Забытая встреча

На следующий день Сашу выписывали. Он улетал оперироваться в Германию. Незадолго перед отъездом его пригласили в административное крыло на какую-то конфиденциальную беседу. Вернувшись в палату, он никаких подробностей не рассказал, ограничившись обобщающим замечанием: «Чушь все это!»

Нам с моим невольным «мужем» и несостоявшимся любовником осталось только десять-пятнадцать минут на то, чтобы выпить по чашке кофе и попрощаться. Несмотря на вчерашний позор, а возможно, и благодаря ему нам обоим не хотелось прощаться навсегда. Я первая оставила свой телефон и адреса – почтовый и электронный. Наверное, девушке нескромно проявлять инициативу, но мне на подобные правила плевать. Я знаю, чего и кого я хочу, и готова выбирать сама. Я – тигре!

Разумеется, Саша тоже написал мне, как его найти. Визитки у него, как и у меня, не было, поэтому я записала телефоны и адреса в память своего мобильника.

Возникла странная пауза. Мы смотрели друг на друга и не знали, о чем говорить. Лепетать друг другу о внезапно нахлынувших чувствах? Нет, Это не про меня, да и не про него тоже. Вспоминать о том, как я ночью голая каталась по коридору? Пусть лучше об этом вспоминает медсестра и те, кто подглядывал за мной через приоткрытые двери палат.

И вдруг я вспомнила! Во всей самолетной истории было нечто, о чем я забыла, что просто вылетело из моей бедной ушибленной головы. И именно сейчас я осознала, что должна поделиться важной информацией.

– Саша! – Я поставила на тумбочку свой прощальный кофе и твердо посмотрела в зеленоватые глаза. – Я должна сказать тебе нечто очень важное.

Он просиял, подошел ко мне, приподнял здоровой рукой мой подбородок и поцеловал меня в губы.

– Говори! Но я все-таки скажу тебе первым, что люблю тебя.

Это было настолько неожиданно, что я, погруженная в новые мысли, отреагировала не совсем адекватным и наверняка не самым приятным для своего «псевдосупруга» образом.

– Да-да! Очень хорошо, что ты сказал это. Я тоже, разумеется, тебя очень… Но я другое хотела сказать…

– Романтичная ты!

Он отшатнулся и повалился в свое кресло. Я поняла, что не права, и попыталась обратить все в шутку:

– Не обижайся! Я никак не отойду после нашей с тобой страстной ночи!

При этих словах я демонстративно покрутила головой на несколько окрепшей, но все еще побаливающей шее. Мы оба засмеялись.

– Ну, давай, – вздохнул Саша. – Я повесил свои уши на гвоздь внимания.

– Я забыла сказать и тебе, и вообще всем, что знаю этого казаха.

– Что?!

– Ну, то есть не знаю, конечно, но видела один раз.

– Где?

Интересная штука – человеческое лицо! Вроде бы тот же самый Саша полминуты назад трепетно целовал меня в губы и весь светился нежностью, а теперь просто дознаватель какой-то. Глаза в щелочку, ноздри раздулись! Сыскной пес! Видел бы он себя и тогда, и сейчас! Вот я, как мне кажется, всегда одна и та же. Даже кончая не забываю, что я – тигре.

Я рассказала про свою поездку на подмосковный аэродром и про то, какое странное впечатление на меня произвел изуродованный восточный парень. Разумеется, я перекачала в Сашин мобильник и номер телефона своего инструктора, и все данные аэроклуба.

– И вот еще что!

– Да?

– Мне кажется, точнее, я уверена, что тот мерзкий тип, что был за рулем «Мерседеса» там, на аэродроме, также сидел в одном с нами бизнес-зале в Москве. Я не видела, чтобы они общались между собой… и мне это показалось странным…

За Сашей уже приехала машина. Водитель поднялся в отделение, чтобы помочь ему нести вещи. Вещей набралось неполная спортивная сумка, и Саша попросил водителя подождать две минуты внизу. Коренастый турок-таксист постучал ногтем по циферблату своих наручных часов и оставил нас одних.

