- Спасибо, Сухов! - воскликнул наконец Серафим. - Итак, продолжим. Маргоны - это далекая высокоразвитая цивилизация, которая стремится помочь землянам в их развитии.
      - Прости, Серафим, мне странно и смешно, даже дико, но... Я просто вынужден говорить с тобой, как с совершенно взрослым, умным существом. Скажи мне, почему маргоны, эти благодетели с большой дороги, ведут переговоры с землянами через таких, как ты? И, кстати, кто ты такой? Что-то я никак в толк не возьму. И если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь понял, то должен говорить конкретно и ясно.
      - Еще конкретнее и еще ясней? - Серафим двусмысленно улыбнулся. Очень странный ты человек. Даже мысли твои читать трудно.
      - Это потому, что читать нечего, - пробурчал Сухов, вновь ощутив то состояние, будто пьет не глотая. - Когда кто врет, я и сам прекрасно это чувствую. Состояние человека чувствую. Но хватит разглагольствовать... И пусть тебя не удивляет, что очутился ты именно перед моими дверями. О маргонах известно мне, пожалуй, побольше, чем тебе, - сказал и пристально посмотрел на Серафима, ожидая его реакции. Как и предполагал Антон, Серафим насторожился.
      - Не понимаю, о чем ты...
      - Чего ты, собственно, не понимаешь? Я сказал вполне определенно, без всяких намеков.
      - Что ты знаешь о маргонах?
      Сухов припоминал все свои разговоры с Гиатой, ее картины на стенах.
      - Тебе хочется услышать о маргонах от меня? - спросил Антон с иронией. - Так слушай! Они... зеленые. Форму их тела ты нарисовал правильно, - продолжал явно издеваться над Серафимом Антон, удивляясь, как это ему удается.
      - Да, они и вправду зеленые, - пробормотал в растерянности вундеркинд.
      - Но временами их окраска может несколько меняться и...
      - Появляются розовые оттенки, - быстро перебил Серафим, видимо, опасаясь, как бы Сухов не заподозрил его в недостаточной осведомленности.
      - Вот видишь, и я немало знаю. Знаю, наконец, что ты не маргон, сказал Сухов, внимательно всматриваясь в лицо вундеркинда - не ошибся ли? Серафим отвел в замешательстве взгляд в сторону.
      - Да. Я не маргон. Я - кар. Дитя их разума. Я - рабочий, исполнитель их воли. - И вдруг Серафим расплакался. - Ты не представляешь, Антон, как мне было страшно неделю назад. Неимоверный голод терзал! Ты знаешь, что такое настоящий голод?! Я знаю!
      Они стояли посреди кухни. Серафим прижался к Сухову и плакал. Антон четко ощутил - всего какой-то миг отделяет его от безумия. Но, собрав всю волю, переборол внутреннюю слабость, понял свое преимущество в этом невообразимом диалоге. И это его успокоило.
      - Я мог умереть. Заснуть и погибнуть... Но спасибо...
      - Мне спасибо, - тихо, но властно произнес Сухов. Чувствуя искренность слез Серафима, смелее и увереннее перешел в наступление.
      - Да-да, тебе спасибо, Антон.
      Серафим крепче обхватил колени Сухова, его тельце вздрагивало от рыданий.
      - Я н-не знал... Я... я не мог знать. Что я мог знать! Мне... мне просто снилось, что я все знаю. В меня лишь заложены какие-то знания...
      - Какая-то программа, - строго перебил его Сухов.
      - Ты - маргон! - с благоговейным трепетом тихо произнес Серафим. Сухов многозначительно насупил брови и строго уставился на вундеркинда, как на пациента, не выполняющего указаний знаменитого профессора.
      - Прости, кажется, это ты хотел мне рассказать о далеких пришельцах и их желании помочь людям в развитии. Не так ли?
      - Прости... Прости меня. Я уже ничего... Спасибо тебе... Не дай мне погибнуть. Мне хочется жить. Спасибо... - твердил он, смешавшись. - Если бы ты мог знать, как страшно умирать от голода, умирать, не выполнив своей программы, своего назначения. Меня выбросили за борт, красиво выбросили... Они боялись, что мы... что я буду, разлагаясь... - Серафим закусил губу.
