Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кризис мирового капитализма

ModernLib.Net / Ценные бумаги, инвестиции / Сорос Джордж / Кризис мирового капитализма - Чтение (стр. 8)
Автор: Сорос Джордж
Жанр: Ценные бумаги, инвестиции

 

 


В кардинально меняющемся, переходном обществе первостепенным фактором становятся личностные свойства. С точки зрения личности, для достижения успеха необходимо следовать морали; на практике это свойство может быть помехой. Чем больше люди в качестве критерия, по которому они судят о других людях, выбирают успех, тем меньше им надо следовать морали. Чтобы выполнять требования морального кодекса, вы должны ставить общие интересы выше личных корыстных интересов. В обществе, где господствуют стабильные отношения, это составляет гораздо меньшую проблему, потому что достичь успеха сложно, если вы нарушаете основные социальные нормы. Но когда вы можете двигаться свободно, социальные нормы становятся менее обязательными, а уж когда общественной нормой является практическая целесообразность, общество становится нестабильным.
Ненадежное среднее состояние

Можно увидеть, что близким к равновесию условиям открытого общества угрожают с обеих сторон; открытое общество ненадежно пристроилось между статическим неравновесием закрытого общества и динамическим неравновесием идеального переходного общества. Такое положение существенно отличается от моих первоначальных концептуальных построений, когда я признавал только дихотомию открытое – закрытое общество. Эта дихотомия больше соответствовала условиям холодной войны; идея открытого общества, занимающего среднее положение между фундаменталистскими идеологиями, с одной стороны, и отсутствием общих фундаментальных ценностей, с другой стороны, – скорее всего больше подходит к ситуации наших дней.

Можно, конечно, поставить под сомнение ценность универсально действенных концептуальных построений, которые могут быть легко приспособлены к меняющимся условиям, но концептуальные построения не являются ни совершенными, ни действующими бесконечно долго. Они могут, как я указал ранее, не представлять собой ничего, кроме «плодотворной ошибки». Это, однако, не освобождает нас от обязанности исправлять ошибки, что я и делаю здесь и сейчас. Идея несовершенства ценностей уже присутствовала в моей первоначальной модели открытого общества, но в то время я рассматривал появление закрытого общества в качестве единственной альтернативы открытому. Современная история учит нас, что существует по крайней мере еще один вариант: нестабильность и хаос ведут к краху общества в целом. Это особенно верно по отношению к обществам, находящимся за пределами относительно стабильных сообществ Европы и Северной Америки.

Рассмотрим несколько конкретных примеров из современной истории. Дезинтеграция Советского Союза создала вакуум государственной власти и вызвала крушение права и общественного порядка, которые могут составлять точно такую же угрозу свободе, какую в советские времена представляло подавление свободы [16]. Мы стали свидетелями похожих крушений государственной власти в 90-е годы в Югославии и Албании, в различных регионах Африки (Сомали, Руанда, Бурунди, Конго и т.д.) и Азии (Афганистан, Таджикистан, Камбоджа). Если мы посмотрим на мир в целом, то увидим крайне нестабильную ситуацию: наличие мировой экономической системы, но отсутствие мировой политической системы. Я уверен, что, описывая нестабильность в качестве еще одной альтернативы, я опять упрощаю положение вещей, поскольку нестабильность может иметь разные формы; но нам необходимо упрощение, чтобы увидеть хоть какой-то смысл в крайне запутанном мире. Пока мы понимаем, что мы делаем, концептуальные построения, разрабатываемые мною здесь, могут быть полезны не только в прояснении текущего положения, они могут помочь стабилизировать положение в мире.

