«Ельцин всегда подозрительно относился к своим ближайшим сподвижникам. Особенно после ухода А. Коржакова. И это в полной мере относится к Черномырдину и Лужкову.

По некоторым данным, ещё начиная с весны 1994 года, под влиянием конфиденциальных докладов Коржакова, у семьи и у самого президента сформировалась отрицательная установка на Черномырдина и Лужкова.

Начиная с сентября 1997 года такое подозрение со стороны Ельцина, мнительность которого в связи с его болезнями порой становилась маниакальной, начало возрастать. В конце декабря Ельцин, в своей обычной манере, спровоцировал Черномырдина на активизацию своих личных политических амбиций».[323]

К этому времени Ельцин стал ревностно относиться к своему премьер-министру Черномырдину. Скуратов вспоминал: «Намечалась встреча с белорусским президентов Лукашенко, и Черномырдин, видя немощность Ельцина, предложил:

— Может, я заменю вас, Борис Николаевич?

Ельцин враз потяжелел лицом, в глазах у него возник беспокойный свинцовый блеск.

— Вначале я, а уж потом — вы… Понятно?

Да, все понятно. Куда уж больше! Ельцин не хотел ни на мгновение, ни на секунду упустить власть».[324]

«…Черномырдин…, чувствуя закат звезды Б. Ельцина, стал, не особенно скрывать, примерять к себе корону первого лица…

Б. Ельцин почувствовал опасность для себя лично. Достаточно было очередной продолжительной госпитализации, и власть могла ускользнуть из его рук, а к власти он относился, как к самоцели».[325]

Потерять власть первый российский президент не хотел. Сама же власть в стране была почти исключительно подконтрольна должности президента страны. Приведём слова Анатолия Куликова: «…При существующей системе власти в высший её эшелон министров выдвигали воля и желание одного человека — президента России Б.Н. Ельцина. Только он один, ни с кем не советуясь и не считаясь, мог возвысить любого государственного чиновника. Только он в силу принадлежавшей ему абсолютной власти в стране мог отправить его в отставку, повинуясь собственным представлениям о целесообразности.

Можно принимать эти правила игры или сокрушаться по поводу их несовершенства, но при такой системе управления любой из государственных чиновников работает и живёт по правилам жёсткой командной игры, подразумевающей, что забивание мячей в свои ворота — это глупость, достойная, в лучшем случае бесславной отправки на пенсию».[326]

Так случилось и с политическим долгожителем ельцинской эпохи — Черномырдиным. «Весной 98-го года я принял окончательное решение: во главе правительства должен стоять другой человек. С Виктором Степановичем надо расставаться, — напишет позже Борис Николаевич и объяснит. — Главная сила Черномырдина — его уникальная способность к компромиссам. Может помирить всех со всеми, ни одна конфликтная ситуация для него не страшна. Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и „просидел“ все эти годы — компромисс между рыночными отношениями и советским директорским корпусом, — сейчас уже невозможен. Он себя исчерпал, этот компромисс. Нужно двигаться дальше».[327]

Однако, похоже, что это было не совсем так, как объяснял первый российский президент. «…Наступило время новых политических схваток. Но Ельцин, как всегда, решил предупредить развитие событий и взять инициативу в свои руки, тем более что исполнительной власти это всегда легче делать».[328] Ни раз уже отмечалось, что Борис Николаевич, как истинный строитель, умел работать в авральном режиме. Он и на этот раз показал свои способности наносить удары, будучи припёртым к стенке.

«… Ельцин неожиданно для всех отправляет в отставку премьер-министра Черномырдина, не советуясь с ним».[329] А зачем советоваться? Суета это все. Посмотрим, как это было в деталях.

«21 марта 1998 года, в субботу, Ельцин принимал Черномырдина у себя на даче в Горках. Во время разговора неожиданно сказал:

— Виктор Степанович, я недоволен вашей работой.

Вечером президент вызвал к себе руководителя своей администрации Валентина Юмашева и пресс-секретаря Сергея Ястржембского. Распорядился подготовить указ об отставке. и Ястржембский уговорили отложить обнародование указа до понедельника, 23 марта, чтобы не портить стране выходные дни».[330]

«Утром 23 марта, [331] в понедельник, Ельцин позвонил, который в это время уже собирался выезжать в Белый дом, и приказал ему срочно, не заезжая в здание правительства, прибыть в Кремль. Ничего не подозревающий прибыл к президенту, который объявил о его отставке. Соответствующий указ уже был подписан. От неожиданности у премьера потемнело в глазах».[332] Сам позже напишет, что пару дней на размышление он все же дал.[333]

В соответствии со статьёй 117 Конституции РФ Президент РФ может принять решение об отставке Правительства РФ. Те же слова и в статье 83 Конституции РФ. Коротко и ясно, больше слов нет. А зачем больше слов? Имеет право и все тут. Хочу назначаю, хочу снимаю, на то меня народ российский и выбрал президентом.

