108

Рождество, 1998 год

Ред сидит в конце одной из передних скамей в церкви.

Рядом с ним семья, традиционное единение в этот весьма традиционный день. Родителям на вид лет по тридцать пять, а детям – мальчику и девочке – нет и десяти. Дети возбужденно перешептываются. Мать наклоняется, чтобы шикнуть на них, и с извиняющимся видом улыбается Реду. Он улыбается в ответ и жестом показывает, что он не против.

На самом деле он против. Не против самих детей, конечно, но против того факта, что они напоминают ему о племяннике Томаса Фэрвезера Тиме. Малыш Тим, который не сказал никому ни слова, с тех пор как пронзительно закричал в паническом ужасе при виде Лабецкого четыре дня тому назад. Тим с родителями уехал на Рождество, но Ред договорился о том, чтобы по возвращении мальчика осмотрел самый лучший детский психиатр из обслуживающих Скотланд-Ярд.

В церкви холодно. Ред по-прежнему в пальто, но был бы не против еще и прижаться к кому-нибудь для согрева. Желательно к Сьюзен. Встретиться и посидеть за выпивкой им так и не удалось, а его предложение отпраздновать вместе Рождество она отклонила. Этот разговор до сих пор звучит у него в голове.

– Это всего один день, Сьюзен. Помнишь, как чудесно провели мы время в прошлом году, вдвоем, только ты и я? Как мы разворачивали подарки, и дурачились, и хохотали, как школьники.

– В том-то и дело, Ред. Это единственный день в году, который не имеет ничего общего с реальностью. Когда мир прекращает свистопляску и мы можем забыть испытания и несчастья, выпавшие на нашу долю. И единственное, что нам остается, – предаваться ностальгии о том, каким чудесным было Рождество в прошлом году. А в конце концов мы будем убеждать себя в том, что все нормально, но как только подвергнем это испытанию реальностью, все разлетится вдребезги и будет еще хуже, чем раньше.

Этим утром он проснулся с тупой болью, которая поражает всех тех, кто остался на Рождество в одиночестве, и лег в горячую с паром ванну, глядя, как в ее воде растворяются его слезы. Единственное, что ему оставалось, – это опустить голову под воду и открыть рот, и в тот момент он вполне мог так поступить.

Ред не рассказал Сьюзен о Дункане, потому что боится сглазить удачу. Она пообещала, что вернется и они поговорят, когда будет пойман убийца. Если плата за ожидание, пока они не поместят убийцу под стражу, в том, что она вернется к нему, он сможет продержаться еще неделю.

Голос священника врывается в его мысли.

– Господу помолимся!

Ред наклоняется вперед, но не опускается на колени. От этого его ноги немеют.

"Что ты делаешь, Дункан, именно сейчас, именно в этот день? Что делает человек, считающий себя Мессией, в день, когда христианский мир празднует рождение его предшественника? Пошел ли ты в церковь, стоишь ли среди прихожан, не способных даже помыслить, что среди них находится тот, кто убил десятерых во имя религии, которую они исповедуют? Или ты совсем один, готовишься забрать последнего из твоих святых?"

Совсем один, точно так же, как Ред.

Священник мелодично читает по молитвеннику.

– Прими наши похвалы, небесный Отец, через Твоего Сына, нашего Спасителя Иисуса Христа, и когда мы следуем Его примеру и повинуемся Его повелению, дарованные силой Твоего Святого Духа дары сии хлеба и вина обернутся для нас Его телом и кровью, который в ту же самую ночь, как был предан, взял хлеб и, поблагодарив, преломил его и дал его Своим ученикам со словами: "Примите, ядите, сие есть тело Мое". И взял чашу и, благодарив, подал им и сказал: "Пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов"[19].

Прихожане вторят словам пастыря.

Ред этого уже не слышит. В его голове звучит предыдущий пассаж:

"Дарованные силою Твоего Святого Духа дары сии хлеба и вина обернутся для нас Его телом и кровью.

