Внутренний состоял из женщин и евнухов. Евнухи свободно перемещались из одного мира в другой. Мужчина, не лишенный своего мужского естества, мог проникать только в ту обитель, где являлся полновластным хозяином, где находились женщины, принадлежащие только ему. Во внешнем мире Сареван был чужаком. О внутреннем нечего было и говорить. Женщины, которые находились там, никогда не видели неба, не очерченного квадратом окна или стен. Они никогда не встречались с какимлибо мужчиной, кроме отца, брата или хозяина, которого лишь немногие из них могли назвать мужем, поскольку каждый из пятидесяти принцев имел соответствующее его положению количество наложниц. Сареван уже усвоил, что каждая наложница мечтает о том, чтобы ее хозяин женился, ибо, согласно обычаю, после этого он может распустить гарем. А еще лучше для наложницы, если ей удается родить сына своему повелителю, потому что после этого ее не только освобождают, но и наделяют правами, почетом и могуществом придворной леди. Если бы Сареван не знал, что гарем - это настоящая тюрьма, он нашел бы его не более странным, чем остальная часть дворца. Здесь господствовала пресыщенность, здесь благоухали незнакомые притирания, здесь было множество извилистых коридоров, напоминавших лабиринт. Роль стражников выполняли евнухи, но евнухи высокие и сильные, сжимавшие в руках обнаженные мечи. Черные евнухи. Северяне, лишенные бород, с обритыми черепами и выразительными глазами, напоминающими коровьи, темными, бесстрастными и непреклонными. Сареван ничего не значил для них. Он был мужчиной и не имел права пройти. Он чуть было не повернул назад. Но, забравшись так далеко, уже не хотел сдаваться. - Высокий принц встретится со мной, - сказал он. - Можете меня задерживать. Моему мохнатому другу это вряд ли понравится. Трудно представить, что он сделает в этом случае. Два меча весьма красноречиво опустились и замерли на расстоянии протянутой руки от живота Саревана. Юлан глухо зарычал. Бронзовые клинки опустились на ладонь ниже. Сареван попытался улыбнуться. За спинами евнухов открылась дверь. Появился, страшно взволнованный асанианец. Не обратив ни малейшего внимания на стражников, с явным нетерпением он позвал Саревана: - Пойдем, пойдем. Что ты тут прохлаждаешься? Время не ждет! Сареван застыл в замешательстве. Маленький евнух досадливо хлопнул в ладоши. - Ты собираешься идти? Тебя ждут! Сареван взглянул вниз. Мечи дрогнули. Медленно, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикрыть свое нежное сокровище обеими руками, он протиснулся между стражниками. Асанианец ждал его, с трудом сдерживая нетерпение. Каким бы размашистым ни был шаг Саревана, он с трудом поспевал за своим проводником. Коридоры гарема слились в сплошное размытое пятно. По пути им никто не встретился; возможно, это было организовано намеренно. Несмотря на ошеломление, Сареван задавал себе множество вопросов. Уж не похитили ли его, словно умного дурака из непристойной песенки? И теперь его навечно заточат среди женщин, сделав рабом каждого их желания. Он тихо засмеялся и сам удивился своему смеху. Уж слишком серьезно все складывалось. Проводник втолкнул его в дверь, и он оказался в комнате, похожей на остальные комнаты дворца. Помещение не слишком просторное, но и не тесное. Низкий стол, гора подушек, развевающиеся шелковые завесы. Одалисок, ждущих его, Сареван не увидел и почувствовал разочарование. В комнате было вино. Он помедлил, вспоминая коварство Асаниана и асанианцев, и понюхал жидкость. Она отличалась тонким ароматом и была страшно кислой: по асанианским понятиям, великолепный напиток. Если в вине и был яд, кислота безусловно убила его. Сареван налил себе кубок, осушил его и прогулялся по комнате. Юлан, как более мудрый, устроился покоролевски на горе подушек. За одной из завес было скрыто окно с решеткой. Сареван напрягся, вспомнив о носилках и о том