На пристани было полно народа: в большинстве своем то были простолюдины, желавшие посмотреть на травлю. Какой-то человек в кожаной куртке наступил на широкую юбку леди Онор. Одна из ее камеристок жалобно вскрикнула, и слуга немедленно отшвырнул невежу прочь. Леди Онор испустила страдальческий вздох.

– Не знаю, искупит ли ожидающее нас зрелище тягостную необходимость терпеть всю эту толчею и шум, – проронила она.

Я заметил, что над верхней ее губой выступили бисеринки пота. – Уверяю вас, искупит, леди Онор, – торопливо заверил Марчмаунт. – Сегодня будет затравлен превосходный медведь по имени Магнус, специально доставленный из Германии. Это громадный зверь ростом более шести футов. Вчера он прикончил пятерых собак, а сам остался цел и невредим. Сегодня я непременно поставлю на него шиллинг.

Леди Онор окинула взором многочисленные ряды деревянного амфитеатра. Огромная толпа ожидала у ворот, и до нас доносились возбужденные крики. На арену уже выпустили старых слепых медведей, на которых, заходясь от злобы, наскакивали собаки. Леди Онор снова вздохнула.

– Где же он, великий и несравненный Магнус? – осведомилась она.

Марчмаунт, казалось, не заметил прозвучавших в ее голосе иронических ноток.

– Его выпустят на арену где-то через час, – сообщил он.

– А до той поры мне, пожалуй, нечего здесь делать, – заметила леди Онор. – Боюсь, я не в состоянии целый час выносить этот кошмарный шум. Думаю, вы простите меня, барристер, если я вас оставлю и прогуляюсь по набережной в обществе своих камеристок.

– Как вам будет угодно, – упавшим голосом произнес Марчмаунт.

– Время от времени я буду заглядывать сюда, смотреть, что происходит. Может, кто-нибудь из дам желает ко мне присоединиться?

Леди Онор огляделась вокруг. Одна из купеческих жен, судя по выражению лица, явно была не прочь воспользоваться приглашением, однако, взглянув на своего мужа, отрицательно покачала головой.

– Позвольте мне составить вам компанию, леди Онор, – сказал я, выдвигаясь вперед.

– Сделайте милость, – улыбнулась леди Онор. – Уверена, мы прекрасно проведем время.

— Неужели вы предпочитаете общество дам столь мужественному развлечению, брат Шардлейк? – спросил Марчмаунт, насмешливо покачав головой.

– А почему бы мне не предпочесть общество дам обществу медведей и собак? – ответил я вопросом на вопрос.

– Хорошо сказано! – расхохоталась леди Онор. – Летиция, Дороти, идемте.

Она повернулась и направилась вдоль реки. Я присоединился к ней. Камеристки следовали на несколько шагов позади нас. Шествие замыкали слуги, вооруженные мечами.

Широченная юбка леди Онор касалась моих ног; я ощущал даже каркас из китового уса, растягивающий ткань. При мысли о восхитительных ножках, скрываемых этой юбкой, я невольно покраснел.

Леди Онор состроила досадливую гримасу, когда из амфитеатра донесся новый раскат возбужденного рева.

– И в самом деле, это мужественное развлечение, – насмешливо изрекла она. – Точнее, оно было бы мужественным, если бы вместо собак на арену выпускали мужчин. Например, Уильяма Марчмаунта. Как вы думаете, он сумел бы одержать верх над медведем?

– Вряд ли, – усмехнулся я. – Признаюсь, мне тоже не по душе медвежья травля. Зрелище чужих страданий, пусть даже страданий животного, не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

– О, я вовсе не думаю о страданиях медведя. Меня всего лишь раздражает шум и гогот. А вы, судя по вашим словам, относитесь к числу тех пылких реформаторов, которые осуждают любые развлечения.

– О, реформы тут совершенно ни при чем. Я с детства избегал подобных забав.

Мы медленно шли вдоль реки.

– Медведи – это всего лишь дикие косматые звери, и сожалеть о них, по меньшей мере, неразумно, – аставительно изрекла леди Онор. – По-моему, медвежья травля – не лучший повод для того, чтобы проявлять милосердие. Но, откровенно говоря, я боялась потерять сознание. Сегодня так жарко, к тому же там невыносимо пахло кровью. Все-таки хорошо, что мы ушли. Мне показалось, мистрис Квейл хотела к нам присоединиться. Но эта бедная женщина и шагу ступить не смеет без разрешения мужа.

