Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гоголь в Москве (сборник)

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Сергей Шокарев / Гоголь в Москве (сборник) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Сергей Шокарев
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


А весной он же рассказывает Я.М. Неверову о «Мертвых душах»: «Я слышал чтение нескольких глав – чудо! Так же при мне читал он первую главу романа, взятого из итальянской жизни, – Аннунчиата. Талант его еще выше стал…»26 О чтении у И.В. Киреевского вспоминает и С.Т. Аксаков, указывая в то же время, что сатирическое дарование Гоголя встречало нередко и полное неприятие: «… Были люди, которые возненавидели Гоголя после самого появления «Ревизора». «Мертвые души» только усилили эту ненависть. Так, например, я сам слышал, как известный граф Толстой Американец (выведенный в «Горе от ума» и отмеченный эпиграммами Пушкина. – Б.З.) говорил при многолюдном собрании в доме Перфильевых, которые были горячими поклонниками Гоголя, что он «враг России и его следует в кандалах отправить в Сибирь». В Петербурге было гора и более таких особ, которые разделяли мнение графа Толстого»27. Генерал С.В. Перфильев был довольно близко знаком со многими московскими литераторами. Мемуары современников вспоминают С. В. Перфильева как участника гоголевских именинных обедов, на которые писатель приглашал лиц, коротко ему знакомых. В том, что Гоголь бывал у Перфильевых запросто, убеждает нас также его записка Погодину от второй половины апреля 1842 года: «Перфильев просит тебя сегодня в три часа обедать. Я бы и сам поехал, но, кажется, мои ноги не пустят. Так распухли и разболелись»28. Перфильевы жили в 1839 году в Богословском переулке, дом не известен; с 1842 года – в Калашном переулке, № 3 (дом не сохранился).

Рассказывая с данном пребывании Гоголя в Москве, С.Т. Аксаков указывает, что он «…много работал; но сам он ничего о том не говорил. Он приходил к нам отдыхать от своих творческих трудов»29.

Исследователи творчества Гоголя считают, что здесь, в Москве, в начале 1840 года были отделаны «Тяжба» и «Лакейская». Безусловно, шла работа и над «Мертвыми душами». В их тексте можно проследить ряд московских впечатлений. Биограф Гоголя В.И. Шенрок пишет: «Примеров же ясных указаний на известную местность, произведшую впечатление на Гоголя, или на событие можно привести довольно много»30. Иногда изменялся даже готовый текст поэмы. Так, например, в шестой главе первоначально неясное и расплывчатое описание деревни Плюшкина в последующей редакции уже исходит из конкретной московской местности, что особенно любопытно, соседствующей с домом, где в то время жил С.Т. Аксаков: «Заглянул бы кто-нибудь на рабочий двор, где под крышами, сараями лежали целые сотни поделанных на запас колес, бочек, ведер, которые никогда еще не употреблялись, – ему бы показалось, что пришел в ту широкую часть Москвы, где в воскресный день, начиная от Плющихи до Смоленского рынка, все занято торгом деревянной посудой, навезенной мужиками окрестных деревень, где крашеное и некрашеное дерево темнеет и желтеет вплоть до самого Дорогомиловского моста». В окончательной (печатной) редакции мы находим уже новую картину: место действия переносится в Москву же, но на щепной двор. Очевидно, Гоголь искал подходящей иллюстрации своему описанию в форме сравнения и именно с этой целью делал наблюдения в разных пунктах Москвы, меняя, может быть, не раз составленный план и уже готовый текст задуманного описания31.

В.В. Каллаш полагает, что живописные вывески, так красочно описанные Гоголем в первой главе поэмы и которые как бы характеризуют город N, где развертываются события первого тома «Мертвых душ», имеют безусловно в основе московские оригиналы. Он считает, что эти строки гоголевской поэмы есть результат живых наблюдений, в доказательство чего приводит документальное описание московских вывесок в «Молве». Действительно, и тематика и изображения вывесок здесь настолько родственны, что трудно не согласиться с тем, что Гоголь описывал лично им подмеченное и отобранное как своеобразную и типичную деталь32.

