Петров вскочил с цыновки и бросился было к двери. Но снаружи загрохотал засов, и Аркадий снова сел на цЫновку, прислонившись спиной к стене. Он тяжело дышал от возбуждения. Голова горела. Обрывки бессвязных мыслей проносились в голове.
      Что можно предпринять? Дождаться вторичного прихода этого Смита и сделать попытку схватиться с ним? Какой в этом смысл? Даже, если удастся одержать над ним верх, бегство из этой комнаты - все равно, что самоубийство. Снаружи, конечно, - охрана.
      Попытаться обмануть, придумать какую-нибудь небылицу, притвориться сдавшимся на милость своих тюремщиков? Но что придумать, как обмануть?
      Снаружи снова звякнул засов и дверь завизжала, впуская невысокого сгорбленного старика в халате, перетянутом пестрым платком. Старик поставил перед Петровым широкую низкую скамейку. На ней был поднос с небольшими закрытыми мисками. И только теперь Петров вспомнил, что он ничего не ел, наверно, уже более суток.
      Как только за стариком захлопнулась дверь, Аркадий сел на цыновке и нетерпеливо поднял крышки с сосудов. Обоняние защекотал острый запах баранины, поджаренной с луком. Петров попробовал. Блюдо было густо сдобрено томатом и перцем, но вкус его показался Петрову недурным. Он нерешительно взял широкую вилку, съел один кусок, другой, и незаметно прикончил все блюдо. В другом сосуде была рыба, также приготовленная с томатом, луком и перцем. Перца было так много, что он обжигал рот.
      - Восточная кухня! - сказал Петров, крутя головой.
      Но рыба ему тоже понравилась, хотя после нее во рту жгло еще сильнее. Ему захотелось пить. Он осмотрел остальные сосуды. Ни воды, ни вина в них не было. А жажда становилась все острей. Он встал и пошел было к двери, чтобы позвать старика... И вдруг со всей обнаженной очевидностью перед ним раскрылся смысл этого обеда. Пытка - вот что это такое! Ему не дадут пить, чтобы заставить говорить.
      Он подошел к двери... Постоял перед ней в нерешительности. Потом тихо постучал и прислушался. Никто не отзывался. Он постучал сильнее. Ответа не было.
      Часть четвертая
      ТАЙНА КАРАДАГА
      Г л а в а 30
      МОРЕ НЕ СОХРАНЯЕТ СЛЕДОВ
      ...В городе творилось невообразимое... Сотни лодок бороздили сверкающую и переливающуюся на солнце поверхность залива. Небо пылало зноем. Странный свет сиял над городом, придавая фантастический медно-красный оттенок лицам, одеждам, стенам зданий, асфальту улиц, зелени деревьев на бульварах...
      -- Феерия! - процедил в раздумье Калашник.
      Он стоял у окна и смотрел на волнующуюся, пеструю севастопольскую толпу.
      Людские потоки стремились к набережным. Каждый хотел своими глазами увидеть необычайную окраску моря.
      Смолин не отозвался. Его похудевшее, осунувшееся лицо, его глубоко запавшие глаза казались невозмутимо спокойными. И только плотно сжатые губы да застывшая на лбу сетка глубоких складок, выдавали напряженную работу мысли. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, в глубине комнаты. Рука с потухшей папиросой свесилась с ручки кресла. Они только что вернулись на машине Колосова из Балаклавы. Необходимо было немедленно отправиться в лабораторию, чтобы проверить догадку об открытии Крушинского. Но страшная, сверхчеловеческая усталость приковывала Смолина к его месту.
      Калашник отошел от окна и, смотря себе под ноги, зашагал по диагонали просторной комнаты.
      - Ну, Евгений Николаевич, - сказал он, продолжая шагать, - судьба свела нас на стыке дорог, которые до сего времени шли параллельно. Что вы на это скажете?
      Смолин, словно очнувшись от сна, поднял голову и взглянул на него.
      - Предстоят серьезные дела, Григорий Харитонович. Я не знаю, как оцениваете вы свою деятельность за этот год. А я... я допустил в своей работе непростительные ошибки, за которые расплатились жизнью два моих лучших сотрудника...
