— Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. — Игорь окинул Зарембу взглядом. — От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.
      Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор — поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.
      Заремба молчал.
      — Восхищаюсь вашим хладнокровием, — сказал Игорь. — Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.
      За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка — с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.
      — У вас очень неосторожная охрана, — отметил Игорь. — Не мне, конечно, жаловаться… — как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным.
      Заремба, что характерно, не занервничал. В его кругах, если с тобой разговаривают вместо того, чтобы сразу начать стрелять, значит, от тебя что-то ещё нужно.
      — Ладно, — сказал он. — Ладно. Договоримся. Он должен провести ещё два боя. И забирайте. Согласны?
      — Четыре боя, — поправил Игорь.
      — Четыре? Откуда я возьму четыре? На сегодня у меня осталось два бойца. Два, — Заремба для верности показал пальцы.
      — Ну и прекрасно. Два ваших, два моих. Будет ровно четыре боя.
      — Сейчас все ставки пойдут к чертям, — Заремба аж приподнялся с кресла. — Вы хоть соображаете, что делаете?
      — Вполне. У вас заявлены ещё бои «Танго против Грозы» и «Хеллбой против победителя». И Танго, и Гроза — аутсайдеры, о которых никто ничего не знает. Ставки идут примерно поровну, один к одному. Заявите бой «Танго против Чужого» и «Странник против Грозы». Потом победитель сразится с Хеллбоем. У вас сутки, чтобы вернуть старые заклады и принять новые. По-моему, этого более чем достаточно. Товар, — Игорь показал на Хеллбоя, — должен остаться цел и невредим. До свидания.
      — До свидания, — пробормотал Заремба.
      Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.
      — Ты их знаешь?
      — Знаю? — прошипел Хеллбой. — Глаза б мои их не видели.
      Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.
      «Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.
      Компания выгрузилась из машины.
      — Ой, как кушать хочется, — Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом — из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.
      — Ну, как? — спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» фарцедудера набор одноразовых тарелок и ложек.
      — Входит командор, все встают и проваливаются, — доложил Игорь. — То есть, не совсем проваливаются — у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.
      Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:
      — Главное — пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают сейчас по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.
      — Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, — сказал Эней, уделив супу свою долю внимания. — А восемь с дробовиками. Самое меньшее.
      — А им стрельба бизнес не попортит? — осторожно поинтересовался Костя.
      — Попортит, — кивнул Игорь. — Ещё как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет — и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.
      — При ставках один к одному, — зажмурился Антон, — мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.
      — Не кажи гоп, поки не перескочиш, — Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. — Всем спать. Завтра тяжелый день.
 

* * *

 
      Пан Заремба действительно был обеспокоен.
      Организованная преступность — зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое — но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы — так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были подпольные бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное — потому что зрители это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду — и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.
      В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать её определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.
      Явление варка в шляпе прямо ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит ахнуть по самому Зарембе — как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку — вполне разумную, кстати, уступку — он окажет себя слабаком перед своими.
      Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты, и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.
      Сухой остаток был по-прежнему сухим — никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетною дракулой — и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата — было неизвестно.
      Обычный человек завис бы между этими факторами, что осёл философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.
 

* * *

 
      Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять, в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину — отчего-то решил предаться вольному искусству.
      Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам — то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни — то есть с учетом того, что жертва искусства будет активно потеть. И всё бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…
      В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:
 
Well it rained five days and the sky was dark as night
Yes, it rained five days and the sky was dark as night
There's trouble in the lowlands tonight.
 
      — Слушай, ты можешь как-нибудь так, чтобы не петь? — спросил Эней.
      — Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.
      — Что ты хоть там рисуешь? — вздохнул Эней.
      Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:
      — Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!
      — Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, — промурлыкал Игорь.
      Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.
      — Не подходи! — закричала ему Мэй. — Энеуш, он рисует меня… без всего!
      — Как это без всего? — парировал Игорь. — А браслеты? А копьё? А лев — это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва — это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?
