- Это бессовестно! Бессовестно! - всхлипнула она и уткнула лицо в носовой платок. Ее сводные брат и сестра переглянулись.
      - Мы совершенно не в состоянии уяснить себе, что вы находите смешного в некоторых вещах, - с укором заметила графиня.
      - А этого от вас и не требуется, - холодно ответствовал милорд. Мария, дорогая, приношу свои извинения, если я позволил себе сказать... если я позволил себе чем-то оскорбить твои чувства.
      - Чем-то оскорбить! Вы ограбили этого бедного юношу, когда он был богат, и потешаетесь над ним теперь, когда он разорен! - сказала Мария, поднимаясь из-за стола и горящим взором окидывая своих родственников.
      - Извини меня, дорогая сестрица, я потешался вовсе не над ним, - кротко возразил милорд.
      - О, это не имеет ни малейшего значения, над кем или над чем вы потешаетесь, милорд! Вы отобрали у него все, что он мог отдать. Весь свет говорит, что вы обираете своих родственников. А после того как вы все у него отняли, вы еще смеетесь над его несчастьем! - И Мария прошелестела вон из комнаты, с вызовом поглядев на всех оставшихся.
      - Теперь, когда горе моей сестры не будет служить нам помехой, расскажи-ка, Уилл, что же все-таки произошло или что тебе довелось слышать?
      И Уилл с нескрываемым ликованием, с бесчисленными подробностями поведал о постигшей Гарри беде, изложив облетевшую весь Лондон историю о внезапном воскресении из мертвых Джорджа Уорингтона. Сообщение это огорчило лорда Каслвуда: Гарри - славный малый и пришелся ему по душе, разумеется, в той мере, в какой светские люди такого сорта способны испытывать симпатию друг к другу. Да, конечно, он играл с Гарри в карты и воспользовался своим преимуществом перед ним, а почему бы и нет? Почему бы ему не полакомиться этим сочным плодом, который, несомненно, сорвал бы кто-нибудь другой. "Если бы это было единственным пятном на моей совести, я мог бы чувствовать себя вполне спокойно!" - подумал милорд.
      - Где же проживает этот мистер Джордж Уорингтон?
      Уилл изъявил готовность провалиться в преисподнюю, если местопребывание этого господина ему известно или хоть в малейшей мере его интересует.
      - Его следует пригласить к нам и принять с самым большим почетом, заявил милорд.
      - Включая партию в пикет, надо полагать! - проворчал Уилл.
      - А может, ты пригласишь его в свои конюшни и уговоришь купить одну из твоих чистокровных кляч, Уилл? - осведомился лорд Каслвуд. - Ты бы крепко обработал Гарри Уорингтона, но жульничал столь неуклюже, что он расквитался с тобой кулаками. А я настаиваю на том, чтобы моему кузену Уоринттону было оказано самое большое внимание.
      - И чтобы вас, конечно, никто не беспокоил, когда вы с ним засядете за карты, милорд! - воскликнула леди Каслвуд.
      - Я, сударыня, желаю только одного: чтобы с мистером Уорингтоном, так же как и со мной или любым членом нашего дражайшего семейства, соблюдались правила приличия, - в крайнем раздражения возразил лорд Каслвуд,
      - Да поможет небо бедному юноше, если ваше сиятельство намерены оказать ему покровительство, - промолвила графиня, делая реверанс, и одному богу известно, как долго мог бы еще продлиться этот семейный диспут, если бы в эту минуту к дому не подкатил фаэтон, в котором восседали оба молодых виргинца.
      Это был тот самый экипаж, который наш блудный сын приобрел в дни своего благоденствия. Он правил сам, рядом с ним сидел Джордж, а слуги-негры помещались сзади. Впрочем, Гарри готов был безропотно уступить брату вожжи и кнут, а заодно и весь экипаж.
      - На что такому бедняге, как я, собственный выезд, Джордж? - смиренно сказал Гарри. - Кроме этого кафтана и кошелька, подаренного тетушкой, у меня ровным счетом ничего нет. Садясь и правь лошадьми, братец; мне тогда как-то легче будет на душе.