      - Ну, при чем же тут вы, Евгений Николаевич? - пробормотал Калашник, не глядя на Смолина. - Совпадение обстоятельств...
      - Обстоятельства совпадают неблагоприятно в тех случаях, когда руководители упускают эти обстоятельства из виду, отвлекаясь факторами, не имеющими отношения к работе. - Смолин поднял руку, посмотрел на погасшую папиросу и отбросил ее прочь.- Словом... я не собираюсь предаваться бесплодному самобичеванию, но и не намерен закрывать глаза на свои промахи... Предстоящей работой придется искупить все... И вам, Григорий Харитонович, как мне кажется, следует вплотную включиться в наше общее дело.
      Калашник остановился в недоумении. Такая прямая и ясная формулировка того, что пока еще шевелилось в самых глубинах его сознания, задела его самолюбие.
      - То есть, как это... в общее дело? - проворчал он, нахмурив лохматые брови.
      - Так, в наше общее дело, - спокойным, утомленным голосом повторил Смолин. - Я надеюсь, вам стало, так же как и мне, понятно, что наше с вами соревнование - это детская игра по сравнению с тем, что выросло между нами и нашими зарубежными соперниками. Они ведь добиваются тех же результатов...
      Калашник слушал, расставив ноги, засунув руки в карманы и недовольно сопя.
      - ...И мы сможем одержать верх над ними, только сплотив наши силы,-закончил Смолин.
      Калашник шумно откашлялся.
      - И что же вы собираетесь делать... при моем содействии? - спросил он мрачно.
      Смолин ответил не сразу. Калашник, ожидая ответа, стоял перед ним неподвижно, в той же позе - расставив ноги, засунув руки в карманы, опустив голову и мрачно глядя из-под нахмуренных бровей.
      - Я полагаю, - заговорил, наконец, Смолин, - что сейчас самое главное - не дать противнику понять, в каком пункте мы добились перспективных результатов. Противник знает, что мы ведем работы на Мурмане, на Дальнем Востоке и на Черном море. Но нет никаких оснований полагать, что он осведомлен в том, что же мы считаем главным из достигнутых нами успехов. Его сведения фрагментарны и противоречивы. Теперь противнику будет гораздо труднее нам мешать, - он обнаружил себя, и за ним, я надеюсь, будет установлено наблюдение. Вот наше преимущество. И каковы бы ни были помехи в нашей работе, мы будем -продолжать эксперименты до тех пор, пока-не добьемся окончательного результата. А тогда уже никакая сила не сможет помешать нам реализовать свой успех.
      - Извините... А не могу я узнать, каковы же результаты ваших исследований? Вы все еще возитесь с этой... филлофорой?
      - Нет. Та культура, которую мы вам демонстрировали, погибла...
      Звонок телефона прервал Смолина на полуслове. Калашник медленно пересек комнату и подошел к аппарату.
      - Вас, - протянул он трубку Смолину. Евгений Николаевич быстро встал с кресла и почти подбежал к аппарату.
      - Слушаю. Да, я слушаю... Так. Неужели?.. Впрочем, я так и предполагал. Море не сохраняет следов - это самая лучшая дорога для преступников... Да... Так... Благодарю вас... Обязательно... До свидания.
      Смолин повесил трубку и подошел к Григорию Харитоновичу, стоявшему у окна.
      - Колосов, - ответил он на вопросительный взгляд Калашника. Сообщает, что на Большом берегу обнаружены следы нападения на Петрова. Тело не найдено. Следы обрываются у берега. Повидимому, нападавшие вывезли его в море, чтобы замести следы преступления. Надо немедленно отправляться в лабораторию. До свидания.
      - Будьте здоровы, - ответил машинально Калашник.
      Он еще долго стоял у окна, рассматривая потоки людей, медленно текущие мимо гостиницы, ерошил волосы, что-то бормотал и постукивал пальцами по подоконнику.
      Снова затрещал телефон. Калашник снял трубку.
