– Да уезжаю я, уезжаю!.. – Катя всхлипнула.

– На меня-то ты чего орешь? – удивилась тетя Люда, – я тебя никуда не гоню. Я хотела сказать, что за квартирой присмотрю – там же вещи какие-никакие. Ключи у меня есть, так что не волнуйся, – голос казался сочувственным, и Катя улыбнулась.

– Спасибо, теть Люд. Я тут все отмыла. Приедете, увидите.

– Катюш, не расстраивайся. Мать, есть мать. Поговорите дома, глядишь, все и образуется. Если что, я позвоню.

– Спасибо, теть Люд.

«Все образуется» – эта фраза вдруг стала, если не смыслом жизни, то той маячившей на горизонте мечтой, к которой надо стремиться, и если потребуется… Катя пока не представляла, на что способна, если потребуется, но собрала в маленький кулачок свою маленькую волю, и безысходность рассеялась. Посмотрела на часы. …Интересно, сколько ехать отсюда до автовокзала?.. Нет, а что она мне сделает, если не приеду? Увезет силой?.. В принципе, может, если приедет не автобусом, а с Вовкой, на заводской машине… так я ж буду орать! Соседи, небось, милицию вызовут – во, будет цирк!.. А даже привезут они меня, и что дальше? Посадят под замок? Но на работу-то мне надо ходить – уйду, типа, на сутки, а сама свалю…

Настроение поднялось. Захватывающее и такое сладостное чувство свободы, словно все «разборки» уже остались позади, заполнило ее. …А, вот, буду продолжать убирать – всем назло! Пусть тетя Нина видит, что я хочу здесь жить!.. Последняя фраза, конечно, была шуткой – никто ничего не мог видеть, но шутить может только человек, у которого все хорошо!

За работу взялись, естественно, руки, а сознание, не найдя себе достойного применения, рванулось в полет; правда, с каждым часом высота его снижалась, открывая жуткую черную пропасть. …У тебя даже нет запасных колготок, – издевательски поведало сознание, – вот, порвутся и что? Будешь выбирать, то ли поесть, то ли купить новые – денег-то, кот наплакал… а косметика? Тушь с помадой? Ни крема, ни лака – ногти, вон, уже облезли, и как ты по улице будешь ходить?..

Обстановка накалялась медленно, но неотвратимо, хотя в конце сознание все же бросило спасительную соломинку: …Не так надо делать! Надо подготовиться – собрать вещи, забрать деньги, которые копила на куртку, и тогда переезжать. Так делают взрослые люди, а это детский сад какой-то!..

Усевшись на диван, Катя посмотрела на часы. …Черт, уже четыре! А как отсюда ехать – может, тут десять пересадок?.. Господи, надо нестись!.. Все правильно – мать успокоится, а потом я все придумаю!..

Она сорвалась с места, напяливая одежду на потное тело.

К собственному удивлению, до вечера Андрей сумел подобрать все, что требовалось, пусть и с разных машин. Во истину, великий человек придумал систему унификации!..

– Потащили, – он взял панель смазки, оставив дон Кихоту пучок торчавших в разные стороны медных трубок, и они отправились в обратный путь.

Бутерброды, съеденные в поезде, остались красивым воспоминанием, но Андрей привык не думать о еде, и желудок давно смирился с такой невеселой реальностью, зная, что у него будет шанс наверстать все разом, да еще под рюмочку водочки!..

Едва они бросили «добычу» подле пресса, дон Кихот посмотрел на часы.

– Шабаш, – радостно сообщил он, – рабочий день кончился. Сейчас автобус до города будет. Не успеем – пойдем пешком.

Голод, будто живое существо, тут же поднялся в полный рост, застя все вокруг, и даже извечный заменитель еды – сигарета уже не могла отпугнуть его. Андрей подумал, что надо еще устроиться в гостиницу, а если идти отсюда пешком! …Упаду в лужу и умру… – усмехнулся он, потому что в его возрасте смерть представлялась некоей абстракцией, которую можно поминать всуе.

– Ладно, – согласился он, – завтра продолжим.