«Далее, в одиннадцатой главе первого тома, автор говорит о том, что, наконец, после долгих приготовлений, «представилось Чичикову поле гораздо пространнее: образовалась комиссия для построения какого-то казенного, весьма капитального строения». В первоначальных редакциях находится более прямое указание на то, какую именно комиссию разумел здесь Гоголь: это была именно комиссия при построении храма Спасителя в Москве («Составилась комиссия постройки храма Божия»). «Комиссия, – говорится в первоначальной полной редакции, – как водится, подвизаясь с ревностью и усердием, приступила к делу. Но климат что ли мешал или огромность храма была причиною, только целые четыре года равняли они место для фундамента, и все еще ни один кирпич не был выведен; но зато явление случилось другого рода: фундамента не выводили, а в других частях города очутилось у каждого члена комиссии по каменному дому в три этажа весьма недурной гражданской архитектуры»33. Как видим, эта редакция, измененная впоследствии, очевидно, по цензурным обстоятельствам, почти в точности передает существо негласного процесса комиссии по сооружению храма – памятника Отечественной войне 1812 года на Воробьевых горах, от которого так жестоко пострадал совершенно невиновный архитектор А. Л. Витберг34. Многогранно и разносторонне вплетает Гоголь московский материал – события, типичные детали, жанровые сцены – в прихотливую ткань своей поэмы.

Уже с конца марта 1840 года он начинает готовиться к новому отъезду за границу. Стесненный в средствах, он в прибавлениях к № 28 «Московских ведомостей» помещает публикацию о желании найти себе спутника. Объявление это было повторено в № 29 и № 31. Небезынтересен черновой текст этого объявления: «Некто, не имеющий собственного экипажа, желает прокатиться до Вены с кем-нибудь, имеющим собственный экипаж, на половинных издержках. Оный некто – человек смирный и незаносчивый: не будет делать во всю дорогу никаких запросов своему попутчику и будет спать вплоть от Москвы до Вены. Спросить на Девичьем поле, в доме Погодина, Николая Васильев[ича] Гоголя»35. Однако шутливый тон этого объявления оказался неприемлемым для цензуры. В. С. Аксакова писала братьям 16 апреля 1840 года: «Гоголь ищет попутчика и объявлял в газетах о том, только не тем смешным объявлением… вообразите, что этого не пропустили»36. Гоголь был вынужден сохранить в тексте объявления лишь сугубо деловую часть.

Прошло полторы недели. На публикацию никто не откликался. 17 апреля Гоголь читал у С. Т. Аксакова «6-ю главу, в которой создание Плюшкина» привело всех «в великий восторг»37. В числе присутствовавших был B. А. Панов, входивший в кружок славянофилов и бывший впоследствии редактором славянофильского «Московского сборника». «Панов пришел в упоение и тут же решился пожертвовать всеми своими расчетами и ехать вместе с Гоголем»38. Следует отметить, что этот спутник оказался весьма полезным для болезненного Гоголя. Ф. И. Буслаев, встретивший их в Италии, вспоминает, что Панов «вполне предался неустанным попечения о Гоголе, «был для него и радушным, щедрым хозяином, и заботливою нянькою, когда ему нездоровилось, и домашним секретарем, когда нужно было что переписать…» 39.

Начинаются последние сборы. 27 апреля мать писателя уезжает в Васильевку с дочерьми Анной и Ольгой. Елизавету, свою любимицу, Гоголь решает оставить в Москве. После долгих хлопот ему удается поместить ее у П. И. Раевской. 10 мая состоялся ее переезд от Погодиных. Адрес Раевской установить не удалось.

