Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Демон и Бродяга

ModernLib.Net / Научная фантастика / Сертаков Виталий / Демон и Бродяга - Чтение (стр. 8)
Автор: Сертаков Виталий
Жанр: Научная фантастика

 

 


      – Да. Нет. Не располагаю точными сведениями, – неожиданно легко сдался джинн. – По данным, оставленным в моей памяти летучим народом, обозначенные тобой «параллельные реальности» существовали всегда, в том числе на этой планете. Но летучий народ отказался от их исследований ввиду физической невозможности проникнуть в пространство, где нарушены, а точнее – изменены многие жесткие физические величины…
      – Так вы тоже не можете? – удивился Артур. – А я уж, грешным делом, считал бабочек кем-то вроде богов.
      – Разумные организмы летучего народа не предназначены для функционирования в смещенном мире, – признался джинн. – Для сведения повелителя. Некоторые данные, обнаруженные мной в гроздьях памяти, позволяют с известной долей вероятности утверждать, что существа, подобные данному, в определенные периоды времени соседствовали с человеческой расой на поверхности планеты. Есть также основания утверждать, что несколько разумных рас покинули привычное для тебя пространство и адаптировались в пространстве-аналоге, которое действительно можно обозначить выражением «смещенный мир».
      – И кто… кто там еще живет? – внезапно осипшим голосом спросил Артур. Он обошел зеркало сзади, потрогал деревянную раму, внимательно изучил стершееся клеймо с иероглифами. Ничего особенного, стекло как стекло, только очень большое.
      – Да. Нет. Нет возможности точно ответить на вопрос повелителя. Летучий народ не исследовал смещенные миры. Если великодушный повелитель настаивает, я изучу проблему более пристально. Полагаю, что образованнейшему из земных владык будет интересно обратить внимание на следующие сведения, хранящиеся в библиотеке грозди – есть основания утверждать, что временной поток в некоторых смещенных мирах перпендикулярен потоку данного измерения, в котором мы сейчас находимся. Поэтому в точках столкновения вероятны темпоральные флуктуации, вплоть до псевдорелятивистских эффектов…
      – Не паясничай, – рассеянно одернул джинна Артур. – И прекрати мне голову морочить. Зачем мне знать про всякие эффекты? Я спросил, с кем мы можем столкнуться, когда приведем сюда первые поезда.
      – Есть основания предполагать, что с увеличением суммарной мощности мозгового излучения человеческих особей количество точек столкновения резко уменьшится, вплоть до полного исчезновения. Данное явление имеет место в европейской части континента, ввиду высокой плотности населения.
      – Выходит, опять все в нашу плотность упирается? – печально рассмеялся президент. – Хувайлид, а ты можешь спрогнозировать, что бы случилось, если бы после Большой смерти уцелело… ну, скажем, всего пара миллионов человек?
      К немалому изумлению Артура, джинн впервые надолго задумался.
      – Экстраполяция затруднена ввиду неустойчивости интегральных составляющих уравнения. Если я верно понял ход мыслей мудрейшего из смертных, то поставленная задача имеет несколько верных решений. Постепенное вытеснение и замена довлеющей разумной расы происходит и в настоящее время. Массовая гибель популяции в результате эпидемии была обусловлена пороговым значением загрязнения…
      – А ну, не умничай, а то зеркало разобью! – прикрикнул президент. – Насчет грязи я и так понял. Не будем о грустном, лучше скажи, с кем еще в Сибири придется войскам схлестнуться?