Мыла в туалете не оказалось. Андрей повозил ладонями по шершавой бетонной стене, оставляя на ней грязные пятна; потом сунул руки под ледяную воду – те мгновенно покраснели, но чище сделались не намного. Тем не менее, он тщательно вытер каждый палец валявшейся на раковине тряпкой и надел так и не высохшую ветровку.

– Идемте, а то опоздаем, – напомнил дон Кихот, снова глядя на часы, – дома отмоетесь.

… Дом еще надо найти, – подумал Андрей, но промолчал. До перестройки он бы шагу ни ступил, пока не будет гостиницы, а теперь приходилось крутиться, кто как может; правда, и денежное вознаграждение было не то, что раньше.…Значит, можно и покрутиться… Авось на улице не останусь – тут не туристическая Мекка…

Когда Катя добралась до автовокзала, то увидела пустую площадку, уже несколько лет облюбованную всеми «ходившими на город», и сквозь стеклянную стену несколько человек, бесцельно бродивших по залу. Наверное, они ожидали отправления старенького ЛАЗа, стоявшего перед входом.

…К нам такие не ходят. А где же мой?.. Испуганно оглядевшись, Катя увидела знакомый «Икарус», уже выруливший к перекрестку и замерший перед светофором, выдыхая клубы черного дыма. Слава богу, что это был не поезд и увидев машущую руками девушку, водитель открыл дверь. Запрыгнув в полупустой салон, Катя плюхнулась на свободное кресло.

…Слава богу!.. Потом представила прокуренную комнату и храпящего на диване мужа, лицо матери с поджатыми губами и презрительным прищуром (умела она делать такое лицо), и поняла, что ничего ни слава богу.

Отдав водителю деньги, Катя вернулась на место. …Завтра ж еще копать картошку!.. – вспомнила она, – значит, правильно я еду, а то мамка скажет, что от работы сбежала; надуется – ненавижу ее такой!.. Хотя все это мелочи, по сравнению… – Катя сжала в руке ключ, – вот он, мой золотой ключик – никому тебя не отдам!..

Откинувшись на сиденье, она закрыла глаза, пытаясь представить свою новую жизнь, но получалось, что она бежала из одного кошмара, где ее постоянно поучали и воспитывали, будто маленькую девочку; где мать каждый вечер проверяла, дома ли она, а муж уже договаривался о покупке машины за ее кровные деньги, в другой кошмар, наполненный неизвестностью и одиночеством, где нет ни работы, ни денег… да ничего нет, кроме четырех стен, за которые тоже надо платить! Так, какое из двух зол меньшее?.. Катя почувствовала, что медленно «уплывает» – похоже, уработалась она за эти дни…

Очнулась она, когда автобус остановился, и с шипением открылась дверь. Это была, так называемая, «остановка по требованию», а если проще – мужик, живший в соседнем с Катей доме, сказал водителю – Славик, тормозни, и Славик тормознул. В окно Катя видела одинокий фонарь, освещавший серые шиферные крыши и тоскливо желтеющие деревья в палисадах, яркую витрину ларька, в котором торговала Ирка, учившаяся в свое время на класс младше нее, а хозяином здесь был Сашка, до того работавший вместе с Володей на заводе – здесь все знали друг друга. …Ненавижу! – подумала Катя и сама удивилась – никогда подобная мысль не звучала с такой яростной категоричностью, – вот, картошку выроем, соберу вещи и смотаюсь!.. На следующий же день!..

С трудом вписавшись в узкую улочку, «Икарус» въехал на площадку перед автостанцией и остановился уже окончательно, на ночевку. Катя вышла – даже воздух здесь был другим! Нет, возможно, он и более чистый, по сравнению с городским, но… но это не тот воздух – просто не тот! Без комментариев!..

Катя привычно посмотрела направо, на серые четырехэтажки, лет тридцать назад построенные для работников механического завода. После свадьбы она переехала в самую крайнюю из них; от нее торчал только угол и не было видно, светятся ли окна ее квартиры, но настроение упало даже сильнее, чем после звонка матери. Повернула голову налево, где среди желтеющих садов прятались низкорослые частные домики; вторым от поворота стоял дом, в котором она выросла, и хотя он не просматривался с автостанции, Катя и так помнила каждый его кирпичик.