– Да, независимость – это одно из важных преимуществ положения вдовы, – кивнул я.

Леди Онор широко улыбнулась, показав ровные белые зубы.

– О, вижу, вы помните наш недавний разговор. Не скрою, у положения вдовы есть свои хорошие стороны. Представьте себе, я не только успешно веду дела, но и расширяю свои интересы. Например, я приобрела мастерскую, где шьют изысканное шелковое платье. Мне помог Уильям, он превосходно разбирается в вопросах купли-продажи. Впрочем, полагаю, не лучше вашего, – добавила она и улыбнулась вновь.

– Того и гляди, вскоре у меня не будет повода применять собственные знания, – печально сказал я. – Многие мои клиенты отказались от моих услуг.

– С их стороны это до крайности опрометчиво, – ответила леди Онор. – Но какова же причина?

– Мне они не сочли нужным сообщить ее. Я решил сменить тему и спросил:

– Значит, вы нанимаете женщин для шитья?

– Да. Работать с шелком чрезвычайно трудно. К тому же сейчас дамы предпочитают сложные и замысловатые фасоны. В моей мастерской работают шестеро швей, все – бывшие монахини.

– Неужели?

– Именно так. Из монастыря Святой Клары, Святой Елены, а также Клеренвелла. Я слыхала, многие монахини с радостью покинули свои обители. Некоторые так поспешно кинулись в вихрь прежде недоступных удовольствий, что кончили свои дни здесь. – Леди Онор кивнула на темные воды реки. – Но все мои швеи уже немолоды. Воистину, эти создания достойны жалости: они опасаются даже ходить по улицам. И разумеется, они очень рады, что сумели найти работу.

– Но, должно быть, с непривычки бывшим монахиням тяжело целыми днями сидеть за шитьем.

– Не тяжелее, чем целыми днями возносить молитвы. Я думаю, самое главное для этих женщин – сознание того, что им не угрожает нищета. Впрочем, чувство защищенности важно не только для бывших монахинь. У каждого человека должно быть свое место в обществе. Если бы власти обратили на это должное внимание, по улицам городов не слонялись бы люди, лишенные работы и крова. – Леди Онор задумчиво покачала головой. – О, я представляю, как тяжело несчастным, лишившимся пристанища. Нет ничего хуже неуверенности в завтрашнем дне.

Мне впервые пришло в голову, что, несмотря на всю остроту ума и светскую искушенность леди Онор, существуют целые области жизни, о которых она имеет самое отдаленное понятие.

– Я думаю, всякий, кто обладает хотя бы некоторыми способностями, имеет возможность завоевать свое место в жизни, – сказал я.

– Вы правы, Мэтью, но способностями обладает далеко не каждый, – возразила леди Онор.

Услышав из ее уст свое имя, я испытал пронзительное наслаждение.

– Без сомнения, вы обладаете ими в полной мере, но вы – исключение из общего правила, – продолжала она.

– Вы слишком высоко цените мои скромные достоинства, леди Онор, – пробормотал я и отвесил поклон, пытаясь скрыть смущение.

– Вы наделены врожденным благородством, которое невозможно приобрести.

Я вспыхнул.

«Нельзя позволять чувствам одержать верх над разумом», – пронеслось у меня в голове.

Рядом с этой женщиной приходится быть настороже.

– Среди приближенных короля немало новых людей, наделенных выдающимися способностями, – поспешно заметил я. – Кромвель. Ричард Рич.

Произнося последнее имя, я вперился взглядом в лицо леди Онор, наблюдая за ее реакцией. Однако она лишь рассмеялась.

– Рич? Неотесанный мужлан в бархатном камзоле. Вам известно, что его жена – дочь простого бакалейщика?

– Тем не менее сейчас она является владелицей монастыря Святого Варфоломея.

К этому времени мы прошли уже довольно значительное расстояние. Теснившиеся вдоль набережной дома расступились, за ними начиналась пустошь. Леди Онор бросила взгляд за реку на громаду дворца Брайдвелл. Ее камеристки и слуги, идущие в десяти шагах от нас, остановились, заметив, что остановилась хозяйка. Туча, набежавшая на солнце, на несколько мгновений подарила желанный отдых от его палящих лучей.

– Мэтью, я надеюсь, что у меня не будет никаких неприятностей с лордом Кромвелем, – произнесла леди Онор, пристально глядя на меня. – Мысль о том, что я могу навлечь на себя его гнев, не дает мне покоя. Вы уже говорили с ним?

