Священник всегда готов к смерти. Первым он идет в Неизведанные Земли, где опасностей больше, чем игл у дикобраза, первым вступает в бой со слугами Нечистого, первым - и последним - входит в дом пораженного Синей Чумой. Умереть не страшно, если умираешь за правое дело, исполнив долг до конца.
      Но никогда, не при каких условиях, даже перед угрозою тягчайших мук священники не должен добровольно расставаться с жизнью. Убить себя - значит, сойти с Избранного Пути на тропу Нечистого.
      Иеро, потрясенный услышанным, все же сохранил самообладание. Или его вид.
      - Я должен был передать послание перу Кельвину. Полагаю, теперь нужно вручить его вам.
      Старшина принял цисту, тут же распечатал ее. Так положено - традиция предписывает прочесть Послание Аббата, вернее, первую строку Послания, сразу по получении. Иногда промедление смерти подобно. Не одно поселение спаслось потому, что вовремя получило предупреждение из аббатства о грядущих невзгодах.
      Но, видно, никаких чрезвычайных предупреждений послание не содержало: старшина медленно свернул пергамент и поместил его обратно в цисту.
      - Поселение Но-Ом радо вам, - сказал он просто.
      Но-Ом производил впечатление странное. Каждое пионерское поселение в первые годы не блистало достатком. Бывало, не блистало и потом. Но дух, обычно царящий в подобных местах, искупал многое - и невзрачность бараков, и дикость округи, и отсутствие привычных семинаристу заведений - трактира, просто тира, где можно на спор пострелять из арбалета, кто первый стрелок, кто последний, наконец, библиотеки. Дух этот выражался словом "энергия". И многие, основав одно поселение, тут же шли строить другое именно для того, чтобы жить прозрачной, чистой жизнью, когда и дышишь полной грудью, и работаешь от души, когда каждый рядом ясен, понятен и надежен. Тусклые, себялюбивые, слабые в поселенцы не шли.
      Иеро видел, что дух пионеров в Но-Оме есть. Но видел и другое. То, что не бросалось в глаза, скорее, пряталось. Ожесточение. Люди, казалось, решили, что борьба самоценна, и целиком отдались ей. Все - с бою. И внимание. И уважение. И место у костра.
      Впрочем, это не больше, чем впечатление. Первое впечатление самое яркое, но совсем не всегда самое верное. Он все-таки устал, утомлен, подавлен гибелью спутника, и оттого склонен видеть все в мрачном свете. Приветливый взгляд кажется настороженным, улыбка - оскалом.
      Если же смотреть на поселение взглядом эконома (а экономия в семинарии считалась дисциплиной из важнейших), то видно было, что развивается оно планомерно, порядок блюдется, люди не махнули на себя рукою. Это очень плохо, если - махнули. Если считают, что здесь не дом навсегда, а так, прибежище, причем прибежище разовое. Если оставляют вокруг бараков всякую дрянь, если грязь становится неотъемлемой принадлежностью быта. История города Маблон, утонувшего в собственных отбросах, не более, чем аллегория, но аллегория проверенная жизнью. Ничем так не порадуешь Нечистого, как, мерзостью запустения. Но о запустении речи не было. Ухоженные дорожки, кругом чистота - насколько вообще чистота бывает в поселениях подобных данному. Заповеди поселенцы выполняют не за страх, а по велению души.
      И еще - казалось, будто заложило уши. Нет, он слышал все - и скрип гравия под ногами, и далекие голоса, и голоса близкие, но все равно Иеро сделал специальное упражнения, прочищая евстахиевы трубы.
      Спутники, Оррис и Шалси, окруженные родными, расстались с Иеро у желтого барака.
      Три жилых барака стояли в ряд. Поселение строили по образцу "длинных домов" предков-рокезов. В белом жили одинокие мужчины, в голубом - одинокие женщины. Желтый же, стоявший в центре, предназначался для семейных, и потому строился с запасом.
