- ответил Вадин и дал ей волю. Они встретились в галопе, черный сенель и серебристый, закружились один вокруг другого, развевая гривы, и остановились в один и тот же миг. Мирейн ничего не сказал, но глаза его сказали все. Щеки Вадина горели, и лишь отчасти от усталости. Он потупил голову, как ребенок, которого слишком расхваливают. На лоб ему легла прохладная тяжесть. В некотором удивлении он взглянул вверх: руки Мирейна опускались пустыми. - Вперед, - сказал принц и, помедлив, добавил: - Рами, будь добра, спасай честь своего хозяина. Она мотнула головой, закусила удила и начала круг победителя по полю. Бешеный не последовал за ней, и в этот великолепно оскорбительный миг никто даже не обратил внимания ни на него, ни на того, кто сидел на нем верхом. Вадин один раз оглянулся, Мирейн нисколько не досадовал. - Мил и скромен, - ясно и тихо произнес в ушах Вадина его голос, в котором звучали и смех, и гордость, и глубокая привязанность. Проклятие, ну почему они все такие снисходительные? Что он, незаплетенный мальчишка, чтобы ему улыбаться, и посмеиваться, и делать уступки? Демоны их забери, он взрослый мужчина и доказал это. Гнев наконец открыл ему глаза на истину: он победил. Он - Младший Победитель. Он лучший из оруженосцев Янона. Вадин подбросил свой меч и под одобрительный рев поймал его, развернул Рами и пустил ее бешеным галопом вокруг этого широкого и славного поля.
      
      14
      Когда солнце начало заплывать за горизонт, игры завершились пышным финалом. Моранден выиграл свою корону, старшую сестру короны Вадина, как он это делал на каждом праздновании Вершины Лета с тех пор как получил титул рыцаря. По обычаю оба победителя встретились на поле в военном танце, скрестив мечи и выровняв шаг своих коней; бок о бок подъехали они к трону, поклонились и пожали друг другу руки в знак дружбы братьев-воинов. Моранден был неуступчив, и танец его был достаточно быстр, так что Вадину пришлось напрячь всю свою силу, да и рукопожатие принца было болезненно крепким. Но таков обычай: как бы дружески ни был настроен Старший Победитель, он сам не забывал и другому не позволял забыть, что однажды им придется сражаться за его титул. - Ты хорошо бился, - сказал Моранден, по-видимому искренне, и улыбнулся своей знаменитой улыбкой. - Как насчет этого последнего удара? Не научишь меня ему? Если только, - его улыбка стала еще шире, - ты не собираешься использовать его на мне во время следующего празднования Вершины Лета. - Ни на следующий год, - ответил Вадин, - ни даже через добрый десяток лет, мой господин. Мне понадобилось бы больше, нежели просто прием и удача, чтобы победить лучшего бойца Янона. Брови Морандена взлетели вверх. - Не следует быть так в этом уверенным. Коню чуть-чуть недоставало обученности, а наезднику - умения; у тебя же оказалось достаточно сметливости, чтобы заметить это. Редкий дар. - Он снова пожал Вадину руку. - В замок едем вместе. В такой компании не стыдно. Вадину стыдиться было тоже нечего, но он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог наслаждаться обрушившимся на него обожанием. Его глаза были устремлены на Мирейна, который ехал как раз перед ним, рядом с королем. Младший принц снова получал свою долю славы и несся в ее ореоле словно на крыльях. По крайней мере в этот момент люди его безусловно любили, и даже страх перед Бешеным был бессилен удержать их в стороне. Они тянулись к Мирейну, замедляя его продвижение, сражаясь за прикосновение его руки или малейшую улыбку. Королевские стражники подались было вперед, готовые оружием защищать принца. Король взглядом остановил их. "Видите, - говорил этот взгляд, Мирейну не могут причинить вреда. Не