– Это говорит голос молодости. Я напомню тебе об этом, когда тебе будет пятьдесят.

Она засмеялась:

– По крайней мере, ты признал, что мы будем вместе, пока мне не исполнится пятьдесят. Ты считаешь меня легкомысленной. Я всего лишь хочу быть с тобой рядом, чтобы ты подсказывал, чего мне ожидать, когда я доживу до этого возраста.

– Очень остроумно. – Увидев приближающегося официанта, он попытался освободить руку, но она не отпускала и удерживала его, пока официант расставлял чашки на столе. – Принимаю, – сказал он, когда они снова остались одни. – Хотел спросить тебя, знает ли кто-нибудь о нас в Манчестере?

– Кто, например?

– Например, тот, кто тебя прислал.

– Нет. Кроме того, что я встречала тебя в Куантико. Что ты был моим наставником. Только он не знает, чему ты меня на самом деле обучал, – шаловливо добавила она.

– Кто это – он?

– Главный суперинтендант Армитедж. Я подготовила ему полный отчет о системе обучения в Куантико.

– Ты ему говорила, что в детстве я жил в Англии?

– Да.

– В Манчестере?

– Да.

Маршалл понял, как они на него вышли. Им было известно, что он взял фамилию тети Джози. Старая лиса Армитедж наверняка заметил совпадение и стал копать.

– Как он отреагировал, когда ты назвала мое имя?

– Поднял брови. А потом начал расспрашивать о тебе.

– Что спрашивал?

– Ну, как ты выглядишь. Хороший ли ты офицер. Каков твой рост. Женат ли. В то время мне особенно сильно хотелось тебе позвонить. Я никак не могла тебя забыть. И, черт возьми, сама не могла поверить, как по тебе соскучилась.

– Надо было всего лишь набрать номер. Так просто.

– Это было давно, – сказала она с сожалением и пожала плечами. – В общем, я удивилась, как много он о тебе спрашивал. И в конце концов сказал, что знал тебя прежде.

Маршалл освободил свою руку, достал из кармана письмо и положил на стол.

– Для бобби ты не очень-то любопытна, если не знаешь, что там. – Он постучал пальцем по письму. – Почему же ты привезла его?

– Потому что я знаю тебя. Я только курьер, и, думаю, они мне доверяют.

– Они?

– Не пытайся меня поймать. Полагаю, Армитедж действует не по своей собственной инициативе. – Маршалл промолчал, и она продолжила, только теперь в ее голосе зазвучали нотки раздражения: – Я не пыталась узнать, что там написано. Не хочу, чтобы что-то вставало между нами. Последние несколько дней были просто фантастикой. Я согласна все бросить и остаться здесь. Если ты этого хочешь. Меня гораздо больше интересуют наши отношения, чем работа в полиции или это дурацкое письмо. В общем, я предполагала, что ты сам все мне расскажешь, когда сочтешь нужным. Может быть, я не хочу знать, что в этом письме. Может, я не хочу, чтобы у нас все кончилось.

– Если бы жизнь была так проста, Джилл Бам!

– Она и есть проста.

– Неужели?

– Забудь об остальном мире. Ты сделал свое дело. Теперь живи в свое удовольствие. У нас могла бы быть прекрасная жизнь. – Она уже начала сожалеть о своих словах, о порыве чувств, затмившем рассудок. Она любила свою работу, ценила свою независимость. И как бы ни любила Маршалла, не была уверена, что готова ради него всем этим пожертвовать. Но слова произнесены, эмоции временно одержали верх.

Некоторое время он молчал, потом покачал головой.

– Я люблю тебя. Но я должен закончить то, что начал.

– Ты никогда не остановишься. – В глубине души она почувствовала облегчение.

– Остановлюсь. Когда меня заткнут куда-нибудь в кабинет.

– Что ж, посмотрим. Но все равно знай, я никуда не уеду.

– Не вернешься в Англию?

– Только если скажешь, что я тебе не нужна. – Сейчас она чувствовала себя уверенно.

– Не скажу, разумеется. Но я не могу целыми днями сидеть на заднице.

– Почему? Со мной?

– Я должен закончить то, что начал. – Он пододвинул к ней письмо. – Думаю, тебе следует прочесть.

Она нерешительно взяла конверт и открыла. Официант принес заказанные блюда. Маршалл подождал, пока она кончит читать, и предложил приступить к еде. Говорили мало, мысли Джилл были заняты письмом Армитеджа.