      - Но, видно, придется вскоре ставить еще один, - сказал сопровождавший Иеро старшина.
      То, что с ним шел глава поселения, не сколько льстило Иеро, сколько смущало. Да, конечно, семинарист - это будущий священник, относиться к нему следовало с уважением, но уважения должно быть в меру.
      - Совет Но-Ома желал бы переговорить с вами, - миновав жилые бараки, они подошли к строениям иным. Церковь, маленькая, но ладная, стояла по одну сторону площади, Дом Совета - по другую, здание служб - по третью.
      - Разумеется, - согласился Иеро.
      - Конечно, вам прежде нужно отдохнуть с дороги, но смерть пера Кельвина заставляет поступиться обычаями.
      - Разумеется, - опять согласился Иеро. Если Совет поселения ждет семинариста, как может семинарист ответить отказом?
      До Совета был куда проще и меньше, нежели в Аббатстве, но в любом поселении республики Метц каждый, пришедший в здание, находил здесь Закон и Справедливость, независимо от размеров и убранства.
      Совет составляли три человека. Поселение маленькое, но три - минимальное число советников. Не меньше трех, не больше девяти.
      Зал совещаний залом можно было назвать с большою натяжкой. Комнатка, на стене карта Республики Метц. Вокруг круглого стола, сделанного пусть и со старанием, но старанием без мастерства, стояло четыре стула с высокими резными спинками, в работе опять виднелось старание, но умения было побольше, ясно - плотник превращался в столяра.
      Два стула были уже заняты. На одном сидел плотный человек, одетый образом самым простым, как одеваются ремесленники, которым он, судя по всему, и был. Комбинезон синей, тяжелой материи едва не скрипел. Парадный комбинезон, ни пятнышка, специально надевает для Собрания. Советник Им-Зик.
      Ремесленник просто впился в лицо Иеро, пока тот осматривался. Уж не этот ли столяр и потрудился над столом и стульями? Иеро порадовался, что не позволил себе никаких пренебрежительных улыбочек. Хороший стол. Отличные стулья. Крепкие, наверное.
      Вторым советником был киллмен. Капитан Брасье. Черная куртка из кожи змееглава, такие же штаны, высокие сапоги, а на поясе - тесак. Но дело не в одежде. Если бы он поменялся ею с ремесленником, все равно было бы ясно, кто есть кто. Дело даже не в руках, поселенец редко занимается чем-нибудь одним. Киллмен работает и заступом, и топором, пахарь и столяр регулярно упражняются в стрельбе из арбалета. Они - пионеры. Но все равно киллмена видишь сразу. Что-то у них, у киллменов в глазах такое...
      Старшина сел между ними. Да он франт, старшина. Или у него жена-рукодельница. Кожаная одежда расшита шитьем золотым и серебряным, бусины речного жемчуга соседствуют с синим бисером. Красиво, ничего не скажешь. Да и положено старшине носить одежду нарядную - для встречи дорогих гостей, посланников иных племен, и прочего люда. Он, старшина, одним видом своим должен противостоять неряшеству и запустению.
      Иеро украдкой осмотрел себя. Да, поистрепался он в пути. И хотя чистил платье каждодневно, все равно вид не из приглядных.
      Его сдержанно поприветствовали и сразу перешли к делу.
      - Гибель пера Кельвина поставила нас в очень сложное положение, - начал старшина, достопочтенный Хармсдоннер. - К счастью, провидение не оставило Но-Ом. Я получил послание Аббатства, Послание адресовано перу Кельвину, но в сложившихся обстоятельствах читать его пришлось мне. Аббат Демеро рекомендует Иеро Дистина как исключительно преданного, способного и отважного Сына Церкви. Как известно, в определенных ситуациях мы вправе выбрать священником лицо, формально не рукоположенное в сан. Сейчас именно такая ситуация. Думаю, Иеро Дистин не откажется возглавить приход Но-Ома.