здесь и не сейчас. Весь Янон готов ему поклоняться". Большой зал был открыт длинным летним сумеркам, сверкая огнями факелов. В нем набилось столько жителей Янона, сколько он мог вместить. Те, кому не удалось втиснуться в зал, толпились во дворе рядом и в соседних дворах, ибо даже наименее знатные из пришедших благодаря щедрости короля пировали, как лорды. Мирейн сидел на возвышении под окаймленным золотом балдахином из белого шелка. Его пиршественное одеяние поражало своей простотой - совершенно белое, украшенное жреческим ожерельем, голова была непокрыта, волосы заплетены в одну косу, на лбу, груди и руках украшения отсутствовали. И все-таки от него исходило сияние, столь же ослепительное, как от любого убранного в золото принца Янона. Моранден занял место Старшего Победителя за столом внизу по правую руку от короля и окружил себя разукрашенными князьками. Сам он был одет в черное и ярко-алое, с похожим на каплю крови рубином между бровей. Его компаньоны обращали на Мирейна мало внимания, пили больше, чем ели, и веселились все громче по мере того как угасал свет на небе. Даже танцоры и музыканты не заставили их замолчать. Немного поутихли они только во время церемонии посвящения Патхана в рыцари, Имин же и певцы пели хвалу богу, с трудом пробиваясь сквозь шум голосов. Хотя Моранден предавался разгулу наравне с другими, даже со своего почетного места слева от короля Вадин видел, что чашу принца наполняют редко и что он незаметно, искоса следит за Мирейном упорным непроницаемым взглядом. Однако Мирейн был далек от того, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме собственного восторженного настроения. Он молод, он любим, он будет королем. Его настроение не оставляло места ни для ненависти, ни для страха и уж тем более для простой осторожности. А Вадин, оказавшись в западне у собственных ликующих поклонников, не мог подобраться достаточно близко, чтобы вбить в него немного здравого смысла. Вперед вышел очень молодой певец, совсем дитя, с голосом, подобным флейте, который запел о рождении Мирейна на восходе солнца в разгар великого ритуала бога. Князьки приостановились в своем разгуле, помимо воли захваченные чистотой этого голоса. Лишь один из них, лишенный слуха от рождения или от выпивки, протянул: - Солнцерожденный, как же! Предсказанный, вот уж честное слово. И кто только сочиняет такие басни! Слова прозвучали отчетливо, громко и не в ладе пением. Вадин напрягся, уже готовый вскочить, и медленно осел. Он мог только все усложнить. Мирейн шевельнулся. Его взгляд, который только что сиял, теряясь в созерцании чудес, медленно сосредоточился. И все же принц был еще наполовину в своих мечтаниях. - Кто знает, что произошло на самом деле? - проворчал другой молодой лорд. - Он является сюда, рассказывает красивую сказочку и получает все: трон, замок и королевство. Хорошая работа, скажу я вам, и чертовски быстрая. Певец не сбился, но испуганно взглянул на Имин. Она не шевельнулась, возможно, просто не могла. Мирейн внезапно очнулся. Король схватил его за руку своей тонкой и твердой как сталь, но все-таки заметно дрожащей рукой. Принц не удостоил его даже взглядом. - Стража, - произнес он мягко и четко, - уберите этих людей. Третий лордик взметнулся, отшвыривая свой кубок. - Да! Уберите их, говорит он, прежде чем они откроют слишком много правды. Он обращался к залу, но не сводил глаз с Морандена. Старший принц сидел спокойно и даже пальцем не шевельнул, когда стражники схватили его последователей, хотя те тянулись к нему и выкрикивали его имя. Он смотрел на Мирейна. Песня закончилась, но никто не обратил на это внимания. Певец убежал прятаться за юбки Имин, слишком