– Да, и я сообщил ему все, что узнал о вас. Должен сказать, он говорил о вас с восторгом.

Во взгляде леди Онор мелькнуло откровенное облегчение.

– Да, мои званые вечера пользуются успехом. Лорд Кромвель, и герцог Норфолк, и многие другие – все они любят бывать у меня. Но сейчас такие времена, когда каждый из сильных мира сего хочет заручиться поддержкой. Поэтому всякий из моих могущественных гостей опасается, что мои симпатии принадлежат его противнику. Откровенно говоря, они не принадлежат никому, – со смехом заявила она. – Конечно, герцог был бы не слишком доволен, узнай он только, что я служила посредницей, передавшей лорду Кромвелю некие таинственные документы. Вы видите сами, я попала в ловушку, – добавила она с грустной улыбкой. – И все благодаря тщеславному желанию собрать за своим столом избранное общество.

– Тот, кто оказался вовлеченным в игры сильных мира сего, неминуемо подвергает себя опасности, – заметил я. – Порой мне хочется оставить службу, удалиться в деревню и заняться земледелием.

– Я тоже часто думаю о том, чтобы уехать в Линкольншир, в наше семейное поместье, – подхватила леди Онор. – Хотя, в отличие от своего юного племянника, я очень привязана к Лондону. Впрочем, наверняка граф пожелает, чтобы я оставалась в городе, пока расследование не будет окончено.

– Полагаю, вы правы, миледи, – кивнул я и после недолгого колебания добавил: – В лодке по пути сюда я имел случай побеседовать с барристером Марчмаунтом.

– Да, я видела, как вы шептались, едва не соприкасаясь головами. – Взгляд ее внезапно стал острым и колючим. – Я догадываюсь, вы проверяли, насколько мои слова соответствуют истине?

– Такова моя обязанность, миледи. Надеюсь, вы меня поймете.

Лицо леди Онор залилось румянцем.

– А я-то надеялась, что сегодня мы наконец отдохнем и забудем о делах.

– О, леди Онор, вы прекрасно понимаете, что, пока идет дознание, отдых для меня невозможен.

Леди Онор досадливо поджала губы.

– Вот как? Значит, мне нечего надеяться на легкий и приятный разговор с умным и образованным собеседником, даже после того, как я ответила на все его вопросы?

– Увы, у меня возникли новые вопросы, – ответил я, твердо решив не поддаваться ни на одну из ее уловок. – Сегодня, когда я сказал Марчмаунту о том, что герцог Норфолк жаждет приобрести ваши земли, он не сумел скрыть удивления. У меня возникло подозрение, что тогда, на званом вечере, они с герцогом обсуждали нечто совсем другое. Скажите, какой еще услуги может добиваться от вас герцог?

– Неужели мне никогда не обрести покоя, – едва слышно произнесла леди Онор.

Она на мгновение опустила ресницы, а когда глаза ее вновь встретились с моими, в них полыхал гнев.

– Мэтью, я поклялась на Библии, что Норфолк никогда не расспрашивал меня о греческом огне. Клятва моя была правдива и искренна – вот и все, что я могу вам сказать. И то, что герцог хочет завладеть моими землями, – тоже чистая правда. Все это началось давным-давно.

– Что именно?

– Проблемы, которые год от года все труднее разрешить. Впрочем, это наше семейное дело, оно не имеет к вам и вашему дознанию ни малейшего отношения. Поверьте, разговор Уильяма и герцога никоим образом не связан с вашими злополучными документами и формулами.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверена, – с тяжелым вздохом проронила леди Онор. – Больше я ничего не могу вам рассказать, Мэтью. Если вы мне не верите, сообщите Кромвелю, что я пыталась ввести вас в заблуждение, – добавила она, вскинув руку. – Пусть он вызовет меня на допрос, ему я повторю то же самое. В сокровенные области частной жизни не дозволено вторгаться никому.

– Времена, когда частная жизнь аристократических семей была окутана ореолом тайны, миновали, миледи, – возразил я. – Кстати, именно семейные разногласия привели к войне между Ланкастером и Йорком.

Она обратила ко мне лицо, внезапно ставшее усталым.

– Да, а теперь, когда война осталась позади, вся власть принадлежит дому Тюдоров. Только, согласитесь, немного странно, что ныне король является главой Церкви и решает, каким образом его подданные должны молиться Богу. Особенно если учесть, что государственную политику определяет столь греховное чувство, как переменчивая плотская страсть.