      — Мэй, оставь его, — сказал Эней. — Перерисовывать некогда, пусть остается, как есть. Всё равно завтра смоем.
      Десперадо хмыкнул и вернулся на лежанку. Достал из футляра гитару, подстроил и принялся что-то наигрывать. Мэй, фыркнув, тоже отошла. Эней закрыл глаза и задумался о предстоящей операции. По всему получалось, что либо после третьего матча кто-то свежий — и сильный — выйдет на победителя, либо начнется стрельба.
      Самый неприятный вариант в таких случаях — это когда на арену выходит варк. Всегда почему-то хватало идиотов, готовых ради маленькой славы рисковать положением в упырином социуме. Существовала рутинная процедура проверки — противников заставляли подержаться за серебро — но были способы её обойти. В этой ситуации, конечно, ничего не останется, кроме стрельбы. А не хотелось бы…
      — Готово, — сказал Цумэ. Эней поднялся, пытаясь заглянуть себе за плечо. Мысль о том, что у него на спине «нататуирована» обнаженная Мэй, вдруг почему-то заставила его опустить голову, чтобы скрыть ползущую на лицо краску. З-зараза, теперь он ни о чём другом думать не сможет. Только о том, «как это выглядит». И в зеркало не посмотришь. Игорь сказал: браслеты, копье и лев — он что, изобразил Мэй как дикарку? Спросить было неловко. Эней попробовал представить себе эту картину — результат получился вполне предсказуемый.
      — Па-азвольте, — Цумэ спихнул его с лежанки и растянулся сам. — Мэй, через полчаса можешь начать меня избивать. Но не раньше, — и закрыл глаза.
      — Через полчаса его будет пушками не разбудить, — сказал Антон. — Воды принести, что ли…
      — Я тебе покажу воду, — страшным шепотом ответил Цумэ.
      — Ты сказал, что спишь, вот и спи. Андрей, а вот что мы с Лучаном делать будем? Ну, нарисовали мы ему татуировку — но грамотный человек шрамы все равно заметит. Даже на месте. А уж если потом кто с записью поработает…
      — Кто сказал, что мы оставим им запись?
      — А предупредить? Мне ж тогда план здания поднимать, проводку… А свидетелей ты тоже не собираешься оставлять?
      Эней шумно вздохнул.
      — Да, свидетелей я не собираюсь оставлять. Перестреляем всех нафиг. Антон, у тебя есть какая-нибудь идея на этот счет? Ты можешь выйти на ринг вместо Десперадо? Нет? Тогда успокойся.
      — Я о Косте думал.
      — Нет, — жестко сказал Эней. — Там может быть очень грязно. А Косте нельзя никого убивать. Даже случайно.
      — Он нервничает.
      — А вот пусть не нервничает. И ты не нервничай. Ну, даже если и будут искать — что скажут? Цыган со шрамами?
      — Искать, — сказал Антон, — будут варка-нелегала. Меня это беспокоит. Зря, наверное. Если бы они могли все собираемые данные оценивать и анализировать с рабочей скоростью, им бы крысы и вовсе были не нужны…
      — Да успокойся ты, — пробурчал со своего ложа Игорь. — Такими делами и легалы балуются, пока молодые.
      — Спи глазок, спи другой. Знаю. Но искать будут в первую очередь нелегала. Ладно…
      — Так сделаем, курка, так, чтобы не искали! — взорвалась Мэй. — Чтобы Заремба этот штаны сушил, а не искал.
      — Или… — медленно сказал Антон, — чтобы он думал, что знает, где искать.
      — Обоснуй, отрок, — прогудел незаметно подошедший Костя.
      — Ну один след мы уже оставили. Хорват с цыганами. Что если мы положим в матрешку ещё одну? Что-то, после чего они решат, что все дела с Хеллбоем — вообще отвлекающий маневр. Что это может быть?