долгом безумном дне. Он сурово приказал себе забыть об этом и выглянул через решетку на улицу. Внизу находился дворик. Он показался ему знакомым. Если бы кто-то стоял прямо под окном, и если бы этот человек был высокого, по здешним меркам, роста и у него были бы чудесные яркие волосы, а женщина или несколько женщин встали бы у решетки, наслаждаясь приятным времяпрепровождением... Сареван медленно обернулся. Начал говорить - и тут же замолчал. Хирел! Хирел в платье и покрывале, с танцующими глазами, насмешливый, сводящий с ума. Хирел был юношей, наделенным необыкновенной и почти девичьей красотой. Однако ни у одного юноши не могло быть такой полной груди, таких чудесных округлых бедер, окутанных шелком. Хирел никогда не ходил так, как двигалось это создание, легко и изящно, восхитительно изгибаясь и улыбаясь под своим покрывалом. Эта женщина была воплощением нежности, но - ах! - как озорно она посмеивалась над ним, словно говоря: экая нескладная деревенщина с челюстью, отвисшей до груди. Ее голова как раз доставала ему до подбородка. Она стояла, смотрела на него и смеялась, заливисто, словно птичка, радующаяся своему пению. Саревану пришлось сесть, потому что колени его подгибались и он ничего не мог поделать. Он вцепился в Юлана и замер, улыбаясь как последний идиот. Ее веселость прокатилась мягкой волной. Она стояла и улыбалась, глядя на него. Сареван сказал: - Ты так похожа на... - Почему бы и нет? Ведь он мой брат. Ее голос. Он узнал его. - Джания! Она присела в реверансе. - Принц Сареван! Ты... выглядишь... намного импозантнее, когда нас не разделяет решетка. Он не чувствовал себя таким высоким и таким неуклюжим с тех пор, как в юности всего за три месяца вырос на целую голову. Его тогда мучило, что он слишком долговяз, что руки у него чересчур длинные и худые, а нос сильно смахивает на орлиный клюв. И все это заставляло его яростно краснеть, хотя никто и не замечал этого. - Джания, - спросил он, - откуда ты узнала, что я здесь? Она указала на решетку: - Я тебя увидела. А потом услышала, что ты стоишь у дверей. - И позволила мне войти. - Он резко вздохнул. - Тебе не следовало этого делать. Твои няньки сдерут с тебя кожу заживо. Джания надменно тряхнула головой, так же как это делал Хирел. - Нет, не сдерут. Еще до того как мне стало известно, что ты идешь, я попросила брата разрешить мне поговорить с тобой. Он проявил мудрость и разрешил. - Ее глаза заблестели. - Иногда бывает выгодно напомнить ему, что если бы я родилась мужчиной, то не быть бы ему Высоким принцем. Сареван глупо моргал. Он уже познакомился с ее характером и восхищался им, несмотря на то, что их разделяла решетка. Но тогда он не знал, кто она такая. Неожиданно он рассмеялся. - Знал бы мой отец! - Теперь настала ее очередь удивленно молчать, ожидая разъяснений. - Тебя могли бы отдать за меня. Отец собирался попросить у императора Асаниана руку одной из его дочерей для меня. - У моего отца целый легион дочерей, - сказала она. - Но только одна рождена для золота. - Ты думаешь, что достоин меня? Это был поистине королевский поединок. Сареван растянулся на подушках, снова превратившись в Саревана Ис'келио-на с его упрямыми черными глазами и ослепительной улыбкой. - Твой брат признал меня равным себе. - А, - протянула Джания, - мой брат. Огонь всегда кружил ему голову. - Как, принцесса! Ты не находишь меня обворожительным? - Я нахожу, что у тебя избыток самомнения. Заметив его негодование, она рассмеялась, склонилась над ним, перегнувшись через тело Юлана, яркая и бесстрашная, и провела пальчиком по его бороде. Когда его лицо зажило, он сохранил ее, назло всем чисто выбритым придворным. Сегодня утром Зха'дан украсил ее золотыми нитями, потратив на это больше часа. - Ты прекрасен, - сказала она. - Правда? Неужто поэты изменили свои правила? - К черту правила. Она была немного опрометчива, произнося это. Она