      Коваль болтал с джинном и со все возрастающим любопытством следил за приготовлениями Повара Хо. Повар еще раз проверил, надежно ли заперты двери, затем унес в сторону, к стенке, две из четырех ламп, убрал несколько разбросанных по полу табуреток и принялся скатывать ковер. Под ковром обнаружилась железная пластина диаметром метра три, похожая на крышку от котла…
      – В библиотеке грозди имеются ссылки на ряд персонажей славянского языческого фольклора… – продолжал бубнить джинн, – …которые вполне могли быть реально существовавшими разумными существами, представителями подвидов того, что вы называете «хомо сапиенс», либо отличных от него видов разумных. За последнюю тысячу лет библиотека почти не пополнялась, ввиду того что серьезные изыскания на планете были давно свернуты. Однако обнаружены свидетельства существования как отдельных знаковых персонажей, так и целых народностей. К примеру, так называемая вами Чудь белоглазая – один из этносов, заселявших северо-запад России. Историки летучего народа полагали, что в период массовых гонений чудь белоглазая сумела приспособить организмы к реалиям одного из смещенных миров…
      Джинн замолчал так же внезапно, как начал разговор. Коваль уже привык к неожиданным обрывам связи, однако на сей раз слушать было чертовски интересно. Он даже вытащил зеркальце, потер его со всех сторон, пощелкал по нему пальцем, но джинн не появлялся.
      – Помоги мне, – позвал Повар Хо. – И не тлогай своего ручного беса, он больше не смозет с тобой говолить. Когда мы отклоем зеркало, ты поймешь… Дазе меня будет плохо слысно.
      – А ты уверен, что мне тут имеет смысл присутствовать? – засомневался Артур. – Не то чтоб ворожба твоя пугала, но я тут вроде как лишний.
      – Увелена, увелена, – закивал китаец. – Ты спасала китовласа, ты мозешь полусить награду.
      Артур ухватился за скобу, приваренную с краю трехметровой железной крышки. Крышка оказалась дьявольски тяжелой. Кряхтя, мужчины в три захода сдвинули ее в сторону. Под крышкой оказался… колодец, прикрытый слоем черного плотного полиэтилена. Снизу дохнуло холодом.
      – А разве… уфф… разве мы уже не открыли зеркало? – Президент разогнулся, потирая поясницу.
      – А ты поверила, сто вот эта кусок дерьма – и есть настоясяя «болсая зеркало»? – захихикал китаец. Он подошел к заляпанной, грязной поверхности, постучал по ней кулаком; зеркало отозвалось гулко, плаксиво, словно пожаловалось на тяжкую судьбу. – Ты поверила. Поверила. Ха-ха. Я зе не зря сказала, сто вы, русские, слиском довеляете позывам своей селдечной мысцы. Смотли сюда – настоясяя зеркало здесь. Я сплятала его в колодсе много лет назад. Неузели ты думала, я такой дулак, стобы всем показывать мое сокловище? Его восемь раз лазбивали и сетыре раза воровали, пока я была далеко. Но они воровали не настоясяя зеркало, а одну из нелепых серебряных стеклясек, ха-ха-ха…
      Внезапно Ковалю показалось, что он стал хуже слышать. Словно между ним и Поваром заструилась прозрачная вата. Китаец продолжал болтать, на его черном, перемазанном сажей лице сияла довольная улыбка, но голос как будто доносился из дальнего угла дома. Что-то случилось и с зеркальцем Озерников, которое Коваль держал в руке. Изображение потемнело, Артур уже не видел своего лица, только неясное пятно. Показалось, что снова возник Хувайлид, в расшитой чалме и красном халате, он что-то говорил, губы шевелились, но ни слова понять было нельзя.
      Повар Хо скатал полиэтилен. Колодец смотрел на Артура, точно жерло голодной пушки.
      Что-то поднималось из глубины.
      Одновременно ослаб свет всех четырех масляных ламп. В лампах все так же пышно танцевало пламя, но снаружи сгущались тени, словно огонь душили незримые, но плотные лапы. Артур уже почти не видел китовраса, зато кровь диковинного разумного зверя начала светиться.
      – Не смотли в колодеса, – серьезно предупредил Повар Хо. – Когда я сказу, бери своего друзка под грудь и поднимай, стобы отлазился его амулета. Для того амулет ему и назначен, стоб отлажаться…
      Артур все еще ждал, что колдун хотя бы произнесет пару страшных заклинаний, повоет, попляшет, одним словом – ждал ритуала, на которые были богаты русские Озерники. Но Повар ничего не делал. Ровным счетом ничего, он даже не погасил трубку. Он уселся на самом краю колодца, свесил туда голые пятки и внимательно наблюдал, как Коваль мучается с раненым кентавром.
