В зале, где мы после этого остановились, шла игра в шары. Там Тереза, как ни в чем не бывало, сыграла несколько партий и даже выиграла около двадцати франков, проявив при этом чисто ребячью радость. Когда мы с мадам Гароди направлялись к выходу из этого салона, то вдруг - нос к носу столкнулись с профессором и Иваной, вернувшихся со своей прогулки.
      - А, вот и вы, заговорщики! - шутливо произнесла Тереза.
      - Да мы просто гуляли при лунном свете, - ответил ей профессор. - Если б вы только знали, как чудесно на свежем воздухе!
      - А что если нам вернуться домой? Ведь уже довольно поздно, и эти шумные залы мне успели надоесть и утомить, - проговорила мадам Гароди. - Да я вижу, что и твоя молоденькая спутница, милая Ивана, тоже приустала, судя по её лицу.
      По единодушному решению мы вчетвером направились пешком к вилле. Профессор и Ивана шли впереди, на некотором расстоянии от нас с Терезой. Шагали мы все молча и неторопливо. Я успел шепнуть Терезе, ласково коснувшись её пышной груди: "В час ночи я буду у тебя, желанная".
      Когда мы пришли на виллу, Ивана, сославшись на усталость, отправилась сразу же в нашу спальню. Ушла спать и Тереза. А мы с профессором приняли по стаканчику коньяка и выкурив по сигаре в курительной комнате, тоже отправились на боковую.
      ...Когда я на цыпочках вошел в нашу спальню, я услышал ритмичное дыхание супруги. Видно, она сразу заснула и спала спокойным безмятежным сном. Ей снилось, должно быть, что-то приятное, как я увидел при свете ночничка, и на её лице в какой-то момент даже появилась легкая улыбка. Чтобы убедиться в её крепком сне, я посидел две-три минуты в кресле у окна. Она ни разу не шелохнулась, спя в своей излюбленной позе - на спине. Я снял свое парадное одеяние и накинул на плечи домашний халат, словно собираясь пойти в ванную комнату и принять на ночь душ на первом этаже, где и были в разных концах помещения раздельные спальни супругов Гароди. При свете ночника увидел на ручных часах, что было пять минут второго. Я тихонько выбрался из нашей спальни. В это время все в доме заснули, даже беспокойный профессор, ибо, проходя мимо его спальни, я услышал его могучий храп. Никого не встретив в заснувшей вилле, я миновал ванную и тройным легким стуком прикоснулся к двери спальни Терезы...
      Тут я нажал на ручку двери и она немедленно раскрылась. Мне навстречу мгновенно поднялась с постели закутанная в белую простыню Тереза и заключила меня в страстные объятия, сбросив на пол простыню. При свете ночничка я увидел её совершенно нагую во всем сиянии белизны её прелестного тела зрелой женщины. Я тоже сбросил ненужный теперь халат, под которым у меня не было даже трусов. Тереза ещё теснее ко мне прильнула и опытной рукой нетерпеливо потрогала мою восставшую мужскую плоть.
      - У нас не так уж много времени!.. - шепнула мне она на ухо. Обернувшись к двери, она на миг выскользнула из моих объятий и заперла изнутри на ключ свою спальню.
      - Так идем же скорее в постель! - вновь шепнула нежно Тереза. - И не будем, милый, желанный терять ни мгновения из дарованной нам самим Богом этой долгожданной ночи.
      Нагая Тереза раскинулась на постели и пылко потянула меня за собой.
      Тереза была воистину неутомима и неутолима: сказывался, должно быть, сексуальный "пост", на который обрекал её муж. Лишь только от случая к случаю удавалось ей его нарушить "на стороне", чтобы получить то, что каждая здоровая женщина ждет от мужчины. "Ведь недаром Бог создал для Адама Еву", шептала мне объятая негой Тереза.
      ...Уже забрезжил рассвет, когда мы с Терезой, наконец, были вынуждены оторваться друг от друга. Надо было поскорее уйти от нее, пока в доме никто не проснулся.