      Джордж отвечал со смехом, что он не знает дороги, а Гарри она известна; что же касается экипажа, то он может принять только половину его, как уже принял половину братнина гардероба.
      - Но уж если пополам, так все пополам; если ты делишься со мной своими кафтанами, так я должен разделить с тобой содержимое моих карманов, Гарри, иначе это будет нечестно!
      И Гарри снова и снова клялся, что нет и не будет на всей земле второго такого брата, как его Джордж. И с каким же грохотом летел он по дороге, погоняя лошадей! И как он был доволен и горд, что везет такого брата! Они прибыли в Кенсингтон в отличнейшем расположении духа, и Гамбо обрушил такой град ударов на парадную дверь лорда Каслвуда, что самый дюжий ливрейный лакей Сент-Джеймского дворца был бы им посрамлен.
      В комнате, куда были проведены молодые люди, находилась только леди Каслвуд и ее дочь леди Фанни. Уилл не выказал особого желания повстречаться с Гарри лицом к лицу, милорд был еще введет, и у Марии тоже имелись свои причины отсутствовать - до тех пор, по крайней мере, пока не высохнут слезы на глазах. Когда мы теперь, в наши дни, подкатываем в карете шестеркой к дому кого-либо из друзей, когда Джон докладывает о нас хозяевам, когда наконец мы вступаем в гостиную, с нашими лучшими шляпами в руках и с нашими лучшими воскресными улыбками на устах, приходит ли нам в голову, что наше вторжение прерывает семейную ссору? Что мы с притворными и жеманными улыбками ступаем по не остывшему еще пеплу семейного пожара? Что в то время, пока мы шествовали от парадной двери до гостиной, мистер Джонс, миссис Джонс и барышни Джонс успели перегруппироваться в небольшую семейную живую картину: одна из девиц с невинным видом переставляет цветы в вазе; другая склонилась над молитвенником; маменька с модной вышивкой в руках возлежит на софе, успев спрятать счета мясника и бакалейщика под подушку и высунуть из-под края платья кончик маленькой ножки, а честный Джонс, вместо того чтобы произнести: "Черт бы побрал этого Брауна, опять его принесла нелегкая", - дружелюбно простирает вам руку и, изобразив на лице радость, восклицает: "Браун, друг мой, рад вас видеть! Надеюсь, вы останетесь позавтракать с нами?" Итак, повторяю: разве не случалось нам становиться жертвами маленьких домашних хитростей и зрителями семейных комедий, разыгрываемых специально для нас? Так будем же благодарны не только лицам, но и маскам! Не только искреннему радушию, но и лицемерию, которое скрывает от нас неприятные нам истины! И пока я, к примеру сказать, эдак непринужденно болтаю с вами, какое, собственно, имеете вы, сударь мой, право знать, что на самом-то деле творится у меня в душе? Быть может, меня терзает подагра, или мой старший сын только что прислал мне из колледжа на тысячу фунтов неоплаченных счетов, или я еще не оправился от нападок "Неподкупного стража", доставленного мне по почте, или я из рук вон плохо пообедал остатками вчерашнего ужина, на который вас не пригласил, и тем не менее скрываю свои муки, натягиваю на лицо веселую улыбку и говорю: "Пришли пообедать с нами, чем бог послал, Браун, друг мой? Бетси! Прибор для мистера Брауна! Кушайте! Будьте как дома! Не обессудьте, чем богаты..." Я утверждаю, что этот обман - не что иное, как прекрасное самопожертвование, и что лицемерие - это истинная добродетель. Поверьте, если бы каждый из нас напрямик высказывал то, что у него на душе, жизнь в нашем обществе стала бы невыносима!
      Как только слуга доложил о молодых виргинцах, леди Каслвуд поднялась им навстречу с самым непринужденным и приветливым видом.
      - До нас уже дошли слухи, Гарри, об этих совершенно поразительных событиях, - сказала она, с подчеркнутым дружелюбием глядя на младшего брата. - Милорд Каслвуд только что во время завтрака сказал нам, что намерен сегодня же побывать у вас, мистер Уорингтон, а вы, кузен Гарри, поверьте, что наша любовь к вам никак не уменьшится оттого, что вы обеднели.