      - Еще одно поражение,-услышал он голос Смолина. - Материал для постановки культур исчез.
      - Каких культур?
      - Да тех самых, над которыми работал Петров до исчезновения.
      - Не может быть! Кража?
      - Очевидно, так. Пропала золотая яетвь.
      А культуры золотой бактерии в лаборатории уничтожены.
      - Но ведь она же заполнила все море!
      - Попытаюсь что-нибудь предпринять. Но на успех не надеюсь. Если эта бактерия существовала в симбиозе с водорослями, то мало надежд, что она способна долго существовать самостоятельно.
      - Вы сообщили Колосову?
      - Сообщил. Да что толку. Море не сохраняет следов.
      Глава 31
      ЦЕНА жизни
      Петров долго лежал неподвижно, устремив глаза на .потолок и стараясь отвлечься от ощущения невыносимой жажды. Но воображение предательски рисовало ему воду во всех видах: текущую бурной струёй из крана, колеблющуюся в запотевшем от холода графине, медленно льющуюся в стакан из бутылки. Это было нестерпимо. Казалось, что рот, пищевод и желудок медленно покрываются жесткой, шершавой коркой, трескающейся, как земля, сохнущая на солнце. Пить, пить!.. Каждая клетка его тела сжималась от смертельной нехватки влаги. Он сжимал кулаки и кусал губы, сдерживая накипающее бешенство.
      В комнате стало темнеть. По-видимому, солнце село. Сколько часов прошло со времени его обеда, Петров не знал, но ему казалось, что пытка продолжается много суток. Его терзало страшное, первобытное ощущение жажды.
      Засов загремел. Петров не пошевелился.
      Опять противно завизжала дверь. Петров не отКрыл глаз, когда его тела коснулась нога вошедшего.
      - Ну? - услышал он тот же голос.
      Петров молчал.
      - Будете говорить?
      Петров открыл глаза, увидел темное лицо с ястребиным HOCOM и снова опустил веки. Внезапно заклокотавшая в нем злоба пересилила даже невыносимое ощущение жажды.
      - Значит еще рано... - сказал Смит. - Вы еще не почувствовали в полную силу, что это такое. Подождем, нам торопиться некуда,
      От хлынувшей к сердцу ненависти, от сознания своего бессилия Петров потерял сознание. Когда он очнулся, в комнате было совсем темно. Он не чувствовал своего тела, оно исчезло, оставив только одни острые, как пилы, разрывающие рот и горло, боли. Сознание опять стало затуманиваться. Он слышал глухие голоса за стеной, звуки шагов, грохот засова и стук дверей. Потом все исчезло...
      ...Он очнулся в глубоком мраке. Горло его пересохло. Язык лежал во рту, словно чужой шершавая, суконная его поверхность царапала нёбо. Болела нестерпимо голова.
      Из-за стены глухо доносились какие-то звуки. Потом загрохотал засов. Сквозь щель приоткрывшейся двери в лицо Петрову ударил свет фонаря. Дверь с визгом распахнулась. На белой стене закачались два силуэта: один низкий, тонкий, с вытянутой головой, другой высокий, широкоплечий, с большим квадратным черепом и торчащими усами. Фонарь осветил вошедших - Петров узнал Человека с металлическим голосом, назвавшего себя Смитом. Широкое бульдожье лицо второго было ему незнакомо.
      - Ну? - услышал Петров противно звенящий баритон.
      Петров, не поднимаясь, посмотрел исподлобья на вошедших и ничего не сказал.
      - Ну? - повторил баритон.
      - Что вы от меня хотите? - спросил Петров и не узнал своего голоса: так глухо и сипло прозвучал он в гулкой тишине.
      Смит поставил фонарь на пол, оглянулся, как бы ища на что сесть, и присел на корточки. Высокий безмолвно стоял рядом, широко расставив ноги и опустив бульдожью голову.
      - Самые краткие сведения о содержании вашего открытия, - тихо, но отчетливо потребовал Смит.
      - Какого... открытия? - спросил Петров со злобой.
      - О котором вы телеграфировали профессору Смолину. Не стоит отпираться.
