Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дневники и записные книжки (1909)

ModernLib.Net / Отечественная проза / Толстой Лев Николаевич / Дневники и записные книжки (1909) - Чтение (стр. 3)
Автор: Толстой Лев Николаевич
Жанр: Отечественная проза

 

 


      3 Марта. 1) Любить Бога значит любить божественное в себе. В себе оно ограничено, только вне себя оно полно. Предмет любви к Богу есть то, что во мне ограничено, но вне меня полно.
      2) Любить Бога и ближнего значит любить в себе то, что не ограничено, в других же и то, что ограничено (не то).
      3) Да, Бог сотворил мир, но не какой-нибудь особый Бог, и а тот Бог, который во мне. Он сотворил весь видимый мир.
      4) Опасность игры слов и всякого красноречия.
      6 Марта 1909. Я. П.
      Очень - хотел сказать: дурно, - не дурно - хорошо, - а слабо себя чувствую: сердце сжимается, и не могу ничего последовательно думать. И нога хуже. Не знал, что делать? И спросил себя: что перед Богом, перед хозяином делать? И сейчас ясно стало по крайней мере то, чего не надо, не стоит делать.
      1) Читал газету и о казнях, и о злодействах, за к[оторые] казни, и так ясно стало развращение, совершаемое церковью - скрытием христианства, извращением совести, и государством - узаконением, не только оправданием, но возвеличением гордости, честолюбия, корыстолюбия, унижения людей и в особенности всякого насилия, убийства на войне и казней. Казалось бы, так несомненно ясно это, но никто не видит, не хочет видеть этого. И они - и церковь, и государство, хотя и видят всё увеличивающееся зло, продолжают производить его.. Происходит нечто подобное тому, что бы делали люди, умеющие только пахать и имеющие только орудия пахоты и только своей работой, пахотой могущие существовать, если бы эти люди пахали бы поля, на к[отор]ых уже взошли всходы.
      Если могли быть нужны в свое время дела церкви и государства, они явно губительны в наше время и продолжают совершаться.
      7 Мар. 1909.
      Грустное известие вчера. Ч[ерткова] высылают. Он приехал больной, слабый, взволнованный. Как мне ни больно лишиться его, мне б[ыло] жалко только его - разрушения всех его не личных планов. Но это ему испытание и наверное на благо, на истинное благо. Вчера чувствовал себя оч[ень], оч[ень] слабо. Ничего не писал, ч[то] редко со мной бывает. С[оня] написала письмо и возмущена. Ах, если бы она умела подниматься над собой... Пытался вчера писать комедию-нейдет и не хочется.
      Много думал о Гог[оле] и Белинском. Очень интересное сопоставление. Как Гоголь прав в своем безобразии, и как Белинский кругом неправ в своем блеске, с своим презрительным упоминанием о каком-то Боге. Гоголь ищет Бога в церковной вере, там, где он извращен, но ищет все-таки Бога, Белинский же, благодаря вере в науку, столь же, если не более нелепую, чем церк[овная] вера (стоит вспомнить Гегеля с его "Alles, was ist, ist vernunftlich" [всё, что существует, разумно] и несомненно еще более вредную, не нуждается ни в каком Боге. Какая тема для нужной статьи! Записать надо:
      1) Хорошо бы написать о том, как наша жизнь, богатых классов, есть неперестающее воровство, грабеж, к[отор]ые смягчаются хотя отчасти для тех, кто родился, воспитан в этом грабеже, но кот[ор]ые для тех, кто увеличивают грабеж (Далее в подлиннике написано слово: или, которое следует считать незачеркнутым по ошибке, так как после слов: у правительства зачеркнуто: или нажи[вой]) получением мест у капиталистов, у правительства, есть подлость. Для всех же есть лицемерие.
      2) Не говоря о многих и многих благах, присущих только старости: долгого опыта, свободы от сладострастия (огромное благо), забвения, равнодушия, спокойствия, самое большое или, по крайней мере, одно из больших это то, что всё, что делаешь, [делаешь] уже не для своей телесной личности, зная, что ее скоро не будет. Так для меня особенно важно сознание того, (Далее в подлиннике следуют слова: что то, которые следует считать незачеркнутыми по ошибке, так как после слов: ч[то] я зачеркнуто: пишу) ч[то] я не услышу похвал, не буду знать о впечатлении, к[отор]ое произведет написанное. Так что могу писать только перед Богом, с одной мыслью, ч[то] эта моя деятельность хороша, угодна Ему, тому, кто меня послал.