      - Теперь мы получили возможность доказать вам, что любим вас не за ваши земли, Гарри, - подхватила вслед за маменькой леди Фанни.
      - А будете ли вы любить меня, которому теперь достались эти земли? - с улыбкой спросил мистер Джордж, отвешивая поклон.
      - О, кузен, мы будем любить вас за то, что вы так похожи на Гарри! отвечала находчивая леди Фанни.
      Ах, кого, знающего свет, не приводила в восхищение та изумительная легкость, с какой знатные дамы то дают вам отставку, то дарят вас своим расположением? Обе дамы адресовались теперь почти исключительно к младшему брату. О, они были вполне учтивы и с мистером Джорджем, но уж к мистеру Гарри исполнены самой горячей любви; они были с ним непринужденно дружелюбны, ласковы и добры и нежно его журили: как мог он столько, столько, столько дней не посещать их!
      - Лучше бы Гарри удовольствовался чашкой чая и партией в пикет с нами, чем проводить время кое с кем другим, - заметила леди Каслвуд. - Мы получаем удовольствие, выигрывая у вас на пакетик булавок, и большего нам не надобно. Но, к сожалению, молодые люди не понимают собственного блага.
      - Теперь, когда у вас нет больше денег на настоящую игру, вы можете приходить и играть с нами, кузен! - воскликнула добросердечная леди Фанни, подняв кверху пальчик, - и ваше несчастье обернется счастьем для нас.
      Джордж был озадачен. Прием, оказанный его брату, был совсем непохож на то, чего он ожидал. Каким вниманием окружили они младшего брата, какие комплименты ему расточают, невзирая на то, что у него нет ни гроша за душой! Быть может, люди все же не столь плохи, как их изображают? Говорят же, что даже самый черный из Сонма Черных Сил не столь страшен, как рисуют его иные.
      Эта задушевная беседа велась минут двадцать, а затем появился милорд Каслвуд - уже в парике и при шпаге. Он очень любезно приветствовал обоих молодых людей, не отдавая предпочтения ни тому, ни другому.
      - Раз судьбе было угодно, чтобы вы появились в нашем доме, - а я от всего сердца этому рад, - то можно только сожалеть, что это не произошло несколькими месяцами раньше! Тогда некая партия в пикет вероятнее всего не состоялась бы. Младший брат проявил бы тогда, вероятно, большее благоразумие.
      - О да, разумеется, - сказал Гарри.
      - Или некий его родственник - большую участливость. Однако боюсь, что страсть к игре у каждого из нас в крови. Я унаследовал ее от отца, и она сделала меня самым нищим из всех пэров Англии. Эти прелестные дамы, которых вы видите перед собой, тоже не являются исключением. Мой бедный брат Уилл несчастная жертва этой страсти, а я... что ж, то, что я выигрываю сегодня, то проигрываю завтра. Это просто ужасно, как свирепствует страсть к карточной игре у нас в Англии. Все банкноты, выигранные мною у нашего бедного кузена, тут же за одни сутки улетучились из моего кармана.
      - Мне тоже, как и прочим людям нашего сословия, приходилось играть в карты, но чересчур много я еще никогда не проигрывал, да и, по правде говоря, так никогда к этому виду развлечений и не пристрастился, - промолвил мистер Уорингтон.
      - Когда мы услышали, что милорд играл с Гарри, мы ужасно его бранили, воскликнули дамы.
      - Но не будь меня, так кто-нибудь другой заполучил бы твои денежки, и ты сам это отлично понимаешь, кузен Гарри. Конечно, это утешение слабое, но все же ты должен им воспользоваться и быть рад, что эти деньги достались твоим друзьям, которые желают тебе добра, а не чужим людям, которым на все наплевать, лишь бы обобрать тебя как липку.