Сие творите в память мою".

Неожиданно для Реда становится очень важным принять причастие. Он никогда не отличался особой религиозностью, но теперь все по-другому. Теперь, когда явился ложный Мессия.

Первым причастие принимает хор, так чтобы они могли петь хоралы во время всеобщей раздачи. Потом причащаются прихожане, начиная с тех, кто в первых рядах. Образуется очередь, расширяющаяся у алтаря, словно устье полноводной реки.

Священнослужители снуют взад и вперед, кладя облатки в сложенные чашечкой руки. Оказавшись у поручня алтаря, Ред тоже подставляет руки, и проходящий мимо священник вкладывает в них гостию.

Тело Христово.

Ред берет облатку, кладет ее в рот и начинает жевать. Поначалу она безвкусная, потом неожиданно он начинает ощущать вкус на языке. Несколько человек оставили свои облатки, чтобы обмакнуть их в вино причастия, а не пить прямо из чаши. Священник снова проходит мимо.

Кровь Христова.

Ред протягивает руку к чаше и пригубливает вина, после чего на несколько секунд задерживается у алтаря с молитвенно закрытыми глазами.

"Пожалуйста, Господи, – думает он. – Пожалуйста, дай нам поймать его".

109

Понедельник, 28 декабря 1998 года

Ред закидывает руки за голову и как бы невзначай сообщает новость:

– Он добрался до последнего.

– Кого? – спрашивает Кейт.

– Где? – говорит Джез.

– Джон Макдональд, автор и журналист. Обнаружен вчера примерно в четыре тридцать пополудни. Все обычные детали: раздет до трусов, язык вырезан, серебряная ложка вставлена в рот.

– Почему ты не позвонил нам? – спрашивает Джез.

– Не имело смысла.

– Что ты этим хочешь сказать – "не имело смысла"? Говори, Ред. Мы могли бы по крайней мере дать снимок Дункана с предостережением...

– Кейт, от этого не было бы никакого толку.

– Чтобы остерегались этого человека. И тогда у бедняги Джона Макдональда появился бы шанс.

– Нет, не появился бы.

– Легко тебе говорить. У тебя, похоже, сложился образ Дункана как своего рода невидимого супермена, неуязвимого для всего, что мы говорим и делаем. Но он не таков, Ред. Просто не таков.

– Кейт, в данном случае мы ничего не могли поделать.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Потому что Джон Макдональд умер два года тому назад.

– Два года тому назад? Ты вроде бы сказал, что он был убит вчера.

– Нет, я сказал, что его тело было обнаружено вчера. Он умер двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года. Умер, то есть не был убит. Умер в возрасте семидесяти восьми лет, по естественным причинам. Вчера была вторая годовщина его смерти, его тело нашли лежащим на крыше склепа, на Хайгейтском кладбище.

– Дункан вытащил тело из могилы?

– Это был склеп. Он просто откатил камень.

Оказывается, даже после десяти зверских убийств что-то все же способно вызвать потрясение. Например, осквернение могил и надругательство над мертвецами.

– Кто нашел тело? – спрашивает Джез.

– Очевидно, один из гробокопателей. Он увидел его, возвращаясь с похорон.

– И больше ничего и никого там не видел?

– Нет.

Джез морщит лоб.

– Но ведь если Джон был мертв уже два года, он наверняка превратился в скелет.

– Обычно так и бывает. Но он был набальзамирован.

– Боже мой!

– Некоторые из важных органов были извлечены бальзамировщиком, но язык оставался на месте.

– До вчерашнего дня.

– Да. До вчерашнего дня.

– Значит, теперь все одиннадцать апостолов в сборе?

– Ага. Если только мы не упустили чего-нибудь.

– И что теперь? Он остановится?

– А что еще ему остается делать? У него есть все его святые.

Посыльный с почты заходит в совещательную, толкая тележку. Он достает стопку писем, связанных резиновой лентой, кладет их на стол Реда и уходит.

