(14)

В двухместной карете Брейера.

Изящная карета, кучер в ливрее и цилиндре. Фрейд и Брейер бесе­дуют.

Брейер с дружеской симпатией смотрит на Фрейда. Фрейд возбужден, весел, но чуть-чуть встревожен. Они курят. Брейер – восточную сигарету. Фрейд пускает колечки сигарного дыма.

Брейер (отеческим тоном, с легкой обеспокоенностью). Вы столкнетесь с трудной публикой. Не набрасывайтесь на них сразу. Медицинское общество весьма консервативно, к тому же на заседании будут присутствовать ваши бывшие учителя. Если они вообразят, что вы поучаете их…

Фрейд. Я не задену ничье самолюбие.

Брейер смотрит на него с насмешливым недоверием и какой-то тревогой.

Фрейд (дружески). Даю вам слово. (Убежденно.) Но ни на какие уступки я не пойду.

Брейер (кивает головой). Именно это меня и беспокоит.

Фрейд. Высказывая истину, надо идти до конца.

Брейер (недоверчиво качает головой). Истину?

Фрейд (пылко, с тревогой). Брейер, неужели я вас не убедил? (Настойчиво.) Ведь я считаюсь только с вашим мнением.

Брейер (избегая ответа на этот вопрос). Во всяком слу­чае, против лечения гипнозом у меня нет принципиальных воз­ражений. Только вот Истина, видите ли… (Он улыбается с ласковым, но не внушающим иллюзий видом.) Суще­ствует множество истин… Они разбегаются во все стороны, как ящерицы, и я уверен, что эти истины не согласуются друг с другом. И чтобы поймать одну, хотя бы крохотную, истину не хватит целой жизни.

Фрейд улыбается в ответ. Но очевидно, что эти соображения его нисколько не убедили.

Брейер (вздохнув). Ну хорошо! Постарайтесь быть сдер­жаннее.

(15)

Вена. Октябрь 1886 года.

Медицинское общество. Амфитеатр. На возвышении – председа­тель, секретарь и читающий свой доклад Зигмунд Фрейд. Среди публики – зал почти полон – ни одной женщины. Во втором ряду сидит Мейнерт. Чуть повыше – Брейер. Публика серьезная (средний возраст присутствующих около пятидесяти), куль­турные и мрачные, бородатые лица. Многие в пенсне. Фрейд стоит у стола, покрытого зеленым сукном, на столе графин с водой и бокалы. Он заканчивает своё чтение, невольно прибегая к вызывающему тону, который удивляет собравшихся.

Уверенность столь молодого человека, должно быть, вызывает непри­язнь множества пожилых, во всяком случае, вполне зрелых людей. Симпатии не возникло между оратором и публикой, хотя последняя держит себя серьезно и слушает с пристальным вниманием.

Фрейд. Клинические наблюдения, проведенные лично докто­ром Шарко над сотней больных мужчин, позволяют оконча­тельно отбросить тезис, который – я слишком часто об этом слышу – отстаивают в медицинских кругах Вены и согласно которому истерия всегда проявляется только у женщин, ока­зываясь результатом половых расстройств.

Мейнерт слушает Фрейда невозмутимо, лишь левой рукой беспрестан­но теребит бороду.

Брейер иногда украдкой озирается, следя за реакцией аудитории. Остальное время он внимательно слушает, слегка улыбаясь, чтобы подбодрить Фрейда, который явно в этом не нуждается.

Фрейд. Совершенно очевидно, что после этих превосходных опытов нельзя больше сохранять даже малейших сомнений насчет невротической природы истерического поведения. Исте­рия имеет право гражданства среди психических заболеваний, и, каковы бы ни были заслуги отдельных выдающихся умов, надо предложить им благоговейно склониться перед Опытом: истерия также не является симуляцией болезни, как не явля­ется она и симуляционной болезнью. В соматических своих симптомах истерия характеризуется неким потворством тела, которое дает психическим конфликтам физический выход. Та внушаемость, которая отличает истерию от всех других психоневрозов, позволила мне показать вам, до какой степени неэффективны существующие методы терапии. Истерия не ле­чится массажами, душем и электротерапией. В заключение да будет мне позволено пожелать, чтобы мы наконец-то стали прибегать к гипнозу и использовать чрезмерную внушаемость больных для того, чтобы путем внушения же избавить их от болезней, которые они сами себе выдумали.