      - Ну, если вам вырвали зуб, милорд, так его уже нет на месте, даже если вырвал ваш родной брат! - со смехом заметил Джордж. - А Гарри должен нести наказание за грехи и расплачиваться, как положено.
      - А у меня и в мыслях ничего другого не было. Настоящий англичанин, проиграв, никогда не выдаст свою досаду, - сказал Гарри.
      - Твою руку, кузен! Вот речь, достойная мужчины! - восхищенно вскричал милорд, а дамы обменялись улыбками.
      - Я вижу, что моя сестра в Виргинии сумела воспитать своих сыновей истинными джентльменами! - восторженно подхватила леди Каслвуд.
      - Право же, теперь, когда вы обеднели, вам не требуется быть еще любезнее, кузен Гарри, - сказала кузина Фанни. - Ах, маменька, когда он был Юным Счастливцем и Виргинским Принцем, мы не знали и половины его истинных достоинств. Вы как две капли воды похожи на него, кузен Джордж, но все же, право, не можете быть столь же милы, как ваш брат!
      - Если я и Виргинский Принц, то, боюсь, Юным Счастливцем меня никак не назовешь, - без улыбки отвечал Джордж.
      Тут Гарри начал было:
      - Клянусь богом, он же самый лучший... - Но в эту минуту из верхних комнат долетели звуки клавикордов. Юноша смешался и покраснел, дамы улыбнулись.
      - Это Мария играет, - сказала леди Каслвуд. - Давайте, кто пожелает, поднимемся к ней.
      Дамы встали и направились к двери; Гарри, еще гуще покраснев, последовал за ними. Джордж хотел было тоже присоединиться к ним, но его остановил лорд Каслвуд.
      - Нет, нет, если уж все дамы окружают вашего брата, - сказал милорд, то позвольте хотя бы мне воспользоваться приятной возможностью насладиться вашим обществом и побеседовать с вами. Я жажду услышать от вас рассказ о вашем пленении и избавлении из плена, кузен Джордж.
      - О, нам бы тоже хотелось послушать! - вскричала одна из дам, приостановившись в нерешительности на пороге.
      - Я человек жадный и не хочу делить это удовольствие ни с кем, - сказал лорд Каслвуд, бросив на нее суровый взгляд. И, проводив дам, он с учтивым поклоном затворил за ними дверь.
      - Ваш брат, надо полагать, ознакомил вас с теми событиями, которые произошли с ним в этом доме, кузен Джордж? - спросил он.
      - Да, включая и его ссору с мистером Уиллом и помолвку с леди Марией, с легким поклоном отвечал Джордж. - Не прогневайтесь на меня, милорд, если я скажу, что пребывание в вашем доме не принесло ему счастья.
      - И никто не сожалеет об этом более горячо, чем я. Мой брат водит компанию с жокеями, конюхами и с самыми бесшабашными кутилами в городе, и мы с ним не слишком симпатизируем друг другу. Не будь мы так бедны, нам не следовало бы жить совместно. Этот дом принадлежал нашей бабке, которая затем уехала в Америку и вышла замуж за полковника Эсмонда. Многое из этой старинной мебели досталось нам от нее. - Джордж не без любопытства окинул взглядом гостиную с обшитыми панелью стенами. - Дом пришел в некоторый упадок за последние двадцать лет, хотя мы и были приближены ко двору и пожалованы титулом. Но несчастная страсть к игре всех нас доводит до разорения. В моем лице вы тоже видите злополучную жертву этого порока, и только гордость мешает мне продать себя и свой титул какой-нибудь roturiere {Мещаночке (франц.).}, как делают многие, менее щепетильные, представители нашей знати. Гордость - вот мой грех, дорогой кузен. Я всегда помню о своей родословной! - И милорд прижал руку к жабо, закинул ногу за ногу и устремил на своего кузена открытый, исполненный благородства взгляд.
      Джордж Уорингтон по натуре своей был склонен верить всему, что ему говорят. Но, будучи хоть раз обманут или же обманувшись сам в своей оценке человека, он уже становился крайне недоверчив, и потому благородная речь милорда породила в его душе язвительную улыбку, хотя наружно он оставался вполне серьезен и не позволил ни единой иронической лотке прозвучать в его словах.