      Не потревожив никого в спящей вилле, я пробрался на цыпочках в нашу с Иваном спальню и, убедившись, что она крепко спит, лег в постель и с величайшим трудом притворился спящим, находясь мысленно ещё с Терезой, вспоминая вновь и вновь эту прошедшую ночь.
      НАЧАЛО ЗАГОВОРА
      Рассказывает адвокат Тессон
      На следующее утро, когда я брился у окна, то заметил, как со двора виллы выезжают на верховых лошадях профессор и Ивана. Под ними были великолепные лошади: у Ролана при вилле была конюшня, где держали несколько лошадей для прогулок. Лошади нетерпеливо рвались вперед, а всадники, казалось, тоже испытывали задор, опьяненные свежестью утреннего воздуха и охваченные предчувствием предстоящей гонки.
      Ивана сидела в седле по-мужски и крепко сжимала своими ножками бока кобылы-полукровки, которую с трудом удерживал конюх. У профессора порозовели скулы, и улыбка на его лице показалась мне несколько жестокой, когда, обернувшись к дому, он на прощание помахал рукой. Очевидно, этот жест предназначался мадам Гароди, вышедшей на крыльцо.
      Серж ещё не показался. Неужели спал? Ведь он - ранняя пташка. Спустя некоторое время он рассказал мне о своем ночном свидании с мадам Гароди. Что касается самой мадам Гароди, то она появилась в прекрасном утреннем туалете. Я пригляделся к ней: в радужном настроении, что-то в ней, похоже, изменилось.
      Вскоре к нам вышел и Серж. У него тоже было неплохое настроение. Он явно вел себя, как человек, уверенный в себе, в любви жены, и не проявил никакой обеспокоенности, узнав, что Ивана вместе с профессором отправились на лошадях на утреннюю прогулку.
      Через час все мы уже были в сборе и решили подзакусить не по расписанию (до второго завтрака оставалось ещё порядочное время). Примерно в три часа дня я предложил Сержу съездить в недалеко расположенный от Довилля Гавр, где он ещё не бывал. Я сказал, что мы там сможем и пообедать в приличном ресторанчике с очень хорошей кухней и отличным набором напитков с виноградников Бургундии, да и потолковать о том, о сем. Я понял, что он хочет со мной о чем-то посоветоваться.
      Поездка на моторной лодке, нанятой мною, в Гавр оказалась непродолжительной. Мы побродили по этому городу - одному из важнейших во Франции морских портов. Потом зашли в знакомый мне ресторанчик. Усевшись за стол и отведав тамошних блюд - "морских даров" и выпив в умеренных дозах бургундского, повели разговор, угощаясь отлично сваренным кофе.
      Я решил предоставить инициативу в этой беседе самому Сержу и правильно поступил, облегчив ему возможность затронуть в разговоре "деликатные" темы.
      Серж сначала сообщил мне о своем намерении скоро посетить Ближний Восток. Там застряли деньги за поставленную нелегально партию оружия арабским террористам, действующим против Израиля.
      - А Ивана? - спросил я.
      - О, она не захочет, чтобы я уехал один.
      - Ты уверен?
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Черт подери! Да просто напомнить что она ведь работает у Ролана Гароди.
      - Она мне сказала, что сможет взять отпуск и поехать со мной.
      - Тем лучше.
      Серж видимо не обратил ни внимания на эту мою реплику. Я даже думаю, что он её не слышал и заговорил о поездке. Но на самом деле не пропустил её мимо ушей. В конце концов он меня спросил:
      - Ну ладно! Скажи же мне, что тебя терзает?
      - Не догадываешься?
      - Нахожу, что Ролан Гароди выставляет себя в роли избалованного ребенка...
      - Послушай, - перебил меня Серж, - я прекрасно понимаю, что тебя огорчает. Ты полагаешь, что он позволяет себе недопустимые вольности с Иваной?
      Я кивнул головой.
      Серж продолжал:
      - Тут ты ошибаешься. Впрочем, я сам тебе об этом говорил во время нашей последней встречи в Париже. Конечно, я не совсем доволен её поведением, но она в этом деле выполняет просьбу Терезы и хочет его "перевоспитать". Представь себе, что мне не потребовался твой приезд, чтобы разгадать, какая здесь ведется игра... Я её себе хорошо представляю.