      - А разве я... телеграфировал Смолину об открытии? - вяло возразил Петров.
      Он закрыл глаза, чтобы незаметно для врага пережить охватившее его вдруг волнение. Текст телеграммы стоял перед его глазами. Нет, ни о каком открытии в ней не было ни слова.
      - Да, в вашей телеграмме об открытии не было упомянуто, - согласился Смит. - Но два месяца назад некий Крушинский, опыты которого вы пытались воспроизвести, также посылал телеграмму профессору Смолину. И в ней достаточно отчетливо была выражена мысль об открытии - ошеломляющем открытии, Аркадий Петрович.
      Петров лежал с закрытыми глазами и пытался сосредоточить метущиеся мысли на главном: не сдаваться.
      - Не знаю, о чем вы говорите, - сказал он, не открывая глаз.
      - Так же ответил нам ваш незабвенный товарищ Николай Карлович Крушинский, немедленно последовала реплика Смита.- Но текст его телеграммы, так же как и вашей, нам хорошо известен.
      - Вот как? - Петров усмехнулся. - Допустим, текст телеграммы вы сумели прочитать. Тут, очевидно, и Крушинский и я проявили неосмотрительность. Но ведь он же утонул. Как он мог отвечать вам на какие-то вопросы?
      - А вы уверены, что он утонул? - спросил Смит таким странным голосом, что Петров открыл глаза и удивленно посмотрел на него.
      - Да, да. Вы уверены, что он утонул? - повторил Смит свой вопрос. Напрасно. Вы, видимо, плохо представляете себе силы и средства, которые брошены на решение этой задачи... - Он улыбнулся, сверкнув в свете фонаря золотыми зубами.
      Эти зубы - два сверху и два снизу, четыре золотых клыка, зубы фантастического хищного зверя - вызвали у Петрова дрожь лютого отвращения.
      - А между тем, - продолжал Смит, - по способу, посредством которого вьк были сюда доставлены, вы могли бы догадаться, что прогулка на южный берег Крыма для нас никаких трудностей яе представляет. И если ваше исчезновение объяснено сейчас вашими друзьями как смерть в морской пучине, то вы-то сами должны уже понять, что вы не погибли, а прибыли к своим новым друзьям... Так же, как два месяца назад, таким же способом сюда прибыл наш общий незабвенный друг Николай Карлович Крушинский.
      Петров приподнялся на локте, смотря широко раскрытыми глазами на Смита.
      - Да, да, Аркадий Петрович, на это самое ложе, на котором сейчас располагаетесь вы. И в том же самом состоянии, в котором сейчас находитесь вы, Аркадий Петрович. К сожалению, его организм оказался слабее вашего. Но мы не допустим, чтобы вы погибли так же бесцельно и бесплодно, как он. Полагаю, что в той безделице, о которой мы вас просим, вы нам не откажете?
      Петров снова закрыл глаза и опустился на цыновку.
      Смит сказал своему спутнику по английски:
      - Give him a water.
      "Дайте ему воды", - автоматически перевел про себя Петров. Высокий вышел и сейчас же вернулся с большой эмалированной кружкой. Петров с усилием приподнялся, сел на своей цыновке, схватил дрожащими руками кружку и выпил, не отрываясь.
      - Вот так, - сказал Смит. - А теперь еще раз крепко подумайте над тем, что я вам сказал. Выхода у вас нет. Либо вы ответите нам, либо последуете за вашим другом Крушинским на тот свет.
      Г л а в а 32
      СЛЕДЫ ВРАГА
      Следствие об исчезновении Петрова и похищении золотой водоросли затянулось. Из многократных бесед с Колосовым Смолин вынес глубокую уверенность, что все неудачи, сопровождавшие работу его коллектива, были результатом тщательно продуманной и хорошо организованной диверсии. Враг следил за каждым их шагом и выбирал время, чтобы нанести чувствительный удар. Гибель Крушинского, катастрофа с культурой филлофоры, исчезновение Петрова - у всех этих несчастий была одна причина - деятельность врага, кровно заинтересованного в том, чтобы раньше советских ученых овладеть новым способом золотодобычи.