Открытое общество всегда в опасности, но в этот момент истории угроза исходит в большей мере от нестабильности, а не от тоталитарных режимов – от недостатка проповедуемых общественных ценностей, а не от репрессивной идеологии. Коммунизм и даже социализм утратили доверие, в то время как вера в капитализм по модели свободного предпринимательства laissezfaire продемонстрировала нехватку общественных ценностей в статусе моральных принципов. Как можно защитить открытое общество? Его могут защитить только те люди, кто умеет (или не забыли) выбирать между тем, что такое хорошо и что является практически целесообразным, и кто делает то, что хорошо, даже если это не является практически целесообразным. Это – высший порядок. Его нельзя оправдать узкими корыстными расчетами. Корысть диктует такие мысли, высказывания и действия, которые являются практически целесообразными. Ведь на самом деле все больше и больше людей отдают предпочтение практической целесообразности. Они могут продолжать заявлять во всеуслышание о своей приверженности моральным принципам, но только потому, что это является практически целесообразным. Их позиция была в значительной степени упрощена господствующим предвзятым мнением о признании своекорыстия в качестве морального принципа. Предвзятое мнение проявляется, как будет показано во второй части книги, в рыночном фундаментализме, в геополитическом реализме, в упрощенном толковании теории Дарвина и в ряде новых дисциплин, таких, как право и экономическая наука. Это позволило рыночному механизму проникнуть в такие аспекты жизни общества, которые еще до недавнего времени находились вне сферы его влияния.

Предвзятое мнение и тенденция усиливают друг друга. Уже нет необходимости говорить во всеуслышание о моральных принципах, отличных от своекорыстия. Успехом восхищаются больше всего. Политики получают признание за то, что были избраны, а не за принципы, которые они исповедуют. О деловых людях судят по их благосостоянию, а не по их честности и неподкупности или вкладу их предприятия в социальное и экономическое благополучие. «Хорошо» было заменено на «эффективно», и эта замена упростила достижение успеха без учета того, что такое хорошо. Не надо и говорить, что именно в этом я вижу мрачную угрозу стабильности нашего общества [17].

5. ОТКРЫТОЕ ОБЩЕСТВО


Открытое общество как идеал

Самой большой задачей нашего времени является выработка ряда фундаментальных ценностей, которые могут быть предложены мировому обществу, находящемуся в большей части в переходном состоянии. Традиционно фундаментальные ценности исходили от внешнего авторитетного источника, такого, как религия или наука. Но в настоящий момент истории нет ни одного источника, авторитет которого не был бы поставлен под сомнение. Единственный возможный источник находится внутри самого человека. Прочным основанием для создания наших принципов может стать признание собственных ошибок. Ошибочность суждений и взглядов – универсальное человеческое состояние; поэтому мы можем говорить об ошибочности применительно и к мировому обществу. Ошибочность порождает рефлексивность, а рефлексивность может создать условия нестабильного неравновесия, или, проще говоря, вызвать политический и экономический кризис. И в наших общих интересах – избежать таких состояний. Это то общее основание, на котором можно строить мировое сообщество. Одновременно это означает признание открытого общества в качестве желаемой нормы общественной организации.

К сожалению, люди даже не знают о существовании концепции открытого общества; они отнюдь не считают его идеальным обществом. Открытое общество не может выжить без сознательных усилий сохранить его. Это утверждение, конечно же, отвергается идеологией свободного предпринимательства laissezfaire, в соответствии с которой неограниченное стремление к удовлетворению личной корысти приводит к оптимальному положению вещей. Но происходящие ежедневно события опровергают эту идеологию. Уже давно должно стать очевидным, что финансовые рынки не являются самоподдерживающимися и сохранение рыночного механизма должно стать основной общей задачей, которая ставится выше корыстных интересов индивидуальных участников рынка. Если люди не верят в открытое общество как в желаемую форму общественной организации и не хотят сдерживать свои корыстные интересы во имя поддержания открытого общества, открытое общество не выживет.