      - У каждого из нас свои недостатки, милорд, а страсть к игре во все времена считалась простительной в нашем кругу. От всего сердца простив ее моему брату, я, разумеется, никак не могу взять на себя право стать судьей вашему сиятельству и могу только искренне пожелать, чтобы оба вы, играя, не проигрывали, а выигрывали!
      - И я тоже желаю этого от всей души! - со вздохом сказал милорд. - Я заключаю из ваших слов, как велика ваша доброта, так же как и вага житейский опыт и знание света, которые, на мой взгляд, далеко не обычны в человеке вашего возраста. У вашего славного брата Гарри золотое сердце, но я не уверен, что у него такая уж светлая голова.
      - Да, не слишком, вы правы. Но он обладает даром легко заводить друзей, и, невзирая на его безрассудства, почти все любят его.
      - Так же, как и я... так же, как и все мы, разумеется. Мы любим его, как родного брата! - воскликнул лорд Каслвуд.
      - В своих письмах он не раз описывал нам, какой радушный прием был оказан ему в вашем доме, милорд. Наша матушка свято хранит все его письма, вы можете в этом не сомневаться. Стиль их, быть может, не слишком учен, но сердце у Гарри такое доброе, что читать эти письма приятнее, чем самые остроумные послания.
      - Я могу, конечно, заблуждаться, но мне кажется, что его брат наряду с добрым сердцем обладает также и острым умом! - упрямо оставаясь изысканно-любезным, заметил милорд.
      - Я таков, каким меня создал бог, кузен; быть может только, на мою долю выпало несколько больше огорчений и испытаний, чем обычно бывает в моем возрасте.
      - А в результате этого несчастья, постигшего вашего брата... я хотел сказать, в результате вашего столь неожиданного и счастливого возвращения к жизни... Гарри, вероятно, не остался совсем без всяких средств к существованию? - весьма деликатно осведомился лорд Каслвуд.
      - Без единого гроша, если не считать того, что может достаться ему после смерти матушки, или того, что смогу уделить ему я. А у вас какова обычно доля наследства младшего брата, милорд?
      - Хм! Младший брат у нас... ну, вы сами знаете... Словом, что такое младший брат, это каждому известно, сударь, - сказал милорд, пожав плечами, и пристально поглядел на своего собеседника.
      Джордж продолжал:
      - Мы с братом, конечно, большие друзья, но ведь каждый из нас человек из плоти и крови, и я не намерен делать вид, что моя помощь ему будет превышать ту, что обычно оказывают младшим братьям. К чему давать ему деньги? Чтобы он промотал их на скачках или за карточным столом? Карты и скачки есть и у пас в Виргинии, милорд, и мой бедный Гарри уже отличался на этом поприще у себя на родине, до того как прибыть сюда. Он унаследовал нашу семейную слабость к разгульной жизни.
      - Ах, бедняга, бедняга; как мне его жаль!
      - Наше поместье обширно, но доходы у нас, как изволите видеть, невелики. То, что мы получаем от продажи табака в Англии, - вот, в сущности, почти и все наши доходы, да и от этого остается немного, так как наш табак возвращается к нам в виде одежды, кожи, бакалейных товаров, скобяных изделий и даже в виде вина и пива для нас и для нашей челяди. Гарри может вернуться домой и пользоваться вместе с нами тем, что мы имеем! В конюшне для него найдется лошадь, на столе - кусок дичины, в кармане у него будут позвякивать монеты на мелкие расходы, и каждый год он получит один-два новых кафтана. Все это он будет иметь, пока моя мать жива, если, конечно, он не поссорится с госпожой Эсмонд, что весьма вероятно. И, разумеется, пока я жив, он может находиться под моим кровом и пользоваться всем, что есть у меня. Однако, если я умру не бездетным, его присутствие в доме будет становиться все менее желанным. Его будущее, милорд, представляется мне весьма печальным, если, разумеется, не произойдет какого-либо неожиданного поворота в его судьбе, рассчитывать на который было бы просто глупо. Пока что он обречен на зависимое положение, а я не знаю участи плачевней, чем находиться в зависимости от женщины столь своенравной, как наша матушка. Он пустил здесь на ветер деньги, которые должны были обеспечить ему положение на родине. Он растранжирил свое родовое наследство, и теперь его удел - бедность и зависимость.