Ред снимает резинку со стопки и берет вскрыватель конвертов. Почтовый посыльный возвращается с коричневым упаковочным пакетом.

– Прошу прощения, чуть не забыл. Замучился, снимая с него ленту.

Ред берет пакет. На вес он тяжелый. Имя и адрес набраны из букв, вырезанных из журналов и приклеенных прозрачным скотчем. Он сразу вспоминает об экземпляре журнала "Санди таймс" в спальне Дункана, страницах, зияющих дырами в тех местах, где из текста были вырезаны буквы.

Ред смотрит на посыльного.

– Постой. Эта хреновина прошла проверку?

– Да, сэр. И рентгеном просвечивали, и еще чем-то. Взрывотехники сказали, что все в порядке.

– Хорошо. Спасибо.

Посыльный уходит. Ред вертит пакет в руках. Проволочки из него не торчат, будильник внутри не тикает. Он принюхивается – ни миндалем, ни марципаном не пахнет.

Раз взрывотехники говорят, что все в порядке, то так оно, наверное, и есть. Ред переворачивает пакет и смотрит на почтовый штемпель. "ЛОНДОН, Юго-Запад 1, ФЕВР 1996". Юго-Запад 1 – это Вестминстер. Вестминстер включает Скотланд-Ярд.

Должно быть, Дункан находился в миле отсюда, чтобы отправить его по почте, а они и не знали.

Ред пробегает пальцами по поверхности пакета. Под слоем пузырчатого упаковочного материала внутри он нащупывает три твердых цилиндра. Каждый длиной в пару дюймов.

Кейт и Джез внимательно смотрят на него.

– Что это? – спрашивает Джез.

– Не имею представления. Правда, есть один способ это выяснить.

Ред берет открыватель для писем, разрезает край пакета, и, когда запускает руку внутрь, кончики его пальцев натыкаются на шероховатую бумагу и твердый предмет под ней. Один из цилиндров. Должно быть, он завернут в бумагу.

Он ощупывает цилиндр. Он не гладкий, но как бы в рубчик или с насечкой. Любопытно.

Его пальцы погружаются глубже и находят еще два цилиндра. Он вытаскивает все три разом.

Монеты.

Три стопки из десяти монет каждая, завернутые в банковскую обертку. Три свертка различных очертаний и размеров.

Ред надрывает бумагу на каждой упаковке. Монеты со звоном высыпаются на его письменный стол.

Десять монет по десять пенсов. Десять по двадцать пенсов. Десять по пятьдесят пенсов.

Тридцать сребреников.

110

Ред неотрывно смотрит на лежащие перед ним на столе монеты.

"Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников"[20].

В голове у него стучит.

Ред закрывает глаза и прижимает кулаки к вискам. Ему хочется рвать и метать. Он снова открывает глаза. Монеты по-прежнему на столе.

Двенадцать учеников. Одиннадцать святых и один совсем другой. Самый известный предатель в истории человечества.

Да, он взял деньги Ричарда Логана. Но он сдал Эрика вовсе не поэтому. Он счел это правильным поступком. Он выиграл сражение с собственной совестью и потерял брата. Он взял деньги Логана, но это не были кровавые деньги. Он отдал их.

Филипп повешен, Джеймс забит, Питер распят на кресте, Джеймс обезглавлен, с Барта снята кожа, Мэтью изрублен, Саймон разрублен пополам, Джуд забит дубинкой, Эндрю распят на кресте, Томас пронзен копьем, и Джон подвергся осквернению.

И следующий он, Ред.

Никогда прежде Ред не испытывал такого невыносимого, слепящего, дикого страха. Он всегда пытался поставить себя на место жертвы преступления, проникнуться чувствами человека, обреченного на гибель. И ему это удавалось. Но подобного ужаса он даже не мог себе представить. До этого момента.

Движение на краю зрения. Кто-то заходит в комнату.

Это Дункан, явившийся из тьмы его собственной души.

