.. То, чем мы были заняты, - так это, всего лишь, заземлением опасного напряжения, накапливающегося в обществе. Но, к глубокому нашему сожалению, эти технологии стали применять всякие подонки, и с этим нужно покончить... Хотя понятно, как трудно будет реально загнать раздухарившегося джина назад, в кувшин... но сделать это нужно, безо всякого сомнения...
      -- Браво! Бес всякого сомнения - не худший бес. Это хорошо и правильно, детям спички не давать... Только как вы это, позвольте узнать, сделаете?
      -- А зачисткой! Да-да, зачисткой, в пробном этапе которой вы, Дмитрий Александрович, приняли, того не ведая, непосредственное участие. Но это только лишь начало, лишь этап большой кропотливой работы...
      -- И в чём же суть этой работы?
      -- Дискредитация в общественном сознании самой процедуры выборов, путём доведения идеи выборности до полного абсурда. Вот как в этот раз у нас эффективно получилось, загибайте пальцы: Диборов трагически погиб... Скажем так, споткнувшись о вашу, Дмитрий Александрович, мощную карму...
      -- Откуда вы про это знаете?
      -- Тогда выпало: сорок восемь, четырнадцать, пятьдесят пять, девять... ну и там ещё... Сейчас не об этом.... Итак, Диборов погиб... Германн, в свою очередь, разоблачён и будет лишён... нет, уже лишён всяческого финансирования. К тому же Томилова через одного суперактивного и суперпринципиального гражданина нашего славного города передаст сегодня в избирком копию купчей на некую недвижимость, оформленную на имя жены Германна и стыдливо не внесённую в декларацию... И у меня нет никаких сомнений, что Германн будет с позором снят с предвыборной гонки. А Золотников... впрочем, вы всё уже сами о трагическом псевдозахвате райотдела милиции Тронову поведали, и Гриша, выполняя свой журналистский долг, как бы это не было ему противно, но пока он в профессии - работать ему на нас, выпалит завтра статьёй в местном выпуске одного бойкого московского издания. И материалом этим, в свою очередь, непременно заинтересуется генпрокуратура и моментально учинит проверку... Золотникову придётся подстраховаться и уйти в отставку - от греха подальше - по состоянию внезапно ухудшившегося здоровья, и, по той же самой уважительной причине, снять свою кандидатуру с предстоящих выборов. И у меня есть серьёзное основание утверждать, что именно так, как я вам это рассказываю, всё и произойдёт, уж поверьте... Так что, как видите, кандидаты на пост губернатора растворяются на глазах... Нет, вру, ещё же от коммунистов кандидат остался, но...
      -- Но о коммунистах либо хорошо, либо никак?
      -- Да нет, дело в том, что действующее законодательство не предусматривает безальтернативных выборов, и процедура выборов будет запущена заново. И снова будет, уж поверьте мне, неудачной. И ещё раз, и ещё раз... До тех пор, пока народ не взбеленится... Пока ему всё это не надоест... Пока не станет он сыт по самое горло нынешними выборными процедурами.
      -- И тогда вы - тут как тут... Посланники... С этой вашей властью вечной, с этой вашей химерой-хуйму, которую хлебом не корми, а душами людскими... Да уж... печально это всё как-то... Вы, господин хороший, ведь считаете народ быдлом, да? Быдлом, не способным хоть в чём-то мало-мальски разобраться, - не так ли?