вела себя вызывающе и попирала все законы. Сареван рассмеялся. - Осторожней, принцесса. А не то я безумно влюблюсь в тебя. - Я должна этого бояться? Прекрасные, смелые слова, однако они не значили для них ничего конкретного. Казалось, Джания была не в силах совладать со своими пальцами, которые вплетались в косички его бороды. Ни одна женщина, даже его мать, никогда так не касалась его. Так жадно, так уверенно. - Золото - лучший цвет для его глаз, - сказал Сареван мечтательно. - Нет, черный, - возразила она. Они оба засмеялись. Ее грудь была полной, мягкой и соблазнительной. Ее губы были медом и пламенем. Обруч жреца легко разрушал эти чары. Опасность не грозила Саревану. Он испытывал лишь восхищение. Его разум помнил о том, что можно, а чего нельзя, и его тело было более чем благодарно, узнав об этом. Золотые волосы Джании рассыпались и накрыли их обоих, словно плащом, она не убирала их. Она превратилась в пламенную расплавленную бронзу. Под взглядом ее ясных глаз Сареван встал на колени и обнял ее обеими руками за талию. Смеясь, он вырвал у нее поцелуй. И еще один. И еще. Он и сам не понял, что заставило его остановиться. Возможно, рычание Юлана. Или странная тишина. Все еще стоя на коленях, закутанный в золото, Сареван обернулся. Больше он никогда не смог бы перепутать Джанию с ее братом. Они были очень похожи, но их разделял целый мир. Мир женщин и мир мужчин. Среди мыслей, кружившихся в его голове, выделилась одна - о том, что видел Хирел со стороны. Его сестра, обнимающая мужчину, стоящего на коленях. Ее платье, его кафтан и штаны сохраняли вполне благопристойный вид. Однако ее покрывало было сброшено, волосы перепутались, а огненная грива Саревана, казалось, позабыла о косичке. Несомненно, они выглядели так, словно намеревались пойти дальше. И разве это не соответствовало истине? Сареван встал. Джания не пыталась удержать его. Ее голос был спокоен. - Добрый день, младший брат. Хирел наклонил голову. Его лицо ничего не выражало. - Старшая сестра. Высокий принц. Сареван почувствовал себя слабым и одиноким. Вино, опрометчиво выпитое им, тяжело давило на желудок. Тусклый огонь зарделся на его скулах. Хирел был одет для визита в гарем: восемь платьев из легчайшего полотна, перехваченные золотым поясом. Он выглядел спокойным, царственным и невозмутимым. Его занятия даже не повредили позолоты на веках. Он сказал: - Ты, конечно, простишь меня, принц. Мне передали, что ты меня ищешь. Я буду ждать тебя в моих покоях. - Нет, подожди, - сказал Сареван. - Это не... У него ушло слишком много времени на то, чтобы собраться с мыслями. Хирел ушел. Сареван проводил его пылающим взглядом. - Проклятие, - сказал он. - Проклятие. - И еще раз проклятие, - добавила Джания. В ее голосе звучал все тот же смех. - Мой евнух лишится за это клочка кожи. Сареван уставился на нее, едва слыша ее слова. - Ты предназначена для того, чтобы стать императрицей. - Что, мой евнух? Он не обратил внимания на ее безрассудство. - Знаешь, тебе не следовало затевать все это. Мы зашли слишком далеко. Это становится опасным. Его натянутость и чопорность отразились в ее глазах. - Ты предлагаешь другой выход? Сареван провел пальцем по ее лбу, щеке и подбородку. Черное дерево на слоновой кости. - А ты согласна поразмыслить над этим? - Чего ты от меня хочешь? Я женщина. У меня вообще нет права голоса. - Думаю, это не так, принцесса. Джания запустила пальцы в его волосы и увлекла его на подушки. Но вовсе не для любовных игр. Это настроение уже прошло. Она начала причесывать спутанные пряди его волос, снова укладывая их в простую косу, соответствующую его сану жреца. - Говорят, ты совершенно неискушен в высоких искусствах. Ты поклялся избегать их. И все же ты настоящий мужчина. - Это все ты, - сказал он чистую правду. - Неужели? - Ее пальцы на миг замерли, а затем снова принялись за прежнее занятие. - Если бы мой брат был женщиной, разве ты удостоил меня хотя бы взглядом? Сареван повернулся к ней. Ее глаза были спокойны. Глаза льва. Царственные глаза. - Но он - не женщина. Зато ты - истинная женщина. - А ты- самое великолепное создание, которое я когда-либо видела. Джания легко и быстро поцеловала его, словно не в силах удержаться. Теперь иди. Мой брат ждет тебя. Сареван встал. Ее ладони лежали в его руках, и он поцеловал их. - Я смогу вернуться? - Не так скоро, как хотелось бы, - сказала она, - но сможешь.
