Карлсен выглядел таким усталым, двигался так медленно, что Митч решил сначала, что главнокомандующий сам был ранен. Сутулясь, он медленно шел вдоль носилок, кивая, обмениваясь короткими фразами с ранеными. Возле носилок Митча он остановился, словно наткнулся на стену.
      - Она погибла, поэт. - Это было первое, что он сказал.
      Митчу показалось, что палуба флагмана провалилась под ним, потом вернулась на место. И он был спокоен, как если бы ожидал такого конца. Сражение опустошило его.
      Устало шевеля губами, Карлсен тихо рассказал о том, что произошло. Берсеркеру удалось прогрызть корпус флагмана, и в отверстие была впущена дьявольская машина, нечто вроде ядерной торпеды с самонаводкой, запрограммированной пробить все палубы в направлении мостика и каюты главнокомандующего. Торпеду успели остановить у самого мостика и обезвредить. Но перед этим кибернетический ядерный факел прошил насквозь каюту Карлсена.
      Признаки отчаянного боя, кипевшего здесь, могли бы уже заранее многое сказать Митчу. Но думать он был не в состоянии. Сначала шок, потом транквилизаторы притупили его сознание. Он практически ничего не чувствовал, только видел лицо Крис, на каком-то сером фоне, как в тот первый раз, когда он спас ее из капсулы.
      Спас ее.
      - Я слабый, глупый человек, - говорил Карлсен. - Но я никогда не был твоим врагом. А ты?
      - Нет. И ты прощаешь всех врагов. Это лучший способ от них избавиться. Теперь у тебя долго их не будет. Галактический герой. Но я тебе не завидую.
      - Не завидуешь... Боже, прими и успокой ее душу. Несмотря на горе и колоссальное напряжение последних часов искра жизни горела в Карлсене так же спокойно и сильно, как и всегда. Только смерть была способна сокрушить этого человека. Карлсен даже пытался улыбнуться.
      - Вот и сбылась вторая половина пророчества, да? Я погибну, лишившись всего, что имел. Словно умирая, человек забирает собственность с собой.
      - Все будет нормально, Карлсен. Ты переживешь собственный успех. И умрешь в мире и покое, с надеждой попасть в обещанный рай.
      - Когда я буду умирать... - Карлсен медленно обвел взглядом всех собравшихся, - я буду помнить этот день. Славу и победу всех людей.
      Несмотря на усталость и боль потери, он сохранял колоссальную силу убежденности. Не в собственной правоте, понял Митч, а в собственной преданности правому делу.
      - Поэт, если захочешь, будешь со мной работать.
      - Может быть, наступит такой день. Пока что мне хватит на жизнь премии. И меня ждет книга. Если руку восстановить не смогут, буду писать одной рукой. Митч вдруг почувствовал страшную усталость.
      Ладонь коснулась правого плеча. Голос главнокомандующего сказал:
      - Храни тебя Бог.
      Иохан Карлсен ушел.
      Митчу хотелось только одного: отдохнуть. И взяться за работу. Мир был устроен плохо, несправедливо, и все люди - глупцы. Но были среди них и те, кого невозможно было раздавить. И об этом стоило написать.
      "После любой, даже выигранной битвы, остаются раненые. Поврежденная плоть восстанавливается. Руку можно заменить. Можно пересадить глаз и даже поврежденный мозг можно в известной степени восстановить. Но есть раны, недоступные скальпелю хирурга. Есть двери, которые нельзя открыть снаружи.
      Я нашел человека, расщепленного надвое."
      6
      ЧТО НАТВОРИЛИ ТЫ И Я
      Первое, что я начинаю сознавать: я нахожусь в большой комнате, похожей на перевернутую воронку, внутри огромного космического аппарата, мчащегося в пространстве. Окружающий мир мне знаком, хотя я и чувствую себя совершенно обновленным.
      - Он проснулся! - говорит черноволосая молодая женщина, испуганно глядя на меня.
      В моем поле зрения появляются полдюжины человек. Трое из них мужчины, они давно не брились. Все люди в грязной, растрепанной одежде.