      3) Всё яснее и ярче и настоятельнее требует изложения мысль о том, что одна из главных причин бедствий, переживаемых человечеством, это инерция, признание добрыми отжившие формы жизни: церковь, государство, наука. Пахать по всходам, надевать на себя взрослого детскую одежду, разрывать, зашивать, прилаживать ее, а не понять то, что она уже не нужна, ч[то] надо ее бросить, а строить новую.
      Как сильно это думал в постели, а теперь забыл, испортил. Теперь 9 часов. Я часа 1 Г проснулся, а уж ослабел. И то хорошо. Даже оч[ень] хорошо. Не притворяясь чувствую благодарную радость жизни.
      9 Марта 1909.
      Вчера не писал сюда, да и вообще не писал. Только продиктовал недурное письмо священнику. Черткову отсрочил по просьбе его матери государь. Он слаб физич[ески], отчасти и духовно -ему жалко и семьи, и дела. Но он знает себя. А это главное. Выписал из дневника, что нужно. Саша выписала. Был вечером Мих. Новиков. Написал о "Новой вере". Оч[ень] много хорошего, но длинно, однообразно. На душе хорошо. Здоровье лучше. Нынче думал с больным раскаянием о письме, к[отор]ое я написал для Андр[ея] Тимирязеву. Надо в приемах жизни выражать свою расценку людей: сострадательное отвращение к П. Столышшам и всяким Герш[ельманам] и министрам, и уважение к мужику, и сострадательного уважения к рабочему босяку. И вчера и нынче с большой яркостью и силой пробегают мысли, но не могу сосредоточиться. Попытался комедийку, попытался Д[етскую] М[удрость]. Ни то, ни другое нейдет. Буду ждать. Я уже и так разболтался. Записать нечего.
      (Записи 10 и 12 марта, кончая: Да, ужасно! внесены в тетрадь Дневника переписчиком)
      10 марта 1909. Я. П. 1) Все бедствия от предания, инерции старины. Кофточка разлезлась по всем швам, так мы из нее выросли, а мы не смеем снять ее и заменить такой, какая впору, и ходим почти голые всё от любви к старине.
      2) Тип Попова, крестьянина, пришедшего к своим убеждениям, Сютаева, Федота Дмитриевича, Новикова и многих.
      3) Приписывать себе значение можно, только забывая о Боге и о своем отношении к Нему. Как бы ты ни был важен и полезен для людей, перед Богом-то что ты? И какая разница между тобою и самым кажущимся тебе ничтожным человеком?
      4) Важность, значительность последствий наших поступков нам не дано знать. Доброе слово, сказанное пьяному нищему, может произвести более важные и добрые последствия, чем самое прекрасное сочинение, верно излагающее законы жизни. И потому руководиться в выборе своих поступков нельзя предполагаемыми последствиями, а только нравственным для себя достоинством поступка.
      12 Марта 09. Я. П.
      1) Я забыл почти всё, что было, особенно ближайшее, но что же я меньше "я", меньше сознаю жизнь от того, что я забыл? Напротив: я больше "я", больше сознаю жизнь.
      Разве не то же самое случилось со мной, когда я родился?
      Я не принес ничего, а только был.
      То же самое совершается при смерти.
      2) Бдение и сон, необходимые условия жизни, не суть ли указания того, что есть наша жизнь: пробуждение от сна, усталость и засыпание.
      То, что мы не можем понимать и всю нашу жизнь до рождения и после смерти иначе, как во времени, не доказывает того, что вся жизнь во времени. Это доказывает только то, что теперь мы не можем понимать жизнь иначе, как во времени.
      3) Хорошо бы описать наше устройство жизни, как оно есть, некоторых властвующих над многими посредством обмана мысли: религии, науки, внушения, опьянения, насилия, угроз.
      Да, ужасно!
      12 Марта.
