Это возбуждало тревогу. Выражение лица Мирейна предвещало кое-кому неприятности, и Вадин не осмеливался думать, кому именно. Слуги расплели косички Вадина, причесали его волосы и снова заплели; только теперь это была прическа не оруженосца, а настоящего лорда. Они подстригли его растрепанную бороду и украсили ее медью, довели до совершенства его платье, и наконец Вадин стал выглядеть так, как требовал Мирейн. Они даже сделали то, на что он решался лишь в самые большие праздники: начертили ему между бровей знак его дома - красного льва, застывшего в прыжке к восходящей луне. Когда Вадина подвели к высокому зеркалу, оттуда на него глянул какой-то незнакомец. Довольно красивый молодой человек, если уж быть правдивым, и похожий на лорда в этом пышном наряде. Принц королевской крови подошел и встал рядом. От этого Вадин более чем когда-либо стал выглядеть японским дворянином, не таким, конечно, как Мирейн, но достаточно величественным. Он мог держать голову высоко, потому что знал: есть только один человек, перед которым он с радостью склонит ее. Отражение Мирейна улыбнулось ему в ответ. - Друг мой, ты откровенно красив. Красив настолько, чтобы понравиться женщине. Вадин повернулся к принцу. Тревога сжалась в тугой ком, вставший у него в желудке. Мирейн дал клятву жреца и не мог бы отправлять посредника к предполагаемой невесте. Еще в меньшей степени вероятно, чтобы он рассматривал перспективу союза для развлечения. Остается только... - У меня есть подарок, - сказал Мирейн, - предназначенный для великой леди. Разумеется, я не могу оскорбить ее, вручая его собственными руками. Тем более я не могу унизить ее, прислав для этого слугу. Ты сделаешь это для меня? Глаза Вадина сузились. Эта просьба была такой простой, такой непринужденной, что выглядела зловеще. - Кто эта леди? Или я не должен спрашивать? - Почему же? - охотно ответил Мирейн. - Это леди Одия. Ты пойдешь к ней, Вадин? Сначала возник страх, за ним пришла обида. - Проклятие, тебе ни к чему меня так обхаживать! Почему бы. попросту не приказать, и все тут? Мирейн мотнул головой. - Я не хочу тебе приказывать. Ты пойдешь туда по собственной воле? - А я что, должен уверять тебя, что обязательно пойду? - Мирейн засмеялся, и это взбесило Вадина, но это было лучше, чем то, что происходило раньше. - Ты хочешь, чтобы этот подарок, каким бы он ни был, перешел непосредственно из моих рук в ее? - Да. - Мирейн вложил в руки Вадина подарок - маленькую слегка вытянутую коробочку, вырезанную из какого-то южного дерева и инкрустированную золотом. - Ты должен отдать ее леди, и никому другому, и смотри, чтобы тебе никто не помешал. - Если верить слухам, это будет не так-то легко. - Вадин провел пальцем по резьбе. - Я должен дождаться ответа? - Проследи за тем, чтобы она открыла шкатулку. Скажи, что я возвращаю то, что принадлежит ей. - Мирейн оскалил зубы. Это была отнюдь не улыбка. Тебе не грозит никакая опасность. Я это гарантирую. Вадину пришли в голову несколько вариантов отказа, но ни один из них не годился при нынешнем настроении Мирейна. Так что он предпочел промолчать, низко поклониться и поспешно уйти.
      Женщин имехени воспитывали в скромности, но все же они жили не в затворничестве, и, конечно, их не охраняли евнухи. Это неестественное явление было порождением варваров и людей с Окраин. Вадин, оказавшись лицом к лицу с угрюмым стражником Одии, почувствовал, что не в состоянии сказать ни слова. Человек этот был таким же высоким, как и он сам, и даже более рослым. Его лицо было слишком гладким, волосы - слишком густыми, а глаза - ужасающе пустыми. Они оглядели молодого лорда в праздничном наряде и во всей его мужественной красе и ничего не выразили. Вадин возвысил голос, глядя в эту маску: - Я пришел от имени принца-наследника. Я должен говорить с Леди Одией. Дай мне пройти. В глазах стража что-то мелькнуло. Вадин приготовился к повторной атаке, но воин отвел копье, преграждавшее путь молодому лорду, и отступил в сторону. Спина Вадина распрямилась. Его пропустили. Очень легко. Словно ожидали.