      В поле моего зрения? Рукой я щупаю лицо, чувствую, что левый глаз закрыт латкой.
      - Не трогай! - предупреждает самый высокий из мужчин.
      Наверное, когда-то он занимал солидное положение. Тон у него резкий, властный, и все же в нем слышится неуверенность в себе, как будто я важная персона. Но я всего лишь... кто?
      - Что случилось? - спрашиваю я.
      Мне тяжело ворочать языком, тяжело подбирать даже простые слова. Левая рука лежит, словно забытая, но как только я подумал о ней, она шевельнулась, и, опираясь на нее, я сажусь, отчего волной накатывают боль и головокружение.
      Женщины (их двое) пятятся от меня. Плотного телосложения молодой мужчина успокаивающе обнимает их за плечи. Люди будто бы мне знакомы, но я не могу вспомнить их имена.
      - Главное, не волнуйся, - говорит высокий мужчина. Его руки с ловкостью профессионального врача проверяют мой пульс, трогают лоб, потом он помогает мне снова лечь на стол с мягкой обивкой.
      Теперь я вижу по обе стороны от себя двух роботов-андроидов. Сейчас доктор велит им отвезти меня в палату. Но я сразу же понимаю, что это не больница. Откуда я знаю? Я не помню, но знаю, что правда, если ко мне вернется память, будет ужасной.
      - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает третий мужчина, самый старый из них. Он подходит ко мне.
      - Вроде неплохо. - Вместо нормальной речи получаются невнятные клочки. Что случилось?
      - Был бой, - говорит доктор. - Тебя ранило, но я спас твою жизнь.
      - Тогда... хорошо. - Боль и головокружение постепенно отступают.
      Доктор говорит довольным тоном:
      - Как и предполагалось, у тебя проблемы с речью. Ну-ка, попробуй прочесть вот это.
      Он поднимает карточку с ровными рядами маленьких аккуратных символов. Я четко вижу эти символы, но они ничего для меня не означают. Абсолютно ничего.
      - Не могу, - говорю я наконец, закрываю глаза и ложусь. Я чувствую недружелюбное, даже враждебное отношение собравшихся ко мне. Но почему?
      - Что произошло? - настойчиво повторяю я.
      - Мы в плену, внутри у машины, - говорит старик. - Ты помнишь, что мы в плену?
      - Да. - Я киваю, хотя деталей не могу вспомнить. Память затянута туманом.
      - Как меня зовут?
      Старик с явным облегчением сдержанно смеется.
      - Допустим, Тад... Тадеуш. Почему бы и нет?
      - Тад? - Это доктор переспрашивает.
      Я открываю глаза опять. Доктор ведет себя более уверенно. Я дал ему какой-то повод? Я что-то такое сделал или, наоборот, не сделал?
      - Тебя зовут Тад, - повторяет доктор.
      - Мы в плену? У машины?
      - У берсеркера. - Он вздыхает. - Это что-нибудь значит для тебя?
      Да, глубоко внутри слово "берсеркер" рождает эхо, очень страшное, невыносимо страшное. Но меня спасает сон, я засыпаю.
      Проснувшись, чувствую себя намного лучше. Стол исчез, я покоюсь на мягком полу комнаты - или камеры? - этой белой опрокинутой воронки. Рядом стоят два робота, и я не знаю, - почему.
      - Атсог! - вдруг кричу я: я вспомнил, что оказался на планете Атсог, когда началось нападение берсеркеров. Роботы-рейдеры схватили меня и остальных семерых в подземном убежище. Память все еще туманна, но это даже хорошо. Пусть лучше остается туманной.
      - Проснулся! - говорит кто-то. И снова женщины испуганно пятятся от меня. Доктор и старик тихо разговаривают, что-то обсуждают, и старик поднимает голову, смотрит на меня. Голова у него трясется. Плотный молодой человек вскакивает на ноги, угрожающе сжимает кулаки.