испуганный, чтобы плакать. Третий буян боролся с захватившими его стражниками, выкрикивая: - Лжец! Он лжет! Никакой он не сын бога. Его мать легла с князем Хан-Гилена. Верховная жрица храма предала бы ее за это смерти, поэтому ее любовник изгнал жрицу и посадил чужеземку на ее место. Однако жрица осуществила справедливую месть. Она собственной рукой убила лгунью. Я знаю это. Мой родственник был там; он видел, он слышал. Это никакой не сын Аварьяна. Вы поклоняетесь лжи. Стражник поднял кулак, намереваясь ударом заставить бунтовщика замолчать. - Нет, - произнес Мирейн. Его глаза были широко раскрыты и сильно блестели. - Пусть скажет все, что его подучили сказать. На миг молодой человек смутился. Даже его товарищи притихли, не отрывая от него взгляда. Он набрал в легкие воздух. - Никто меня не подучил, - крикнул он снова. - Это авантюрист, неизвестно чей сын, присланный с юга, чтобы захватить королевство. Когда он его получит, князь Хан-Гилена потребует и его, и королевство. Мирейн искренне рассмеялся, позабавленный этими словами. - Вот тут, господин, ты себя и выдал. На что бы князю Орсану могло понадобиться королевство, столь удаленное и столь варварское, да еще такое изолированное, как Янон? Он уже правит самым богатым из Ста Царств. - Никакое царство не может быть слишком богатым, - крикнул придворный. Скажи сейчас правду, бастард. Твоя мать лгала, чтобы спасти своего любовника и себя. Но ты ее предал. Она умерла за то, что носила тебя. Ты причина ее смерти. Мирейн вскочил на ноги. Лорднк снова нанес удар, глубокий удар. - Ты проклятый убийца собственной матери, разрушающий все, к чему прикасаешься. "Иди в Я нон, - умоляли тебя в Хан-Гилене. - Иди, забирай свое проклятие с собой. Король стар, он безумен, он скоро умрет. Янон твой, стоит только взять". - Он поднял руки в величественном жесте. - Одно лишь они не учли. Янон - это не только король и кучка трусливых лордов. Есть один человек, который силен. Один человек, который помнит свою честь и честь королевства. Пока жив принц Моранден, тебе в Яноне не править. Мирейн вскинул голову. - Полагаю, ты с ним посоветовался? - Он обратил взгляд к Морандену: Дядюшка, этот пересмешник принадлежит тебе? - Он заговорил не к месту, - холодно ответил Моранден, - а что касается истинности того, что он сказал, тебе виднее, чем мне. - Мы все это знаем, - прорвался сквозь нарастающий шум голос Имин, приглушая его. - Я видела это и пела об этом. Это тот, кто был предсказан. Это король, которого дает Солнце. Горе тебе, Моранден из Янона, если ты посмеешь противиться ему. Ибо он мягок и милостив, но я такими добродетелями не обладаю и направлю против тебя всю мощь своего служения. Моранден рассмеялся. - Да еще какую мощь, госпожа певица! Ты всегда была его ручной собачонкой. Блеск золота, хорошо рассказанная сказочка - и твое сердце у него в руках. Посмотри на него сейчас? Хватает воздух как рыба, а все его интриги выплыли на поверхность. - Что он может сказать в ответ на твои чудовищные слова? - Что же чудовищного в правде? Он знает. Он давится ею. И прячется за юбки той, кто имеет наглость защищать его. - Губы Морандена скривились. - Ну и король выйдет из него, если ему нужна женщина, чтобы за него сражаться. - Это лучше, чем король, которому нужна женщина, чтобы думать за него. Моранден вскочил. Мирейн с ледяным спокойствием обратился к нему: - Помолчи, родственник, и я, возможно, прощу тебе то, что твоя марионетка сказала о моей матери. Но я никогда этого не забуду. - Лжец. Иноземец. Бастард жрицы. Я терпел тебя, потому что мой отец любит тебя и потому что ты похож на мою сестру, которую я тоже любил. Но чересчур это чересчур. Главнее моего отца