9 мая 1840 года состоялась последняя широкая встреча Гоголя с москвичами. Это был его первый именинный обед, положивший основу своеобразной литературной традиции погодинского дома. Даже после смерти Гоголя была сделана попытка продолжить эти обеды, но уже в связи со Щепкиным. Гоголь придавал большое значение этому дню встречи со своими московскими друзьями. Сын Погодина вспоминает: «Злоба дня, весь внешний успех пиршества, сосредотачивался на погоде. Дело в том, что обед устраивался в саду, в нашей знаменитой липовой аллее. Пойдет дождь, и все расстроится. Еще дня за два до Николы Николай Васильевич всегда был очень возбужден… Сад был у нас громадный, на 10 000 квадратных сажен, и весной сюда постоянно прилетал соловей… пел он большею частию рано утром или поздно вечером… у меня постоянно водились добрые соловьи. В данном случае я пускался на хитрость: над обоими концами стола, ловко укрыв ветвями, вешал по клетке с соловьем. Под стук тарелок, лязг ножей и громкие разговоры мои птицы оживали… Гости восхищались: «Экая благодать у тебя, Михаил Петрович, умирать не надо. Запах лип, соловьи, вода в виду…»…Н. В. был посвящен в мою соловьиную тайну… но никому, даже отцу, не выдавал меня. Кто были гости Гоголя? Всех я не могу припомнить, но в памяти у меня сохранились следующие лица: Нащокин, когда был в Москве, Н. А. Мельгунов, Н. Ф. Павлов, Михаил Семенович Щепкин, Пров Михайлович Садовский, Васильев, C. П. Шевырев, Вельтман, Н. В. Берг, известный остряк Юрий Никитович Бартенев, знаменитый гравер Иордан, актеры Ленский и Живокини, С. Т. Аксаков, К. С. Аксаков и много других, которых я уже и не запомнил. Обед кончался очень поздно… Общество в день именин расходилось часов в одиннадцать вечера, и Н. В. успокаивался, сознавая, что он рассчитался со своими знакомыми на целый год…»40.

Примечания

1

В Городском историческом научно-техническом архиве при Архитектурно-планировочном управлении г. Москвы (в дальнейшем сокращенно: ГИНТА) нам удалось обнаружить план этого владения от 1831 года, по которому мы можем составить себе некоторое представление о внешности этого не дошедшего до нас мемориального памятника, связанного с именами Пушкина, Гоголя, Щепкина, Аксакова и других представителей литературно-художественной Москвы. Почти параллельно Большому Златоустинскому (ныне Большому Комсомольскому) переулку владение делилось – начале оградой, затем постройками – на две части. Часть, примыкавшая к Большому Златоустинскому переулку и занимавшая примерно треть всей площади, была под двором и под хозяйственными одно– и двухэтажными постройками. На остальной площади показан сад, в середине которого находился обращенный фасадом к Мясницкой большой дом с мезонином. По углам к нему примыкали одноэтажные небольшие строения, которые на плане уже обозначены снесенными. Снесена была и терраса с тремя сходами, соответствующая средней, «третной», части дома. В углу сада, возле Мясницкой улицы, у границы с соседним владением, находилась беседка. Два бока ее были обстроены одноэтажными флигелями. Сзади дома показано несколько строений, также частично подвергшихся сломке.

2

По словам С. Т. Аксакова, это свидание произошло в кабинете, «находившемся в мезонине… В комнате было жарко, и некоторые, в том числе и я, сидели без фраков» (С. Т. Аксаков. История моего знакомства с Гоголем, 1890, с. 5). Войдя во двор, мы можем видеть на боковой стене основного строения несколько окон, расположенных возле самой крыши, чем объясняется жара в этом небольшом помещении.

3

В начале XIX века это владение принадлежало П. А. Ефимовскому, родственнику и близкому приятелю популярного в те годы поэта и театрала И. М. Долгорукого. Как явствует из материалов этого владения, находящихся в ГИНТА, застройка его площади слагается при Ефимовском и сохраняется в основном до 1880-х годов. Сохранившиеся планы 1817 и 1858 годов рисуют нам это владение следующим образом: строения вдоль улицы были сдвинуты с оси несколько вправо, освобождая левый угол владения под сад или двор. В середине этого комплекса стоял одноэтажный деревянный оштукатуренный дом «покоем» в девять окон. По бокам его два деревянных же флигеля в три окна. Все нежилые постройки (сараи, конюшня, оранжерея и т. п.) были отнесены в глубь владения. Следует отметить, что в 1832 и 1833 годах в доме Загоскина жил Н. И. Надеждин, издатель московских журналов «Телескоп» и «Молва», в которых через три года появились статьи Белинского о произведениях Гоголя, сыгравшие громадную роль в творческой биографии писателя.