      - Как ты себя чувствуешь, Тад? - спрашивает доктор. Потом, внимательно посмотрев на меня, сам себе отвечает: - Нормально. Девушки, дайте ему поесть. Или ты, Холстед.
      - Помочь ему? О Боже!
      Черноволосая девушка прижимается к стене спиной, старается отойти от меня как можно дальше. Две другие женщины что-то стирают в раковине, какую-то одежду. Бросив на меня взгляд, они продолжают стирать.
      Нет, и голова у меня забинтована не просто так. Наверное, я был ранен, и теперь лицо у меня выглядит ужасно, наверное, оно обезображено.
      Доктор проявляет нетерпение.
      - Его нужно накормить.
      - Я его кормить не стану, - твердо говорит агрессивный юноша. - Всему есть предел.
      Черноволосая медленно направляется в мою сторону. Все смотрят на нее.
      - Ты? - удивленно произносит юноша и покачивает головой.
      Она идет медленно, словно ей больно делать шаги. Нет сомнений, в бою ей тоже досталось, на лице видны старые синяки. Она опускается на колени рядом со мной, направляет мою левую руку, помогает мне есть, дает воды. Правая сторона почему-то плохо слушается меня, хотя и не парализована,
      Доктор подходит ко мне, и я спрашиваю: - Что с моим глазом? Он может видеть?
      Он быстро перехватывает мои пальцы, тянущиеся к латке над глазом.
      - Пока придется тебе пользоваться только левым глазом. Твой мозг был прооперирован. Если ты сейчас снимешь латку с глаза, последствия могут быть необратимыми и очень серьезными, я предупреждаю.
      Мне кажется, он что-то скрывает. Почему?
      Черноволосая девушка спрашивает:
      - Ты что-нибудь еще вспомнил?
      - Да. До, того, как был взят Атсог, мы получили сообщение. Иохан Карлсен вел флот на защиту Солнечной системы.
      Все смотрят на меня с надеждой. Но ведь они должны знать больше моего.
      - Карлсен выиграл битву? - с тревогой спрашиваю я. Потом вспоминаю: мы пленники. И я плачу.
      - Новых пленных не было пока, - говорит доктор.
      - Возможно, Карлсен разбил берсеркеров. И эта машина сейчас спасается от флота людей. Что ты на это скажешь?
      - Что я скажу? - Странно, неужели я начинаю не только с трудом говорить, но и понимать? - Что это хорошо.
      Все вздыхают с некоторым облегчением.
      - Ты получил трещины в черепе, - объясняет старик.
      - Тебе повезло, что рядом оказался знаменитый хирург. Машина намерена нас изучать. Она предоставила доктору нужные инструменты, и если бы ты умер или оказался парализованным, доктору пришлось бы плохо. О да, здесь машина не оставила нам сомнений.
      - Зеркало? - Я показываю на свое лицо. - Хочу посмотреть. Очень плохо?
      - Зеркала у нас нет, - говорит женщина возле раковины таким тоном, будто я в этом сам виноват.
      - Тебя беспокоит лицо? Оно не пострадало, - говорит доктор. Тон у него убедительный, но я почему-то уверен, что с лицом у меня случилось нечто страшное, и слова доктора не успокаивают меня.
      Мне жаль этих добрых людей. В довершение ко всем неприятностям им приходится терпеть присутствие такого монстра, как я.
      - Мне очень жаль, - говорю я и отворачиваюсь, чтобы спрятать лицо.
      - Ты в самом деле не знаешь... - говорит черноволосая, несколько минут пристально смотревшая на меня. Голос у нее срывается.
      - Он в самом деле не знает. Тад, с лицом все нормально.
      Действительно, на ощупь кожа лица такая же гладкая, как и раньше. Черноволосая смотрит на меня с жалостью.
      Сквозь ворот платья на ее плече видны красные полосы, как следы от ударов плетью.
      - Кто-то бил тебя? - с испугом спрашиваю я. Женщина возле раковины нервно смеется. Молодой человек что-то бормочет себе под нос. Левой рукой я закрываю лицо. Правая ладонь касается краев латки.