      Для Иеро слова достопочтенного Хармсдоннера оказались неожиданностью. Нет, он конечно, знал о праве трех: собравшись вместе, трое могли избрать из себя священника. Правило это, столь же древнее, как и кандианская церковь, пришло из времен, когда оторванные от мира люди искали свой Путь. Искали - и находили. Но последние десять поколений такого не случалось. По крайней мере, в республике Метц. Видно, здесь и в самом деле оченьсложное положение.
      - Я, достопочтенный Хармсдоннер, не достоин столь высокой чести, - ответил Иеро.
      Тогда поднялся второй советник, киллмен.
      - Приход Но-Ома просит Иеро Дистина принять на себя обязанности священника.
      - Я не достоин.
      - Мы просим, - в третий раз сказали уже хором. Что ж, обычай соблюден, и он теперь может согласиться. Не может - должен. Даже если бы он был не семинаристом, а стражем границы, ремесленником, пахарем - обязан. Уклониться от Предложения Трех верующему невозможно.
      - Я принимаю на себя обязанности священника прихода Но-Ом, - склонил голову Иеро.
      Он остался на своем месте - и, тем не менее, положение его изменилось. Теперь он был членом Совета, и не просто, а с правом решающего голоса.
      - Присаживайтесь, пер Иеро, - старшина встал, обошел стол и любезно придвинул стул. Все по обычаю. А когда он учил обычаи поселений в семинарии, думал, что только время зря теряет. Оказалось - нет.
      Иеро чувствовал, что совершенно не готов. Не готов быть священником. Не готов принимать решения, касающиеся поселения. Не готов даже прочитать благодарственную молитву.
      А вот это неправда! Все-таки не зря в семинарии учился. Молитву-то прочитать сможет в любом состоянии.
      Он и прочитал.
      Повторив слова благодарности, советники приободрились. Глядя на них, приободрился и Иеро. Ничего, поселение небольшое, он уж как-нибудь...
      В следующее мгновение Иеро устыдился. Как-нибудь службу не справляют. Никакую. И тем более - службу священника.
      - Мы должны будем собраться завтра с утра, - старшина говорил больше для Иеро, остальные воспринимали его слова как решенное. - Тогда и введем нашего нового пера в подробности. Сейчас же, пер Иеро, вас отведут в нашу церковь.
      Отвел его молодой поселенец, всего-то двумя годами старше Иеро.
      - Я, пер Иеро, буду вам помогать первое время, - сказал он, представляясь.
      Звали помощника Рон Айгер, был он рудокопом, но недавно, во время охоты, неудачно встал на пути грокона. Сломанная правая рука уже срасталась, но, по крайней мере, еще луну кирку держать не могла.
      - У вас водятся гроконы? - спросил для поддержания разговора Иеро, пока они шли к церкви.
      - Летом приходят с юга. Зимой-то им здесь делать нечего, но сейчас раздолье, - Рон, судя по всему, был парнем общительным. - Вот, ваше преподобие, и пришли.
      Идти, по правде сказать, пришлось недалеко. Пересекли площадь тропою, уложенную для чистоты гравием, прошли еще тридцать шагов и оказались перед церковью.
      Остальные строения - бараки, Дом Советов, казарма - все были новостроенные. В основании камень, дальше лес. Тут, на дальнем севере леса много, но деревья маленькие, на десять карликов одно годное. Ничего, плотники дело знали.
      Новостроенной была и церковь, но четыре бревна поселенцы принесли с собою. Эти бревна были из церкви Аббатства. Нет, никто, конечно, не разрушал церковь Аббатства, просто ежегодно десяток-другой бревен складывались у восточной стены, откуда и отправлялись поселенцы, унося с собою часть прежней жизни.
      Рядом с церковью стоял небольшой домик.
      - Здесь и жил пер Кельвин. А теперь, значит, будете вы, - объяснил Рон. - Наши его почистили, прибрали, а уж освящать - ваше дело, преподобный отец.
      - Освящать?