      Хирел не ждал его в своих покоях. Как сказали слуги, его вызвали, и никто не знал, когда он вернется. Саревану надоело выслеживать его. Может быть, следующая охота закончилась бы не так рискованно, но вряд ли так же сладостно. - Если он ждет извинений, - сказал Сареван, обращаясь к своему коту и Зха'дану, - то ему придется прийти за ними сюда. В постель он улегся рано. Отчасти в этом была повинна усталость. Отчасти, как это ни парадоксально, его неугомонность. Стоило ему захотеть чтонибудь сделать, как оказывалось, что это запрещено. А единственное, что он желал получить немедленно, конечно, была золотая принцесса из слоновой кости. Только сейчас Сареван осознал, к какому заточению сам себя приговорил. Перед ним была тюрьма, пусть обширная, пусть позолоченная и изящная, но все же тюрьма. Он мог смущать своим надменным и экзотическим видом членов совета империи, но права голоса на этих советах у него не было. Дворцовые интриги ничего не значили для него. Керуварион он покинул. Теперь он оказался в хитроумной и очень уютной ловушке, загнанный в угол, словно жеребец-сенель, очень ценный и очень буйный. Он даже не имел права возмутиться своим положением пленника: он стал им по собственному желанию. И подобно жеребцу-сенелю, запертому в стойле и оторванному от вольных равнин и радостей битвы, он неизбежно оказался перед другой стороной существования жеребца. Он замечательно укрощал себя. Никто не мешал ему выполнять обязанности жреца в странствии: ему позволялось молиться и соблюдать пост на девятый день. А Хирел, благодарение богу, находился в отдалении, погруженный в обязанности принца. Женщины, голоса которых слышались через решетки, интриговали и восхищали его, но едва ли представляли собой опасность для его обета. - Я пропал? - спросил он Зха'дана. Зхил'ари сидел рядом с ним на кровати, слушая его рассказ о том, что произошло в гареме. - Неужели она выглядит в точности так же, как маленький жеребец? спросил Зха'дан. - В точности, - ответил Сареван. Он помолчал. - Нет. Она так же красива, вся белая и золотая. У нее то же лицо, что у него. Конечно, она изящнее. Она настоящая женщина. Он был бы таким, если бы бог сотворил его девушкой. Но... все же она отличается. Она не Хирел. Она - это она. Зха'дан понимающе кивнул. Его глаза потемнели. - Он нравится мне; я доставляю удовольствие ему, он мне. Нам хорошо вместе. Но все же я не совсем... Я-не ты. Сареван отмахнулся от этого. - Я видел так много женщин, Зха'дан. Для принца это неизбежно. Династия существовала до него, и он обязан продолжить ее. Если женщина не замужем, если у нее нет изъянов, если она способна родить ребенка, она предлагается мне как надежда на продолжение рода. Даже то, что я ношу обруч, не имеет значения. Это только запрещает забавляться, пока я не найду свою королеву. - И ты нашел ее? - Не знаю! - Сареван закрыл лицо руками. - Я был полон вина и обыкновенного упрямства. Однако никогда прежде мне не было так легко. И я никогда не чувствовал себя настолько непринужденно. Мне было все равно, что я делаю или чем мне придется заплатить за это; и тем не менее я вовсе не спешил попробовать это. Это было похоже на то... как если бы мы оказались за гранью мира и не осталось ничего, что могло бы потревожить нас там. - Магия? - Не магия, - криво улыбнулся Сареван. - Скорее, очарование. Она не только красива, Зха'дан. У нее есть личность. Она как золотой орел, которого посадили в клетку. Я мог бы освободить ее. Я... мог бы... освободить ее. И он погрузился в сон, унеся с собой эту поющую уверенность. Джания оставалась с ним в его снах, и оба они были там свободны: он освободился от своего обруча, а она - от своей вуали. Она была воплощением красоты. Она сказала: - Если бы мой брат был девушкой, ты не удостоил бы меня и взглядом.