      Вдруг молодой человек громко чертыхается, показывает на только что открывшуюся дверь в стене.
      - Машине понадобилась твоя консультация, - сурово говорит он мне. Он похож на человека, который очень зол, но не смеет этого показать. Кто же я? Почему эти люди меня ненавидят?
      Я поднимаюсь на ноги, я могу идти, сил хватает. Я вспоминаю, что именно я хожу на переговоры с машиной.
      В узком голом коридоре машина выдвигает два сканера и динамик. Это ее лицо. Я знаю, что нахожусь внутри гигантской космической крепости, объемом в несколько кубических миль, мчащейся в пространстве, и я помню, что я стоял на этом же месте до начала сражения, разговаривал с машиной. Но я понятия не имею, что я говорил.
      - Предложенный тобой план не сработал. Карлсен продолжает функционировать.
      У машины квакающий, надтреснутый голос. Она шипит и скрежещет, как опереточный злодей.
      И что же я мог предложить этому чудовищу? Какое кошмарное предположение!
      - Я почти ничего не помню. У меня была травма мозга.
      - Если ты лжешь, то помни, меня обмануть нельзя", - говорит машина. - Я не собираюсь тебя наказывать за провал. Это не поможет в достижении моих целей. Я знаю, что ты живешь вне законов человеческого общества. Ты даже не пользуешься полным своим именем. Зная твою природу, я тебе доверяю и надеюсь на твою помощь в борьбе с разумной жизнью. Остальные пленные останутся в твоем подчинении. Позаботься, чтобы твои поврежденные ткани восстановились в пределах возможного. Очень скоро мы испытаем новый способ борьбы с жизнью.
      Следует пауза, но мне нечего сказать. Трескучий динамик умолкает, гаснет свечение внутри сканеров. Продолжает ли машина следить за мной? Она сказала, что доверяет мне. Это чудовище из ночных кошмаров доверяет моему злому началу, верит, что я стану союзником.
      Теперь память вернулась в значительной степени, и я знаю, что машина сказала правду. Отчаяние столь велико, что я уже не надеюсь на победу Карлсена в битве с берсеркерами. Все кончено. Я предал Жизнь. Возможно ли пасть ниже, чем пал я?
      Я отворачиваюсь от погасших глаз-сканеров и отмечаю движение: мое собственное отражение в полированном металле. Я смотрю на зеркальную стенку коридора, на самого себя.
      Голова замотана в бинты, левый глаз закрыт латкой. Это мне уже известно. Кожа вокруг правого глаза странно бледная. Волосы (насколько они видны из-под бинтов) светло-каштановые, такого же оттенка, как и моя лохматая двухмесячная борода. Нос, рот, челюсть - вполне в норме. Ничего отвратительного или уродливого в моем лице нет.
      Нечто кошмарное спрятано внутри меня. Я предатель, я по собственной воле помогал берсеркеру.
      Кожа вокруг левого глаза такая же желтовато-голубая, как и справа. Это результат операции: гемоглобин прорвал сосуды и свернулся.
      Я помню предостережение доктора, но пальцы так и тянутся к латке, как язык к ноющему зубу, только соблазн намного сильнее.
      Нечто ужасное определенно связано с левым глазом, я не в состоянии удержаться. Пальцы правой руки с готовностью снимают латку. Я моргаю, зрение теряет резкость, все вокруг расплывается. Теперь я смотрю двумя глазами сразу. И в следующий миг умираю.
      Ти шагал по коридору, в ярости сжимая черную латку в ладони. Он скрежетал зубами. Он изрыгал поток страшных ругательств: к нему вернулся дар свободной и беглой речи. Он так громко ругался, что даже запыхался. Он так спешил к камере пленных, что несколько раз споткнулся и чуть не полетел кувырком. Он спешил, спешил добраться до этих дохлых наглецов, этих гнилых умников. Подумать только, они разработали такой подлый хитроумный план, пытаясь от него избавиться! Гипноз, очевидно. Имя ему придумали, да? Сейчас он им покажет Тадеуша.