Не Дункан. Один из штатных психологов. Женщина, маленькая, совсем не дункановских габаритов. Надо же было выбрать для появления именно этот момент.

Ред скорее чувствует, чем видит, как Джез перехватывает ее у двери, и слышит его голос:

– Выйдите.

– Мне нужно поговорить с Меткафом. Это займет всего...

– Вон!

Женщина обиженно пожимает плечами и уходит. Кейт обнимает Реда за плечи.

– Ред, мы обеспечим тебе защиту. Мы поместим тебя в безопасный, надежный дом. У нас ведь каждая собака знает Дункана в лицо, он и на милю к тебе не подойдет. Обещаю тебе. Мы поймаем его. Мы покончим с ним.

Охотник, за которым начата охота. Монеты все еще лежат на столе в том виде, в каком он их рассыпал.

– Я... дайте мне воды.

– Я принесу, – говорит Кейт.

– Я схожу и организую... – начинает Джез.

– Нет.

В голосе Реда мольба.

– Нет. Он был в Хайгейте вчера. Он может заявиться сюда. Пожалуйста... пожалуйста, не оставляйте меня одного.

Никогда раньше Ред никого ни о чем не просил. Насколько он помнит.

– Принеси воды, Кейт, – говорит Джез. – А я останусь здесь.

Ред тяжело садится. Джез и Кейт переглядываются над его макушкой.

В наступившей тишине резко звонит телефон Реда. Джез берет трубку.

– Алло?

– Можно попросить к телефону старшего инспектора Меткафа?

– Он сейчас на совещании.

– Не могли бы вы вызвать его оттуда?

– Боюсь, его нельзя беспокоить.

– Это очень срочно.

– Я сказал вам, его нельзя беспокоить.

– Но это необходимо. Пожалуйста. Это чрезвычайно, жизненно важно.

Джез прикрывает трубку рукой и смотрит на Реда.

– Кто-то говорит, что хочет срочно поговорить с тобой. Говорит, что это жизненно важно. – Он видит выражение лица Реда и быстро добавляет: – Это не Дункан.

Ред пожимает плечами.

– Я возьму трубку.

Джез передает ему трубку.

– Меткаф.

– Старший офицер Меткаф?

– Да, слушаю.

– Это... это твой брат Эрик.

111

Когда Ред видел Эрика в последний раз, тот находился в запретной зоне, за колючей проволокой и сторожевыми вышками Хайпойнта. Теперь он в Пентонвилле, который определенно повеселее. Элегантные белые здания неплохо вписываются в общую картину северного Лондона, и местные жители не придают соседству с тюрьмой особого значения. Хайпойнт подавляет, Пентонвилль сливается с окружением.

Ред выкладывает на белый пластиковый поднос наручные часы, ключи и мелочь и проходит через арку металлического детектора. Прибор пронзительно пищит. Один из охранников тут же преграждает Реду путь.

– Пожалуйста, пройдите снова, сэр.

Ред проходит под аркой, и снова раздается писк.

И тут он догадывается, в чем дело. Причина – его полицейский жетон. Он вынимает его из внутреннего кармана, кладет на поднос и проходит через арку в третий раз. На сей раз писка нет.

Ред забирает свои вещи с подноса и держит руки слегка поднятыми, пока охранник его обыскивает. Исключений не допускается ни для кого, даже для офицера полиции.

– Спасибо, сэр. Пожалуйста, пройдите в ту дверь и закройте ее за собой. Вторая дверь откроется только после того, как первая будет плотно закрыта. Оттуда вас проводят.

Ред проходит в дверь и закрывает ее за собой. Ощущение такое, будто находишься в тамбуре.

Со слабым жужжанием открывается внутренняя дверь, за которой стоит еще один охранник. Он ведет Реда по коридору.

– Прошу прощения, я обязан напомнить правила. Нельзя ничего передавать заключенному. По другую сторону двери все время будет кто-нибудь находиться. Если вам что-то понадобится, просто крикните.

