— Его тоже зовут Гордон? — поймав недоуменный взгляд Сэма, Виктор пояснил: — Ты сам упомянул имена Горди один, Горди-два.

— Ах, вот ты о чем!.. Нет. Того парня в клинике зовут иначе. Горди-один, Горди-два произошло от другого… Видишь ли, нам всем давали какие-нибудь имена. Так было легче общаться по рации. Нас ведь выпускали не по одному, а по двое, иногда даже по трое. Для нашей двойки выбрали условное сокращение «Горди». Я таким образом стал Горди-один, а напарник был обязан откликаться на Горди-два. Мда… Теперь его уже нет. — Сэм поерошил свою светлую шевелюру. — А ведь нам было куда легче, Вилли. И не только из-за выучки. Нас постоянно страховали, пичкали болеутоляющим, обеспечивали ночлегом и пропитанием. Да и мы сами страховались, как могли. Две головы, Вилли, две пары рук и ног — это намного лучше, чем один-единственный комплект.

— Потому ты и решил мне помочь?

— Верно, — Сэм простецки улыбнулся. — Мне не нравится то, что творится. Все, чем вас снабжают, выпуская в мир, стоит теперь жалкие крохи. С самого начала вы обречены, и потому на вас не желают тратиться. Вы считаете, что на вас высококачественный кевлар, а это устаревшие модели первых опытных образцов. Рации, с которыми вы носитесь по городу, вообще не работают, капсулы, которые выдают вместо питания, содержат порцию плохо очищенной марихуаны. Кроме того, ты угодил в переплет, о котором не подозревал. Вместо уличных хулиганов, вместо разбойников Поджера, раздевающих прохожих, тобою заинтересовалась рыбка покрупнее. На тебя вышел Граф, а это уже не по правилам.

— Долг Графу обещал уплатить Рупперт!

— Этот носатый прохвост всем что-нибудь обещает. Такая уж у него должность. Он обязан заманивать людей, заручаться согласием на эту адову работу. И, конечно, теперешних доноров не информируют о накопленной отделом профилактики печальной статистике.

— Рупперт утверждал, что большая часть доноров благополучно дотягивает до конца.

— Само собой! Сообщив правду, он лишился бы тебя и всех предыдущих волонтеров. Мы ведь только так называем их — волонтерами. Несмотря на то, что в основе своей доноры не очень-то счастливы прожитым, на верную смерть Рупперт сумел бы завербовать только стопроцентного сумасшедшего. Люди рискуют, когда у них есть шанс, и этот самый шанс Рупперт им щедро обещает. На самом же деле… — глаза Сэма недобро сузились, рот гневно скривился. Виктор отметил про себя странное. Веселье для глаз Гордона оказалось столь же естественным, как неукротимая злоба.

— Так вот, Вилли… На самом деле сегодняшние доноры погибают все поголовно. Даже те, кого успевают подбирать на улицах с травмами, умирают потом в больницах. Несчастные случаи преследуют их до конца. Не то лекарство или не та дозировка, задремавшая на стуле сестра-сиделка — и летальный исход обеспечен. В сущности, так оно все и начиналось. Именно в больницах Джозеф набрел на свое открытие. В то время еще практиковали облучение квантами Лимана. Считалось, что это излечивает нейродермиты, опухолевые заболевания и так далее. Словом, эффект вроде бы действительно наблюдался, но вот загвоздка! — пациенты умирали, как мухи. Правда, уже совсем от других причин. Тем не менее, Джозефа это заинтересовало. Он не поленился затребовать всю статистику по кожным заболеваниям — то есть, разумеется, в тех клиниках, где передовая администрация использовала дельта-квантование. Кстати, не спрашивай меня, что это такое, потому что все равно не отвечу… Так вот, будучи парнем неглупым, Джозеф моментально сообразил, что дело нечисто. На первый взгляд, с больными происходили вещи, совершенно не связанные с облучением, и все-таки некую строгую закономерность он уловил. А вскоре передовую методику запретили, целиком перенеся в исследовательский центр. И уже значительно позже родилась идея фокусировки несчастий.

