XXV

Последние несколько недель Ванр Пасуаш чувствовал себя самым удачливым и талантливым человеком в мире. О такой карьере он даже и не мечтал, когда с одной сменой белья и пустыми карманами приехал в столицу. И, хотя его нынешняя должность, в отличие от должности младшего секретаря, не была занесена в канцелярские ведомости, он знал, что не променяет ее и на место в Высоком Совете. Впрочем, рано или поздно это место ему и так достанется, нужно только подождать, а ждать Ванр умел. Пока же молодой человек неторопливо закреплял достигнутый успех. Он понимал, что должен по-прежнему оставаться для Энриссы незаменимым во всех отношениях. Уже потерявшая девство наместница вполне может заметить, что в мире есть и другие мужчины, а вот второго такого секретаря она не найдет нигде. Посему Ванр всеми возможными способами доказывал свою незаменимость, при этом соблюдая вынужденную осторожность — он хотел сохранить и голову, и другие части тела в целости и сохранности. Закон, строго карающий любого, покусившегося на честь наместницы, не признавал исключений и Ванр опасался, что ему, быть может, придется дорого заплатить за стремительную карьеру. Единственное, что его несколько утешало — закон так же строго карал и согрешившую наместницу, так что Энрисса стремилась сохранить тайну ничуть не меньше своего любовника. Они встречались редко и с величайшими предосторожностями, а на людях даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в отношениях наместницы и ее секретаря ничего необычного — Энрисса с детства умела владеть собой, а Ванр быстро научился, пройдя суровую школу на службе. Молодой человек сладко сощурился — порой он жалел, что вынужден сдерживать свои порывы: наместница оказалась великолепной любовницей, полной скрытого огня, и при этом нежной и ласковой. Энрисса внутренним чутьем сумела понять и провести четкую границу между делом и постелью: в минуты любви она превращалась в другую женщину, а вернувшись к бумагам и государственным проблемам — затягивала себя в броню холодной надменности, которую Ванр еще не так давно принимал за ее подлинную сущность. Ванр отодвинул от себя стопку бумаг, поднялся, потянулся, разминая затекшую спину — многочасовое сидение за столом все чаще давало о себе знать, прошелся по кабинету — да, у скромного младшего секретаря Пасуаша теперь был собственный кабинет, такой, что и министры позавидуют. Он посмотрел на клепсидру — пора идти переодеваться к вечерней аудиенции. Наместница приказала ему быть у нее сегодня в восемь и без бумаг. В своих покоях он открыл дверь гардеробной и начал задумчиво перебирать костюмы. В последнее время он несколько прибавил в весе — сказывался сидячий образ жизни. О, ничего существенного, но появилась некоторая солидность в облике, но от любимых светлых тонов пришлось отказаться. Впрочем, теперь он мог себе позволить заменить половину гардероба и даже не заметить траты. Он выбрал коричневый костюм, скромно украшенный золотой нитью, с удовольствием сменил рубашку — третий раз за день, провел щеткой по волосам, поправив чуть растрепавшуюся прическу, и подошел к зеркалу. Собственное отражение не вызвало у него никаких нареканий: приятный молодой человек с аккуратной бородкой, одетый по последней моде. Ну что ж, не стоит заставлять даму ждать, тем более что сегодня наместница явно вызывает его не для доклада.

Энрисса назначила весьма необычное место встречи — небольшая комната в библиотечной башне, на самом верхнем ярусе, так высоко, что Ванр успел запыхаться, поднимаясь по крутой лестнице. Обставлена комната была как жилая, но, судя по слою пыли, ею давно не пользовались. Наместница сидела в кресле, протянув ладони к камину, Ванр подошел, почтительно поклонился и только после этого прижал ее руку к губам. Энрисса качнула головой:

— Присаживайтесь, господин Пасуаш.

Ванр тяжело вздохнул в глубине души и сразу же отпустил ладонь наместницы, моментально превратившись в почтительного секретаря, готового выслушать и исполнить любую волю своей повелительницы (желательно прямо на этом ковре перед камином).