      - Игра? Но это же очень опасная игра!
      - Нет, - ответил Серж. - В отношении Иваны я ничего не боюсь, хотя мне и не нравятся некоторые её поступки. Тут ты заходишь слишком далеко... В основном виновата Тереза, она его очень любит, а ей приходится спать одной. И она ему во всем потакает. Ивана хочет помочь Терезе именно его "перевоспитать" и ничего больше. Но, как говорится, горбатого только могила исправит. А что касается непосредственно Иваны, то здесь ничего или почти ничего не происходит без моего ведома и согласия.
      Я взглянул на своего друга с изумлением:
      - Не понимаю.
      - Да! - произнес Серж. - Ты достаточно знаешь Ролана Гароди, и осведомлен, что он не в состоянии пропустить ни одной подходящей, по его вкусу дамской юбки, чтоб не поволочиться со свойственными ему экстравагантными выходками и любезностями. Но это относится к тем особам "прекрасного пола", которые пожелают предаться сладостным наслаждениям с первым же подвернувшимся им мужчиной. А Ивана совсем не такая. Она убедительно доказывает в моих объятиях, что любит теперь меня и только меня. Она в первую же "нашу ночь" призналась, что "да" у неё до меня были интимные связи с двумя мужчинами, но отныне она поставила на этом точку и будет принадлежать только мне одному. Что касается её так называемого "флирта" с профессором, то именно она сама сообщает мне все "новости" на этом поприще. Тереза, Ивана и я сам принимаем участие в заговоре, чтоб отучить Ролана "беситься" из-за женщин при такой обольстительной, хотя и сорокалетней супруге и при его важных научных трудах. Ты слышал, должно быть, о некой Теодоре Фарнезе, тридцатилетней развратнице, пленившей нашего профессора. Здесь и зарыта собака: мы хотим отвлечь профессора от этой Теодоры, к тому же, по моим сведениям, ещё и нимфоманки.
      - Я однажды сказал ей об этом как-то вечером, - продолжил Серж. - Она промолчала, но тут же предложила мне съездить за "разъяснениями" к мадам Гароди. Я не стал возражать, и мы отправились к ней домой. Ролана дома не было.
      - Милая Тереза! - сказала ей моя супруга. - Я привела его к вам: он ревнует, спасайте меня!
      - Оказалось, что ещё задолго до меня мадам Гароди заметила, что её муж расточает всякого рода любезности в адрес Иваны, заметила это ещё до того, как Ивана открылась перед нею. Действительно, моя супруга сообщила мадам Гароди, что ввиду сложившихся обстоятельств она вынуждена прекратить работу в Институте профессора. И вот тогда Тереза буквально разрыдалась: "Если вы уйдете, он пропал... Ведь в Париже вновь объявилась эта грязная распутница Теодора Фарнезе! Раньше он обещал мне, никогда больше с ней не встречаться, а на днях взял да и встретился. Но окончательно к ней не вернулся потому, что влюбился в вас. Но не дайте ему и, естественно, мне впасть в отчаяние!"
      Я с некоторым сомнением покачал головой, слушая рассказ Сержа, но промолчал, ожидая, что он мне скажет дальше.
      - Мы просто дождемся отъезда из Парижа Теодоры Фарнезе. Сейчас она буквально не расстается в постели со своим "очередным" поклонником, который никто иной, как арабский богач. А тот приехал во Францию всего лишь на три недели. По истечении этого срока он возвращается на родину и, судя по всему, надолго, а осыпанная его щедротами Теодора Фарнезе должна последовать за ним. А потом мы с Иваной отправимся через небольшой промежуток времени в нашу поездку, о котором я тебе говорил сегодня.
      - Мне показалось, Серж, что ты был заинтересован в моем приезде в Довилль. Значит, я ошибался?
      - Не совсем. Видишь ли, как говорится один ум хорошо, а два лучше. Я приглашал тебя сюда с согласия мадам Гароди, чтобы ты со своей стороны понаблюдал за всем происходящим.
      * * *
      Когда мы с Сержем вернулись в тот день из Гавра на виллу, мадам Гароди нас ждала. Бедняжка была в самых расстроенных чувствах. "Теодора Фарнезе уже в Довилле!" - тихо сказала она нам, прогуливаясь у калитки дома.
      - А Ролан, как и я, узнал об этом из местной газеты. После второго завтрака он заперся в своем кабинете, не допустив в него ни меня, ни Ивану. Еду слуга принес по его распоряжению прямо в кабинет. Когда в пять часов дня он все-таки вышел к обеденному столу, я установила, что за целый день он не написал ни строчки. Зато выкурил пачку сигарет, окурки от которых были разбросаны на ковре, под мебелью, словом повсюду. Примерно в полшестого он приказал конюху оседлать лошадь и куда-то ускакал.
      Тереза продолжала:
      - Когда спустя полчаса он, радостно улыбающийся, вернулся в дом, то предложил всем собираться на сегодняшний вечер в казино, где будет отмечаться какой-то праздник, о котором говорят чуть ли не неделю и на который мы с Роланом раньше решили не ходить, ибо там будет слишком много праздной публики. Но теперь Ролан принял иное решение: ведь туда, наверняка, заявится и эта проститутка Теодора Фарнезе...
      - Ну вот вам и гарантии! - не удержался я от реплики.
      Как раз в этот момент к нам присоединилась Ивана, вышедшая, услышав, должно быть, наши голоса.
      Тереза вспыхнула:
      - Вы, Тессон, совсем не знаете женщин!
      - Увы, мадам, знаю!
      - Бедный мой друг, прошу у вас прощения! Вы тоже пережили громадное несчастье, и вы меня поймете. Действительно, есть на свете ужасные женщины, привлекательные, соблазнительные, и они беззастенчиво говорят о верной любви! Они называют это любовью, но на самом деле носят смерть настоящей любви под своими лифчиками и трусиками. И этим роковым соблазнительницам вы, мужчины, зачастую не в состоянии ничего противостоять.
      Теперь мадам Гароди обращалась к внимательно слушавшей её Иване:
      - Бедняжка Ивана! Я верю только в твои способности отвлечь Ролана от Теодоры!
      Тереза расплакалась. Ивана подошла к ней и обняла её. Попытались и мы с Сержем как-то успокоить мадам Гароди. Тут она вынула из кармана своего платья какую-то записку и сквозь слезы пробормотала:
      - Прочтите это, и вы все поймете. Это письмо из отеля "Руаль" только что принес посыльный. С помощью нашей консьержки я сняла копию. Видите до чего я дошла.
      Поочередно мы внимательно прочли: "Бесподобный мой Ролан! Я сумела привезти своего прежнего любовника сюда. Для этого мне пришлось пустить в ход все известные тебе свои "прелести". Кто-то "просветил" его насчет нашей прежней связи. Он страшно ревнив и надоедлив. Я думаю только о тебе, о наших жгучих взаимных ласках, о твоей несравненной мужской плоти, по которой я страшно соскучилась. Твой дух, твои чувства, твое воображение вознесли меня на такие вершины сладострастия, которых без тебя я никогда бы не смогла достичь! Все остальное - ужасная пустота. Сладостный яд без тебя пресен! Вспомни! Вспомни!.. Я не прошу у тебя многого... Знаю, что твоя жизнь принадлежит другим, всем остальным. Но дай отдохнуть твоему гениальному уму два месяца. Я прошу у тебя только два месяца твоей жизни!.. Мы оставим все, чтобы принадлежать только друг другу это время, вдали от шумной толпы, испытывая все восторги сладостной любви!.. Давай от них сбежим! Согласен? Сегодня, вечером я буду в казино... Твоя Дора".
      - А где же сейчас сам профессор? - спросил я, прочтя письмо.
      - Он, видите ли, прилег на часок отдохнуть, чтоб набраться сил для своей бесподобной Доры! - язвительно ответила мадам Гароди.
      Вдруг Ивана горделиво выпрямилась и решительно заявила:
      - Партия ещё не проиграна, бедная моя Тереза. Быть может, Теодора все же не победит. Наберемся мужества, Тереза! И пусть я буду самой прекрасной, самой неотразимой сегодня в казино!
      На этом женщины нас с Сержем покинули, и мы с ним, не говоря друг другу ни слова, отправились в свои комнаты готовиться к походу в казино.
      Я собрался первым, и тут же спустился в гостиную. Вскоре появился Ролан Гароди. В нем так и бурлила энергия, и его глаза сверкали от возбуждения Он был по-настоящему красив, и я ему немного позавидовал. Вот он-то уж заставлял страдать женщин. Он будто мстил за всех обманутых в своих лучших чувствах представителей "сильного пола". Разумеется, ему попадались и совершенно невинные жертвы, но что ему было до этого?
      Вышла Ивана в сопровождении мадам Гароди. Ее сегодняшний туалет ничем не напоминал то одеяние, которое я незадолго до этого расхваливал за его приличие и элегантную скромность... Теперешний туалет Иваны не шокировал, хотя почти не скрывал всего восхитительного бюста. Узкое, прямое, серебристого оттенка платье украшали шелковые розы. Плотно прилегая к телу, оно явственно обрисовывало обворожительные юные формы.
      - Бог мой! Как вы хороши! - воскликнул профессор, сделав ей навстречу несколько шагов и целуя ей руку.
      - В самом деле! - поддержала его Тереза, казавшаяся восхищенной и демонстрировавшей свои прелести Иваны с волнением художника, из рук которого только что вышло необыкновенное произведение искусства.
      - Поздравляю! - произнес в свою очередь тут же подошедший Серж. - А я даже не знал, что у тебя есть такое платье.
      - Мы с Терезой приготовили для тебя сюрприз! - сказала Ивана, улыбаясь. - Заказывали это платье вместе. Я рада, что оно тебе нравится.
      В казино прошлись по игорным залам. Ни малейшего признака присутствия "Доры", ни её арабского дружка. Серж, как это с ним нередко бывало при самых различных ситуациях, куда-то исчез. У профессора был явно разочарованный вид.
      Ивана рассмеялась:
      - Ее здесь нет! Хотите, вернемся домой?
      Ролан деланно расхохотался и тут же взял под руку Ивану, стал с нею шутить, и они отошли от меня, так что продолжения их разговора я не слышал.
      Сержа я, наконец, нашел за одним из игорных столов, где он спокойно следил за проигрышами и редкими выигрышами богатых клиентов казино. Коснувшись рукою плеча моего молодого друга, я предложил ему оставить это бессмысленное занятие и выйти из душного зала на террасу подышать свежим воздухом.
      Потом мы отправились искать Ивану и профессора, и обнаружили их в просторном зале, где были столы, накрывавшиеся официантами для ужина, и размещалась обширная танцевальная площадка. Ивана и профессор танцевали танго. Заметив нас профессор знаком указал нам на угловой столик, за которым мы все четверо должны были ужинать. Ролан и Ивана уселись вслед за нами за этот столик, закончив тенец.
      В этот момент многие повернулись ко входу в зал, к которому Ролан Гароди сидел спиной.
      - Теодора! - произнес кто-то громко.
      Ролан чуть не подскочил на стуле. Он резко повернулся. В зал входили группы людей. Впереди царственным шагом двигалась Теодора Фарнезе, беседовавшая со своим арабским другом.
      Взгляды всех присутствующих теперь были устремлены на Теодору. Только что грация Иваны вызывала одобрительный гул. Теперь же царило молчание, немое восхищение прелестями Теодоры. Она была длинноногой, изящной женщиной. Облечена в полупрозрачную темную блузку к тому же с откровенным декольте. Юбка была тоже темного цвета, длинная, но не застегивающаяся до конца, так что при её ходьбе она снизу распахивалась и тогда проглядывались божественные ножки, одна из лодыжек которых была заключена в кольцо в форме змеи, чья голова, украшенная бриллиантами и рубиновыми глазами была обращена к арабскому господину, шествовавшему по стопам своей любовницы. У неё были широко расставленные карие глаза, плотоядный рот, прямой носик, удлиненное, неподвижное лицо робкой лани. Откинутые назад густые черные волосы открывали беломраморный лоб, и их заключала сеточка, усеянная жемчужинами.
      Обернувшийся профессор не спускал глаз со своей "Доры", которая, судя по письму, перехваченному Терезой, считала его именно таким счастливцем. Ивана что-то сказала, но Ролан её не слушал и не слышал. Кивком головы Серж указал мне на руку профессора, держащую нож для разрезания фруктов. Она заметно дрожала.
      Снова зазвучала музыка. Ролан встал, словно пробудившись от грез, и взял за руку Ивану.
      Та поднялась, испытывая, должно быть, радость от того, что он решил танцевать с ней в присутствии "другой". Танцевала и Теодора - с каким-то молодым человеком. Араб поднялся со стула и вместе с одним из своих спутников прошел в соседний игорный зал. То был мужчина лет 45-ти, уже несколько "потрепанный", причем скорее житейскими излишествами, подумал я, нежели жизнью. Ему приписывали беспорядочный образ жизни, и говорили, что он крайне неврастеничен.
      Я посмотрел на Ролана Гароди. Танцуя с Иваной, и не говоря ей ни слова, он по-прежнему не сводил глаз с Теодоры. Та, проплывая мимо в танце, улыбнулась ему и подала какой-то знак. Ивана неожиданно почувствовала усталость, и Ролан проводил её к её месту за столиком. Она несколько побледнела и покусывала нижнюю губу.
      Профессор все ещё стоял, когда Теодора вновь прошлась в танце вблизи от него. Вдруг она оставила своего недоумевающего партнера и протянула руки к Ролану. Теперь они не видели никого вокруг себя: о чем-то, смеясь, болтали, машинально следуя движениям танца. Когда музыка прекратилась, Ролан проводил Теодору к её столику и вернулся к нам.
      - Только ничего не говорите Терезе! - попросил он нас. - Все это простое баловство.
      - Мы не расскажем об этом, прежде всего, её арабу, - произнесла, рассмеявшись, Ивана.
      Как раз в тот момент араб вернулся в зал.
      - Если вы, действительно, устали, мы можем вернуться домой, - сказал Ролан Гароди, обращаясь ко всем нам троим.
      - Честное слово, да! - ответила за всех Ивана. - Нам больше здесь нечего делать!
      ТРЕВОГА И ЛЮБОВЬ
      Рассказывает Серж
      На вилле, когда Ролан заперся в своей спальне, мы увидели в гостиной Терезу. У несчастной было такое лицо... такое лицо.
      - Ну и как? - встревоженно спросила она.
      - Так вот, дорогой друг, - ответила Ивана, - я сделала все, что сумела. Уверяю тебя. Ты можешь спросить об этом кого угодно! Но на будущее я тебе больше не помощница! Лучше будет, если ты узнаешь все сейчас от нас, а не от других. Ведь он не только танцевал с этой Дорой, но и о чем-то с ней договорился. Его ты можешь спасти только поспешным бегством. Увези его отсюда немедля. Завтра же отправляйтесь в запланированное турне по Бретани.
      - Вы меня оставляете! - вскричала Тереза. - Ивана, ты меня бросаешь?
      - Да, твой муж сходит с ума. Он не привык, чтоб уклонялись от его "любезностей"!
      Тереза встала, не говоря больше ни слова, многозначительно взглянув на меня, и покинула нас в полнейшем отчаянии. Мы с Иваной обменялись взглядами. В них отразилась наша тревога.
      - Ты не находишь, - спросил я, - что Ролан ведет себя как сексуальный маньяк?
      - Похоже, - тихо ответила она мне. - И это очень опасно.
      Я пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, что происходит у неё на душе.
      Ивана сегодняшним вечером в казино была расстроена, не знаю почему, и не меньше Терезы. У неё к тому же разболелась голова. Поэтому, нежно обняв и поцеловав меня, она извинилась за "плохо исполняемые" ею "супружеские обязанности", приняла изрядную дозу быстро действующего снотворного и вскоре заснула опять без меня на нашей двуспальной постели. Я выкурил сигарету в маленькой курительной на первом этаже, а затем повторил, дождавшись часу ночи, свой вчерашний маршрут в том же одеянии и с той же целью, вспомнив молниеносный многозначительный взгляд Терезы, покидавшей нас в полном отчаянии после нашего возвращения из казино.
      Проходя мимо спальни Ролана я снова услышал его храп. Видно, на радостях от намеченного с "Дорой" плана он крепко выпил (у него в спальне был небольшой бар с разнообразными напитками и вазой с фруктами) и теперь, должно быть, грезил во сне на предмет своих завтрашних похождений, объектом которых вновь становилась Теодора Фарнезе.
      Тройной легкий стук в знакомую дверь спальни, и снова я в объятиях Терезы!
      После первого сладостного для обоих объятия она откинула свои золотистые волосы в разные стороны, и они рассыпались у неё на грудях, пышных плечах, достигая даже лона, настолько они были длинными. Утром она причесала их модной прической а-ля-помпадур, которая мне лично не очень нравилась и казалась странноватой. Зато сейчас, расцеловывая её нагое тело с ног до головы, я вдыхал от её рассыпавшихся волос, как и от самого тела, опьяняющий аромат её духов.
      После того, как мы снова насладились друг другом и лежали, переплетясь руками и ногами, чтобы немного передохнуть, она ласково шепнула:
      - Мой милый! Ты подарил мне вторую ночь, а я как-то читала у Агаты Кристи, что у женщины бывает всего шесть счастливых дней. Значит, за тобой должок: ещё четыре ночи!
      На это я сказал, что если она по-прежнему будет хотеть меня, то мы проведем больше ночей. "Продолжим наши встречи и в Париже", - твердо заявил ей я.
      Я представлял себе, какой сногсшибательной блондинкой она была в свои юные годы, отданные первому мужу - бессильному старцу, а потом прохвосту Ролану. Но и теперь я находил её женщиной "моего типа" и все больше и больше влюблялся в нее. Скромница на людях, она вновь и вновь маняще ложилась под меня и нетерпеливо ждала новых ласк.
      - Проведи у нас на вилле ещё хотя бы одну ночь со мной, - умоляла она меня. - Еще неизвестно, как сложится все в нелюбимом мною Париже. Нелюбимом из-за работы Ролана, из-за того, что хоть и по моей необдуманной просьбе Ивана слишком уж рьяно "флиртует" с Роланом. Да, признаюсь тебе, я его все ещё очень люблю, но все больше люблю и тебя. Мне бы жить при матриархате, когда сама женщина (если я что-то не путаю) определяла сколько должно быть у неё мужей. Или по мусульманскому обычаю, только перевернув его "наоборот": пусть у женщины будет хотя бы два мужа.
      - Ну и жадная ты, Тереза. Тебе все мало одного, может, я тебя не совсем "ублаготворяю"? Скажи прямо, прошу тебя!
      В ответ передохнувшая Тереза набросилась на меня и вновь подвергла меня сладострастным пыткам, нежно прошептав мне спустя минуту: "Вот мой ответ на твой глупейший вопрос, дурачок!"
      Уже занималось туманное утро, когда я вернулся опять никем не замеченный в нашу с Иваной спальню. Утомленный объятиями с Терезой, я крепко заснул, и встали мы с Иваной около полудня.
      Встретив меня за вторым завтраком, Тессон кивнул мне головой:
      - Профессор исчез с раннего утра. Тереза опять беспокоилась и волновалась, но, не так как раньше, видно, ваша с ней вторая ночь принесла ей утешение.
      Мы с Иваной и Тессоном вернулись в Париж, где мне предстояла встреча с моим "братаном" Артуром и обсуждение с ним кое-каких планов на ближайшее время.
      НЕБЫВАЛОЕ БЫВАЕТ
      Рассказывает Артур
      Я прибыл в Париж вместе с Сержем, и первое, что мне захотелось - это посетить усыпальницу Наполеона.
      Усыпальница или гробница, не знаю как сказать, расположена в Доме инвалидов. Это никакая-то развалюшка, по нашим понятиям, раз называется Домом инвалидов, а величественное здание с мраморными колоннами, с роскошным убранством внутри, с картинами, гобеленами, различными статуями и прочими атрибутами прекрасного дворца.
      Оказалось, что в него есть два входа, один нижний, другой верхний. Я пошел в нижний, полагая, что гроб с останками Наполеона находится внизу, и ошибся. Вход широкий, с аркой. Когда, я проходил его, то заметил, что по обеим сторонам стоят две дебелые матроны в белых балахонистых одеяниях с табличками на груди.
      Вошел и увидел полукруглый зал, где стояло несколько статуй и были вывешены какие-то флаги. Покрутившись по нему и не найдя гроба с телом Наполеона, направился к выходу. Здесь обратил внимание на одну из старых матрон. Подошел к ней и рассмотрел то, что было написано на её табличке: "Если бы вы обратились сразу к нам, вы бы узнали, что вход в усыпальницу Наполеона с другой стороны". Рядом с этой табличкой висела кружка для подаяний и было написано, что это монахини из монастыря "Сакрэ Кэр" "Святое Сердце". Многие посетители обходили матрон, завидев, прежде всего, на их груди кружки для подаяния.
      Поняв все, я негромко выругался по-русски: "Ах ты, сука!"
      Конечно, это определение не относилось к монахине, а было просто всплеском эмоций.
      В свою очередь дама-монахиня заторопилась поблагодарить меня за подношение, хотя я не сделал ни одного движения, чтобы полезть в карман за деньгами. Вообще-то я парень нахальный и не теряюсь в моментах, когда на меня оказывают психологическое давление. Я увидел холеное лицо дамы, нежные руки, её пальцы перебирали дорогие четки и улыбнулся по-доброму ей, ведь доброе отношение ничего не стоит и сказал ей опять же по-русски: "Ничего, обойдетесь без меня". Монахиня проводила меня долгим взглядом. Я понял, что она оценивает меня как мужчину. Во Франции даже старые бабы бывают очень сексуальными, и все от хорошей тамошней жизни.
      Поднялся по мраморной лестнице к верхнему входу, вошел в круглый зал с колоннами, отделанный красным мрамором, и обнаружил, что усыпальница с Наполеоном все-таки находится внизу, но смотреть на неё приходится сверху. Внизу входа нет.
      Вокруг всего зала шла балюстрада с мраморными перилами и точеными деревянными стойками. Опираешься на неё локтями, наклоняешься немного вниз и видишь там величественную гробницу Наполеона из красного полированного мрамора. Впечатляет, хотя никаких украшений нет. Цветы вниз бросать не разрешается. Можно постоять молча, вполголоса поговорить с собеседником, если он есть.
      Теперь я знал двух Наполеонов - одного Наполеона Бонапарта, француза, другого своего приятеля, который занимался автомобильным бизнесом. Он быстро богател и считал, что по жизни он пойдет как Наполеон. В конце концов его нашли в подмосковном лесу мертвым, с удавкой на шее. Кое-какие капиталы он успел перевести за рубеж, а его жена говорила знакомым, что муж умер от инфаркта. Его партнер по бизнесу успел убежать в Израиль. Вот такие "наполеоны" тоже бывают.
      Мне пришла мысль сравнить двух людей, таких, как Сталин и Наполеон. Оба они гении, оба создали большие империи и погубили много людей для выполнения своих целей. В то же время они очень разные люди. Когда Сталин умер, у него не было никакого личного имущества, а только 900 рублей на сберкнижке, впоследствии обнаружили ещё 30 тыс. рублей.
      Когда умер Наполеон, у него на "сберкнижке" оказалось 550 миллионов франков - сумма огромная даже на первую четверть XIX века. Сейчас бы эти деньги потянули бы на 10 миллиардов долларов.
      Я себе задал вопрос: если эти великие люди уничтожили миллионы людей для достижения своих планов, почему же нам с Сержем не пойти по их пути? Если нужно то, ликвидировать нескольких людей для своего обогащения? Ведь жить с пустым карманом в наше время очень нелегко.