      Это был совершенно чужой мир - крепость, охраняемая евнухами, наполненная странными ароматами и отзвуками высоких голосов. Не одна леди Одия пребывала здесь. У каждой из королевских жен была комната, или покои, или целый двор. В большинство помещений можно было свободно войти. По пути Вадину удавалось кое-где разглядеть женщин в зале или во дворе; как правило, это были пожилые дамы, шествовавшие в сопровождении своего клана и свиты. Всего их было девять - высокородных и незнатных, красивых и не очень, выбранных согласно обычаям или ода-бренных королевской милостью, и при обязательном условии, что союз короля с ними будет способствовать укреплению королевства. Их было девять, а десятая была Первой Леди Дворца. Как бы высоко ни возносились остальные, как бы знатен ни был их род и значительны их титулы, здесь правила она, и власть ее была абсолютной. Вадин, допущенный в се владения, без провожатого мог бы заблудиться и долго бродить по коридорам. Но он был охотником, а охотничья мудрость гласит: когда заблудишься - остановись и подожди. Спустя некоторое время появился человек, еще один евнух, старый и высохший, но глаза его светились, в то время как взгляды остальных были тусклыми. - Идем, - сказал он низким, почти как у мужчины, голосом. Вадин двинулся вслед за ним. Он чувствовал себя словно во сне и в то же время был напряженным и бдительным, воспринимал каждый шорох и каждый звук. Коробочка, лежавшая у него в руке, была тяжким грузом. Мимо них туда-сюда сновали люди. Слуги, одна или две леди, хорошенький паж, который замер, изумленно глядя им вслед. Быть может, из зависти. Здесь не было места мужчине, будь то даже семилетний мальчик или южанин с миндалевидными глазами и смуглой красноватой кожей. Хозяйка этих покоев, кем бы она ни была, обладала утонченностью и изощренностью; она сумела сменить железный ошейник рабыни на бронзовое ожерелье. Евнух провел Вадина к длинной лестнице. На ее вершине находился еще один стражник, настоящее чудовище, огромный лысый толстяк. Однако самым страшным были не его размеры и не его лысина: кожа его оказалась такой белой, как об этом рассказывал сказочник, но глаза были серыми как сталь. Вадин содрогнулся в своем теплом бархатном плаще и чрезвычайно осторожно миновал гиганта, словно евнух мог заразить его своей неестественной, как у личинок, бледностью. Его провожатый злобно улыбнулся. - Что, мой юный господин, вам не нравится Каши? Он настоящая редкость и настоящее чудо, это сын Крайнего Запада, где кожа людей такого же цвета, как снег. Моя госпожа заплатила за него целое состояние. Вадин не счел нужным отвечать. Достаточно уже того, что эти злые глаза увидели его замешательство. Он не намерен давать им повод для дальнейших насмешек. Разве он не наследник Гейтана? Разве он нс посланец принца-наследника? Его надменность помогла ему дойти до конца пути. Леди Одия сидела в комнате с широкими окнами, распахнутыми навстречу солнцу и ветру; под защитой стражи, легенд и уединения она даже не надевала покрывало. Ее длинные блестящие черные волосы, едва тронутые сединой, были заплетены в косы, как у мужчины, тело облачено в платье, простое, как у служанки, и она не носила ни единой драгоценности. Красота ее так же поразила Вадина, как некогда в роще. Никакой