и моей сестры был Янон, а Янон стонет при мысли о таком короле. - Янон, - сказал Мирейн, - не стонет. Стонет только Моранден, душа которого грызет саму себя от ярости, что он не может заполучить трон. В зале царила мертвая тишина. Мирейн взглянул в черные горящие глаза брата своей матери. - А если бы ты и получил его, мой господин, если бы ты добился его, смог бы ты его удержать? - Дитя... - Голос Морандена изменился, стал мягче, и от этого еще убийственнее. - Не один ты любим вышними. И не один Хан-Гилен, который отверг всех богов, кроме Аварьяна, и пыжится от гордости, воображая себя под его благословением. Боги изгнаны, но боги остаются. Она остается, та, что одна равна Аварьяну. Она есть, детка. Есть, была и будет. Это были гордые слова, но заглушенные, лишенные своей силы. - Я посажу ее на цепь. Моранден засмеялся. - Неужто, малыш? Попытайся. Попробуй сделать это сейчас, Солнцерожденный, дитя утра. - Я... не... Мирейн покачнулся. Его рука взлетела вверх, но огонь ее был тусклым, и смеющийся даже не вздрогнул. Мирейн воскликнул: - Моранден! Неужели ты не видишь? Ты тоже марионетка. Тебя используют, тобой манипулируют. Другой голос говорит через тебя. - Я ни одному человеку не игрушка! - Воистину не человеку, но богине и женщине. Моранден набросился на Мирейна, взбесившись от ярости. Вадин увидел, как его господин упал; между ними стена тел, и никакого оружия во всем праздничном зале; это было кошмаром, повторяющим Умпджан, и Мирейн сказался поверженным, прежде чем успел начать сопротивление. Между алым и белым мелькнуло что-то темное, разделяя их и отшвыривая алое к стене. Низкий голос произнес с мягкостью, более уничтожающей, чем любой рев ярости: - Вон отсюда. Моранден пошатнулся, его лицо обмякло, он рухнул на колени. Король смотрел на него сверху вниз. Старый, сильный и грозный, он встретил взгляд сына, и тот вздрогнул. - Вон отсюда, - снова повторил король. Губы Морандена шевельнулись. - Отец! Я... - вырвалось у него. Стальные руки швырнули его об пол. Сильный, жесткий и резкий голос пригвоздил его к тому месту, где он лежал. - Если восход солнца застанет тебя вблизи моего замка, я буду охотиться за тобой как за зверем. Изгнанник, проклятый. Пусть ни у одного мужчины не поднимется рука помочь тебе. Пусть ни одна женщина не пустит тебя в свой дом. Пусть ни один житель Янона не даст тебе ни еды, ни одежды, ни питья под страхом разделить твою судьбу. - Рабан отвернулся. - Моранден из Янона мертв. Прочь, безымянный, или умри как собака. Моранден огляделся. Все отвернулись от него. Даже самые смелые из его последователей отвернулись вместе с остальными, показывая, что изгнание его совершилось. Он рассмеялся резким, диким, острым как лезвие смехом. - Вот оно, правосудие Янона. Итак, я осужден без защиты, безвозвратно. Мне жаль наше королевство! Никто не повернулся. Король был неподвижен и неумолим. Мирейн и Моранден вынудили его сделать выбор. Он сделал его. Это было горько, очень горько. Но Моранден видел только неподвижную спину, понимал только то, что он всегда знал: отец не любит его. Черная ярость затопила все его существо. Он вскочил на ноги. - Проклятие! - крикнул Моранден. - Проклятие вам всем! Мирейн тоже поднялся, он был растрепан, но он единственный встретил взгляд Морандена, потому что единственный не испугался. Свет потемнел в глазах старшего принца. - Ты... - сказал он, почти промурлыкав, - теперь Янон принадлежит тебе. Наслаждайся. Он преувеличенно низко поклонился, резко повернулся в алом вихре и зашагал все быстрее и быстрее мимо короля, мимо Мирейна, мимо лордов и простолюдинов Янона. Факел выхватил последний кроваво-красный блик, и принц исчез во тьме.