      Оказалось не так-то просто почти в полной темноте приподнять и подтащить его к колодцу. Но неприязни или отвращения не было; напротив, ощутив ладонями и животом, как мерно стучат два сердца, Артур испытал что-то вроде маленького оргазма. К счастью, далеко тащить китовраса не пришлось. Нащупав на грязной груди, среди шрамов и жестких кудряшек, медальон, Артур непроизвольно заглянул в колодец… и уже не смог оторвать глаз.
      Жидкость стремительно заполняла ствол, состоящий из бетонных колец. Сразу стало ясно, что это никакая не вода, а что-то совсем иное, густое, блестящее, слегка отражающее свет ламп, но в то же время несущее собственный стальной блеск. Жидкость и была настоящим зеркалом. Внешне очень похоже на ртуть, но Артур совершенно не ощущал признаков отравы. Он вообще ничего не ощущал, кроме холода и давящей тишины. В какой-то момент его пронизало острое чувство дежа вю, словно он опять, как тогда, в молодости, стоял перед распахнутым шкафчиком номер шесть, затаившемся в подвале института. Словно вот-вот должна была открыться дверь в неведомый, смещенный мир…
      – Давай вдвоем, – старый китаец резво обежал колодец, подставил плечо. Артур скорее угадал его слова, чем услышал.
      Зеркальная жидкость достигла верхней кромки колодца, после чего стало немного светлее. Артур убедился, что ни он, ни Повар Хо в этом загадочном зеркале не отражаются. В нем не отражался даже бетонный потолок со свисающими проводами и паутиной.
      Зато в нем моментально отразилась свастика, укрепленная на груди китовраса. С той стороны, из таинственного Зазеркалья, ответно полыхнул угольно-черный глаз. Мелкие камни на свастике вспыхнули, словно елочная новогодняя гирлянда.
      Повар Хо молча смотрел вниз.
      Сверкающая, свинцово-синяя поверхность ничего не отражала, кроме очертаний диковинного амулета, а камень в крестовине вспыхивал, как маяк, посылающий сигнал в глубины чужой вселенной.
      – Ну, что теперь? – склонившись к уху Повара, осведомился Артур, когда руки уже начали дрожать от напряжения. Он не мог постоянно удерживать над пропастью тушу весом в несколько центнеров. Голова кентавра болталась из стороны в сторону, от его лохматой шевелюры шел резкий, соленый запах.
      – А? Сто такое? – очнулся хозяин. – Сто теперь? Нисего теперь. Давай его полозим помягсе и отойдем.
      Крепко ухватив Артура за рукав, китаец увлек его в дальний угол мастерской. Потом они в потемках пили чай из бронзового чайника, и в чае не плавали ни живые карпы, ни рубленые коты. Ароматный красный чай, с шишечками и соцветиями, – то, что нужно путнику после баньки и бурной любви. Они прихлебывали чай и снова судачили о храме Девяти сердец, о хитрых настоятелях, о лабиринтах. Повар Хо выспрашивал, как и что изменилось в его отсутствие, и Коваль уже окончательно расслабился, погрузился в дрему воспоминаний и потому слегка вздрогнул, когда это произошло.
      В подвале появился еще кто-то, кроме них двоих и раненого. Не надеясь на зрение, Артур прибег к боевой практике Качальщиков. Когда-то его учили ориентироваться во мраке и драться при полном отсутствии света, полагаясь на внутреннее чувство пространства. Много раз искусство Хранителя силы спасало от смерти. Коваль расслабил дыхание, нащупал точку в метре от себя и повел ею, как указкой, стараясь заглянуть туда, где остался раненый.
      Ничего не получилось. Ментальный сигнал отражался и рассеивался. Там, в кромешной тьме, что-то происходило, и зеркало больше не светилось, точно кто-то выключил подсветку.