— Но если доноры гибнут один за другим, проект навряд ли получит одобрение!

— Вся беда, Вилли, что его уже одобрили. Поначалу эффект был, да еще какой! Полицейские зевали в своих участках и в потолок поплевывали. Рупперт использовал обстоятельства в свою пользу. По городу рыскали представители секретной комиссии, ну а мы в те жаркие деньки прыгали по окраинам, оберегая граждан от бедственной чумы. Ежедневно нас чистили, обряжая в новенькое обмундирование, выставляя перед светлыми ликами очкастых типов, которые задавали нам одни и те же вопросы. Их интересовало наше самочувствие и наша кормежка, а еще через сутки-другие — снова наша кормежка и наше самочувствие. Они словно сговорились. Подозреваю, что в ту неделю в городе работали не одни мы. Слишком уж все было тихо да гладко. Уже тогда Рупперт не брезговал запретными приемами.

— Что ты имеешь в виду?

— Он подвергал облучению совершенно посторонних людей! Это было не так уж сложно. Прикидываясь овечкой, Рупперт вносил в полиции залог за одиноких бродяжек, приводил их к себе, подогревал особым снадобьем и выпускал на все четыре стороны. Естественно, что перед этим они успевали побывать под колпаком.

— И ты знал обо всем с самого начала?

Гордон покачал головой.

— Не торопись с обвинениями. Я знал то, что обязан был знать, и не более того. Просуммировать случившееся и неспешно обмозговать мне довелось гораздо позже. А тогда я в меру своих сил отрабатывал гонорар, обещанный контрактом. Между прочим, я его получил! Единственный из всей нашей команды. Того парня в клинике я в расчет не беру.

— Еще бы!..

Сэм Гордон развел руками.

— Хочешь — смейся, хочешь — нет, но все деньги я потратил на строительство этого дома. И знаешь, с какой целью я его строил? С самой что ни на есть идиотской. Я собирался еще разок вкусить донорского хлебушка и строил его для себя.

— Убежище?

— Точно! Этот дом — подобие крепости и отстоит от города на добрый десяток миль. Одумался я уже после, когда здание было готово. И уж, конечно, не мог предположить, что все-таки использую его по назначению.

— Ты привез меня сюда, чтобы позволить отсидеться?

— Все правильно, приятель! Такова основная твоя задача — выжить. Думаю, ты и сам это уже уяснил. Без посторонней помощи доноры живут недолго. Сутки, от силы — двое. Помощь же стоит дорого. Куда проще и дешевле скармливать событийности человечка за человечком. Что, собственно, они и делают. Иногда в качестве жертв подбирают людей вроде тебя. Это не самый худший вариант, и вас по крайней мере хоть чем-то снабжают. Но чаще всего продолжают облучать людей случайных — таких, о которых некому будет вспомнить. Это совсем дешево. Не нужно ни кевлара, ни датчиков. Думаю, что подобным жертвам впрыскивают в кровь нечто бодрящее, ставят под колпак и пинком выбрасывают за ворота.

— Но это же форменное убийство!

— А ты как думал! — Сэм кивнул. — Иные из них погибают уже через считанные минуты. Некоторые, впрочем, бегают дольше. Полиция давно подозревает неладное — оттого и скалит на ОПП зубы.

— Но почему бы им не прикрыть лавочку Рупперта!

— Да потому, голова садовая, что программа одобрена правительством. По крайней мере на те самые полтора года. Это во-первых, а во-вторых, Рупперт однажды уже показал им, что к чему, прекратив выпускать доноров. Урок длился всего пару дней, и полицейские взвыли. Ты себе не представляешь, что творилось на улицах. Такого количества травм, огнестрельных и ножевых ранений они никогда не видывали. Когда Рупперт, смилостивившись, вновь приступил к деятельности, полицейские заткнулись. Понимаешь, он здорово напугал их! Теперь они знают, что с ОПП лучше не связываться, хотя и любви к агентам отдела профилактики, понятно, не испытывают.