      -- То, как я считаю... Знаете, а я скажу, как я считаю: вот вы, Дмитрий Александрович, помните, как в начале горбачёвской перестройки разрешили избирать директоров заводов? Помните?... И знаете, кого избирал народ?... А тех, Дмитрий Александрович, кто обещал зарплату в четыре раза увеличить, при этом, особо не напрягая за нарушения трудовой дисциплины. А вот и сейчас, скажите пожалуйста, как в мэры городов и городков выходит всякая шваль, всякие безответственные субъекты, своим безоглядным воровством и непрофессионализмом доводящие всё до глубочайшего кризиса с невыплатой зарплат и разморозкой труб? Процедурно и законно, заметьте, выходят! Вот в результате и перевозит чрезвычайный министр спецрейсами в десантных самолётах трубы и сварщиков из одного конца страны в другой... Да если бы народ в массе своей был разумен, то при нынешних технологиях можно было легко внедрить систему непредставительной демократии, когда всякий мог бы по любому вопросу высказать своё мнение немедленно! Только как можно решить какую-нибудь проблему... да хотя бы такой вопрос: брать в следующем году кредиты на внешнем рынке или нет? - как можно его решить коллегиально, если девяносто девять целых и девяносто девять сотых процентов населения не знают, что такое еврооблигация? Не надо питать иллюзий по поводу российского плебса, Дмитрий Александрович, как, впрочем, и по поводу всякого другого... Ну а посему, из всего сказанного следует, что раз разделение на вождей и подчинённых, как писал Фрейд Эйнштейну, является естественным и даже врождённым свойством людей, то естественным же является положение, при котором подчинённые (а ими является подавляющие число людей) просто нуждаются во власти, которая принимает за них решения и которой они всецело подчиняются. То бишь, есть креативные люди и... остальные... А раз это так, то требуется обратить большее, чем раньше это делалось, внимание на воспитание и привод к власти высшего слоя самостоятельно мыслящих, не поддающихся к запугиванию, стремящихся к истине людей, которые давали бы направление несостоятельным массам. Вот так, почти дословно, - и значит... Значит просто нужно называть вещи своими именами.
      -- Как-то одна маленькая девочка, попавшая в Зазеркалье, задавалась вопросом - а хватит ли у вас слов для того, что бы назвать ими все вещи?... Не-е-е-т, вы всё же держите народ за быдло. Не мера всех вещей для вас, азазелей, человек, но стройматериал.
      -- А вы, Дмитрий Александрович, что? - не считаете народ быдлом? А? Только честно.
      -- Да нет, я так не считаю, - непринуждённо, в охотку, врал, как принято врать чужому человеку, Зотов, - хотя... хотя и чувствую, что не всё здесь так просто... Но есть такая штука - сермяжная правда. Вот на ней, на сермяге этой, всё и стоит. И не посланники её хуймовые хранят, а есть она продукт жизнедеятельности народа... Выдыхает он её, а может отрыгивает или... Это не важно, а важно, что живая она, эта сермяга народная! А вот вы народ этот, серьмягоноса, за быдло держите, за совсем убогого, и берётесь, значит, попечительствовать бескорыстно, - да? Берётесь, значит, умных и честных вождей для этого, по вашему мнению, третьесортного люда воспитывать и к власти приводить? Утопия какая-то! По тому же вашему Фрейду - утопия! Или антиутопия... очередная... несостоятельный бред!
      -- Нет, не утопия, и не бред, у нас пока ещё есть такой реальный шанс сформировать интеллектуальные и организационные ресурсы, которые смогут столкнуть эту несчастную страну...
      -- Под откос... А, только, кто вам, братцы, дал такое право? Кто вас, скажем так, уполномочил?
      -- Вы о легитимности? Я отвечу... Необходимость, наша воля и Божественное Проведение - вот три источника и три составляющих части нашего мандата. Если хотя бы один из этих элементов будет отсутствовать, - ничего, собственно говоря, и не выйдет...
      -- Вот, значит, как...
      -- И не иначе. А потом, известно ведь, - сам факт прихода к власти уже является легитимирующим актом.
      -- Хорошо, пусть всё у вас сработает, и власть станет эффективной-эффективной? Но... эффективность-то эффективностью, а как с нравственным, с моральным, так сказать, аспектом быть? За скобки его? За кавычки?