мягкости и нежности, ничего женственного, и при этом Одия была женщиной до мозга костей. Такой же, как сама богиня воплощение женского, сестра волчицы и тигрицы, дочь лун и потоков тьмы, безжалостная, как сама земля. Боль вывела Вадина из оцепенения; края коробочки, острые как лезвия, впились в его стиснутые пальцы. Это чары, она насылает чары... Он смотрел на нее и заставлял себя видеть стареющую женщину с худым, почти уже бесполым телом, одетую в темное платье. Ее волосы потеряли блеск, на лице лежал отпечаток прожитых лет. Но она все еще была прекрасна. Его тело выполнило привычный ритуал: он встал перед ней на одно колено и наклонил голову на уровень, положенный для приветствия королевской наложницы. Он чувствовал, что движения его неуклюжи как никогда, ребра выпирают, а борода растрепалась. Как он только осмелился потревожить своим неприятным появлением эту великую королеву? Чары. У него в голове раздался голос, похожий на голос Мирейна: Отдай ей коробочку, Вадин. Он сделал это и произнес слова, которые велел ему сказать принц. - Наследник трона посылает вам этот дар, всемилостивейшая госпожа. Вы потеряли это, а он нашел и теперь возвращает. Одия взяла шкатулку. На ее лице ничего не отразилось. Это роднило ее с Мирейном и с королем. Такое поведение действительно называлось королевским. - Я должен видеть, как вы откроете шкатулку, госпожа, - сказал Вадин. Она подняла глаза. Если бы он и хотел пошевелиться, то не смог бы этого сделать. Женщина изучила каждую черточку его лица, от бровей до подбородка. - Ты... почти... красив, - произнесла она. - Когда твое тело наберет полную силу, ты будешь великолепен. Если только, - добавила она, проживешь так долго. - Откройте коробочку, - повторил Вадин. То ли Мирейн, завладевший языком своего оруженосца, то ли ужас, который уничтожает разум и изгоняет слова. В воображении Вадина возникло видение: темная комната, где бесполезно ждать помощи; высоко занесенный нож с блестящим черным клинком; новый страж у двери. Достаточно молодой, чтобы помнить, что значит быть мужчиной. Глаза леди отпустили его так внезапно, что он покачнулся. Ее длинные пальцы нащупали замок, подняли крышку. Она без удивления заглянула внутрь, но тут спокойствие ей изменило. Ярость сверкнула меж бровей, ярость блеснула в оскале зубов. Двух зубов недоставало, на их месте виднелись уродливые бреши, и это разрушило остаток чар. С внезапным неистовством Одия отбросила шкатулку, содержимое которой тускло поблескивало в ее руке - черный кинжал жрицы из Умиджана. Вадин широко раскрыл глаза. В последний раз он видел его вонзенным в сердце Устарена. - Скажи своему хозяину, - произнесла Одия, и голос се прозвучал хрипло, словно крик стервятника, - скажи его высочеству принцу, что я принимаю его дар. Я буду хранить его до тех пор, пока не придет время испить его крови. Ибо слуги мои ослабели, но они окрепнут; а богиня жаждет. - Я слышал, - сказали горло, язык и губы Ва-дина. -И я не боюсь. Пусть богиня жаждет крови солнца, но пусть она поостережется. Его пламя пожирает все, что берет свое начало во тьме. - Но в конце концов истощится само пламя. - Кто может знать, каков будет истинный конец? - Вадин снова поклонился с подчеркнутой вежливостью. - Желаю вам доброго дня, моя госпожа Одия.