Официант убрал пустые тарелки и подал чай со льдом, Джилл наконец вернулась к письму:

– В нем говорится, что твой брат ждет тебя. Кто это?

– Твой начальник, Чарли Соулсон.

– Боже! – Она была поражена.

Маршалл рассказал ей о своем прошлом, о своей темной юности, о Мэри, о Мосс-Сайде и о том, как его отправили в Америку.

– Это было давно, – произнесла она, выслушав его до конца. – Уже все забыто.

– Мой брат ничего не забывает.

– Неужели ты думаешь, что после стольких лет он еще что-то имеет против тебя?

– Но было еще кое-что, о чем никто не знает.

– Что? То, что ты в пятнадцать лет торговал наркотиками и промышлял сутенерством? И ты думаешь, это повлияет на твою работу в УБН?

– Если бы все было так просто! Допустим, я приеду и кое-что выяснится, а так как я брат начальника полиции, начнут копать глубже... – Он помедлил. – Тот тип, которого накачали героином, который умер... Черт, я никому не говорил. Но это все время жило во мне, Джилл. Я не могу от него избавиться.

– Отчего?

– В молодости я был хулиганистом. Все время искал приключений на свою задницу. Настоящее дитя шестидесятых. – Он приблизился к ней и взял ее руки в свои. – Из идиотского любопытства я накачал того дурака героином. Он уже и так набрался сверх меры, но я вколол еще. Не знаю сколько. Потом сел и стал смотреть, как он будет умирать. Абсолютно спокойно. Сам я тоже был под воздействием наркотиков. Так до сих пор и не знаю, я убил его или не я. – Он резко отвел руки. – Поэтому я никогда не возвращался. И ты, моя милая, первый человек, кому я это рассказал.

– А твой брат знает?

– Не могу сказать. Думаю, он догадывается. Я знаю, что шприц, который я использовал, не был обнаружен. Видимо, он его спрятал. – Он внимательно посмотрел на Джилл, ее лицо не отражало никаких эмоций. – Странно, да? Мне приходилось убивать людей. При исполнении долга. Неприятно говорить, но это никак меня не трогало. Они сами были убийцами и заслуживали того. Но это... совершенно напрасное лишение жизни... только из любопытства.

– Тебе даже неизвестно, ты ли его убил.

– Но я был готов к тому.

– Тебе было только пятнадцать. И под влиянием наркотиков.

– Все равно нет оправдания. Я замешан в этом.

Она взяла его за руки.

– Почему ты решил мне рассказать?

– Я больше не хочу недопонимания. – Он крепко сжал ее руки. – Да, между нами есть разница в возрасте, иногда рядом с тобой я это чувствую. И ничего не могу поделать. До встречи с тобой я всегда был скрытным. Год за годом я все переживал в одиночку и превратился в какое-то чудовище. Никогда никого не любил. Жил и поступал как чудовище. – Ему вспомнились женщины и то, как он с ними обращался. – Извращенно. Потому что так проще.

– Наверное, все так поступают, – сказала она, вспоминая свое собственное прошлое и попытки уйти от одиночества.

– Потом появилась ты, и все изменилось. Я больше не хотел быть чудовищем.

– Сожалею, что покинула тебя.

Он пожал плечами.

– Я заслужил это.

– Теперь я вернулась.

– Даже после того, как узнала правду? О том, кто я есть?

– Особенно после этого. Ничего, все будет хорошо.

– Надеюсь.

– Поездка в Манчестер поможет тебе освободиться от этого груза?

– Вероятно. Кроме того, она связана еще с одним делом. – Он рассказал ей о Мехико, Ронейне, Эль-Пасо и о своем вынужденном отпуске.

– Ты не можешь сражаться со всем миром, – возразила она, выслушав его.

– Остановиться уже невозможно. Я должен идти до конца.

Они замолчали, тема была исчерпана, допили чай и поехали домой на Милитари-Трейл.

– Я обещал ему кофе, – вспомнил Маршалл, увидев пикап, стоящий все на том же месте.

– Он, наверное, жутко разозлился, – сказала Джилл.

– Ну нет. Джек всегда очень спокоен. – Маршалл подъехал к дому и протянул Джилл ключи. – Ты иди, а я пойду его проведаю.

– Я поставлю кофе.

