Глава XVI

Губернатор Маракайбо

Не прошло и пяти минут, как все шестьдесят человек испанской команды, большей частью застигнутых в кубрике, где они спали в гамаках, оказались в трюме под охраной восьми корсаров, вооруженных аркебузами.

Никто не посмел оказать сопротивление, настолько велик был страх перед флибустьерами с Тортуги, которых в то время считали исчадием ада и потому неуязвимыми. В самом деле, захват корабля стоил им гибели одного человека, да и то испанского стражника, убитого Пьером Пикардцем.

Переход на другой корабль оказался, однако, не столь выгодным, как казалось вначале. Парусник, правда, был намного лучше потрепанного фрегата, обреченного стать добычей волн, но испанский корабль тоже сильно пострадал от урагана и гигантской волны, налетевшей на него через несколько часов после того, как она обрушилась на фрегат. Парусник потерял руль, кормовые фальшборты и весь палубный такелаж. К тому же испанцы сообщили Моргану, что уже восемь часов вода заливает трюм и моряки вычерпывают ее весь день.

Но в любом случае корсары чувствовали себя здесь в большей безопасности, чем на своей посудине. Мачты на паруснике остались почти невредимы и на нем было достаточно брусьев, чтобы соорудить новый руль.

— Сеньора, — сказал Морган Иоланде, которая вместе с Кармо и Ван Штиллером перебралась на корабль. — Я рассчитывал на большее, но и этот корабль я надеюсь довести до Тортуги. У нас есть хорошие плотники, которым не составит труда залатать пробоину и сделать новый руль, верней, закончить тот, над которым уже потрудились испанцы.

— Я всегда полагалась на вас, — ответила девушка. — И сейчас полагаюсь не меньше.

— Ван Штиллер, отведи сеньору на ют, а ты, Кармо, подыщи ей получше каюту. Пленным хватит места и на нижней палубе.

— Пойдем, — сказал француз, обращаясь к гамбуржцу — Приготовим сеньоре Иоланде уютное гнездышко.

Едва они вошли в кают-компанию, все еще остававшуюся освещенной, как Иоланда остановилась, издав возглас удивления. Перед ней на стене висела миниатюра: седой бородатый старик с хмурым лицом.

— Что с вами, сеньора? — спросил Кармо.

— У себя в замке, в Вентимилье, я видела точно такой же портрет, — воскликнула Иоланда.

— Акула тебя разбери!.. — крикнул Кармо, отступая назад. — Это он!.. И через семнадцать лет помню его как живого!

— Гром и молния! — воскликнул Ван Штиллер. — Конечно, он!.. Как эта штука оказалась здесь?..

— Вы видели этого человека? — спросила, немного волнуясь, Иоланда.

— Мы его знали, сеньора, — растерянно ответил Кармо, делая Ван Штиллеру какой-то знак.

— Кто это?

— Испанский губернатор, задавший много хлопот корсарам с Тортуги.

— Откуда взялась в Вентимилье такая же миниатюра? — спросила Иоланда. — Кто привез ее отцу из Америки?

— Она наверняка к нему попала, сеньора, — ответил Кармо, — при разделе добычи из Веракрус.

— Странное дело!.. Надо же оказаться здесь такому же портрету. Да, это его глаза, те же черты лица, тот же жесткий взгляд. Хотела бы знать, кому принадлежит этот портрет.

— Скорей всего, командиру корабля. Постараемся у него разузнать. Пойдемте отдыхать, сеньора, уже час ночи.

Заглянув в разные места и отыскав каюту получше, в которой, похоже, никто не жил, они предложили Иоланде войти и расположиться на белой кровати, стоявшей посередине.

Едва наши друзья вернулись в кают-компанию, как оба разом воскликнули:

— Ее дед!

— Герцог Ван Гульд!

— Кум Штиллер, надо докопаться, как эта картинка попала сюда. Глаза меня не обманывают — это он!..

— Я будто сейчас вижу, как в ту ночь он появился на полуюте и, размахивая факелом, бросился к бочкам с порохом, — сказал гамбуржец. — Глядя на его портрет, невольно вспоминаешь ужасный взрыв и огонь, полыхнувший в небо. Ты не забыл, Кармо?

— Какое там!.. Стоит об этом подумать, как мурашки бегут по коже. Давай-ка, кум, узнаем, кто хозяин этой вещицы.

— Давай спросим капитана.

— Лучше спросить команду, например, рулевого.

— Пошли, Кармо.