Фрейд закончил чтение и поклонился. Раздались жидкие хлопки, которые тут же смолкли. Долго аплодирует один Брейер. Мейнерт сидит неподвижно. Он вызывающе оперся руками на спинку свободного кресла перед собой.

Похоже, Фрейд растерялся, не знает, куда ему деваться. Он не понимает, сесть ли ему на свое место или оставаться у стола. Пытаясь выиграть время, Фрейд складывает в папку бумаги. Вся эта процеду­ра происходит в гробовой тишине. Собрав бумаги, он собирается уходить, но председатель его останавливает.

Председатель (ледяным тоном). Благодарю вас, док­тор Фрейд, за ваше сообщение. Однако я убежден, что у коллег есть замечания к вам и они пожелают высказать воз­ражения. Кто просит слова?

Три врача поднимают руки.

Председатель. Доктор Розенталь. Доктор Бомберг. Док­тор Штайн.

Не поднимая руки, Мейнерт с места просит слова. В этом собрании он явно пользуется непререкаемым авторитетом.

Мейнерт. Я добавлю всего несколько слов.

Председатель. Слово доктору Розенталю.

Доктор Розенталь (указывая на Мейнерта). В об­суждаемых вопросах я разделяю мнение моего выдающегося собрата. И убежден, что он лучше меня выразит то, что я намереваюсь сказать. Я отказываюсь говорить.

Доктор Штайн и доктор Бомберг (вместе). Мы согласны с доктором Розенталем.

Председатель. Вы отказываетесь от выступления в пользу доктора Мейнерта?

Три врача.Да.

Мейнерт (сидит, вцепившись руками в спинку свобод­ного кресла, говорит властно, с жесткой иронией). Я благодарю моих коллег за доверие и постараюсь его оправдать. В чести, оказанной мне, я усматриваю лишь одно преимущество – оно позволит нам скорее закончить этот спор. Я действительно не считаю, хотя и сожалею об этом, что сообщение доктора Фрейда должно слишком долго задерживать наше внимание.

Все головы поворачиваются к Мейнерту. Когда он шутит, его котлета охотно, с какой-то угодливостью посмеиваются. Только на лице Брейера написаны отчаяние и возмущение.

Мейнерт. В сообщении доктора Фрейда я нахожу много идей новых и много идей верных. К сожалению, верные идеи стары, а новые идеи ложны.

Фрейд, спокойный и мрачный, стоит, невозмутимо выслушивая эту «обвинительную» речь.

Мейнерт. Верно, например, что отдельные больные обнару­живают нервные расстройства, схожие с теми, которые описал наш коллега. Но я обращаюсь здесь к тем из собратьев, кто достиг моего возраста или немного постарше: разве эти симп­томы не были известны давным-давно, во времена, когда мы впервые переступили порог медицинского факультета? Напротив, ново лишь то, что доктор Фрейд произвольно объе­динил все эти симптомы, чтобы наполнить содержанием ту мифическую болезнь, которую он именует истерией. Нам всем, дорогие коллеги, известно, что после внезапной трав­мы, например аварии на железной дороге, больной может ка­кое-то время обнаруживать тот или иной из этих симптомов. Эмоциональный шок, страх вызывают в нервах тончайшие пов­реждения, которых пока не разглядишь в наши микроскопы. Однако эти крайне быстро проходящие расстройства, как то: гемианопсия, психическая глухота, похожие на эпилепсию при­падки, галлюцинаторный бред и даже параличи, принадлежат ведению неврологии и всегда оказываются последствиями пси­хического хаоса, вызванного несчастным случаем. Я не считаю необходимым продолжать спор. Мне, господа, никогда не попадались мужчины-истерики, но я вынужден признать, что если истерия – болезнь, то мне не выпало удачи нашего молодого оратора, и я также не встречал женщин-истеричек, если не называть этим именем тех несчастных, ко­торые пытаются вызвать к себе внимание врачей ложью и нелепыми кривляньями. Истерии не су-ще-ству-ет!