Он пересек улицу и с озорной и одновременно извиняющейся улыбкой направился к пикапу. Димпл сидел неподвижно, на его лице застыло суровое выражение. Маршалл помахал рукой и улыбнулся еще шире.

Состояние счастья, в котором он пребывал, ослабило интуицию. Только на расстоянии нескольких шагов от машины возникло тревожное чувство. Подбежав, он распахнул дверцу пикапа.

Еще прежде чем он увидел Джека Димпла, сидящего с привязанными к рулевому колесу руками, с потеками застывшей крови из пулевого отверстия в задней части шеи, Маршалл понял, что тот мертв. Он резко обернулся, Джилл с ключом в руке собиралась открыть дверь дома.

– Нет! – закричал он на всю улицу. – Беги, Джилл, беги, беги, беги! – Застыв от неожиданности, она не могла понять, что случилось. – Прячься за машину! – Он бросился к ней. – Уходи, уходи!

Быстро придя в себя, она укрылась за «гранадой». Маршалл еще бежал, когда из дома раздались первые автоматные очереди, вокруг засвистели пули, разбрызгивая осколки асфальта. Добравшись до «гранады», он распахнул дверь и выхватил из-под приборной доски свой автоматический кольт 45-го калибра. Затем повернулся к Джилл, укрывшейся за задним колесом. Убедившись, что она не пострадала, он схватил ее и, прячась за машиной, потащил в сторону деревьев – предмета гордости соседа. Никто больше не стрелял. Казалось, опасность миновала.

Вдали раздался вой полицейской сирены. Вероятно, сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.

– Оставайся здесь, – велел Маршалл. Весь вид Джилл говорил о том, что она не может его ослушаться. Под прикрытием деревьев он подобрался к дому. Ничего, вызывающего тревогу, – ни движения занавесок, ни теней внутри.

За одним из домов послышался звук автомобильного двигателя. Полицейские сирены приближались. Теперь надо проверить, остался ли кто-нибудь в доме или все бежали через заднюю дверь. Он высунулся наполовину из-за деревьев, превратившись в открытую мишень.

Никакой реакции. Никаких признаков присутствия посторонних в доме. Послышался шум отъезжающего автомобиля. Маршалл выскочил из укрытия и, петляя, бросился к дому. Подбежав к двери, посторонился, опасаясь выстрелов изнутри. Снова все тихо. На улицу выехал синий фургон и стал быстро удаляться. Он узнал его: фургон принадлежал его пожилому вдовому соседу. Но за рулем сидел не сосед, в глаза бросились три сжавшиеся мужские фигуры.

Не оставалось ничего иного, как сперва проверить дом. Где же, черт возьми, полицейская машина?

Он осторожно повернул ручку и попробовал открыть дверь. Заперто изнутри. Фургон исчез за поворотом. Пятясь с пистолетом, направленным к двери, Маршалл стал спускаться с крыльца.

Ничего. Тихо.

Они бежали через заднюю дверь и уехали в фургоне. Он бросился к «гранаде», собираясь в погоню, но обе передние шины оказались простреленными. Так далеко не уехать. Огляделся по сторонам. Ни одной машины поблизости, кроме пикапа Джека Димпла. Вспомнив, что ключи у него в кармане, побежал к машине.

Димпл сидел все в той же застывшей позе. Открыв дверь, Маршалл отодвинул как можно дальше безвольное тело и втиснулся рядом. Руки Димпла были привязаны проволокой к рулевому колесу, грубая сталь глубоко врезалась в мертвую кожу.

– Зараза, – выругался Маршалл, вставляя ключ в замок зажигания, включил четвертую скорость и рванул с места. Дорога, по которой уехал фургон, делала петлю и соединялась с шоссе.

Пикап, виляя, пошел в обратном направлении, наперерез фургону, привязанное к рулю тело Димпла сковывало движения, и Маршалл изо всех сил пытался выровнять машину. Повернув за угол, он увидел Джилл, она уже вышла из-за деревьев, и лицо ее выражало полную растерянность.

На улицу выехала полицейская машина и пронеслась навстречу в сторону дома. Маршалл не обратил на нее внимания, он должен достичь перекрестка до того, как там окажется фургон. Вот он уже показался из-за поворота, Маршалла охватила радость – успел. Он снизил скорость, поджидая преступников. Когда они приблизились, пикап на полном ходу выскочил из переулка и ударил фургон в бок. Обе машины заскользили по асфальту и влетели во двор дома напротив.