Сэм Гордон приблизился к бару и разлил по стаканам розовую пузырящуюся жидкость.

— Вино?

— Ни в коем случае! — Гордон отрицательно качнул головой. — Пока мы здесь и пока срок контракта не истек, спиртное нам категорически воспрещается. — Он протянул стакан Виктору. — Пей и ни о чем не волнуйся. Старина Горди не собирается подводить тебя.

— Кисло, — Виктор поморщился.

— Зато полезно! Пару глотков, и ты почувствуешь себя значительно лучше. Пока мы в относительной безопасности, и все же, чем раньше ты начнешь перемещаться на своих двоих, тем лучше.

— Сэм! — Виктор с трудом отхлебнул. — Все-таки я не очень понимаю… Какого дьявола тебе понадобилось влезать в это дело?

— По-моему, я уже объяснил, — Гордон улыбнулся. — Человек с датчиком разгуливает по городу, а ты здесь — в целости и сохранности. Еще немного и ты получишь кругленькую сумму. Разве это плохо? В кои веки Рупперт сядет в лужу, доставив тем самым огромное удовольствие мне и тому парню в клинике. Уж я не поленюсь к нему съездить и рассказать. Кроме того… — Сэм помешкал. — Не забывай, я ведь тоже был донором. Я еще помню, что это такое, — он шумно вздохнул. — Слишком хорошо помню…

С короткоствольным «ремингтоном» в руках Сэм двигался чуть впереди. Они обходили здание по периметру, засаженному колючей живой изгородью. Чуть дальше тянулась металлическая ограда, подключенная, как объяснил Сэм, к высоковольтному источнику напряжения.

— Если, конечно, польет дождь, тогда скверно, — Гордон сплюнул себе под ноги. — Все эти электрические ловушки не очень-то надежны, надо признать. Даже в обычный туман они норовят выйти из строя, — он оглянулся на Виктора. — Остается лишь надеяться, что стихийные бедствия не по плечу даже донорам. Иначе наш городок давно бы уже превратился в огнедышащий вулкан.

— А болезни?

— По счастью, с болезнями мы тоже не связаны. Уж не знаю, почему, но факт остается фактом. Должно быть, есть черта, пролегающая между несчастным случаем и вирусным заболеванием. То есть, мы-то, понятное дело, все заносим в единый список, но у природы свои мерки, своя демаркационная система. Люди многое упрощают. Вон и лошади нам кажутся все на одну морду, но что с того? Различие-то ведь есть! И, может быть, даже более разительное, чем у людей. — Гордон осторожно опустился на одно колено, вглядевшись в зыбкую цепочку следов, оставленных на песке. — Ящерица. Пока только ящерица…

— А похоже на змеиный след.

— Вот именно, только похоже, — Гордон огляделся. — Змей нам тут еще не хватало. Если увидишь что-то похожее на них, без раздумий стреляй. Можно не сомневаться, вся эта нечисть сползается сюда с одной-единственной целью.

Виктор припомнил раздавленного минуту назад ядовитого паука. А перед этим была парочка энергичных скорпионов… Его передернуло.

— Эта цель — я?

— А ты как думал! Крепость — крепостью, а ухо надо держать востро. Охота по твою душу продолжается.

Где-то неподалеку с громыханием промчалась автомашина. Вероятно, везли порожние канистры — жестяные посудины то и дело подпрыгивали, бились друг о дружку, может быть, вспоминая свои прошлые жизни — в облике менее громоздком и более звонком, где аналогичное действие именовалось чоканьем и носило вполне ритуальный характер. Двое, заслышав фырканье двигателя, в готовности подняли оружие — Сэм свой тяжелый «ремингтон», Виктор несуразную, но оттого не теряющую грозной силы «беретту». Автомобиль, не задерживаясь, прокатил мимо. Ствол «ремингтона» несколько опустился. Компактная «беретта» последовала его примеру.