Несмотря на то что леди Онор говорила совсем тихо, я испуганно оглянулся назад, дабы удостовериться, что слуги не слышали ее слов. Она заметила это и добавила с грустной улыбкой:

– Слуги повсюду сопровождают меня с первых дней жизни. И я с детства научилась в нужные моменты понижать голос.

– Тем не менее, леди Онор, наш разговор становится слишком опасным.

– Я всего лишь повторила то, о чем говорит весь город. Но вы правы, сейчас такие времена, что осторожность не будет лишней.

Некоторое время мы шли молча.

– Постоянная близость слуг иногда очень надоедает, – неожиданно призналась леди Онор. – Мне частенько хочется отослать их прочь. Помню, однажды, когда я была маленькой девочкой, мы с матерью поднялись на крышу нашего дома. Она указала на леса и поля, расстилавшиеся до самого горизонта, и сказала: «Все это наше, Онор. Насколько хватает глаз, ты видишь наши земли. Они тянутся до самого Ноттингема». То был весенний день, солнечный и ветреный, мы с матерью стояли на плоской крыше, и она крепко держала меня за руку. Ее камеристки и мои гувернантки остались в стороне, и ветер развевал широкие подолы их платьев. В какое-то мгновение мне отчаянно захотелось взлететь подобно птице, воспарить в небо над этими полями и лесами, – она грустно покачала головой, – но все мы обречены ходить по земле, не так ли? Свобода, которой обладают птицы, недоступна нам. У нас слишком много обязанностей. Что касается меня, то главные мои обязанности связаны с моей семьей.

– Леди Онор, мне очень жаль, что я вынужден вновь проявить настойчивость, но…

– Довольно, Мэтью. Я устала.

– Возможно, нам следует вернуться на травлю.

– Нет, у меня нет ни малейшего желания возвращаться. Быть может, вы будете столь любезны и проводите меня до ближайшей пристани? Я пошлю назад кого-нибудь из слуг, попрошу передать Уильяму, что мне сделалось дурно.

Тут солнце вновь выглянуло из-за тучи и зажгло темные воды Темзы множеством золотистых искр, вынудив леди Онор на мгновение зажмуриться.

Неспешным шагом мы продолжили нашу прогулку. Я чувствовал себя отпетым невежей, попирающим все правила учтивости. Но, увы, докучливость моя была вынужденной. Прежде всего мне следовало выполнять свой долг, а не оберегать чьи-либо чувства, будь то чувства леди Онор или мои собственные. По реке, двигаясь по направлению к Уайтхоллу, прошла огромная баржа, груженная строительными материалами. На мгновение я представил себе, что она вспыхнула, как свеча, и вода вокруг тоже охвачена пламенем.

– Полагаю, моя преданность семейным интересам кажется вам проявлением ограниченности, – прервала мои невеселые размышления леди Онор.

– Ничуть. Преданность семье всегда вызывала во мне уважение.

– В прежние времена, когда земли принадлежали старинной аристократии, в стране было больше порядка. Теперь, когда они перешли к новым владельцам, поля превратились в пастбища, и тысячи крестьян оказались выброшенными на большую дорогу. Не зря говорят, что овцы съели людей.

– Да, превращение полей в пастбища – это великое зло. Но, думаю, вы не будете отрицать, что нынешние времена дают простолюдинам возможность изменить свое положение к лучшему, и в этом их важное преимущество.

По губам леди Онор скользнула улыбка.

– Уверена, Мэтью, вы считаете меня совершенно неискушенной во многих вопросах, – сказала она, и я в очередной раз поразился ее проницательности.

– Однако, осмелюсь заметить, вы и сами порой бываете наивным, – продолжала она. – Думаю, вам и в голову не приходило, что на каждого человека, который, прибыв в город, преуспел в своих начинаниях, приходятся сотни умерших от голода в сточных канавах.

– Согласен, необходимо принять меры, которые обеспечили бы всеобщее благоденствие.

– Такие меры никогда не будут приняты. Законники и купцы, заседающие в парламенте, заботятся лишь о собственном благополучии. Как и все новые люди, появлению которых вы так радуетесь.

– Леди Онор, должен признать, я давно уже не встречал женщины, которая могла бы сравниться с вами по остроте ума и широте взглядов, – произнес я и чуть погодя добавил: – По крайней мере, последние шесть лет я ни разу не наслаждался общением с женщиной на равных.