      Мистер Уорингтон произнес эту речь очень гладко и с большим жаром, и кузен выслушал его с уважением.
      - Вы хороший оратор, мистер Уорингтон, - сказал он. - У вас не появлялось намерения испробовать свои силы на общественном поприще?
      - Разумеется, я подумывал об общественной деятельности, как и всякий человек моего ранга, - я хочу сказать, всякий, чьи интересы не ограничены конюшней и игрой в кости, - отвечал Джордж. - Я рассчитываю, милорд, занять подобающее мне положение, а моему незадачливому братцу придется удовольствоваться тем, какое ему досталось. Я не случайно упомянул об этом, ибо он поставил меня в известность о некоторых взятых им на себя обязательствах, кои, вздумай он их сейчас выполнить, могут принести лишь несчастье обеим заинтересованным сторонам.
      - Логика ваших рассуждений очень сильна, - заметил милорд. - А не подняться ли нам наверх, к дамам? На площадке лестницы у нас висит картина, которая, как говорят, написана вашим дедом. Но прежде, чем вы нас покинете, дорогой кузен, я просил бы вас назначить день, когда мое семейство будет иметь честь принять вас у себя. Наш Каслвуд должен стать для вас родным домом, кузен. Судя по вашему описанию, он похож на ваш виргинский Каслвуд. Вы найдете у нас в изобилии и говядину, и баранину, и пиво, и дрова, а вот денег у нас прискорбно мало.
      Они поднялись в гостиную, где, однако, обнаружили лишь одну из дам. Это была леди Мария, которая выступила им навстречу из оконной ниши, где она вела беседу с Гарри Уорингтоном.
      Джордж приветствовал ее самым изысканным поклоном, она его самым глубоким реверансом.
      - Вы и в самом деле поразительно похожи на своего брата, кузен Джордж, - сказала Мария, протягивая ему руку. - И, судя по его словам, такой же хороший человек, как и он.
      При виде ее заплаканного лица и покрасневших глаз Джордж почувствовал легкий укол совести. "Бедняжка, - подумал он. - Гарри тут распинался, превознося мое благородство и великодушие, а я тем временем разыгрывал из себя своекорыстного старшего брата! Но она же очень немолода! И как только он мог влюбиться в эту женщину?"
      Как? Да потому что он смотрел на нее не вашими глазами, мистер Джордж. Возможно, что теперь и он уже прозрел. Однако я не знаю, следует ли поздравлять человека или сочувствовать ему, когда он начинает рассуждать здраво.
      Некоторое время леди Марии удавалось поддерживать непринужденную беседу, однако несмотря на то, что женщины, по моему наблюдению, более искушены по части светского притворства, нежели мужчины, бедняжка после двух-трех фраз потеряла самообладание, разрыдалась и выбежала из гостиной, жестом остановив Гарри, который хотел за ней последовать.
      Гарри, бросившийся было за ней, остановился. Милорд заметил, что его бедная сестрица вообще подвержена этим нервным припадкам, а сегодня к тому же чувствовала себя плохо с самого утра. После этого молодые люди почли неуместным продолжать свой визит. Лорд Каслвуд проводил их вниз по лестнице до парадной двери, похвалил их лошадок и фаэтон и дружелюбно помахал им на прощанье рукой.
      - Итак, мы любезничали и нежничали у окошка и расстались добрыми друзьями, верно, Гарри? Так или не так? - спросил Джордж брата.
      - О, право же, она превосходная женщина! - воскликнул Гарри, нахлестывая лошадей. - Я уверен, что, узнав ее поближе, ты сам в этом убедишься.
      - Когда? После того как ты привезешь ее домой, в Виргинию? Хороший прием окажет ей там наша матушка! Она никогда не простит мне, если я не помешаю этому браку, и никогда не простит тебе, если ты его заключишь.