— Будь аккуратнее с этой штучкой, — не оборачиваясь, предупредил Сэм. — Ложные спуски с осечками — не частая вещь, но в твоем случае это именно то, чего следует опасаться в первую очередь. Не забывай про кубик…

Виктор невольно покосился на автомат. Про кубик он помнил. После того, как ему вволю позволили понежиться на свежих простынях (а спал он сном Ильи Муромца — весь вечер и всю ночь!), Сэм угостил его отлично приготовленным завтраком, преподнеся на десерт игральный кубик — вроде тех, что трясут в деревянных кружках, облапошивая одурманенных алкоголем посетителей злачных мест. С довольно-таки кислой миной Виктор принял игру, выбросив кубик не менее трех десятков раз. Он уже подозревал, какую арифметику собрался продемонстрировать ему Сэм. Лишь дважды у Виктора выпала четверка. Троек было чуть больше. Но в основном верхняя грань кубика упрямо показывала одну или две черные точки. «Твоя нынешняя судьба, — с родительским назиданием сформулировал Сэм. — Шестерка, как известно, стереотип удачи. В ближайшие дни тебе придется примириться с ее полным отсутствием». Виктор не видел оснований не верить ему. И все же не отказал себе в удовольствии бросить кубик еще пару сотен раз. Увы, лишь один-единственный раз ему улыбнулись пять точек. Шестерка не выпала вообще. Такого Виктор не ожидал. Сэм же по-своему принял его озадаченность, дружески посочувствовав: «Не стоит отчаиваться. Если швырять эту костяную игрушку до изнеможения, рано или поздно выпадет и максимум. Вся беда в том, что у нас нет этого обилия попыток». Сразу после этой утешительной фразы Сэм Гордон принес ему пистолет-пулемет. «Я только хотел показать тебе, в какой степени надлежит полагаться на судьбу.»

Ствол «ремингтона» качнулся, описав полукруг.

— Место, сам видишь, неплохое. Всюду пустыня, подобраться незамеченным далеко не просто. Правда, в сотне шагов отсюда дорога, но в свое время я установил там пару коробочек на солнечных батарейках. Оптико-электронная система фирмы «Рек-Гэнгста». Такие же камеры, что и вдоль забора. Пульт в доме, на первом этаже. Там же и сигнализация. Не увидишь, так услышишь. — Сэм вновь двинулся вперед. — К сожалению, пока ты почивал, вся эта электронная хреновина успела отказать трижды. Пришлось подниматься на крышу и непосредственно обозревать окрестности. Такие вот дела, парень, — Сэм Гордон неопределенно покрутил рукой в воздухе. Жест мог означать что угодно — от самого замечательного до самого худшего. Однако в данном случае сомневаться в том, что именно он означал, не приходилось. — Привыкай, камрад. Системы — системами, но прежде всего будем доверять слуху и зрению. В темное время суток придется пользоваться инфракрасными очками.

— Но они тоже могут отказать. Разве не так?

— Верно, могут, — указательным пальцем и большим Сэм ущипнул себя за нос. — Но тот хитрый кубик я давал тебе не просто так, а с умыслом. Все дело в вероятности того или иного события. Скажем, сейчас ты неудачник, но из этого отнюдь не следует, что все будет валиться у тебя из рук. — Сэм пристроил винтовку на локтевой сгиб и остановился. В широкополой шляпе, в видавших виды сапогах и в мятом вельветовом костюмчике он напоминал худого бродяжку, прямиком сошедшего с экрана вестерна. Не хватало только шпор и повязанной на шее косынки. Они только что завершили обход дома, вернувшись к низенькому крылечку.

— Если, к примеру, используя исправное оружие и целевые патроны, получают вероятность осечки порядка одного отказа на тысячу шестьсот — тысячу восемьсот выстрелов, то у такового счастливчика, как ты, это будет каждый двадцатый или тридцатый выстрел. Аппаратура же — вещь более капризная, значит, и ломаться будет чаще.

— И какой же я должен сделать вывод?

— А такой, что следует нам с тобой вдвойне осторожничать и ни в коем случае не теряться при очередных сбоях. Если перекосило двадцатый патрон, выбрасывай его к чертовой матери. Будь уверен, что двадцать первый и двадцать второй бабахнут, как положено.