Аплодисменты. Один Брейер не хлопает.

Мейнерт. Одно слово в заключение. Я не отвергаю суще­ствования гипнотизма, напротив. Но я рассматриваю гипноти­зера и гипнотизируемого как пару больных, из которой серьез­нее болен отнюдь не гипнотизируемый. И мне жаль коллег, которые, пусть из чувства альтруизма, опускаются до того, чтобы играть при больных роль нянек при младенцах. Господа и дорогие коллеги, вернемся к нашей профессии врача, самой прекрасной из профессий. Пока исследования в физиоло­гии не откроют нам новых свойств нервной системы, давайте придерживаться испытанных методов лечения. Массаж, душ, электротерапия – эти методы могут вызывать улыбку у наше­го молодого собрата, но все-таки опыт доказывает, что без них излечение невозможно. Будем терпеливы и, главное, будем скромны! В чем и состоит первейший долг врачей и ученых.

Взрыв аплодисментов.

Председатель (обращаясь к Фрейду). Доктор Фрейд, не желаете ли вы ответить доктору Мейнерту?

Фрейд (твердым, уверенным голосом). Доктор Мейнерт вынес мне приговор, не подлежащий обжалованию. При этом он не соизволил выдвинуть возражений научного характера. В данных обстоятельствах я не вижу что ему можно возразить. И поскольку я считаю своим долгом уважать его возраст и большие заслуги, то предпочитаю промолчать.

Фрейд резко подхватывает свою папку и, не поклонившись, уходит. После этого бегства многие расслабились, легкий смешок пробегает по залу, пока слушатели поднимаются со своих мест. Некоторые с выражением восторженного ободрения пожимают Мейнерту руку. Вокруг него слышится:

– Вы отлично осадили его…

– Этот мужлан хочет поучать своего кюре.

– Молокосос…

Позади Мейнерта оживленно спорят два врача.

Первый врач. А вы чего хотели? Он же еврей!

Второй врач (приятно удивлен). Вот в чем дело.

Первый врач. Именно, хотя я не антисемит. Я лишь гово­рю, что нужно быть евреем, чтобы ездить в Париж за теори­ями, которые известны в Вене всем и уже давно отвергнуты.

Второй врач (грустно качая головой). Ясное дело! У этих людей нет родины.

(16)

Ночь. Пустынная улица.

Фрейд, с пылающими глазами, в глубоком раздражении идет в одиночестве. У тротуара, рядом с Фрейдом, останавливается карета. Фрейд вздрагивает, услышав голос Брейера.

Брейер (высовываясь из кареты). Садитесь! Садитесь скорее! Я вас разыскиваю целый час. Почему вы пошли этой дорогой?

Фрейд, помешкав, садится в карету. Он явно испытывает облегчение; чувствуется, что он признателен и благодарен Брейеру. Но он снова обрел свой мрачный вид и все свои тормозящие инстинкты: общение с людьми дается ему с трудом.

Изредка лицо его светлеет, но стоит ему заговорить о пережитом провале, как оно снова мрачнеет.

Брейер(улыбается. Дым от сигары Фрейда уже запол­нил карету. Какое-то мгновение они молчат. Потом Брей­ер отечески склоняется к Фрейду). Я нахожу, что Мейнерт был очень неприятен. (Фрейд молча курит. Брейер продол­жает, пытаясь успокоить его.) В вашем сообщении содер­жались превосходные вещи.

Фрейд(наигранно твердым, нежели спокойным голо­сом). Тот, кто не желает слышать, хуже любого глухого.

Брейер(ласково). Боюсь, что вы настроили их против себя с самого начала. (Фрейд пожимает плечами.) Я же совето­вал вам держать себя осторожнее.

Фрейд смотрит на него, улыбаясь.

Фрейд. Я последовал вашему совету: был кротким как агнец. (Смеется.) Неприязнь объясняется другим. (Пауза.) Я – еврей, вот в чем дело.

Брейер (негодующе). Как вы можете говорить такое? Я тоже еврей, но никогда не чувствовал враждебности ни у моих коллег, ни у моих больных. Антисемитизм годится для людей необразованных, для низших классов… (Фрейд слушает его в смущении. Брейер продолжает нежным голосом.) Не сердитесь на меня: я же с вами.