При столкновении тело Димпла ударилось о ветровое стекло, а затем, откачнувшись, упало на Маршалла и придавило его. Стекло потрескалось, но не рассыпалось. Удар был так силен, что проволока оторвала кисти рук от мертвого тела. На руле остались окоченевшие запястья со свисающими сухожилиями.

Придавленному мертвым весом тела Маршаллу никак не удавалось выбраться из машины. В боковое окно он увидел, как один из сидящих в фургоне повернулся к нему и открыл огонь из полуавтоматической винтовки. Маршалл упал на сиденье, прикрываясь телом Димпла, и почувствовал, как оно вздрагивает от бьющих в него пуль. Затем стрельба прекратилась, и послышался шум отъезжающего фургона. Он толкнул дверь и выбрался наконец на тротуар. Но пока достал пистолет и приготовился стрелять, фургон скрылся за поворотом.

Маршалл выругался и бросился обратно к дому. Из-за угла показались двое полицейских. Привлеченные стрельбой, они бежали в его сторону.

– Стоять! – закричал один из них, направив на Маршалла револьвер.

Тот остановился, бросил кольт и поднял руки. Полицейский нервничал и мог запросто нажать на спуск.

– Черт возьми, что случилось, Маршалл? – спросил второй полицейский, узнавая его.

Узнал, слава Богу.

– Понятия не имею. Убит один из моих ребят. Там, в пикапе.

– Что за... – закричал второй, все еще держа Маршалла под прицелом.

– Да опусти ты пистолет, – сказал его напарник. – Он из УБН.

Тот вложил револьвер в кобуру, и Маршалл опустил руки.

– Предупредите посты! – крикнул он. – Синий «додж»-фургон. С техасским номером. Сбоку вмятина. Пассажиры вооружены и опасны. У них полуавтоматическая винтовка.

Второй полицейский бросился к машине и стал вызывать диспетчера. Маршалл поднял пистолет, помахал рукой Джилл и предложил полицейскому пройти с ним в дом.

Они вошли через заднюю дверь.

Пол внизу был усыпан осколками стекла. Маршалл отпер переднюю дверь для Джилл. Успокаивая, он обнял ее. Полицейский пошел наверх проверить остальные комнаты.

– Что все это значит? – спросила перепуганная Джилл.

– Добро пожаловать в мой мир, – ответил он.

– Ты действительно намерен идти до конца?

Он покачал головой. Может, пора угомониться. Потом он вспомнил Димпла. У него есть семья. В Вашингтоне. Может, он уже слишком стар для...

– Поднимитесь-ка сюда, – услышал он голос полицейского сверху.

Оставив Джилл внизу, он поднялся по лестнице. Полицейский с напряженным, побелевшим лицом ожидал его. Маршалл прошел в спальню.

Бетти и двое детей лежали навзничь на кровати. Все трое раздеты, у всех перерезано горло. Убийцы связали им руки так, словно семья вышла на воскресную прогулку – мать посередине, дети по обе стороны. С первого взгляда было ясно, что они уже мертвы.

– О Боже! – раздался сзади голос Джилл.

Он быстро обернулся и обнял ее, пытаясь загородить страшную картину. От ужаса она не в силах была пошевелиться. Маршалл повел ее прочь из комнаты.

Внизу он усадил ее в кресло.

– Побудь здесь. Мне надо кое-куда сходить.

– Куда? – Она все еще не могла оправиться от шока.

– Ронейн в опасности. Возможно даже, его уже нет в живых. – Он ободряюще улыбнулся и пошел к двери.

– Маршалл! – окликнула Джилл.

Он оглянулся.

– Теперь я понимаю, почему ты должен закончить это.

Он кивнул и вышел из дома.

То, что осталось от Ронейна, было еще живо.

Ему сняли кожу с груди, с предплечий, со ступней, ягодиц, бедер, со щек и почти со всей спины. Облили перекисью водорода и оставили умирать.

Но, несмотря на хрупкое телосложение, этот человек оказался настоящим львом.

Беспокойство о судьбе своей семьи отодвинуло боль на второй план.

Когда Маршалл его обнаружил, он был в полубессознательном состоянии, еле дышал, но живой. Все его тело – сплошная открытая рана, Маршалл решил не трогать его и дождаться «скорой помощи».