      
      13
      Знойным полднем Моранден въехал в Хан-Янон со своими отрядами под развевающимися знаменами. - Бесстыжий, - произнесла какая-то женщина, когда копыта зацокали по рынку. - Цыц! - оборвал ее другой голос. - Кругом уши. - Ну и пусть! А вот я слышала, что... Имин протиснулась сквозь напирающую толпу. Она знала, что именно слышала та женщина. Все это слышали. - Он пытался убить наследника, правда пытался, во всяком случае, так говорят. - Если не клянутся, что он спас принцу жизнь. - Спас! Как же! Он заманил молоденького господина подальше, привязал к алтарю и даже предложил его самой... - И хорошо было бы, если бы он это сделал. Плюгавый жеманный чужеземец. Другой хоть настоящий янонец. Певица сжала губы. Этот припев не исчезнет, несмотря на все ее песни и объявления короля, вопреки самой великой магии Мирейна. С отъездом Морандена недоброжелатели было попритихли, но теперь они заговорят снова, и слова эти будут звучать громче, чем прежде. Имин вздрогнула, несмотря на палящее солнце, и прокляла эту ясность собственного ума, которая порой граничила с пророческой. Внезапно поднялась какая-то суматоха. Имин, зажатая толпой, увидела, что отряд Морандена приостановился. Со стороны крепости спускался другой отряд - королевские оруженосцы на отдыхе с соколами на запястьях и собаками на поводках. Одна из собак вырвалась и устроила переполох среди прилавков; тогда несколько молодых проказников пришпорили коней и стали подражать взявшим след собакам. Однако в центре этого столпотворения образовался ледяной остров посреди летней жары. Мирейн посмотрел в лицо брата своей матери: ион, и Бешеный были неподвижны, только глаза блестели. Усталый боевой сенель Морандена беспокоился, бил копытом и норовил опустить рога. Гиканье и вопли оповестили, что собаки пойманы. В нарастающем молчании они прозвучали слишком громко. Слух напрягся, дыхание замедлилось. Оруженосцы выстроились в линию за спиной Мирейна, сверкая глазами. - Приветствую тебя, дядя. - Голос юноши был ясным, холодным и гордым и четко выделялся в тишине. - Как идет война? Моранден усмехнулся, обнажив белые зубы. - Хорошо, принц. Воистину хорошо. - Он облокотился о высокую луку седла, являя собой воплощение властной непринужденности. - Гораздо лучше, чем в тот момент, когда ты покинул нас. Несколько оруженосцев, и прежде всех Вадин из Гейтана, сделали шаг вперед. Мирейн поднял руку, они тотчас остановились. Он улыбнулся. - Когда я уезжал, - сказал принц, - вообще никакой войны не было. Только... - он заколебался, как будто не желая произносить это слово, только вероломство. Я рад, что ты избавился от него. Имин задержала дыхание. Люди вокруг жадно смотрели. Моранден наклонился к шее скакуна. - Я всегда был верен своему законному правителю. - Не сомневаюсь, - ответил Мирейн. Бешеный танцевал вокруг мышастого жеребца Морандена, словно наконечник копья, расчищающий дорогу в толпе. Люди Морандена следили за ним глазами. Рявкнув команду, старший принц заставил их развернуться и послал своего скакуна по дороге к замку. По толпе прокатился вздох. Возможно, вздох облегчения от того, что соперники не дошли до схватки. Или, что более вероятно, вздох разочарования. Однако ни у кого не было времени чувствовать себя обманутыми. Моранден вернулся всего за несколько дней до одного из двух главных праздников Янона - праздника Вершины Лета, который посвящался Аварьяну. Нынешний должен был быть пышнее, чем когда-либо, поскольку кульминационный и святейший из дней праздника был также и празднованием дня рождения Мирейна, первого в родительском замке и шестнадцатого на свете. Все лорды и военные вожди в Яноне, так же как и множество простолюдинов, явились взглянуть на наследника королевства. Многие несли подарки, самые богатые, какие только могли себе позволить. В этот день, день солнцестояния и первый день нового года, Мирейн проснулся рано, задолго до рассвета. Однако Вадин поднялся раньше него, и, что было еще необычнее, король тоже. Когда наследник открыл глаза, он прежде всего увидел лицо