– Что-нибудь поесть. И кувшин вина – нас мучит жажда! – велел Адепт.

– Все будет сделано, – склонился в низком поклоне хозяин и исчез с женой на кухне.

– Разрешите подсесть к вам, господа? – учтиво обратился к нам мужчина в кожаном, – Я сразу увидел в вас приятных собеседников, встреча с которыми в долгих странствиях сравнима с находкой жемчужины в куче навоза.

– Думаю, вы ошибаетесь, сударь. Не зная нас, вы слишком высоко оцениваете наши достоинства, – суховато произнес Адепт. – Но мы благодарны вам за лестные слова и, конечно, не против, если вы присядете рядом и разделите с нами кувшин вина

Недомерок устроился напротив нас, и я получил возможность получше рассмотреть его. Лицо незнакомца было некрасивым, с мелкими, какими-то крысиными, чертами и вместе с тем не лишено некоторого обаяния. В карих глазах светился ум. Шрамы на лице и обветренная кожа говорили о том, что жизнь этого человека была нелегка и полна приключений. Длинные тонкие пальцы постоянно находились в движении – он теребил свой рукав, мял хлеб, крутил кольцо на мизинце. Было видно, что он привык работать пальцами, скорее всего играя на каком-нибудь струнном музыкальном инструменте. Судя по чертам лица и цвету кожи, в его жилах текла турецкая или мавританская кровь

– Вижу, вы держите путь издалека, – начал он.

– Вряд ли есть в Европе страны, чью дорожную пыль мы не носили бы на подошвах наших сапог.

– Мне, странствующему дворянину, с детства безжалостно брошенному в океан жизни, это знакомо. Видал я во дни своих странствий места и похуже, но, скажу честно, сия таверна представляет из себя жалкое явление. Хозяйка ленива и плохо готовит. Слуги неучтивы. Хозяин наверняка вор и укрывает доходы от государевой казны. Представьте, он не хотел пускать на порог меня, измотанного долгой дорогой и ослабевшего от голода и усталости. – Незнакомец укоризненно покачал головой. – Он так и намекнул мне, что если у представителей моего славного рода и водились деньги, то было это еще до великого потопа.

– Так и сказал? – покачал я головой, отмечая про себя, что хозяин был абсолютно прав.

– Так и сказал… А ведь бедность, судари, вовсе не относится к числу человеческих грехов. Скорее наоборот, является добродетелью. К счастью, я не всегда наделен этой самой сомнительной из добродетелей. Вид золота в моих карманах отрезвил этого мерзавца, и это к лучшему, ибо я тогда уже почти решил обрубить ему уши. И клянусь, без ушей он смотрелся бы куда лучше, чем теперь.

– Сие было бы излишне, ибо смирение должно входить в число душевных качеств порядочного человека, – возразил ему Адепт с самым серьезным видом, стараясь сдержать улыбку.

– Согласен с вами. Но, к сожалению, этим душевным качеством не владели ни мой добрый отец, вынужденный подрабатывать морскими плаваниями, ни дед, казненный Яковом Вторым, чтоб еще тысячу лет все плевали на могилу этого августейшего выродка, а у его детей из ушей росла шерсть!

– Вы слишком суровы к нему, – подал я голос. – Хотя, конечно, Яков был отъявленным плутом и мерзавцем, пролившим кровь многих порядочных людей.

– Да, именно так, мой друг. Хотя, если признаться, и мой дед был плутом и мерзавцем. К счастью, его кровь не отразилась на мне, и нравом я вышел кроток, а душой чист. Я даже, к стыду своему, излишне добродетелен, что не может не осложнять жизнь человека в наши тяжелые времена.

Наш новый знакомый отхлебнул из кружки и кинул взгляд в окно.