– Бетти, – прошептал Ронейн, когда Маршалл опустился рядом с ним на колени.

– Все в порядке, – солгал он. – Крепись, браток. Ради них ты должен выжить.

Ронейн кивнул и погрузился во тьму.

Через десять минут прибыла «скорая помощь», и медики накачали Ронейна обезболивающими средствами. Очень осторожно подняли его, завернули в пропитанную парафином марлю и увезли в больницу.

Джилл разыскала Маршалла в маленькой больничной комнате, где он ожидал известий о Ронейне.

– Смотри, что я нашла, – сказала она, протягивая листок бумаги.

Он взял и прочел написанную от руки записку: «Забудь Аламо. Помни Эль-Пасо. Гуркхи рядом. Оглядывайся, придурок».

– Где это было? – спросил он, аккуратно складывая листок.

– Приколото ножом к кухонному столу.

– Полиция видела?

– Нет. Надо было показать?

– Ты поступила правильно.

– Это для тебя, да?

Он кивнул и спрятал листок в карман.

– О чем эта записка? – мягко продолжала она настаивать.

– Техасский боевой клич – «Помни Аламо». Эти сволочи пытаются шутить.

– Что случилось в Эль-Пасо? И при чем здесь гуркхи?

Он рассказал ей байку Техасца, которой тот развлекал их в Мехико, пока уродливая получала деньги, выигранные Маршаллом в покер. Затем они сели и стали молча ждать новостей о Ронейне.

– И ты думаешь найти ответ в Манчестере? – спросила она через некоторое время.

– Совершенно верно.

– Очень рискованно.

– Дальний выстрел, как говорим мы, янки.

Она сжала его руку.

– Потому Ронейна и оставили в живых? Показать, что они способны на все?

– Вроде того. – Он не стал говорить о том, что те, в доме, видели Джилл, и теперь она подвергалась не меньшей опасности.

В комнату вошел полицейский.

– Сейчас вам позвонят из УБН. Поднимете трубку здесь?

– Да, спасибо, – поблагодарил Маршалл, и полицейский вышел. – Надо же, Вашингтон везде тебя достанет, – проговорил он, подходя к телефону. Через несколько секунд раздался звонок, и он поднял трубку.

– Это ты, Маршалл?

Маршалл узнал заместителя администратора Питера Смита.

– Да, Пит, – ответил он.

Смит хороший человек, всегда защищает своих подчиненных от бюрократов.

– Что там случилось?

– А что у тебя есть?

– Полиция сообщила, что убит сотрудник УБН...

– Джек Димпл.

– Черт!

– Ты послал его следить за мной.

– Не думал, что из-за этого его надо убивать. Извини. Я не хотел.

– Те выследили Ронейна и спустили с него кожу.

Молчание.

– Как он?

– На волоске от смерти. Убили его жену и детей.

– Бетти мертва?

– Убита в моем доме.

– Боже! – Снова молчание. – А что полиция? – Оба понимали, что линия, возможно, прослушивается. – Они сообщили только, что убит агент, в тебя стреляли и что-то еще насчет нескольких убийств. Обещали подождать, пока приедет кто-нибудь из наших. – Он продолжал играть на подслушивающую публику. – Очень мило с их стороны.

– Я им не говорил, кто такой Ронейн.

– По-моему, зря. Надо было сказать, что он сотрудник УБН и что это его семья убита. – Теперь Смит был уверен, что до его приезда в Сан-Антонио полиция будет держаться в стороне. Теперь это дело переходило в ведение УБН. – Как ты думаешь, чьих это рук дело?

– Это связано с Эль-Пасо.

– Каким образом?

– Может быть, Ронейну что-то известно. Я не знаю. Только это все те же люди.

– У меня там еще один агент.

– Его сейчас нет в комнате. Он сторожит палату Ронейна.

– Я вылетаю. Беру с собой команду. Что преступники?

– Ушли. Угнали фургон и по дороге сбросили его с насыпи. Никто их не видел.

– Ронейн знает о Бетти?

– Думает, они живы. Это помогает ему держаться.

– Попроси полицию ничего ему не говорить. Как он сейчас?

– Лежит в отдельной палате, кругом все стерильно. Он обнажен, на него ничего нельзя надеть и телу нужен воздух.

– Что говорят врачи?

