Глава VI

Я немного пришла в себя от потери крови, высосанной стригом, и пока еще не начала чувствовать последствий отлучения от своего дерева. Поэтому я была хоть и не очень сильной и бодрой, но довольно подвижной. Кора же, бедняжка, вяла, как сорванная хризантема. Мраморная белизна кожи превратилась в нездоровую бледность, и солнечные искорки исчезли из ее волос. Движения ее стали медленными и сонными. Ей срочно требовалось усиленное питание.

Я начала стучать кулаком по восковым стенам. Они отозвались глухим звуком, но не треснули. Тогда я всем телом навалилась на дверь, запертую снаружи. Она заскрипела, но не подалась. Наша наскоро построенная комната была крепкой темницей. Значит, надо сделать так, чтобы они сами пришли сюда. Я топнула по глиняному полу ногой и заревела, как раненая медведица. Тут же послышался звук хлопающих крыльев, означающий, что к нам кто-то направляется.

В дверях появилась Шафран. Она злобно уставилась на меня. По обе стороны от нее стояли серые работницы. Моя буйная фантазия тут же превратила их в два куска пшеничного хлеба, а Шафран – в мед, которым они намазаны, и я представила, как киклоп пожирает этот двойной бутерброд.

– Ты что, старая корова, пытаешься своим мычанием разрушить стены?

– Я дриада, а не женщина-минотавр. Таких вообще в природе нет. Моя подруга голодна, и я тоже.

Работницы были вооружены бамбуковыми копьями, похожими на жало, со смертоносным острием на конце.

– Мед и чай из пыльцы? Впрочем, нет, дорогая. Наверное, лучше куропатку, которую ты мне принесла. Правда, не очень вежливо со стороны гостьи съедать свой же подарок. Кроме того, я уже съела ее сама, и она оказалась довольно вкусной. Чего нельзя сказать о желудях, я чуть не сломала зуб о первый же из них.

– Может быть, еще остались… – начала было Кора.

Я тут же прервала ее. Стоит только Шафран заподозрить, что мы безумно хотим желудей, как она тут же скормит их белкам.

– Наверное, они были не очень свежими. Значит, мед и хлеб из пыльцы, – попросила я.

– Запасы продовольствия у нас невелики, все работницы заняты на строительстве улья. Зачем мне тратить пищу на временных гостей?

– Если мы слишком быстро умрем, ты не сможешь показать нас Эвностию, и у тебя с ним ничего не получится.

– У меня есть красота и хитроумие, этого вполне достаточно.

– Нет, недостаточно, если он узнает, что ты нас убила.

– Я просто скажу, что вы мои пленники, неважно, живы вы или умерли.

– Эвностий уже целый год живет самостоятельно, и его не так-то легко обвести вокруг пальца. Лучше тебе иметь нас под рукой на случай, если потребуются доказательства.

Она каким-то образом умудрилась нахмуриться так, чтобы не наморщить свой безупречный лоб. Уголки рта опустились, и он стал похож на перевернутую чашу.

– Ладно, думаю, мы сможем что-нибудь выделить вам.

Чаша приняла свое нормальное положение.

– Я пришлю вам специальный обед, перед тем как навестить вашего друга.

Специальный обед… Может быть, она хочет отравить нас?

– Ничего, – сказала я Коре, когда Шафран вышла из комнаты. – Эвностий найдет нас. Он прочесал весь лес после того, как ты исчезла. Из-за тебя его избили.

– Сильно? – воскликнула она.

– Нет, только синяки. Он сейчас отлеживается в моем дереве.

– Я недостойна его. Он видит во мне героиню своей любимой поэмы «Стук копыт в Вавилоне». Люди истолковывают мое молчание по-разному, но для Эвностия – это тайна и мудрость.

– Может, ты и недостойна его, Кора, – я была не только ее ближайшей подругой, но и самым непредвзятым критиком, – но все же более достойна, чем остальные. Он найдет нас, а когда найдет, постарайся показать, что ты к нему неравнодушна.