– О, солнце поднимается. Пожалуй, мне пора. Вот что я вам скажу. Если решите остановиться здесь надолго, знайте – эта тараканья дыра полна всяких олухов, скучных, как проповедь святого отца-бенедиктинца. Баронесса де Брагелонн со слугами держит путь в один из замков своего мужа, но живет здесь уже два дня. Мы въехали одновременно. Ее вовсе не интересуют более чем сомнительные местные пасторальные красоты и не ласкает слух мычание коров на лугу. Интересы ее не простираются дальше красавца – испанского капитана Аррано Бернандеса. Если же она не соберется задерживаться здесь надолго, то вам повезло, ибо один только вид этой пресной и глупой курицы может наполнить тоской чью угодно душу… Хорошо, что меня не слышит капитан. Этот бешеный идальго взрывается быстрее, чем порох в корабельном магазине, в который угодил горящий факел. Честно сказать, идальго этот всего лишь надменный индюк, с детства привыкший пускать людям кровь и созерцать аутодафе, наслаждаясь ароматом горящего человеческого мяса. Клянусь, у него просто страсть к огню, как и у всех испанцев… Ну что же, мне пора покинуть вас! – Он развел руками, закончив подробное описание постояльцев. – Кстати, я забыл представиться вам. Генри Джордан, английский дворянин. Мы тоже представились.

– Хозяин, – крикнул Генри. – Поторопись, если хочешь увидеть, как блестят мои денежки!

Хозяин появился тут же, едва заслышав волшебное слово.

– Четыре экю.

– Вы слышали, четыре серебряных экю! За непрожаренную говядину и запах хлева в спальной комнате!… На! И возьми еще половину – я расплачусь за все, что закажут эти господа.

Наши возражения не подействовали на него, он загорелся мыслью оплатить наши расходы.

– Благодарю, сударь, – поклонился хозяин. Недоверие и презрение, с которым он смотрел на англичанина, сменились скорбной миной. Он вытащил из кармана золотое кольцо и с видимым сожалением протянул его Генри. Тот опустил кольцо в карман и хлопнул хозяина по толстому брюху.

– Не скучай без меня, винная бочка, я еще когда-нибудь появлюсь в этой гнусной дыре и наведу порядок в твоих винных погребах. Счастливого пути вам, господа. Мне было приятно побеседовать с вами, и, возможно, наши дороги еще пересекутся, ибо в мире их гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд.

Он нахлобучил шляпу и вышел. Вскоре со двора донесся стук копыт.

– По-моему, он больше похож не на дворянина, а на вора, – пробормотал хозяин, внимательно рассматривая монеты. – Вроде бы не фальшивые. Кто бы мог подумать, что у этого мошенника найдутся деньги. Когда я брал в залог кольцо, то был уверен, что у него за душой нет ни су.

Вскоре нам принесли холодную телятину, яичницу и еще один кувшинчик вина. Все было вполне сносно на вкус, так что Генри Джордан был не совсем прав, ругая здешнюю кухню.

– Мне понравился этот"забавный человек, – сказал я, пережевывая телятину и запивая ее белым вином.

– Мне тоже. Я не заметил на нем печати зла. Но когда хозяин трактира назвал его мошенником и вором, думаю, он был не слишком далек от истины.

– Мне тоже так кажется. Хотя его речь выдает в нем образованного и неглупого человека.

Мы провели за неторопливой трапезой полчаса. За соседним столиком устроились вошедшие с улицы трое французских офицеров, которые даже во время еды не расставались с оружием, рядом с ними лежали их шпаги и заряженные пистоли. Они негромко о чем-то переговаривались. Все было тихо и спокойно, пока вдруг не начался жуткий, непристойный бедлам.

Сверху, где, как я понял, располагались комнаты состоятельных постояльцев, донесся истошный женский Крик, перешедший в забористую ругань, – дама явно не стеснялась в выражениях. Потом послышались возбужденные мужские голоса. Шум приближался. И вот в зал ворвалась разъяренная компания, состоящая из полноватой благородной дамы, раскрасневшейся от волнения, двух напуганных слуг, у одного из которых на щеке отпечаталась пятерня, похоже, хозяйкина награда, и высокого испанца с острой бородкой, длинными черными волосами и темными глазами, мечущими молнии. Вслед за ним вбежал удивленный и испуганный хозяин.