      Что я болтаю?! Болтаю на свою погибель! Он же маргон! А у меня язык отнимается. Что это со мной?! Я совершенно не знаю, что мне делать. Я вне себя... Сухов - маргон...
      - Успокойся, Серафим. Все образуется.
      - Только не убивай меня.
      - Да успокойся же. Лучше расскажи мне еще о чем-нибудь.
      - Что ты, Сухов, хочешь услышать? Я все скажу.
      - Ты знаешь Гиату Бнос?
      - Не знаю. Правда. Я не знаю ее. Кто она?
      - В чем твоя миссия на Земле? - грозно спросил Антон. - Мне кажется, ты многое забыл и ведешь себя слишком беззаботно.
      - Мое наз... моя миссия? Ну... как и у каждого кара.
      - Неужели? - Сухов заставил себя пренебрежительно усмехнуться. Придется проверить, что ты вообще знаешь, кроме импровизации про ночь, колодец и колыбель. Итак, я слушаю тебя.
      - О чем ты хочешь услышать, Антон?
      - Не скули! Живо: земное назначение каждого кара. Повтори слово в слово. Мне кажется, что у тебя не голова, а решето, Серафим.
      - Слово в слово? - переспросил вундеркинд, и Сухову на мгновение показалось, что он хватил лишку, сказал что-то не так. Но успокоил себя, решив: инициатива пока в его руках, исчез страх, теперь им руководила бурная отвага. У него хватит способности забить мозги этому дитяти разума маргонов.
      - Да, слово в слово. Имею в виду - четко и однозначно.
      - Каждый кар, соответственно с ситуацией, принимая то или иное обличье, - быстро затараторил Серафим, судорожно всхлипывая при вдохе, должен разграничивать всех землян на две категории: на тех, кто сможет работать на маргонов, и на тех, которые работать на маргонов не смогут... Первые остаются жить под постоянным надзором и контролем каров, вторые уничтожаются, соответственно с ситуацией... их мозг и кровь используются для питания вновь создаваемых каров...
      - Так. Все правильно, - прервал его Сухов, неимоверным усилием воли сдерживая дрожь в голосе. - А конкретно твое задание?
      Серафим долго, сосредоточенно молчал, изучающе глядя на Сухова.
      - Да. Припомни. Иначе я не гарантирую, что все закончится для тебя нормально.
      - Мое задание?
      - Да! Да! Чем ты отличаешься от других каров?
      - Чем я... я отличаюсь? Ты об этом знаешь? Чем... Чем... бессмысленно повторял Серафим и вдруг опять расплакался: - Не убивай меня... Я хочу жить. Не я виноват, что во мне дефект. Я очень старался, но не могу. Дай мне еще поесть. Только придумай, Сухов, что-нибудь настоящее, ты же знаешь, что мне, как и всем растущим карам, нужен мозг и кровь. Тогда я стану каром. Вот увидишь! Я стану! Антон, еще одного Юпитера... Хотя бы... Возможно, только этим я и отличаюсь... Я не могу до сих пор принимать живительную энергию маргонов... Пока не могу! Мне нужны мозг и кровь... Красная кровь... Пожалей меня... Помоги...
      - Ну ладно, пошли ко мне в кабинет. Я сделаю тебя настоящим каром.
      Сухов опасался лишь одного - вдруг наркотический препарат, который он имел дома для хозяйственных нужд (преимущественно для мытья кистей и пульверизаторов после ремонтно-художественных авралов Вероники), окажется недостаточно действенным. Откуда ему знать, какой организм у каров? Стоит только Серафиму догадаться... Из комнаты не выйдешь. И позвонить никуда не успеешь. Одолеть своего с виду тщедушного противника Сухов не надеялся. Представились почему-то поединки с ядовитыми змеями, хищными зверями; подобные передачи Антон любил смотреть. И сейчас воображение буйно рождало лишь драматические картины... Надежда теперь - на средство для отмывания малярных кистей. Но подействует ли оно?
      - Давай побыстрей. Я вижу, что уже пора, - многозначительно говорил Сухов. - Спустя несколько минут ты станешь настоящим каром. Несложная процедура - и ты сможешь получать энергию от самих маргонов.