      - Дедушка, - громко прозвучал в тишине голос Мирейна. - Дедушка, верни его. Король повернулся к принцу. У того перехватило дыхание: лицо старого короля было похоже на череп. И все-таки Мирейн повторил: - Верни его. - Он хотел отнять твой трон и твою жизнь. Мирейн сделал то, чего не делал ни перед кем, кроме своего отца: он стал на колени перед королем и склонил голову. - Ваше величество, я умоляю вас. Недоумение на лице короля смешалось с яростью. - Зачем? - Это еще не закончено. Это должно быть закончено, иначе весь Янон придет в движение. - Нет, - жестко и бесповоротно сказал король. Глаза Мирейна сверкнули. - Он должен вернуться. Мы должны сразиться сейчас, пока битва еще свежа, и бог должен выбрать меж нами. - Выбираю я, - прохрипел король. - Вы не будете сражаться. - Не в твоей воле приказать это, повелитель Янона. Король остался недвижен даже после столь неслыханной дерзости. - Я не позову его обратно. Мирейн поднял глаза к его царственному взору. - Тогда и я тоже должен буду покинуть тебя. Король содрогнулся. - Покинуть? - повторил он, как будто это слово не имело смысла. - Теперь это война между моим родственником и мной. Война, которую ты, мой господни, сделал неизбежной. Что бы ни выпало нам па долю, битва или, по великой удаче, примирение, я не стану сотрясать королевство силой нашей вражды. - Подбородок Мирейна вздернулся еще выше. - Поскольку Моранден ушел в изгнание, я тоже должен сделать это. В зале и во дворе все затаили дыхание. Король выглядел как человек, которому нанесли смертельный удар. Его дочь мертва. Его сын открыто пошел против избранного им наследника. Сын его дочери стоит перед ним и швыряет его королевство ему в лицо. - Однако, - сурово спросил он, - когда я умру, кто будет править в Яноне? - Лордов и принцев достаточно. И каждый из них знает своего отца. - Мирейн поклонился до самого пола. - Прощай, мой господин. Да хранит тебя бог. Он повернулся, как недавно это сделал Моранден, только теперь алое сменилось белым. Однако, как только он сделал первый шаг, король схватил его за руку, и он задержался, сверкнув глазами. - Мирейн, - произнес король. Его пальцы сжались. - Солнцерожденный. Рукой твоего отца... Мирейн напрягся, стараясь высвободиться, и вдруг замер. Король покачнулся. Мирейн подхватил тело, в котором остались только кожа да кости, но которое все еще было слишком тяжелым для принца. Мирейн медленно осел под его весом. На лице короля проступила смерть, долго удерживаемая на расстоянии, а теперь впущенная для жатвы. - Нет! - крикнул Мирейн, обхватывая тело своего деда, словно только его руки могли удержать в нем жизнь. - Не теперь. Не из-за меня! - Из-за тебя? - прошептал король. - О нет... - Вся его жизнь и сила сосредоточились в глазах, которые широко раскрылись навстречу Мирейну. Позови моих слуг. Я не желаю лежать на полу собственного зала как какая-нибудь собака.
      В спальне короля оплывали свечи, отбрасывая на большую кровать длинные тени. Затих речитатив целителей; замолчали жрецы. Имин в одиночестве сидела в углу со своей арфой. Ее пальцы соскользнули со струн, голос упал до шепота и стих. На щеках блестели слезы. Мирейн стоял на коленях у постели. Он не двинулся с того момента, как короля положили сюда, ни ради Вадина, ни ради целителей или жрецов, ни даже ради тех высокорожденных лордов, чей ранг позволил им миновать стражу. Одна рука вцепилась в руку короля, другая, правая, лежала на его спокойном челе. Король скользил между бодрствованием и забытьем. Даже закрытые, его глаза были обращены к Мирейну. Вдали прокукарекал петух, призывая рассвет. Король пошевелился. Глаза его открылись, пальцы сжались. Губы смягчились, почти улыбнувшись. - Да, - сказал он очень тихо. - Прокляни меня. Прокляни