деда, который склонился над ним, устремив на внука неизменно терпеливый взор. Мирейн сел, слегка нахмурившись, и отбросил волосы с глаз. - Мой господин, что... - Подарки, - произнес король. Вся его строгость растаяла, и он улыбнулся своей великолепной улыбкой, которую редко кто видел. - Подарки наследному принцу Янона. И правда, это были подарки. Вадин внес их один за другим - честь, за которую он боролся; с меньшим успехом он боролся с улыбкой, которую никак не мог согнать с лица. Полные доспехи, изготовленные по меркам Мирейна, но с расчетом, что он еще вырастет: позолоченная кираса, легкая и прочная, сделанная так, как это умеют лишь кузнецы в Асаниане; панцирь, как будто гравированный солнечными лучами его отца; кожаная туника, чтобы носить ее под панцирем, с разрезанными для удобства и простоты полами, скрепленными позолоченной бронзой; шлем из блестящего полированного золота с выгравированными языками пламени, украшенный алым пером на верхушке. А к этим доспехам еще и перевязь, и ножны, также алые с золотом, и меч драгоценной асанианской стали с лезвием, достаточно острым, чтобы пускать кровь из воздуха. И еще алый плащ с золотой пряжкой, круглый щит-солнце, копье и седло из алой кожи с золотой инкрустацией. Мирейн погладил мягкую выделанную кожу и поднял взор на короля. Вадин никогда еще не видел, чтобы он был так взволнован. - Мой господин, - сказал принц. - Дедушка. Это бесценный дар. - Пристало ли Сыну Солнца защищать свои владения в скромных доспехах? Король сделал знак единственному слуге, от которого Вадину не удалось отделаться. - Однако это на будущее. А это я дарю тебе на твой праздник. Он вручил ему почетное платье, королевское платье из золотой парчи. Слуга надел его на Мирейна, переплел ему волосы золотом, украсил сокровищами горных королей. Мирейн выпрямился под тяжестью драгоценностей, отвечая на улыбку старика. - Из тебя выходит прекрасный принц,- сказал король. - Золотая парча, - ответил Мирейн, - да корона. И, - с озорным блеском в глазах добавил он, - поразительно высокомерный вид. Король громко расхохотался. Это событие было столь редким, что даже Мирейн удивленно уставился на него. Рабан протянул ему руку. - Идем, молодой король. Вызови для меня солнце на небо своей песней.
      Мирейн пел ритуал восхода у алтаря Хан-Янона, главный меж жрецов, сияющий не только от золота и нарождающегося солнечного света. На сей раз Вадин тоже был там вместе со всеми, кто смог втиснуться в храм, и вместе со всеми он ахнул, когда Аварьян, поднимаясь, ударил в кристалл на вершине храма и отбросил на алтарь копье белого пламени. Это была не магия, а настоящее искусство, чудо ежегодного праздника, привычное, как пляшущие огни во время сбора урожая. Но перед сияющим алтарем стоял Мирейн, он поднял руку, и сам Аварьян спустился и заполнил ее. На какой-то обжигающий миг Вадину показалось, что он слепнет. Затем он понял, что может видеть Мирейн в середине солнца, в мире чистого света, который, несмотря на свой полыхающий блеск, опускался на него прохладно и чисто. Это было песнопение, исполненное голосом, который Вадин знал, а слова эти он слышал во время каждого празднования Вершины Лета, с тех пор как стал достаточно взрослым, чтобы стоять в храме. Оруженосец моргнул, свечение померкло, а может быть, слилось с миром. Мирейн продолжал ритуал в окружении жрецов и благовоний. Момента пришествия бога словно не бывало. Возможно, его и не было. Никто больше о нем не помнил. Кав непонимающе уставился на Вадина, когда тот его об этом спросил, следуя за толпой к залу утреннего пиршества. Олзан засмеялся и сказал что-то насчет учеников колдунов. Сначала Вадин не мог пробраться поближе к Мирейну, чтобы спросить, что же это было, а когда он наконец смог протолкнуться к своему законному месту за креслом принца, Мирейн решил оставить лордам их великолепие и съесть свой завтрак среди простолюдинов на рынке. Король улыбнулся и отпустил его, а многие из высокорожденных пошли с ним, так что вопрос Вадина так и потерялся в праздничною гвалте.