      Миновало еще несколько томительных секунд, и тут Артур увидел…
      Во-первых, жерло колодца больше не зияло в полу подвала, напротив, оно показалось теперь светящимся трехметровым кругом, точно поставленным на попа, а пол, стены и потолок, соответственно, сменили свои координаты. Ковалю показалось, что он не сидит больше на колченогом табурете, а висит, точно космонавт, потеряв ориентацию, с запрокинутой головой, и смотрит не вниз, а вверх, а навстречу, из ртутной глубины, выглядывает противная, хитрая рожа с кривым шрамом и деревянным крестом на шее…
      Из колодца вынырнул карлик, квадратный, слегка сгорбленный, в темно-синем кафтане и таких же штанах, босой, подпоясанный сразу двумя или тремя кожаными сыромятными ремнями с портупеями. От него так резко дунуло чесноком и волчьим духом, что у Артура не осталось ни малейших сомнений в реальности гостя. При своем невеликом росте карла мог похвастаться шеей и плечами тяжеловеса, в левой руке он сжимал что-то вроде кнутовища, многократно обмотанного вокруг локтя.
      Гость скользнул цепким взглядом по замершим людям, широко зевнул, обнажив неожиданно мощные клыки, и склонился над распластанным кентавром. Его волосатые босые пятки оставляли на бетоне мокрые следы.
      «Надо было кентавреныша развязать, – запоздало подумал Коваль. – Не ровён час, надают по башке за грубое обращение…»
      Кто и почему должен надавать по башке, Артур представлял довольно смутно. Повар Хо молчал, а на попытку что-то спросить умоляюще прижал палец к губам. Карлик присел на корточки, с его шеи, на веревке, свисал крест, но крест не христианский, а нечто, вырезанное из дерева, отдаленно напоминавшее свастику, с таким же ярко блестящим камнем по центру, что светился на груди мальчика-коня.
      При попытке рассмотреть гостя во мраке более подробно Артур едва не свалился с табурета. С гравитацией творилось что-то неладное. Если зажмуриться и отказаться от других органов чувств, так великолепно развитых в молодости под руководством Хранителя силы, то можно было убедить себя в правильности и честной трехмерности мира. Стоило Ковалю на секундочку расслабиться, снова вытянуть во мрак щупальца осязания, как мир вставал на дыбы, колодец свешивался сверху, а сам Артур, заодно с невозмутимым Поваром Хо, повисал на отвесной стене. Оказалось весьма непросто наблюдать за событиями в положении бескрылой мухи, уцепившейся за край табуретки.
      Но в следующее мгновение Артуру стало не до проблем с земным тяготением. Из зеркала выпрыгнул волк, за ним – еще один. То есть это, конечно же, были никакие не волки. И не только потому, что волки не носят сбруи с карманами и защитной, усаженной гвоздями, чешуи на брюхе. И даже не потому, что их передние лапы были слишком широки для волка и слишком коротки, по сравнению с задними, и не по причине сверкающих металлических коронок на клыках. Артура подобная театральщина могла только позабавить, он успел немало насмотреться на ряженых зверушек.
      Это были не волки, потому что они разговаривали.
      – Подымай за задние, – сиплым простуженным голосом скомандовал карла. – Давай, подымай, ну!
      – Клопомор, путы-то развяжи, – огрызнулся первый волк. – Нешто зубами лезть? Порву ляхи ему.
      – Аль копытом шмякнет, – хихикнул второй волк.
      Этот вымахал гораздо крупнее первого, и в его фигуре еще больше прослеживалось человеческого. В темноте Артур не мог точно распознать цвета, да и силуэты хищников сплетались в комок, не позволяя нормально себя рассмотреть.
      – Вместе взяли, сюды, держи, – приказывал карла.
      – Клопомор, подседай под выю ему, что ли, – раздумчиво цыкнул зубом первый волк, протискиваясь китоврасу под брюхо.
      Тот, кого называли Клопомором, тяжко вздохнул, пробурчал вполне русское, узнаваемое ругательство и взялся за нож. В мгновение ока кентавр был освобожден от веревок.
      – Ишь, как его умяли…
      – Едва не спыймали, дурня!
      – Ага, вот мамка-то задаст сорвиголове… – крякнул Клопомор. Коваль никак не мог разглядеть его бандитскую рожу; очевидно было лишь то, что это не китаец, но не совсем и русский.