      -- Не понял... Вы хотите сказать, что эффективное не может быть нравственным? Что высокий забор не может быть зелёным? По мне, как раз эффективное и есть синоним нравственности. Это как у хирургов: пришёл, вылечил, ушёл. Отсутствие жалости - высшая степень сострадания
      -- Ну да, ну да... Пришёл, вылечил, ушёл. Это девиз, знаете ли, не хирургов, а киллеров... По всему, будут жертвы, и ещё какие, - уж больно келейные, никому неподконтрольные у вас механизмы задуманы... Изначально. Может оно конечно и эффективно, только как же... только, как же тогда быть, например, с теми двумя трупами в ментовке? А? Издержки эффективности? Щепки летят? Лес рубят виртуальный, а кровавые щепки летят от живых буратин! Тогда, может быть, ну её к чертям собачьим эту вашу самую эффективность!
      -- Это как раз, Дмитрий Александрович, пример того, как Хам доводит до глупости, до полной инверсии, любую идею. Хотя, если по-честному, мораль... нравственность - такая эта скользкая категория, а когда решаются вещи принципиальные...
      -- Можете не продолжать, дальше знаю: я не старуху убил, я принцип убил... Я не в тебя стреляю, а во вредное нашему делу донесение... Господи, а как всё весело и мило когда-то начиналось - "Как завоевать друзей и оказать влияние на людей"!... Я, может, чего и не понимаю, но мораль - это как тормозная колодка: без неё ваша... Да чего там банальности-то прописные жевать... Есть Добро и есть Зло, товарищ партегеносе, и не надо делать вид, что мы их не различаем. Или вам, для того, чтобы отличить сокола от цапли, нужно ждать южного ветра?
      -- Дмитрий Александрович, дорогой, человечество за всю свою историю не смогло разрешить некоторые нравственные парадоксы, а уж...
      -- Потому что незачем всему человечеству решать эти вопросы: убить - не убить? обмануть - не обмануть? Ответы на эти вопросы - не прерогатива всего человечества, слава Богу! Понимаете? Это каждый сам для себя решить должен, - в масштабе одной штатной человеческой единицы, а не масштабе всего многоликого человечества. Вы решаете, я решаю, он решает - свободные люди в свободной стране... Личная ответственность, а не общественная. По Веберу, а не по Дюркгейму.
      -- Дмитрий Александрович, вы, как мне кажется, стали копать куда-то в сторону. Суть же того, что мы предполагаем осуществить, проста, как дверь: исключить из процесса реального управления так называемые демократические процедуры, а осуществлять его посредством таких информационных воздействий на сознание масс, которые будут вызывать необходимые продуктивные реакции. И всё! При этом сама демократическая форма в каком-то виде и какое-то ещё время может сохраняться, - ради Бога! - но содержание из неё нужно постепенно выхолащивать. При этом потенциальная энергия, заложенная в этом содержании, должна быть использована для ускоренного развития страны.
      -- Я понимаю, - приватизируете не саму власть, а менеджеров её реализующих. Они тут всё организуют, вы же сами - в Лондоне... Совинформбюро...
      -- Приватизация менеджеров? Хорошо... Пусть так. Но вопрос в том, - каких менеджеров. Вопрос в качестве! Ключевой вопрос всего задуманного... Ведь ясно же, что к власти нельзя допускать всякого... Право быть избранным вообще должно быть ограничено высокими требованиями к соискателю, и свод этих требований должен содержать никак не меньше четырёх тысяч трёхсот шестидесяти двух пунктов, а правом избирать должны быть наделены не более тридцати пяти человек в стране... Список этих людей нами подготовлен...
      -- С ума схожу, иль восхожу к высокой степени безумства... Знаете, а я вам вот что скажу как системотехник системотехнику:
      пустое ведро
      в него заглянул - а там
      холод колодца
      Продекларировав и продекламировав этот срез мгновения, Зотов вдруг взял и, внезапно для самого себя, отключил в пространстве звук, - прервал дуплексную связь. Очень надёжно и продуктивно сработали защитные реакции живого его организма... Организм устал.
      Нет, какие-то слова до него доходили, - но это были уже даже не сами слова, а их бледные тени, и в их блёклый смысл вдаваться стало скучно. Казалось, что кто-то за добротной стеной сталинской постройки торопливо говорит по-фински. И пусть.
      Белый шум, - чего в него вдаваться.