– В твоем мерзком курятнике, не заслуживающем даже названия харчевни, меня обворовали! – взвизгнула дама, примериваясь, как бы получше залепить хозяину пощечину.

– Не может быть! – воскликнул тот.

– Коробка с драгоценностями! Кошелек с деньгами! Все пропало!

– Баронесса, может, вы недостаточно хорошо осмотрели свои вещи?

Хлоп! Рука баронессы все-таки нашла достойный объект в виде его мясистой щеки, и лицо хозяина постоялого двора приобрело такое же украшение, какое имелось у слуги.

– Поговори у меня! Я вам устрою Варфоломеевскую ночь, проклятые гугеноты! Я разорю это разбойничье гнездо! – гневалась дама.

– Тот вор, что уехал… – начал было объяснять хозяин.

– Как ты смеешь так говорить с баронессой, – перебил его идальго, ухватив крепкой рукой хозяина за воротник. – Я выверну наизнанку твои внутренности!…

– Я, да, м-м… – замычал хозяин.

– Он считает, что я вру! – завопила баронесса… Хлоп! Для симметрии на лице бедняги появился еще один отпечаток ее ладони.

– Что вы, сударыня, как я могу?..

– А может, он сам и украл драгоценности? – подо-зрительно уставилась на него баронесса де Брагелонн.

– Помилуй Господи!

– А что, это вполне возможно, – холодно произнес идальго, его пальцы легли на эфес шпаги, которую он уже успел нацепить с утра, на устах заиграла зловещая улыбка.

Испанец мне сразу не понравился. В нем, по-моему, сошлись худшие черты, которые можно встретить у представителей его народа, – высокомерие, напыщенность, холодная жестокость.

– Уверяю вас, это невозможно! – крикнул хозяин.

– Тогда кто, как не ты?

– Не знаю, – всхлипнул хозяин. – Ума не приложу… Скорее всего это тот постоялец что недавно съехал… Я с первого взгляда понял, что он плут и каналья. Сперва он не мог расплатиться, а тут…

– Что – а тут? – грозно спросила баронесса.

Хозяин понял, что сболтнул лишнее, ведь если вор расплачивался крадеными деньгами, то их придется вернуть.

– А тут взял и уехал, – быстро завершил тираду хозяин.

– А, я помню эту английскую змею, – прошипел идальго, и, надо отметить, в этот момент он сам гораздо больше походил на змею, чем англичанин. – И когда он уехал?

– Рано утром потребовал завтрак, потом посидел вот с этими господами. – Хозяин указал на нас. – А затем сел на коня и был таков.

– Нужно послать погоню! – взвизгнула баронесса.

– Поздно. Мы даже не знаем, куда он отправился, – возразил идальго и повернулся к нам. – Уж не сообщники ли это сбежавшего мерзавца?

– Мы видели его первый раз в жизни, – сказал Адепт.

Идальго посмотрел на нас равнодушным взглядом, ясно было, что мы его совершенно не интересуем, и он вряд ли на самом деле считает, что мы соучастники англичанина Он уже собирался отвернуться от нас и вновь приняться за хозяина. И тут вдруг он покачнулся, словно от удара кулаком в грудь, рука его прижалась к сердцу, потом резко рванула ворот камзола Лицо испанца на миг перекосилось, как от зубной боли, потом стало отрешенным. Он закрыл глаза… А когда распахнул их, то в них неожиданно вспыхнули огоньки злобы и ненависти. Его лицо исказилось, и в нем будто проступили чужие черты… Мне стало жутковато от подобной метаморфозы. Явно здесь происходило что-то зловещее.

– Я уверен, это одна шайка! – вдруг прохрипел идальго будто через силу.

– Вы уверены? – с интересом осведомилась баронесса, разглядывая нас, словно диковинных зверей.

– Я уверен! Пусть они отдадут награбленное!