Наместница подождала, пока он займет место в кресле напротив, и продолжила:

— Я расскажу вам увлекательнейшую историю.

Увы, Ванр вовсе не счел эту историю столь увлекательной, когда узнал, что поисками пропавшей Аред знает сколько лет назад книги предстоит заниматься именно ему. А больше всего молодому чиновнику не нравилось, что Энрисса все еще не доверяет ему в полной мере. Тон рассказа не оставлял сомнений — наместница не поверила в страшную сказку о предстоящем конце света, но все равно хочет любой ценой найти эту книгу. При этом она предоставила своему секретарю самостоятельно догадываться, зачем. Ванр не стал спрашивать — все равно ему скажут только то, что сочтут нужным. Он привычно проглотил раздражение:

— Сколько у меня времени на поиски?

— Не больше пяти лет.

И снова Ванр молча принял сказанное к сведенью. Почему именно такой срок — он тоже должен догадаться сам.

— Понадобятся большие деньги.

— Получите из моих личных средств, сколько потребуется. Ваша задача — просто найти книгу, что с ней делать дальше, я решу сама.

— Хранитель окажет необходимую помощь? — Вопрос не был лишен смысла — Старый Дью терпеть не мог делиться с посторонними своими секретами, даже ученика до сих пор не взял.

— Разумеется, все, что вы спросите. Только не полагайтесь слишком сильно на проторенные дороги. Хранитель искал эту книгу уже больше ста лет, и до сих пор не продвинулся в поисках. Попробуйте найти свой путь.

— Я сделаю все возможное. Но если книги больше не существует?

— Значит, вы предоставите мне убедительные доказательства этого.

Ванр снова вздохнул, на этот раз уже вслух:

— Похоже, придется начать с архивов, — и медленно встал с кресла.

— Да, придется, — с улыбкой ответила наместница, — но не стоит так торопиться, ночью архивы все равно закрыты.