— А пока опрокинем бокалы, которые чудом остались полными. Видать, у капитана и офицеров не дошли до них руки.

Оба кума, не упускавшие случая промочить горло, когда для этого представлялась возможность, залпом опорожнили бокалы и отправились на батарейную палубу, где под охраной восьми солдат в два ряда сидели связанные пленные. Подойдя к товарищам по оружию, Кармо шепнул им что-то на ухо, затем развязал какого-то старика с седой бородой, похожего на рулевого, отвел его в угол и прошептал:

— Получишь табачок и бутылку, если скажешь одну вещь, которая мне позарез нужна.

— Слушаю вас, — ответил испанец.

— Ты хорошо знаешь кают-компанию?

— Раз сто там бывал.

— Кому принадлежит маленькая картинка, которая висит на стене?

— С головой старика?

— Да, да, — подтвердил Кармо.

— Путешественнику, севшему к нам в бухте Макуира при выходе из Карибского залива.

— Покажи мне его.

— Тот, что поближе к нам, во втором ряду, рядом с капитаном. Похоже, важная шишка и наверняка дворянин.

Кармо пристально посмотрел на указанного человека. Это был тот самый, который сломал шпагу в ответ на требование сдаться.

— Я его не знаю и вряд ли когда видел, — пробормотал Кармо, внимательно рассмотрев лицо незнакомца. — А все-таки... Посмотри и ты, Ван Штиллер.

— Что-то знакомое в его глазах, не так ли, дружище? — сказал гамбуржец. — Так же злобно блестят, как у Ван Гульда.

— Кто этот человек? — спросил Кармо, обращаясь к испанцу.

— Не знаю, сеньор.

— Когда его взяли на корабль?

— Два месяца назад.

— Он был один?

— Нет, с офицерами, но они остались на берегу.

— Вы никуда не заходили?

— Мы были на Кубе, а потом направились к берегам Венесуэлы.

— Не знаешь, откуда прибыл этот человек, прежде чем сесть к вам на корабль?

— Понятия не имею, знаю только, что капитан его ждал: целую неделю мы скрывались в бухте Макуира и не брали груза. Но, судя по заискиванию капитана, должно быть, важная персона. Ведь это он командовал на корабле.

— Хорошо, за мной табак и бутылка, — пообещал Кармо, отводя его к пленным.

— Как ты думаешь, кто это такой? — спросил Ван Штиллер, когда они поднялись на палубу, где вовсю трудились флибустьеры, откачивая воду, чтобы обнаружить и забить течь.

— Да он же!

— Кто он?

— Отыщем дона Рафаэля, и если он не расколется, клянусь честью, я выкину его в море.

И Кармо бросился разыскивать плантатора среди моряков и пленников фрегата, свободно разгуливавших по палубе. Наконец тот отыскался. Обхватив голову руками, он понуро сидел на канатной бухте и не сводил глаз с одной точки.

— Нечего мечтать, дон Рафаэль, — встряхнул его Кармо.

— Неужели я еще жив? — спросил со вздохом несчастный. — Чего вам от меня надо?

— Послушайте, если я покажу вам губернатора Маракайбо, графа Медину, вы его узнаете?

— Я еще не совсем впал в детство, — ответил плантатор.

— А ведь он здесь, вы знаете?

Дон Рафаэль вскочил от неожиданности.

— Шутите, — сказал он. — Не может быть!..

— Говорю вам, здесь, — отрезал Кармо.

— На этом корабле?

— Да, я уверен, что вы его сразу узнаете. — А вам не приснилось?

— Идемте со мной, упрямый осел.

— Идем, — согласился плантатор. — Я еще не ослеп.

— Ты, наверно, ошибся, кум, — засомневался Ван Штиллер.

— Не торопись, — ответил француз. — Я стою на своем. Не будь он сыном или близким родственником Ван Гульда, вряд ли при нем была бы эта картинка. Говорю тебе, мы на верном пути. То-то обрадуется капитан, когда узнает.

Плантатор, которого с одной стороны тянул Кармо, а с другой подталкивал гамбуржец, спустился на батарейную палубу, где, освещенные лампами, по-прежнему сидели пленные.

— Гляньте-ка на первого во втором ряду, дон Рафаэль, — сказал Кармо, подталкивая плантатора вперед. — Посмотрите повнимательней и не торопитесь с ответом.

— Вы чудодей! — воскликнул дон Рафаэль, едва бросив взгляд на дворянина.

— Это он?

— Да.

— Граф Медина?

— И Торрес.