      К третьему часу этого утра все, кроме самых отчаянных едоков, устремились прочь от замка и города к окрестным полям, где проводились Летние Игрища: состязания в силе и ловкости, военные и мирные игры, гонки пеших и верховых и состязания между лордами на военных колесницах. Этот день принадлежал Мирейну, и он, как распорядитель состязаний, занимал самое высокое место, даже король сидел ниже него. Заметив это, Мирейн чуть было не начал возражать, но король остановил его взглядом. Принц не спеша занял предназначенное ему кресло. Угрюмое выражение его лица постепенно исчезло. Когда Вадин отошел на свое место среди оруженосцев, неловкость Мирейна, казалось, окончательно растаяла, превратившись в радость. Повелитель игр не мог в них состязаться. Зато лорд Западных Окраин вознамерился заполучить все полагавшиеся лордам призы. Он складывал свои выигрыши, словно военную добычу, притягивая к себе более молодых рыцарей чарами своих побед. - Господин сегодня великолепен. Мирейн взглянул на Имин с высокого сиденья, подарив ей неторопливую улыбку. - Однако, - сказал он, - ему приходится получать призы из моих рук. Имин устроилась у его ног, что было привилегией певицы. На поле Моранден ждал вместе с дюжиной князей и баронов. Неровная линия колесниц шевелилась, поскольку сенели нервничали в упряжках. Животные Морандена стояли спокойно под его твердой рукой - хорошо подобранные кобылы с золотыми и темно-коричневыми полосами. Их гривы были подстрижены так, что оставался лишь жесткий гребень, копыта - наточены и снабжены бронзовыми шипами. Гоночная колесница была легка и послушна, и Моранден стоял в ней с непринужденной грацией. На нем, как и на остальных, был только набедренный панцирь и широкий панцирный пояс; мускулы перекатывались у него на груди и на плечах. А на шее висела гирлянда алых цветов, знак внимания какой-то дамы. - Он великолепен, - заметил Мирейн без всякой зависти. - Мой господин сегодня великодушен. Мирейн встретил лучащийся, смеющийся взгляд Имин и засмеялся сам. - Моя госпожа переполнена комплиментами. - Сам воздух ими насыщен. Весь Янон сегодня влюблен в тебя, по крайней мере сейчас. Тебе это приятно? Мирейн глубоко и радостно вздохнул. - Это поет во мне. Он развел руки, что, по счастливой случайности, было сигналом к началу гонки. Сенели ринулись вперед. Толпа взревела. Мирейн засмеялся. Он все еще улыбался, когда Моранден провел свою покрытую пеной упряжку вокруг, вернулся к возвышению, перемахнул через бортик и легко соскочил на землю. Его тело блестело от пота, ноздри раздувались, глаза сверкали. Мирейн поднялся с призом в руках - золотой упряжью. Прежде чем Моранден поднялся на помост, принц спустился сам. Младший принц стоял лицом к лицу со старшим: Мирейи - на второй ступени, Моранден - на траве. - Снова заслуженная победа, родственник, - сказал Мирейн. - То, что ты член нашего дома, - большая честь. - Так и должно быть. - Моранден с глубоким поклоном принял золотую сбрую. - В конце концов, племянник, я его единственный защитник на этом поле. - У каждого короля должен быть такой защитник. - Это что, обычай южан? - спросил Моранден.- На севере каждый король сам себе защитник. Глаза Мирейна сузились, но он засмеялся. - Вот это да, дядя! У тебя почти южное остроумие. - Он поклонился королевским поклоном, отражая огонь солнца всеми своими украшениями. Пусть будут твои победы частыми во славу горных королей. Мирейн вернулся к трону, Моранден - к своей колеснице. Имин, наблюдавшая за ними, чуть заметно вздохнула. Король заметил это и, наклонившись к ней, тихо произнес: - Ну же, дитя. Жеребцы всегда будут биться, а мужчины выбивать искры друг из друга, и чем сильнее мужчины, тем сильнее они будут это делать. - Эти двое, - сказала Имин, - чересчур сильны для спокойствия моего сердца. - Сильны и молоды. Возраст их поуспокоит. - Если они позволят друг другу прожить так долго. - Она взяла себя в руки и улыбнулась королю: надежда столь редко посещала его и была столь драгоценной. - Ах, ваше величество, - сказала Имин почти легкомысленно, похоже, я вознамерилась