XXVI

Ланлосс Айрэ, еще недавно военачальник империи, а ныне — граф Инхор, с недоумением, медленно переходящим в раздражение, разглядывал свой новый дом. Это же надо было умудриться найти в горной местности единственную равнину, чтобы построить на ней графский замок! Если на первый взгляд казалось, что это сооружение можно взять штурмом за день, то более пристальный осмотр подтвердил самые печальные опасения генерала — каменное недоразумение, по иронии судьбы именуемое замком, вообще не надо было штурмовать — само скоро развалится. Командир гвардии, прошедший с Ланлоссом всю войну, разделял его точку зрения: восстанавливать тут нечего, нужно строить новый замок и в другом месте, где-нибудь в горах. Пока что пришлось раскинуть лагерь на равнине. Утешало Ланлосса только одно — супруга наотрез отказалась жить с ним в походном шатре и потребовала привести для нее в порядок покои предыдущей графини. Порядок получился весьма условный: выгнали крыс и смели паутину, но Резиалия была готова терпеть протекающую крышу и заплесневевшую мебельную обивку ради осознания, что живет в настоящем графском замке, причем не бедной родственницей, а полноправной хозяйкой. В тот вечер, когда графиня поселилась в наспех прибранных покоях, случился первый скандал между супругами. Как оказалось, Ланлосс слишком рано обрадовался похвальной молчаливости своей невесты — переход в статус законной жены магическим образом развязал ей язык, она умудрялась говорить даже во сне. В тот день, наконец, увидев за ужином супруга, она обрушила на голову вымотавшегося после похода в горы Ланлосса свои грандиозные планы по перестройке замка: он должен был срочно вызвать мастеров из Сурема, заказать новую мебель и несколько карет, перекрыть крышу, нанять добрую сотню слуг и так далее, и тому подобное. Вклинившись в небольшую паузу, Ланлосс вежливо, но непреклонно сообщил жене, что все это она сможет сделать в новом замке в горах, но далеко не сразу, а в течение десяти лет, если все пойдет благополучно. Казна графства сейчас пуста, налоги не собраны и нет никакой надежды собрать их в этом сезоне, а посему, единственные доступные средства — это ее приданое; за эти деньги возведут крепость в горах и заплатят жалованье солдатам. Как и предсказывала наместница, за генералом Айрэ согласились последовать в Инхор немногие, но даже этим немногим все равно нужно было платить. К сожалению, оказалось, что когда речь заходит о ее желаниях, Резиалия не желает прислушиваться к доводам рассудка. Она никак не могла понять, зачем ее сумасшедшему супругу понадобилась в мирное время крепость в горах, когда есть удобный дом на равнине, который просто нужно перестроить, почему выплатить вовремя деньги солдатам важнее, чем вести образ жизни, достойный их титула, и почему, в конце концов, муж уделяет так мало внимания и ей самой, и ее нуждам. Ланлосс мужественно выслушивал упреки и требования, понимая, что впервые в жизни теряет терпение. Право же, много лет командовать армией и ставить на место заносчивых графских сынков было намного легче, чем выдержать всего один разговор с супругой. Ужин давно остыл, чувство голода поспешно сбежало, не вынеся звуковой атаки, а Ланлосс по-прежнему невозмутимо вежливо возражал жене, умудрившись даже не повысить голос. Он надеялся, что рано или поздно эта неугомонная женщина выдохнется, и он сможет уйти спать, раз уж не удалось поесть. Сегодня Резиалия не вызывала в нем ни малейшего стремления исполнять супружеский долг. Впрочем, нельзя сказать, что он сгорал от желания и в другие дни. Порой Ланлосс подумывал, что стоит поговорить с лекарем и приходить к жене только в самые благоприятные для зачатия дни, но каждый раз отгонял эти мысли как недостойные. Ведь бедная девушка не виновата ни в том, что не нравится мужу, ни в том, что боги не наградили ее особым умом, а родители не сумели воспитать должным образом, и уж конечно она не виновата, что наместница выбрала в жены Ланлоссу Айрэ именно Резиалию Сорель. Графиня, похоже, была намерена продолжать выражать супругу недовольство всю ночь, но в планы Ланлосса входило поспать хоть несколько часов, поэтому он прекратил спор не самым вежливым, но единственно действенным способом:

— Сударыня, решение уже принято и вам придется с этим смириться. Я сделаю все возможное, чтобы как можно скорее исполнить ваши желания, но вам придется подождать, — после чего быстро вышел из комнаты, не дожидаясь, пока Резиалия начнет все заново. Если бы он знал, каким кошмаром окажется супружеская жизнь — умер бы холостяком, и Аред с ним, продолжением рода, вон, у младшего брата детей больше, чем монет в кошельке.