— Побочный сын герцога?

— Я его видел тысячу раз и даже с ним разговаривал.

— Так я и знал! — воскликнул Кармо.

Пока обрадованный Кармо докладывал флибустьеру о своем открытии, из-за основания фок-мачты неожиданно вышел и глухо выругался какой-то человек, оставшийся незамеченным обоими корсарами и доном Рафаэлем.

Это был капитан Валера, который, заподозрив неладное, незаметно подкрался к ним и спрятался так близко, что не упустил ни единого слова.

— Выдал-таки, паршивый пес, — пробормотал он. — Недаром я подозревал, что это он привел их в монастырь. Хорошо, что я за ним проследил. Ты еще за это поплатишься.

Подойдя к корсарам, несшим охрану, он попросил:

— Разрешите поговорить с земляком.

— Нам не поручали следить за разговорами пленных, — ответил один из флибустьеров. — Делайте, что хотите.

— Спасибо, — ответил капитан. — У меня тут старый знакомый.

Обойдя второй ряд пленных, он приблизился к губернатору Маракайбо, сидевшему на циновке и целиком ушедшему в себя.

— Очень сожалею, что вижу вас здесь, господин граф, — сказал он, усаживаясь рядом. — Но полагаю, и вы удивлены моим появлением.

Губернатор живо обернулся и изумленно развел руками.

— Вы, капитан! — воскликнул он. — Глазам не верю!..

— Он самый, сеньор! — подтвердил Валера. — Мне повезло не больше, чем вам. Фрегат, на котором я плыл, стал добычей проклятого Моргана, черт бы его побрал.

— Какой фрегат? — спросил граф.

— Разве вы не знаете, что три из шести кораблей, посланных для разгрома корсаров, уничтожены флибустьерами?

— И наши позволили взять над собой верх? — возмутился губернатор. — Выходит, на флибустьеров нет никакой управы?

— Думаю, что это так, сеньор граф, — ответил капитан.

— Они действительно разгромили Гибралтар?

— Да.

— Но дочь корсара по-прежнему в наших руках?

— Нет, сеньор граф, она у Моргана.

Губернатор чуть не подпрыгнул.

— Как? У флибустьеров? — прошептал он, вскипая от злобы. — Что вы говорите?

— Она здесь, на корабле.

— Расскажите все по порядку! — приказал губернатор.

Капитан не заставил просить себя дважды и кратко поведал о том, что с ним случилось после взятия Маракайбо флибустьерами.

Граф Медина слушал не прерывая. Он то бледнел, то краснел, и его, казалось, вот-вот хватит удар.

— Мерзавцы!.. Мерзавцы!.. — процедил он сквозь зубы, когда капитан окончил рассказ. — Кто же мог меня выдать?

— Плантатор, дон Рафаэль. Я только что его видел с двумя флибустьерами: Кармо и Ван Штиллером.

— Я о них где-то слышал.

— Это верные друзья Черного корсара.

— Да, отец говорил мне о них. Надеюсь, предатель не долго задержится на этом свете.

— Беру это на себя, — ответил капитан. — Тем более, сдается мне, что это он привел флибустьеров в монастырь.

— Что делать? Морган вряд ли согласится отпустить меня за выкуп, если узнает о моих намерениях в отношении дочери корсара.

— Вашей племянницы, сеньор граф, — поправил капитан.

— Нет, — повторил он, — в отношении дочери человека, сыгравшего роковую роль в жизни отца и отнявшего у меня женитьбой на герцогине огромные богатства. Но борьба только начинается, и Морган, взявший сеньору Иоланду под свое покровительство, обретет во мне беспощадного врага!

— Но для этого не мешало бы стать свободным, сеньор.

— Могу я рассчитывать на вас?

— Как всегда, сеньор. Что надо сделать?

— Не дать отвезти нас на Тортугу.

— Это не так просто.

Граф скривил губы.

— Много ли надо, чтобы вывести корабль из строя? Пробить при случае борт, подложить фитиль под бочку с порохом, которая случайно взорвется и повредит корабль, спустить пушки с тормозов.

— Я уже это проделал, и было бы опасно повторять эту штуку, — шепнул губернатору капитан. — С меня довольно, но можно еще кое-что придумать.

— У вас есть друзья, на которых можно положиться?

— Два верных солдата из гарнизона Маракайбо.

— Скажите, что я их озолочу...

Но тут раздался голос, от которого вздрогнул капитан.

— Отведите дворянина в кают-компанию, его ждут! — кричал Кармо с дальнего конца батарейной палубы.