Открытое общество, в которое люди могут верить, должно отличаться от настоящего положения вещей. Оно должно выполнять роль идеала. Переходное общество страдает от нехватки общественных ценностей. Будучи идеалом, открытое общество могло бы устранить именно эти недостатки. Но оно не могло бы устранить все недостатки; если бы оно смогло добиться этого, оно бы противоречило или отрицало принцип ошибочности, на котором оно само основано. Поэтому открытое общество должно быть особым, или специальным видом идеала – самосознательно несовершенным идеалом. Такой идеал серьезно отличается от идеалов, зажигающих воображение людей. Ошибочность предполагает, что совершенство недостижимо и мы должны довольствоваться тем лучшим, что можем иметь: несовершенное общество, всегда открытое совершенству Это – мое определение открытого общества. Может ли оно стать общепринятым?


Относительность универсальных идей

Возможно, самым большим препятствием к принятию открытого общества в качестве идеала является сравнительно полный отказ от универсальных идей. Я осознал это после того, как создал сеть фондов, и, честно говоря, меня это удивило. Во время коммунистического режима и позже, в головокружительные дни революции, было несложно найти людей, воодушевленных принципами открытого общества, даже если они не вполне признавали те же концептуальные построения. Тогда я не пытался объяснять, что имел в виду под открытым обществом: это означало общество, противоположное закрытому, – тому, в котором они жили, и тогда они все знали, что это означало. Но отношение Запада вызывало у меня обеспокоенность и разочарование. Сначала я думал, что в открытых обществах Запада люди просто не успевали признать исторические возможности; но в конце концов я был вынужден прийти к заключению, что им просто не было дела до открытого общества как универсальной идеи, поэтому они и не предпринимали значительных усилий, чтобы помочь бывшим коммунистическим странам. Все разговоры о свободе и демократии были не более чем простой пропагандой.

После распада советской системы привлекательность открытого общества как идеала стала уменьшаться, даже в ранее закрытых обществах. Люди оказались втянутыми в борьбу за выживание, а те, кто по-прежнему волновался и боролся за общее благо, были вынуждены спросить себя, не держались ли они, как и раньше, за ценности прошлого – и зачастую ответ был положительным. У людей начали вызывать подозрения универсальные идеи. Коммунизм был универсальной идеей, и посмотрите, к чему привела эта идея!

Это заставило меня пересмотреть концепцию открытого общества. Но в конце концов я пришел к выводу, что эта концепция более адекватна моменту, чем когда-либо. Мы не можем обойтись без универсальных идей. (Стремление к удовлетворению собственных корыстных интересов также является универсальной идеей, даже если она не признается в качестве таковой.) Универсальные идеи могут быть очень опасны, особенно если они доводятся до своего логического завершения. К тому же мы не можем отказаться от мышления, а мир, в котором мы живем, очень сложен, чтобы суметь разобраться в нем без руководящих принципов. Эта линия рассуждений привела меня к концепции ошибочности как универсальной идее и к концепции открытого общества, которая также основана на признании нашей ошибочности. Как я упомянул ранее, в моей новой формулировке открытое общество не находится в оппозиции к закрытому обществу, а занимает ненадежное промежуточное положение, в котором ему угрожают со всех сторон универсальные идеи, которые были доведены до их логического завершения, это – все виды экстремизма, включая рыночный фундаментализм.

Если вы думаете, что концепция открытого общества парадоксальна, то вы правы. Универсальная идея о том, что универсальные идеи, доведенные до их логического завершения, становятся опасны, является еще одним образцом парадокса лжеца. Это то основание, на котором строится концепция ошибочности. Если мы доведем аргументы до их логического конца, то оказываемся перед выбором: мы можем либо принять ошибочность наших идей, либо отрицать ее. Принятие идеи ошибочности ведет к признанию принципов открытого общества.


Просвещение

Я пытаюсь разработать принципы открытого общества на основании признания ошибочности нашего мышления. Я понимаю все возможные трудности. Любой философский довод вызывает бесконечные новые вопросы. Если бы я попытался начать с самого начала, моя задача стала бы почти не решаемой. Ошибочность предполагает, что политические и моральные принципы не могут быть основаны на предшествующих принципах, – пусть Кант спит спокойно. К счастью, мне не надо начинать с самого начала. Философы эпохи Просвещения, и прежде всего Кант, попытались вывести универсальные императивы на основании доводов разума. Их очень ограниченный и далеко не полный успех подкрепляет нашу ошибочность и является основой для формирования принципов открытого общества.