      Ти распахнул дверь, перевел дух и вошел в камеру пленных. Потрясенное лицо доктора говорило яснее слов, что пленным надеяться больше не на что. Ти снова крепко держал в руках рычаги управления.
      - Где моя плеть? - Ти повертел головой с грозным видом. - Какой подонок спрятал мою плеть?
      Женщины закричали. Юноша Холстед понял, что операция "Тадеуш" провалилась: с отчаянием обреченного он бросился на Ти, бешено размахивая кулаками. Роботы - телохранители были, конечно же, куда проворнее любого человека. Один из роботов блокировал удар Холстеда металлической рукой, и юноша завопил от боли, прижимая поврежденную руку к животу.
      - Принеси мне плеть!
      Робот немедленно вытащил плеть - кусок плетеного провода - из-за раковины и отдал хозяину.
      Ти добродушно постучал по корпусу робота (звук был глухой, как из бочки) и усмехнулся, глядя на пленных. Он пробежал пальцами по плети. Пальцы левой руки словно окаменели, и он начал их нетерпеливо сгибать и разгибать.
      - Что такое, мистер Холстед? Что с ручкой случилось? Разве вы не хотите пожать мне руку, поздравить с возвращением? Иди-ка сюда, пожмем друг другу руки!
      Холстед так забавно корчился на полу, что Ти пришлось сделать паузу, чтобы посмеяться.
      - Слушайте меня, - сказал он, отдышавшись. - Мои добрые друзья. Машина сказала, что я по-прежнему здесь главный, уловили? Информация, которую я дал о Карлсене, сработала лучше некуда. Бум-бам-хлоп! Рекомендую меня не расстраивать, потому что машина меня поддерживает на все сто. Ты, док, хотел меня переделать?
      Левая рука вдруг начала сама собой дрожать. Ти пришлось помахать ею. - Ты хотел сыграть со мной грязную шутку?
      Док держал руки за спиной, словно надеясь спасти свои пальцы выдающегося хирурга.
      - Я бы не смог изменить характер твоей личности, даже если бы пытался. Правда, я мог бы превратить тебя в ходячее растение, но этого, как видишь, я не сделал. Хотя мог бы.
      - Теперь жалеешь, а? Но ты боялся машины. Поэтому ты придумал другой фокус, верно?
      - Да, чтобы спасти тебе жизнь. - Док выпрямился.
      - Твоя травма вызвала очень сильный и практически непрерывный эпилептический припадок. Я удалил тромб, но это не помогло. Тогда я рассек мозолистое тело. Ти пощелкал плетью.
      - Что это значит?
      - Видишь ли... правое полушарие мозга управляет в основном левой стороной тела. При этом левая половина, доминирующая у большинства людей, контролирует правую и занимается операциями, связанными с абстрактными понятиями, символами.
      - Это я знаю. Во время кровоизлияния в мозг тромб находится в противоположной от парализованной половины части мозга.
      - Правильно. - Док гордо поднял голову. - Ти, я разделил твой мозг, отсек правую сторону от левой, простыми словами. Это старый метод борьбы с эпилепсией, и ничего лучше я сделать не мог. Я могу поклясться, я готов отвечать на детекторе лжи...
      - Заткнись! Я тебе сейчас устрою такой детектор! - Ти шагнул вперед - Что со мной будет теперь?
      - Как хирург могу сказать, что ты можешь прожить нормальной жизнью еще достаточно долго.
      - Нормальной? - Ти сделал еще шаг, взмахнул плетью. - Зачем ты мне латку на глаз повязал, а? Зачем вы меня Тадеушем называли?
      - Это моя идея, - перебил дрожащим голосом старик. - Я предполагал, что в человеке, таком, как ты... должен быть компонент, составляющая, которую я назвал Тадеушем. Я надеялся, что под воздействием психологического напряжения, которое мы все испытываем, Тад мог бы проявиться, если мы дадим ему шанс, в твоей правой половине. Это была моя идея. Если ты пострадал, то я за это отвечу.