– Думаешь, он сможет нас найти? – В ее голосе не чувствовалось уверенности. – Если бы у меня еще была моя подвеска– кентавр, я не пожалела бы ее, чтобы увидеть сейчас Эвностия.

– Ты никогда не позволяла ему надеяться, даже когда могла это сделать.

– Позволяла, но не так, как ты думаешь. Он казался мне маленьким, младшим братом, все время спотыкался о свои собственные копыта.

Стоило ли говорить, что хоть Кора и воспринимала Эвностия с высоты своих восемнадцати лет, но, так же как и он, была еще совсем ребенком, и похоже было, что она тоже скоро споткнется, только о свои мечты. Если, конечно, она их вовремя не оставит.

Разговор начал утомлять ее, но тишина была для нас еще страшнее. Откуда-то издалека доносилось жужжание крыльев и мелодичное попискивание Шафран, отдающей приказания работницам. Затем ее голос затих. «Она полетела к моему дереву», – подумала я.

И тогда работники принесли обещанный обед. Шафран послала нам оставшиеся желуди.

Эвностий открыл глаза и увидел у себя над головой соломенную крышу. Вокруг него на стенах висели ковры с изображениями моих любовников. Сквозь сеть листвы в квадратные окна проникал свет. Он вдохнул запах коры и листьев. «Дом Зоэ, – подумал он. – Но как я сюда попал?» Наконец он вспомнил.

– Зоэ.

– Нет. Шафран.

Он узнал королеву, которая следила за ним в его саду.

– Как ты нашла этот дом? – спросил он сердито.

– Сама Зоэ объяснила мне, как сюда попасть. Она же оставила дверь незапертой. Правда, мне не нужна лестница, хоть она здесь и есть, и очень удобная.

Ее хваленая красота не произвела на Эвностия никакого впечатления. Конечно, очертания ее фигуры были очень хороши, как первоцвет или лютик. Да, кожа ее была гладкой и золотистой, как мед, а трепещущие крылья совершенно прозрачными. Она стояла около кровати и, глядя на него, улыбалась с восхищением и ожиданием. «Она не такая высокая, как Кора, – сказал себе Эвностий, – и не такая пышная и роскошная, как Зоэ, и потом, на ней слишком много браслетов, а крылья такие тоненькие, что их может разорвать даже легкий ветерок». И в самом деле, он был абсолютно не способен заметить что-либо хорошее в женщине, по-видимому, виновной в исчезновении Коры.

– Ну, не сердись! – не оставляла его Шафран. – Ты так смотришь на меня, будто хочешь забодать. Я разбудила тебя, мой мальчик?

– Да.

– Ну, ничего. Когда я уйду, после того, как побуду с тобой немного, ты заснешь, как трутень.

Она села на кровать, прислонившись бедром к его ноге. Тело ее было таким же шелковистым, как тонкий шелк туники. Эвностий попытался отодвинуться, но двигаться было некуда, он и так почти вдавился в тростниковую стену. Что делать, иногда приходится мириться с судьбой.

– Ты такой молодой, а у тебя на груди уже так много волос, – заметила Шафран. – Знаешь, тебе это идет. У наших трутней волосы только на голове. Правда, они никогда не лысеют.

– Мы рождаемся волосатыми. Так теплее зимой. И мы тоже никогда не лысеем. Чего тебе надо?

– Пришла навестить тебя, как я уже сказала. Поговорить. Познакомиться с последним минотавром. Я не думаю, что ты так и останешься последним. У тебя будут сыновья, внуки, и когда-нибудь появится целое племя минотавров.

Если ты, конечно, правильно выберешь себе пару – ее плодовитость должна соответствовать твоей мощи.

– Зоэ нет дома.

– Ты не слушаешь меня. Я пришла не к Зоэ, а к тебе.

– Я пытаюсь слушать. Но ты сидишь на моем копыте. А как ты узнала, что я здесь?