Ланлосс дал наместнице слово и намеревался его сдержать, но, чем больше сведений приносили разведчики, тем яснее генерал понимал, что ох как не скоро он сможет доложить о своих успехах. Как он и предполагал, крестьяне только выращивали травку, ну, приторговывали по мелочи, проходя горными тропами в соседнее графство. В Суэрсен, лежавший на севере, они соваться не рисковали, зная крутой нрав тамошних герцогов. Основной урожай они отдавали своим лордам, когда-то получившим поместья от графа Инхор, а дворяне перепродавали дурман дальше: по всей империи и морским путем в Кавдн и Ландию. Никаких налогов в графскую казну они уже давно не вносили, да и с чего платить? Неурожай у крестьян, ничего не выросло, и так год за годом, граф еще и помощь особо бедствующим вассалам выплачивал. Казначей сбежал за несколько дней до приезда нового графа, прихватив с собой и жалкий остаток денег и все бумаги, и теперь Ланлоссу ничего не оставалось, кроме как заново переписать владения всех дворян в Инхоре и установить новый налог. Выяснить, кто сколько задолжал казне, было невозможно, предположить, что должны все, и заставить заплатить — очень соблазнительно, но граф трезво оценивал свои силы. Пока что он может только вежливо просить, но уж никак не приказывать. Обвалы в горах самое обычное дело, попробуй потом докажи, что неопытный в здешних местах хромой генерал не сам в пропасть навернулся, да и не будет никто доказывать. Посему Ланлосс со всей возможной вежливостью принимал приезжающих приносить присягу дворян, внимательно выслушивал все жалобы и обещал войти в положение. Даже постройке нового замка он сумел придать невинный характер — дешевле получится, чем старый ремонтировать, а что место такое неприступное выбрали — так то графиня закапризничала, вид ей там очень понравился. Строительство вели как можно быстрее, к осени Ланлосс уже хотел иметь в распоряжении надежное укрепление, способную выдержать осаду. Пока же Ланлосс ждал ответов на свои письма. Наместница ничем не могла ему помочь — Инхор и так сожрал достаточно денег из казны, да и потом, она для того и отправила сюда Ланлосса, чтобы он решил для нее проблему, а не наоборот. Тем временем разведчики генерала Айрэ составили подробные карты местности, нанеся на них даже тропинки контрабандистов, обзавелись своими людьми в деревнях, разведали, где находятся склады и как охраняют караваны. Получить эти сведенья не составило особого труда — местные землевладельцы настолько обнаглели от полной безнаказанности, что даже не пытались скрывать размах своей деятельности. Наместница — далеко, боги — еще дальше, а графы давно уже махнули рукой на предприимчивых подданных, довольствуясь скромной платой за закрытые глаза, а уж при последнем графе и вовсе наступила полная вольница — ему даже деньги были не нужны, лишь бы травка не переводилась. Новый граф, несмотря на всю осторожность, все равно вызывал настороженность у местной знати — похоже, он не нуждался в деньгах, строительство шло полным ходом, крестьянам, подвозившим в замок продукты, платили так щедро, что вскоре у разваливающихся ворот начала собираться очередь. Ланлосс Айрэ не понимал намеков, возвращал дорогие подарки, но при этом не пытался менять установленные порядки. Репутация нового графа Инхор не оставляла никаких сомнений: нынешнее спокойствие — затишье перед бурей, и привыкшие к вольготному житью дворяне собирались выстоять эту бурю, но не знали, куда непредсказуемый генерал нанесет первый удар.

Ланлосс же с удовлетворением выслушивал от разведчиков, что землевладельцы выставили круглосуточную охрану на полях, запасаются водой на случай поджогов, уменьшили подушную подать, взимаемую с крестьян чуть ли не вдвое. Вся эта суета соответствовала его планам — пусть стараются, тратят деньги и силы. Уверенность — половина победы, сомнение — путь к поражению. Стояла середина лета, когда гонец привез ответ на первое письмо Ланлосса. Он пробежал глазами по листу и улыбнулся — теперь можно было начинать: Иннуон согласился одолжить своему бывшему командиру необходимую сумму, представитель Ланлосса уже должен был получить в Суреме векселя. Еще через три дня пришел ответ и на второе письмо, его принесла странная синяя птица — даже на Островах Ланлосс не видел ничего похожего. Орден Алеон согласился на неслыханное нарушение собственного устава, правда, на это ушла половина одолженных денег. Проклятые ведьмы, не стесняясь, заламывали цену, когда знали, что у клиента нет другого выхода. Теперь осталось дождаться ответов от соседей, согласны ли они продать графу Инхор зерно. Но в этом Ланлосс не сомневался. Погода стояла замечательная, в меру тепло, достаточно дождей, урожай обещал быть лучшим за последние десять лет, как в его скудном графстве, так и у более благополучных соседей. Еще через неделю он получил ожидаемое согласие, подписал торговый договор и заранее внес оговоренную сумму, чтобы когда придет время сбора урожая, предприимчивым продавцам не пришло в голову повысить цену. Единственное, что все еще смущало Ланлосса — малочисленность его отрядов, но к осени и это обещало измениться. Бывшие солдаты со всей империи, вкусив мирной жизни и не получив ожидаемого удовольствия, возвращались к своему старому командиру. К тому времени, как нужно будет действовать, у него наберется достаточно людей.