      Целый день слаб и нездоров, жар 37,6. И ничего не могу делать. Думал вот что:
      1) Религиозное сознание люден не переставая подвигается в смысле уяснения, упрощения, доступности. А между тем люди дорожат и передают друг другу и считают неизменными преимущественно внешн[ие] [формы], кот[орые] не подлежат ни упрощению, ни уяснению, и такими же неизменными считают те основы, к[отор]ые должны и не могут не изменяться.
      16 Марта.
      Как ни совестно признаться, вчера, 15 Марта, я ждал чего-то, самого вероятного-смерти. Она не пришла, но здоровье всё плохо, всё жар. Только нынче немного лучше. Ничего не пишу. Оч[ень] много хочется писать: и "Стражника", и Павла, и Старца, и Дет[скую] мудрость.
      Записать надо:
      1) Довольно одного благословения церковью такого брака, как Андреев, чтобы обличилась вся подлость и лживость церкви.
      2) К "Стражнику": Огромное количество рабочих кладут свой труд на произведение предметов роскоши: туалет[ы], мебель, произведения искусства, и всё не успевают занять все руки рабочих. Стоит только стать массе народа в положение хоть небольшого достатка, и рабочих не хватит, чтобы удовлетворить их потребности - жилья, одежды, пищи, удовольствий!
      3) Бороться с половой похотью было бы в сто раз легче, если бы не поэтизирование и самых половых отношений и чувств, влекущих к ним, и брака, как нечто особенно прекрасное и дающее благо (тогда как брак, если не всегда, то из 10000 - 1 раз не портит всей жизни); если бы с детства и в полном возрасте внушалось людям, ч[то] половой акт (стоит только представить себе любимое существо, отдающееся этому акту) есть отвратительный, животный поступок, к[оторый] получает человеческий смысл только при сознании обоих того, ч[то] последствия его влекут за собой тяжелые и сложные обязанности выращивания и наилучшего воспитания детей.
      4) Мужик думает своим умом о том, о чем ему нужно думать, интелигент же думает чужим умом и о том, о чем ему совсем не нужно думать. Но думает мужик так только до тех пор, пока он дома, в своей среде; как только он приобщился интелигенции, так он думает уже совсем чужим умом и говорит чужими словами.
      Соня в Москве. Вчера и 3-го дня написал несколько писем - о магометанстве и другие. Нынче 20 Мар. 1909.
      Несколько дней не писал, чувствовал себя телесно оч[ень] дурно и душевно подавленным, но не злым, слава Богу. Писал пустые письма и читал. Приехали милые Поша, Ив[ан] Иванович и Николаев. Нынче чувствую себя так хорошо, как давно не было. Черт[ков] подавлен, и мне больно и за него и за себя. Всё живее и живее чувствую потребность писать для grand monde[большого света], и только для него. Ив[ан] Ив[анович] с своими маленькими книжечками оч[ень] подсвежил это желание. Нынче всё утро читал легенду о Кришне. И то самое, что (Ударение Толстого) я отверг, имея в виду наш круг, превосходно для народа: легенда, подобная Христианской, среди другого, чуждого народа. Мы решили:
      1) Очерк Индии, ее истории и теперешнего положения,
      2) Легенда Кришны и 3) Изречения Кришны. Можно потом
      4) Изречения новейших - Рамакришны и Вивикананды. Потом
      5) Обзор Китая и 3 религии, 6) Буддизм, 7) Конфуиц[ианство],
      8) Таосизм, 9) Магомета изречения, 10) Бабизм.
      Завтра возвращается Саша и 5 Сухотиных - радость. Вчера были два посетителя: интелигент калмык, литератор, возвращающийся к земле, и революционерка - просила 1000 р[убле]й для освобождения брата 15 лет на 12 лет каторги.
      21 Мар. 1909.
      Нынче слаб, стеснение в груди, и нет непосредственной доброты и благодарности. Приехала Таня с своими. Оч[ень] приятно. Не могу побороть недоброго чувства. Когда вспомню, что это матерьял для работы, тогда лучше. Рад Саше. Вчера так легко казалось писать художественное для народн[ых] книжечек. А нынче нет охоты, а потому и силы. Да будет не моя, а твоя воля. Да, нет свободы воли. Хочется сказать: есть свобода делать зло, но нет свободы делать добро. Зло это моя работа, добро, к[отор]ое я делаю, не моя, а Его работа. Что же я могу? Могу не делать зла, не губить то добро, какое есть во мне. (Неясно, а что-то есть.)