– Ничего глупее я не слышал уже лет тридцать! – возмутился я, чувствуя, как у меня начинают дрожать руки. Мне становилось страшно. Здесь творилось что-то невероятное.

– Их надлежит тут же вздернуть на дереве! – решительным тоном произнес испанец.

– Здесь Франция, сударь, – проронил я, стараясь говорить как можно спокойнее. – И здесь вешают только по решению суда, тем более лиц дворянского сословия, к которому мы принадлежим.

– Ты принадлежишь к собачьему сословию – и я докажу тебе это!

В его руке сверкнула обнаженная шпага, и я прочел на его лице свою смерть.

– Сделай еще шаг, и в твоей башке будет одной дыркой больше, – негромко, но очень четко и решительно произнес Адепт. Щелчок взведенного курка и ствол пистолета, направленного в лицо идальго, говорили о том, что мой спутник не намерен шутить. Испанец не успеет и шагу сделать как свалится замертво.

– Клянусь матерью моей католической церковью – вы заплатите за все! Самые заблудшие еретики, преданные пыткам и сожжению, не позавидуют вашей участи. Да поможет мне в этом Иисус!

– Ну уж нет, негодяй! Не Иисуса, а дьявола ты должен призывать, как и твои полоумные святоши, живьем сжигающие на кострах людей! – не выдержал я.

– Ты не только разбойник, но и богохульник! Сойдитесь же со мной в честном поединке, вы, порождения порочного союза свиньи и дворняжки!

Здесь была какая-то ловушка. И мне не хотелось ввязываться в драку.

– Остановитесь, господа! – воскликнул один из французских офицеров, наблюдавших за скандалом. – Вы, испанец, не имеете никаких оснований обвинять этих людей. Если бы они были сообщниками вора, зачем им было оставаться здесь? Пока что ваши утверждения носят голословный характер.

– Меньше всего я нуждаюсь в ваших советах.

– Вы в них нуждаетесь больше, чем вам кажется, ибо рискуете повстречаться с крупными неприятностями, попирая законы страны, в которой имеете честь находиться.

– Как же!

– Один из наших законов запрещает дуэли. И если вы станете упорствовать, я буду вынужден подвергнуть вас аресту.

– Чушь!

Глаза идальго налились кровью, щека задергалась. Гнев исказил его красивые черты, и сейчас он вовсе не казался привлекательным.

– Ну ладно! – Он нехотя, против воли, вложил шпагу в ножны и обратился к нам:

– Еще настанет час, когда я вырву ваши сердца и скормлю их вашим сородичам – грязным бродячим псам!

Он повернулся и вышел.

– По-моему, он не в себе, – вздохнул офицер, глядя ему вслед.

– Бедняга, – вздохнула баронесса. – Он так расстроился из-за моих драгоценностей. Поверьте, я никогда не видела его таким. Во всем виноват этот отвратительный хлев, которому лучше провалиться в ад! – Баронесса размахнулась, влепила хозяину гостиницы еще одну пощечину и чинно удалилась.

– Это дом скорбных разумом, – пожал плечами офицер и возвратился к своему столу.

– В дорогу, Эрлих! – прикрикнул Адепт. – Обстоятельства складываются против нас!

Вскоре мы уже мчались прочь от постоялого двора. Мы не дали отдохнуть лошадям и рисковали окончательно загнать их. Достаточно удалившись от того места, мы сбавили ход.

– Почему он так вызверился на нас, этот проклятый испанец? Чем мы перешли ему дорогу? – произнес я в такт мерному цокоту копыт.

– А ты не понял? Этот испанец наш злой рок. Боюсь, что мы еще не раз встретимся с ним.

Сверху послышался клекот, и я увидел, как за верхушками деревьев исчезла большая черная птица.

– Время близится, – сказал Винер, положив на стол свои драгоценные швейцарские часы.

Вокруг стояла тишина. Полнейшая тишина, не оскверняемая ни лаем деревенских собак, ни мяуканьем кошек. Даже сам ветер затих и не шевелил кроны деревьев. И это не было случайностью. Приближался ответственнейший час.