Однако, все же нужно объяснить народу российскому почему, Виктор Степанович не устроил Бориса Николаевича? Досужие аналитики, впрочем, делали это за президента с большой охотой. Каких только объяснений не было.

Одни писали: «…Именно нежелание Ельцина видеть в Черномырдине своего приёмника привело позже к неожиданной для многих отставке Черномырдина».[334]

Другие: «…Было очевидно, что экспортноориентированная нефтегазовая экономика Черномырдина в результате падения цен на нефть и газ будет близка к краху в конце года и Ельцин, возможно, стремился вывести своих приближённых из-под удара и возложить ответственность на своих противников».[335]

«Решение отправить в отставку Черн о мырдина и назначить вместо него Кириенко принял не столько Ельцин, сколько его советники, в особенности его дочь Татьяна Дьяченко и шеф президентской администрации Валентин Юмашев. Березовский тоже рекомендовал снять Черномырдина, хотя против кандидатуры Кириенко возражал».[336]

Но увольнять, так увольнять. Решительный президент решил, что нужно поменять всю команду. Вместе с Правительством, но отдельным указом были уволены со своих должностей первый вице-премьер правительства РФ А.Чубайс и вице-премьер правительства РФ — министр внутренних дел А. Куликов. Заметим, что последний давно резко критиковал экономическую политику первого.[337] Вот вне правительства и критикуйте друг друга, а не при высоких должностях.

Увольнение этих должностных лиц президент объяснил необходимостью «уравновесить две крайности, убрать из раствора оба химических элемента, которые грозили взорвать всю лабораторию».[338] Оказывается наш президент не только строитель, но и в химии разбирался. Эрудит он наш! Ему бы ещё в экономике разбираться, чтобы подобрать толковых людей в правительство.

Кого же назначить вместо старого премьера? Долго интриговать не стал. И.о. председателя правительства был назначен министр топлива и энергетики. Так старый премьер был сменён на молодого.

«На пост премьер-министра неожиданно для всех — и оппозиции и правительственных кругов[339] — предложил молодого экономиста, не имеющего опыта серьёзной политической работы,. Он имел в Правительстве репутацию человека, так как был приведён именно им в Москву из Нижнего Новгорода. … Благодаря был назначен на пост заместителя министра топлива и энергетики».[340]

«К новому председателю правительства, больше похожему на студента, сперва мало кто относился всерьёз. К нему тут же приклеилось прозвище „Киндерсюрприз“. При наличии огромного комплекса нерешённых проблем назначение руководителем кабинета министров „политического легковеса“ было воспринято поначалу как, по меньшей мере, безответственный и неразумный поступок. Многие полагали, что президента втянули в чистейшую воды авантюру».[341]

Позже объяснит свой выбор: «…Меня поразил стиль его мышления ровный, жёсткий, абсолютно последовательный. Очень цепкий и работоспособный ум. Внимательные глаза за круглыми стёклами очков. Предельная корректность, отсутствие эмоций. Выдержанность во всем.

Есть в нем что-то от отличника-аспиранта. Но это не, кабинетный учёный и революционный демократ. Это другое поколение, другая косточка — менеджер, директор, молодой управляющий.

Главные плюсы — абсолютно свободен от влияния любых политических или финансовых групп. В силу своей молодости не будет бояться никаких столкновений, никаких неприятных последствий. Настоящий технократический премьер! То, что нужно сейчас стране…».[342]

Это слова первого российского президента. А вот оценка его слов бывшим начальником аналитического управления КГБ СССР: «Б. Ельцин не поразила совершённая невозмутимость кандидата в премьеры перед лицом трудностей страны, этакая механическая готовность лезть в любую воду, не спрашивая броду. Из слов президента видно, что он даже не пытался вникнуть в сущность взглядов на российскую проблематику претендента на должность второго лица в государстве. Для него важнее всего было удивить и ошарашить всех своих оппонентов — от олигархов до коммунистов — неожиданностью своего решения. Честно говоря, это было уже авантюрное фокусничество с однозначной целью самосохранения».[343]

Новый претендент на высокий пост премьера был из поколения «новых русских». «Годы зрелости и его сверстников совпали с крушением государственного всевластия, — напишет Леонид Млечин, симпатизируя новому премьеру, и добавит. — Они взрослели, зная, что им предстоит самостоятельно принимать решения и полагаться на самих себя. У рыночное мышление — не книжного происхождения, не заёмное, он освоил его на практике, занимаясь собственным бизнесом.