XXVII

Белая ведьма пожала плечами и протянула Ланлоссу письмо магистра Иланы:

— Это ничего не меняет, господин граф. Я не стану делать то, что вы просите.

— Но ваш магистр приказывает вам!

— И что? Если мой магистр прикажет мне принести в жертву Ареду десять грудных младенцев, я тоже должна буду слепо подчиниться?

— По уставу вашего ордена — наверняка должны!

— Вот согласно уставу моего ордена я и отвечу за свои действия.

— Но вы не можете отказаться, ведь все пойдет насмарку!

— Вы не согласовывали со мной свои планы, поэтому теперь не удивляйтесь, что я с вами не согласна.

Ланлосс тяжело вздохнул — тщательно продуманный дорогостоящий план рушился из-за одной упрямой девчонки! И где у нее только силы берутся для такого упорства?! Худая, ветер дунет — пополам переломает, невзрачная какая-то, бесцветная, ни бровей, ни ресниц. Волосы, из вежливости называемые русыми, а на самом деле — мышиного цвета, даже глаза — и те настолько светлые, что кажутся прозрачными. А вот гляди ж, сказала «нет» и никак ты ее с места не сдвинешь. Но у Ланлосса не было выхода — за такие деньги орден пришлет другую ведьму, но пока она доберется сюда — урожай уже успеют убрать, высушить и даже продать. Он продолжил уговоры, на этот раз уже не размахивая приказом магистра, а пытаясь объяснить смысл своего кощунственного заказа:

— Послушайте, я не знаю, как вас зовут…

— Эрна, — белые ведьмы, вступив в орден, принимали новые имена и отказывались от фамилий. Каждое имя проверяли по спискам, чтобы избежать повторений.

— …Послушайте, Эрна, я понимаю, насколько необычна моя просьба, но это действительно необходимо. Иначе погибнут десятки, а то и сотни людей. У меня нет другого способа навести порядок в графстве не прибегая к силе! Я не хочу убивать крестьян!

— И поэтому вы решили уморить их голодом!

— Да нет же, я ведь все вам уже объяснял! Я закупил зерно и буду раздавать его крестьянам!

— И их хозяева отнимут у них ваше зерно, точно так же, как отнимают этот проклятый дурман, и будут перепродавать втридорога!

— Этого я не допущу.

— О, разумеется, вы хотите, чтобы обезумевшие от голода люди прибежали к вам за защитой, выбирая между голодной смертью и смертью от руки своих хозяев за предательство!

— Я хочу, чтобы в моем графстве выращивали пшеницу и рожь, а не дурман! Я хочу, чтобы перестали умирать дети! — Ланлосс даже не заметил, что впервые назвал Инхор «своим графством».

— Вы выбрали неправильный способ добиться желаемого.

— Это я слушал тринадцать лет подряд, пока мне не позволили поступать так, как я считаю нужным, и я выиграл эту войну. Справлюсь и здесь!

— Вот и справляйтесь, но без моей помощи. Вы хоть представляете, о чем просите? Отнять у земли животворную силу, погубить уже пробудившиеся к жизни растения! Только солдату могла придти в голову такая мысль. Вы что, настолько привыкли убивать?

Ланлосс покачал головой — твердая позиция девушки невольно вызвала в нем уважение. Как разительно отличалась эта спокойная уверенность в собственной правоте от скандалов, ежедневно устраиваемых его законной половиной. Он уже понял, что не сможет заставить хрупкую девушку исполнить приказ, но не оставлял надежды, что сможет переубедить ее:

— Я не хочу убивать. Хороший командир тем и отличается от плохого, что всегда старается беречь жизни своих людей. Я понимаю, вы не доверяете мне, но постарайтесь понять — наши желания совпадают. Мы хотим избавиться от дурмана, и так, чтобы при этом пострадало как можно меньше людей.

— Да, это так.

— Вы здесь уже сколько лет?

— Шесть.