      — Касса букмекера, — еле шевеля губами, пролепетал Игорь и заснул окончательно.
      — Тем более, — заключил Антон, — что деньги нам нужны.
      — Деньги-то нам нужны, сказал Эней. — Но все это фигня полная. После того как ставки сделаны, денег в кассе уже нет. Чтобы никто не мог передумать и переставить во время боя. За пять минут до боя все ставки заканчиваются и собранные деньги уносят в сейф. Я не знаю, куда. И это меньше половины ставок — ты же видишь, в основном-то ставят через сеть.
      — Ага, — улыбнулся Антон. — Вот именно.
 

* * *

 
      Танго — высокий молодец из «новых европейцев» — с недоверием оглядывал своего противника, коренастого цыганского юношу, растатуированного так, что белого места выше пояса нет. Но главное было не это. Глаза противника — вот что настораживало Танго. То ли детские, то ли собачьи, без оттенка мысли, без малейшего проблеска интереса.
      Танго давно выступал в боях без правил, он был профи, и не склонен был недооценивать противника. Он не любил неизвестности, а от человека с такими глазами можно ждать чего угодно.
      Никто ничего не знал об этих цыганах. В мире подпольных бойцов сведения распространяются быстро — кельтские узоры и шрамы юнца примелькались бы. Танго был бойцом не супер-класса, а средней руки — а вот про этого мальчишку он совсем ничего не знал.
      — Хадзимэ! — скомандовал рефери.
      Что-то мелькнуло — и Танго потерял сознание.
      Зал ахнул. Танго здесь знали и видели не раз, и ещё никогда и никто не отправлял его в нокаут так молниеносно. Но главное — это было против неписаных правил, велящих бойцам в первую очередь развлекать зрителя. Ведь никому не интересно смотреть, как новичок на первой секунде убийственным маэ-какато в челюсть вырубает Танго. По правилам хорошего тона, они должны были провозиться хотя бы пять минут. И подлость новичка заключалась в том, что Танго так и намеревался поступить, отчего и несколько расслабился в начале боя.
      Новичок, выступавший под ником Чужой, дождался, пока судья ме-е-едленно досчитает до десяти, объявит его победу, и с тем же равнодушным видом свалил в раздевалку.
      Публика гудела, а когда из раздевалки появился следующий боец-аутсайдер, заволновалась — это опять был цыган, чуть посветлее предыдущего и не такой широкоплечий.
      К господину Зарембе на комм пришло сообщение: «Была ставка 1:10 Чужой/Танго 5 секунд. 600.» Заремба выругался. Поганые цыгане уже выставили его на шесть тысяч. Найти дебила, принявшего ставку, и вытрясти из него компенсацию убытков, отметил он в уме.
      Он сделал знак Грозе подойти и тихо сказал:
      — Убей его.
      Гроза кивнул. Шеф явно не видел поля, но противник был чужаком и спрашивать, в случае чего, будут не с бойца. Убить — так убить… Но если этот Странник такой же резвый, как Чужой, то начинать надо сразу. И бить наверняка.
      Странник стоял в своем углу спокойно, а когда сбросил майку, то публика взвыла. Торс у него был расписан ещё почище, чем у предыдущего — и во всю спину красовалась амазонка со львом.
      Цыгане нарушили правила — а значит, и с ними можно так же. По команде «хадзимэ» Гроза отвесил противнику сокрушительный удар в челюсть. Цыган опрокинулся и упал на решетку, цепляясь за нее пальцами. Гроза подошел и довесил ему по печени. Зал взвыл.
      Сам Гроза никакого восторга не испытывал. Костяшками пальцев он чувствовал, что сила первого удара оказалась существенно меньше расчётной — в последний миг цыган повернул лицо и удар пришелся вскользь. Когда Гроза бил по печени, маленький дьявол на самом деле принял удар на пресс, и тоже вскользь. А вот локоть, который он воткнул в дых Грозе, отправил того на несколько секунд в «плавание».