      А Карбасов продолжал фонтанировать уже на каком-то новом уровне: "информационное сообщество... вторая природа... комплексное обеспечение рейтинг-технологий... практика остракизма... системная оппозиция... управляемая демократия... масс-медиа как семиотическая машина... властный ресурс пиарократии... сравнение соотношений цена-затрата предложенных идеологем... продление как эвфемизм абсолютной власти... цивилизованный демонтаж... и демократия, как её понимал Руссо...".
      Всё это уже казалось Зотову явным перебором и потерей чувства меры, с эстетической точки зрения, конечно. Ну, подурачились словами - и буде! Да и, к тому же, по его мнению, не так нужно организовывать информационный поток, как это делал кот учёный Карбасов.
      Зотов считал, что между блоками передаваемых сведений должны вставляться маркеры, какие-нибудь специальные служебные сигналы-взбадриватели, шокеры, не дающие мозгу-приёмнику блокироваться. А то уснуть можно, ей Богу! Поэтому надо...
      Ну, например, хотя бы так (почему бы, собственно, и нет?): "...элементы стабилизационного мифотворчества в рамках масс-медийного пространства... Бля!... информационная блокировка внесистемных сил для достижения социального консенсуса... Бля! Бля!... институционализация новостийной информации для дальнейшей виртуализации общественной жизни... Бля! Бля! Бля!... в виду практической неустранимости дифференциации всякого продвинутого общества с точки зрения политического различения... Бля! Бля! Бля! Бля!"
      Можно так, - это в интеллигентном кругу, а для масс - можно и круче. Ногой по яйцам после каждой фразы. И нужный эффект - привлечение внимания потенциального слушателя - достигается подручными средствами, без всяких дополнительных капиталовложений.
      Хотя, - всё равно ничего никому не понять. Экзистенциальный кризис антропогенеза в свете гипотезы техно-гуманитарного баланса, в общем...
      Зотов покосился на своего душевнобольного - интересно сумасшествие привело его в политтехнологию или политтехнологические практики сделали его сумасшедшим? - собеседника, - может быть, уже закончил?
      Но нет, - какой там! - Карбасов, как одинокая золотая рыбка в своём аквариуме, всё ещё живо шевелил губами. Мимика его лица, хотя и отставала от слов, была напористой, да и руками своими холёными помогал он себе энергично. А глаза... О! В глазах его виден был горячечный блеск, болезненный лихорадочный жар, - пламя безумия убеждённого в своей правоте преобразователя мирозданья.
      Такой зачищающий пыл Зотов уже однажды видел.
      Когда их полк - бог ты мой, всего лишь год назад! - принял новый командир (как оказалось в военной карьере майора Зотова последний), так, по началу, тоже у подполковника глазки вот так вот горели. Всё пытался он к уставу всех привести, особенно тылы шерстил - авгиевы конюшни наших войск, то-то шороху стояло! И уже казалось, близка была победа, да только вдруг принеприятнейшее известие - инспекция Главкома! И всё, пошёл командир на попятную: розовощёким и белобоким комиссарам из столицы и стол накрыть надо было, и свозить по баням-девкам. Да и с собой им гостинцев сибирских, омулька-бруснички там в туесок положить на дорожку нужно? Нужно! Святое дело! Гости же дорогие! Да, опять же, четвёрка по боевой и политической подготовке - кровь из носа! необходима была, чтоб не подвести родную гвардейскую дивизию. Жуть как надобно было ту четвёрку получить! До полковничьих погон - вот как надобно было! А где средствами на всё это дело перекредитоваться-то? То-то! И - не его вина - спёкся парень: подмахнул левую ведомость начвещу, и начпроду липовую накладную, и начгэсээму фиктивный акт на списание соляры - коготок увяз, пропала птичка... Потух глаз.