— Вас вызывают к Моргану, — сказал капитан. — Не признавайтесь ни в чем, прикиньтесь лисой.

— Он встретит достойного противника, — сказал граф вставая. — Надо еще доказать, что я действительно губернатор Маракайбо.

Глава XVII

Достойные соперники

Когда граф Медина вошел в кают-компанию, Морган был один. Он стоял посреди салона, опершись на стол, на котором оставались еще бокалы, осушенные Кармо и Ван Штиллером.

При виде вошедшего флибустьер пододвинул стулья и сухо предложил:

— Садитесь, сеньор граф, нам нужно поговорить о важных делах.

— Граф?! — воскликнул губернатор Маракайбо, прикидываясь удивленным. — Я бы рад иметь этот титул, но пока не удостоен такой чести. Вы ошибаетесь, капитан Морган.

— Вы уверены? — спросил флибустьер с легкой иронией.

— Меня зовут Диего Миранда, и я никогда не имел дворянского звания.

— Может, вы плантатор?

— Нет, я делаю шоколад на Гаити.

— Неужели вы думаете, что я ошибся, или, вернее, ошиблись люди, знавшие вас в Маракайбо, где вы занимали пост губернатора? — по-прежнему насмешливо произнес Морган. — Граф Медина, не лучше ли играть в открытую?

— Граф Медина! — воскликнул герцогский сын. — Вы шутите, капитан, или набиваете цену? Если вам нужны пиастры, то скажите сколько. У меня нет земель и замков, как у уважаемого мной Черного корсара, но я все же достаточно богат. Прошу вас, скажите сразу, во сколько обойдется мне свобода.

Морган не смог удержаться от смеха, но от его сухого неприятного смеха графу стало не по себе.

— Выкуп, говорите вы? Но я позвал вас не для того, чтобы вытрясти лишнюю тысчонку из вашей мошны. Да и к чему мне золото? Признайтесь, граф, вы — сын, пусть даже побочный, герцога Ван Гульда. Сбросьте с себя маску!

— Какую еще маску? — ядовито спросил губернатор.

— Которую вы пытаетесь носить, чтобы скрыть свое подлинное имя.

— Значит, я, по-вашему...

— Граф Медина и Торрес, губернатор Маракайбо.

— Звучное имя и знатный титул, — съехидничал дворянин. — Но вас явно подвели осведомители.

Морган, начавший уже терять терпение, ткнул пальцем в висевшую на стене миниатюру, изображавшую герцога Ван Гульда.

— Хорошо, граф, — проговорил он, — попробуйте отрицать, если смеете, что это — не ваш отец. Я его прекрасно знал. Он боролся не на жизнь, а на смерть с Черным корсаром, старшего брата которого он предательски убил во Фландрии, а двух других — Красного и Зеленого корсаров повесил. Попробуйте сказать, что это не так.

Граф на минуту умолк.

— Отрицайте же, — повторил Морган. — Эта миниатюра принадлежит вам.

— Кто сказал вам это? — спросил граф. — Кто тот несчастный, который выдал меня? Ну, хорошо. Я — граф Медина и Торрес, сын герцога Ван Гульда и маркизы Миранды. Да, я — губернатор Маракайбо. Что вам угодно?

— Только одно, — сказал Морган.

— Что именно?

— Хочу знать, зачем вы посылали корабли и захватили дочь корсара сеньору Иоланду Вентимилья.

— Вы требуете слишком много, капитан Морган, — сказал граф. — Это касается только меня, а не флибустьеров.

— Вы забываете, что Черный корсар — один из величайших предводителей флибустьеров, и его дочь, сеньора Иоланда, имеет право на наше покровительство.

— Покровительство морских разбойников и людей вне закона! — иронически скривил губы граф. — Хороши рыцари, честное слово!..

Вспыхнув от гнева, Морган протянул руку к эфесу шпаги и наполовину обнажил ее.

— Убейте, верней, заколите меня! — покорно сказал граф, расстегивая куртку и обнажая шелковую рубаху. — Сердце вот здесь.

Эти слова, полные достоинства и безразличия, словно холодным душем окатили флибустьера.

— Морган — боец, а не убийца, — сказал он, вкладывая шпагу в ножны. — У вас слишком острый язык, сеньор граф.

— А шпага — острее, — с вызовом ответил сын Ван Гульда.

— Увидим, если придется встретиться в бою.

— Охотно принимаю ваш вызов.

— Так вы ответите на вопрос?