      - Ну да. Пер Кельвин-то дома повесился. Прямо здесь! - Рон открыл дверь, провел Иеро через маленькие сени в горницу. - Я его и нашел. Время службу начинать, утреннюю, а его нет. Меня и послали, не проспал ли пер Кельвин. Накануне он вместе с киллменом Брасье ходили к Черной Пустоши, вернулись заполночь, хотя, конечно, было светло, летом здесь солнце и не заходит, но все равно, если устал, спится что летом, что зимой. Я стучу, а ответа нет. Я и зашел. Он аккурат здесь висел.
      Здесь - это на брусе, что тянулся через горницу.
      - Я поначалу и не понял, в чем дело. Никогда прежде повешенных не видел, и, даст Бог, не увижу. Подумал, пер Кельвин подстрелил Скального Нетопыря да и подвесил, чтобы кровь обтекла.
      - Кровь? Здесь была кровь? - быстро спросил Иеро.
      - Не-ет, - протянул Рон. - Крови не было. Странно, отчего же я тогда решил, что.... Ах, да, пахло, знаете, так, как пахнет кровь. А потом я разглядел, что это пер Кельвин. И тоже сначала не понял. Подумалось, что он траву подвешивать стал, он травы хорошо знал, пер Кельвин. Стал, и, значит, неудачно повернулся, что в веревке запутался, а табурет опрокинул. Я к нему подбежал, помочь хотел, да что пользы, он уже холодным был.
      - А почему решили, что он повесился? Вдруг и в самом деле - травы? - под потолком трав никаких не было. Верно, убрали, когда...
      - Траву ремнем в два пальца не подвязывают, - рассудительно ответил Рон. - и потом, он ведь написал, так, мол, и так, нет больше моих сил.
      - Написал?
      - Ну да. Он дневник вел, пер Кельвин. Я-то его не читал, не положено. Его старшина взял, достопочтенный Хармсдоннер, - они стояли на пороге горницы, и каждый ждал, что другой войдет первым.
      Никуда не деться, придется принимать хозяйство.
      Иеро переступил порог, положил на пол путевой мешок.
      - А, может, сначала к источнику сходим? - поторопился предложить Рон. Не очень-то ему тут уютно. Да еще и не освещено помещение.
      - К источнику?
      - Их много здесь, горячих источников. Очень полезные!
      - Замечательно, - Иеро вспомнил, что об этих источниках спутники его по малому каравану вспоминали с предвкушением некоего блаженства.
      Источник был у самой границы поселения Но-Ом. Собственно, как предположил Иеро, поселение и строили, исходя из месторасположения источника. Купальня сделана едва ли не тщательнее, чем Дом Совета. Каменные ванны, числом три, были наполнены проточною водой.
      - Зимою пар издалека виден. Клубится, и кимосы, Народ Льда, называют это место "там, где вода горит". Сами кимосы воды сторонятся. Боятся растаять, что ли? У них, у кимосов, легенда есть, о снежной девушке. Та растаяла, - Рон подождал, пока Иеро разденется и погрузится в ванну, затем и сам скользнул в соседнюю.
      Вода была горячей, едва не обжигающей. И пузырьки в ней поднимались к поверхности и лопались с едва слышным шипением, наполняя воздух сложною смесью запахов - серы, йода, чего-то еще.
      Когда он притерпелся, стало приятно. Казалось, вода смывает не только грязь, а и усталость пути, и тревоги. Рон погрузился с головою, еще и еще. Замечательно.
      - Вы полежите, пер Иеро. Немного, долго с непривычки тяжело. Первое время после работы зайдешь - выходить не хотелось. А поднимешься, то в глазах темно, звон, слабость. Оттого, сказал пер Кельвин, что кровь от головы отливает и в кожу уходит. Зато зимою потом долго тепло, даже жарко. Некоторые прямо в снег прыгают, растираются. Ничего. Жжет, но хорошо!
      Когда Иеро, наконец, вылез из ванны, то увидел, что Рон успел выстирать в отдельной, в специально на то предназначенной, ванне его одежду.