      Сареван медленно вынырнул из глубин сна. Он чувствовал в своих объятиях теплое тело, слышал чей-то шепот. Сон во сне. Новый сон оказался более хрупким, но на диво реальным. Он сонно поцеловал его. Вкус поцелуя оказался странным. Странно знакомым. Рука Саревана скользнула в поисках округлости полной груди, но ничего не нашла. Зато ниже выпуклость оказалась достаточно ощутимой. Пальцы Саревана сомкнулись. Он хотел разжать их. Хирел сонно мигал, все еще во власти сна, но уже начиная хмуриться. Он был чересчур плотным для сновидения. - Что ты здесь делаешь? - спросил Сареван резким от испуга голосом. Брови Хирела сдвинулись. - Ты знаешь какие-нибудь другие слова, кроме этих? - А тебе известны какие-нибудь другие шутки, кроме этих? - Разве я положил твою руку туда, где она лежит? Рука тотчас же отдернулась. - Я спал, - сказал Сареван. - А, - протянул Хирел. - Ну разумеется. И снился тебе явно не я. Внезапно Сареван расхохотался. Это было безумием, но он не мог сдержаться. Это было просто невыносимо. - Ты завидуешь мне. Ты завидуешь ей. Хирел ударил его. Совсем не сильно, так что Сареван почти не почувствовал удара. Хирел отвернулся от него, свернулся в комочек и стал выкрикивать в стену: - Мужчина, у которого никогда не было женщин, - это противоестественно. Принц в такой ситуации вызывает отвращение. Она выполнила свой долг перед тобой; она сделала тебя опытным мужчиной. Ты мой брат, ты равен мне, и мой долг не только способствовать этому, но и поощрять это. Но я вовсе не обязан этому радоваться. - Хирел... - начал Сареван. - Она - жемчужина гарема. Мне не нужно спрашивать, понравилась ли она тебе. Она во всей полноте познала искусства внутренних комнат; она научила меня многому из того, что я знаю. И все время, пока ты лежал с ней, я, принц крови, который по своему рождению должен был стать твоим врагом и которого ты должен считать воплощением разврата и осуждать, - я не мог успокоиться, потому что ты был с ней, а не со мной. - Хирел прерывисто вздохнул. Это прозвучало как сдавленное рыдание. - Я дарю ее тебе. Ты был рожден для нее, для ее красоты и женственности. - Асукирел, - сказал Сареван, и на этот раз Хирел не остановил его. Хирел Увериас, я не лежал с ней. - Ну конечно. Ты стоял перед ней на коленях и обнимал ее. А может быть, ты овладел ею, как это делают жеребцы? На мгновение Сареван ослеп от ярости. Когда он снова обрел способность видеть, Хирел был придавлен его телом, а на его щеке горел отпечаток ладони. - Никогда, - процедил он сквозь зубы. - Никогда. Хирел не сопротивлялся. Сареван начал остывать, и ему стало мучительно стыдно. - Прости меня, - сказал он. - Прости меня за все. За твоих братьев, за твою сестру... за все. Хирел ничего не ответил. Его лицо застыло и было одновременно и надменным и несчастным. Его кожа в свете лампы казалась мягкой и нежной как у ребенка. После такого удара на ней обязательно появятся синяки. С невероятной нежностью Сареван коснулся того места, где отпечаталась его ладонь. - Выслушай правду, маленький брат. Джания очень красива. Я думаю, что с радостью пожертвовал бы своим обручем и своими клятвами ряди того, чтобы она оставалась со мной. Я с радостью сделал бы ее моей королевой. И все же эта радость живет во мне не только потому, что Джания - женщина, наделенная красотой и возвышенной душой. Я испытываю эту радость еще и потому, что Джания - точная копия своего брата. - Хирел молчал. Сареван горячо