      - Ответишь. - Но, кажется, любопытство перевесило злость. - Кто такой этот Тадеуш?
      - Это ты, - сказал доктор. - Мы ничего нового в череп тебе не вложили.
      - Иуда Тадеуш был современником Иуды Искариота, - сказал старик. Сходство имен, но в остальном... - Старик пожал плечами.
      Ти фыркнул.
      - Вы рассчитывали, что во мне есть доброе начало? Что оно сможет взять верх? Не такая уж безумная идея, я бы сказал. Тадеуш в самом деле был у меня в голове, а может, все еще там, прячется. Как же мне до него добраться? - Ти ткнул пальцем правой руки в угол правого глаза. - Нет, не люблю боль. У меня слишком тонкая нервная система. Док, а как так получилось, что глаз Тадеуша справа, если полушария работают наперекрест? Если это его глаз, почему я его чувствую?
      - Потому что я разделил и оптический хиазм. Довольно сложная операция, конечно...
      - Все в порядке, док. Мы этому Тадеушу покажем, кто начальник. Пусть тоже смотрит. Эй, брюнеточка, иди-ка сюда! Давно мы с тобой не забавлялись, а?
      - Не надо, - прошептала девушка, обхватив плечи руками, едва не падая в обморок, но подошла к Ти. Два месяца в роли его рабов приучили пленников к неизбежному: послушание - меньшее из зол.
      - Тебе этот подонок Тад понравился, да? Тебе понравилось его лицо, а? А как тебе нравится мое? Смотри на меня!
      Левая рука Ти медленно потянулась к щеке девушки, нежно погладила. Он видел в ее глазах, что она узнала в жесте Тадеуша, потому что на Ти она никогда так не смотрела. Рявкнув, Ти замахнулся плетью, но левая рука стремительно перехватила правую, мертвой хваткой сжав запястье, словно терьер, перекусывающий туловище змее.
      Ти не выпустил плети, но ему казалось, что кость запястья сейчас сломается. Ноги переплелись, и он упал. Он пытался позвать на помощь, но только ревел, стонал и плевался. Роботы спокойно наблюдали. Вечность спустя над ним возникло лицо доктора, и черная латка нежно опустилась на левый глаз.
      Теперь я многое понимаю лучше и воспринимаю спокойно. Сначала я хотел заставить доктора удалить левый глаз, и меня поддержал старик, процитировал какую-то древнюю книгу для верующих насчет того, что лучше вырвать соблазняющий глаз. Один глаз - недорогая цена за избавление от Ти.
      Поразмыслив, доктор отказался.
      - Ти - это тоже ты, - сказал он. - Нащупать его кончиком скальпеля и удалить невозможно, хотя мне и удалось вас разделить. Сейчас ты управляешь обеими половинками тела. - Доктор устало улыбнулся. - Вообрази тройку внутри собственного черепа. Один - это Тадеуш, два - это Ти, три - решающая сила. Это ты. Лучше всего на этом мы и остановимся.
      Старик кивнул.
      Сейчас я справляюсь без латки. Говорить и читать гораздо легче, если я использую ранее доминировавшее полушарие, оставаясь Тадеушем. Почему так получается? Наверное, потому, что я хочу этого. Неужели все так ужасно просто?
      Время от времени я разговариваю с берсеркером, который не теряет надежды на злобу и жадность Ти. Он сейчас занят проектом разложения человеческого общества изнутри. С большим запасом фальшивых денег я буду высажен на высокоразвитой планете и начну диверсионную деятельность: развращать людей, сеять вражду между ними.
      За пленными берсеркер не следит. Или не может - он сильно поврежден, или ему все равно. Пользуясь свободой передвижения, я выплавил из серебряных монет кольцо, охладил его до температуры сверхпроводимости в камере рядом с мертвым стратегическим центром берсеркера, где царит космический холод. Холстед предполагает использовать циркулирующий в кольце электрозаряд для запуска сверхсветового генератора шлюпки. Ведь наша тюремная камера оказалась спасательной шлюпкой. Сверхсветовой импульс выстрелит шлюпку наружу сквозь корпус берсеркера, уничтожив корабль-крепость.