— Я же сказал, это касается только моей семьи.

— Вы ненавидите сеньору Иоланду?

— Разве я не могу ненавидеть дочь человека, погубившего моего отца, герцога Ван Гульда?

— Корсар не убивал его. Ваш отец взорвал пороховой склад, когда «Молниеносный» взял на абордаж его фрегат. Я свидетель этой драмы. К тому же и у корсара были серьезные причины, чтобы ненавидеть вашего отца, загнавшего в могилу трех его братьев.

— Но не настолько, чтобы в бурю отправить в шлюпке законную дочь моего отца, Онорату Ван Гульд.

— Черный корсар поклялся над трупами братьев — Красного и Зеленого корсаров уничтожить всех, кто носит это злосчастное имя. К тому же Онората, чудом уцелевшая во время бури, не только простила корсара, но и вышла за него замуж.

— Да, но и я поклялся... И я исполняю просьбу отца.

— В жилах Иоланды — кровь ваших предков.

— Но я не брат Онораты и не ношу имя Ван Гульда, а всего лишь его побочный сын, — заметил с горечью граф и провел рукой по лбу, словно отгонял печальные мысли. — Итак, что вы хотите сделать со мной?

— Обещайте отказаться от преследований сеньоры Иоланды и навсегда оставьте испанские колонии в Америке, и я отпущу вас на свободу.

— Об этом не может быть и речи, — решительно сказал граф.

— Тогда я отвезу вас на Тортугу и продержу в плену, пока вы не передумаете.

— Как вам будет угодно.

— Предупреждаю, до самого прибытия вас будут держать в каюте под стражей. Я не желаю, чтобы сеньора Иоланда знала о вашем присутствии на корабле.

— А! Так она здесь!.. — воскликнул граф, изображая удивление.

— Разве вы не знали?

— Никто мне об этом не говорил.

— И не воображайте, что вы сможете что-то сделать.

— О чем вы, сеньор Морган?

— Оставьте надежду расправиться с нею.

Граф пожал плечами и промолчал. Но стоило Моргану повернуться, чтобы позвать людей, ожидавших снаружи пленника, как на его губах появилась мрачная улыбка, а в глазах блеснул зловещий огонь.

— Сеньор граф, — сказал Морган, впуская двух охранников, — следуйте за этими людьми.

— Хорошо, — буркнул губернатор.

И вышел с гордо поднятой головой, ни одним жестом не выдав волнения и даже не кивнув на прощанье врагу.

— Этот человек может причинить немало хлопот, — пробормотал Морган, оставшись один. — Неплохо бы поскорей добраться до Тортуги. Пока он на борту, покоя не будет. Кармо!

Француз, куривший на последней ступеньке трапа, должно быть, ждал его зова. Оставив гамбуржца, он мигом предстал перед капитаном.

— Что вам угодно, сеньор Морган? — спросил он.

— Тебе и гамбуржцу поручается сторожить графа. Не буду напоминать, что это опасный человек.

— Это отродье проклятого Ван Гульда, причинившего столько зла Черному корсару, — сказал Кармо. — Мы с Ван Штиллером будем попеременно дежурить у его каюты.

— И не проговоритесь Иоланде, что граф на корабле. Ей это, наверно, будет неприятно.

— Об этом знают только четверо, и, если дон Рафаэль проговорится, я его выкину в море.

— Плотники работают?

— Они в трюме, но говорят, что течь гораздо больше, чем думали испанцы. До завтрашнего вечера вряд ли поднимем паруса.

— Пойду потороплю их. Ступай, Кармо, и держи ухо востро.

Подойдя к гамбуржцу, не сходившему с места, француз проговорил:

— Набери в рот воды, кум. Приказано не болтать о случившемся.

— Я не расколюсь.

— Не видел дона Рафаэля?

— Вроде бы он был на носу.

— Пойдем поищем.

Они обошли всю палубу, где испанские пленные с фрегата усердно откачивали воду под командой моряков, чтобы забить течь, но дона Рафаэля нигде не оказалось. Тогда они вернулись обратно, заглянули за паруса, обшарили бухты, спустились к батареям, расспрашивая товарищей, зашли даже в общий кубрик и гальюны, но нигде не нашли плантатора.

— Что за чудеса? — задумался гамбуржец. — Не сбежал ли трусишка от мести губернатора?

— Куда? — удивился Кармо. — Скорей всего, утопился. Он так хотел умереть!.. Но вряд ли он решился на такой отчаянный шаг. Поищем еще, куманек.