продолжал: - Я не могу быть твоим любовником, Хирел. Я не создан для этого. Но к моей душе и ее желаниям Джания не имеет никакого отношения. Хирел - это совсем другое дело. - Сареван сглотнул. - Боюсь, я люблю тебя, маленький брат. Хирел резко отстранился от Саревана. Его глаза горели, щеки были мокры от слез. - Ты не должен! - Вряд ли это от меня зависит, - сказал Сареван. - Ты не должен! - Голос Хирела сорвался. - Не должен! - Хирел, - сказал Сареван, протягивая к нему руки. - Львенок. Мы можем быть друзьями. Мы можем быть братьями. Мы можем... Хирел оставался неподвижным в его руках. Он снова стал холодным и слишком спокойным. - Мы ничего не можем. - Он не обращал внимания на слезы, заливающие его лицо. - Я не сказал тебе правду. Пока я изображал из себя ревнивого влюбленного, пришла весть. Его армии вторглись в Асаниан. Сареван нахмурился. - Этого не может быть. Он не стал бы... - Он сделал это. Ты должен умереть, и даже если бы я мог помешать этому, то не стал бы этого делать. А обычай повелевает, чтобы казнью королевских заложников командовал Высокий принц. Это еще не стало реальностью. Сареван пока еще не осознал полностью, что его замысел провалился и все обстоит даже хуже, чем он опасался. Он еще не понял, что война началась и что ему предстоит умереть. Реальной и ощутимой была лишь боль Хирела. Он обнял его и принялся укачивать, не говоря ни слова. Хирел не сопротивлялся: так глубока была его боль. - Твой отец, разумеется, не верит в то, что мы убьем тебя. Он ждет, что мы отступим, испугавшись угрозы мести, что мы начнем торговаться, извлекая выгоду из твоей жизни. И поэтому, - сказал Хирел, - ты должен умереть. - Завтра? Хирел задрожал. - Я не знаю. Клянусь всеми богами, не знаю. - У нас еще осталась эта ночь, - сказал Сареван. - Ты не веришь! - вскричал Хирел. - Ты думаешь, что мы не решимся на это. Но мы решимся, Сареван. Я уверен в этом точно так же, как и в том, что буду сидеть на Золотом троне. - Я знаю. - Сареван играл спутанными кудрями Хирела, любуясь их непокорностью. - Я не боюсь смерти. Я даже не испытываю большого сожаления. Мне только хотелось бы познать женщину. Хотя бы раз. В моем собственном теле. Хирел отпрянул. - Я приведу ее к тебе. - Нет, - сказал Сареван, удерживая его. - Я не могу сделать это с ней. Даже ради продолжения моего рода, - а она забеременела бы. Хирел. Это точно. Но я не могу оставить ее с наследником Солнцерожденного в самом сердце Асаниана. - Я воспитал бы его как своего собственного. - Как твоего наследника? Хирел не ответил. Сареван вздохнул и едва заметно улыбнулся. - Вот видишь. И все же он превзошел бы любого наследника, которого бы ты родил и которого провозгласил своим преемником. Ничто не смогло бы остановить его. Мы, принцы варьяни, рождены, чтобы править. Мы не терпим противников. - Да, - сказал Хирел. - Вы покоряете их. Вы заставляете их любить себя.
      ГЛАВА 18
      - Сареван. Сареван Ис'келион. - За ним пришли? Так скоро? Он вскочил, не успев открыть глаза, и яростно зашипел: - Не будите его. Не заставляйте его делать это. Возьмите меня, и пусть все закончится. - Солнечный принц. Неужели в этом голосе прозвучало недоумение? Или, может быть, веселье? Сареван взглянул сквозь спутанные космы, упавшие ему на лицо, и отбросил их назад. На него с большим интересом смотрел принц Аранос. Сареван испытал облегчение, но все же напрягся. - Отлично. Ты можешь сделать это. Только не говори ему, пока все не будет кончено. Аранос ничего не ответил. Разум Саревана медленно осознал то, что видели его глаза. Комната с шелковыми драпировками исчезла. Вокруг него вздымались каменные стены, мощные и ничем не украшенные, пол тоже был из камня, а с высокого сводчатого потолка свисало несколько ламп. Ни одна из них не горела. Свет, заливавший комнату, проникал через высокое круглое окно - солнечный свет, яркий, но холодный. Сареван