      Пока Гроза выдирался наверх, он успел поймать ещё один в челюсть, запустить низкий в колено — опять слегка промахнулся — и как раз на ударе вновь получить под дых. На самом деле, в лоб тоже, но этого Гроза уже не заметил.
      Цыган отошел, давая ему время прийти в себя. Пританцовывающей походочкой прогулялся по арене, переводя дыхание. Гроза понял, как влип. Этот сукин сын сильнее, намного сильнее — но отчаянно валяет дурака. Издевается. Со стороны это будет выглядеть так: он, Гроза, избивал-избивал беззащитного паренька, и вдруг свалился почти сам собой. Жалкое зрелище. И Зарембе уже ничего не объяснишь потом.
      Он разъярился не на шутку и действительно всей душой пожелал убить эту разрисованную макаку.
      Из серии печень-горло-печень только второй удар очевидным для зрителей образом скользнул мимо. Сам Гроза поймал внешне не особо эффектный удар под ключицу, вырубивший левую руку начисто. В этот момент прозвенел гонг.
      К Зарембе на комм пришло сообщение, которого он уже ждал: «Ставки 20:1 Странник/Грозу нокаут 2 раунд. 1000». Устроитель боев стиснул зубы. Медленно, прогулочным шагом подошел к Грозе. Спросил:
      — Что?
      — Я его кончу, — хрипло пообещал Гроза.
      И действительно так думал ещё три с половиной минуты. Когда его унесли, касса Зарембы полегчала ещё на двадцать тысяч евро. Это была серьезная потеря, которую растяпа-букмекер, принявший дикую ставку, уже не возместит.
      — Какие ставки идут на Хеллбоя против Странника? — спросил он у бледного главы букмекеров. Через несколько секунд на комм пришел ответ: «12:1». Заремба направился к варку, который, сидя в ложе напротив, смотрел, как черномазая цыганка вытирает лицо Странника — по всей видимости, своего любовника, — мокрым полотенцем.
      — Что ж это вы так, — сказал Заремба, — а почему не 40 к 1?
      — Так ведь сие от нас не зависит, — улыбнулся варк. Нагло так улыбнулся.
      — А остальное — зависит?
      Варк улыбнулся ещё шире.
      — Чего вы хотите, пан Заремба?
      — Чтобы вы перестали валять дурака.
      — В каком смысле? — казалось бы, шире хлебало варка разъехаться уже не может, а поди ж ты.
      — В прямом. На чужом поле только дурак жнёт. А дураков здесь не любят.
      Улыбочка варка стала малость поуже — но какой-то уж совсем зловещий оттенок появился в ней.
      — Вы чувствуете фрустрацию? Вы потеряли большие деньги? Хотите об этом поговорить? Пан Заремба, я не нарушал никаких соглашений с вами. Разве мы замостырили эти бои? Нет, они прошли сравнительно честно. Вы недооценили моих бойцов? Это ваши проблемы. Но если бои не были замостырены, почему вы вложили деньги своего синдиката в эти ставки? Ответ, подозреваю, таков: вы с самого начала были твердо намерены не дать нам забрать выигрыш. Мы готовы и к этому. Начнём стрелять или вы сейчас приведете Хеллбоя и мы уедем с ним, оставив вашу кассу в неприкосновенности, и забрав только своё?
      — Вы сами знаете, что это невозможно, — сквозь зубы ответил гангстер. — Бой нельзя отменить.
      — Именно, — варк кивнул и выключил улыбку. — Но что мы будем делать после боя?
      — Хотите сделать ставку?
      — Последнюю? Решающую? Весь наш выигрыш сегодняшнего вечера — против… чего?
      — Против вас.
      Тут варк просто расхохотался — несколько искусственно, но громко.
      — Предложите нам что-нибудь, чего у нас нет.
      — У вас, например, нет Хеллбоя. Вы только что предпочли взять за него деньгами.
      — Мы потеряли на нём деньги, — пожал плечами варк. — А теперь вернули. Нас устраивает любой вариант.