— Хорошо, если так… Кстати, откуда такие цифры?

Гордон снисходительно взглянул на собеседника.

— Как-никак, но я работаю в ОПП. Или ты полагал, что я просиживал там даром штаны? Нет, приятель… Поначалу все мы там были энтузиастами. Борхес твердил о возникновении новой фундаментальной науки и грезил наградами. Кроме доноров в штат были набраны математики, физики, биологи. Словом, чего-чего, а различного рода цифр мы успели поднакопить, — Гордон ухмыльнулся. — Но сейчас тебя должно занимать другое: в эти несколько дней ты просто обязан уцелеть!

— Да уж постараюсь… — Виктор неловко присел на деревянную ступеньку. После ходьбы раненная нога ощутимо ныла.

— Пойми, приятель, неудача — не такая уж всесильная вещь! С ней тоже можно спорить. Самый наглядный пример — ты сам. Я держу тебя здесь уже более полутора суток — и что же? Кроме нескольких незначительных поломок, ничего более не приключилось.

— А скорпионы с пауком?

Гордон пренебрежительно отмахнулся.

— Чепуха! Было бы о чем говорить! Смотри под ноги, не плошай — и ни одна из этих гадин тебя не коснется.

— Твоими бы устами да мед пить!

— А по-моему, ты до сих пор не уяснил главного. Нас теперь двое, и это серьезным образом меняет весь расклад. Обречены одиночки, мы же с тобой можем дежурить посменно. Ты уже держишься на ногах, так что постоять за себя сумеешь, — Гордон приводил не бог весть какие аргументы, но голос его был тверд и оказывал на Виктора благотворное действие. Убеждали даже не сами слова, сколько та уверенность, с которой он рубил фразу за фразой.

— Кроме того, и у тебя, и у меня есть за что драться. Есть и чем драться, согласен? Словом, кто здесь кого — мы еще посмотрим!

Его напористость рассмешила Виктора.

— Я что, кажусь тебе полным размазней? Похоже, ты задал себе цель вдохнуть в меня уверенность?

— И вдохну! — несколько резковато отреагировал Гордон. Отвернувшись в сторону, добавил: — Потому что знаю, при каких обстоятельствах тебя брали люди Рупперта.

Виктор поморщился. Все-таки этот парень нашел, чем его ущемить.

— Давай не будем об этом. — Он недовольно потер ноющую ногу.

Они ненадолго замолчали. И сразу стало слышно, как тихо напевает скользящий над песчаными барханами ветер. Колеблющимся маревом зной плыл над землей, ломая далекую линию горизонта. От этой игры видимого глаз терялся, и марево воспринималось, как некое подобие тумана. Казалось странным, что ветер не в состоянии разогнать этот стекольчатый трепет, что, разогревшийся и успокоившийся, мир и здесь не может обойтись без вечных своих фокусов и причуд.

Чуть прищурившись, вместо песчаной равнины Виктор вдруг увидел взбаламученный до самого дна океан. Желтые гигантские волны вздымались и опадали. Но это был особый океан, медлительный и тяжелый. Бурю и шторм этой стихии обычное человеческое зрение по суетной своей непоседливости просто не замечало.

— Да… — протянул Сэм. Он по-прежнему глядел чуть в сторону. — Наверное, это и впрямь не мое дело, и все-таки… — Он неловко прокашлялся. — Пойми меня правильно, Вилли. Если отправляешься в горы, то обязательно берешь курс на вершину. Иначе незачем трогаться с места. Это предприятие рискованное, но коли уж мы взялись за него…

— Я понял тебя. Сэм. Если дело только за этим, то на мой счет можешь не волноваться. Свой кризис я уже пережил.

— Ты уверен в этом?

— На все сто, дружище.

— Вот и замечательно! — Сэм облегченно вздохнул. Было очевидно, что опасения, которые он высказал, действительно мучили его. Он словно выдернул из души беспокоившую занозу, и даже серые его глаза как будто чуточку просветлели. А Виктор внезапно ощутил неудобство. Он даже заерзал на ступеньке.