      Исчезновение Петрова произошло примерно при тех же обстоятельствах, что и гибель Крушинокого, и. оно неопровержимо свидетельствовало, что оба преступления - дело одной диверсионной группы. Петров подвергся нападению вечером. А ночью, когда Смолин и Калашник разыскивали Петрова в Балаклаве, золотая ветвь была похищена из шкафа. Культуры, выведенные Петровым, были уничтожены. Не оставалось сомнений, что у Петрова нашли и отобрали ключи от несгораемого шкафа и лаборатории, с которыми кто-то проник ночью в здание станции и выкрал золотую ветвь,
      К счастью, лабораторные дневники исследований бактериальной пленки уцелели. Петров, очевидно, захватил их с собою в гостиницу для окончательной обработки и оставил у себя в номере в письменном столе. Преступники, по всей вероятности, просто не успели похитить эти дневники. Иначе бы и от этого открытия не осталось следа, как это было в случае с Крушинским.
      В общем, картина преступлений становилась ясной. Никакой загадки не оставалось. О несчастных случайностях можно было больше не думать.
      - Но как же могло случиться, что враг имел возможность столько раз нам вредить и остался неразоблаченным? - спросил Смолин у Колосова при очередной беседе.
      - У нас создалось впечатление, - вежливо и спокойно ответил полковник, - что вражеская агентура - люди, знающие Крым, как свои пять пальцев. У них, повидимому, даже нет нужды в помощниках, скрывающихся среди местного населения.
      - И что же?
      - А то, что на нашей территории может действовать всего один осведомитель, хорошо знакомый с работой вашей группы. Этого достаточно, чтобы каждый удобный случай мог быть использован для диверсии.
      Смолин с недоумением смотрел на Колосова.
      - Неужели - внутри нашей лаборатории... Или - института?
      - Этого я вам сказать не могу, - усмехнулся Колосов. - Думаю, что будь осведомитель в вашей лаборатории - он был бы очень быстро разоблачен. Но среди лиц, вам близких или знакомых... Подумайте над этим, Евгений Николаевич.
      - Я решительно отрицаю это. О сущности наших исследований ни я, ни мои помощники даже словом не могли обмолвиться с кем-то посторонним. Даже очень близкому человеку не могли сказать.
      - Я не сомневаюсь в этом. Но, кроме слов, есть еще дела. И скрыть то, чем вы занимались в прибрежных водах, в курортных местах, в разгар сезона, конечно, было нельзя. Вероятно, и многое другое в действиях ваших и ваших помощников привлекло внимание, регистрировалось и служило материалом для выводов и выпадов врага.
      Смолина раздражал спокойный, уверенный голос Колосова, совсем не соответствующий результатам следствия.
      - Как же теперь все-таки нам жить?- спросил он. - Можем ли мы рассчитывать на более или менее спокойную работу, без дальнейших помех?
      Колосов улыбнулся:
      - Полагаю, что на ближайшее время возможность диверсий исключена. Так что помешать вам может разве только стихийное бедствие.
      Смолин ушел от Колосова, недовольный и даже злой. Он рвался на Мурман, но уехать было нельзя. Колосов просил его остаться до окончания следствия. Работа в Севастополе не увлекала Смолина. Как он и предполагал, золотая бактерия, приспособленная k жизни в тканях водорослей, оказалась мало пригодным объектом для культивирования. Все поставленные Смолиным культуры золотой бактерии, взятой из пленки с поверхности моря, были недолговечны. Ему оставалось только догадываться, что в аквариумах Крушинского и Петрова присутствие разрушенных тканей золотой водоросли создавало для этих бактерий какието более благоприятные условия. Но для того чтобы выяснить эти условия, нужна была золотая водоросль. Смолин пытался культивировать золотую бактерию в средах, где помещались размозженные ткани других видов водорослей - различных черноморских багрянок, - но пока никаких надежд на успех не возникало.