      Заремба слегка занервничал. Хеллбой был расходным материалом, от него следовало избавиться по окончании боёв. За него бы не спросили. За деньги — спросят.
      Только… только слишком быстро пришелец отказался.
      — Хеллбой против вашего сегодняшнего выигрыша, — сказал Заремба. — Согласны?
      — Вы играете на моем азарте, — вздохнул вампир. Достал из кармана карточку, вставил её в новенький дорогой комм. — Но после начала боев система заблокирована. Ставки не принимаются.
      — Не проблема, — Заремба вызвал админа по комму и приказал разблокировать систему. Главное, чтобы денежки варка оказались в кассе, а там…
      — Есть, — сказал Антон в ракушке. — Я в системе
      — Не подведи, Странник, — сказал Игорь Энею. Если бы Антону не удалось прорваться, он сказал бы: «Мы на тебя рассчитываем», и это значило бы — прямо сейчас берём Зарембу в заложники и требуем кассу.
      Парень молча кивнул. На ринге он казался старше, а теперь Заремба увидел, что он совсем мальчишка. Но если в таком возрасте он так опытен — значит, в деле уже давно. И школа — вот этого уже не сыграть, не изобразить. Школа та же самая, что у Хеллбоя. Школа спецчастей, создаваемых для противостояния варкам. И отслужить полный срок контракта в этом возрасте цыганёнок не мог никак. Значит… значит…
      Он коротко поклонился высокому господину и вернулся к своему краю ринга — куда как раз двое охранников подвели Хеллбоя.
      — Ты учил этого мальчишку?
      — Его чему-нибудь научишь… Там в голове извилин нет, одни годовые кольца.
      — Вот сейчас ты мне это и продемонстрируешь. Гроза не смог — я уж не знаю почему. А ты… один из вас покинет ринг мертвым, понятно? Если не он — то ты, — Заремба повернулся к охранникам. — Вы слышали меня?
      Если бы Игорь это услышал, он был бы счастлив. Впрочем, он и так был счастлив — из угла полыхнуло таким возмущением, что его, наверное, на улице было видно. Последняя переменная, самая нервная и малопредсказуемая — Хеллбой — встала на место.
      — Он зол как черт, — шепнул Цумэ, чуть наклонившись к Энею.
      Эней встал и пошел к дверце. Хеллбой был уже на ринге, в середине.
      — Ты что же, щенок, — громко спросил он, — думаешь, что сможешь меня завалить?
      — Тебя завалит твоя печень, — ответил Эней. — Я только подтолкну немножко.
      — Cчитай, что твоя печень — уже паштет.
      По команде рефери они схлестнулись. «Т-твою мать», — мысленно сказал Игорь. Он впервые такое видел. Двое на арене, смачно выдавая и получая на орехи, излучали чистую радость, у Хеллбоя даже запах, кажется, выровнялся. Зато от Зарембы на весь зал несло тёмной тухлой яростью. В отличие от большинства зрителей, распорядитель прекрасно понимал, что на ринге творится цирк. Белый клоун и рыжий клоун мутузят друг дружку воздушными шариками. Потому что будь хоть один удар нанесен — нет, не в полную силу, в треть силы, кто-то из бойцов был бы уже мёртв.
      Поэтому когда Хеллбой провел серию из четырех ударов, в результате которой Эней оказался в углу — на решетке — на коленях — на полу вниз лицом, Заремба показался потрясённым.
      Хеллбой поднял поверженного противника за шею и за штаны над головой — и вышвырнул через решетку прямо на Игоря и Мэй с Десперадо.
      — Ну что, ты доволен! — зарычал он на Зарембу, подходя к двери. — Доволен наконец?!
      — Давай, — сказал Игорь в ларингофон. Лучшей диспозиции им было уже не дождаться.
      — У меня ставка пропала из кассы! — завопил Антон.