– От Зоэ. И от Коры.

– Значит, они твои пленники! – Эвностий со злостью размахнулся и одним ударом сшиб Шафран на пол.

Она опять села на кровать, на свое прежнее место, сделав вид, что упала случайно. Ее грустный смех напоминал звон колокольчиков, когда их дергают за медные язычки, нежный, но с металлическим отзвуком. Кора же смеялась, как колокольчик, раскачивающийся на ветру.

– Я вижу, с тобой можно говорить откровенно, мой дорогой. Да, я держу двух твоих друзей, моих невольных гостей, в своем улье, и в твоих силах их освободить.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Что я должен сделать?

– Эвностий, я открою тебе грустную правду. Мои дочери – прилежные работницы, хоть не очень умны и изобретательны. Они уже семь дней строят улей, а он все еще не готов. Зато он благородного происхождения. Я могу проследить свою родословную, начиная с тех времен, когда желтокожие люди еще жили в грубых каменных жилищах, а критяне дрожали от холода в пещерах. Но мужчины моего племени, увы, не настоящие звери, так назвать их можно лишь с большой натяжкой, и даже самый лучший – Солнцеподобный, не исключение. Я даже не уверена, что в свой следующий брачный вылет буду оплодотворена, а такую королеву лишают трона.

– Иначе говоря, тебе нужен муж из другого племени.

– Совершенно верно.

– Ну, ты могла бы выбрать кентавра.

Она содрогнулась:

– Слишком большой. И слишком много ног.

– А паниски? Они как раз подходят тебе по размеру.

– От них плохо пахнет луковой травой, разве ты не знаешь?

– Тогда кого ты имеешь в виду? – Нетерпение промелькнуло в ее улыбке.

– Не будь таким глупым, мой мальчик.

– Меня?!

– Кого же еще?

– Совсем как племенной бык, – пробормотал он. – Как критский бык, которого специально выращивают для ринга.

– Племенной бык? Наверное, ты хочешь сказать – муж. Разве я не упоминала брачный вылет? Или любовник, если слово «брак» пугает тебя. Да, Эвностий, ты должен стать отцом моих следующих детей. Я заметила тебя еще с воздуха, когда мы только что прилетели, и ты показался мне таким же прекрасным, как стрекоза – росе. Как ночная бабочка – эхиноцереусу[20], цветущему ночью. Как…

– Это все, что я должен сделать, чтобы ты отпустила Кору и Зоэ?

– Да, – ответила Шафран резко. Трии терпеть не могут, когда прерывают их пышные речи. – У меня нет других причин задерживать их.

– Освободи их сначала.

Обиженно надувшись, она повернулась к нему спиной:

– Ты превращаешь все в обыкновенную сделку. Я, забыв про свою гордость, пришла к тебе, как какая-то заурядная маленькая дриада, а ты требуешь гарантий моей честности.

– Докажи мне хотя бы, что они и в самом деле у тебя.

Шафран торжествующе продемонстрировала Эвностию подвеску-кентавра.

– Если я не ошибаюсь, этот жеребчик – родственник твоей любимой?

Да, сомневаться не приходилось.

– Это действительно подвеска Коры. Значит, они и впрямь у тебя.

Эвностий и не думал требовать гарантий нашей безопасности. Ему даже в голову не пришло, что Шафран к этому времени могла уже умертвить нас или мы умираем сейчас. Простодушие не позволяло ему заподозрить женщину в коварстве.

– Ты ведь ничего не теряешь.

Действительно, он ничего не терял. Откуда ему было знать об обычной судьбе трутней?

– Я кажусь тебе некрасивой? – продолжала она. – Неужели мои крылья слишком грубы и цвет моей кожи тебе не нравится? Разве так в вашей стране принимают гостей?

– Была бы ты немножко пополнее, и потом, тебе, наверное, лет сто.

– Если ты считаешь, что я недостаточно хороша собой, пойди и посмотри на моих работниц. Они даже не умеют подкрашивать свои лица.