      В кабинете Антон открыл флакон фторотана, плеснул на вату и протянул ее Серафиму.
      - На, подыши немножко. Ложись вот здесь и дыши. И разговаривай со мной. Все время разговаривай. Рассказывай обо всем, что будешь чувствовать. Серафим послушно взял вату и поднес ее к носу.
      - Как неприятно пахнет, - сказал он, но вдохнул глубоко. - Что это такое?
      - Я потом расскажу тебе... Не будем терять время. Здесь содержится и мозг, и кровь - все, что тебе нужно. Скоро ты станешь настоящим каром, и тогда мы с тобой побеседуем. Договорились?
      - Да. Спасибо тебе. Я знал, я чувствовал, что Дирар говорил мне правду. А он говорил: Не бойся, малец, все будет хорошо. Мы позаботимся о тебе. Жаль, что должны выкинуть тебя за борт. Но все будет хорошо. Вот увидишь.
      - Дыши, дыши. Глубоко дыши.
      - Да. Я дышу. Интересное ощущение. Будто я отрываюсь ото всего, зависаю в воздухе. И лечу.
      Антон еще раз плеснул из флакона на ватку.
      - Говори, все время говори. Слышишь меня?
      - Слышу... Как тебя звать на самом деле? Ты давно на Земле?
      - На Земле я давно. А мое настоящее имя тебе сейчас... Дыши глубоко... Сейчас для тебя другое важно... Дыши... Серафим закрыл глаза и улыбался.
      Это мое счастье, что фторотан подействовал. Пройдет еще несколько минут, и он уснет. Я позвоню... и этот ужас закончится.
      - Я лечу. Я проваливаюсь в черный колодец. Я рождаюсь вновь, нахожу свое имя, - Серафим громко смеялся, открыв глаза, а Сухов еще раз подлил фторотана.
      Ну, еще немножко. Дыши поглубже. Сейчас пройдет стадия возбуждения... Давай, давай, Серафимчик, дыши глубже.
      - Я лечу. Спасибо тебе. Я хочу жить. И сейчас даже перестал думать о маргонах. Я живу, я лечу. Я свободная птица, высоко в поднебесье. Как тебя звать, Сухов? Ха-ха-ха-а... Спасибо. Лебеди летят в глубокий, бездонный колодец. Летят... Спасибо. Ночь, вобравшая в себя день. Лечу, оставив позади голод! И страх позади! Теперь все позади!
      - Ты проснешься настоящим каром.
      Но Серафим никак не засыпал. Лежал с улыбкой на губах.
      Антон Сухов был на грани реального и неведомого... вновь наплывало беспамятство. Перед глазами расходились темные круги. Что-то теплое стекало по губам. Антон коснулся губ ладонью и увидел на ладони кровь. Ой быстро отвернулся, чтобы вытереть кровь незаметно. Но Серафим успел заметить:
      - Маргон?! Что я вижу? Красная кровь? И белые лебеди... Ты обманул меня, Антон?!
      В несовершенной памяти Серафима вспыхивали вполне реальные ассоциации.
      Он не маргон. Он меня обманул. Он меня уничтожит. Красная кровь. У маргонов - зеленая! Я лечу. Белые лебеди в черный колодец... Я пою... Он приходит... Кто? Последний шанс! Хватит ли сил высосать его мозг? У него вкусная красная кровь. А я лечу. Он меня обманул! Хватит ли сил?
      Серафим вскочил, вату с лица швырнул через всю комнату. Но движения его стали плохо координированными, он покачнулся и снова упал на диван. Сухов с флаконом фторотана навалился на кара всем телом, прижал его и лил фторотан прямо на лицо, стараясь экономнее расходовать. Серафим изо всех сил сопротивлялся, фторотан расплескивался, затекал в глаза, в нос. Вундеркинд кричал, хлопал глазами и вертел головой, во с каждой минутой становился более вялым, успокаивался, и, когда, наконец, он обмяк, Сухов почувствовал смертельную усталость.
      Серафим оказался очень сильным.