      Глава 33
      ночной визит
      В сентябре на Мурмане уже становятся холодно. Часто с моря дуют пронзительные холодные ветры, несущие дожди и туманы. Но иногда выпадают удивительно тихие, безветренные дни, полные света и тепла. С мглистого бледноголубого неба светит неяркое солнце, наполняя воздух ровным сиянием. В эти днн переспелая черника сизым с прозеленью ковром усыпает берега моря.
      - Северный виноград, - сказал Ланин, приподнимая над головой сорванную ветку черники. - Видели вы что-нибудь подобное?
      Ольга с удивлением осмотрела тяжелую черную гроздь, свесившуюся с руки Панина.
      - Никогда бы не подумала, что черника может иметь такой вид!
      - То-то... Это вам не Урал!..-Ланин улыбнулся.
      Он прилег на берегу среди невысоких кустов черники и начал лениво общипывать ягоды с ветки. Ольга села рядом, обхватив колени руками и устремив взгляд на св-инцовую поверхность океана. Это был час отдыха, вырванный из нескончаемого дня напряженной работы.
      - Что вы ответили на телеграмму Евгения Николаевича? - спросила Ольга.
      - Что я мог ответить? Все в порядке, работы продолжаются...
      - "Все в порядке, работы продолжаются"... - задумчиво повторила Ольга.
      - Да...
      - А скажите, Иван Иванович, только чистосердечно - вы сами уверены, что все в порядке?
      Ланин в раздумье посмотрел на свои посиневшие от черники пальцы.
      - А-а! Вы все о том же-о повышенном интересе к нашим работам за рубежом? - сказал он ласково насмешливым тоном. - Не понимаю я этого настроения. Оно решительно ничем не оправдано. Вот уж почти два десятилетия на земле мир...
      - И в человецех благоволение![ 1 "На земле мир, в человецех благоволение" - фраза из церковного песнопения.], - прервала его Ольга. - А смерть Крушинского? А гибель культуры филлофоры? Можете вы поручиться, что это были случайности?
      - Не знаю, не знаю... Эти события можно объяснить и по-другому... пока мы не видим их конкретных виновников...
      Ланин, не вставая с места, потянулся за новой веткой черники. Ольга нетерпеливо остановила его руку.
      - Скажите, Иван Иванович, у вас не создалось впечатления... от текста телеграммы профессора... что с Петровым что-то случилось?
      Ланин развел руками.
      - Но вы же помните текст!?. Там только три слова: "Молнируйте состояние работ". И больше ничего.
      - Вот именно эта краткость и поражает меня.
      Ланин удивленно посмотрел на нее.
      - Не понимаю, - сказал он небрежно. Телеграф есть телеграф. Чем короче, тем лучше.
      - А я почему-то все время вспоминаю телеграмму, полученную нами от Крушииского. Помните?
      - Я слышал о ней. Я тогда работал здесь и телеграммы не видел.
      - Он сообщил об "ошеломляющем открытии", которое он сделал, и просил приехать. А на другой день было получено известие о его смерти.
      Ланин усмехнулся.
      - Если бы с Аркадием что-то случилось, я полагаю, Евгений Николаевич информировал бы нас.
      Ольга сдвинула брови.
      - Ну, а то, что Евгений Николаевич вдруг забеспокоился о наших работах? Это вам ни о чем не говорит?
      Ланин медленно покачал головой, продолжая улыбаться. Ольга вспыхнула:
      - Не знаю... Может быть, я говорю глупости... Но у меня такое впечатление, что своей телеграммой Евгений Николаевич призывает нас к бдительности. И я не могу отделаться от беспокойства. Мне кажется, надо усилить охрану станции. До сих пор мы относились к этому с непростительной беспечностью.
      - Ну, хорошо, хорошо,-сказал Ланин, поднимаясь и стряхивая налипшие к одежде листья черники. - Пойдемте домой. Пора за работу!..
      Ольга лежала в своей комнате на холодной койке, тщетно пытаясь забыться за книгой. Она машинально перелистывала страницы, едва воспринимая смысл прочитанного.