Теперь уже я сама подошла к Саше и поцеловала его:

– И я тебя люблю… по-моему… – выдавила я несколько виновато.

– Постарайся в ближайшее время уточнить.

Мне не понравился его ответ. Похоже, он вышел из палаты, ощущая себя победителем. Ну и пусть, главное, чтобы я не была при этом побежденной. А этому не бывать!

Не рассчитывая на то, что Воронов обернется, я все же вышла в коридор, заполненный возвращавшимися с обеда больными. Миновав пост, Саша все же обернулся. И тогда я, еще раз вспомнив про наше ночное фиаско, распахнула ворот халата и повела плечами так, чтобы мои груди покачались на прощание. В шутливом смущении Саша прикрыл глаза и выбежал из отделения. Я смеялась вслед, пока в мою левую грудь не воткнулся своим длинным носом старичок в толстенных очках, заляпанных картофельным пюре. Сосредоточенно вытирая рот бумажной салфеточкой, подслеповатый дедок просто не видел, куда он бредет. А может, и видел…

Эфиопский попутчик

Когда я уезжала из Бергена, моросящий дождь сменился невиданной силы ливнем. Теперь я наконец поняла, что местные жители называют плохой погодой, в отличие от обычной, по их мнению, хорошей. В качестве компенсации за пережитое я получила от авиакомпании билет первого класса до Нью-Йорка через Франкфурт. Российские перевозчики регулярные полеты в Берген не выполняли, и им было проще заплатить конкурентам за европейский транзит, чем тащить меня назад в Москву.

Во Франкфурт я прилетела в полдень. Вышла из «рукава» и направилась на пересадку в противоположное крыло огромного хаба. Шея уже совсем прошла. Я поступила совершенно правильно, что быстро избавилась от дурацкого ошейника.

Я знала: где-то рядом, в каком-то небольшом университетском городке оперировали Сашу. У меня при всем желании не было возможности оказаться рядом – моя экстренная норвежская виза не была шенгенской. Я страстно желала Саше удачи и молила Всевышнего, чтобы операция прошла безо всяких проблем и осложнений, все еще не могла понять своего отношения к Саше, по большому счету, малознакомому человеку, еще недавно казавшемуся мне просто попутчиком, причем попутчиком не самым приятным.

Любопытно, задумалась я: последнее время на мою жизнь оказывали очень большое влияние те, с кем мы совершенно случайно оказывались соседями по поезду, автобусу, самолету. Снова вернулась мысленно к тому давнему вечеру, когда подвыпивший парень, сидевший напротив меня в вагоне метро, высказался по поводу моей внешности, чем немало повеселил свою мерзкую компанию. Он ведь тоже в известной степени был моим попутчиком в коротком подземном путешествии. Хамское выступление повлияло на меня совершенно непропорционально: теперь я была почти благодарна тому недоноску за то, что он заставил неуверенную в себе чернокожую девочку взглянуть на себя совсем с другой стороны. Если бы не он, я так бы и не поняла, насколько я на самом деле красива и интересна, я никогда не стала бы такой свободной и уверенной в себе. Если бы я не встретила потом Николу Паганяна, юного скрипача, и двух хулиганов, хотевших его избить, я не прочувствовала бы в полной мере тяжкий дух моего любимого города. Потом были аферист психиатр-психолог-шаман Берг и обмирающий от ощущения собственной значимости журналист Дубис, потом – тетя Клава, потом – два неудавшихся террориста и вот теперь – этот Саша. Между прочим, Саша этот едва не стал вообще моим последним в жизни попутчиком.