      Жизнь на земле - она сурова, любую идею приземлит. А чётвёрку... Что ж, получили тогда четвёрку, а сержант Лялькина (по прозвищу Мисс Потерна) за ту проверку ещё и медаль заработала, - не дала она пройти сквозь подземный бетонный переход, остановив своей вертушкой с педалью, московскому полковнику Ивушкину, самому главному полковнику по режиму. Всю московскую комиссию на боевую зону пропустила, а полковника Ивушкина, согласно им же разработанных инструкций, не пустила, потому что ошиблась штабная машинистка, и вместо "Ивушкин" напечатала в списке "Ивышкин".
      И сколько полковник Ивушкин не разорялся, а всё без толку, надёжно прикрыла Родину своей дородной грудью, точнее двумя, сержант Лялькина и вышла ей за то медаль. Только не нужна ей была медаль, не хотела она медаль - она замуж хотела.
      Да... Дела...
      А командир полковника получил... Досрочно. Только и ему уже это в радость не было. Пить стал и дурковать. Напьётся, бывало, в усмерть, в кабинете своём запрётся и песни строевые дурным голосом петь начинает. А потом орёт непонятное: "Полюбите нас чёрненькими! Беленькими-то нас всяк полюбит! Да, а вы нас чёрненькими полюбите!"
      Беда...
      Разочаровал Карбасов, ох как разочаровал... Думалось - тайна... Мистерия... А тут - тьфу! - маньяк с бредовой идеей и немалыми, вероятно, по местным меркам ресурсами. Мышь, пытающаяся родить гору!
      Хорошо ещё, что в определённых масштабах на всякого такого вот чудака всегда найдётся такой же, но с противоположной идеей. Самонейтрализуются - даже суетится не стоит. Аннигилируют...
      Но - разочарование...
      И разочарование, кстати, тоже знакомое.
      Как-то в далёком детстве, Русик Хуснутдинов, приехав под осень из деревни, прославился во дворе тем, что залихватски перевирал рассказ своего старшего брата, который умудрился - до шестнадцати же лет! - в деревенский клуб на "Фантомаса" проникнуть. Вот же сказка была - жуть как интересна! Да каждый день с новыми яркими подробностями и неожиданными поворотами сюжета. А когда, через пару десятков лет, посмотрел таки эту французскую фильму Зотов - боже ж мой! до чего это было жалкое подобие эдькиных россказней. Полное разочарование...
      К чему это о Фантомасе?
      А! - Карбасов-то лысый, да и это: "Скоро вся Вселенная будет у моих ног! Ха-ха-ха!"
      Но пора закруглять это грязное дело. Хватит. И читателю второго уровня пора идти искать иные смыслы, да и нам, остальным, пора уже на воздух.
      И Зотов резко прервал затянувшийся монолог Карбасов прямым вопросом:
      -- Скажите, если нейрохирург будет операцию на чужом мозге делать, в тот момент, когда ему самому такую операцию мастырят, - что из этого выйдет?.. А ведь вы будете находиться внутри этого вами запущенного процесса. Не боитесь, что обратной волной зацепит?
      -- Я понимаю, о чём вы - об адекватности, да?
      -- Ну, да, - управлять системами, моделирующими реальность, очень легко и удобно, а главное - сухо, но за ними реальные люди, как об их реальности не забыть?
      -- Вот, для этого-то, Дмитрий Александрович, нам и нужны такие люди как вы, которые будут осуществлять нашу связь с действительностью, корректировать и давать поправку, так сказать, на ветер. Ну, чтоб, в самом деле, не получилось и узок наш круг, и далёк он...
      -- Представляется мне, дяденька, что, как существуют несовместимые с жизнью травмы, так существуют и несовместимые с жизнью идеи. Одна из них - ваша. Знаете, в нынешнем нашем государственном устройстве, - может быть, и весьма дрянном, - конкуренция между элитами - мотив для улучшения жизни граждан. Аа что таким мотивом будет служить в предлагаемой вами схеме, где будет царить одна единственная элита - информационная? Для чего ей нужно будет исправлять свои ошибки в условиях отсутствия оппонентов? А? Сложная система хороша, когда она саморегулируется, - постоянного же тестирования внешней логикой не выдерживает ни одна система.