      Я в таком состоянии, что ничего не могу делать, и мне это неприятно, но это обман времени. Мне хочется делать что-то во времени. А это не нужно. Это всё равно, что хотеть делать во время сна. (Опять чепуха, и опять что-то есть.)
      Сейчас сидел в унынии за пасьянсами, и вдруг мне стало ясно, ясно до восторга и умиления то, что нужно бы сделать. Стало мне ясно то, что в существующем зле не только нельзя обвинять никого, но что именно обвинения-то людей и делают всё зло. Вспомнил Марк[а] Авр[елия] или Эпиктета (не помню), к[оторый] говорит, что на делающего зло не только нельзя, не должно сердиться, но его-то и жалеть надо. А тут сердятся на людей, воспитанных в том, что хозяйственность (как говорит Тарас) - добродетель, что хорошо наживать, хорошо не промотать отцовское, дедовское, - сердятся и готовы убивать их за то, что они делают то, ч[то] считают должным, и мало того: стараются владеть этим как можно безобиднее, делаю[т] всякие уступки, лишая себя. И их считают врагами, убивают те, к[оторые] и не подумают сделать этого. Убивают и тех, к[оторые] воспитаны на том, ч[то] стыдно не занимать в обществе то же положение, к[отор]ое занимают отцы, деды, и занимают эти места, стараясь смягчить свою власть. И убивают те, к[оторые] желают власти не менее, [не имея] для этого даже и повода наследственности. Одним словом, надо и хочется сказать то, что надо войти в положение людей и не судить их по их положению (к[отор]ое образовалось не ими, а по тысячам сложнейших причин), а по их доброте. Т. е. внушить то, что все мы знаем, ч[то] мы все люди, все братья, и нам надо судить себя, а не других. Положение же улучшиться может никак не наказаниями (т. е. местью, злыми чувствами и делами), а только добротой. Хочется сказать:
      То, что живем дурно и в чем эта дурнота, сказано и пересказано и не переставая говорится - нечего повторять это. Надо думать, как исправить. А исправить есть только одно средство - доброта ко всем и строгое суждение к себе - религия добра - любовь, любовь, любовь. E pur si muove [А все-таки она вертится].
      22 Марта.
      Вчера вечером б[ыл] оч[ень] вял. Нынче тоже не похвалюсь. Был кореспонд[ент] Рус[ского] Сл[ова]. О Гоголе написал и дал. Мож[ет] б[ыть], это отвлекло от работы. Ничего не мог писать. Только письма. Был Ч[ертков]. На душе б[ыло] оч[ень] хорошо утром и потом, когда читал и отвечал письма, и всё время за исключением того, когда говорил с коресп[ондентом], а это жалко. А как радостно, когда живешь перед Богом. Записать есть много. После.
      23 Мар. 1909.
      Встал рано. Мало спал и слаб. Думал одно:
      Как хорошо говорится: 70 лет живу на этом свете. Живу-то безвременно, а на этом свете столько-то.
      Записать:
      1) Никакие грехи: воровство, блуд, убийство и др. в 1 /100.000 доле не делают того зла, какое делают оправдания хотя бы самой малой слабости.
      (Дальнейшее, кончая записью от 21 марта, внесено в тетрадь Дневника переписчиком)
      Все ужасы, совершаемые правительствами, и безумия, распространяемые церквами, основаны на таких оправданиях религиозных, патриотических, социалистических.
      19 Марта 09 г. Я. П.
      [1)] Как прост вопрос о земле с точки зрения владельцев ею. Я огораживаю от всех кусок земли и допускаю пользоваться ею только под условием служения мне.
      При личном рабстве владелец заставляет известных людей, под угрозой битья, убийства, служить себе; при земельном рабстве владелец заставляет неизвестно кого, каких-то людей, под угрозой голода, даже смерти, служить себе. Как просто! И удивительное дело: сколько веков вообще и сколько десятилетий после уничтожения личного рабства прошло, пока люди начинали сознавать свое положение. И при этом-то всемирном, освященном законом рабстве, называемом священной собственностью, люди хотят устроить какое-то социалистическое благоденствующее государство. Удивительно, как мало человек пользуется своим разумом.