      - Здесь отдельная вода, вроде как мыльная. Все сходит разом, любая грязь, да и жир. Я тут развешу одежду, а утром принесу вам.
      Пока Иеро надевал новую одежду, ту, что нес с собою, Рон рассказал многое о жизни поселения. О том, где и как работают пионеры. О Народе Льда, что бродит еще севернее. О небесных огнях, что полыхают зимою. О советниках Но-Ома. И еще, и еще, и еще. Видно, не зря его дали Иеро. Не только показать жилье и помочь наладить жизнь на новом месте. Он, Рон, являлся ходячим справочником поселения. Завтра на Совет Иеро придет, уже представляя себе жизнь Но-Ома.
      В церковь он пойдет тоже завтра. Новому священнику обычай предписывал принимать Дом Божий с первым восходом солнца. Здесь солнце летом не садилось, но утро все-таки будет завтра.
      У порога дома пера Кельвина он распрощался с Роном.
      - Завтра за склянку до службы, - условился он о сроке.
      Когда дверь закрылась за Иеро, стало немного тоскливо. Не потому, что в этом доме повесился человек: Иеро не был суеверен. Но ему предстояло понять, почему его предшественник, очень знающий священник, верный Сын Церкви избрал столь черную судьбу.
      Он толкнул дверь из сеней в горницу.
      С бруса свисал ремень, сыромятный, из кожи грокона.
      Заканчивался ремень петлею
 

      Иеро постоял, прислушиваясь: не таится ли незваный гость в домике? Слух у него острый, это признавали в аббатстве все. Ум нет, а слух - да. Не настолько острый, впрочем, чтобы услышать в десяти шагах биение чужого сердца. Зато свое стучало немилосердно.
      Издалека, из бараков доносился обыкновенный шум жизни. Нет, не совсем обыкновенный, что-то в нем Иеро не устраивало, но то потом. И не острым умом до многого можно дойти, если мыслить методично.
      Иеро был чужд греха самоумаления. Просто во время регулярных испытаний на смекалку, сообразительность, память результаты он показывал обыкновенные. Средние. Не хуже многих, не лучше многих. И потому наставники советовали ему развивать наблюдательность и стараться держать собственные мысли в строгом порядке. Методический ум - оружие не менее сильное, чем ментальное зрение.
      Он, впрочем, попробовал и ментальное прощупывание. Ничего. Ничегошеньки, будто ватой обложен.
      Он внезапно похолодел от сделанного открытия. Вот что беспокоило его со времени въезда в поселение: ментальная глухота! Что сила его невелика, он знал, и проникнуть в чужое закрытое сознание, сколь прежде не пытался, не мог. Но он всегда чувствовал разум других - смутно, неясно, как в темноте угадываются силуэты деревьев и домов. Чувствовал - но не здесь. Здесь вокруг была пустота, глухая, без эха, без проблеска.
      На мгновение Иеро охватила паника. У кого спросить, что с ним произошло? Кто поможет?
      Ответ пришел сам, ответ неумолимо точный: никто. Он - единственный священник на сотни и сотни лье.
      Только сейчас он ступил в комнату. Осторожно, неслышно, выученным в Тайге шагом двинулся он вдоль стены. Избушка мала, да приют дала. Злодею?
      Крохотный чуланчик пуст. Спальня-невеличка тоже пуста. Гостевой покой пуст. И в кухне никто не прячется.
      Он вернулся в горницу. Пол чистый, никаких следов. А недурно бы отыскать шалуна.
      То, что петля - глупая, дурная шутка, было наиболее вероятным. Ну не дух же пера Кельвина пугает преемника. Кто-то из поселенцев, верно, считал, что не сопливого семинариста нужно избрать священником, а кого постарше, помудрее.
      Он обошел вокруг петли. Потрогал. В два пальца ремешок, такой лорса удавит, не то, что семинариста. Но лорсы в петлю сами не лезут. И семинаристы. И уж тем более священники.