– Вижу, вы не ожидали от женщины подобных умозаключений, – с улыбкой заметила она. – Мне кажется, Мэтью, мы с вами по-разному представляем разумное устройство общества. Но это не беда. Разногласия лишь придают вкус беседе. Кстати, я счастлива узнать, что вы и прежде были знакомы с женщинами, способными поддерживать разговор не только о стряпне и рукоделии.

– Я знал лишь одну такую женщину, – проронил я и коснулся своего траурного кольца. – Я хотел жениться на ней, но она умерла.

– Мне очень жаль, – сочувственно откликнулась леди Онор. – Я знаю, что это такое – потерять любимого человека. Это кольцо вы носите в память о ней?

– Да. Хотя, откровенно говоря, я не имею на это права. Незадолго до своей смерти Кейт обручилась с другим, – сказал я, сам удивляясь тому, что леди Онор вынудила меня к столь откровенным признаниям.

– Это вдвойне печально. Но почему вы не проявили настойчивости, добиваясь ее руки?

Прямота, с которой был сделан этот вопрос, нисколько не соответствовала правилам хорошего тона, но меня это мало заботило.

– Я боялся. Боялся, что Кейт меня отвергнет.

– Из-за… из-за вашего телосложения?

Даже леди Онор мгновение поколебалась, подбирая нужное слово.

– Да.

Я отвернулся и уставился на реку.

– С вашей стороны было чрезвычайно глупо придавать этому такое значение, Мэтью. Вы напрасно упустили возможность соединиться с любимой женщиной.

– Может быть, вы и правы.

Я посторонился, пропуская молодую пару, за которой бежала крохотная собачка. Слова леди Онор согрели мне сердце, однако я вновь приказал себе быть осмотрительным.

– Неужели вы думаете, что всех женщин привлекают в мужчинах исключительно гордая осанка и стройные ноги?

– Так или иначе, приятная внешность еще никому не приносила вреда, – пробормотал я.

– От внешних достоинств мало проку, если они сочетаются с грубостью нрава и скудоумием. Муж мой был на двадцать лет старше меня, однако это не помешало нашему браку быть счастливым. Очень счастливым.

– Пожалуй, мне стоит снять это кольцо, – заметил я. – Признаюсь, сейчас я очень редко вспоминаю о Кейт.

– Воспоминания могут превратиться в путы, – произнесла она, пристально глядя на меня. – После смерти Харкурта я пообещала себе, что не стану жить воспоминаниями. Его бы это ничуть не обрадовало.

Мы подошли к пристани Бардж-хаус. Несколько лодок ожидало пассажиров.

– Думаю, мы переправимся через реку здесь, – предложил я. – Я оставил лошадь неподалеку от причала Трех Журавлей, и мы можем причалить именно там.

– Отлично. Подождите минуту, я лишь прикажу Полу вернуться к арене и передать, что я отправилась домой. Иначе Уильям Марчмаунт решит, что меня похитили.

С этими словами леди Онор подошла к своим слугам и камеристкам.

Обернувшись, я увидал Сабину и Эйвис Уэнтворт, стоявших на дорожке. На девушках были яркие летние платья, глаза их странно блестели, без сомнения, под действием белладонны. Между сестрами темнела приземистая фигура их бабушки, по-прежнему облаченной в глубокий траур. Девушки словно приросли к месту, не сводя с меня испуганных глаз. Их напряженная неподвижность производила удручающее впечатление. – Что вы встали, девочки? – раздался резкий голос старухи.

В ярком дневном свете лицо ее, с затуманенными бельмами глазницами, до крайности напоминало череп, обтянутый истончившейся пергаментной кожей.

– Здесь мастер Шардлейк, бабушка, – растерянно пробормотала Сабина.

Я поспешно поклонился. Старуха на минуту замерла, словно принюхиваясь к воздуху. Потом лицо ее приняло суровое выражение.

– Я надеюсь, сэр, вы сообщите мне, что наконец изобличили преступницу, – изрекла она. – Вы видите, я до сих пор ношу траур по своему убитому внуку. И я не сниму его, пока правосудие не свершится над той, что стала причиной его смерти.

Старуха говорила спокойно и размеренно, вперившись взглядом в пустоту. Леди Онор, вновь подойдя ко мне, вопросительно посмотрела на дам семейства Уэнтворт. Меж тем один из ее слуг торопливо зашагал по направлению к арене, где проходила медвежья травля.