обернулся кругом. Постель была все та же, роскошная и неуместная в этом суровом помещении, и на ней свернулся Хирел. Шрамы на его боку и бедре уже затянулись, но все еще оставались мертвенно-бледными. Безжалостный свет делал их еще заметнее. На стене над его головой висел гобелен. Животные, птицы, дракон. Сареван уже видел его прежде, но, потрясенный происходящим, был не в состоянии вспомнить, где именно. Он снова взглянул в лицо Араноса. Принц появился здесь не один. Одним из сопровождавших его был маг, одетый в фиолетовую мантию повелителя тьмы. Другой оказался жрецом Аварьяна с косичкой и обручем; на его плече устроился его спутник. Сареван застыл. Он вспомнил о том, что ему обещали, о разрешении, которое он дал, и об участии, которое приняла в этом деле гильдия магов. - Кажется, - сказал он, - я должен начать все сначала. Доброе утро, господа. Где же магистр гильдии, и что это за место? Аранос слегка поклонился, но на вопрос не ответил. Маг сказал: - Не угодно ли тебе последовать за нами? Верховный жрец Аварьяна из Эндроса не сказал ничего, но улыбнулся. Эта улыбка подбодрила Саревана и в то же время испугала. Он совершенно запутался и не нашел ничего лучше, чем спросить: - Я должен идти прямо в таком виде? - Пойдем, - сказал маг. Этим было сказано все. Путь показался Саревану долгим; в мрачном каменном коридоре было холодно, то тут, то там попадались высокие окна. Где бы ни находилось это место, но только не в Кундри'дж-Асане. Слишком чистым был здесь воздух. Сареван полностью обманулся в своих ожиданиях. От этого ему даже захотелось смеяться. Его заговор, его предательство, его многочисленные грехи - все это осталось в каком-то сне, который он почти забыл, оказавшись здесь. Его спутники не отвечали на вопросы. Они вообще не желали говорить. После третьей неудачной попытки Сареван недовольно замолчал. Он не привык к тому, чтобы им пренебрегали. Возможно, это был замок. От камней и лестницы с узкими ступенями исходил дух крепости. В конце концов они пришли в зал, похожий на большой парадный зал лорда: очаг в центре, пол, выложенный каменными плитами, и стены, увешанные поблекшими гобеленами. Но в отличие от парадного зала, здесь было пусто. Обрамленные колоннами ниши вдоль стен, где люди обычно спали, играли и хранили свои пожитки, а часто принимали женщину или двух, были темны. Здесь не было ни собак, ни охотничьих кошек, ни соколов на шестах. Ни певцов у огня, ни стражи у дверей, ни предупредительных слуг, готовых выполнить любое желание сидящих в тепле.
      Сареван резко остановился. Он увидел магистра ордена магов. Он увидел колдунью зхил'ари и ее внука, молча застывшего у ее ног. В этот момент в зале собрались и жрец, и маг, и принц. Еще здесь была Орозия из Магрина, а рядом с ней - тот, кого Сареван никак не ожидал увидеть: Орсан из ХанГилена, волосы которого за неполных три года, прошедших с их последней встречи, из огненных превратились в пепельные. Однако его тело оставалось все таким же сильным, а глаза блестели, словно черные бриллианты на смуглом бронзовом лице. Более полной компании для заговора собрать было невозможно. За исключением... - Может быть, здесь недостает еще кого-нибудь? - спросил Сареван. Какого-нибудь императора или двух? - Достаточно тех, кто присутствует, - сказал Красный князь. Несмотря на воспитание, подобающее принцу, Сареван чуть не закричал от обиды. Даже в минуты наивысшей строгости, даже наказывая своего строптивого внука, князь Орсан никогда не выглядел так, как в эту минуту: холодный, сдержанный, чужой. Сареван выпрямился и расправил плечи, стоя перед ними. - Итак? Я получу ответы на мои вопросы? Или меня будут судить за мои грехи? Их молчание сводило его с ума. Аранос заговорил первым, словно потеряв терпение при виде этого спектакля. - Это не судебное разбирательство, принц. - В самом деле? - протянул Сареван. - Я