– Ты никогда не учила их этому?

– Не надо отвлекать их от работы. А что касается моего возраста, да, мне действительно ровно сто лет. А этой Зоэ, наверное, за триста.

– Да, ты действительно хорошо выглядишь, – согласился он. – Ты уверена, что я не разорву твои крылья?

– Уверена так же твердо, как в том, что земля плоская и держится на спине гигантской черепахи. – Она хорошо знала свое дело.

Шафран весьма решительно подтолкнула его, и он упал на спину. «О Зевс, – подумал он. – Смогу ли я после драки с панисками удовлетворить саму королеву пчел?» Вздохнув поглубже, он напряг все свои мускулы и стал все сильнее и сильнее размахивать хвостом – той частью, которая свисала с кровати, – пока тот не защелкал, как хлыст. Бока еще болели, но лекарства Зоэ и сон сделали свое дело. Он должен быть на высоте и показать все, на что способен. Конечно, он обещал Коре ждать хоть год, но, с другой стороны, он делает это только ради нее, и она, конечно, поймет, одобрит и оценит его жертву.

Шафран села рядом и, взявшись руками за его рога, повернула его лицо к себе и внимательно посмотрела прямо в глаза. Затем своей маленькой рукой, не больше кленового листа, взъерошила гриву:

– Никогда не подстригай ее, мой мальчик, так тебе очень идет. А какие большие, красивые уши! Они светятся на солнце, как перламутр.

Ради Коры он пойдет на любые жертвы, а если потребуется, то и не раз.

Сначала она просто лежала рядом с ним. Затем оказалась в его объятиях, и ее крошечный язык затрепетал у самого его рта, а пальцы стали скручивать в колечки волосы на его груди. Что-то все же есть в худых женщинах.

Она звала, и пришло время принять ее приглашение. Когда женщина распахивает дверь и приглашает воспользоваться гостеприимством и теплом своего очага, неужели мужчина останется мерзнуть на снегу у входа? Он с готовностью вошел в дом и, будучи вежливым гостем, принес с собой подарки.

Улыбаясь, она приняла их и, продолжая улыбаться, укусила его за ухо. Он быстро приложил руку к уху и почувствовал на пальцах кровь. Наверное, это любовный укус. Но почему ее зубы впились в него с такой силой?

Она ударила его. Любовный удар? Вряд ли. Наверное, он ее рассердил. Может быть, обращался с ее маленьким, хрупким телом слишком грубо, как с пышущими здоровьем дриадами. Или она, невзирая на то, что говорила о своих трутнях, по привычке ожидала жеманных ухаживаний, а не крепких объятий? Его опыт общения с женщинами не распространялся на пчелиных королев.

– Шафран, – начал он извиняюще. – Я привык иметь дело с дриадами. Если ты мне скажешь, как…

Она плюнула ему в лицо. Перед ним было существо, напоминающее грифона, гидру и химеру одновременно[21]. Ее тело сжало его, как питон, руки превратились в щупальца, а бедра отвердели, как панцирь морской черепахи. Они кубарем скатились с кровати на пол, и в какой-то момент он вдруг почувствовал, что поднимается в воздух. Шафран неистово махала крыльями в приступе безумной злобы или чего-то другого.

«Вот в чем дело, – подумал он. – Она хочет брачного вылета! Но я не могу взлететь».

Но и на этот раз он оказался не прав. После четвертого пинка терпение его лопнуло. За годы взрослой жизни Эвностию попадались страстные женщины, но Шафран неистовствовала не от страсти, а от злобы, от злобы и презрения к трутням, минотаврам, мужчинам – вообще всем существам мужского пола. Он не догадывался о причинах подобного коварства и тем более не способен был понять женщину, требующую себе подчинения, богиню, которой нужно принести в жертву бога, самку паука, пожирающую своего самца.