— Сэм, — пробормотал он. — Я хотел тебя предупредить…

— Предупредить? О чем?

— Я ведь рассказывал тебе о Летиции с Майклом. Я их крепко подвел… — Он заметил нетерпеливый жест Гордона и заторопился. — Но речь я веду о другом. То есть, мне хотелось поделиться с тобой выводами, к которым я пришел после того, что приключилось с Майклом. Так вот, мне кажется, что событийность не обманешь. Это, конечно, не та вещь, о которой я умею рассуждать, и все-таки… Я понял, что существует некий баланс между амплитудой событий и частотой их повторения. Что-то вроде постоянного интеграла. Мелкие события происходят часто, крупные — редко. Это очень напоминает математическое уравнение. Можно ведь сформулировать и так: если слишком долго ничего не происходит, значит следует ждать чего-то особенно неприятного. Такова закономерность. Ее не перехитрить. Чем круче натягивают тетиву, тем длительнее полет стрелы, но тем и сокрушительнее удар. Оставаясь на одном месте, исключив всякое взаимодействие с миром, мы крепко рискуем, так как отягощаем грядущие события. Может быть, я путано объясняю, но отчего-то мне кажется, что все именно так и обстоит. — Виктор покосился на одинокое облако, плывущее по небу. — Это можно сравнить с зарядом, накапливающимся в тучах. Чем больше сопротивляемость диэлектрика, тем более мощная рождается молния…

Гордон слушал его с напряженным вниманием. На этот раз он не спешил отмахнуться или пренебрежительно скривиться.

— Вот, в сущности, и все, что я хотел сказать, — Виктор положил «беретту» на ступеньку, взмокшую ладонь вытер о брючину.

— В нашем случае, — медленно проговорил Гордон, — город, видимо, и являет собой тучу. Ага… Может быть, ты и прав. Однако не забывай: впереди отнюдь не вечность — все, что от нас требуется, это пережить несколько дней. А потом ты станешь таким же, как все.

— При условии, если молния не грянет раньше. Ты знаешь, мне думается, что силу этого удара можно даже вычислить. Во всяком случае помощники Борхеса наверняка это умеют.

— Но нам-то это зачем? — Сэм погладил ладонью ствол «ремингтона». — По мне — так лучше обойтись без этих вычислений. Какой прок тебе в том, что кто-то подскажет день твоей смерти? Вот уж ничего хорошего! — Сэм передернул плечами.

— Зная, что нам грозит, мы могли бы и соответственно подготовиться.

— Я не Крез, и ты тоже, по-моему, не шах персидский. К тому, что мы имеем, добавить нечего. Ну а если твоя молния шарахнет раньше, что ж… Во всяком случае, мы встретим ее не с голыми руками. В доме полно оружия, освещение, связь — все продублировано…

— Черт! — вырвалось у Виктора. Наклонив голову, он смахнул с волос липкую кляксу. Высоко в небе, распластав крылья, парил нашкодивший коршун.

— Великолепно! — Гордон не сдержал усмешки. Виктор и сам был готов прыснуть.

Одинокая птица плавно заходила на второй круг. Очевидно, она пребывала в игривом настроении. Не дожидаясь повторения досадного происшествия, донор бывший и донор настоящий поспешили укрыться под крышей.

Общаться с Гордоном оказалось удивительно просто. Сам того не заметив, Виктор успел поведать новому товарищу о прежней жизни в России, о времени, проведенном в плену, о Майкле, о Летиции. Сэм не изображал из себя слушателя, он им был. Не только рассказчиками славен свет — и слушателями тоже. На рассказываемое Гордон реагировал с редким добродушием — внимание его зарождалось не от глазированной вежливости, а от искреннего участия. Умея держаться собственного мнения, он не заглушал чужого. Неторопливый в суждениях, он многому не верил, но и не спешил с опровержениями. Жизнь приучила Сэма к осторожности, однако и осторожность его была странного свойства, подчас граничащая с неприкрытым наивом. Простецкие рассуждения Сэма плохо вязались со словом «стратегия», порой поражая неуклюжестью, но именно в этой неуклюжести угадывалась крестьянская осмотрительная расторопность. Он не делал ничего не подумавши, ступая по жизни лисьими шажочками путника, пересекающего топкое болото. И даже ярость его к Рупперту вынашивалась кропотливо и бережно, со временем обрастая очередными зловещими фактами. Перестраховщиком Гордона Виктор вряд ли смог бы назвать. В нужный момент бывший донор действовал стремительно, хотя к моментам этим он подбирался крадучись, неторопливо.

