пропихивают? Наверное, у них очень большие трубки…». У читателя в данном случае создается негативное отношение не только к оппоненту журналистов В. Суркову, но и к чиновникам в целом.

В публикации «К сердцу прижмет, к черту пошлет» [42] журналист В. Костиков пытается разрушить стереотип, сложившийся в сознании многих россиян: по его мнению, всякую критику «со стороны» (преимущественно со стороны Америки) нужно принимать если не с благодарностью, то достаточно взвешенно, учитывать как руководство к действию. Несмотря на серьезность проблемы (в основном речь идет о внешней политике России), автор задает материалу непринужденную стилистическую тональность. Так, в лиде к материалу говорится: «Почему россияне крайне болезненно относятся к критике из-за границы? Стоит какому-нибудь замшелому американскому сенатору или бывшему олигарху, окопавшемуся в Лондоне, плюнуть в сторону Кремля, как вся наша «общественность» и пресса с криком «Отечество в опасности!» поднимается на дыбы». Сосредоточенность подобных слов и выражений в столь небольшой части текста говорит о раскрепощенности стиля журналиста, который далее обсуждает проблему в той же тональности. Об этом, к примеру, свидетельствуют следующие выражения: «Сегодня в сторону Москвы не ленятся поплевывать даже из столиц недавних союзников, друзей и солдат»; «…премьер Тони Блэр заслужил прозвище «пудель Дж. Буша»…»; «Среди мировых страшилок после США лидируют Китай (2-е место), Иран и Ирак (3-е и 4-е места) и Северная Корея»; «Антироссийский и прежде всего антипутинский зуд свойственен западной либеральной прессе»; «Истерическую антимосковскую тональность там задают несколько ошпаренных во время «холодной войны» политиков и часть СМИ»; «Самим американцам, кстати, глубоко наплевать на то, что о них думают за границей»; «…в последнее время слишком уж звонко запели околокремлевские соловьи…» и другие. Подобный стиль сегодня наиболее характерен для материалов массовых и желтых изданий.

Наряду с тем можно отметить, что всегда агрессивной по своей сути является метафора, изначально построенная на соединении несоединимого. Сегодня в публикациях на страницах печатных СМИ нередко встречаются не только метафоры, которые приобрели «иконический» смысл, закрепились в русском языке исторически, но и их «современная» интерпретация – деметафоризация. Кроме того, агрессивный компонент очевиден в пословицах и поговорках русского народа, которые нередко включаются в публицистические тексты. Так, в книге «Мудрое слово» [43] собраны меткие выражения, среди которых можно отметить немало таких, где заметно проявление агрессии (например: «Можно, но осторожно», «Не так страшен черт, как его малюют», «От любви до ненависти – один шаг», «Беда никогда не приходит одна», «Волк в овечьей шкуре», «Язык мой – враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет» и многие другие).