      2) Возведение брака в какое-то, с одной стороны, таинство, с другой - в форму высшего блага жизни человеческой есть грубое заблуждение, совершенно подобное тому, какое было бы, если бы приятие пищи возведено было в таинство или в одно из высших благ.
      21 Марта, 09 г. Я. П.
      Прежде всего надо понять, что нет и не может быть никакого подвига, никакого геройства, ничего "великого". Есть только исполнение и неисполнение долга. Всё равно, как если бы конюх, убирая конюшню, пахарь или косец говорили бы о том, какой они сделали подвиг, какое геройство, великое дело совершили вчера, убирая конюшню, или допахивая поле, или докашивая луг.
      24 Марта 1909.
      Вчера написал длинное воззвание. Кажется, недурно. Хочу продолжать. Художественное не идет. И не надо. Были Николаев и Страхов. Оба очень приятны. На душе хорошо - тихо. Нога не совсем.
      26 Марта 1909.
      Вчера не писал. Здоровье всё хорошо. И душевное состояние. Читал Канта: Религия в пределах только разума. Очень близко мне. Нынче читал то же. Как я счастлив, ч[то] делал то же. Как счастлив, как благодарен. Сейчас перед сном болезненно захотелось молиться Богу, молиться Богу, просить Его помощи, чувствовать, сознавать Его, Его помощь, и болезненно я радостно до слез. И молился, и просил и помощи и того, чтобы Он был со мной. И Он был и есть. И сейчас пишу, и до слез радостно.
      Кто Он? Он тот, то, что я знаю любовью, и общение с Ним есть, и не могу не желать и в форме прошения, моления не могу не выражать этого общения.
      Вчера написал плохонькую "Детск[ую] Мудр[ость]". Нынче писал "Революцию сознания" - недурно. Утром б[ыло] особенно хорошо с С[оней], - как радостно. Нехорошо в мыслях с Л. Надо, надо победить. "Так помоги мне. Господи".
      27 Мар. 1909. Е[сли] б[уду] ж[ив].
      [27 марта 1909. Я. П.]
      Жив. Встал оч[ень] рано. Утром Ч[ертков] делал портреты. Это не помешало писать. Поправил "Революцию". Всё не знаю, как назвать. Выбрал прекрасные эпиграфы. Записать:
      1) Жить во времени значит жить в прошедшем и будущем. Из известного прошедшего строить предполагаемое будущее. И какое счастье, когда, как у меня теперь, почти исчезло прошедшее, меньше, но все-таки исчезло и будущее. И ровно насколько исчез интерес к прошедшему (даже всё забыл) и к будущему, настолько увеличился интерес к настоящему, т. е. к настоящей жизни.
      2) Я непосредственно сознаю только одну частицу мира - свое тело, но то, чем я сознаю, единое со всем, что живет, т. е. сознает себя. И я посредственно, через свои чувства и разум, сознаю и весь мир.
      3) Мотив революционеров едва ли не главный - молодечество, потом тщеславие, потом самообман любви к народу.
      Записано кое-что для Револ[юции].
      28 Мар. 1909. Е[сли] б[уду] ж[ив].
      [28 марта 1909. Я. П.]
      Жив. Писал недурно Стар[ое] и Нов[ое]. Записать только одно:
      1) Чем старше становишься, тем короче становится прошедшее и будущее, тем сосредоточеннее в настоящем. В смерти полное сосредоточение в (contradiction in adjecto) (противоречие в понятии] безвременном моменте.
      Получаю всё хорошие письма. Пишу сейчас в 5-м часу, ложусь спать.
      29 и 30 М.
      Третьего дня после обеда пересматривал составленное Страх[овым] изложение. Казалось оч[ень] хорошо. А вчера утром смотрел - и показалось оч[ень] плохо. Вчера писал порядочно С[тарое] и Новое]. Нынче утром тоже. Думал:
      1) До сих пор не понимал всей важности работы над своими мыслями. Эта работа происходит почти только в настоящем: сегодня подумал дурно - и сейчас поправился, и ничто не мешает. А как важно! Подумаешь о Л., о Г., о себе, ч[то] я сделаю, и сейчас поправишься; и я вижу, как я этой работой подвигаюсь более, чем всякой другой.