Фрейд (с какой-то злопамятностью). Вы не поверили мне. Поверили не больше других.

Брейер. Я пока не верю в вашу теорию. Но я верю в вас. (При этих словах Фрейд немного расслабляется. Он смотритна Брейера с глубокой, почти женственной нежностью, которая странным образом контрастирует с его недавней жесткостью.) Необходимо дать вам возможность доказать ваши идеи на практике. У меня есть больные, кото­рых я не могу вылечить: здесь психиатрия и неврология бес­сильны. Вы осмотрите их, они станут вашими первыми пациен­тами. Может быть, вам удастся их вылечить. Во всяком случае, их состояние таково, что вы не рискуете им навредить. (Он достает записную книжку с карандашом. Пишет адрес больного, вырывает листок и протягивает Фрейду.) Не­сколько дней назад я отказался лечить этого больного. Вот его адрес. Отправляйтесь к нему завтра утром, я предупрежу его отца.

Фрейд берет адрес с явной признательностью. Внимательно прочиты­вает его и прячет в карман. Лицо его внезапно принимает суровое выражение, он смотрит прямо перед собой. Кажется, что его снова охватил гнев.

Брейер (с тревогой смотрит на него). Что с вами?

Фрейд (ровным голосом). Ничего. Но если вы позволите, я пойду к нему днем. Завтра утром мне необходимо объяснить­ся с Мейнертом. (Пауза. Выражение лица Фрейда снова меняется, и он поворачивается к Брейеру. У него детский, доверчивый и несколько смущенный вид.) Не могли бы вы одолжить мне пятьсот гульденов? Устройство квартиры обошлось нам очень дорого, а у меня ни одного пациента.

(17)

Кабинет в квартире Мейнерта.

Светлая, просторная комната, обставленная с большим вкусом. Видно, что Мейнерт – очень состоятельный человек. Позади большого, прекрасной работы письменного стола, за которым сидит Мейнерт, в стене ниша, где стоит уменьшенная гипсовая копия «Моисея» Микеланджело.

Сидящий за столом Мейнерт раздраженно, рюмка за рюмкой, пьет шнапс. Напротив него стоит Фрейд. Он говорит ровным, рассержен­ным голосом, но голову повернул к окну, чтобы не смотреть на собеседника.

Фрейд (продолжая разговор, который, похоже, идет уже довольно долго). Я всегда относился к вам с величайшим уважением, господин профессор, и не заслуживаю, чтобы вы публично меня оскорбляли.

Мейнерт (грубо). Я не сказал даже четверти того, что о вас думаю.

Фрейд, которого больно уязвили эти слова, делает тягостное усилие, чтобы сохранить собственное достоинство, в коем ему отказывают.

Фрейд. Я – ученый, господин профессор. Я не посмел бы так себя называть, если бы вы сами в прошлые времена так меня не называли. Десять лет я работал с Брюкке и с вами. И вы уважали меня до такой степени, что в прошлом году предложили занять вашу кафедру.

У Мейнерта разыгрались его нервные тики, но он уже не пытается их скрывать.

Фрейд. Если даже вы полагаете, что я на ложном пути, то, по-моему, я имею право на ошибки.

Мейнерт (резко). Не имеете!

Он встает и становится за спинкой кресла, перед статуей Моисея. Фрейд впервые с начала разговора, опьянев от гнева, осмеливается взглянуть в лицо Мейнерту. Красиво очерченный рот Мейнерта кривит сардоническая улыбка.

Мейнерт. Вы отвергли мое предложение! Мне вы предпочли Шарко. Вас пугает бедность ученых: ей вы предпочитаете шарлатанство и деньги.

Фрейд (потрясенно). Деньги? (С гневом.) Взгляните на меня, господин профессор. И посмотрите на себя.

Мейнерт. И что это доказывает? Я богат, потому что мой отец имея состояние. Как ученый, я бедняк. А вы, Фрейд, умрете миллионером. За скандал хорошо платят.

Фрейд (уязвлен до глубины души). Я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне, господин профессор. Не позволю. Я – честный врач.

Мейнерт. Честный врач стремится лечить своих пациентов.

Фрейд. Только к этому я и стремлюсь.