      -- В том-то и дело, что систему надо упрощать, - наступил порог её сложности, за которым крах... Да, это - процесс. Процесс минимизации... Но ошибок не будет... Не должно быть...
      -- Ну да, конечно... Ваше слово против моего...
      -- Не будет ошибок, если вы, и подобные вам, согласитесь с нами работать... на благо страны.
      -- Возможность внести личный вклад в общее дело служит огромным стимулом в трудовой деятельности, учат мыслить масштабно, по государственному, - так сказал в своей проникновенной речи Генеральный секретарь ЦэКа Ка Пэ эС эС Леонид Ильич Брежнев на двадцать пятом съезде партии.
      -- Почему бы и нет? - вскинул бровь Карбасов.
      -- Ваша доброта смущает меня, монсеньёр, - ответил ему Зотов, - но позвольте мне быть с вами откровенным. Всё дело в том, что все мои друзья находятся среди мушкетёров и гвардейцев короля, а враги, по какой-то непонятной роковой случайности, служат вашему высокопреосвященству, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение.
      -- Вы член "Клуба Дюма"?
      -- Нет, просто люблю, чтоб над водою иногда, как песня, прозвучало: "Один за всех и все..."
      -- Да?... Странно... Ведь этот ваш парень был коварней Ришелье: он манипулировал друзьями.
      -- Но рисковал с ними наравне...
      -- Ну, да ладно. Вы, стало быть, намекаете этой цитатой, что отказываетесь от моего предложения...
      -- Да я, собственно, и не намекаю, а прямо и откровенно отвечаю - нет.
      -- Но почему бы вам...
      -- Never! Нет. Не хочу. Наконец, - не же-ла-ю!
      -- Чего вы не хотите?
      -- Не хочу быть субъектом ваших странных манипуляций. Не хочу козлёнка варить в молоке его матери... Не посильно мне это... Мы столько лет за то и страдали, чтобы Му-му можно было не топить, - какие бы обстоятельства по сценарию не случились, и какие бы выгоды это необременительное душегубство нам не сулило...
      -- Ну, батенька, да вы - того... и субъектом, как вы выражаетесь, манипуляций не хотите быть и их, извините, объектом. А так не бывает! Либо уж то, либо уж это, - такая вот жёсткая задана схема. За рамками этой схемы - Ничто...
      -- И я, получается, - Никто в этом Ничто? Да?
      -- Да, конечно!... Эх, Дмитрий Александрович, Дмитрий Александрович, почему вы так упорно хотите остаться Никем?
      -- Чего вы заладили - ничто и никто... нада у нади... Обидно слышать это, дяденька. Тем более, я-то знаю, кто я есть... В системе вывернутого наизнанку Бытия.
      -- И кто же вы там? Интересно полюбопытствовать.
      -- Я, знаете, кто? Я... того... вы не поверите, но я - трещинка в правом верхнем углу на холсте "Чёрного квадрата" Малевича, в которую проваливаются смыслы. Только не такая трещинка, в которую смыслы проваливаются, а ей всё равно, а такая, в которую проваливаются-то смыслы, а стыдно - почему-то - ей...
      И тут механизмы кабинета-лифта зажужжали, хотя Карбасов опять ничего не нажимал, - и всё устройство плавно, без рывков, поползло вниз. Видимо разговор подошёл к концу.
      Картинки за стеклом прокрутилась в обратном порядке. Они вышли в зал.
      -- Хорошая копия, - кивнул Зотов на статую.
      -- Да вы что, Дмитрий Александрович, побойтесь Бога, - копия в музее. У меня подлинник... Для общего антуража стоит, для создания, так сказать, рабочей обстановки - отозвался Карбасов , и в его голосе прозвучали нотки похвальбы. - У меня и упомянутый вами "Чёрный квадрат" Малевича, кстати, тоже где-то есть, только белый. И много ещё чего...
      -- Понятно, - сказал Зотов, кивнув на богиню - А, знаете что... нам ведь всем нужно по капле, по капельке жениха Иштар из себя выдавливать.