— И за это время вы ничего не смогли изменить, не так ли? — Девушка пожала плечами: мол, что ж тут сделаешь. — Более того, я проверил документы — еще двадцать лет назад в Инхоре было восемь белых ведьм, теперь осталась только одна. Ваш орден меньше всего думает о страданиях живущих здесь людей. Крестьянам нечем платить за услуги белой ведьмы, а дворяне при необходимости могут выписать целительницу из Сурема.

Эрна молча слушала генерала: он не сказал ничего нового, но безжалостно показал корыстолюбие ордена, выбив из рук девушки самое действенное оружие — она больше не могла ссылаться на моральные запреты и служение Эарниру. Иначе получилось бы очень странно: весь орден, с магистром во главе, интересуют исключительно деньги, а она одна такая благочестивая осталась, ничем не запятнавшая синих одежд. Ланлосс продолжал:

— Я не обещаю, что это будет легко, не обещаю, что не будет жертв, но я, по крайней мере, хочу хоть что-то сделать! Вы же, со своим страхом запачкаться, лишаете меня единственного шанса на успех! Но я все равно не остановлюсь!

Он не стал продолжать, предоставив ведьме самой догадаться, чем закончится его борьба с местными порядками без ее помощи — сначала реки крови с обеих сторон, потом на удивление своевременный несчастный случай, и наместнице придется искать нового графа, который, уже, конечно, не станет рисковать своей драгоценной шкуркой, и все останется как есть. Девушка прожила в Инхоре достаточно долго, чтобы без дальнейших подсказок представить себе весь ход событий:

— А вы действительно ни перед чем не остановитесь, генерал Айрэ, — задумчиво ответила она, — вы так уверены, что я растрогаюсь и не отправлю вас на верную погибель?

Ланлосс покраснел, кажется, первый раз за последние двадцать, а то и более, лет:

— Я надеюсь, что вы прислушаетесь к голосу разума. Помогите мне — и я помогу вам. Инхор ведь не платит налоги не только в имперскую казну, но и в казну ордена. Вы задолжали за пять лет и в любой день вас могут отозвать отсюда в более благодатное место, не так ли?

Эрна молча кивнула, она со дня на день ожидала, что ее переведут в другую провинцию. С одной стороны девушка хотела вырваться отсюда, но если она уедет, местные крестьяне останутся без всякой помощи. Храм Эарнира в Инхоре был один на все графство, в единственном маленьком городе, прилепившемся на склоне гор, и храмовые целители весьма неохотно соглашались ехать в горы. Вот и получалось, что белой ведьме приходилось работать за них — лечить всех, кто обращался за помощью, хотя обычно орден Алеон не занимался целительством, за исключением лечения бесплодия. Она же и давала имена крестьянским детям, которых родители не могли отвезти в город, чтобы сделать это как полагается — в храме, благословляла браки и освящала поля. К ней приходили люди со всей округи, зная, что у них не заберут последние жалкие гроши за помощь. Если девушка уедет сейчас — орден никого не пришлет на замену, и крестьяне даже не смогут дать имена своим детям, как в древние темные имена, когда люди еще не поклонялись Семерым. Нет, Эрна должна остаться здесь, в Инхоре, где она действительно помогает нуждающимся. В любом другом месте белая ведьма, подобно своим сестрам, будет за огромные деньги возвращать мужскую силу жирным купцам и избавлять загулявших дам из высшего общества от нежелательных последствий полученного удовольствия. Противно.

Ланлосс, тем временем продолжал:

— У вас будет достаточно денег, чтобы уплатить налог и, при этом не брать ни гроша за свою помощь. Если вы боитесь, что начнется голод — я могу поручить вам раздачу зерна, а если все будет хорошо — я попрошу орден прислать еще несколько сестер в Инхор.

— Интересно, если я помолчу еще несколько минут, вы пообещаете возвести храм Эарнира в каждой деревне?

— В каждой — нет, но алтарь в каждой третьей — в следующем сезоне. — Ланлосс уже понял, что снова победил.