– Простите, мистрис Уэнтворт, но мне придется вас оставить. Здесь со мной леди, и я должен ее сопровождать.

– Леди? С каких это пор горбатые крючкотворы стали разгуливать в обществе леди? – проскрежетала старуха.

– Вряд ли вам стоит высмеивать чужие недостатки, сударыня, – резко сказала леди Онор, – ваша наружность отнюдь не радует взор.

Мистрис Уэнтворт незамедлительно повернула голову на незнакомый голос.

– Мое уродство пришло ко мне с возрастом, – отрезала она. – Может, сейчас вы красивы, но с годами не избежите подобной участи. А ваш гнусный крючкотвор родился на свет горбатым. Так Господь помечает тех, чья душа исполнена зла.

– Пожалуй, за такие кощунственные речи старую ведьму стоит утопить, – с негодованием произнесла леди Онор, обращаясь ко мне.

Старуха лишь надменно улыбнулась.

– Идемте, девочки, – проскрежетала она.

Внучки, склонив головы, послушно взяли бабушку под руки, однако я заметил, как на лице старшей из сестер мелькнула легкая тень улыбки.

– Что это за старая карга? – спросила леди Онор. – Она словно вышла из ночного кошмара.

– Это матушка сэра Эдвина Уэнтворта.

– Вот как. Значит, юные девушки – его дочери.

– Спасибо за то, что пришли мне на выручку. Впрочем, в этом не было нужды. Люди частенько напоминают мне о моем изъяне, и я уже привык к этому.

– Да, люди не боятся причинять боль своим ближним.

Судя по выражению лица леди Онор, она была по-настоящему расстроена. Нахмурившись, она подобрала юбки и принялась спускаться по ступенькам к реке.

В лодке камеристки, усевшись по обеим сторонам от своей хозяйки, беспрестанно поглядывали на меня из-под опущенных ресниц. Дабы не встречаться с их любопытными взглядами, я сидел потупившись. Начался отлив, и над рекой носился неприятный запах ила и гниющих отбросов, полоса которых обнажилась у берегов.

Леди Онор обернулась к одной из своих камеристок, которая опустила руку в воду.

– Осторожнее, Летиция, в воде полно всякой гадости.

Девушка, приглушенно вскрикнув, тут же подняла руку. Леди Онор покачала головой, словно бы осуждая подобную беспечность. Вспомнив ее недавние слова о том, что постоянное общество слуг изрядно ей надоело, я усомнился в искренности подобных сетований.«Пожалуй, тот, кого на протяжении всей жизни неизменно сопровождает почетный эскорт, ощущает себя чем-то вроде земного божества, – подумал я. – Неудивительно, что у леди Онор так сильно развита фамильная гордость».

Лодка ткнулась носом в полосу ила у причала Трех Журавлей. Леди Онор вскинула бровь и устало улыбнулась.

– Вот мы и приехали. Точнее, вы приехали, Мэтью. А я на этой же лодке доберусь до пристани Куинхит, а оттуда отправлюсь домой. – Она помолчала несколько мгновений. – Надеюсь, вы посетите меня в самом ближайшем будущем. Расскажете мне о том, как отнесся к моим признаниям лорд Кромвель.

– Я почту за честь нанести вам визит, леди Онор. Несомненно, леди Онор прекрасно понимала, что я должен проникнуть в тайну, связавшую ее и герцога; но столь же несомненно было и то, что она решила воздержаться от дальнейших откровенностей. Я неловко вылез из лодки и поклонился на прощание. Через широкую полосу ила были переброшены доски. Осторожно ступая, я перебрался по ним на ступеньки спуска. К тому времени, как я схватился за перила и смог обернуться без риска упасть, лодка уже далеко отошла от берега. Я поднялся наверх и направился к таверне, где оставил Предка.

Я чувствовал, что стал участником какой-то запутанной игры, которую вели меж собой леди Онор и Норфолк. Правила этой игры были мне неизвестны, и это грозило новыми осложнениями. И все же воспоминание о том, как искренне возмутилась миледи, когда старая ведьма Уэнтворт напустилась на меня с руганью, приятно грело душу. Если бы не завеса загадок и недосказанностей, отделявшая меня от этой женщины, я мог бы с полным правом признать, что не знаю более пленительной собеседницы. Все эти мысли и соображения не давали мне покоя по пути домой.