      Если нам повезет и мы не погибнем при запуске, есть шанс спастись.
      Но пока живет это тело, им буду править я, Тадеуш, и руки мои будут нежно гладить черные длинные волосы.
      "Люди по-разному объясняли причины успехов: новым оружием, исключительными качествами исключительных личностей, точным движением острого хирургического скальпеля.
      Но иногда для победы невозможно было найти разумное объяснение. Десятилетия безмятежной, беззаботной жизни на одинокой планете оставили колонистов практически без защиты. Наконец, берсеркер нагрянул и к ним, во всем ужасном величии смертоносной силы.
      Так посмеемся вместе с ними!"
      7
      ГОСПОДИН ШУТ
      Оценив результаты поражения, компьютеры берсеркеров сделали, вывод: необходимы условия для восстановления старых и конструирования новых кораблей-крепостей. Были найдены подходящие места: вдали от солнц, но с хорошими запасами минералов, расположенные вне населенных секторов, так что люди - теперь уже чаще охотники, а не жертвы - едва ли могли там появиться. В подобных тайных закоулках галактики берсеркеры построили автоматические верфи.
      В такую потайную верфь прибыл поврежденный берсеркер. Корпус у него получил несколько серьезных пробоин, имелись и внутренние повреждения. Его посадка на темный астероид больше напоминала аварию. Рухнув на скальную поверхность рядом с полузавершенным корпусом новой машины, разбитый берсеркер "умер" раньше, чем прибыли ремонтные механизмы: остановились двигатели, вышла из строя система аварийного снабжения энергией.
      Компьютеры судоверфи оценили повреждения, взвесили различные варианты и начали быструю каннибализацию умершей машины. Новый, полузаконченный берсеркер еще не имел мозга, в сеть силовых сенсоров радиоактивного стратегического центра еще не была встроена в соответствии с инструкцией Создателей главная смертоносная цель-мотив. Вместо этого компьютеры верфи перенесли мозг из погибшего корабля в новый корпус.
      Создатели берсеркеров не предвидели подобного варианта, и поэтому компьютеры верфи не могли знать, что в полевом мозге берсеркеров первого поколения имелся предохранитель. Эти машины были запущены еще самими Создателями, а Создатели рисковать не хотели, наоборот, они гарантировали себе возможность спокойно пережить испытания собственных смертоносных творений. Если мозг перемещался из одного корпуса в другой, предохранитель автоматически занимал нейтральное положение.
      Старый мозг оказался хозяином нового корпуса, новых боевых средств, способных стерилизовать целую планету, новых двигателей, могущих мчать громадную массу этой машины со скоростью, превосходящей световую.
      Но не было рядом одного из Создателей, чтобы поставить в положение "выключено" простой предохранитель.
      На ковре стоял шут. Обвиняемый шут, но практически он был уже осужден и приговорен. Перед ним тянулся длинный стол, за столом высился ряд одинаково-гранитных физиономий и неподвижно-каменных шей. Слева и справа стояли камеры-регистраторы. Преступления шута были настолько серьезны, что приговор взялись вынести сами правители планеты А, члены Комитета законной власти.
      Не исключено, что у членов Комитета имелись другие веские причины собраться на это заседание: всепланетные выборы имели место быть через месяц, и ни один из членов Комитета не желал упустить случая появиться по тривидению, учитывая, что недавно возникшей оппозиции, либеральной партии, такая возможность пока не представилась.
      - Теперь я могу предъявить следующую вещественную улику, - говорил в этот момент Министр связи. Он поднял белый прямоугольник с надписью жирными черными буквами. На первый взгляд это был обычный тротуарный знак-вывеска. Но надпись гласила: "ТОЛЬКО ДЛЯ НЕДОПУЩЕННОГО ПЕРСОНАЛА".