— Хорошо, я сделаю то, что вы просите, но, если вы обманете меня — ни одна женщина в мире не сможет родить вам наследника!

— Я еще не настолько сошел с ума, чтобы обманывать белую ведьму. А еще меньше я хочу обманывать вас.

Теперь, когда Ланлосс добился желаемого, он мог не скрывать свою симпатию к собеседнице:

— А знаете, Эрна, я все время пытался понять, кого же вы мне напоминаете, но только сейчас догадался. Вы очень похожи на наместницу Энриссу, хотя на первый взгляд оно и незаметно.

И впрямь, невзрачная девушка чем-то неуловимым походила на блистательную наместницу — то ли поворотом головы, то ли привычкой пристально смотреть в глаза во время разговора, то ли неожиданно прорезающейся едкой ироничностью. Удивительно, как много общего оказалось между первой красавицей империи и серой мышкой из ордена Алеон, даже обет целомудрия. Белые ведьмы, так же, как и наместница, блюли девство. Эарнир не требовал от них верности, но потерявшая невинность девушка неизбежно теряла магическую силу, ослабляя тем самым орден. Посему нарушивших обет строго наказывали. Никто за пределами ордена не знал, как именно, но слухи ходили самые устрашающие. Правда, согрешившую ведьму почти всегда можно было выкупить за соответствующую плату, возмещающую ордену все потери, но плата была настолько высока, что даже графы и герцоги предпочитали удовольствия подешевле. И хотя закон не карал мужчину, с чьей помощью белая ведьма переставала быть таковой, найти желающих на этот запретный плод было ничуть не легче, чем на девство наместницы, охраняемое со всей возможной строгостью.

— А вы наблюдательны, мало кто замечает. Мы с ней троюродные сестры.

XXVIII

Такой беды в Инхоре не помнили даже старожилы — пол лета стояла прекрасная погода, а потом полил дождь. Да не просто покапало, а зарядило всерьез, без перерывов, днем и ночью с неба лила вода. Размыло немногочисленные дороги, а по тропинкам и вовсе стало невозможно пробраться, перевалы в горах завалило снегом, горные реки вышли из берегов и сметающими все на пути потоками ринулись вниз. Урожай сгнил на корню, дождь не знал снисхождения и не признавал разницы между злаками и травой, корнеплодами и дурманом, погибло все. После трех недель нескончаемых дождей погода, казалось, сжалилась над людьми, выглянуло солнце, но уже на следующий день началась страшная жара, засуха за считанные дни высосала всю влагу, насквозь пропитавшую землю и тогда стало понятно, что если небеса не сжалятся, погибнут даже те крохи, что уцелели под дождем.

Ланлосс не терял времени даром, к концу дождей крепость была готова, он перевез туда ругающую его почем свет стоит жену и разместил солдат в наскоро сооруженной казарме. Как только дороги чуть подсохли, под надежной охраной начали прибывать подводы с зерном от соседей, теперь, небось, кусающих себя за локти, что продешевили. Поставки удалось сохранить в тайне, для всех подводы везли дерево для графской мебели, мрамор для графских купален, бочки для графского вина и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Все это время отставной генерал исправно навещал белую ведьму, он даже предложил ей перебраться в новую крепость, на всякий случай, но Эрна отказалась. Девушка выглядела еще хуже, чем в начале их знакомства, она похудела и утратила последние краски, оживлявшие блеклое лицо — заказ графа нелегко давался белой ведьме. Чтобы устроить такое бедствие с погодой во всем графстве, нужно было объединить усилия трех, а то и четырех ведьм, Эрне же пришлось справляться самой. Вдобавок к этому, она по прежнему терзалась сомнениями, глядя на страдающую от колдовства землю, а ведь самое страшное еще не началось — голод ожидал впереди. Ланлосс чувствовал себя виноватым перед своей недобровольной сообщницей и старался, как мог, загладить вину. Он приезжал почти каждый день, рассказывал — сначала, как продвигается строительство, потом — как подвозят зерно, как со всей империи собираются в его отряды люди.