Наконец я оказался на Канцлер-лейн. Едва войдя в холл, я повстречал Барака, спускавшегося с лестницы.

– Вы вернулись раньше, чем я ожидал, – выпалил он. – Слава богу! Удерживать ее дальше я не в состоянии.

– О ком вы говорите?

Он не ответил, но повернулся и направился в гостиную. Мне оставалось лишь последовать за ним. Там, неловко пристроившись на жестком стуле, сидела мадам Неллер; позорное клеймо казалось особенно заметным на ее бледной щеке.

– Бэтшеба Грин вернулась, – сообщил Барак. Я взглянул на мадам. Она кивнула в знак подтверждения.

– Она вернулась вчера вместе с братом, – пробормотала она. – Больше им некуда было деться. Они скрывались у каких-то друзей, но два дня назад рябой их выследил, и им пришлось бежать. Я позволила им остаться, и сейчас они в Саутуорке. – Хозяйка борделя вперила в меня требовательный взгляд. – Вы обещали мне две золотые монеты, если я сообщу о возвращении Бэтшебы.

– Вы непременно их получите, – заверил я. Мадам Неллер по-прежнему сверлила меня глазами.

– Я сказала Бэтшебе, что им с братом стоит с вами поговорить. Втолковала, что другого выхода нет. Только в своем доме я вам встречаться не позволю. Ваш прошлый визит обернулся для меня кучей неприятностей. Я едва не потеряла свое заведение. А оно стоит куда дороже, чем две золотые монеты, – многозначительно добавила она:

Я потянулся к кошельку, но Барак предостерегающе вскинул руку.

– Заплатить вы всегда успеете. Мадам, если вы не пустите нас к себе, где же мы встретимся с Бэтшебой?

По лицу мадам Неллер скользнула уже знакомая мне безрадостная косая улыбка.

– Бэтшеба и ее брат будут ждать вас в доме Майкла Гриствуда, на Вулф-лейн в Куинхите, – сообщила она. – Вдова Майкла куда-то уехала, так что дом стоит пустой.

– Откуда вам это известно?

– Мне сказала Бэтшеба. Несколько дней назад Джордж Грин тайком проник в дом. Бэтшеба давно уже упрашивала его сделать это. Она была уверена, что в доме по-прежнему лежит то, из-за чего убили Майкла.

– И что же это, по ее мнению? – насторожился я. – Какие-нибудь документы?

– Об этом я ничего не знаю и не желаю знать. – Она пожала плечами. – Мне известно лишь, что Джордж дважды забирался в дом через окно. Там не было ни одной живой души. Не думаю, что ему удалось отыскать то, о чем говорила Бэтшеба.

– Хорошо же ваш сторож несет свою службу, – заметил я, повернувшись к Бараку. – Или его оттуда убрали?

– Нет, он по-прежнему там. Лорд Кромвель считает необходимым продолжать слежку за домом. Ну, когда милорд узнает о том, что в дом влезли под носом у сторожа, бедному олуху мало не покажется. Послушайте, если Грин искал какие-то бумаги, значит, Майкл рассказывал Бэтшебе о формуле.

– Похоже, что так.

Мадам Неллер поправила свой огненно-рыжий парик.

– Они будут ждать вас там сегодня вечером, после наступления темноты, – сказала она. – И не вздумайте захватить с собой кого-нибудь еще. Джордж будет за вами следить, и если он увидит, что вас много, они с сестрой сразу убегут.

– Какая боязливая парочка , – пробурчал Барак. – Только и знают, что бегать.

Мадам Неллер пожала плечами и вновь многозначительно взглянула на меня. Я протянул ей две золотые монеты. Она попробовала их на зуб и опустила в карман платья.

– Передайте им, что мы непременно явимся, – сказал я.

Женщина кивнула, подняла со стула свое тучное тело и, не удостоив нас более ни словом, вышла из комнаты. Дверь осталась открытой, и я видел, как мадам важно шествует через холл. Джоан, которая устилала пол свежими циновками, бросила на содержательницу борделя исполненный презрения взгляд.

Заметив это, Барак расхохотался.

– Бедная Джоан. Она ведь не знает, с какой целью подобная особа нанесла вам визит. Пожалуй, если расследование затянется, вы лишитесь экономки.

– Если расследование затянется, я лишусь не только экономки, – с горечью произнес я. – Мы оба лишимся слишком многого, Барак.