– Через десять минут Венера вступит на порог пятого дома, произнес Адепт. – И настанет «миг немого грохота», как называли его атланты. Астральные потоки на некоторое время успокоятся в неустойчивом равновесии, и мы сможем использовать это, правда, в, ограниченных рамках.

– Я уже слышал это.

– Мы вряд ли сегодня решительно изменим ситуацию в свою пользу. Но зато сумеем получить доступ к некоторым знаниям о ближайшем будущем, которые так необходимы нам. Правда, это довольно опасное занятие. Если мы нарушим равновесие, сорвавшаяся лавина погребет нас под собой. Не знаю, стоит ли рисковать…

– Думаю, мы должны пойти на этот риск, – горячо возразил я. Мне надоело тащиться неизвестно куда Целый год скитаний, когда за тобой идет невидимый враг и ты знаешь, что он силен, а ты пока что бессилен, – это выматывает и приближает к нервному срыву. Хотелось хоть немного ясности. «Миг немого грохота» – единственная возможность ее внести

– Хорошо, – кивнул Адепт.

Он вытащил из кармана мелок и начертил на полу круг. Я вспомнил себя, чертившего такие же круги в Москве и читавшего в них заклинания из дьявольской книги, которая едва не привела меня к бесславному концу. Это очень опасное занятие, но с Винером мне было намного спокойнее. В отличие от меня, тогдашнего, он прекрасно знал, что надо делать, и умел это делать.

Адепт поставил в центре круга медный таз, налил в него из кувшина воду, опустился на колени и пригласил меня последовать своему примеру. Я тоже устроился на полу. Комната нам досталась насквозь продуваемая сквозняками, однако внутрь круга не проникало ни дуновения. Лишь мерное тиканье часов напоминало, что мы еще находимся в нормальном мире, наполненном звуками и шорохами.

– Ну что ж, время пришло, – произнес Адепт, когда стрелки часов указали на час ночи.

Я содрогнулся. Возникло ощущение, что меня сдавила и тут же отпустила гигантская рука – Венера вступила на порог пятого дома. Мы могли начать преодоление рубежа, и в нашем распоряжении будет еще целый час. Мы окажемся в центре пересечения самых фантастических сил, от которых берут начало бесчисленные цепи событий и тончайшие взаимозависимости элементов окружающего нас мира. Мы еще не бросились с головой в этот океан, но даже сейчас я ощущал себя неуютно и начинал жалеть, и то так рьяно подговаривал друга на эту авантюру.

– Ну что, вперед? – спросил Винер.

– Не знаю, – протянул я. Меня кольнуло опасение, что я не выдержу этого испытания.

– Решай быстрее. Мы не можем мешкать.

– Идем вперед!

Была не была! Нельзя давать волю своим слабостям и малодушию. Если ты уступишь им в одном, они тут же потребуют уступок в другом, так что вскоре ты полностью окажешься в их власти, станешь мнительным и чересчур озабоченным своим уютом и безопасностью, а это было бы для нас верной смертью. Не говоря уже о том, что мне противен образ сытого бюргера, не видящего ничего, кроме своего дома, лавки и мелких удовольствий. Они, глупцы, даже не знают, что рядом с ними огромный мир.

– Не пожалеть бы потом. Гляди в воду. – Адепт взял из золотой коробочки щепотку какого-то вещества и бросил в таз. Вода на миг вспыхнула синим пламенем, как подожженный спирт, после чего снова приобрела свой обычный вид.

– А туан кварзгл империнум абра, – начал нараспев читать Адепт заклинание атлантов, которых до сих пор никому не удавалось превзойти в магических искусствах. Звук – огромная сила, и в «миг немого грохота» он может открыть дверь.