      – Это твари все гнилостные, аки челядь бесова, – первый волк витиевато выругался. – Прошлый год намяли им бока, да славно плодятся.
      – Гаврила, я те стократ челом бил, чтоб ту прорву под Чолоном законопатили, – волку удалось привязать китовраса к спине. – Слышь, дитя туда сверзилось, как пить дать, а зайцы голодные – тут как тутошки, пакость такая.
      – Окатыш правду бает, – поддержал приятеля первый волк. – Там уж прорва такая, не то что китоврас, скоро и грифоны провалятся. Надоть заслать лежебок-работничков, нехай жирок сгонют…
      Артур сполз с табурета. Пол оказался дьявольски холодным, но на нем, в сидячем положении, не так сильно кружилась голова. Сам того не желая, президент стал потихоньку подгребать руками и ногами, незаметно приближаясь к загадочной троице, оживленно спорящей подле мерцающего зеркала.
      Перед погружением в зеркало они разом обернулись. У волков глаза светились тем же сумрачным свинцовым огнем, что и озеро, заполнившее колодец Повара Хо.
      – Этот, что ли, мальков чудам возвертал? – протянул младший волк.
      – Потешный, поди порты-то уж намочил, – хохотнул второй.
      – Ну-кось, подь сюды, человече, – поманил крючковатым пальцем Клопомор. – А вы пошто ржете, оглоеды? Нешто не ясно – он нас чует. Не полено какое, видать – из ведунов. Ты из волхвов будешь, человече? Зачем белых спасал? Подь сюды.
      – Не ходи, – простонал Повар.
      – А ты, желтое племя, пошто поперек глаголишь? – метнул молнию жуткий карлик. – Небось рыло не треснуло, когда за три дюжины шкур пару семечков отвалил, а?
      Волк щелкнул зубами. Повар Хо попятился, хватаясь за сердце.
      – Аль позапамятовал, как гостей треба ласкать, чуда-юда ты нерусская? – издевался пришелец. – Нешто забыл, что гостю золотому первая чаша?
      – Плостите, плостите меня, – забормотал хозяин. – Я ведь обещала гостю, сто подарю лучсая…
      – Не лучшее, а то, что в сердце вросло! – рявкнул Окатыш. – Сокровенное самое – гостю, или без онгонов останешься, гнилое твое рыло!
      – Я хотел, я так и хотел! – Хозяин прижал дрожащие ручки к груди. Он шустро отполз задом в угол, ухитряясь при этом непрерывно кланяться, провел спешные манипуляции с кирпичами в стенке и сунул руку в открывшийся потайной шкафчик.
      – Что это? – спросил Коваль, когда ему поднесли до невозможности пыльную, грязно-розовую тряпку, покрытую едва заметными, корявыми иероглифами. Повар Хо хранил тряпочку в особом железном сундучке, завернутой в три слоя ткани.
      – Это класная повязка великого импелатора Чжу Юаньчжан, – торжественно произнес Повар. Волки вежливо помалкивали.
      – Красная? – переспросил Коваль. От реликвии разило дубящими составами, которые наверняка мешали ткани разлагаться. – Я чертовски польщен. Но… зачем она мне?
      – Наса великая импелатор Чжу Юаньчжан поднимала восстание против монгол. Против монгольская династия Юань. Чжу Юаньчжан первый надевал класная повязка, и все надевали класная повязка и побездали войска монголов. Чжу Юаньчжан стала импелатор, Поднебесная стала свободная. Класная повязка импелатора досталася внукам. Потом – ее полозили в футляр, потом – завернули в покрывало с благовония… Это самое луцсая вещь у меня. Самая дологая вещь – тебе, Белый царь.
      – Спасибо, я тебе тоже что-нибудь ценное привезу, – Коваль попытался закрыть футляр.
      – От неразумна детина! – удрученно произнес младший волк.
      – Нет, ты долзна надевать повязку, – китаец жестами показал, что тряпочку следует замотать вокруг лба, но не как угодно, а чтобы иероглифы читались. – Делзать повязку так, каздый стоб видел, какой ты Белый царь, длуг китайса Хо.