Несколько друзей, узнав об исчезновении плантатора, присоединились к Кармо и Ван Штиллеру. Они побывали везде — от палубы до трюма — и вынуждены были наконец признать, что бедняга исчез с корабля.

Один из пленных с фрегата сказал, что, будучи незадолго до того на шкафуте, он вроде бы слышал, как в море что-то плюхнулось — то ли тело, то ли какой-то предмет.

— Утопился, — сказал гамбуржец. — Жаль, честное слово. Испанец, а хороший человек.

— А может, его утопили? — предположил Кармо.

— Кто? — удивился гамбуржец, глубоко пораженный его словами.

— Кто-то из его недоброжелателей.

— Капитан Валера?

— Как знать?

— Но тот бы закричал или стал сопротивляться.

— Его могли сначала избить или заткнуть рот кляпом.

— Но я только что видел Валеру на батарейной палубе. Он спокойно беседовал с капитаном парусника, — возразил гамбуржец.

— Ужасно жаль, что бедняга так плохо кончил. Он был так нам полезен.

— Шевелись, гамбуржец. Нам поручено быть начеку и присматривать за губернатором. Он опасней всех остальных!..

Глава XVIII

Предательство

На рассвете корабль не был еще готов поднять паруса. Плотники, хотя и работали всю ночь, не смогли полностью забить течь, появившуюся на корме и грозившую серьезными осложнениями. Не был готов и руль: на складе не нашлось подходящих брусьев, и Моргану пришлось задержаться еще на сутки, а это грозило серьезной опасностью, так как воды постоянно бороздили испанские корабли.

Ночью, несмотря на полное затишье, флибустьеров настолько отнесло к венесуэльскому берегу, что его можно было смутно различить на горизонте. Что это был за берег, никто не знал. Даже испанский капитан, спрошенный по этому поводу, толком ничего не сказал: уже двое суток он не мог из-за урагана определить свое местонахождение.

Брошенный на произвол судьбы фрегат тоже снесло за ночь на юг. Слегка накренившись на правый борт, он маячил милях в двенадцати-пятнадцати и все еще оставался на плаву.

Морган, спешивший стать под паруса и поскорее добраться до Тортуги, где можно было также узнать о судьбе остальных кораблей, везших изрядную часть добычи, не вылезал из трюма, ободряя плотников. Починка давалась нелегко — вода поступала быстрей, чем ее могли откачать помпы.

Сюда были согнаны и пленные с фрегата. Встав в цепочку, они передавали друг другу ведра и ушаты с водой и выливали ее за борт.

Тем временем наступил вечер. Работе не видно было конца. Команда приуныла, сомневаясь, удастся ли починить корабль.

— Плохи дела, — сказал Кармо, поднявшийся на палубу подышать свежим воздухом и узнавший от товарищей безрадостные новости. — Графу Медине помогает, видать, Бог или сам дьявол. Если и дальше так дело пойдет, то мы не только не попадем на Тортугу, но и пустим пузыри у берегов Венесуэлы.

— Ты так думаешь, кум? — забеспокоился Ван Штиллер, поставивший на время одного друга на стражу у каюты.

— Утром берег едва был виден, а сейчас — как на ладони. Проклятое течение все время сносит нас на юг.

— Значит, течь не забита?

— Похоже, открылась еще одна! Я только что узнал, что с кормы снова прибывает вода.

— А раньше ее не было?

— Нет.

— С чего бы это?

— Есть подозрение...

— Какое?

— Говорят, кто-то из испанских пленных воспользовался недосмотром наших людей, занятых откачкой воды, и пробил отверстие с другой стороны.

— Ты следил за капитаном?

— Глаз не сводил, и, думаю, он понял, что внушает мне подозрение.

— Так это его рук дело?

— Вряд ли, он все время откачивал воду, — ответил Кармо.

— А нет ли у него сообщника?

— Кто его знает? Ладно, не будем отчаиваться.

До чего ж ненадежна судьба!.. Видать, она столкнулась с предательством и поклялась не оставлять в покое покорителей Маракайбо и Гибралтара. В полночь, когда плотники надеялись забить последние клинья и обшить пробоину медными листами, на них неожиданно обрушился поток воды с левого борта. Вода лилась так быстро, что они вынуждены были побросать инструменты и покинуть полузатопленный трюм. В довершение несчастья почти одновременно поднялся сильный северный ветер, и корабль с еще большей скоростью стало относить к берегу, до которого и без того было рукой подать.