Страшные слова умершего языка, словно клубы дыма, парили в воздухе. С каждым новым словом в мире нарастало какое-то содрогание. Казалось, начинается землетрясение, которое разнесет дом в щепки, а земля вокруг него расколется глубокими трещинами. Но на самом деле не дрогнул листок в цветке на подоконнике, не было даже легкой ряби на воде. Трясло где-то в иных мирах, которые невидимы для нас, но в которых всегда присутствует частичка нашей души.

– А лугзант раст ва! – торжественно и величественно закончил Адепт, взял лежащий рядом с ним его магический кинжал, руны которого светились сейчас раскаленным железом, и погрузил лезвие в воду. К моему удивлению, кинжал не упал, а остался стоять, будто его воткнули в землю.

– Не отрывай глаз от воды! – прикрикнул Адепт, и голос его донесся откуда-то из далекого далека.

Сказал он это вовремя, потому что мной овладело труднопреодолимое желание отвести глаза от ее поверхности. Вода пошла мелкой зыбью и теперь была похожа на озеро, на которое смотришь с высокой скалы. Что-то отталкивало мой взор. Но, сделав титаническое усилие, я не оторвал его. А потом уже не смог бы обвести глаза, даже если бы очень сильно этого захотел. Голубая плоть воды втягивала меня в себя, разрывала мои связи с этим миром И я устремился вперед с нарастающей скоростью через изломанный туннель с серебряными стенками…

Я лежал на скользком льду. Склон был довольно крутой, и при одном неверном движении я заскользил бы вниз. Скосив глаза, я увидел распластавшегося рядом Адепта

– Теперь наверх, – едва слышно прошептал он, но даже эти слова дрожью прокатились по окружающему миру.

Лед, на котором мы лежали, готов был расколоться и обрушиться в бездну Воздух тоже пришел в движение, завибрировал-вот-вот он в гневе разразится грохотом и молниями. Замерцал мягко льющийся со всех сторон свет, и я почувствовал, что он может слиться в ослепительный шар, который испепелит незваных гостей и оставит от них лишь горсть пепла.

Всем телом я вжался в лед. Моя щека и руки ощущали его обжигающий холод Я ждал смерти. Но через минуту все успокоилось. Адское эхо затихло. Я чуть было на радостях не проговорил «Слава Богу», но вовремя прикусил язык. Слова, произнесенные в полный голос, наверняка взорвали бы тут все.

Адепт глазами указал мне наверх. Я сделал движение. Склон завибрировал, но мне удалось продвинуться на несколько сантиметров. Потом еще немного. Так, теперь нужно подождать, пока все затихнет и успокоится, и преодолеть еще несколько сантиметров.

Где мы находимся? Что за пространства раскинулись вокруг нас? Я мог лишь разглядеть искрящуюся, уходящую вдаль поверхность льда и кусочек синего неба наверху.

Еще чуть выше. Еще… Пальцы скользнули, ноги разъехались, и я устремился вниз. Я не мог найти опоры. Я скользил сначала медленно, потом быстрее, теряя с таким трудом завоеванные метры. Я летел навстречу гибели.

В мыслях я уже распрощался с жизнью, и тут моя нога наткнулась на бугорок, соскользнула с него, но я успел зацепиться коленом, замедлив скольжение. Колено тоже сорвалось, однако мне удалось обхватить бугорок руками. Наконец-то я обрел хоть какое-то сцепление со льдом. Спасен!

Теперь передохнуть и снова вверх. Вскоре я наверстал упущенное и устремился выше и выше.

Сколько продолжался наш подъем – точно не знаю. Может быть, пятнадцать минут, а может, и четыре часа. Со временем здесь творилось что-то неладное, я не мог уцепиться за него разумом, как не мог руками удержаться за лед, когда скользил вниз.