      Артур кое-как справился. Тяжело было оторвать взгляд от Окатыша. Вовкулак зевал почти как человек. На его коронках сверкали искорки от углей ближайшей жаровни.
      Он с трудом вспомнил, точно искра в темноте промелькнула. Кажется, в школе на истории проходили. Восстание красных повязок или что-то в этом роде. Но это случилось невероятно давно. И, кажется, пресловутые Красные повязки скинули наследников Чингисхана.
      Интересно все закручено.
      С повязки на нос посыпалась труха. Коваль недовольно фыркнул.
      – Зараза, да он нос воротит, – гоготнул карлик. – Видать, клопов в подарке чует?
      – Чует? – весело рявкнул первый волк. – Ну так нечего! Не будет боле чуять, пущай похлюпает!
      У Коваля возникло почти такое же сосущее, нервное ощущение, что и тогда в лесу, при виде раненого полкана. Эти существа обладали над ним несомненной гипнотической властью.
      Лампы вспыхнули, точно в них разом плеснули бензина. Пламя взметнулось к закопченному потолку, на стенах на мгновение отпечатались тени сидящих мужчин с чайными пиалами в руках.
      Артур дышал ртом. Нос ничего не чувствовал, как при сильном насморке.
      Колодец опустел.
      Китоврас исчез.

13
ХОЕР ТЭЭШЭЭ ЯБАДАЛТАЙ

      Тулеев очнулся и сразу понял, что очнулся не на родном, привычном айха, а в очень плохом месте. Совсем не там, куда он хотел бы попасть до своей естественной смерти.
      Какое-то время он не чувствовал ни верха, ни низа, ноги беспомощно болтались в пустоте, в легкие вливался сухой, невероятно жаркий воздух, а во рту было кисло от прикушенного языка.
      Но самое страшное – он ослеп.
      А когда веки послушались, кое-как разлепились, Тулеев подумал, что лучше бы он этого не видел.
      Десятки глаз цвета желтого янтаря пристально пялились на него со всех сторон. В первую секунду помертвевшему от ужаса Тулееву почудилось, что глаза свободно парят среди жидкой розово-лиловой каши, похожей на паутину. Это было гадко, но такие неприятные картинки умели вызывать опытные травники и знатоки дурманов. К примеру, давний недруг Повар Хо, этот коварный китаец, бежавший в тайгу от власти Гоминьдана. Он умел варить такие дурманы, что человек целую неделю ощущал себя стрекозой или бобром или застывал, как дерево…
      Однако очень скоро Тулеев стал различать отдельные узлы лиловой паутины, убедился, что янтарные глаза слегка покачиваются, перемигиваются, но зрачки у них разные – горизонтальные и вертикальные, узкие, как лезвия ножей, и круглые, похожие на черные рты. Тулеев различал, как вздрагивает и сокращается вся лиловая паутина, окутавшая его тело, и сокращения эти подозрительно напоминали удары сердца.
      Его поместили внутрь громадного живого существа, и существо это умело смотреть внутрь себя! Нос Тулеева оказался забит чем-то липким, приходилось дышать уголком рта. В воздухе словно растворили цементную взвесь, от нее першило в горле и рождались постоянные спазмы.
      Вскоре обстановка изменилась. Шаман ощутил, что его переворачивают, розовые и лиловые нити расступились, из угрюмой дымчатой глубины надвинулось что-то серое, морщинистое, похожее на хобот слона. Серое, похожее на хобот, оказалось вблизи толщиной с мужской торс, оно повисло прямо перед лицом шамана, дохнуло отвратительной гнилью, так что Тулеев почуял вонь даже с забитым носом, и стало… раскрываться.
      Морщинистая труба разорвалась на четыре части, словно разошлись лепестки цветка, и посреди, в самом центре этого чудовищного цветка, открылся рот.
      – Радуйся… смертный червяк…
      От страха Тулеев обмочился.
      Он намеревался поскорее опять закрыть глаза и подождать, вдруг чудовищный сон прекратится, или вместо него, на смену, придет какой-нибудь другой сон… но оказалось, что вторично смежить веки стало невозможно.