      Пришел мальчик очень милый, вегетар[ьянец] и бывший революционер.
      Вчера письмо от Граубергера об отказавшемся Лойцнере. Сейчас 11 часов, хочется начерно кончить Ст[арое] и Нов[ое]. Помоги, X. Х - не Христос, а икс, т. е. неведомый, но сознаваемый Бог.
      То, что читают и списывают мои дневники, портит мой способ писания дневника. Хочется сказать лучше, яснее, а это не нужно. И не буду. Буду писать, как прежде, не думая о других, как попало.
      1 Апр. 1909.
      Вчера уехал Ч[ертков]. Я хотел ехать проводить, но б[ыл] очень слаб и ничего не писал, начал и бросил. Был в оч[ень] дурном духе, и теперь не похвалюсь. Мучительна мне это безумная (больше, чем безумная, рядом с бедной на деревне) [жизнь], среди к[отор]ой уже сам не знаю как обречен доживать. Если не в чем другом, так в этом сознании неправды я явно пошел вперед. И роскошь мучительна, стыдна, отравляет всё, и тяжелы сыновья своей чуждостью и общей всей семье самоуверенностью исключительной, - то же у дочерей. Хочется сказать про это С[аше], чтоб она поняла, как хорошо быть правой, но как во много раз лучше, радостнее быть виноватым перед собой, и самое лучшее, когда сомневаешься, виноват или нет, и все-таки признаешь себя виноватым.
      Третьего дня много писал. Нехорошо, но подвигаюсь. Были мальчики. С ними мне легче всего.
      Звонили, и гудел гудок, корда я сидел на балконе. Да, ceci tuera, a tue[Это убьет то, убило].
      Еще думал, как губительна, развращает детей гимназия (Вол[одинька] Мил[ютин] - Бога нет), как нельзя преподавать рядом историю, математику и Зак[он] Бож[ий]. Школа неверия. Надо бы преподавание нравственного] учения.
      Читал вчера Корн[ея] Вас[ильева] и умилялся.
      3 Апр. 1909.
      Вчера хорошие письма: Краснова. Отвечал ему и другим. Немного писал. Всё нехорошо. Заглавие - Новая Жизнь. Вечер как-то совестно с картами. Роскошь жизни, объедание все мучает. Нынче опять хорошие письма. Отвечал. И писал Новую] Ж[изнь] немного. Слаб. С[оня] уехала в Москву. Хочется написать в Д[етскую] М[удрость] о наследстве. И Ив[ану] Ив[ановичу] две книжечки и Павла.
      8 Апр. 1909.
      Ночью выпал снег. Никак не думал, что так долго не писал. За это время был нездоров, кажется 5-го, ничего не ел полтора суток. И было оч[ень) хорошо. Письма опять хорошие. Ils m'en diront tant [Они мне наговорят столько], ч[то] я точно поверю, ч[то] я оч[ень] важный человек. Нет, не надуют. Они надувают, да я пока еще выпускаю дух. Вчера да и 3-го дня порядочно писал Новую Ж[изнь]. Но всё это старое, старое, только забытое и другими людьми, и мною. Вчера занимался тоже Конфуцием. Кажется, можно написать. Приятно было вчера или 3-го дня в то время, как я как раз думал о том, как я счастлив, сказать пришедшей здороваться С[о]н[е], что я счастлив, и причина этого и она. Много, кажется, нужно записать и одно главное, ч[то] подчеркну.
      1) Много читал о древней китайской и индус[ской] религии, и как ясно стало их преимущество о том, ч[то] у них насилие есть религиозное начало, нужное для благоустроенной жизни, у нас же, у христиан (будучи противным исповедуемой нами религии), есть только грех и прелесть греха насилия, власти.
      2) Да, Б[ог] дышит нашими (всеми отдельными существами) жизнями. Что Он делает через нас? мы не знаем и не можем знать. Одно мы знаем, что в этом наша жизнь, и когда мы знаем это, то и нам хорошо, и легко делается, как по маслу, и наше и Его дело.