– Последний раз, когда я приходил к брату в тюрьму, он пытался убить меня. У меня нет особого желания оставаться с ним наедине.

– Мы знаем об этом, сэр. Его запястья и лодыжки будут в оковах.

– Но никого, кроме нас, там не будет?

– Нет, сэр. Ваш брат специально попросил о свидании с вами наедине.

– А он объяснил вам почему?

– Он сказал, что у него есть конфиденциальная информация, предназначенная только для ваших ушей.

– То же самое он сказал мне и по телефону. Хрен с ним. Если он закован, тогда я уверен, что все будет хорошо. Спасибо.

Комната для свиданий маленькая и скудно обставленная, точно такая же, как те, что в Скотланд-Ярде. Охранник заводит Реда внутрь и оставляет его там, наедине с мыслями.

Ред подходит к окну и выглядывает сквозь решетки. Унылый пейзаж из крыш, серый, как день. Он возвращается к столу и садится.

Он не ощущает нервозности, как можно было ожидать, главным образом потому, что все происходит очень быстро. Тело Джона, тридцать сребреников, а потом звонок Эрика – все громоздится одно на другое, и этот поток, подхватив Реда, увлекает его с неодолимой силой.

"Информация, которую тебе нужно узнать прямо сейчас". Это то, что сказал Эрик по телефону.

Не ловушка. Для ловушки слишком очевидно.

И что потом?

Дверь открывается, и входит человек в джинсах и джемпере. В руке у него конверт, кандалы на лодыжках и запястьях позвякивают на ходу.

Эрик.

Лицо узнаваемо, но этот человек уже не брат Реда. Впечатление такое, будто некто, кого прежде ты знал только по фотографиям, вдруг обрел плоть и кровь. Разница лишь в том, что на самом деле речь идет не о снимках, а о точно так же выцветающих и тускнеющих год за годом воспоминаниях.

Дверь за Эриком закрывается, и братья в первый раз за более чем семь миллионов минут оказываются в одной и той же комнате.

Эрик сидит напротив Реда. Он не здоровается и не пожимает ему руку. В его глазах безмерные глубины ненависти.

"Он попросил меня прийти сюда, – думает Ред, – а не наоборот. Пусть скажет, что хотел".

Эрик толкает конверт, и он скользит через стол. Толкает, а не передает в руки, так чтобы их пальцы не соприкоснулись даже на миг.

– Это пришло сегодня утром.

Обычный белый конверт, уже вскрытый, адрес составлен из букв, вырезанных из журнала и наклеенных на конверт. Отправлено – Лондон, Юго-Запад 1, 23 дек. 1998. Точно так же, как на пакете с монетами.

Внутри конверта Ред находит сложенный втрое листок бумаги. Он разворачивает его. Снова буквы, вырезанные из журналов, разных размеров и шрифтов для затруднения идентификации.

Ред читает:

""Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол" (Иоанн. 6:70). Ты знаешь, Эрик, кто этот дьявол. Твоя собственная плоть и кровь, который предал тебя. Он есть зло, а не те. Мне ведома истина, и я знаю, о чем он думает. Он хочет стать одним из нас, но не осмеливается. Дьявол, который делает вид, будто он на стороне ангелов. К тому времени, когда ты прочтешь это, у меня будет одиннадцать из двенадцати. Мне нужен еще только один. Твой брат. Твой Иуда".

Письмо не адресовано Эрику по имени и не подписано.

Послание поражает сдержанной логикой. Письма от убийц и маньяков зачастую сумбурны, но автор этого не таков. Он точно знает, что делает.

Ред шарит в кармане, достает из пачки сигарету и протягивает Эрику.

– Хочешь?

Эрик качает головой.

– Ты куришь?

– Иногда.

Ред зажигает сигарету и указывает на письмо.

– Что ты хочешь с ним сделать?

Эрик пожимает плечами.

– Забери его себе. Оно о тебе. Никакого отношения ко мне оно не имеет.