      -- Что? - сначала не понял, а потом засмеялся Карбасов. - Да, это точно. А вот, кстати, познакомьтесь, - мой референт, зовут Петей. Ну-ка Лёша поприветствуй Дмитрия Александровича.
      Камер-юнкер привстал, боднул головой, шаркнул ножкой, щёлкнул каблуками, и затем быстро вернулся, с верой в чудо, к своим уделам.
      Подошли к выходу. Он же вход. Выход там, где вход, - это вам ничего не напоминает?
      Зотов остановился. Вроде о чём-то думал. Или вспоминал что-то. Потом вдруг, не обращая никакого внимания на бормотания хозяина "ну, вы подумайте-подумайте над моим предложением", спросил у Карбасова напрямую, то есть в лоб:
      -- А вы знаете, как притягивает к себе чёрная дыра, засевшая в дуле пистолета?
      -- Нет, - ответил удивлённо Карбасов, ни в чём коварном гостя не подозревая. - А что?
      И Зотов ударил его.
      Пнул кулаком ему в живот.
      Пнул в его мягкий, неспортивный живот.
      Пнул от всех тех, кто по эту сторону экрана, всем тем, кто по ту, вложив в удар всё: и обиду, и удивление, и непонимание, и усталость, и - поучайте лучше ваших паучат... А ещё и око за око, и зуб за зуб, и прощание, и, конечно, прощение...
      Потом плечами так повёл, и сказал задумчиво, вроде как смущённо, вроде как никому, вроде как уронил: "Пойти, что ли, подлинности взыскать?"
      Сказал и вышел тихонько...
      В плэй-офф...
      Вот посмеялся Зотов в душе над Карбасовым, над его безумием. А это хорошо? Разве виноват несчастный в том, что его трижды пришельцы на тарелку забирали и присосками своими в него тыкали? Нет, конечно. Не виноват.
      Неужто, забыл ты, Зотов, как сам от зелёненьких человечков по триста пятому сооружению бегал? Что, - запамятовал? А тот случай в восемьдесят девятом, когда у старшины третьего дивизиона Жежулько инопланетяне спёрли в одночасье всю тушёнку, - уже не помнишь? Не вагон, конечно, телепортировали мудаки галактические, - гораздо меньше, - но, всё равно, обидно было... Помнишь?
      Так что, добрее к людям надо быть. Терпимее. Толерантнее.
      А он взял и кулаком в живот! Зверь!
      Хотя, с другой стороны, а что такое есть толерантность? Любого биолога спроси, хотя бы того же профессора Журавлёва, и ответит биолог, что толерантность есть дисфункция, то есть нарушение нормальной работы иммунной системы. То бишь, она - есть признак очень больного, слабенького организма.
      Да уж, пойди теперь разберись, как иной раз поступать... Толи в проблемы чужие вникай, толи защищай свою самость... А?
      Нет гармонии в мире.
      Такие дела.
      41.
      А Карбасов постоял, согнувшись, но не долго.
      А потом, улыбаясь, разогнулся. И, присев в глубокий книксен, вдруг неожиданно исполнил русско-народный плясовой кренделёк с хлопками по груди, бёдрам, голенищам и пяткам. Затем, не выходя из образа, чуть ли не в присядку, вихляя всеми членами - эх, залётные! - подошёл к креслу-качалке.
      Регент Петя-Алексей, резко вскочив, быстро направился к нему, проделал над головой круговые пассы руками, что-то там прошептал - и Карбасов рухнул в кресло, как подрубленный.
      Его ноги вытянулись сохнущими пожарными шлангами, руки его повисли безвольно, как плети. Стал он похож на резинового ёжика с дырочкой в правом боку, по которому проехал каток и выдавил из него весь воздух. Тряпочка... Ветошка... И... да ладно.
      А пунктуальный и ловкий Петя-Алексей успел вернуться к прибору, как раз в тот момент, когда в прорези последовательность: белый - чёрный - белый - чёрный чёрный - белый - белый была сменена четырьмя подлетевшими по гадюшному пищеводу шарами на новую: чёрный - белый - белый - белый - белый - чёрный - белый.