      Ему что-то вставили в глаза, нечто вроде острых щепок, и каждая попытка сморгнуть отзывалась лютой болью. Очень скоро глаза стали слезиться, затем началась нестерпимая резь, и через несколько минут шаман нерчинского улуса уже ни о чем не мог думать, кроме как об этой боли. Слюна страшного подземного чудища выжигала кожу на лице.
      Тулеев стонал, еле сдерживаясь от крика.
      – Так ты встречаешь меня… – произнес голос, звенящий, как сотни натянутых жил. – Последний из рода хоер тээшээ ябадалтай. Ты – последний уцелевший, кто искренне служит мне… Ты – слаб и труслив, но я сделаю тебя эзэном… Ты последний из рода тех, кто годен служить на две стороны, своей добровольной смертью ты откроешь путь. Ты станешь моим тушууром, кнутом для усмирения непокорных…
      Тулеев хотел возразить, что вовсе не собирается раньше времени сходить в могилу… однако, стоило ему опрометчиво раскрыть рот, как между десен возникли такие же острые распорки. Словно две или сразу четыре жилистые, омерзительно-скользкие лапы растянули его челюсти, порвали губу и принялись пихать что-то в глотку.
      – Ты жалок и слаб, червяк… – губы Эрлиг-хана шептали совсем близко. Иногда демон произносил давно забытые слова, и Тулееву приходилось только догадываться, что хотел сказать повелитель нижнего мира. – Ты урожденный удха, твой дед и отец камлали, и ты камлал и заступался за жалких и слабых червяков… но ты никогда не верил в меня, ты не верил, что я существую. В этом слабость вашего паршивого рода, вы – ублюдки, вскормленные гордой матерью землей и укрытые ласковым одеялом вечного неба… Никто из вас не верит в могущество духов. Ты настолько глуп, что ради тебя мне пришлось создать этот нелепый рот. Ведь вы, жалкие червяки, не способны воспринимать мысль без колыхания воздуха. Смешно… мне приходится убеждать трясущуюся плоть, мне приходится вспоминать ваш скудный язык, и только потому, что ваш ущербный мирок стал слишком… слишком ядовит для нас. Ткань между мирами ороговела, она не пропускала нас тысячи лет…
      Тулеев ощутил, как лиловые путы, обвившие его конечности, затягиваются все сильнее. Ему показалось, что сейчас руки и ноги вырвутся из суставов, он уже представил себя безногим и безруким обрубком, но действительность оказалась страшнее его догадок.
      – Теперь слушай… – нашептывал повелитель. – Я выделил тебя из своры… Песок наших дней бежит быстро, слишком мало крови пролилось для того, чтобы миры совместились. Я дам тебе свои глаза, чтобы ты научился видеть чуть дальше своего паршивого носа…
      Не успел нерчинский шаман осмыслить сказанное, как дикая боль пронзила его череп. Два раскаленных когтя воткнулись в его глазные впадины. Еще секунда – и Тулеев лишился глаз, но не успел он собрать в легких достаточно воздуха для крика, как в пылающие глазницы снова что-то вторглось. Тулеев чувствовал, как на щеки стекает кровь, как она заливает незащищенную шею и грудь под одеждой, а на месте привычных глаз ворочались желтые комки. И вот, наступил момент, когда он снова смог видеть, и новое зрение настолько потрясло бедного бурята, что он забыл о боли.
      Повелитель подарил своему верному слуге два собственных глаза. Боль отступила, вместо нее, гремящей волной, нахлынул восторг. Шаман видел одновременно себя – тщедушное распластанное тельце в изорванном парчовом тэрлиге, и грозное чудовище, нависшее над слабым человеческим телом. Могущественный эзэн вовсе не занимал собой весь мир, просто нижний чертог вселенной оказался совсем не так устроен, как привычная твердь, здесь расстояния, мысли, звуки и свет взаимодействовали совсем иначе. Тулеев успел увидеть край своего мира, привычный, щемяще-знакомый ультрамариновый полог тайги, а за ним – следующую полосу леса, отделенную излучиной реки, сочно-зеленую подкову лиственниц, окружавшую родовое кладбище.