4

Это колоссальное по площади владение – около 2 гектаров – было преимущественно под садом. Дом был деревянный из бревен, поставленных стоймя и скрепленных железными обручами. Построен он был в 1814 году самим И. И. Дмитриевым по проекту архитектора А. Л. Витберга. Просуществовал до начала 1890-х годов, когда был сломан новым владельцем, С. Т. Морозовым, построившим на его месте ныне существующий громадный дом.

5

Находящиеся в ГИНТА два плана этого владения – 1822 и 1840 годов – дают возможность воссоздать его вид в гоголевское время. В 1822 году почти вся площадь этого владения была не застроена. Вдоль Брюсовского переулка не было ни одной постройки. Каменный двухэтажный жилой дом стоял в глубине двора, возле межи с владением № 23, боком к переулку, лицом во двор. За ним по самой меже имелось небольшое, тоже двухэтажное, каменное жилое строение.

Примыкая к нему, вдоль тон же межи тянулась до угла владения одноэтажная нежилая постройка – очевидно, сарай или конюшня. Такую же постройку мы видим и у межи, противоположной переулку. К 1840 году эта часть двора в значительной мере уже занята службами. В центре же двора появляется небольшое жилое «в один этаж с подвалом» строение. Так в течение двадцати лет застройка владения почти не менялась.

6

Во время свидания Гоголя с Максимовичем Ботанический сад занимал значительно большую, чем ныне, территорию. «После 1832 года часть земли по Грохольскому (№ 3–9) и Ботаническому (№ 1—15, 2, 4, 8—14–20) переулкам распродана по участкам». (Музей истории и реконструкции Москвы. Архив Н. П. Чулкова. Пачка 1, тетрадь 21, с. 59).

7

Буквально (фр.).

8

Ныне это владение № 3 по Красноворотскому проезду. Площадь перед ним, занятая с 1890 года сквером, ранее именовалась Сенным рынком. К сожалению, по этому владению не сохранилось никаких архивных материалов, но наличие белокаменного фундамента, пропорции окон, особенно в дворовой части, их оформление – все это заставляет полагать, что данное строение сохранилось, хотя декорировка его и подверглась некоторым изменениям.

9

Дурной жанр (фр.).

10

Благодаря любезности М. И. Погодина, внука историка, на месте показавшего нам расположение отдельных строений и зеленых насаждений, мы имеем возможность довольно детально представить себе, как оно выглядело в 1840-е годы. Оно занимало площадь нынешних территорий домов № 10 и № 12 по Погодинской улице. Почти все строения были расположены вдоль улицы на территории нынешнего дома № 12. Примерно в центре – ее находился деревянный, оштукатуренный погодинский дом, высокий каменный фундамент которого сохранился и поныне. Сам дом сгорел в 1941 году. Группа деревьев отделяла от его правого крыла флигель, в котором помещался пансион. Возле левого крыла, в котором был вход в дом, находился цветник. За ним – второй флигель, который был жилым. По бокам от этих, ныне перестроенных флигелей можно видеть сохранившиеся, интересные по своей архитектуре, каменные кладовые XVIII века. Сохранилась также известная погодинская резная изба (дань славянофильству!), построенная архитектором Никитиным в 1850-х годах. От правой кладовой по направлению к Б. Саввинскому пер. стояло еще два здания: одно – жилое, второе – занятое лавкой, в которой слушатели пансиона покупали продукты. Вдоль Б. Саввинского пер: владение Погодина доходило до нынешнего дома № 8. Эта часть владения, примыкавшая к переулку, была занята двором и службами – сараями, конюшней, каретной и т. п.