Просвещение явилось гигантским шагом вперед в развитии моральных и политических принципов, господствовавших ранее. До того времени моральные и политические авторитеты исходили из внешних источников, как религиозных, так и светских. Предоставление разуму возможности решать, что является истинным и что – ложным, что такое хорошо и что такое плохо, явилось в ту эпоху огромным достижением. Это ознаменовало начало нового времени. Признаем мы это или нет, но Просвещение заложило основы наших идей о политике и экономической науке и всего нашего взгляда на мир. Философов эпохи Просвещения больше не читают, потому что их невозможно читать, но их идеи укоренились в нашем образе мышления. Господство разума, главенство науки, универсальное братство людей – вот лишь некоторые из их идей. Политические, экономические и моральные ценности были удивительно четко отражены в Декларации независимости, и этот документ продолжает оставаться источником вдохновения для людей во всем мире.

Просвещение не возникло на пустом месте: его корни лежат глубоко – в Христианстве, которое, в свою очередь, было создано на основе монотеистической традиции Старого Завета и греческой философии. Необходимо отметить, что все эти идеи были сформулированы в универсальных выражениях, за исключением Старого Завета, в котором многие моменты племенной истории смешаны с идеями монотеизма. Вместо принятия традиции в качестве высшего авторитета Просвещение подвергло традицию критическому изучению. Результаты вскружили головы. Высвободилась творческая энергия человеческого интеллекта. Неудивительно, что новый подход был доведен до крайности! Во время Французской революции традиционный авторитет был свергнут, а разум был провозглашен в качестве верховного арбитра. Разум не смог справиться с задачей, и энтузиазм 1789 г. обернулся ужасом 1793 г. Но основные положения и постулаты Просвещения опровергнуты не были; наоборот, армии Наполеона распространили идеи нового времени по всей Европе.

Современные достижения даже нельзя сравнивать. Научный метод дал потрясающие открытия, а новейшие технологии позволили использовать их продуктивно. Человечество стало господствовать над природой. Экономические предприятия стали использовать новые возможности, рынки способствовали установлению соответствия между спросом и предложением, как производство, так и уровень жизни поднялись на высоты, которые даже невозможно было представить в более ранние периоды истории.

Несмотря на эти впечатляющие достижения, разум не мог оправдать всех возлагавшихся на него надежд, особенно в общественной и политической сферах. Расхождение между намерениями и результатами не могло быть ликвидировано полностью; ведь чем радикальнее ожидания, тем больше разочаровывают результаты. Это утверждение, с моей точки зрения, применимо как к коммунизму, так и к рыночному фундаментализму. Мне хотелось бы указать на один конкретный случай незапланированных последствий, поскольку он имеет отношение к ситуации, в которой мы находимся. Когда первоначальные политические идеи Просвещения были осуществлены на практике, они послужили толчком к появлению национального государства. Пытаясь установить правление разума, люди поднялись против своих правителей, и власть, которую они захватили, была властью суверена. Так родилось национальное государство, в котором суверенитет принадлежит народу. Какими бы ни были его заслуги, они не возникли из универсальных идей.

Развенчание традиционного авторитета в культуре вызвало интеллектуальное брожение, которое дало толчок развитию великого искусства и литературы, но после долгого периода волнующих экспериментов, когда авторитет был развенчан окончательно, во второй половине XX века, стало казаться, что большая часть вдохновения улетучилась. Диапазон возможностей стал слишком широким, чтобы обеспечивать дисциплину, необходимую для художественного творчества. Некоторым художникам и писателям удается создать свой собственный язык, но общая основа, похоже, распалась.