      Было уже поздно. Часы на руке, которой Ольга держала книгу, все время были перед ее глазами. Она легла около двенадцати. Было уже около двух, а сон все еще не приходил. Ольга откинула книгу, легла на спину, заложила руки за голову и задумалась. Ее мысли были прерваны каким-то шорохом за дверью.
      Ольга вспомнила, что забыла накинуть крючок на петлю. Но вставать не хотелось. Она приподнялась на локоть и прислушалась.
      Ольга была не из пугливых. Но .вся кровь отлила у нее от щек и пальцы похолодели, когда она заметила, что между косяком и дверью появилась темная щель. Дверь остановилась, словно в нерешительности, потом медленно, совершенно бесшумно раскрылась на ширину ладони. На мгновение из сумрака показалось человеческое лицо. Ольга подалась вперед. Дверь моментально захлопнулась. В коридоре прозвучали быстрые шаги, и все стихло.
      Ольга изо всех сил застучала кулаком в перегородку, вскочила, разыскала босыми ногами туфли, накинула пальто.
      - Что случилось? - раздался встревоженный голос Ланина.
      Ольга открыла дверь.
      - Кто-то... заглядывал ко мне в комнату,-сказала она, задыхаясь.
      - А кто именно?
      - Я не успела разглядеть.
      - И вы уверены... что вам не показалось?
      - Совершенно уверена... Человек заглянул в дверь... На какой-то миг. В темноте нельзя было разобрать лица... И быстро пошел по коридору.
      - Ну, давайте посмотрим, - предложил Ланин, зевая.
      Они прошли по длинному коридору общежития. Ланин зажег спичку. Включил свет, В коридоре никого не было. Ольга открыла наружную дверь. На ступеньках сидел сторож, опустив голову на колени.
      - Спишь? - негромко спросил Ланин.
      - Зачем сплю? - отозвался сторож, поднимая голову. - Дежурю.
      - Что-то не похоже, - сказала Ольга. -Сейчас мимо вас прошел человек, а вы и не заметили.
      Сторож поднялся и обиженно возразил:
      - Смеетесь, Ольга Федоровна. Кто же это мог пройти? Разве бы я не услышал?
      - Не надо сидеть, дядя, - резко сказал Ланин. - Вы дремали. А это то же, что и сон. Кто в здании станции?
      - Смирнов.
      - Пройдем туда, - предложила Ольга.
      Из сырой, промозглой темноты дохнул ветер и рванул их одежду. Море шумело. Моросил дождь. Ланин и Ольга долго стучали в дверь, дожидаясь, пока им откроют.
      - Спит, черт! - с досадой выругался Ланин. - Надо было взять с собой ключ. Наконец за дверью послышались шаги.
      - Кто там? - глухо раздался хриплый голос.
      - Открывай, свои! - крикнул Ланин. -Что ты там, уснул?!
      Ланин и Ольга прошли по всему зданию, по пути включая свет. В галерее от ветра дребезжали стекла. Ольга зябко повела плечами, кутаясь в пальто.
      - В такую ночь ничего не стоит забраться в здание, - сказала она. Зайдем в аквариальную.
      Они постояли несколько минут в лиловом полумраке у аквариумов.
      - Вы перенесли сюда культуры Евгения Николаевича? - спросила Ольга.
      - Да, конечно. Все в порядке.
      Ольга продолжала пристально осматривать аквариумы,
      - Нет, не все, - резко возразила она. - Я остаюсь при своем мнении: мы с вами совершенно беспечно относимся к тому, что имеет государственное значение.
      - Ну, чего вы от меня хотите? - спросил Ланин с легким раздражением.
      - Я хочу, чтобы вы, наконец, меня поняли. Мы работаем с вами над тем, что возбуждает за рубежом исключительный интерес. Наша работа имеет особое значение. Ведь о том же говорил и Евгений Николаевич. Я удивляюсь, что вы об этом забыли.
      - Ну? - улыбнулся ее горячности Ланин.
      - Так вот. Как охраняется станция? У нас восемь лаборантов и препараторов. Все они живут в поселке и каждый вечер уходят со станции. В общежитии - только двенадцать технических сотрудников да мы с вами. А что здесь творится ночью? Один сторож спит внутри здания, другой спит около него. У аппаратов спит дежурный механик. Вот и все. Один осведомленный человек может причинить столько зла, что последствия даже трудно представить.