      Камер-юнкер, тревожа дух Лейбница, на специальном бланке, где уже до этого значились числа 18, 46, 2, 84, 39, 23, 4, 12, 47, 83, 38, 24, 15, 32, 79, 6, 9, 16, 81, 14, 48, 29, 80, 10, 25, 49, 11, 26, аккуратно вывел 33.
      Сунул заполненный бланк в дырокол, щёлкнул, и подшил в папочку со скоросшивателем.
      И авторы "Цу-зин", чьи имена стёрты жерновами веков, перевернулись в своих могилах... Дважды.
      42.
      Дважды Зотов обошёл административное девятиэтажное здание, обвешанное там и сям коробками кондиционеров, но никакого вынесенного лифта-кабинета не обнаружил.
      Ну, - на нет и суда нет! Огляделся - куда дальше податься? Чем убить постылое время? И, вообще, сколько это всё ещё продолжаться будет? И когда всё это, наконец, кончится?!
      Только тут всё и началось...
      Подломились какие-то невидимые и неведомые подпорки, и висящий на них туман рухнул на дно города. Сделалось близоруко. И видимости - ноль.
      Вот же, любит иной автор напустить тумана, чтоб вынуть.... Но не только ножик из кармана, но ещё и ёжика суматошного, который всё бегает чего-то, и кричит, и кричит: "Лошадка! Лошадка!"
      Только трудно найти в белом тумане лошадь белую, если, к тому же, нет её там.
      Но туман - это хорошо, это как мамкина утроба... туман.
      Да, - в тумане всегда уютно и покойно, как в мамкином животе. Потому и модель Небытия - туман.
      Как из Небытия появляемся мы, чтоб, слегка помироедствуя, в Небытие и раствориться, так и из тумана выныриваем, чтоб вновь в него нырнуть.
      Вот также, как эта - тук, тук, тук, тук, тук - девушка, спешащая на первое свое свиданье, вышла тут себе, показалась, пробежала на своих тонких высоких каблучках летящей походкой, и - тук, тук, тук, тук, тук - исчезла. Дай Бог тебе мужа непьющего!
      А за ней худой неторопливый брюнет в длиннополом чёрном кожаном плаще и шотландская собака колли рядом - были и не были. Только хвост собачий задержался, смешно торча и виляя из белой стены. Но чернокожий позвал: "Коля, ко мне!" - и хвост убежал.
      А потом появился мужик импозантный, продефилировал, бросил бычок некультурно на асфальт и исчез. Всё как в жизни - окурок ещё дымится, а человека уже нет.
      А вот что не как в жизни, так это вот что:
      -- Здравствуй, Дима, - откуда-то - из тумана конечно! - возник Виталий-бой. Как дела?
      -- Спасибо, менее более, - промямлил Зотов, вздрогнув от неожиданности. Устал слегка - всё утро прошло, понимаешь, в думах о судьбе России. Ну, а ты как думаешь, Виталий?
      -- О чём?
      -- Ну, как дальше жить? Во что верить?
      -- Не думал. Не знаю.
      -- Это хорошо, что не знаешь.... Это славно. Однако это, как было справедливо замечено в записках покойника, не избавляет нас от жестокой необходимости жить дальше... А ты, собственно, чего материализовался? Не спроста же?
      -- Ирина прислала.... Ирина попросила в одно место - тут недалеко подъехать.
      -- Очень просила? - уточнил зачем-то Зотов, Виталий утвердительно мотнул головой. - Ну, поехали, коль так.
      И никого здесь не осталось.
      А минуту спустя прошаркал старик со своим велосипедом, прилип отшипевший окурок к лысой шине - и вовсе ничего не осталось.
      Ничего не осталось.
      И понял автор, что неудачно написал эту главку. Хотел, было, всё исправить, да подумал, что стремление к совершенству как раз всё и портит.
      И оставил, как есть.
      43.
      "Того, что произошло, он никак не ожидал", - как часто эта фраза попадалась нам в разных книгах, хотя и не написана ни в одной из них. Так, хотя бы, в этой.