Тот же вид болезни, похоже, затронул и все общество в целом. Философы Просвещения, и прежде всего Эммануил Кант, стремились создать универсальные принципы морали, основанные на универсальных же доводах разума. Задача, которую поставил перед собой Кант, заключалась в том, чтобы показать, что разум предлагает лучшую основу для морали, чем традиционный внешний авторитет. Но в нашем современном переходном обществе были подвергнуты сомнению причины необходимости существования какой-либо морали вообще. Потребность в какой-либо форме морали по-прежнему существует, и даже, возможно, она ощущается особенно остро, поскольку остается неудовлетворенной. Но уже нет определенности в отношении принципов и заповедей, которые могли бы составить это моральное руководство. Зачем беспокоиться об истине, если предложение не обязательно должно быть истинным для того, чтобы быть эффективным? Зачем быть честным, если не честность и не добродетель завоевывают уважение людей? Хотя нет определенности по отношению к нравственным принципам и заповедям, отсутствует и какая-либо неопределенность в отношении ценности денег. Поэтому деньги узурпировали роль подлинных ценностей. Идеи Просвещения пронизывают наши представления о мире, а благородные стремления той эпохи продолжают формировать наши ожидания, но господствующее настроение – разочарование.

Давно пора подвергнуть разум в той форме, как он толковался в эпоху Просвещения, тому же критическому пересмотру, которому само Просвещение подвергло господствовавшие тогда внешние авторитеты – как религиозные, так и светские. Последние двести лет мы живем в Эпоху Разума, т.е. достаточно долго, чтобы обнаружить, что возможности Разума также достаточно ограничены. Мы готовы вступить в Эпоху Ошибочности. Результаты могут быть также очень вдохновляющими и вскружить голову, но, опираясь на наш прошлый опыт, мы, возможно, сможем избежать крайних проявлений, характерных для начала новой эпохи.

Нам надо начать перестраивать мораль и общественные ценности, осознав их рефлексивный характер. Это прямо приведет к концепции открытого общества как к желаемой форме общественной организации. Поскольку ошибочность и рефлексивность являются универсальными концепциями, они должны предоставить общий фундамент для всех живущих в мире людей. Я надеюсь, мы сможем избежать некоторых ошибок, связанных с универсальными концепциями. Конечно, открытое общество также имеет свои недостатки, но его несовершенство состоит в том, что оно предлагает слишком мало, а не слишком много. Если быть более точным, концепция является слишком общей, чтобы дать рецепт для конкретных решений. Она последовательна и предоставляет огромное поле для проб и ошибок. Это общество может стать здоровой основой для того мирового сообщества, которое нам нужно.


Нравственная философия

Кант выводил свои категорические императивы из существования морального агента, который руководствуется велениями разума в такой степени, что исключает корысть и желание. Такой агент имеет трансцендентальную свободу и автономию воли в отличие от «гетерономии» агента, воля которого зависит от внешних причин [18]. Этот агент может признать безусловные моральные императивы, которые являются объективными в том смысле, что они универсально применимы ко всем рациональным существам. Одним из таких категорических императивов является «золотое правило», заключающееся в том, что мы должны действовать так, как хотели бы, чтобы другие действовали по отношению к нам. Безусловный авторитет императивов исходит от идеи, состоящей в том, что люди являются рациональными агентами.

Однако проблема в том, что рационального агента, описанного Кантом, не существует. Это – иллюзия, созданная путем абстракции. Философы Просвещения любили считать себя обособленными и необремененными связями с обществом, но на самом деле они имели глубокие корни в своем обществе – с христианской моралью и чувством общественных обязанностей. Они хотели изменить свое общество. С этой целью они изобрели некоего не связанного ни с чем индивида, одаренного разумом, подчиняющегося велениям своей совести, а не внешнего авторитета. Они не смогли понять, что подлинно ни с чем не связанный индивид не может быть одарен чувством долга. Общественные ценности могут быть усвоены, но они не связаны ни с каким индивидом, пусть даже и одаренным разумом; их корни лежат в общности, к которой этот индивид принадлежит. Современные исследования неврозов пошли еще дальше и выявили индивидов, мозг которых был поврежден особым образом, так, что их способности к обособленному наблюдению и размышлению не были нарушены, но было нарушено чувство самосознания. Это состояние повлияло на их суждения, а их поведение стало неустойчивым и безответственным.