Стыдно, но я почти совсем не вспоминала о моем Косте. Наверное, так ощущает себя юноша из приличной семьи, походя переспавший с милой, но, по большому счету, безразличной ему девушкой. Может быть, он из чувства долга даже женится на ней. Бедняга! Он считает, что поступает самоотверженно, красиво и благородно, и, по большому счету, поделом ему, рабу собственного члена! Девичья честь спасена, но рождается еще одна несчастная семья. Я имела все основания гордиться Костей, не побоявшимся задержать в темноте напавшего на деда Лешу мерзавца, я была очень благодарна ему за все, но… сама не знаю почему – любить его у меня не получалось. Иногда я пыталась представить себе, что у Кости есть другая девушка. Немного неприятно, но не более того! Хорошо все-таки, что я дама и после разрыва связи могу жить без особых угрызений совести. Неудобно, конечно, но, в конце концов, в соответствии с принятой у нас системой ценностей и доблестей он может только гордиться своей победой. К тому же Косте вообще довелось лишить меня невинности. Это, насколько я понимаю, вообще крутизна неимоверная. Впрочем, я уже знаю, что его мысли – совсем о другом. Хороший мой мальчик! То есть действительно мальчик, действительно хороший, но, похоже, все-таки совсем не мой.

Ждать во Франкфурте почти не пришлось. В отличие от прошлого раза я даже не успела воспользоваться VIP-залом. Через отдельный «рукав» поднялась на второй этаж гигантского «Боинга-747». Первый класс и впрямь был роскошен, я бы даже сказала, он был бессмыслен в своем роскошестве. Восемь с половиной часов полета вполне можно провести и в широченных креслах бизнес-салона, и даже в «экономе». В туристическом классе тоже нет ничего страшного.

Кресел было всего двенадцать. И были они такие огромные, что их и креслами-то назвать трудно. Каждое раскладывалось в полноценную кровать со своим прикроватным столиком и плафоном-ночничком. С левой стороны от лестницы, ведущей вниз в салоны эконом– и бизнес-классов, располагался небольшой, но впечатляющий бар. Бутылки и бокалы закреплялись в специальных фиксаторах, чтобы не падать при взлете, посадке или при попадании самолета в зону турбулентности. Вместо высоких табуретов у стойки в пол были вмонтированы четыре вращающихся кресла. Каждое из них было снабжено ремнем так же, как и основные места. Я поискала глазами табличку «Не пристегнутым не наливаем!», но не нашла. Наверное, в первом классе грозные таблички не приняты. За стойкой во время посадки никого не оказалось. Наверное, бар открывают только после набора высоты.

Я вошла первой и даже решила вначале, что так здесь и останусь в полном одиночестве. Понятно, что мой билет – это часть компенсации за предыдущий аварийный полет. Но я не представляла себе, кому может прийти в голову выложить из собственного кармана десять тысяч долларов за восьмичасовой перелет. Кстати, в большинстве самолетов вообще нет салона первого класса, а зачастую перевозчик вообще использует только экономическую компоновку самолета.