Пространство за главным домом украшала большая клумба; за которой был цвет ник, окруженный массой лип, тополей, лиственниц. Эти насаждения тянулись в направлении к нынешнему владению № 10. Сзади «избы» в окружении зелени находился большой пруд.

Площадь нынешнего владения № 10 не была застроена. Вдоль улицы шла густая липовая аллея, сворачивающая у границы с владением № 8 в глубину. Она приводила к беседке, от которой очень широкая липовая же аллея вела к пруду. В этой аллее, шедшей вдоль фасада возведенного в 1900-х годах большого здания, и происходили известные именинные обеды Гоголя.

Следует добавить, что левая – «нечетная» – сторона Погодинской улицы в эти годы не была застроена. Из окон гоголевского мезонина открывался широкий вид на Девичье поле. Громадное владение Погодина было в полном смысле этого слова загородной усадьбой.

11

Все это владение давно перестроено. Оно находилось на месте нынешнего дома № 27 на Смоленской-Сенной площади и выглядело следующим образом. В центре стоял большой деревянный одноэтажный жилой с антресолями дом, несколько входов в который было со двора. На некотором отступе от правого крыла дома вправо стояла небольшая, также деревянная, жилая постройка. Площадь двора, уходя внутрь квартала, значительно выступала в обе стороны за счет соседних владений. Здесь стоял также большой жилой дом в два этажа, из которых нижний был каменный. Очевидно, в нем жил владелец Требинов. Возле стояло небольшое деревянное строение – «людская». Несколько построек хозяйственного типа (конюшни, сарай и т. п.) помещалось в разных местах двора.

В глубине правой, выступающей вбок части владения стояла беседка. В 1842 году Комиссия для строений в Москве выдает разрешение на дополнительную постройку еще двух зданий (вдоль улицы), предназначенных для лавок, что в значительной мере меняет «патриархальный», «помещичий» характер застройки, отмеченный Панаевым (ГИНТА. План владения 1842 г.).

12

«Бароном» в кружке А. И. Герцена называли Н. X. Кетчера.

13

Дом Чертковых значительно переделан (улица Кирова, № 7). Его декоративное оформление при позднейших владельцах подверглось большим изменениям. В описываемое нами время владение Чертковых занимало площадь от Фуркасовского переулка до нынешней улицы Мархлевского. Вдоль улицы шло несколько отдельных строений в один и два этажа. На месте позднейшей торговой постройки, занятой ныне магазинами, находился широкий открытый двор, в глубине которого стоял основной дом весьма строгой и простой архитектуры, в два этажа, из которых нижний был рустован.

14

Дом этот сохранился, но в настоящее время надстроен тремя этажами. В 1839 году лишь его центральная часть была двухэтажной. Над тремя средними окнами выступал балкон второго этажа. Правая и левая стороны постройки были в один этаж, который завершался террасами, увенчанными аркадами, держащими крышу. Террасы были заменены надстройкой второго этажа лишь в 1857 году (материалы ГИНТА). Ранее данное владение принадлежало отставному суворовскому полковнику И. И. Бенкендорфу, родственнику известного главы III отделения. У него бывали Веневитиновы, Карамзин, Херасков. С его семьей был весьма близок И.А. Крылов. Вспомним, что первые написанные им басни «Дуб и Трость» и «Разборчивая невеста» были опубликованы в «Московском зрителе» (1806 г.) с посвящением С. И. Бенкендорф. Существует предположение, что Крылов не только бывал здесь у Бенкендорфов, но, сильно нуждаясь в те годы, даже жил. Следует также отметить, что в 1813 году, после пожара Москвы, в этом доме помещался Английский клуб.

15

Дом, принадлежавший П. В. Киреевскому, сохранился. Пройти к нему можно через территорию дома № 6 по 3-му Зачатьевскому переулку, так как площадь громадного сада, некогда расположенного между самим домом и Остоженкой, занята ныне сплошной постройкой многоэтажного здания поликлиники.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5