бросить тень на ваше солнце. Король отрицательно покачал головой. - Не получится. Ибо, видишь сама, мой сын - величайший из победителей, а мой наследник... - голос его смягчился, - мой наследник - величайший из моих принцев. А Янон знает это и знает его. - То же самое, - добавила она так тихо, чтобы он не услышал, - знают и оба мои господина. Оба одинаково, и оба слишком хорошо. Вадину было далеко до Морандена, но и он своего не упустил. Он выиграл скачки, занял почетное второе место среди юношей в бою на мечах. А затем победил еще дважды: в беге и в метании дротика. Подойдя за призом, он встретил широкую улыбку Мирейна и с изумлением осознал, чего он добился: заслужил право претендовать на титул Младшего Победителя. То же самое касалось князя Патхана, спокойного, методичного Кава и одного высокомерного лордика из Сувейена. У Вадина мелькнула трусливая мысль убежать и спрятаться. Но тут Мирейн произнес: - Победи для меня, Вадин. Вадин сердито уставился на него. - Никаких штучек, Солнцерожденный. - Никаких штучек, - согласился Мирейн, но глаза его забегали. Вадин оставил его с поклоном и взглядом, выражающим глубокое недоверие. Младший Победитель выигрывал свою корону в битве верхом, в полном боевом вооружении. Это был столь же убийственный ритуал, как и тот, что превращал мальчика в мужчину, но полегче, думал Вадин, пока друзья занимались его вооружением. Ему не приходится биться после Большой гонки. Рами свежа и нетерпелива, да и его собственное настроение поднимается. Он знал, что хорош в сражении. В Имехене его считали одним из лучших. - Посмотрим, буду ли я одним из лучших в Яноне, - сказал он кобыле. Она повела глазом и фыркнула, предвкушая битву. Вадин взлетел ей на спину. Чьи-то руки подали ему меч на перевязи, кинжал на поясе, два дротика, круглый щит с гейтанским гербом. Герольды выкрикнули его имя. Противником Вадина оказался сувейенец. Вадин пяткой коснулся бока Рами, и она затанцевала, продвигаясь вперед с высоко поднятой головой. Одно благо: боевым скакуном сувейенца была тоже кобыла, прекрасная высокая чалая кобыла, а значит, не было необходимости бояться рогов. Как оказалось, наездник тоже не внушал особых опасений. Он был достаточно хорош и быстр, но легко терял самообладание, а вместе с ним и большую часть своего мастерства. Вадин позволил ему молотить воздух и ругаться до полного истощения, а когда вспыльчивость сделала противника беззащитным, плашмя ударил его аккуратно и почти нехотя. На другой стороне поля мужественно сражался Кав, но Патхан был не только хорошо тренирован, он еще и блестяще бился. Патхан и остался, чтобы встретиться лицом к лицу с Вадином после того, как побежденные покинут поле битвы: Кав - на своих двоих, а сувейенец - на щите. Когда Вадин остановился, чтобы умыть лицо, по которому струился пот, и отхлебнуть глоток воды, а также дать своей кобыле отдышаться, он начал всматриваться в Патхана, этого образцового оруженосца. Сегодня король сделает его рыцарем, это ни для кого не было секретом. И вот он, Вадин аль-Вадин, зеленый новобранец, которому до рыцарства по меньшей мере два года, смеет бросать ему вызов. Непохоже, чтобы Патхан сомневался в исходе боя. Он даже улыбнулся и отсалютовал, когда почувствовал на себе взгляд Вадина. Хотя Кав сражался с ним жестко, его доспехи по-прежнему сверкали, на красивом лице не было следов крови и перо все так же развевалось на шлеме. Палевый жеребец Патхана выглядел ухоженным, сам же он сидел в седле, словно в нем и родился, легко, непринужденно, и дышал без усилий. Рами была еще достаточно свежа, но Вадин - весь в пыли, щит выщерблен, и он сам осознавал, что воняет от него порядочно. Он глубоко втянул воздух. Мирейн отсюда казался золотым язычком пламени на краю поля, но Вадин мог поклясться, что чувствует на себе взгляд этих глаз: попробуй, мол, сбежать. Как будто Рами могла такое себе позволить. Вадин сжал дротик и щит и наклонил голову в ответ на взгляд герольда. Готов он был настолько, насколько вообще это было возможно. Пропел рог. Рами рванулась вперед. Дротик вылетел из руки