      Антон продолжал поливать фторотаном лицо кара. Опасался передозировать, но еще больше боялся, что тот вдруг очнется и перегрызет ему горло. На этот раз больному лучше не приходить в себя. Когда Антону показалось, что кар перестал дышать, он метнулся в кладовку: на верхней полочке лежал солидный моток капроновой веревки. Антон чуть не упал со стула, доставая ее. Бросился опять в комнату. Серафим лежал в прежней позе.
      Антон начал тщательно связывать его, туго обматывая маленькое тельце.
      Серафим едва дышал.
      Наконец Сухов завязал последний узел и, зачем-то схватив Серафима, подбежал к видеофону. Бросив кара на пол, торопливо набрал номер центральной справочной службы:
      - Простите, как связаться с Высшим Советом Земли?
      - Какой отдел вам нужен?
      - Не знаю, дайте любой номер...
      Девушка любезно назвала ему номер и тут же спросила:
      - Какой конструкции у вас аппарат?
      - Сорок два В-Д-Р. А почему вы спрашиваете?
      - Нажмите розовую клавишу на центральной панели.
      - Благодарю. Я не знал... Забыл...
      Антон Сухов нажал клавишу. Почти сразу же на экране появилось лицо худощавого человека:
      - Европейский филиал Высшего Совета слушает. Сухов уставился в экран, не имея сил произнести ни слова.
      - Слушаю вас.
      - Приезжайте, немедленно приезжайте! - бормотал Антон и скороговоркой назвал адрес. - Мой брат Микола Сухов... Сообщите ему...
      Серафим на полу слегка пошевелился.
      - Что у вас произошло?
      - Я не знаю. Ничего не понимаю... Но приезжайте... Вооруженные! Миколе скажите обязательно! Разыщите его!
      - Вот как?! - поднял брови дежурный на экране.
      Пока отключилась связь, Антон успел еще услышать: "Седьмая спецбригада - срочный вылет!"
      Серафим открыл глаза, впился в Сухова невидящим взглядом, но буквально несколько секунд спустя он стал осмысленным, злым, и тут же на лице появилась хищная улыбка:
      - Ну так что, Сухов? Ты, верно, думаешь, что поймал меня?
      "Интересно, слышал ли Серафим мой разговор?"
      - Но я не все тебе успел сказать. Очень жаль, что мы не стали друзьями. Жаль. Но я тебя предупреждал...
      Сухов бросился в кабинет, взял еще флакон фторотана, не очень торопясь, открыл его. Руки дрожали, губы застыли в испуганной, но победной улыбке.
      Когда он вернулся в коридор к Серафиму, тот уже освободил правую руку от пут. Антон с ужасом заметил, что тело кара удлиняется, становится тоньше, голова стала продолговатой, плоской как у ящерицы.
      Пока он стоял, ошарашенный увиденным, кар освободил вторую руку. Флакон фторотана выпал из рук Антона, но не разбился, фторотан тонкой струйкой вытекал на пол, наполняя воздух специфическим сладковатым запахом.
      Сухов совсем растерялся, не знал, что предпринять. Понимал, что теряет драгоценные минуты...
      Седьмая специальная бригада прибыла через пять минут. Входная дверь в помещение была распахнута. Антон Сухов лежал в коридоре. На шее и на затылке у него были небольшие ранки, из которых сочилась кровь. Воздух наполнен парами фторотана.
      В квартире никого больше не было.
      ...В скверике перед домом, на детской площадке, в кабине пластикового геликомобиля сидел мальчик лет шести и напевал песенку: "Как весело живется нам в поле среди трав..."
      Когда в распахнутую пасть санитарной машины уложили тело Антона Сухова, тот мальчик подошел с другими детьми и спросил:
      - Что это с дядей Антоном?
      Ему никто не ответил.
      20
      - Невообразимые создания космоса - люди - слабы, но
      неодолимы, смертны, но вечны! - патетично воскликнул
      академик, однако тут же умолк. На его лице была печать
      скорби.
      Служба Околосолнечного Пространства наконец вновь заметила зону искривления. Все пункты наблюдения находились в состоянии полной готовности. Заметить в сотнях километров от Земли практически невидимый объект - дело трудное.