пока еще не законченный идиот. Я совершил убийство, применив силу мага. Я предал моего отца и мою империю. Я продал душу своему злейшему врагу. Теперь я стою перед вашим тайным могущественным союзом, после чего меня ждет неминуемая смерть. Вы явно не намерены отвечать на мои вопросы и не желаете удостоить меня хотя бы минутной милости, чтобы я имел основания вести себя прилично. Вы не хотите рассказать мне даже то, какие пышные поминки справите по моей знаменитой красоте. Аранос взглянул на своих соратников. Они застыли, словно камни. Он громко вздохнул. - Насколько мне известно, ты не совершил никаких преступлений, принц. Разве что считать преступлением желание мира. - Жрецы могли бы поспорить с тобой. - Ты грешил не больше других людей, наделенных плотью, - сказал жрец, имя которого было окутано тайной его магии. В Эндросе его называли попросту Байраном, что означало <жрец>. - Эти грехи тебе простятся, можешь не беспокоиться. Но сейчас нас заботят другие дела. Он повелительно поднял руку. Орозия, опустив глаза, тихо подошла и остановилась позади Саревана. Ему показалось, что на ее щеках блеснули слезы, однако это вряд ли было возможно. Ее лицо застыло, словно каменное изваяние, а камни не плачут. Он обвел взглядом весь кружок. - Вы даруете мне право сохранить сан жреца. Так даруйте мне и вашу благосклонность. Скажите, что происходит? Я правильно понял, что это заговор? - Именно так, - ответил Аранос. - Заговор магов. Приверженцев гильдии и тех, кто к ней не принадлежит. Заговор света и мрака. Тех, кто понимает, что война Солнцерожденного повлечет за собой одни разрушения. - И даже ты? - спросил Сареван своего деда. - Даже я. - Тон Орсана нисколько не потеплел. - Я, вырвавший жрицу у Солнечной Смерти и усыновивший ребенка, которого она родила. Уже тогда я понял, что он носит в себе зерна спасения мира и зерна его разрушения. Он действительно сын бога. Истинного бога, воплощения жизни и смерти. Эти слова отнюдь не поразили Саревана. Он и раньше слышал их, но впервые об этом было сказано так определенно. Он выпятил упрямый подбородок, не желая сдаваться ни телом, ни разумом, и холодно произнес: - Ты и весь твой род считали Аварьяна величайшим божеством задолго до того, как родился мой отец. Неужели теперь ты отречешься от собственных убеждений? - Нет. Не больше, чем ты сам. - У меня вообще нет убеждений. Скорее я эгоистичен. Я не желаю быть повелителем пустыни. - А еще ты любишь его. - Да! - вскричал Сареван с неожиданным пылом. - Я люблю отца. Я думаю, он попал в собственную ловушку. Ему известно, что он делает и что из этого выйдет, но он ничего не может изменить. В конце концов он умрет в блеске славы, попирая ногами разрушенный Асаниан. - Этого нельзя допустить. - Конечно, нельзя. Однако теперь это случится. Он не остановится даже ради меня. - Сареван злобно дернул себя за бороду. - Возможно, все мы безумны. Если бы я достиг своей цели, то это всего лишь отсрочило бы то, чего избежать нельзя. Я люблю наследника Асаниана; я люблю его как брата. Но он не покорится мне как правителю, так же как я не покорюсь ему. Мир попросту не выдержит двух императоров, подобных нам. - Согласен, - сказал Красный князь. - А теперь наберись терпения. Поверь мне, нам еще предстоит вернуться к твоей дилемме; но сначала выслушай меня. Он замолчал. Молодой зхил'ари поднялся со своего места. Как и Орозия, он не смотрел на Саревана. Он принес теплое мягкое платье, которое Сареван надел с радостью, хоть и стоял близко к огню. Кроме платья Зха'дан принес стул. Сареван устроился на нем как можно удобнее и всем своим видом изобразил терпеливое ожидание. В глазах Орсана сверкнуло что-то похожее на улыбку. Спустя мгновение он сказал: - Как ты уже понял и как сказал принц Аранос, мы действительно составили заговор. По правде говоря, мы сделали это с неохотой. Я не могу сказать, кто из нас начал.