      Началась паника. Народ похватался за свои коммы, проверяя, и по мере того как обнаруживалась недостача, в зале нарастал тревожный ропот, переходящий в вой и затем — в рев:
      — Верните деньги!
      На бои без правил ходит публика решительная. Или воображающая себя таковой. Стерпеть жульничество устроителей? Да ещё после наглой букмекерской аферы на первых двух боях? Да за кого они нас принимают? За сусликов?
      На этом фоне мало кто заметил, что избитый противником в тряпочку цыганок чудом воскрес и сделал Хеллбою знак: сюда! Дважды просить Хеллбоя не пришлось: в полтора прыжка он оказался на верху решетки и соскочил с другой стороны.
      — Это цыгане! Цыгане! — закричал Заремба, но было уже поздно: и его, и охрану смяли. Толпа распалась надвое: большая честь кинулась к Зарембе и быкам, меньшая — к букмекерам, принимавшим ставки наличными. Путь к выходу был почти свободен, а те, кто понесся к дверям — самые умные, решил Игорь, — расступились, пропуская высокого господина и Хеллбоя.
      За пультом, тем временем, кто-то очнулся и включил противопожарную систему. В зал хлынула пена.
      — Все, — сказал Игорь. — Теперь они до вечера не разберутся, кто из них лучше знал богословие.
      — Вас будут ждать на улице, — сказал Хеллбой.
      — Знаем. Антоха!
      — В туалете, — Антон, одетый девицей, с подведенными глазами, подмигнул и пояснил: — В женском.
      — Я в окно не полезу! — прорычал Хеллбой.
      — И не надо, — сказал Игорь, провожая взглядом убегающих по коридору Антона и Мэй.
      «Готов», — сказал Кен в «ракушке». Это значило, что шнур на внешней стороне дома уложен и взрыватель на месте. Точно такой же шнур, окрашенный под цвет штукатурки, обходил по периметру секцию стены в женском туалете — Мэй Дэй постаралась ещё при первом визите.
      Оставалось надеяться, что хозяева за это время не заметили архитектурного излишества и не нахимичили с ним. То есть объект-то был на месте, и маячок, а вот что с чем соединялось… это мы сейчас узнаем.
      «Счет», — сказал Антон. — «Раз, два… глаза!»
      Даже с закрытыми глазами было видно, именно видно, как белый огонь пробежал по стене. Воздух в коридоре дёрнулся. Пирошнур. Два пирошнура с обеих сторон стены. Игорь пронесся мимо Антона, толкнул оплавленную секцию. Она не упала одним куском, а как-то ссыпалась вниз.
      — А… ядерную бомбу… слабо? — шепотом рявкнул Хеллбой, вываливаясь через дыру вслед за Игорем.
      — Выбор оружия диктуется ценой и целесообразностью, — важный тон Игоря прекрасно сочетался с его же стремительным темпом. В основном за счет внешности высокого господина.
      Из-за угла вылетела машина гоблина Мариуша.
      — Внутрь! — рявкнул Игорь. Хеллбой впрыгнул на переднее сиденье, Антон на заднее, рядом — Эней, Мэй Дэй и Десперадо. Игорь захлопнул за ними дверь и вскочил на багажник, без труда удержав равновесие, когда машина рванула с места.
      — Носовая фигура великовата, — сказал Антон. Теперь, когда всё почти кончилось, его едва не трясло и очень хотелось говорить. — И совершенно не маскирует гальюн.
      — Кормовая, — Игорь открыл на ходу багажник и скатился внутрь. Закон притяжения перенес его действия стоически. — И вообще, что за р-разговорчики на палубе? За нами хвост. Поднажмите, отче!
      — Ты наш закрой!
      Хвост действительно имелся — типично бандитский «паджеро». Внедорожник, машина, которая застрянет там, куда прочие просто не доедут.
      Один хвост — это вполне терпимо. Беда в том, что они и так уже привлекли внимание массы народу, а полиция в таких случаях ждет морковкина заговенья только в кино.