Вскоре мы настолько приноровились к плавным, размеренным движениям, что я начал забывать об опасности и совершил ошибку. Я всего лишь дернулся чуть сильнее – и окружающее пришло в движение. Начал разрастаться утробный рев, как при селевом потоке, в лицо пахнуло обжигающим дыханием, волосы встали дыбом. В районе позвоночника начала формироваться колющая боль. Минута, другая… Буря нарастала. Боль росла…

И вдруг буря и боль ушли…

Опять мягко, избегая резких движений, надо было ползти по склону. К какой-то неведомой цели, И пришел миг, когда пальцы, вместо обжигающего, пробирающего до самых костей льда, ощутили мягкую, пушистую, теплую поверхность. Это был поросший мхом камень. Я подтянулся, напрягся, с трудом выбрался на ровную площадку и осторожно разогнулся.

– Нам повезло! – во весь голос произнес Адепт.

Я втянул голову в плечи, ожидая страшнейшего удара стихий. После таких громких слов на нас должен был обрушиться весь этот мир. Но не обрушился.

– Не бойся, – успокоил меня Винер. – Мы преодолели самую трудную часть – склон, разделяющий миры. Теперь мы здесь. Можно говорить, кричать, махать руками. – Он притопнул ногой и… И ничего!

Я огляделся. Странно, в первые секунды я не видел ничего, кроме площадки, на которой мы стояли, дальше было какое-то голубое, с синими всполохами мерцание. Постепенно глаза стали привыкать, и, как при наведений резкости в подзорной трубе, цветные блики, огненные зигзаги начали обретать формы, стали проступать контуры мира. Вскоре нашим глазам предстала поразительная картина.

Мы стояли на гребне горы. А вокруг простиралась ни с чем не сравнимые по размерам и величию гигантские горы, прорезавшие долины и море вдали. Горы эти были изумрудные и красные, зеленые и фиолетовые, сверкающие в лучах льющегося со всех сторон света. Одну из них обвила переливающаяся всеми цветами радуги змея с рогами и перьями на голове. Ее шея монотонно раскачивалась из стороны в сторону. Длина змеи достигала многих миль. Но она не была самым невероятным существом здесь. У кромки моря наскакивали друг на друга, потом окунались в воды и снова сплетались в жутком, и вместе с тем грациозном танце два дракона. Удары их крыльев вызывали такие волны, которые сразу могли бы потопить целый флот. Слева от нас обрушившийся снизу вверх водопад разбивался о похожую на гроб скалу. Чей-то плавник, размером с Кельнский собор, прорезал поверхность изумрудного моря. Корабль, похожий на парусник из самых красивых потаенных снов, плыл через круглое черно-красное горное озеро, время от времени выпрыгивая, как огромный кит, из воды, и тогда с него катились вниз алмазные струи. Две птицы, по сравнению с которыми птица Рух показалась бы жалким полудохлым цыпленком, парили в вышине, а рядом с ними зигзагами летел загадочный треугольный серебряный предмет.

Но самое поразительное находилось за нашими спинами. Когда я оглянулся, то увидел на горизонте город. Но это был необычный город. Он завораживал тем, что постоянно менял свои очертания. Только что в нем были храмы с быками и крылатыми драконами, вздымались вверх уступчатые пирамиды, и вот уже их сменяли ажурные дворцы, замки, неприступности и красоте которых позавидовал бы любой феодал. Вслед за этим появились гигантские черные утесы и устремленные в небо стрелы, с трудом верилось, что это здания, но" это были именно они. Их сменяли сооружения разных цветов и таких замысловатых форм, которые просто не укладывались в голове.

– Ох, – прошептал я. – Что же это такое? Неужели все это существует на самом деле?

– Что значит – существует? У этого города тысяча, да что там тысяча, бесконечное число граней, уходящих во многие миры.

– Такой красотой можно любоваться вечно!

– Кому-то это удалось. Многие попались в ловушку и навсегда остались здесь. Я им не завидую… А нас встречают!…

Он смотрел на кого-то за моей спиной. Я обернулся и увидел белую птицу с длинным клювом и раскосыми человеческими глазами. Ростом она была с меня.

– Что вам надо? – послышался равнодушный голос, звучавший сзади, спереди, отовсюду, как глас Божий.