      - Когда появляется новый знак на тротуаре, - сказал Минсвязи, - он, естественно, привлекает внимание. Но в этом знаке предпоследнее слово противоречит общему контексту.
      Президент Комитета - и всей планеты - многозначительно кашлянул. Из-за любви к штампам и трюизмам Минсвязи обычно выглядел глупее, чем он был в действительности. Едва ли либералы представляют серьезную угрозу во время выборов, но не стоит давать им лишние козыри в руки.
      Министр образования, единственная дама среди членов Комитета, изящно помахала лорнетом, привлекая внимание собравшихся.
      - Кто-нибудь подсчитал потери в человеко-часах полезного труда, которые мы все понесли из-за этого ставящего в тупик знака?
      - Соответствующая работа сейчас ведется, - проворчал Министр труда. Он сурово посмотрел на обвиняемого: - Вы признаете, что собственноручно установили данный знак?
      - Признаю.
      Шут вспомнил, как улыбались пешеходы на переполненном асфальтовом уклоне, как многие даже откровенно хохотали, не заботясь, что их услышат. Ну какое значение могут иметь эти несчастные рабочие часы? С голоду никто на Планете А не умирает.
      - Вы признаете, что за всю жизнь не совершили полезной вещи для родной планеты и ее народа? - Вопрос принадлежал Министру обороны, высокому, властному мужчине, в мундире, увешанном медалями, и с ритуальным пистолетом на боку.
      - Этого я не признаю, - твердо ответил шут. - Я всегда пытался сделать жизнь ярче и веселее.
      Но он не лелеял тщетных надежд на снисходительность. Впрочем, он так же не опасался, что его побьют: физическое наказание осужденных запрещалось законом.
      - И вы, бросая вызов всей Вселенной, намерены упорствовать в собственном легкомыслии? - Министр философии, мрачно усмехнувшись, вынул изо рта мундштук своей ритуальной трубки. - Жизнь - шутка, верно, но это мрачная шутка. Вы потеряли ощущение реальности. Годами вы тревожите общество, пытаетесь надеть народу розовые очки легкомысленной веселости, вместо того чтобы обратить их взоры к суровым реальностям существования. Найденные у вас при обыске видеозаписи могут принести один лишь вред.
      Рука Президента коснулась кубика видеокассеты, лежавшей на столе перед ним. На кассете имелась аккуратная белая этикеточка вещественного доказательства.
      Своим обычным голосом, похожим на визг лесопильного агрегата, Президент спросил:
      - Вы признаете, что эти записи принадлежат вам? Вы их использовали, пытаясь заставить других людей... предаться веселью?
      Шут кивнул. Они могут доказать все, что пожелают. Он отмахнулся от права на полную официальную защиту: он спешил поскорее покончить с судом.
      - Да, я записал на эту кассету материалы, тайно извлеченные из библиотек и архивов. Я публично демонстрировал содержимое.
      Члены Комитета зашептались. Министр здорового питания, худой, как скелет, но с отвратительно розовым энергичным лицом, поднял руку.
      - Поскольку признание данного индивида виновным представляется решенным вопросом, заранее прошу передать осужденного - после вынесения приговора, разумеется, - под мою опеку. Если это возможно. В предыдущих показаниях обвиняемый признал, что первым его актом отклонения от норм поведения стало игнорирование общественных столовых. Я убежден, что мог бы продемонстрировать чудесные результаты воздействия на характер индивида нашей системы диетической дисциплины...
      - Отказываюсь! - быстро перебил обвиняемый. Слова, кажется, исходили прямо из сердито заворчавшего желудка.
      Президент поспешно встал, заполняя несколько неловкую паузу.
      - Если у членов Комитета нет других вопросов... Тогда приступим к голосованию. Признается ли обвиняемый виновным по всем предъявленным позициям?
      Шут устало закрыл глаза.
      - Виновен, виновен, виновен...
      После короткого совещания шепотом с Министром обороны. Президент огласил приговор. В визге лесопильного агрегата прорезалась удовлетворенная нота.