      Таинственных пришельцев зафиксировали одновременно три патрульные машины. За несколько дней до этого на расширенном заседании Совета пришли в конце концов к единому решению: при обнаружении зоны искривленного пространства и в случае отказа неведомых существ вступить в контакт - без колебаний использовать все средства для уничтожения объекта.
      Машины Высшего Совета окружили колеблющуюся, как марево, шаровидную зону. Всеми имеющимися сигналами требовали выйти на связь, но неведомые существа не отвечали.
      ...Мар с Дираром находились в крайне угнетенном состоянии. Они знали о решении Высшего Совета Земли и надеялись лишь на то, что землянам не удастся их обнаружить, по крайней мере так быстро. Они постоянно переходили с орбиты на орбиту, меняли скорость и траекторию...
      И вот настало время немедленно решать - как поступить? Надеяться на помощь или хотя бы совет Чара не приходилось: времени не осталось. Что им могли посоветовать на расстоянии пяти световых лет? Вступать в неравный бой? Выйти на связь и согласиться на контакт? Бессмысленно. Им также известно, что земляне догадывались о происхождении вундеркиндов, о причине массовых психозов. Согласиться на контакт означало в лучшем случае, как считал Дирар, стать живыми экспонатами одного из земных музеев.
      - На Дираузе было веселее, - мрачно произнес Дирар.
      - Не вспоминай. Мы тогда были намного моложе... А теперь я совсем не знаю, что вам предпринять.
      - Попытаться сбежать? Насовсем сбежать!
      - Сведя на нет дело стольких лет? Никто нам этого не простит.
      - Отсюда надо убираться. Не говорю же я, что возвращаться домой. Чар действительно не простит нам такого.
      - Не в нашем возрасте бежать от самих себя.
      - Не паникуй, нам хватит энергии еще на многие годы.
      - Это нашему ореху хватит энергии, чтобы лететь и питать нас. А где возьмем энергию для того, чтобы жить? Я не смогу просто есть, пить и спать! Живет лишь тот, кто стремится к победе! Вот они - живут! - со злобой смотрел он на экран внешнего осмотра. - И жить будут! Такие всюду и всегда будут жить!
      - Так что же нам придумать? - лепетал в страхе Дирар.
      - Есть один прекрасный выход. - Мар поднялся и подошел к центральному пульту. - Красивый, эффектный выход и очень...
      - Что ты надумал? - завопил Дирар. - Не имеешь права! Не имеешь права распоряжаться и моей жизнью! Я запрещаю. Я хочу жить!
      - Простой и эффектный выход... - Мар не обращал ни малейшего внимания на крики Дирара...
      На глазах у всех шар дрожащего пространства неимоверно ярко вспыхнул голубым сиянием, которое на мгновение заполнило все вокруг. На экранах внешнего обзора всех машин появились контуры громадного расколотого ореха: несметное количество более мелких частей разлетелось во все стороны.
      Больше двух часов "Роляры" вылавливали все эти предметы. А тем временем другие машины готовили расколотый орех к спуску на Землю. Во время предварительного осмотра чужого корабля выявлено много аппаратуры неизвестного назначения, а также целый сонм существ, которые по строению тела могли быть отнесены к трем самостоятельным группам: два мягкотелых существа с тремя нижними и тремя верхними конечностями в форме щупалец, серо-зеленого цвета; девять существ, очень похожих на первых, но заметно мельче их и твердотелых; девяносто семь мягкотелых существ, разнообразных по строению, но все они похожи на формы земной жизни - рыбообразные, собакообразные, птицеподобные и человекоподобные.
      После самоуничтожения неведомого космического объекта Земля полнилась слухами о множестве фантастических смертей: люди умирали внезапно, в самых неожиданных местах и позах, усыхая на глазах. Всего таких случаев зарегистрировано 139779. Это погибали кары, лишенные постоянной энергетической поддержки из космоса. Как стало известно после всестороннего изучения неизвестного объекта, каждый кар имел вживленный в биологическое тело универсальный энергетический блок, который питал организм кара лучистой энергией определенной частоты от генератора, расположенного на борту околоземной базы маргонов. Причем блок этот мог использовать любой вид энергии, к примеру - солнечной. Но маргонам необходимо было держать всех каров в зависимости от себя, обеспечивая их жизнедеятельность со своей базы. Вундеркинды-акселераты, быстро развиваясь сами и беря на воспитание новых каров, должны были сформировать абсолютно зависимое от маргонов могучее жестокое ядро.