Вадина, нацеленный в центр щита князя. Налетел порыв ветра и отвел его. Что-то вроде удара молота отшвырнуло Вадина назад. Он вытащил дротик из собственного щита, метнул второй... Вот глупец, Аджан разъярился бы на него, ведь он не прицелился, прежде чем отпустить дротик. Однако Патхан тоже этого не сделал, или же это ветер предал обоих. Вадин выхватил меч. Патхан уже победил его до этого в битве на мечах. Но не верхом, когда Рами борется вместе с ним. Жеребец Патхана был обученным и быстрым, и у него были зловещие рога цвета слоновой кости, но Рами знала жеребцов и их вооружение. Вадин тоже. А эти рога, как он заметил, были заострены. Это позволялось правилами. Его глупость, что он отдал сердце кобыле с незащищенным лбом, его потеря, что он не захотел отягчать ее бронзовыми рогами и оставил их в стойле. Они играли, Патхан и его жеребец. Дразнили, делали ложные выпады, притворяясь, что ни один из них не может ударить. Вадин удивил сам себя: он нанес удар, и Патхан покачнулся в седле. Как мог блистательный мечник прозевать этот выпад? Возможно, он не так уж безупречен? Скакун Патхана едва заметно отшатывался от ударов меча по щиту, шлему или по самому мечу. Казалось, Патхан не всегда осознает, что делает, а когда осознает, прикосновение его каблуков подводит сенеля слишком близко или недостаточно близко к противнику. Вадин не мог равняться с ним в скорости, не вполне был равен ему по мастерству, но, может быть... Надо было торопиться. Силы Вадина убывали, мастерство подводило его даже при защите. Он коленями остановил Рами, приподнял ноющую руку со щитом, парировал коварный рубящий удар. Меч Патхана отскочил, мелькнул сбоку в ложном выпаде, ринулся в прореху в защите Вадина. Вадин чудом успел парировать удар, и сила столкновения едва не свалила его. Жеребец чуть заметно отклонился, и Патхан пнул его, направляя на сближение. Он переступил на долю шага. Новая атака Патхана опоздала буквально на секунду, на толщину хорошего бронзового лезвия, и Вадин воспользовался этим. Он ускользнул от щита, повернул острие меча и одним быстрым, змеиным движением одновременно обезоружил Пат-хана и вышиб его из седла. Последовало потрясенное молчание. Патхан лежал на спине с открытыми остекленевшими глазами, так что на миг Вадину показалось, что тот мертв. Затем он пошевелился, застонал и сел, прижимая к себе невыносимо саднящую руку. Вадин знал, каково это: он научился этому приему на собственной шкуре у мастера-мечника в Гейтане. Он соскочил со спины Рами, потянулся, чтобы помочь Патхану встать на ноги, как дурак бормоча: - Простите, я не хотел, просто... - Ах ты, маленький... - проворчал Патхан, отталкивая протянутую к нему руку и поднимаясь с трудом, но не выказывая боли. Вадин открыл было рот и снова его захлопнул. Боги, помогите ему, он же на глазах у всего Янона поставил в дурацкое положение этого князя, испортил день его посвящения в рыцари, превратил его снисходительную доброжелательность в горькую вражду. Смех Патхана ошеломил Вадина. - Маленький идиот, - повторил князь, и на сей раз его насмешливая веселость была совершенно очевидна, - неужели ты даже не понимаешь, что победил? Вадин моргнул. От одного из этих последних яростных ударов у него, должно быть, помутилось в голове. Он медленно обернулся. Рами, как обыкновенное тягловое животное, щипала траву. А вокруг нее бесновался народ Янона. Патхан бесцеремонно шлепнул его. - Возвращайся в седло, детка. Иди получай свой приз. Подоспевшие герольды говорили приблизительно то же самое, один из них уже держал поводья Рами, и теперь, когда Вадин осознал что к чему, рев толпы стал оглушительным. Он потратил еще минуту на то, чтобы взять себя в руки, и со всей возможной легкостью сел в седло, подбирая поводья, поскольку Рами начала пританцовывать, Уж она-то знала, чего от нее ждут. Он расправил усталые плечи, поднял подбородок и устремил взгляд перед собой. Мирейна на помосте не было. Он сидел верхом на Бешеном, держа корону, которую быстрый глаз и умный прием выиграли для Вадина. Рами закусила удила и слегка взбрыкнула. - Ах так!