клятву, которую ты мне дал. - Я клялся не умирать и не оставлять тебя. - Ты не можешь покинуть меня теперь. - Не могу, - сказал Мирейн устало, без гнева. - Ты позаботился о том, чтобы я не смог. - Я? Не совсем, дитя. Мне помогли. Назови это судьбой. Назови это... - Ядом. Тонким, колдовским, недоступным для моих возможностей целителя. Усталость исчезла, вернулся гнев. Хотя и не произнесенное, это имя повисло между ними с того момента, как покинули зал, и казалось, что битва продолжается и теперь. Мирейн наклонился. - Она за это заплатит. - Нет. Это тоже выглядело устрашающе, сопротивление, которое не сломить. - Она всегда была твоей слабостью. Она была твоей смертью. - Это большой подарок для меня: выбрать собственную смерть и ее орудие и знать, что она - красавица. Но она не одержала победы. Мой наследник, а не ее получит трон. - Выдох, кашель - вот и весь смех, который он мог себе позволить. - Признай это, Солнцерожденный. Несмотря на все подобающее случаю сыновье горе, ты этому рад. - Нет. Это не так. - Лгунишка, - сказал король почти нежно. - Я не оставляю тебе мудрых советов. Даже если бы твоя вежливость заставила тебя выслушать их, ты не стал бы им следовать. Одно только я завещаю тебе: царствуй в радости. Глаза Мирейна были горячими и сухими, голос хрипел. - Я провожу тебя до погребального костра. Что, если потом я просто уйду? - Ты не сделаешь этого. - Я могу позвать Морандена обратно. - Позовешь ли? - Из последних сил король притянул руку Мирейна к своему сердцу. - С того момента как я тебя увидел, я узнал тебя. Сын Аварьяна... ты достоин своего отца. - Ты веришь в это? - Я это знаю. Веки короля опустились, сердце забилось с перебоями. Глубоко вздохнув, король перестал удерживать его силой своей воли. Оно билось все медленнее. Ми-рейн с криком прижался к деду, призывая силу, которую некогда дал ему отец. Сердце Рабана на краткий миг застучало громче, но тут же дрогнуло и остановилось. Король Янона был мертв. Король Янона поднялся, сложил неподвижные руки на неподвижной груди и обернулся. При виде его лица лорды, целители и жрецы глубоко, до пола, поклонились. - Такова его воля, - сказал Мирейн напряженным голосом, - даже своей смертью он привязывает меня к Янону. Такова его воля! - Да здравствует король! Голос Имин заставил его умолкнуть. Голос Вадина, хриплый от слез, и все остальные голоса соединились в нестройном хоре: - Да здравствует Мирейн, король Янона! Наблюдая за ним сквозь слезы, Вадин увидел, что глаза Мирейна начинают меняться. Ни горе, ни гнев, ни нежелание подчиняться не ушли из них. Но при слове "король" в них зажглось пламя. И намека на торжество не было в этом взгляде. Только смирение. И теперь, смирившись со своей судьбой, он наконец смог плакать.
      
      15
      - Невыдержанный дурак. - У Один не хватало терпения на собственного сына. - Если бы ты сдержал своих собак, если бы смог остановиться на своих победах... Моранден резко ответил: - Сдержать своих собак? Они не мои! - Они сопровождали тебя. Ты даже не попытался их заткнуть. - А кто поощрял их говорить? - Он навис над Одией. - Хватит притворства, мать. Хватит обмана. Я знаю, чей мозг породил эту паутину лжи в Умиджане. Знаю, кто стоит за сегодняшним безумием. И король тоже это знает, мадам. - Знал. Его рука схватила ее за горло. - Что ты с ним сделала? - Я? - спросила она. - Ничего. Он хотел умереть. Этот дар был ему дан. Когда богиня хочет, она может быть милостивой. - Богиня! - выкрикнул Моранден. - А кто ее просил? Кто выплясывал колдовской танец? Кто варил яд? Ведь это был яд, не так ли? Мои лордики, мой гнев, мое изгнание - только для того, чтобы отвлечь внимание. Маленький ублюдок был прав. Ты использовала меня! - Конечно, я использовала