      Тулеев успел догадаться, что можно взмыть высоко в небеса и оттуда с упоением, с замиранием нервов, следить за изломами соседних, не менее чудесных вселенных, где передвигались демоны и духи, еще более дивные и непонятные, чем повелитель нижнего мира. Оказалось, что вселенная вовсе не делится на небо, землю и нижний мир, а дробится на гораздо более сложные структуры, названий которых Тулеев не представлял и описать сумел бы вряд ли.
      – Каково тебе, червячок? – прогрохотал Эрлиг-хан, и шаман моментально вернулся от восторга к предчувствию собственной близкой смерти. Он хотел ответить владыке, что готов служить ему, но давно перестал ощущать занемевшие скулы и пересохший язык.
      – Я дам тебе крылья… ты полетишь, чтобы пролить кровь… у тебя будут глаза, чтобы увидеть под слоем камня то, что забыли, и крылья, чтобы добраться туда быстрее прочих…
      Эрлиг-хан снова изъяснялся загадками, но несчастный бурят почти не слышал свистящую речь хозяина. Два ледяных когтя вспороли халат на его спине, затем руки вывернули еще сильнее, и Тулеев ощутил, как неторопливо вскрывают кожу на его вывернутых лопатках. Удивительное дело – чем дольше повелитель мира мертвых мучил своего избранника, тем нечувствительнее к страданиям тот становился.
      Крылья. За спиной с влажным шорохом развернулись и сложились крылья. Тулеев прислушивался к своим ощущениям. Он почему-то до сих пор не умер. С трудом, но дышал отравленными газами преисподней. Лишенный зрения – стал зрячим. Он никогда еще не был таким зрячим, хвала повелителю!
      – Чтобы ты поверил и перестал сомневаться, осталось последнее… твое сердечко. Что же ты трясешься? Разве тебе нравится жить, зная, что отпущено жалких пятьдесят или даже восемьдесят лет, а потом твое мясо станет добычей земляных червей? Мне смешно произносить это… вы называете это долгим веком человека, убогие твари неба. Ты будешь жить как истинный эзэн…
      Миг спустя раскрытый цветок с губами свернулся серым хоботом, и этот хобот влез шаману в распахнутый рот. Тулееву казалось, что противная колючая змея шурует у него уже где-то в желудке, а затем словно игла впилась в левую сторону груди и уже не отпустила, медленно проворачивалась, пока он не потерял сознание.
      Когда он очнулся, причин для тревоги не существовало. Никаких причин для тревог и волнений. Существовало лишь одно желание – угождать повелителю.
      – Слушай же, тварь… – Сладкий голос повелителя втекал в сердце струей меда, и не было на свете звука приятней, чем журчание отеческой ласки. – Ваша святая гора Алааг-хан не вместит столько крови, сколько надо, чтобы мне вернуться в срединный мир… Люди глупцы, но их преданность похвальна. Они не знают того, о чем сейчас узнаешь ты… а ты узнаешь, потому что тебя больше нет. Я укрепил твое смешное сердце, я дал тебе свои крылья и свои глаза. Слушай же…
      Тулееву не вспоминались больше ни отец с матерью, ни глупые родаки, ни бестолковые сыновья. Разве они способны представить глубину мудрости повелителя?
      – Глупые шаманы… – сотни змеиных языков вылизывали мозги Тулеева, и не было ничего прекрасней этих мертвых, хрустящих ласк. – Мне нет дела до того, чей улус сидел ближе на курултае к белым сапогам Истребителя. Чингис-хана можно вернуть в срединный мир, но надо точно представлять, чем это кончится…
      Тулеев от изумления слишком быстро расправил крылья. Этим неловким движением он содрал себе кожу на щиколотках и запястьях, поскольку кровеносная паутина хозяина по-прежнему держала его крепко. Кажется, крылья стали очень большими, и в то же время они ухитрялись как-то складываться на спине, съеживаться, или вообще стали невидимы…
      Он был горд и счастлив своим новым телом.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23