Осознав множественное их несходство, Виктор не ощутил, тем не менее, разочарования. Напротив, близость этого уверенного в себе человека наполнила его странным покоем. Чем-то он даже напоминал ему Летицию. И Сэм, и девушка, должно быть, одинаково озадачивали Виктора своим совершенно отличным от его собственного взглядом на жизнь. Угол зрения — теперь он ясно понимал, что подразумевалось под этой метафорой. Летиция с Сэмом глядели на окружающее под иным углом зрения. Но, размышляя иначе, чувствуя иначе, они не отталкивали Виктора. Скорее, наоборот — разжигали его любопытство. Мир, где все немножечко не так, где есть загадочное отличие, не может быть неинтересным. И отсутствие любопытства знаменует прежде всего собственную убогость. Убогость или усталость, ибо у всякого человека лишь два пути при встрече с загадкой: пройти мимо, не обратив внимания, или же, проникнувшись восхищением, задержаться, пытаясь понять, и даже не понимая, любоваться. Виктор безусловно принадлежал к числу последних. Сейчас он наконец-то нашел в себе мужество признать, что ни Летицию, ни Сэма Гордона он не в состоянии понять в полной мере. Другое дело — Майкл. Возможно, Майкл был частью его самого, и здесь вопросов не возникало. Гордон совершенно не походил на Майкла, и немудрено, что в беседе с ним — человеком, которого Виктор знал неполные двое суток, он так разоткровенничался.

Вскоре Сэм Гордон знал всю его подноготную. Рассказ Виктора не баловал последовательностью, изобилуя перескоками с первое на десятое, и соответственным оказался отклик Сэма. Они сидели на кухне, уплетая сэндвичи с кофе, и в перерывах между обжигающими глотками Сэм, продолжающий мысленное переваривание вываленной на него информации, изрекал вещи, которые, по его мнению, видимо, должны были снизить внутреннее напряжение напарника, помочь ему наладить ход жизненных событий в верном русле.

— Кто знает, наверное, нищета — это тоже полезно. Особенно если недолго. Год, от силы два. Дальше тянуть опасно. Можно превратиться в хроника и привыкнуть… А с другой стороны, попробуй привыкни! Кто в наше время поощряет подобные привычки?..

Не вставая со стула, он ногой распахнул холодильник.

— На всякий случай запомни: еще один холодильник в правом крыле. Тут и там пироги с вишней, пицца, всякая бутербродная лабуда. Кое-что есть в погребке.

— Это там, где ты расположил подземный лаз?

— Точно, — Гордон кивнул. — Продуктов и воды — на месяц с лишним.

— Это, пожалуй, чересчур.

— Чересчур, не чересчур, а лишние запасы никогда не помешают. — Сэм долил в кружки себе и Виктору из кофейника. — Сам видишь, готовился я основательно. Было такое поганенькое желание, признаюсь, — сорвать куш и утереть нос Рупперту.

— То логово, что ты соорудил в пустыне, тоже такое же шикарное?

— На логово денег уже не хватило, — Гордон покачал головой. — Минимум воды, галеты с консервами и тряпье, чтобы укрыться. Честно говоря, не хотел бы я оказаться там. Но карту все равно не теряй. Без нее это место найти сложно.

Похлопав себя по животу, он отвалился на спинку стула.

— Ты говорил, что Летиция тоже в случае чего может помочь? Забавно. Впервые слышу, что дамы помогают донорам.

— Она особенная дама, Сэм. Ввязаться в какую-нибудь авантюру — ей все равно, что раскусить плитку шоколада. Самое чудовищное, что соображает она быстрей любого мужика.