      - Я не могу иначе, Джордж!.. Что ты все бубнишь мне в ухо, убери свою безобразную башку, Гамбо!.. После того, что между нами было, я честью обязан сдержать данное ей слово. Если она не видит препятствий для нашего союза, я не должен их искать. Я сказал ей все. Я предупредил ее, что госпожа Эсмонд будет на первых порах ворчать и брюзжать, но так как она очень меня любит, то в конце концов смягчится. А когда мой дорогой Джордж вступит в права наследства, он, конечно, поделится со мной. В этом я уверен, ибо слишком хорошо его знаю, сказал я.
      - Ах, ты уверен, черт побери? Так позволь сказать тебе, мой дорогой, что я сообщил нечто совсем противоположное милорду Каслвуду. Я, видишь ли, сказал, что как старший брат намерен сохранить за собой все свои права... Эй, да но стегай ты так эту кобылу... И что тебя в будущем не ждет ничего, кроме стесненного и зависимого положения.
      - Как? Ты не собираешься мне помочь? - вскричал Гарри, побелев как полотно. - Я не могу этому поверить, Джордж, хотя и слышу это из твоих уст!
      Вслед за этим исполненным отчаяния возгласом наступило минутное молчание. Гарри сидел в позе угрюмой скорби, уставив взор прямо перед собой и не решаясь взглянуть на брата. Он направил экипаж так близко к тумбе, что коляска неминуемо опрокинулась бы, не схвати Джордж вовремя вожжи.
      - Лучше бы уж вы сами правили лошадьми, - сказал Гарри. - Я же говорил, что лучше править вам.
      - Я когда-нибудь покидал тебя в беде, Гарри? - спросил Джордж.
      - Нет, прежде этого не бывало никогда, - отвечал Гарри, и по щекам его покатились слезы.
      - Друг мой, придет время, и ты, думается мне, сам скажешь, что я только исполнил свой долг.
      - Как же ты это сделал? - спросил бедняга Гарри.
      - А вот как: я сказал, что ты, будучи младшим братом, пустил на ветер свою долю отцовского наследства, а твоя доля в родовом имении совершенно ничтожна. Разве это не так?
      - Это так, но я бы никогда не поверил, что ты можешь такое сказать, даже если бы тысяча людей присягнула в том. Я был твердо уверен в одном: что бы со мной ни случилось, на тебя-то я всегда могу рассчитывать, Джордж Уорингтон. - Гарри умолк и до конца поездки пребывал в крайне угнетенном состоянии духа.
      Вскоре после их возвращения домой им был подан обед, но Гарри почти не притронулся к еде, зато отдал щедрую дань возлияниям.
      - Вино - плохой утешитель в беде, Гарри, - заметил старший брат.
      - Другого у меня нет, сэр, - угрюмо ответствовал Гарри и, в полном молчании осушив один за другим еще несколько бокалов, схватил шляпу и покинул столовую.
      Возвратился он только через три часа. Джордж, снедаемый тревогой, не выходил из дома и, запасшись терпением, коротал время за чтением и трубкой.
      "Низко я поступил, сказав, что он не может рассчитывать на мою помощь, и, видит бог, это неправда. Я же не оставлю его без поддержки, даже если он возьмет в жены арапку, - размышлял Джордж. - Я и так уж нанес ему немалый ущерб своим возвращением к жизни. И куда он теперь отправился? Может, засел за карты?"
      - Боже милостивый, что еще с тобой стряслось? - воскликнул Джордж Уорингтон, когда его брат, бледный как мертвец, возник на пороге.
      Гарри подошел к брату и взял его за руку.