Пока одна стюардесса помогла мне занять свое место, другая сразу же подбежала с подносом напитков на выбор. Я аккуратно взяла за ножку тонкий бокал с розовым шампанским и стала неспешно изучать мультимедийные возможности своего места. Мне предлагали жидкокристаллический телевизор с кучей новостных и музыкальных каналов, можно было посмотреть не меньше сотни фильмов, минимум двадцать из которых – в русском переводе. Можно было послушать и множество радиостанций. Я распечатала комплект наушников. Попыталась найти «Эхо Москвы», чтобы узнать, что произошло за последние несколько дней в России. Но пока добиралась до «Эха», наткнулась на канал криминальных новостей и, любопытства ради, задержалась на нем. Скучный женский голос монотонно вещал: «Ужасная история произошла минувшей ночью в Западном административном округе Москвы. Маша и Валя, ученицы десятого класса средней школы, в одиннадцать часов вечера вышли из печально известного диско-клуба «Прорва», расположенного на Малой Филевской улице. Девушки решили, что домой им возвращаться еще рано, и направились погулять в Филевский парк. В половине первого ночи они случайно встретились на одной из прогулочных дорожек с компанией выпивших молодых людей. Ими оказались: Сергей П. семнадцати лет, учащийся одиннадцатого физико-математического класса гимназии, Николай Д. девятнадцати лет, студент второго курса строительного колледжа, и Родион Матвеевич Т. сорока девяти лет, ранее судимый слесарь троллейбусного парка. Дружба завязалась буквально за несколько минут. Новые друзья пригласили девушек пойти с ними в подвал старой пятиэтажки. Там временно проживал Родион Матвеевич Т. после того, как разошелся со своей гражданской женой Антониной К. По словам молодых людей, в подвале имелось все для того, чтобы весело продолжить хорошо начавшийся вечер. Действительно, кроме изрядного запаса крепких спиртных напитков и пива там обнаружилась даже банка просроченных рыбных консервов. Вначале девушки чувствовали себя в новой компании хорошо. Но к пяти часам утра, после того как были выпиты четыре бутылки водки, Маша и Валя почувствовали недоброе. Но было поздно – неизбежное свершилось! В пять тридцать утра наряд милиции под командованием капитана Клычова обратил внимание на подозрительные звуки, раздававшиеся из заброшенного подвала. Стражи порядка действовали слаженно и профессионально. Одурманенные алкоголем насильники были захвачены врасплох, при задержании они не смогли оказать сопротивления. Теперь им предстоит предстать перед судом и понести суровое наказание. Капитан Клычов и раньше проявлял себя смелым и решительным офицером. Неоднократно получал благодарности, отмечен почетными грамотами. Руководство управления внутренних дел по Западному административному округу заверило нас, что уже в ближайшие дни капитан Клычов будет представлен к государственной награде за высокий профессионализм и личное мужество».

Восторг! Я не могла не дослушать эту душераздирающую историю до конца. Потом продолжила поиск, но, добравшись наконец до «Эха Москвы», сразу наткнулась на «особое мнение» господина Проханова. С раздражением выключила радио – ну не блевать же, в конце концов, розовым брютом, не успев даже подняться в воздух.

В салон вошли люди: несколько пятидесяти-шестидесятилетних мужчин в дорогих костюмах и не менее дорогих очках. Глядя на них, можно было предположить, что они если и не братья, то, по крайней мере, выходцы из одного роддома. Одетые в одинаковых бутиках, они, похоже, заказывали очки в одном салоне оптики и посещали одного и того же дантиста. Дама, если не считать меня, была только одна, чрезвычайно респектабельная, одетая с безупречным вкусом. Национальную принадлежность ее на взгляд я определить не могла.

Все мужчины – пассажиры первого класса выглядели чинными, важными и преисполненными собственной значимости. Их прямо-таки распирало от гордости за самих себя и за те великие дела, которые каждый из них, по его мнению, вершил.

Что же касается дамы, то сразу было видно, что она в сто раз умнее всех этих джентльменов, вместе взятых. Ей не требовались очки, ее зубы наверняка не встречались с дантистом, а потрясающий профиль, идеальная фигура и безукоризненная осанка производили впечатление гордой неприступности. Я не знаю, где был пошит ее роскошный брючный костюм, но понимала, что в данном случае это неважно. Его хозяйка была столь великолепна, что, даже если бы она сидела голой или, наоборот, в рубище, ничего бы не изменилось. Просто окружающие поняли бы, что так теперь нужно выглядеть и одеваться. Но меня ее облик определенно насторожил. Черты ее показались мне знакомыми. Я вспомнила холеную арабку в хиджабе, сидевшую в бизнес-зале Шереметьева. Сейчас на ней не было никакого хиджаба, и я даже не была уверена, что слово «арабка» ей подходило. Внимательный жесткий взгляд скользнул по моему лицу. Я поняла, что сама она меня не узнала, не видела никогда или не помнила. В этом я вряд ли могла ошибиться.

Посадка на рейс почти закончилась, когда у входа послышались нечленораздельные крики и громкие сердитые возгласы. Одна из стюардесс помчалась по лестнице вниз и спустя минуту вернулась в сопровождении всклокоченного человека, наряженного в национальные эфиопские одежды и сандалеты. В руках человек сжимал воняющий козлятиной барабан.