Таким образом, похоже, ясно, что мораль основывается на чувстве принадлежности общности, будь то семья, друзья, племя, нация или человечество. Но рыночная экономика не является обществом, особенно когда она действует в мировом масштабе; работать по найму в корпорации это не то же самое, что принадлежать к обществу, особенно если руководство корпорации отдает предпочтение мотиву получения прибыли, а не другим соображениям, и любой человек может быть уволен без колебаний. Люди в современном переходном обществе не ведут себя так, как будто ими руководят категорические императивы; похоже, «дилемма заключенных» проливает больше света на их поведение [19]. Кантовская метафизика моральных норм соответствовала эпохе, в которой разум должен был сражаться с внешним авторитетом, но сегодня она кажется нерелевантной, поскольку внешнего авторитета больше не существует. Ставится под сомнение сама необходимость разделять между тем, что такое хорошо и что такое плохо. Зачем волноваться, если действия приводят к желаемому результату? Зачем искать истину? Зачем быть честным? Зачем беспокоиться о других? Кто такие «мы», которые составляют мировое сообщество, и каковы ценности, которые должны держать нас вместе? Вот вопросы, на которые надо ответить сегодня.

Однако было бы ошибкой совсем отказаться от нравственной и политической философии эпохи Просвещения только потому, что она не смогла реализовать свои грандиозные амбиции. В духе ошибочности мы должны скорректировать крайности в нашем мышлении, а не впадать в другую крайность. Общество без общественных ценностей вообще не может выжить, а мировое сообщество нуждается в универсальных ценностях, которые поддерживали бы его единство. Просвещение предложило ряд универсальных ценностей, и память об этой эпохе все еще жива, даже если она и начала несколько притупляться. Но вместо того чтобы отказаться от этих ценностей, мы должны их модернизировать.


«Обремененная личность»

Ценности Просвещения можно сделать значимыми для нашего времени путем замещения разума ошибочностью и замены «обремененной личности» необремененной личностью философов Просвещения. Под «обремененными личностями» я имею в виду людей, нуждающихся в обществе, – людей, которые не могут существовать в прекрасной изоляции, но все же лишенных чувства принадлежности, которое было настолько огромной частью жизни людей во времена Просвещения, что они даже не осознавали этого. Мышление «обремененных личностей» формируется их общественным окружением, их семьей и другими связями, культурой, в которой они воспитывались. Они не занимают вневременную, лишенную перспективы позицию. Они не наделены совершенным знанием, они не лишены корысти. Они готовы бороться за выживание, они не изолированы; неважно, насколько хорошо они будут бороться, но они не выживут, поскольку они не бессмертны. Им необходимо принадлежать чему-то большему и более длительно существующему, хотя, будучи подверженными ошибкам, они могут не признавать этой своей потребности. Другими словами, это – настоящие люди, мыслящие агенты, мышление которых не свободно от ошибок, а не персонификации абстрактного разума.

Выдвигая идею «обремененной личности», я, безусловно, занимаюсь тем же абстрактным мышлением, что и философы эпохи Просвещения. Я предлагаю еще одну абстракцию, основанную на нашем опыте, но с их формулировкой. Реальность всегда сложнее, чем наше толкование. Диапазон людей, живущих на земле, может варьировать в бесконечно широких пределах: от тех, кто приблизился к идеалам Просвещения, до тех, про кого едва ли можно сказать, что они живут как личности, – при этом кривая распределения явно отклоняется в сторону последних.

Идея, которую я хочу донести, заключается в том, что мировое сообщество никогда не может удовлетворить потребность людей в адекватной принадлежности. Оно никогда не сможет стать сообществом. Оно – такое большое и пестрое, в нем присутствует так много различных культур и традиций. Те, кто хочет принадлежать общности, должны искать ее где-то еще. Мировое сообщество должно всегда оставаться чем-то абстрактным – некой универсальной идеей. Оно должно уважать потребности «обремененной личности», признать, что эти потребности не удовлетворяются, но оно не должно стремиться удовлетворить их полностью, потому что никакая форма общественной организации не может удовлетворить их раз и навсегда.