      - Теперь я могу пожать твою руку, Джордж, - сказал он. - Быть может, ты поступил правильно, хотя я все равно никогда не поверю, что ты способен покинуть брата в беде. Слушай, что я тебе скажу: я сидел, обедал и вдруг подумал: "Пойду-ка я снова к Марии и поговорю с ней. Я скажу ей: "Мария, пусть я беден, но вы вели себя по отношению ко мне столь благородно, что, бог свидетель, я - ваш и в вашей власти принять меня или отвергнуть. Если вы принимаете меня - вот я перед вами. Я завербуюсь в армию, буду трудиться, постараюсь так ли, сяк "и заработать на пропитание, и мой брат... и мои родственники, верно, смягчатся тогда и дадут нам средства к существованию". Вот что я решил сказать ей, и я это выполнил, Джордж. Я бежал всю дорогу до Кенсингтона под дождем, - видишь, я промок до нитки, - и застал их всех за обедом, всех, впрочем, кроме Уилла. Они сидели за столом, попивая вино, и я тут же выложил им все. "Мария, - сказал я, - один бедняк хочет сдержать свое слово, данное им, когда он воображал себя богачом. Согласны ли вы принять его теперь?" Тут я почувствовал, что мне не нужно лезть за словом в карман, я совсем не запинался, как сейчас, и говорил довольно долго, а кончил тем, что пообещал всеми силами постараться выполнить свой долг по отношению к ней.
      Когда я умолк, она, вся исполненная доброты, подошла ко мне, взяла мою руку и при всех поцеловала ее. "Мой бесценный Гарри, вы лучший из людей, сказала она (это были ее подлинные слова, иначе я бы нипочем не стал так расхваливать себя). - У вас благородное сердце, и я от всей души вас благодарю. Но я уже давно поняла, дорогой мой, что вами руководит чувство долга и только оно заставляет вас выполнить необдуманное обещание, данное молодым человеком пожилой женщине. Позволить вам сдержать его - значило бы сделать вас несчастным. Я до глубины души благодарна вам за вашу верность и преданность, мой дорогой кузен, но освобождаю вас от вашего слова и даю вам свое благословение, а моя любовь пребудет с вами вечно". И, приблизившись ко мне, она поцеловала меня у всех на глазах и горделиво, не проронив ни единой слезы, покинула комнату. Все плакали, особенно обливался слезами милорд - он прямо рыдал навзрыд. Никогда бы не подумал, что он такой чувствительный. А она-то, Джордж? Ну скажи, не благородное ли это создание?
      - Так выпьем же за ее здоровье! - воскликнул Джордж, наполняя бокал.
      - Гип, гип, ура! - подхватил Гарри. Он был вне себя от радости, что обрел свободу.
      Глава LVII,
      в которой положение мистера Гарри по-прежнему остается плачевным
      Госпоже де Бернштейн результат последнего свидания Гарри с леди Марией доставил не меньше удовольствия, чей ее виргинским племянникам. Джордж в тот же вечер известил ее о случившемся запиской, а вскоре и ее племянник Каслвуд, не слишком часто обременявший тетушку своими визитами, пожаловал к ней, дабы засвидетельствовать свое почтение, и без обиняков доложил о том, что произошло, ибо милорд Каслвуд умел, как никто, быть, когда нужно, откровенным, а после того как помолвка Гарри и леди Марии была расторгнута, скрытничать и лицемерить не имело уже никакого смысла. Ставка была сделана, карта бита, и теперь милорд мог без стеснения говорить о своих стратагемах, маневрах, уловках.
      - Она как-никак мне сестра, - с чувством произнес милорд, - а много ли еще будет у нее возможностей, - во всяком случае, таких возможностей, выйти замуж и устроить свою судьбу? По многим причинам я не мог, конечно, полностью одобрить этот брак и даже испытывал известное сочувствие к этому виргинскому юнцу - любимчику вашей милости, но тем не менее упустить такой случай было бы неразумно, и я должен был соблюдать интересы родной сестры.
      - Ваша откровенность делает вам честь, ваше сиятельство, - сказала госпожа де Бернштейн, - а ваша любовь к сестре поистине должна служить примером!
      - Куда там, мы же проиграли, - и я говорю это sans rancune {Без всякой злобы (франц.).}. А вам, сударыня, поскольку вы оказались в выигрыше, злопамятность не к лицу, - с поклоном произнес милорд.