      3) Выбора нет людям нашего времени: или наверное гибнуть, продолжая настоящую жизнь, или de fond en comble [сверху донизу]изменить ее.
      4) Всё растет и вырастая изменяется. Неужели неизменно одно то, на основании чего живет человечество?
      5) Приучать себя думать о себе, как о постороннем; а жалеть о других, как о себе.
      6) Да, подчиняться и ставить выше всех других может и должен человек только одному закону: тому, к[отор]ый свойствен всем людям и в исполнении к[отор]ого все люди находят свое благо.
      7) Человек и родится, и живет, и умирает один, и сам же, один же получает награду - не в каком-либо неизвестном, а в этом мире за добрую и наказание за дурную жизнь. Зак[оны] Ману.
      8) И теперь самое для меня дорогое, важное, радостное; а именно:
      Как хорошо, нужно, пользительно, при сознании всех появляющихся желаний, спрашивать себя: чье это желание: Толстого или мое. Толстой хочет осудить, думать недоброе об NN (Так в подлиннике) , а я (Слово я подчеркнуто дважды) не хочу. И если только я вспомнил это, вспомнил, что Толстой не я, то вопрос решается бесповоротно. Толстой боится болезни, осуждения, и сотни и тысячи мелочей, к[отор]ые так или иначе действуют на него. Только стоит спросить себя: а я что? И всё кончено, и Толстой молчит. Тебе, Толстому, хочется или не хочется того или этого - это твое дело. Исполнить же то, чего ты хочешь, признать справедливость, законность твоих желаний, это - мое дело. И ты ведь знаешь, что ты и должен и не можешь не слушаться меня, и что в послушании мне твое благо.
      Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение себя на Толстого и на Я удивительно радостно и плодотворно для добра действует.
      Нынче ничего не писал. Только перечитывал Конфуция.
      11 Апреля.
      Два дня не писал. Здоровье нехорошо. На душе уже не так хорошо, как было. Толстой забирает силу надо мной. Да врет он. Я, Я, только и есть Я, а он, Толстой, мечта и гадкая и глупая. Холод, снег. Письма хорошие вчера. Так радостно! Отвечал кое-какие. Всё не могу, как хочется, ответить Булгакову. Постараюсь написать нынче. С дочерьми -хорошо. С Николаевым поправлял Кришну. Сегодня хотел и хочу заняться китайцами, -Конфуцием. Записано только одно:
      1) Сознание божественности своей души - это разумная (метафиз[ическая]) основа жизни. Любовь - это проявление в жизни этого сознания своей божественности (религиозная основа жизни). Воздержание от страстей, грехов, соблазнов, препятствующих проявлению любви, - это добрая жизнь (нравственная основа).
      12, 13 Апр.
      Вчера писал несколько писем, нездоровится. Разделение менее ясно и радостно, но есть. Как всегда, движение оставляет след, и след чувствительный. Писал статью и вчера, и сегодня. И не дурно. Подвигается. Хочется Д[етскую] Мудрость]. Хороший вчера б[ыл] разговор о воспитании. Нынче я оч[ень] не в духе. Всё раздражает. Держусь, и слава Богу,
      деление помогает.
      14 Апреля 1909.
      Всё нехорошо себя чувствую телесно. Душевно не могу жаловаться. Вчера, несмотря на дурное расположение духа, б[ыл] лучше, чем третьего дня. Разделение чувствовал. Нынче проснулся в 5 и не мог спать; занялся статьей, и кажется, недурно. Записать надо, кажется, уже записанное:
      1) Основа всего - моя отделенность, сознание моей отделенности. Сознание же отделенности есть сознание себя отделенным и того, от чего отделен. Из отделенности моей вытекает, первое, мое представление о веществе, составляющем меня, и того, от чего я отделен, и, следовательно, о пространстве, в к[отор]ом оно проявляется, и второе - мое представление о движении, т. е. изменении отношений отделенного от того, от чего оно отделено, и, следовательно, о последовательности этих изменений, о времени. (Кажется, хорошо.)
      15 Ап. 1909.
      Всё так же слаб, возбужден и раздражен. Не могу работать, но думается хорошо, и Я большей частью сознаю отдельно.