– Вы не можете лишить меня копья! – кричал он на ужасном английском, в котором улавливался знакомый всему миру тяжелый русский акцент. – Оно без наконечника. Оно не острое! Я всю дорогу с ним! Его даже на досмотре не отбирали!

Тем временем стюардесса уловила дух, исходящий от барабана, и, скорчив брезгливую мину, ухватилась за него:

– Зачем вы схватились за мой барабан? Это подарок! Ну, объясните мне, какие проблемы барабан может создать самолету?

– Простите, мистер! – Стюардесса с силой тянула барабан на себя. – Но этот барабан очень воняет. И копье ваше тоже очень-очень воняло, и оно слишком длинное. Поэтому его и забрали! А барабан пахнет совсем ужасно!

– Это только вначале так кажется, в первые несколько часов. Потом вы принюхаетесь! И все принюхаются. Вот увидите! В эфиопской авиакомпании мне их дали провезти без проблем. Положили в какой-то лючок, а потом отдали. А здесь задержали, будто я какой-то дикарь!

При этих словах пассажир не удержался от жестикуляции, взмахнул руками… и выпустил барабан. Прямо как ворона из басни дедушки Крылова в момент утраты сыра.

– Вы не волнуйтесь! – Стюардесса уже тащила свою добычу вниз по лестнице. – И копье ваше, и барабан отправят грузовым рейсом и пришлют вашу собственность прямо на дом.

– Может, хотя бы в багажное отделение?

– Нет, в пассажирском самолете вещи с таким резким запахом не перевозят. Только грузовыми рейсами.

Все обитатели салона первого класса уставились на нового соседа с неподдельным удивлением. Тот с досады топнул ногой, обутой в замысловатые кожаные сандалии.

– Вот же бл…! – Осмотревшись вокруг, он пришел к убеждению, что никто здесь по-русски не говорит. – Еб…я авиакомпания! Еб…ые немцы! Воняет им, бл…! Сами от естественных запахов отвыкли, вот и понятно, что им натуральная шкура, бл…, воняет!

Он еще раз топнул ногой, замер, а потом содрал с обеих ног кустарно пошитую обувку. Сжимая обшарпанные сандалии в руках, он подбежал ко второй стюардессе и сунул ей подметки буквально в нос:

– Вот! Может быть, вы еще и их заберете?! Тоже не «мейд ин Чайна», тоже из козлиной кожи! Может быть, и они вам воняют?!

Девушка брезгливо понюхала кончик ремешка и тут же инстинктивно отшатнулась, но нашла в себе силы остаться невозмутимой. Теперь ее улыбка уже напоминала оскал:

– Спасибо, сэ-эр!

Она так быстро выхватила сандалии из рук рассерженного пассажира, что тот даже не успел опомниться, и засунула вонючую обувь в бумажный пакетик, предназначенный для особо неприятных случаев. Я пригляделась и увидела, что на пакетике среди доброго десятка иностранных надписей в самом низу, после арабской вязи и иероглифов, красовалась и надпись на русском языке: «Для рвотных масс привилегированных пассажиров». «Привилегированный» пакет был минимум в два раза больше, чем аналогичные пакеты в «экономе». Очевидно, с расчетом на усиленное питание и изобилие напитков.

Обобранный, а теперь еще и разутый пассажир казался очень обескураженным: его пафосное предложение восприняли всерьез, и сандалии ручной эфиопской работы направились к выходу из самолета, где уже скрылись до этого и барабан, и копье.

– И что же мне теперь делать?! – Человек демонстративно задрал ногу и пошевелил пальцами.

Стюардесса улыбнулась ему так, как улыбается, наверное, тучной антилопе голодная самка леопарда, и протянула комплект из одноразовых нитяных носков и тряпичных шлепанцев.

Несчастный развел руками столь широко, что стало ясно – он пасует перед мировым идиотизмом. Казалось, после этого он успокоится. Но нет: помедлив не более десяти секунд, он вновь впал в исступление и начал сдирать с себя еще и цветастую льняную рубашку.

1

Неприличное слово женского рода (арабск.).

2

Неприличное слово мужского рода (арабск.).