Мейнерт. Это вы-то хотите их лечить? И как же, гипнозом?

Он, сильно хромая, обходит стол. Подходит к Фрейду, который инстинктивно отступает назад.

Мейнерт стоит перед Фрейдом, сжимая в левой руке рюмку шнапса.

Мейнерт (изображая офицера, подающего команды). Слушай мою команду! Всем – спать! Слепые, смирно! Прика­зываю – сбросить пелену с глаз! Паралитики, пол-оборота – направо, вперед, шагом марш! Ать-два, ать-два! (Хохочет.) Вы станете диктатором! Монархом невротиков. (Он перестает хохотать, выпивает рюмку, потом, подойдя к Фрейду, ты­чет указательным пальцем ему в грудь. Грубым тоном.) А если они любят свой недуг? Вам известно, что такое невроз? Это способ существования. Вы убьете невротика.

Фрейд горько улыбается.

Фрейд (жестким тоном). Если я всего лишь шарлатан, то я не смогу нанести им большого вреда.

Мейнерт. Сейчас вы только шарлатан, но станете преступ­ником. Гипноз – это насилие. Вы будете тиранизировать ва­ших больных. Если бы мне предложили выбирать, я бы сто, тысячу раз предпочел безумие рабству. (Передергивается. Моргает. Фрейд смотрит на него с удивлением и недове­рием, почти с ужасом. Пауза.) Как бы вам хотелось, чтобы я был болен! Столь милой вам истерией a la Шарко! А вы бы меня лечили, своего старого учителя! (Почти с болью.) Вам не повезло! Я чист как стеклышко. (Хромая, идет по ком­нате.) Бедные невротики! Кто знает, что вы вложите им в голову?

Фрейд. Я ничего не буду вкладывать. Я устраню те психозы, которые они сами себе навязывают.

Мейнерт (резко останавливается и пристально смотрит на Фрейда). Каким образом?

Фрейд. В состоянии гипноза люди проговариваются: я узнаю причины их тревог и всех психических нарушений…

Фрейд смолкает, прерванный раскатом хохота.

Мейнерт (хохоча). Лечение светом! Вы внесете свет в наши бедные темные души, и с пением петуха разлетятся тер­зающие нас упыри!

Он подходит к книжному шкафу. На одной из средних полок расставлены коробки из-под шоколада. Мейнерт снимает одну ко­робку (он тщательно ее выбрал).

Мейнерт. Взгляните! (Открывает коробку. Фрейд с изумлением наблюдает кишение мерзких насекомых – многоножек, паукообразных – среди которых даже скорпионы.) Очаровательные зверушки! Бедные крошки, при­дется вам помучиться на солнце. (Пауза.) Ну как, Фрейд, убивает свет вампиров?

Голос Мейнерта за кадром. Я, скорее, думаю, что свет их возрождает.

На экране – насекомые, сперва неподвижные на свету, потом они начинают двигаться и вскоре становятся каким-то невыносимо мерз­ким клубком.

Мейнерт. Эти насекомые необходимы для моих опытов. (Наигранно отеческим тоном.) Вот так, Фрейд. Оставьте ночи то, что ей принадлежит. Чтобы погружаться во тьму душ, не губя собственную душу, надо быть чистым, как ангел. (Глаза Мейнерта сверкают. Вид у него злой: он знает, что задевает самое чувствительное место Фрейда.) Вы совершенно уверены, что вы святой?

Фрейд (смотрит на Мейнерта с глубокой печалью, к которой примешивается гнев, но отвечает искренне). Нет.

Мейнерт (торжествующе). Вот видите! Вы устроите охо­ту на чудовищ, которые прячутся в душах других людей, а найдете своих собственных вампиров.

Он возвращается к письменному столу и наливает две рюмки шнапса. Фрейд смотрит на него осуждающе. Ярость наконец придает ему мужество заговорить. Но голос у него какой-то сдавленный: он пугается того, что сейчас скажет.

Фрейд. Я не пью.

Мейнерт (с удивлением оборачивается к Фрейду). Я это знаю. И что дальше?

Мейнерт собирается выпить рюмку.