Эвностий, не задумываясь, стал сопротивляться, пустив в ход хоть и несколько поубавившуюся, но все же недюжинную силу. Им нельзя так просто попользоваться, как каким-нибудь мягкотелым трутнем. Она укусила его за ухо, он ее за руку, а его зубам могли позавидовать даже бобры. Она ударила его, он боднул своими рогами, сравнимыми по силе лишь с тараном. Она сдавила его, а он схватил ее за шею, и она забилась у него в руках, как цыпленок, которого сейчас отправят на кухню.

Короче, плененный гость, освободившись, сам взял даму в плен. Эвностий с силой оторвал от себя Шафран, швырнул ее на пол и сел на кровать, не спуская с королевы сердитого взгляда. Вид у Шафран был весьма потрепанный. Эвностий, возмущенный до предела, тяжело дышал, зато его не смогли ни выпотрошить, ни задушить. Правда, к синякам и ссадинам, полученным от панисков, прибавилось несколько новых.

– И это ты называешь любовью? Что же тогда бывает, когда ты кого-то ненавидишь?

Крылья у нее были помяты, клочки тигровой туники валялись рядом с ней на полу. Безупречная королева трий выглядела, как шлюха после уличной драки. Она посмотрела на него с изумлением, которое быстро сменилось яростью:

– Это нечестно. Ты сопротивлялся!

– А что мне было делать? Лежать и ждать, пока ты разорвешь меня на кусочки?

– Послушай, деревенщина. Я королева, и ты должен был умереть в моих объятиях. Так заведено.

– Хоть я и простой столяр, но у меня есть принципы.

Явно чувствуя боль, Шафран поднялась на ноги и, слегка покачиваясь, но сохраняя при этом королевское величие, направилась к двери.

Эвностий даже не пошевелился, продолжая с опаской смотреть ей вслед. Он боялся, как бы она еще чего не выкинула.

– Ты освободишь Кору и Зоэ?

– Конечно, нет, – взвизгнула она, уже выходя из дома, и, придерживая свои израненные крылья, слетела на землю.

Он топнул копытом. Ладно, он сам их спасет.

– Партридж, Бион! Мы идем воевать!

Глава VII

Партридж и Бион, как всегда, были рядом со своим другом Эвностием, а точнее, ждали его под деревом Зоэ.

– Мы увидели, что эта женщина-пчела проскользнула в дверь, – признался Партридж, – а она на все способна. Но я не хотел вмешиваться, пока ты сам не позовешь. Может, у тебя свидание.

– Ты ведь знаешь, что я обещал Коре, – пробурчал Эвностий.

– Ну, нельзя же ждать вечно, – сказал Партридж, снисходительно поглядывая на сильно помятую постель.

– Кстати, мы прямо сейчас идем спасать Кору.

– А… – сказал Партридж, который явно предпочел бы пастись на лужайке среди лютиков.

Зато более воинственно настроенный Бион замахал усиками и обнажил два мелких, но очень острых зуба.

В тишине дерева Коры, спрятавшись от шпионов трий, если таковые имелись, и от коварных панисков, а паниски были повсюду, они разрабатывали план действий. Несмотря на юный возраст, Эвностий был уже достаточно опытен, чтобы понять, что втроем, без посторонней помощи, даже принимая во внимание смелость своих друзей (а Бион явно не был трусом), они не смогут атаковать улей и спасти нас с Корой. Он читал о подобных операциях: мужественный минотавр из «Стука копыт в Вавилоне» освободил вавилонскую принцессу, похищенную гнусными летучими мышами. Ночью он ворвался в их пещеру и поверг их в полное смятение своим грозным мычанием. Но это был эпос, а Эвностий по возрасту слегка не дотягивал до эпического героя, хотя эпическая героиня и ждала своего спасителя.