тебя, - холодно сказала его мать. - Ты подходящее орудие. Привлекательный, податливый, не слишком умный. Твой выскочка в сто раз больше король, чем ты, даже если бы у тебя это получилось. - Ты не мать мне, ты, дочь тигров. - Я даю тебе трон, которого ты вожделеешь. Глаза Морандена сузились. Горе принца было глубоким и раздирало его сердце, но разум, выполняя свой холодный долг, был ясен. Хотя бы в этом он был сыном своей матери и, возможно, своего отца. - Трон, - пробормотал Моранден. - Сейчас он пуст. А мальчишка... Я слышал, как он просил за меня. Он отменит приговор. Я брошу ему вызов, и он падет. Завтра утром я буду королем. - Завтра утром ты будешь скакать к Окраинам. - Ты сошла с ума? Уехать теперь, когда ты бросила мне в лицо весь Янон? - Ты отправишься в изгнание, как приказал тебе твой отец. Ты горюешь, ты справедливо гневаешься, но ты человек чести и делаешь то, что велел твой король. Если новый король призовет тебя обратно, так что ж, разве он король тебе? Ты ему не присягал и не станешь присягать этому убийце твоего отца. - Ты убила моего... Одия дала ему пощечину. Он стоял с открытым ртом и смотрел на нее. - Дурак, - бросила она. - Недоразвитый. Тебе противостоит не человек. Он маг, сын бога. Весь Дол Янона находится под его влиянием. Каждый, кого он встречает, тут же начинает ему поклоняться. Вспомни поездку на Запад, вспомни, каким он был: не выделяясь среди твоих людей, он обращал их к себе улыбкой или взглядом, магией завоевывал их души. И он же стал великим победителем войны, которой не было. Он придумал скачку в Умиджан, он участвовал в ней и победил, тогда как ты выполнял скучные обязанности. Ты был всего лишь лордом-командующим, он - великим героем. И ты собираешься встать в зале перед телом короля и оспаривать трон у сына бога? - Ее губы презрительно изогнулись. - Подумай! Некоторые тебя любили, все уважали, смотрели как на будущего короля. За пределами Дола, возможно, ты им все еще являешься. Иди туда, покажи себя, будь с людьми. А в это время чужеземец узнает, что трон может приковать властелина словно цепями. Когда же он наконец обретет силу, чтобы их разбить, когда он выйдет из Дола, чтобы Потребовать себе все королевство, покажи ему, что он король лишь во внутренних землях. Остальное будет принадлежать тебе, у тебя за спиной будет армия, присягнувшая тебе как королю по праву. Тогда ты бросишь вызов узурпатору. Тогда ты будешь править в Яноне. Пока она говорила, Моранден затих, собрался с мыслями, справился со своей яростью. Он выслушал мать почти спокойно, играя перевитыми медью косичками своей бороды. Когда Одия закончила, он прошелся раз-другой по длинной пустой комнате, остановился, обернулся к ней. - Подождать? Что ж, я умею ждать. Я жду уже двадцать лет. Но даже мои бедные мозги видят брешь в твоем заговоре. Если маленький ублюдок маг - а я допускаю, что это возможно, так как видел его в Умиджане, - если он мастер магии, как могу я бросить ему вызов? Я воин, а не колдун. - Он воображает себя воином. Если ты вызовешь его так, как я скажу, он откажется от своей силы, чтобы встретиться с тобой. А уж я присмотрю за тем, чтобы он сдержал свою клятву. - Ты. Вечно ты. - А где бы ты был, если бы не я? - Одия протянула ему руку, - Попрощайся со мной, сын. Твой конь готов, поклажа собрана, и сопровождающие ждут тебя. Не задерживайся, иначе рассвет застанет тебя здесь. Моранден подошел к матери словно против воли и сухо поклонился, не коснувшись губами ее ладони. - Ты останешься здесь? После того, что ты сделала? - Я провожу своего старинного врага на погребальный костер. - Она повелительно махнула рукой. - Иди. Я пришлю тебе известие на Окраины. В последний раз наклонив голову, Моранден повернулся на каблуках и оставил ее.