Гордон скептически улыбнулся.

— Женщины — хитрое племя, это всем известно, но чтобы так вот запросто обставить любого мужика?

— Смейся, смейся! Посмотрю, что запоешь потом, когда я попрошу эту даму продемонстрировать тебе какую-нибудь из обычных ее шуток.

Сэм не желал спорить. Вновь покачав всклокоченной головой, дипломатично пробормотал:

— Странные существа — эти женщины. Без них тоска, но и с ними то же самое. Один мой давний приятель говаривал, что женщина — это вроде стихии, от которой следует держаться подальше. Вроде альпийских гор или лазурного моря. Лишь на расстоянии мы мечтаем о них и видим во снах. Живущие в горах и на море слепы от рождения, красота их привычный фон, а красота не должна быть фоном. В привычном убивается прелесть. Один-единственный шторм можно запомнить на всю жизнь, бывалые же мореходы редко рассказывают что-либо занимательное.

Вновь улыбнувшись, Гордон умолк. От Виктора не укрылось то внимание, с которым он прислушался к гулу очередной далекой машины. Глаза Сэма скользнули к окну, перекинулись на дверь и вновь вернулись в исходную позицию. «Проверившись», бывший донор вновь был готов продолжать беседу.

— Умный был дружок, верно? Мудрые вещи говорил, — он по-прежнему избегал нравоучений, да и сама вдумчивая тональность его речи исключала всякую возможность менторства.

— Почему «был»?

— Разве я не сказал? — брови Гордона чуть шевельнулись, словно он досадовал на себя за подобную оплошность. — Он был когда-то моим партнером, тем самым Горди-два…

Закончить фразу ему не удалось. В воздухе звонко треснуло, и оба подпрыгнули, руками метнувшись к близкому оружию. По счастью, тревога оказалась ложной. Треснуло стекло в оконной раме. Извилистая линия с редкими лучиками перечертила его пополам. Они обменялись напряженными взглядами.

— По-моему, это то самое, о чем ты говорил. — Гордон пальцами провел по извилистому следу. — Жаль, если все оно так и окажется. Жаль…

— Оно растет, — мутно проговорил Виктор. «Беретта» уже лежала у него на коленях.

— Осторожнее, чудак, — Гордон кивнул на автомат, глядящий стволом в его сторону. — А с Летицией твоей я обязательно познакомлюсь. Только тогда и поверю, что такие женщины существуют в природе.

— Конечно, поверишь. Куда ты денешься. — Виктор отложил автомат в сторону. Трещина в оконном стекле встревожила его не на шутку.

Сэм Гордон, добродушный и медлительный паренек тридцати шести лет, обладатель железных нервов и по-детски выгоревшей шевелюры, дремал наверху, возле главной своей артиллерии — долговязого пулемета калибра двенадцать миллиметров и новенького армейского гранатомета. Благословляя Виктора на дежурство, он выразил надежду, что «оно» еще не подросло и уж во всяком случае позволит им дожить до рассвета. Сэм пробовал шутить, и Виктор, конечно же, поддакнул ему. Однако внутреннее предчувствие нашептывало ему об ином. Пауки, мигающее освещение — все это было только прелюдией. Главным сигналом стала трещина в стекле. Именно она заставила его напружиниться, холодной пощечиной вновь вернула в действительность. Подобно лакмусовой бумажке, она выявила скрытую агрессивность среды, сорвала обманчивый покров с клетки с рычащим хищником. Каждая минута растила мускулы мечущегося чудовища, пространство скручивалось резиновым жгутом, напрягалось, со скрежетом раздвигая гуттаперчевые прутья. Хищник вот-вот мог вырваться на волю — и тогда… Далее воображение Виктора рисовало расползающуюся надвое землю. Из ширящейся пропасти вздымались языки пламени, малиново-жаркое тесто магмы пожирало их дом, превращая в потемневший шлак и огненную плазму. С небес, раскрашенных жертвенной кровью, падали зигзаги молний, добивая уже подожженное.