– Мы хотим знать настоящее. Мы хотим знать грядущее, Мы хотим получить защиту и силу, ибо наши силы уже на исходе, – выпрямился Адепт.

Птица расправила крылья.

– Идите за мной, – заклекотала она. И резко взмыла вверх, уходя в голубое небо.

– Как за ней? – не понял я.

– Не спрашивай, а делай – главная заповедь в этих краях. – Адепт подошел к краю обрыва, оттолкнулся ногой и… полетел вслед за птицей.

Я не верил, что мне удастся проделать то же самое, но, когда я оттолкнулся ногой, скала осталась внизу. И я понял, что здесь решают все не мышцы, крылья или острые клыки – тут все зависит от воли.

Горы проплыли внизу, и когда я смотрел туда, то видел вещи, которые перечислять нет смысла. Все видимое находилось в постоянном движении. Там происходили самые невероятные метаморфозы, в которые вовлекались и живые существа, и деревья, и неживая (неживая ли?) материя. Там можно было увидеть все, что только в состоянии помыслить себе человек. И то, чего он не в состоянии представить. Это было и прекрасно, и пугающе. И оставляло отпечаток, вызывало отклик в лучшее, словно картина великого живописца.

Неожиданно мы очутились на голой скале. Когда мы ступили на нее, свет, льющийся со всех сторон, начал меркнуть, и вскоре этим миром овладела тьма, в которой лишь угадывались очертания великих гор. Но то, что происходило рядом, я видел очень ясно. Под ногами у нас был узорчатый пол, которого не сыщешь ни в одном дворце. В центре виднелось углубление с прозрачной водой, на дне его находился золотой песок и кораллы самых удивительных форм.

– Говорите, – послышался голос, и я не мог понять, какой он тональности, как он звучит Он просто звучал – и все.

– Что будет с нами? Удастся ли нам выполнить возложенную на нас миссию? Если нас ждет смерть, где нам надо готовиться встретить ее? – спрашивал Адепт. Он говорил медленно, будто стремясь, чтобы его поняли.

Птица ударила клювом о землю. Вода вскипела, помутнела и на глазах превратилась в зеленое болото.

– Ваше будущее нам не дано видеть, – проклекотала птица.

– Почему? – спросил Адепт. – Оно закрыто? Если закрыто, то кем? Разве мы не обладаем правом, священным для этих мест, – правом знать все?

– Оно не закрыто. Его пока просто нет.

– Как? – пораженный, воскликнул Адепт.

– Оно еще не определено. Ваша линия судьбы переплетена с тысячами других. У вас есть выбор. От него зависят эти линии и, возможно, судьба всех людей Земли.

– Эта весть необычна, – покачал головой Адепт. – Тому, кто смог взобраться на скалу Оракула, удается узнать даже исход битв в точках Лимпериума. И такой запрет… Это значит, мы в судьбоносном русле, – он обернулся ко мне, его глаза как-то болезненно горели, он был возбужден. – Эрлих, такое дается очень немногим.

– Что ты еще хочешь знать, человек? – осведомилась птица.

– Где наш враг? Что он делает? Как найти силы, чтобы бороться с ним?

– Смотри.

Болото превратилось в лед. В нем отражалось ясно и четко помещение со сводчатым потолком, сыплющий искрами шар вместо свечи на столе и Хранитель, листающий огромную книгу с тонкими страницами. Робгур что-то шептал себе под нос. Мудрость и сила исходили от него.

– Хранитель, – прошептал Адепт. – Он сейчас думает о нас. Эти мысли никогда его не покидают

Робгур был погружен в чтение. Неожиданно он дернулся, как от удара, выпрямился, огляделся настороженно, как оглядывается, принюхиваясь и поводя ушами, охотничья собака, почуявшая дичь Он встал, прошелся по комнате… Убедившись, что в ней никого нет, он уселся в широкое кресло из слоновой кости, склонил голову, над чем-то задумавшись. Я боялся его, даже зная, что нас разделяет огромное расстояние и преграды чужих миров. Но для этого исчадия ада не существовало преград.