Он даже подумывал, не попросить ли Хирона со стадом кентавров напасть на трий. Кентавры с легкостью могли бы стереть с лица земли весь улей, вместе с его крылатыми защитниками и их бамбуковыми пиками, но не исключено, что в этой бойне погибли бы и мы с Корой. Эвностий уже знал, что такое приступ ярости у Шафран, и нимало не сомневался в том, что она скорее убьет своих заложников, чем допустит, чтобы их освободили. Требовалась стратегия. При помощи какой-нибудь уловки надо было отвлечь внимание Шафран, работниц и трутней, успеть за это время проникнуть в улей и спасти нас. Потом должны появиться кентавры, что даст возможность уйти от преследования. Сначала маневр, а после него нападение.

– Эй, там, наверху, привет, – послышался крик снизу. Это был кентавр Мосх. – Уж не забыла ли меня моя девочка?

Эвностий высунул голову из двери, и Мосх сразу помрачнел:

– Вижу, что забыла. Сегодня мир принадлежит молодым.

– Ты ошибаешься, – сказал Эвностий, спускаясь вниз по лестнице.

В дверях показался Бион, а за ним толстый, тяжело отдувающийся Партридж. Эвностий объяснил Мосху, в каком жутком положении находимся мы с Корой. Мосх, от которого, как обычно, сильно несло пивом, закричал, что надо срочно идти войной на улей, заржал, встал на дыбы, но Эвностий объяснил ему, что это дело требует особой осторожности.

– Скажи своим друзьям, чтобы они пришли в лес неподалеку от улья, но, понимаешь, они не должны быть похожи на воинов. Пусть все думают, будто они решили попастись среди лютиков. Кстати, Партридж, почему бы тебе не пойти вместе с Мосхом? – Надо было чем-то занять Партриджа, чтобы он почувствовал себя нужным и при этом не подвергал опасности ни себя, ни окружающих из-за своей полной не пригодности к военным делам.

Партридж весь засветился от радости – ему дано важное поручение, и в то же время не надо воевать. Мосх был не столь счастлив. Его вовсе не привлекала перспектива выслушивать приказы от пятнадцатилетнего сосунка и к тому же быть поставленным на одну доску с этим жирным козлоногим.

– Партридж, – мрачно сказал он, – ты можешь не жевать луковую траву?

Так вместе они и отправились через дубовую рощу – кентавр шел впереди, а за ним пыхтел козлоногий.

А Бион… У Биона было самое важное задание. Эвностий говорил медленно, подбирая простые слова, чтобы тот мог его лучше понять. В знак того, что все ясно, Бион опустил усики и поспешил к своим друзьям в мастерскую.

Меньше чем через час Эвностий уже сидел внутри полого дерева со смотровым глазком, росшего на краю той поляны, где работницы Шафран заканчивали улей, вполне уверенный, что они не заметили, как он туда забрался. Их внимание полностью было поглощено строительством, а так как Шафран все время торопила с окончанием, они даже не выставили воздушную охрану. Теперь надо было ждать; заставить себя ждать. Для минотавра, чья дама сердца находится в руках бесчестной королевы пчел, это нелегко.

Перед его мысленным взором появился прекрасный образ, сотворенный любовью, весь состоящий из нежно-зеленых тонов жадеита[22] и алебастровой белизны. «Мой благородный Эвностий, – услышал ой зов своей любимой. – Только ты можешь спасти меня из рук врагов. Верни меня в мое дерево, к его целительным стенам из коры. Ты заслужил награду!..» А рядом с ней Зоэ, его дорогая тетя Зоэ, которая для него как мать.

Перед его глазами зашевелились усики. Снаружи, у самого дерева, стоял Бион. Четырьмя ногами он стоял на земле, остальными же, как крючочками, цеплялся за дерево, пытаясь подтянуться настолько, чтобы его круглая головка оказалась на одном уровне со смотровым глазком.

– Все сделано, Бион? И друзья пришли с тобой? – Усики быстро задвигались.

– Ну, давай, дружище!

Эвностия буквально захлестнула волна любви к своему преданному товарищу, который давно уже значил для него гораздо больше, чем просто какое-то симпатичное существо, живущее рядом. Только ради Коры и меня он решился подвергнуть опасности жизнь своего друга.