      Чувствую и умиление - плакать и благодарить хочется, и с трудом удерживаюсь от раздражения. Всё дела[л] пасьянсы. И хорошо. Зачем писать. Уж и так много лишнего написано. Читал вчера о полов[ом] вопросе. Всё сказано. Ч[ертков] me manquИ [мне недостает.] А то, ч[то] он пишет Столыпину], меня оскорбляет за него.
      1) Да, три сорта людей: воры, нищие и работники. Я к первым; мы, воры, неприятны, но хуже их нищие - просители: кому денег, кому совет, кому место, кого спасать. Да, vivre et laisser vivre [жить и давать жить.]. Эгоизм самое дурное чувство и самое хорошее, когда эгоист тем, что никого, кроме себя (и Бога), не нужно и просить никого ни о чем не нужно.
      2) "Чем хуже, тем лучше". Это так: лучше для того, кто живет для души (как хорошо, ясно, просто это выражение!). Худое - это только матерьял и поощрение работы для души. А эта работа лучшее благо.
      Вчера не писал, нынче 17 Ап. 1909.
      Оч[ень] б[ыл] слаб вчера и раздражителен. Держался кое-как. Просители и личные и письменные раздражали. Дело это надо обдумать. Был Николаев, милый, всегда добрый, всегда серьезный. Вчера прекрасное письмо от отказавшегося. И я говорил Мише о солдатстве - безнадежно. Ездил к Гале, она расплакалась. Добрая, умная. Ничего не работал. Одну главку в статье. Кажется, вся статья -напрасно. С[а]ш[а] огорчительна своей раздражительностью. Нынче пер вый день спал достаточно и бодрее.
      1) К заповедям: но убий, не укради, не прелюбод[ействуй], надо прибавить: не проси.
      2) Чем нелепее вера, тем она упорнее, тверже: вера в искупление, бессмертн[ики], малеванцы; чем разумнее, тем подвижнее, не упористее: всегда уясняется, проверяется.
      3) Всё живое, настоящее растет незаметным ростом, и также истинная вера в душе одного человека и всех.
      Утром встал бодро, писал письма и статью, слабо. Статью, кажется, брошу. Общее состояние дурное. Сердце слабо, и тоскливое, недоброе настроение. Получил письмо о Петражицком и о "право". Хочется написать. В общем же, как ни стыдно признаться, хочется умереть.
      18 Ап. 1909.
      Нынче лучше себя чувствую. Писал письмо [о] Петражицк[ом] и педагогическое. Ничего больше не делал. Отделение чувствую.
      1) Да, Толстой хочет быть правым, а Я хочу, напротив, чтобы меня осуждали, а Я бы перед собой знал, ч[то] Я прав.
      19 Апр.
      Только встал и чувствую себя, как и вчера, довольно бодрым. Видел во сне, что кто-то передает мне письмо или молитву Оптинского старца (забыл, как зовут) - старца учителя, я читаю и восхищен этим писанием. Там много всего прекрасного, спокойного, старчески мудрого, любовного, но я всё забыл, кроме одного, особенно тронувшего меня: то, что он никого ни учить не может, ни советовать поступить так или иначе. Учить не может, во 1-х, п[отому], ч[то] не считает себя выше и умнее кого бы то ни было, во 2-х, п[отому], ч[то] все, что нужно знать человеку, сказано и в откровении (так говорит старец), и в сердце каждого. Советовать же не может сделать то или другое п[отому], ч[то] никто не знает и не может знать, какое положение, какой поступок, тот или другой, даст большее внешнее, телесное благо. Всякое положение, всякий поступок по отношению к внешнему благу и к возможности внутреннего истинного блага - безразличны. Только бы мне самому всегда поступать по воле Бога! Всё это так плохо размазано, записано здесь, а во сне это было удивительно на Ў печатной странички. Особенно тронула меня вера в то, ч[то] всё, ч[то] совершается во внешнем мире, безразлично для нас, п[отому] ч[то] наверное хорошо - благо для всех и всего, и ч[то] надо оставить заботу об этом, предоставив всё Ему, и тем больше направить все свои силы на то одно, ч[то] в нашей власти, - на исполнение в себе Его воли, - воли, состоящей в совершенствовании в любви.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16