Вопрос, куда идти сначала, даже не возник – за год семейной жизни она еще не отвыкла слушаться мать больше, чем мужа; тем более, та, как и раньше, всегда находилась рядом. …И зачем я, вообще, выходила замуж?.. Мысль возникла впервые – до этого Катя была уверена, что по любви; да, в принципе, она и сейчас не сомневалась в этом, только любовь как-то потускнела, в сравнении с огнями большого города. …Так, может, это и не любовь? – она вдруг почувствовала жуткую обиду на саму себя, – ведь меня никто не заставлял – даже отговаривали, и на тебе – добилась своего…

В доме матери светилось окно и ярко мерцал экран телевизора. Катя любила этот дом, но теперь, когда появился новый, этот казался по-деревенски убогим и неуютным. На пороге она выдохнула, до предела ужав грудную клетку. …Надо быть пай-девочкой, чтоб мать не бесилась; как это говорят – усыпить бдительность… и тихонько постучала.

– Явилась, – с поворотом ключа послышался голос матери, словно она заранее знала, что дочь не посмеет ее ослушаться.

– Почему явилась? Я приехала…

Но мать не пожелала разбираться в тонкостях русского языка – повернувшись спиной, она пошла обратно в комнату; уселась на диван, а дочери указала на стул.

– Садись и рассказывай.

– Что рассказывать? – не поняла Катя, но то, что на нее не орали прямо с порога, было уже хорошо.

– Кать, – мать вздохнула, – если б ты пошла в кино или в кафе и опоздала на автобус, я б тебе слова не сказала – всяко бывает, но то, что ты два дня драила эту чертову квартиру, говорит о твоих далеко идущих планах, так или нет?

Катя молча опустила голову – отвечать «да» было слишком рискованно, а врала она лишь в самых крайних случаях.

– Вот и я о том же, – мать снова вздохнула, – тогда скажи, как ты представляешь, например, дальнейшую семейную жизнь? Или никак? Володька ведь никуда отсюда не поедет.

– А вдруг поедет?.. – Катя опустила голову еще ниже, начав погружаться в пучину лжи, – мы пока не говорили об этом.

– Да чего говорить! Будто сама не знаешь! И что? Развод? А не ты ли устраивала мне истерики, что это твоя единственная и вечная любовь; что тебе нужна свадьба, да не абы какая!.. Это что, я залезла в долги, чтоб через год ты вильнула хвостом? Нет, дочь, так не будет – хотела с ним жить, вот и живи. Я тебя, между прочим, предупреждала, что он старше тебя, что интересы у вас разные – он трудяга, хоть и с высшим образованием, а тебе б погулять еще; что это не последний мужчина в твоей жизни. Говорила я тебе? Скажи только, что нет.

Катя удивленно посмотрела на мать – разговор принимал неожиданно конструктивный характер; оказывается, ее готовы были выслушать, только она сама не знала, что сказать, кроме по-детски упрямого – я хочу жить там!

– Ладно, – не дождавшись ответа, мать махнула рукой, – скажи тогда, на что ты собираешься там существовать?

– Работать буду… – ответила Катя не слишком уверенно, – так же пойду сестрой в больницу. Образование у меня есть, какой-никакой опыт тоже…

– Прописки у тебя нет, – перебила мать, – кто тебя куда возьмет? А прописать тебя могут только после вступления в наследство, то есть через полгода.

– Но какая-нибудь работа ж там есть и без прописки! – окрыленная рассудительностью матери, Катя перешла в наступление, – пусть временная, на полгода!..

– А я тебе скажу какая – ноги раздвигать.

– Ну, почему, мам?.. – такая «работа» даже не приходила Кате в голову.

– По кочану!

Из опыта Катя знала – если использовался столь весомый аргумент, спорить дальше не имело смысла; оказывается, несмотря на «конструктивный разговор», решение уже было принято без нее, и в подтверждение этого, мать встала.

– Так что иди к мужу и больше в город ты одна не поедешь. А то, что вернулась сама – молодец, а то я уже с Сашкой Веретенниковым договорилась завтра ехать за тобой; тогда б мы по-другому беседовали, поняла?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.