      ...Платон Николаевич, председатель жилищного совета, включил сигнал вызова, но в помещении никто не отзывался. Дверь оказалась незапертой.
      Члены комиссии зашли друг за другом, настороженно осматривая все вокруг.
      То, что они увидели, не укладывалось в сознании. Первое, что бросилось в глаза, - маленький ребенок. Мальчик лет шести лежал ничком на полу. Максим Чередай, профессор биологии, взял его на руки, и все застыли, взглянув на лицо ребенка: оно напоминало воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
      Гиата Бнос сидела на стуле, положив руки и голову на стол. Будто заснула. Когда до нее дотронулись, ее тело покачнулось и упало на пол. Пожалуй, даже не упало, а шурша опустилось. Словно сбросили со стула зеленоватое платье Гиаты.
      Лежала она вверх лицом, и страшно было смотреть на ее морщинистое, высохшее тело.
      Сухов-старший, осунувшийся, желтый, с черной траурной ленточкой на правом лацкане форменной куртки, тоже являлся членом комиссии.
      - Вы были правы, - тихо сказал Платон Николаевич. - Необходимо было значительно раньше вмешаться...
      Сухов ничего не ответил, остановился над телом Гиаты, достал из кармана камеру видеозаписи. Максим Чередай взволнованно бормотал себе что-то под нос.
      Микола Сухов неторопливо фиксировал все, что казалось стоящим внимания. Перевел камерой панораму по стене, на которой действительно, как и рассказывал Антон, висело десятка два фантастических картин.
      Анджей Фолькс и Григ Барбитуров самым тщательным образом обследовали ящики стола, иголочки, шкаф и с удивлением отметили, что среди химических реактивов преобладают соль, сахар, крахмал. Бесчисленное количество графиков на рабочем столе производили впечатление старательно выполненных, но совершенно случайных лекальных кривых, связанных между собой разве что законами орнаментовки.
      Когда тело Гиаты взяли на руки, чтобы перенести в машину, казалось, что оно соткано из воздуха - таким легким оно было.
      21
      - Моя мама научилась читать мысли. Папа на работе, а
      мы с мамой дома сидим, и она рассказывает мне, о чем
      сейчас папа думает. Я тоже хочу так научиться.
      - А мой папа пишет книгу о том, что контакты с
      маргонами оказались удивительным катализатором роста
      человеческих возможностей. Мама говорит, что он и сам
      очень поумнел за последние годы.
      В прошлом месяце Сухову исполнился сто один год. Эта симметрично выглядящая цифра, особенно если нуль вывести продолговатым, а единички сместить книзу, напоминала ему форму прежних "Роляров", скоростных патрульных машин.
      Последнее время Микола Сухов ловил себя на том, что часто, сидя за столом в кабинете своей маленькой холостяцкой квартиры, непроизвольно вырисовывает на любом бумажном листке, а то и просто пальцем по запыленной темной полировке продолговатый бублик в обрамлении коротких единичек: память о ста и одном прожитых годах, о быстрых вездесущих "Ролярах", память о брате.
      С каждым годом воспоминания одолевали Миколу Сухова и казнили немым укором... Будто приходил брат и долго молча смотрел ему прямо в глаза, без осуждения и даже без просьбы о помощи, но с такой тоской во взгляде, которую никто и никогда не в силах развеять. На брате серый строгий костюм. Антон почти всегда ходил в серых костюмах. Светло-желтая сорочка. Казалось, он сейчас скажет: "А ты мог мне помочь. Я твой брат. Я понял бы тебя правильно. Но теперь уже поздно, Микола. Вот разве что напишешь обо всем, что случилось. Можно даже домыслить то, чего никогда не было, но могло произойти." Академику Сухову кажется, что брату хочется сказать именно эти слова, и еще ему хотелось бы услышать: "Я понимаю тебя, Микола, и не сержусь, не обижаюсь... Просто все так нелепо сложилось..."
      Но брат молчит, его фигура меркнет, расплывается, словно краски при закате солнца.