Мировое сообщество должно осознавать свою ограниченность. Это – универсальная идея, а универсальные идеи могут стать очень опасными, если они заводят слишком далеко. И именно мировое государство завело бы идею мирового сообщества слишком далеко. Все, что может дать универсальная идея, так это – послужить основанием для правил и институтов, необходимых для сосуществования множества обществ, составляющих мировое сообщество. Оно не может дать сообщество, которое удовлетворило бы потребность людей в принадлежности. Но тем не менее идея мирового сообщества должна представлять нечто большее, чем агломерацию рыночных сил и экономических операций.


Принципы открытого общества

Как «обремененная личность» может быть связана с открытым обществом или, выражаясь менее абстрактно, как может мир, состоящий из «обремененных личностей», способствовать созданию открытого мирового сообщества? Необходимо признание нашей ошибочности, но одного этого – явно недостаточно. Нужно дополнительное звено.

Ошибочность устанавливает сдерживающие факторы, которые необходимо учитывать при коллективном принятии решений, чтобы защитить свободу личности, но ошибочность должна также сопровождаться позитивным импульсом к сотрудничеству. Вера в открытое общество как в желаемую форму общественной организации могла бы предоставить такую возможность. В сегодняшней ситуации, когда мы уже тесным образом взаимосвязаны с мировой экономикой, эта возможность должна существовать уже в мировом масштабе. Нетрудно идентифицировать ценности, разделяемые всеми. Избежать разрушающих вооруженных конфликтов, особенно ядерной войны, защитить окружающую среду, сохранить мировую финансовую и торговую системы – мало кто откажется от этих целей. Сложность заключается в определении того, что именно должно быть сделано, и в создании механизма для осуществления того, что должно быть сделано.

Сотрудничества в мировом масштабе добиться чрезвычайно сложно. Жизнь была бы гораздо проще, если бы оказался прав Фридрих Хайек, и общий интерес мог бы рассматриваться как незапланированный побочный продукт деятельности людей, действующих в собственных интересах. То же применимо и к коммунистическому рецепту: от каждого по способностям, каждому по потребностям. К сожалению, ни одно из этих правил не действует. Жизнь – куда как сложнее. Конечно, существуют общие интересы, включая сохранение свободных рынков, которые не обслуживаются свободными рынками. В случае конфликта общие интересы должны стать выше личных, корыстных интересов. Но в отсутствие независимого критерия невозможно знать, что является общими интересами. Стремиться к удовлетворению общих интересов необходимо с большой осторожностью – методом проб и ошибок. Претендовать на знание общих интересов также ошибочно, как и отрицать их существование.

Демократия среди участников и рыночная экономика являются важнейшими элементами открытого общества, как и механизм регулирования рынков, особенно финансовых, наряду с определенными мерами, направленными на защиту мира, закона и сохранение правопорядка в мировом масштабе. Нельзя точно определить формы этих мероприятий исходя из первых принципов. Перестройка реальности сверху донизу нарушила бы принципы открытого общества. В этом ошибочность и отличается от рациональности. Ошибочность означает, что никто не владеет монополией на истину. Фактически принципы открытого общества великолепно изложены в Декларации независимости. Все, что мы должны сделать, так это заменить в первом предложении слова «эти истины, как считается, не требуют доказательств» на слова «мы согласились принять эти принципы как истины, не требующие доказательств». Это означает, что мы не следуем велению разума, но делаем сознательный выбор. На самом деле истины Декларации независимости не являются истинами, не требующими доказательств, это – рефлексивные истины в том смысле, в котором все положения – рефлексивны.

Существуют другие причины, почему я верю, что ошибочность и «обремененная личность» составляют лучшую основу для создания открытого мирового сообщества.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18