      Когда взошло солнце, Одия все еще стояла у восточного окна, завернувшись в плащ и закрыв голову вуалью. Легкие шаги на пороге и присутствие человека за ее спиной не сразу заставили ее обернуться. - Посторонние нечасто приходят сюда, - сказала Одия полыхающему небу. - Не думаю, - произнес мрачный тихий голос, - что мы друг другу посторонние. Тогда женщина обернулась. Конечно, она была мудра, и у нее было много шпионов, и все-таки Мирейн удивил ее. Он действительно был маленького роста, но все равно казался выше ее. И он так походил на отца своей матери... Быстрым жестом она отвела его чары. Он стал меньше ростом, но ненамного. Он все еще был в своем белом одеянии, теперь мятом и испачканном, лицо его осунулось от усталости. Но он был спокоен и не показывал гнева. - Король умер, - произнес он. Одия удивилась сама себе. Не выдержав тяжести этих простых слов, она рухнула на пол и заплакала, словно женщина, у которой только что убили любимого. Ей было по-настоящему больно. Боль рвала ее изнутри. - Ненависть, - сказал Мирейн, - вышла из того же лона, что и любовь. Уверьен и Аварьян были рождены одновременно. Она приподнялась на руках. Он опустился возле нее на колени и наблюдал за ней, как наблюдал бы за животным, занимающимся каким-то странным ритуалом, свойственным его породе. Но взгляд его не был холоден. Он горел огнем проницательности. Мирейн пошевелился и сел на пятки, уперев кулаки в бедра. Правый кулак не мог сжаться, в нем горело напряжение боли. - Теперь ты принадлежишь мне, - проговорил он. - Ты и все имущество моего деда. Ты об этом подумала, когда посмела здесь задержаться? Одия выпрямилась одним гибким движением, как рысь, в честь которой она была названа. - Я не принадлежу никому. Его смерть развязала мои узы, и я свободна. Он отрицательно махнул рукой, неожиданно сверкнув золотом. - Будь ты рабыней или просто наложницей, это было бы так. Но он взял тебя клановой брачной церемонией, а клановые жены переходят к наследнику. Чтобы тот использовал их или подарил кому-нибудь, если захочет. - Нет, - сказала она. - Он никогда... - Это записано в книгах его царствования. Это есть в памяти его певицы. Ты, конечно, знала об этом. Руки Одии опустились на трепещущий живот. Горе се прошло, ненависть полыхала темно-красным огнем. Ложь, черная ложь. Она знала эту форму кланового брака, которую на западе называют "бракосочетание мечом". Она никогда через это не проходила. Ее забрали из ее комнаты, швырнули на пол в зале ее отца перед его высоким троном, она была... - Он никогда не насиловал тебя на виду у своих людей или в крови твоего отца. - Этот голос не был ни молодым, ни мягким, и он поразительно напоминал голос старого короля. - Он провел над тобой мечом. Произнес слова, которые делали тебя его супругой. Он дал имя ребенку, которого ты носила. - Моранден его сын! Как же низко она пала! Она стала пробиваться обратно к центру этого сражения. - Мы не были соединены мечом, не были. - Потому что ты не соглашалась произнести те слова? Это не имеет под мечом никакого значения. Мирейн встал и вскинул голову, глядя на нее с высокомерием. Ей бы следовало посмеяться над ним, снова разбить его чары, восстановить свои силы. Но она могла только смотреть, пылая яростью и понимая, что он сильнее, чем она себе это представляла. Теперь ей было это известно. Она больше не будет его недооценивать. Одия позволила своей голове склониться, а телу осесть, словно она потерпела поражение. - Что ты со мной сделаешь? -А что я должен сделать? - сказал он так беспечно, что она чуть не выдала себя. - Я не хочу тебя в своей постели. Я не доверяю тебе в своем замке и не доверяю тебе за его пределами. Я даже мертвой тебе не доверял бы. Одия изобразила на лице ужас. - Неужели ты убьешь беспомощную женщину? Мирейн весело засмеялся. - Да что вы, госпожа! Вы забыли свои ежедневные часовые упражнения с мечом? Или приготовленное вами собственноручно снадобье, которое сделало вино моего деда таким сладким? - Его смех оборвался, и он холодно продолжал: - Довольно. Ты вводишь меня в соблазн, ты втягиваешь меня в свою тьму. Живая или мертвая, ты мне враг. Живая или мертвая, ты будешь стараться меня свергнуть. Она ждала с мрачным терпением. Может быть, она и не так сильна, но она старше и ее ненависть чище, . не разбавлена детскими причудами сострадания. Потому что он думал о сострадании, даже когда говорил свои жестокие слова. Если бы он хотел убить ее, то не стал бы столько тянуть. Мирейн развел руки, темную и золотую. - Ты можешь проводить короля к его погребальному костру. Но если ты это сделаешь, знай, что ты сделала свои выбор и должна последовать за ним в огонь. Если хочешь жить, сегодня же покинь замок и поклянись никогда больше не поднимать руку против трона или его господина. Хотя ты и выберешь жизнь, не думаю, чтобы твоя богиня тянула с тем, чтобы забрать ее. - Это и весь выбор? - Это все, что ты получишь. Одия молчала. Не взвешивала предложенное: дело того не стоило. Взвешивала самого Мирейна. Лелеяла свою ненависть. - Я хотела бы, - сказала она через силу, - чтобы ты был моим ребенком.