      - Что же вы предлагаете?
      - Я думаю, что нам с вами, по очереди, нужно проводить ночь воя в той комнате, рядом с аквариальной. Все-таки, это будет мера охраны. И, конечно, надо известить о наших опасениях хотя бы секретаря райкома партии.
      - Ну, хорошо, - согласился Ланин.-Сделаем все, что вам диктует ваша государственная мудрость. А теперь идемте спать.
      Они вышли из аквариальной. Ланин запер дверь ключом.
      - Дайте мне ключ! - потребовала Ольга.
      - Зачем?
      - Я сейчас приду сюда ночевать.
      Ланин молча подал ей ключ. Когда подошли к выходу из здания, Ольга сказала категорическим тоном:
      - А завтра будете дежурить вы!
      - Слушаюсь! - ответил Ланин, открывая перед ней дверь.
      Над океаном занимался серый рассвет. Они подошли к берегу. Был отлив, и вода темнела глубоко внизу.
      - Далеко отсюда до границы? - спросила Ольга.
      - Нет, не очень. Я думаю, что по прямой не более пятидесяти километров.
      Ольга покачала головой.
      - Плохое вы, Иван Иванович, выбрали место для работы.
      Глава 34
      СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА
      На следующее утро Ольга проснулась вялой, с головной болью. Выглянула в окно. Ветер гнал по серому небу косматые облака. Она быстро умылась в аквариальной, прошла в лабораторию и села к столу, чтобы привести в порядок протоколы опытов, накопившиеся за последние три недели. Среди груды бумаг и блокнотов она наткнулась на тетрадь с записями, сделанными ею в Севастополе. Она с интересом перелистала всю тетрадь, страницу за страницей. Работа, уже полузабытая, но так недавно волновавшая Ольгу, вдруг cнова всколыхнула в ней прежние мысли.
      Со времени отъезда из Севастополя она не трогала этих записей. Вскрытая ее опытами закономерность не вызывала у нее никаких сомнений. Ольга считала доказанным, что ферменты, выделяемые тканями золотоносных вoдорослей, во много раз ускоряют осаждение золота из морокой воды. Предложение Григория Харитоновича использовать живые растения для обогащения воды ферментами-ускорителями казалось ей исключительно заманчивым. Но произошла катастрофа - погибла культура филлофоры. Поднимать вопрос о ферментах стало бессмысленным, когда исчезли сами растения -источник этих ферментов. Потом наступил период новых исканий: получение проростков из размозженной ткани. Затем спешный отъезд отодвинул все севастопольские дела на второй план.
      Ольга задумалась над тетрадью. Она вспомнила свои переживания, радость удач, горечь разочарований. И почувствовала, как знакомое волнение вновь приводит в дрожь ее пальцы, наливает жаром щеки, ускоряет биение сердца.
      - Что ж, вот снова пришло время испытать, на что ты годишься, прошептала она самой себе.
      Культура золотоносной водоросли создана вновь. Аппаратура для осаждения золота в полном порядке. Метод хорошо освоен. Отчего бы не испробовать такой элементарно простой вариант опыта? Достаточно взять воду из аквариумов с культурой золотоносных ламинарий - и первые же определения покажут: есть в ней ферменты или нет.
      В дверь постучались. Не дожидаясь приглашения войти, Ланин просунул свою черную голову в комнату.
      - Ольга Федоровна, пришел секретарь райкома и хочет поговорить с нами. Я оставил его в кабинете Евгения Николаевича.
      Громов сидел у рабочего стола Смолина. Когда Ольга и Ланин вошли, он поднялся им навстречу.
      - Привет. Зарел поговорить с вами по одному вопросу, -cказал он, пожимая Ольге руку. - Не помешаю .вашей работе?
      - Нет,-ответила Ольга,-наоборот, мы надеемся, что вы нам поможете. Сегодня ночью у нас возникла мысль обратиться к вам за содействием.