– Что он теряет много жидкости. Ему ставят капельницы с солевым раствором. В комнате поддерживается температура семьдесят пять градусов.

– Как его туда доставили?

– Команда «Скорой помощи» обернула его марлей, пропитанной парафином. Говорят, они впервые такое видят, но тем не менее, я смотрю, они свое дело знают.

– Надеюсь. Я выезжаю в аэропорт. – Пауза. – Почему он передумал и поехал к тебе?

– Может быть, ты мне скажешь об этом? Я ведь в отпуске.

– Да ну тебя на хрен, Маршалл.

Положив трубку, Маршалл повернулся к Джилл:

– Сюда едут из Вашингтона. Они заинтересуются, почему ты здесь.

– Потому что я твоя подруга.

– И это все, что им нужно знать. Тебе надо вернуться в Англию.

– Сейчас?

– Как только мы выйдем отсюда. Им ни к чему знать, что ты из Манчестера.

– Что же с нами будет?

– Как только я буду уверен, что Ронейн вне опасности, сразу же приеду. Ну пойдем.

Они нашли ответственного за операцию полицейского офицера, и Маршалл сказал ему, что должен проводить Джилл в аэропорт. Тот стал колебаться, но Маршалл убедил его, что Джилл мало чем может помочь следствию. После звонка шерифу офицер позволил Джилл уехать, при условии, что с ней свяжутся, если возникнет такая необходимость.

Маршалл доставил ее домой на чужой машине, помог собраться и отвез в аэропорт. Говорили мало, нежность их отношений была грубо нарушена. Она видела, что теперь ничто его не остановит, он будет идти до конца. Так змея, заглатывающая свою жертву, ни за что ее не выпустит, даже если подавится. Он взял ей билет на ближайший рейс – до Майами, оттуда она улетит в Манчестер.

– Что мне сказать Армитеджу? – спросила она.

– Передай, я посмотрю, что смогу сделать. Пусть ждут, когда я с ними свяжусь. И не говори, что ты в курсе.

– Я люблю тебя, Джимми Маршалл. Или Джимми Соулсон?

– Я всегда буду Джимми Маршаллом. – Он крепко обнял ее. – Я люблю тебя, милая. – Он чувствовал, что она думает о чем-то другом. – В чем дело? – спросил он, слегка отстраняясь.

– Я перепугалась, когда они стали стрелять. Только сейчас почувствовала.

– Это пройдет.

– В Куантико было совсем не так. – Она нервно усмехнулась. – В смысле – мишени никогда не отвечали.

– Вот что значит охранять закон здесь. Это совершенно другой мир, дорогая.

Маршалл не стал дожидаться, пока взлетит «Боинг-727», не видел слез сидящей в самолете Джилл. Он сразу поехал в больницу. Состояние Ронейна было все таким же тяжелым. Вернувшись в ту же комнату, он стал ждать приезда Смита и команды из УБН.

Сидя с закрытыми глазами в кресле, он думал о Ронейне и Джилл. Дороже их для него нет никого на свете. Никогда в жизни он не испытывал такого страшного и полного одиночества.

И Маршалл заплакал, слезы катились по щекам, и он не в силах был их остановить. Рыдания сотрясали его тело, он крепко обхватил голову руками, пытаясь спрятаться от всего этого ужаса. К счастью, никто не входил в комнату, не в характере Маршалла было показывать свои эмоции.

Смит и сотрудники УБН застали его в этом состоянии час спустя. Никому не показалось странным, что этот сильный человек плакал. Все знали, насколько ему близок Ронейн.

Тем труднее им было сообщить, что полчаса назад Ронейн скончался. Затем они вышли, оставив Маршалла наедине со своим горем. Когда наконец он покинул комнату и нашел Смита, все горе было уже выплакано.

Теперь он знал, как действовать.

Поможет ему кто-то или нет, но Джимми Маршалл будет драться до последнего.

Ради Ронейна, Бетти и их детей. Хорошо хоть Ронейн так и не узнал о гибели своей семьи. Это облегчило его смерть.

– Если это имеет значение... – произнес Смит. – Ронейн перед смертью дважды выкрикнул твое имя. Как будто звал тебя.

Маршалл ничего не сказал. Все вокруг казались ему чужими. Теперь он был сам по себе, и ничего не оставалось, кроме как покинуть этот город.

Он поехал домой, привел все в порядок и приступил к осуществлению своего плана.