Фрейд (тем же голосом). Если я поймаю в западню вам­пиров какого-нибудь алкоголика, то я уверен, что они будут не похожи на моих вампиров.

Мейнерт слушает его и, поняв намек, яростным жестом швыряет рюмку в стену. Потом, величественный и страшный, подходит к Фрейду.

Мейнерт (зловеще). Фрейд, вы хотели меня оскорбить. (Они стоят друг против друга. Пауза.) Но я вас прощаю. И знаете почему? Потому что я уже давно наблюдаю за вами. (Фрейд порывается что-то сказать, но Мейнерт его пре­рывает.) Очень давно! И я абсолютно убежден, что вас подстерегает невроз. Вы не пьете, о нет! Вы слишком боитесь расслабиться. Интересно, что бы вы наболтали, опьянев? Что бы такое вырвалось из вашей души? Я знаю вас десять лет, но вы не меняетесь: вы все такой же мрачный, натянутый, аскетичный и скрытный. Я понимаю, что вас притягивает безу­мие других; вы думаете, что забудете о собственном безумии и обретете его у других. Остановитесь, пока не поздно, вы можете на этом пути потерять свой разум. (Расхаживает по кабинету, почти не хромая.) Вам нужно совсем другое: ясная и четкая, строгая, положительная работа. Я предостав­ляю вам шанс. Отрекитесь публично от ваших дурацких теорий и возвращайтесь работать ко мне: анатомия, гистология, физио­логия ваше спасение. Вы согласны?

Фрейд снова взял себя в руки. Он говорит уважительным, но ледяным тоном.

Фрейд. Доктор Брейер любезно доверил мне одного из своих больных, уже сегодня я иду его осматривать и буду лечить гипнозом.

Мейнерт (он снова занял место за письменным столом, перед статуей Моисея). Превосходно. (Пауза. Говорит от­рывисто, холодным тоном, подчеркивая обращение «гос­подин», как бы давая понять, что Фрейд перестал быть врачом.) Господин Фрейд, вы больше не принадлежите к нашему кругу. В этих обстоятельствах я запрещаю вам доступ в мою лабораторию и в больницу, где я преподаю.

Фрейд смотрит на него затравленными глазами. Но берет себя в руки.

Фрейд (спокойным голосом). Понимаю. До свидания, гос­подин профессор.

Мейнерт. Прощайте.

Фрейд кланяется и уходит.

(18)

Салон, строгая, почтя пустая большая комната.

В кресле сидит сурового вида старец, одетый в черное. Он не носит бороды, у него седые усы, черты лица измождены. Колени укутаны пледом. Он бледный и нервный.

Слышится звонок. Нервозность старика усиливается, но лицо остает­ся неподвижным и холодным как лед. Слуга открывает дверь.

Слуга. Доктор Фрейд.

Входит Фрейд. Старик приветствует его кивком головы.

Старик. Здравствуйте, доктор. Извините меня, что я не встаю. Я прикован к этому креслу приступом суставного рев­матизма. Садитесь.

Фрейд кланяется и садится напротив.

Старик. Вы так молоды.

Фрейд делает жест недовольства.

Старик. Не сердитесь. Я просто хочу сказать, что мой сын старше вас. Но это неважно. (Пристально смотрит на Фрей­да.) В вас есть солидность. (Он показывает Фрейду рас­печатанное письмо, которое лежит рядом на столике.) Мой друг Брейер пишет, что вы применяете новый метод.

Фрейд. Нет, не новый. Я хотел бы попытаться…

Старик. Неважно. (Грустно качает головой.) Мой сын тяжело болен. Речь вдет о неврозе навязчивости. Попробуйте применить ваш метод. Лично я не думаю, что вы его вылечите, но вы не сможете причинить ему большого вреда: он неизле­чим.

Фрейд (улыбаясь с едва заметной горечью). Сколько ему лет?

Старик. Около сорока.

Фрейд. Когда появились первые признаки болезни?

Старик. Видите ли… Моя жена умерла в 1880 году. Болезнь обнаружилась полгода спустя, в феврале 1881 года Уже шесть лет он не выходит из комнаты.

Фрейд. Он сам заперся?

Старик (берет со столика ключ и показывает его Фрей­ду). Он требует, чтобы мы его запирали.