– Напротив, оно имеет отношение к тебе, Эрик. Оно адресовано тебе. Ты упомянут в нем.

– Оно в той степени обо мне, в какой о том, что ты со мной сделал. Это просто способ добраться до тебя. Мне оно не нужно.

Ред снова беглым взглядом пробегает по письму.

Хренов Дункан. Чтоб ему сдохнуть.

Ред крутит колесиком зажигалки и подносит уголок письма к голубоватому пламени. Оранжевые язычки поднимаются в воздух, и краешек бумаги обугливается. Ред держит листок бумаги, пока не ощущает жар на пальцах, и тогда роняет его в металлическую пепельницу на столе. Оба смотрят, как письмо сморщивается и догорает.

– Разве это не улика? – говорит Эрик.

– Я все равно знаю, кто его послал.

– Ладно.

Воцаряется молчание.

– Это все, что я хотел тебе показать, – говорит наконец Эрик. – У тебя, вероятно, есть дела.

Ред хотел бы сказать много, но все это бесполезно. Сами по себе слова не могут ничего исправить. Бумага тлеет в пепельнице. Ред снова указывает на нее.

– Никому не рассказывай об этом, ладно? Ты прав. Это улика. Мне... мне не следовало ее сжигать.

Снова пожатие плечами.

– Как скажешь. Дело твое.

Ред встает и подходит к двери. Он стучит два раза, и охранник открывает.

Ред и Эрик обходятся без слов прощания.

Ред старается не оглянуться уходя, только чтобы доказать, что он достаточно силен. Но не может. Точно так же, как в Хайпойнте, столько лет тому назад, он дает слабину в самый последний момент. Начиная путь по коридору, он бросает взгляд назад, в комнату для свиданий. Эрик просто смотрит прямо перед собой на пустой стул напротив него.

Ред быстро идет по коридору. Он хочет выбраться из тюрьмы, города, страны. Он хочет улететь далеко, в тот мир, где ему снова двадцать один год и где не было момента безумия, охватившего его брата в Кембридже. Он хочет повернуть время вспять.

И только в машине на обратном пути в Скотланд-Ярд Ред спохватывается, что так и не спросил Эрика о том, согласен он или нет с тем, что написал Дункан в своем письме. Впрочем, он знает, что не спросил потому, что не хотел услышать ответ.

112

Вторник, 29 декабря 1998 года

Ред стоит на берегу маленького озера и осматривается. Он видит пару домов в отдалении в сторону запада, и еще один на северо-восточном горизонте. Три дома, затерянных на огромной равнине полей. Этот пейзаж больше напоминает пустынные высокогорья Шотландии, чем сельскую местность Эссекса. Единственная видимая дорога – та, что петляет между деревнями Келведон и Сильвер-Энд. Того, кто приближается по ней, можно увидеть за милю.

Вот почему они и привезли Реда сюда.

Полицейские убежища отвечают трем принципам: безопасности, секретности и надежности, – но на этом сходство кончается. Некоторые безопасные дома находятся прямо в центре городов: появляется возможность затеряться в изменчивой деловой суете. Другие, напротив, расположены в сельской местности, где соседи скорее обратят внимание на появление или отъезд чужаков и где можно достичь изоляции, недоступной в больших городах.

Хоум Фарм подпадает под вторую категорию. Для случайного наблюдателя это обычная ферма, расположенная на трех с половиной акрах земли, включая сад и озеро, у которого в настоящее время стоит Ред. В фермерском доме проживает очаровательная пара пенсионеров по имени Генри и Пенни Спэрроу, которых хорошо знают в деревне Келведон, тем паче что в амбаре, на полпути по дороге, они хранят эклектичную, но интересную коллекцию морских достопримечательностей.

Но присмотревшись, можно отметить несколько особенностей: ров глубиной в десять футов, окружающий Хоум Фарм, огоньки датчиков сигнализации, расположенные вдоль изгороди с равными интервалами, и две видеокамеры, отслеживающие дорогу в обоих направлениях.