      Впрочем, Десперадо уже реагировал. Из-под сиденья появилась бесконечная пушка — та самая, с которой Десперадо их встречал, «штайр». Лучан встал на колени на заднее сиденье, упёрся локтями в багажник, прицелился и выстрелил. Один раз.
      Машина преследователей вильнула в сторону, потом в другую — и, развернувшись дважды юзом, влетела в витрину какого-то закрытого по ночному времени магазина. Сработала сигнализация, на вой и звон начал зажигаться свет в окнах, подлетевший снитч дважды мигнул вспышкой — но, как обычно, глупая автоматика пропустила машину, с которой все было в порядке, и полетела к машине, которая торчала в витрине. Кен уже свернул на другую улицу и рванул по мосту через Одру.
      — И что, он так и будет маячить наверху до самой Германии? — недовольно прорычал Хеллбой.
      — Нет. Мы сейчас нырнём в посадку, тебя засунем в багажник, а его — на твое место, — спокойно ответил Эней. — И почему ты решил, что мы едем в Германию?
      — Мать твою, парень, — Хеллбой задрал свои львиные брови чуть не до линии волос. — Если бы мы ехали от германской границы в другую сторону — я бы решил, что мы едем в Гданьск. А мы едем через Одру — стало быть, через десять минут будем в Германии.
      — Десять минут, — наставительно сказал Игорь сверху, — это много. Этого хватит даже до канадской границы, а нам туда не надо. Ван Хельсинг, если я схвачу бронхит, я его впишу в счёт.
      — А я думал, спляшешь на радостях, — Эней потер вспухающий синяк на подбородке, подарок от Грозы. — Держись там крепче. Костя, сворачивай.
      Машина свернула в лесополосу, Игорь приник к багажнику, распластавшись всем телом.
      Костя заехал в посадку, машину затрясло — нежный аппарат был приспособлен для езды по дорогам, поправка, по хорошим дорогам. Если бы Кен не отключил бортовой компьютер, он бы сейчас услышал о себе массу нелестного.
      — Приехали, — сказал Костя, останавливая машину напротив загнанного задком в кусты «фарцедудера».
      — Ну, здравствуйте, — Хеллбой вышел из машины, огляделся. — А где Михал? Анджей, тебя что, не он послал?
      — Михал погиб, — сказал Эней.
 

* * *

 
      По Ростбифу и Пеликану устроили самую настоящую языческую тризну. Самогонка лилась ручьём, пиво — рекой, Десперадо играл на гитаре, Мэй — удивительно красиво — на флейте. Вернувшихся из Клайпеды гоблинов Игорь взял на себя и в очень короткие сроки уложил под стол, сымпровизированный из канатных бухт и досок.
      Он восхищался Энеем как организатором. Попойка была идеальным мероприятием для того, чтобы примирить Хеллбоя и Стаха, успокоить новичков, впервые побывавших на акции, особенно Антона, и спаять их окончательно с останками группы Каспера и группы Ростбифа, похоронив на поминках «ярлов» свое прошлое.
      Тут он впервые и услышал частично знакомую ему по вокзалу в Золочеве песню про виски в исполнении трио Эней-Хеллбой-Стах. И как-то сами собой на ум пришли слова для русского перевода:
 
Жизнь одна и смерть одна,
Лишь дурак не пьёт до дна.
Джонни Уокер, братец наш,
Взял весь мир на абордаж.
 
      Минут через пять он обнаружил, что стол уже поет по-русски. Причем ведет он. Алкоголь на него по-прежнему толком не действовал. Согревал, но не пьянил. А вот эмоции…
      Но даже эмоций Стаху не хватило, чтобы перепить Игоря. Подобно настоящему языческому витязю, он ввязался в безнадёжное состязание и пал.
      Наутро алкогольный токсикоз удерживал всех насельников пансионата в горизонтальном положении почти до полудня. Полуочнувшийся Игорь бродил от домика к домику с холодным пивом и ведром, повторяя: