Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мужские сны

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Толмачева Людмила / Мужские сны - Чтение (стр. 7)
Автор: Толмачева Людмила
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      В этот момент мимо них промчалась темно-зеленая «тойота».
      – Плужников покатил восвояси, – покосился на машину Виталий. – Этот не простит, что его, как мальчика, принародно по мордасам отделали. У него всюду связи, в том числе и в криминальных кругах. Ты бы, Таня, не ходила по вечерам одна где попало. Поняла?
      – Неужели он посмеет впрямую мстить?
      – Ну, впрямую, может, и не станет, а гадостей от него по-любому надо ждать.
      – Пусть только попробует. Сейчас не те времена, чтобы с помощью «братков» проблемы решать.
      – Ох, Татьяна, не знаешь ты жизни. В мужские игры играешь, принимай и правила игры. Ладно, чего я тебя стращаю. Может, и обойдется. Ты куда, на Береговую?
      – Туда. Ну пока, Виташа!
      – Пока, – грустно произнес Виталий и проводил ее долгим взглядом.
      У себя на Береговой они натопили баню, помылись, а потом долго любовались в саду на закат.
      – Папа, а почему закат красный?
      – Это... как бы тебе сказать... Таня, ты не знаешь, почему закат красный?
      – Хм. Вообще-то у меня по астрономии была четверка, но я попробую своими словами. Ведь Земля, как известно, вращается вокруг Солнца и одновременно вокруг своей оси. В данный момент Земля поворачивается к солнышку задом, как избушка на курьих ножках к лесу. Помнишь, Даша, такую сказку?
      – Помню. Про Бабу-ягу?
      – Погоди, так мы-то где сейчас? – серьезно спросил Андрей. – На лицевой стороне или в задней части?
      Татьяна звонко рассмеялась.
      – Ты только не смеши меня, а то я совсем запутаюсь.
      – В астрономии?
      – Андрей! Ну перестань! Итак. Для особо непонятливых поясняю: мы с вами сейчас отворачиваемся от солнышка, понятно?
      – Более-менее, – ответил Андрей и зевнул.
      – Мы потихоньку поворачиваемся вокруг земной оси. Вот как это яблоко. – Татьяна сорвала с яблони зеленое яблоко и, держа его за плодоножку, слегка повернула. – Что теперь получается? Солнце-то ведь продолжает светить, оно не гаснет ни на миг, но его лучи до нас уже не доходят. Поняла?
      – Угу, – неуверенно кивнула Даша.
      – Так. Но пока мы еще не до конца отвернулись от солнышка. Оно еще достает нас своим светом. Но этот свет, наверное, преломляется, отражается, становясь уже не желтым, а более темным – оранжевым и даже красным. А может, красный цвет получается от смешения темного неба с солнечным светом. Здесь я не уверена. Да! Ведь еще существует спектр. Помнишь, Андрей? Каждый охотник желает знать...
      – Про фазана? Помню. А что, на закате он тоже красный?
      – Андрей, прекрати, – с трудом сдерживая смех, выдавила Татьяна. – Из этого спектра состоит дневной свет. Обычным зрением мы этого не видим, но дневной свет раскладывается на красный, оранжевый, желтый, зеленый и так далее. Поняла?
      – Не-а!
      – Ну ладно. Это не важно. Главное то, что Земля вертится...
      – Галилей не так сказал. «А все-таки она вертится!» – вот как надо говорить, – опять без тени улыбки поправил Андрей.
      Татьяна не выдержала и снова рассмеялась.
      – А почему мы отворачиваемся от солнца? – спросила Даша. – Лучше бы оно все время светило и светило.
      – Тогда не будет ночи. А как же мы будем спать при солнечном свете?
      – Актуальный вопрос, – вмешался Андрей, который уже успел задремать на топчане под яблоней. – Когда мы пойдем спать? Мне завтра в шесть утра вставать. Так что я пошел.
      Андрей уже крепко спал, когда Татьяна, уложив Дашу и рассказав ей сказку, вошла в комнату, где стояла большая кровать. Она тихонько разделась и легла рядом с Андреем. Ей ужасно хотелось прижаться к нему, погладить его плечо, поцеловать родинку на предплечье, но она сдержалась и лишь смотрела, как поднимается его грудь при каждом вдохе и слегка подрагивают натруженные пальцы правой руки, лежащей на простыне. Вот он зашевелился, повернулся к ней лицом и вдруг открыл глаза.
      – Ты почему не спишь? – сонно спросил он.
      – Я только что легла, – прошептала Татьяна.
      – Астроном ты мой ученый, иди ко мне, – пробормотал Андрей и, обняв ее одной рукой, прижал к себе.
 
      Утром у Татьяны с Дашей нашлось много домашних дел. Они проснулись в девять часов, когда Андрей уже давно ушел на работу, умылись, позавтракали в саду, навели порядок в доме, а потом приступили к прополке малины и смородины, сплошь заросших крапивой и одуванчиками. Даша, хотя и была в перчатках, поначалу все же побаивалась рвать крапиву, но постепенно привыкла и так разошлась, что Татьяна не успевала уносить ведра с сорняками. Когда закончили прополку, разделись до купальников и облились дождевой водой из бочки. Как будто в речке искупались. Настроение сразу поднялось, и жары как не бывало. Затем завели тесто и напекли большую горку блинов. Даша, наработавшись и нагуляв аппетит, съела их чуть ли не десяток, с вареньем да со сметаной. Остальные решили отнести Андрею.
      Татьяна ахнула, когда они с Дашей вошли в придел. Со стены на нее смотрела Дева Мария – в красном облачении, строгая и одновременно женственная, с печальной полуулыбкой и кроткими глазами. Образ еще был далек от завершения, но в нем уже угадывалось божественное предназначение. Это была не обыкновенная женщина, хотя и земная по своей сути. То величие, о котором говорил Андрей, делая этюды с Татьяны, уже присутствовало в ее образе, заставляя сердце трепетать, а душу преисполниться благодарностью и верой.
      Андрей сначала недовольно проворчал, мол, он уже обедал и они мешают ему со своими блинами, но потом понял, что обижает дочь, которая пришла покормить отца едой собственного приготовления. Он слез со стремянки и позвал их в свой вагончик.
      Андрей сел за дощатый стол, заляпанный краской, и начал есть блины, запивая их кофе из термоса. Татьяна присела на кровать. Она устала и от хлопот, и от длинной дороги и, наверное, уснула бы сейчас прямо на этой кровати, но тогда Даша осталась бы без присмотра. Татьяна заставила себя встряхнуться. Она встала, налила из термоса полстакана кофе, выпила. А Даша неутомимо ходила по вагончику и разглядывала развешанные по стенам этюды.
      – Папа, а кто эта тетя? – спросила девочка, показывая на портрет Оксаны.
      – Кхм! – закашлялся Андрей. – Это просто натурщица.
      – Ну что ты так смутился? – не преминула подколоть его ревнивая Татьяна. – Это Оксана, моя племянница. Папа хотел писать с нее образ Девы Марии, но потом передумал, так как она слишком молода.
      – И написал с вас? – спросила смышленая Даша. Теперь пришла очередь смутиться Татьяне.
      – Не буди лихо, пока оно тихо, – посмеивался Андрей.
      Он поблагодарил мастериц за вкусную стряпню, отправил их купаться на речку, а сам поспешил к своей росписи. Татьяна с тяжелым вздохом посмотрела ему вслед и пошла по тропинке за Дашей, которая уже спускалась к реке.
      – Тетя Таня, а вы любите папу? – вдруг спросила Даша, когда они уже вышли из воды и загорали на поляне.
      – Ой, Дашенька, ты меня застала врасплох таким вопросом. Я об этом даже наедине с собой боюсь думать.
      – А почему?
      – Почему? Потому что мне уже много лет. Нет, не то я говорю. Ты должна это знать. В любом, запомни, в любом возрасте человек любит и хочет быть любимым. Поняла?
      – Да. Но мама разлюбила папу. Теперь у нее другой муж. Дядя Слава. Он толстый, с белыми ресницами. У него свой дом на Кипре.
      – А с папой ты часто видишься?
      – Раз в месяц. Или два. Он в школу за мной заходит.
      – Ты разве не просилась поехать вместе с мамой?
      – Нет. Мы с бабушкой на дачу собрались. А тут вы с папой пришли. Классно! А вдруг вы бы опоздали и мы с бабушкой уехали? Что тогда?
      Татьяна взглянула на лицо девочки, спрятала улыбку. Даша свое предположение, что она могла бы разминуться с отцом и не поехать в Кармаши, сопроводила гримасой страха, даже ужаса. Ее большие незабудковые глаза округлились, рот открылся, а брови поднялись «домиком». Татьяна не выдержала, рассмеялась. Даша тоже залилась переливчатым смехом.
      – А мне можно в вашу компанию? – неожиданно раздался голос Андрея. – Уж больно весело тут у вас.
      – Папа! Ура! Пошли скорей в речку, я тебе покажу маленьких мальков! Это детки каких-то рыбок. Они плавают почти у самого берега. Пойдем скорее, пока они не уплыли!
      – Пойдем, пойдем. – Андрей разделся и пошел за дочерью. – Смотреть мелких малышей маленьких рыбешек по имени «мальки».
      – Ну папа! – смеялась Даша. – Не дразнись. Я серьезно с тобой говорю. Это мальки. Потому что маленькие. Понял?
      Татьяна смотрела на них и испытывала сложное чувство. «Неужели я его ревную даже к дочери? – спрашивала она себя. – Но это же по меньшей мере глупо. Ведь она его плоть и кровь, его главное сокровище. Но тогда она и главная его любовь. А что остается мне? Я-то призналась ему в своем чувстве, а он промолчал. Говорил разное – и нежное, и ласковое, но ни разу этих самых важных для женщины слов. А может, все это предрассудки? Или он боится ошибки? Обжегся на молоке, теперь на воду дует? Неужели он до сих пор любит бывшую жену? А со мной у него лишь очередное приключение? Вот, пожалуй, самое простое объяснение!» Татьяна даже зажмурилась от этой мысли и перевернулась на спину.
      С реки доносились счастливый смех Даши и короткие реплики Андрея.
      Татьяна лежала на поляне и нянчила свою обиду: «Даже не подумали позвать с собой. Им и вдвоем хорошо. Кто я для Даши? Очередная подруга отца, и только. Я тоже хороша. Бегаю за ним собачонкой, путаюсь у них под ногами, пытаюсь угодить. Дура!»
      – Тетя Таня! – звонко прозвучал голос Даши. – Ну что вы так долго? Здесь такая классная вода! Правда же, папа? Мы заплыли на самую середину. Плывите к нам!
      Обиды как не бывало! Татьяна вскочила и побежала в воду.
      Потом они обсыхали под солнышком, играли в «города», дурачились. К ним на покрывало уселся огромный шмель. Даша вскрикнула, но Татьяна успокоила ее:
      – Он безобидный. Ты только его не трогай, и все.
      – А что с ним можно делать?
      – Любоваться его внешностью, – ответила Татьяна. – Видишь, какой он важный? Ну-ка опиши его! Каким ты его видишь?
      – Он толстый и пушистый.
      – Так. А еще?
      – У него толстые ноги и рог.
      – Это хоботок. Он им собирает взятки с цветов.
      – Совсем как наши чиновники, – заметил Андрей.
      – Взяток – это цветочная пыльца, медовый нектар. А чиновники разные бывают, – одернула Татьяна Андрея.
      – Извини, не подумал.
      – Ладно. Видишь? – обратила она внимание Даши на шмеля, который в этот момент перелетел на цветок клевера и зарылся в него с головой.
      – Угу. Какой он смешной!
      – Деловой мужчина, – подтвердил Андрей. – Не валяется кверху пузом, как некоторые. Все, милые дамы! Пора на работу. Домой вернусь не раньше десяти. Пока!
      – Пока, пока! – ответила Даша и помахала рукой.
      А Татьяна еще долго хранила в душе его слова, легко слетевшие с губ: «Домой вернусь...» Сколько в них тепла, до сих пор не познанного ею!
      На следующий день Татьяна с Дашей отправились на рынок за продуктами. Но вначале Татьяна решила зайти в администрацию. Она усадила Дашу в приемной, где та сразу же нашла общий язык с юной секретаршей, и вошла в кабинет Симакова.
      – У меня очень важное дело, – сказала Татьяна после приветствия.
      – Слушаю вас, – уставился он своими водянистыми глазками, в которых сквозило беспокойство.
      – Я начну без предисловий. Дело в том, что опорочено честное имя моего деда, Федора Николаевича Кармашева. И насколько мне известно, вы приняли в этом самое непосредственное участие. Так вот, господин Симаков, я требую публичной реабилитации. Вы должны пойти к Авдотье Колчиной и честно признаться в оговоре Федора Кармашева. Кроме того, в местной газете необходимо напечатать соответствующую статью. Я понятно изложила суть дела?
      – Нет. Не совсем понятно. – Симаков полез за платком, чтобы вытереть пот, градом льющийся, казалось, отовсюду, даже с ушей.
      – Что вам не ясно?
      – С какой стати я должен идти к какой-то Авдотье Колчиной? Я ее плохо знаю, практически совсем не знаю. Никаких дел с ней я не имел. При чем тут Колчина?
      – Разумеется, другой реакции от вас я не ожидала. Поэтому заранее подготовилась. У меня с собой копия с одного старого документа, который, если его опубликовать, откроет односельчанам глаза на истину. Наверное, вы полагали, что переписать историю села заново можете единолично, причем в выгодном для вас свете? Достаточно лишь пролезть в народные депутаты, затем на место главы администрации, и дело в шляпе? Но факты, подтвержденные подлинными документами, уже не изменить. Взгляните на эту бумагу!
      Симаков, вытирая физиономию платком, испуганно и торопливо начал читать протокол собрания партячейки. Когда он поднял глаза на Татьяну, она поняла: он совершенно деморализован. И такое ничтожество стоит у руля ее родного села, где родились и прожили жизнь дед с бабушкой, появились на свет ее родители!
      – Что скажете, Симаков? Когда я показала этот документ своему дяде, Павлу Федоровичу, он с сомнением покачал головой, мол, с помощью шантажа действуешь, племянница. Но ведь это как посмотреть. Если это рассматривать не как шантаж, а как последнюю для вас возможность совершить благородный поступок? Кстати, вы можете возразить, мол, фамилия вашего деда в протоколе еще ни о чем не говорит. Но ведь я побывала лишь в областном архиве, где хранятся общедоступные документы. А если копнуть поглубже, например, в архивах НКВД?
      Симакова будто током ударило. Он отшатнулся, побледнел, тяжело задышал. Татьяна мысленно обругала себя: «Кажется, переборщила. Еще не хватало инфаркта. Вот грех на душу!»
      – Где у вас аптечка? – взволнованно спросила она.
      Симаков вяло махнул рукой в сторону шкафа. Татьяна подошла к шкафу, открыла его и на верхней полке нашла коробку с лекарствами. Быстро накапав в стакан с водой валокордина, подала его Симакову. Тот жадно выпил, глубоко вздохнул, расслабленно откинулся на спинку стула.
      – Я пойду, – сказала Татьяна, подходя к двери, – но разговор не окончен. Через день мы встретимся, и вы доложите, какие шаги предприняли для реабилитации Федора Кармашева. До свидания!
      После семи, когда они с Дашей пекли оладьи прямо во дворе, поставив электрическую плитку на стол, пришел Виталий.
      – Привет, хозяюшки! У-у, какая вкуснятина! Да еще со сметаной!
      – Садись за стол, сейчас будем пить чай, – пригласила Татьяна.
      – Но сначала вымойте руки! – строго сказала Даша.
      – Ты прям как Мальвина, – расхохотался Виталий.
      – Тогда вы – пес Артемон, – не задумываясь парировала Даша.
      – Даша, это невежливо, – сделала замечание Татьяна, сама с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.
      – Эх, женщины, женщины! Чего, кроме насмешек, от вас ждать?
      – Тебе чай с молоком или с лимоном? – спросила Татьяна, взглянув на Виталия.
      – С лимоном, – ответил он и опустил глаза.
      – А вам оладьи с вишневым вареньем или земляничным? – спросила, в свою очередь, Даша, держа наготове блюдце и ложку.
      – С земляничным, – улыбнулся Виталий. – Ну-у, меня давно таким вниманием не баловали. Я сейчас растаю от удовольствия.
      Он взял румяный оладушек, положил на него немного сметаны, а сверху ложку земляничного варенья и отправил в рот целиком.
      – М-м! Вкуснотища! А можно мне еще и на блины напроситься?
      – Можно. Мы как раз завтра хочем, ой, то есть хотим печь блины с мясом и творогом, правда же, тетя Таня?
      – Правда. Так что приходи. Всегда рады, – сказала с улыбкой Татьяна, прихлебывая чай.
      После чая Даша убежала с мячом в сад, а Татьяна с Виталием сидели на крыльце, от которого вкусно пахло нагретым на солнце деревом. Они говорили о делах, которым сами же дали необратимый ход, и отступать назад теперь не имели права.
      – Я ведь накануне вечером дежурил в Красном бору. Там есть куча валежника, в нее-то я и зарылся с фотоаппаратом. Гляжу: приехали два «зилка», с интервалом в сорок минут, вывалили мусор, а когда разворачивались, я и успел заснять их сзади. Номера видно четко, а также местность вокруг легко определяется. Пока еще не знаю, чьи это машины, но это дело времени. Узнаем.
      Своим ребятам, в комиссии которые, поручил сходить на предприятия насчет документации. Пока результатов нет.
      – Я думаю завтра съездить к прокурору. Объясню ситуацию, заручусь его помощью.
      – Если, конечно, он не в одной связке с этими волками.
      – Ты не исключаешь и это?
      – А что сейчас можно исключить? Коррупция-то проросла во все ветви власти. Чем наш прокурор лучше своих более высоких коллег?
      – И все же будем надеяться на то, что честных людей больше, чем преступников.
      – Будем.
      Татьяна, поправляя подол сарафана, нечаянно задела ладонь Виталия. Она отдернула руку, отвернулась, чтобы скрыть смущение.
      – Вообще-то я не кусаюсь, – сдавленным голосом произнес он.
      – Да я... Это случайно получилось.
      – Ты, наверное, не простила меня за тот случай в бору? Таня, я обещаю тебе: больше такое не повторится.
      – Я верю.
      – Ты его любишь?
      – Да, – после паузы едва слышно ответила Татьяна.
      – Что ж. Я желаю тебе только счастья.
      – Спасибо. И ты, если сможешь, тоже прости.
      – За что?
      – За все. Тогда, в молодости, я не должна была...
      – Глупости! Ничего ты не «не должна»! Если бы не ты... Если бы тебя не было, то ничего бы не было. Понимаешь? Я вспоминаю то лето как лучшую пору в своей жизни. Лучше уже никогда и ничего не будет.
      Он резко встал и, не оглядываясь и не прощаясь, быстро ушел.
      Через час пришел Андрей. Он помылся в бане, переоделся в выглаженную Татьяной чистую рубашку, сел за стол. Даша, расставляя на столе посуду, щебетала без умолку:
      – А завтра мы блины заведем. Ты, папа, какие больше любишь – с творогом или с мясом?
      – Да я бы и от тех, и от других не отказался, – говорил Андрей, любуясь маленькой хлопотуньей.
      – Она молодец сегодня. – Татьяна ласково потрепала по плечу девочку. – Сама поставила дрожжевое тесто и пекла почти без моей помощи.
      – Ничего себе «без помощи»! Я только десять штук сама испекла. У меня, знаешь, папа, сначала вместо оладий какой-то огромный пирог получался, во всю сковороду, – смеялась над собой Даша.
      – Как говорится, первый блин комом, – резонно заметил Андрей, помешивая ложкой горячий чай.
      – Ой, папа! Ты что? Без варенья же не вкусно. Давай я тебе земляничного положу в блюдце! Знаешь, как дядя Виталий сегодня ел оладьи? Вместе со сметаной и земляничным вареньем.
      Андрей замер, не донеся чашку до рта. Потом посмотрел на смутившуюся Татьяну, которая покраснела, как школьница, и с нескрываемой иронией произнес:
      – Да у вас тут, как я погляжу, нескончаемые чаепития.
      – Он приходил по делу, Андрей.
      – Кто бы сомневался! Он вообще родственник. И волен приходить сюда хоть каждый день.
      – Андрей!
      – Папа, а ты уже закончил образ Девы Марии?
      – Почти. Завтра я начинаю писать Марию в детстве, и ты будешь мне позировать. Хорошо? Так что пойдем вместе рано утром. Поэтому сейчас ложись спать, а то сонная натурщица мне не нужна.
      Андрей, так и не попробовав оладий, встал из-за стола и пошел в дом. На Татьяну он не взглянул.
      Она постирала в бане Дашины платья и шорты, умылась и пошла в дом. Андрей и Даша уже давно спали. Татьяна постояла в комнате, где спал Андрей, а потом направилась к Даше и легла на «свою» кровать. Она долго лежала с закрытыми глазами, но сон не шел. На душе было муторно. Как он может так, легко и безжалостно, все разрушить? Неужели не понимает, что она не каменная и не железная, что ей больно, невыносимо больно и одновременно стыдно? Стыдно за себя, за него, стыдно перед ни в чем не повинной Дашей, которая, как ей показалось, что-то почувствовала и даже пожалела ее. Татьяна печально улыбнулась, вспомнив, как девочка помогала ей мыть посуду. Она бережно брала из рук Татьяны чашки, чтобы протереть их полотенцем, и заглядывала ей в глаза с надеждой, что та улыбнется, как прежде, весело и непринужденно. Но Татьяна была расстроена поведением Андрея и не нашла в себе силы улыбнуться.
      За окном забрезжил рассвет. Татьяна отвернулась к стене, тяжело вздохнула и начала считать рыжих коров. В ее воображении возникло целое стадо буренок с круглыми боками, тяжелым выменем, влажными розовыми носами и почему-то грустными глазами. Татьяна считала, сбивалась и снова начинала подсчет. Вдруг скрипнула половица. Татьяна напряглась, прислушалась. Послышались осторожные шаги Андрея. Он остановился возле ее кровати, помедлил, затем дотронулся до ее плеча:
      – Таня, ты не спишь, я знаю. Из-за меня? Я, конечно, сволочь, но...
      – Никакая ты не сволочь, – повернулась она к нему. – Я тебя вполне понимаю.
      – Тогда зачем легла на эту жесткую койку? Пойдем на нашу, а?
      – Нет, я так не могу.
      – Как?
      – Вот так, сразу. Я уже не сержусь на тебя, но что-то произошло. В общем, пусть пройдет немного времени, чтобы снова стало легко, как прежде. Ладно?
      – Неужели тебе не жаль меня? Ведь мне скоро на работу, а я полночи не сплю. Подумай о моих невосстановленных силах.
      – Эгоист.
      – Я знаю.
      – Себялюбец.
      – Ты повторяешься.
      – Самовлюбленный...
      – Осел?
      – Нет.
      – А кто? Жираф?
      – Нет.
      – Гусь?
      – А мне эта игра нравится.
      – Еще бы! Я униженно перечисляю фауну, стараясь похлеще обозвать себя, а ты и рада.
      – Тише, разбудим Дашутку. Ладно, пойдем в ту комнату, – прошептала Татьяна, поднимаясь с кровати. – Я вспомнила. Знаешь, кто ты? Самовлюбленный индюк!
      – Что?!
      Он подхватил ее на руки. Татьяна взвизгнула от неожиданности, обхватила руками его шею и прильнула к нему, вдыхая уже ставший родным и любимым аромат его кожи.
 
      Утром она не разрешила будить Дашу, пообещав, что через два часа приведет ее в мастерскую. Андрей, крепко поцеловав ее возле калитки, ушел. Татьяна долго не могла успокоиться, ходила как потерянная. «Надо ему сказать, чтобы не целовал так чувственно. Ни о чем не могу думать, кроме этого поцелуя и его объятий. Вот дурочка! Бабе пятый десяток пошел, а до сих пор будто девственница, у которой либидо пробудилось», – посмеивалась она над собой, но сердце ныло сладкой болью.
      После полудня она надела строгий полотняный костюм и туфли на гвоздиках, волосы зачесала в пучок, скрепив его широкой пластмассовой заколкой, слегка подкрасилась и, перед тем как выйти из дома, оглядела себя в большом зеркале старого шифоньера. Вдруг ей пришло в голову, что в таком виде она вряд ли понравилась бы Андрею. Встреть он ее где-нибудь на улице, наверное, прошел бы мимо, не удостоив взглядом. Слишком деловая, слишком современная, слишком обыденная. Но именно такой она вновь станет после отпуска, когда вернется на службу. Ее даже охватил озноб от этой мысли. Он разочаруется в ней. Это точно! Или она надоест ему. Или... Татьяна тряхнула головой. Пусть будет так, как уготовано судьбой! Она не в силах что-то изменить. Играть какую-то роль? Казаться, а не быть? Но это уж никуда не годится. А ведь он до сих пор толком не знает, где и в какой должности она работает. Еще в начале их отношений она туманно намекнула, мол, в городском управлении культуры отвечает за музейную деятельность, а он и не расспрашивал больше, очевидно, посчитав недостойной внимания ее рутинную работу. Но рано или поздно придется открыть правду. Татьяна всячески оттягивала этот момент. В глубине сознания сидела мысль: «Мужчины побаиваются высокопоставленных дам. Тем более люди творческие, самой природой освобожденные от любых оков и всяческой бюрократии. Пусть он узнает об этом, но позже, когда...» Что было за этим «когда», она не могла вразумительно объяснить даже себе.
      Татьяна шла по Береговой улице на своих гвоздиках, то и дело проваливаясь в песчаный грунт дорожки. Неожиданно ее окликнули.
      Возле недостроенного кирпичного дома стоял «КамАЗ», в кабине которого сидел Александр, муж Оксаны.
      – Смотрю, вроде родственница идет, – улыбался Александр. – Далеко направились? Может, подвезти?
      – Вообще-то далеко, в Привалово. Не подбросите до автобусной остановки?
      – Зачем же до остановки? Я вас до самого Привалово довезу. Нам по пути. Садитесь!
      – Спасибо. А я и ста метров не прошла, как уже все на свете прокляла. И зачем, спрашивается, такие туфли надела?
      – И то верно. На нашей неасфальтированной окраине другая обувь нужна, не модельная.
      Они выехали из села на шоссе и помчались по его ровной глади к далекому горизонту. По обе стороны дороги бесконечно тянулись поля чередой зеленых и желтых полос. За ними едва виднелся лес, прятавшийся в голубой дымке жаркого июльского дня. Июль пришел со зноем и ночными грозами, обильными, но короткими дождями, густыми утренними туманами.
      Татьяна радовалась, что едет не в душном трясучем автобусе, а в быстроходном автомобиле, на мягком сиденье, с ветерком. Александр всю дорогу развлекал ее разговорами о работе, семейных делах, жене Оксане.
      – Детей пока не завели. У нас на то «объективные причины», – говорил он, с иронией делая ударение на «объективные». – То дом строим, то машину покупаем, то не на кого класс оставить, если Оксанка в декрет соберется. Короче, плохому танцору что-нибудь да мешает.
      Татьяна слушала с двойственным чувством: и жалела парня, и одновременно ругала: «Эх, ты, „танцор“! Стараешься изо всех сил, пашешь, надрываешься, и ради кого? Неужели не видишь, что жена не любит тебя? Разве все эти блага, которые человек копит чаще всего без всякой меры, могут заменить любовь и согласие в семейном доме?» Вдруг ее обдало холодом. Она лишь на миг предположила: «А если Оксана успела забеременеть от Андрея? Что тогда? Неужели я смогу спокойно жить, зная, что где-то растет его ребенок?» Татьяна зябко повела плечами, покосилась на Александра, как бы боясь, что он услышит ее мысли. Но он по-прежнему благодушно смотрел на дорогу и рассказывал о своем друге, который за сезон заработал много денег и потратил их, даже представить невозможно, на морской круиз из Красного моря до Рио-де-Жанейро.
      – Во придурок, а! Да я бы на его месте крутую тачку отхватил или там, не знаю, дом трехэтажный забабахал, а он промотал за один месяц кучу бабок! Во урод, ей-богу! Да чо ему? Он неженатый, как я. Пилить некому...
      Александр наконец умолк. Даже погрустнел, ссутулился, закурил. «Видно, вспомнил о своей неласковой женушке, бедняга», – подумала Татьяна и вздохнула.
      Он довез ее до самой прокуратуры, сердечно попрощался и укатил в тепличное хозяйство на погрузку помидоров.
 
      – Вот, собственно, и все. Теперь дело за вами, – закончила Татьяна свой рассказ о Красном боре.
      Прокурор, солидный мужчина с залысинами на высоком лбу и кустистыми седыми бровями, из-под которых смотрели серые, немигающие глаза, долго молчал. Так долго, что Татьяна засомневалась, все ли он правильно понял из ее рассказа. Может, ему показалось это бабьим бредом по пустячному поводу? Но ведь он сразу же сказал, что видел мусорные завалы на берегу Огневки. Разве это пустяк?
      – Татьяна Михайловна, вы, наверное, удивитесь, если я скажу вам о трех уголовных делах, которые прокуратура возбуждала по поводу вывоза отходов в район Красного бора. Да, трех. И все три были прекращены за недостаточностью оснований. Палки в колеса ставят сверху – вышестоящее начальство. Я сделал все, что в моих силах. Большего от меня не требуйте.
      – Понятно. Значит, вы умываете руки?
      – Нет, этого я не говорил. Если вы найдете серьезную поддержку в областной прокуратуре, я буду активно сотрудничать. Обещаю. Можете называть меня перестраховщиком и бюрократом, но против лома нет приема. Вы мне предлагаете, как тому теленку, с дубом бодаться. Но у меня, как это ни банально звучит, семья, больной ребенок. И терять место из-за этой свалки не хотелось бы. К тому же прокуратура завалена выше крыши делами об убийствах, изнасилованиях, грабежах и так далее. Я еще раз подтверждаю свою готовность к сотрудничеству, но при известном вам условии. Извините, мне пора на совещание. Всего доброго!
      Татьяна вышла на улицу, постояла в неопределенности у крыльца прокуратуры, а затем спросила проходившего мимо старика, где находится лакокрасочный завод. Старик объяснил, что надо ехать на кольцевом автобусе до остановки «Фабричная», «а там рядом, пешком минут пять всего». Татьяна поблагодарила деда и пошла на автобусную остановку.
      Однако через проходную ее не пропустили.
      – Какой депертамет? Не знаю никакого депертамета. Мне сказано пускать по пропускам, вот я и пускаю, – не глядя на Татьяну, говорила зычным голосом тетка в обтягивающей ее необъятное тело куртке из защитной ткани.
      Татьяна вдруг вспомнила об удостоверении депутата, лежащем в сумочке, – она была депутатом областной Думы от своей партии – и вновь представилась толстой вахтерше, но теперь уже в качестве народного депутата и показала удостоверение. Тетка долго и пристально сверяла фотографию в документе с «оригиналом», но все же пропустила. Татьяна вышла из проходной и огляделась. Прямо, метрах в пятидесяти от проходной, стояли два здания из бетонных панелей, очевидно, корпуса цехов. Слева разместились нержавеющие резервуары для каких-то реагентов. Справа – одноэтажное здание с тремя окнами, завешенными тюлевыми шторами. К нему и направилась Татьяна. Подойдя к двери, она прочитала табличку: «Химическая лаборатория».
      «Вы-то мне и нужны», – обрадовалась Татьяна и вошла в здание.
      – Здравствуйте, – поздоровалась она с девушкой, скучающей возле окна.
      – Здравствуйте, – ответила та и удивленно уставилась на необычную посетительницу.
      – Я из комиссии по проверке промышленных отходов, – сказала Татьяна и прошла к столу. – Меня зовут Татьяна Михайловна, а вас?
      – Неля, – смущенно сказала девушка и покраснела.
      – Очень приятно, Неля. Вы лаборантка?
      – Да.
      – Мне нужен химический состав вашей продукции, а также сырья, из которого вы ее производите.
      – Но я не могу дать документацию, она у заведующей лабораторией Маргариты Ивановны.
      – А где сейчас Маргарита Ивановна?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16