Это поколение желает преуспеть в жизни и зарабатывать деньги. Молодые руководители ценят умение и образование. Все остальное не имеет значение для успеха… Любой может подсесть к этому карточному столу и попытаться сорвать куш».[344]

Вот оно оказывается в чем секрет. Молодые реформаторы управляли страной словно в карты играли. Повезёт — не повезёт. А судьбы миллионов людей? Да плевать на них, этих лохов. И в самом деле, не лохи ли они? Додумались избрать президентом человека, который за годы своего правления развалил страну и даже по состоянию здоровья (не говоря уже об интеллекте) не мог вывезти её из кризиса. Впрочем, а был ли иной выбор среди возможных кандидатов? Были ли среди возможных кандидатов нормальные и достойные кандидаты? Большой и неразрешимый вопрос, но мы сейчас не о президенте, а о премьере.

лично повезло. «Для меня это было полной неожиданностью, — вспоминает. — За всю свою жизнь я раньше с встречался два раза».[345]

Почему выбрал молодого (даже слишком молодого)? Вопрос весьма интересный. Одна из подсказок звучит: «В Правительстве он обратил на себя внимание своим образованием и умением гладко, долго и „правильно“ рассуждать на экономические темы. На фоне косноязычного и больного Ельцина он смотрелся как на фоне Брежнева».[346] Так выбирают обычно женщины. Кстати, а может быть, они и выбрали? Имеются в виду женщины из «Семьи», той самой, что составляло самый близкий круг ельцинского общения. А, по мнению некоторых, единственных лиц, которых слушал больной президент.

«Но дважды горбачевские фокусы не проходят даже в России».[347] Ожегшись на говорунах, вторично ошибаются только полные идиоты. Да и был не так и прост, чтобы просто слушать бабских советов. Он их соединял со своими замыслами.

Но вот его замыслы также были покрыты мраком. Не обязан по Конституции президент раскрывать свои замыслы и все.

Однако досужих аналитиков всегда в России хватало. «… По мнению прессы, тогда ещё рассчитывавший при благоприятном стечении обстоятельств выдвинуться на третий президентский срок, попытался превентивным ударом перехватить политическую инициативу у всех, кто пытался на основе собственных сценариев разыграть президентскую кампанию 2000 г. Это относится к лагерям,,. Одновременно по замыслу президентского окружения оппозиция лишалась козырной карты — требовать отставки Правительства как вынесением вотума недоверия в парламенте, так и во время дня протеста 9 апреля.[348]

24 марта 1998 года в интервью «Уолл стрит джорнел» заявил: «После ухода и банки больше не смогут влиять на политику». Сплошной рай на земле российской наступит!

, если верить его мемуарам, был полон радостных надежд. «Впервые во главе страны — молодой тридцатипятилетний человек. Впервые — дан полноценный, мощный шанс совсем другому поколению политиков. Впервые — возглавить правительство пришёл руководитель, понимающий экономику так, как это нужно сегодня, сейчас, — писал он. — Все впервые. Я испытывал необыкновенный подъем духа, огромный оптимизм, был полон надежд.

В России уже есть молодое правительство. То самое, о котором мечтал год назад. Все сбылось. Сбылось почти неожиданно, может быть, даже вопреки всей логике событий, — но сбылось…».[349]

Наконец-то наш президент нашёл кого хотел. Но хотел-то он. А страна просто получила…

Ельцин при этом не учитывал некоторую особенность своих молодых ставленников. «Особенностью всех молодых „реформаторских“ команд было нежелание и неумение заниматься текущей повседневной управленческой работой. Они постоянно тяготели к „макроэкономическим“ схемам, концептуальным подходам, которые когда-то должны были дать — теоретически рассуждая — положительные результаты».[350]

Второй особенностью была жажда личного обогащения. Практически никто из побывавшем на Олимпе власти, не спустился с него без большого мешка, набитого деньгами. А должность премьера открывала «богатые» возможности. Можно ли было этим пренебречь?

«Самое первое знакомство с реальным положением дел в государстве убеждало „молодых реформаторов“ в полной бесперспективности что-либо исправить в ситуации и подталкивало на простейшее решение: урвать для себя, а там хоть трава не расти. Обстановка всеобщего воровства и рвачества захватила и их».[351]

Но на пути к этому ещё стояла Государственная Дума, которая не разделяла оптимизма президента. Какой пустяк, сколько раз господа депутаты продавливались и продавались.

«Дума оказалась структурой весьма уступчивой. Часто она не могла воспользоваться даже теми ничтожными полномочиями, какие ей даровала ельцинская Конституция.

Если голосование имело решающее значение, например, утверждение ельцинских кандидатов на пост премьер-министра или действия по импичменту, Кремлю всегда удавалось получить необходимое количество голосов: многих законодателей либо подкупали, либо шантажировали».[352]

Посмотрим, как это делалось на практике в случае, пожалуй, самого большого унижения Думы. Между прочим, в этом деле Генеральная прокуратура во главе с будущим правдоискателем Скуратовым осталась в стороне. А ведь речь шла о законности деятельности президента!

Но в тот период Скуратов ещё не хотел вмешиваться. Не резон. Удобнее смотреть по стороны.