- Не знаю, что я тогда должен делать, - повел плечом Миша.
      - Вспомни, что говорил позавчера: нужно привезти пшеницы всем, у кого много ребятишек.
      - Ну, говорил, так что?
      - А может, им и еще чего нужно, как ты думаешь?
      - Воще - конешно: корму худобе на зиму помочь припасти, топлива, сообразил он.
      - А первым делом - помочь управится с огородами - картошку выкопать, кукурузу убрать, бодылку срубить, - добавил Борис. - Я теть Лизе давно уже помогаю по хозяйству.
      - Не теть Лизе, а Верке, потому что в женихи набиваешься, - уточнил Миша.
      - Подсолнухи вон доспевают колхозные - можно навыбивать семечек, дополнил, в свою очередь, Федя.
      - А за хутором до самой станции кукуруза, - напомнил Андрей. - Свою многие зеленцом поварили да и красноармейцы помогли. Можно будет, если не днем, то ночами не поспать.
      - Вобщем, ребята, делов навалом, лишь бы не ленились, - подвел итог Ванько. - Или ты только стрелять взрослый?
      - Знаешь, что!.. не наедай, - обиделся любитель пострелять. - Что вы, то и я буду делать, от вас не отстану.
      - Вот об этом давайте седни и договоримся: чем следует заняться уже с завтрашнего дня.
      - Подождите, я только заверну Свинью, - попросил Андрей. - Обратно, зараза, удирать надумала!.. - Прихватив киек, он вприпрыжку сбежал с кургана.
      Вечером матери во дворе не оказалось, но на обычном месте у сарая стояло два ведра с водой. Корова их осушила и зашла в стойло. Андрей прошел к колодцу, умылся по пояс; в комнате переоделся в новое, и прежде чем отправиться на свидание, зашел узнать, напоена ли оставшаяся без хозяев сломовская Жданка. Оказалось, что мать уже напоила ее и начала доить.
      Во дворе бывших соседей к нему, помахивая хвостом, подошел пес годовалый, каштанового окраса, уши торчком. Он поскуливал и так жалобно смотрел на соседа, словно хотел о чем-то спросить.
      - Остался ты, Тобик, сироткой... - присев, почесал у него за ушами Андрей. - А пойдем-ка, братец, и ты со мной, попробую помочь твоему горю. Только надо поводок из чего-нибудь сообразить.
      На месте, привязав, на всякий случай, кобелька к акации, Андрей негромко свистнул. Марта долго ждать не заставила. Тобик при ее приближении зарычал.
      - Не боись, он привязан. Тобик, перестань! - приказал собаке, и тот виновато лег.
      - Это твой? Какой красивый песик! - похвалила она, присев на корточки в метре от животного.
      - Понимаешь, он теперь как бы сирота... - стал объяснять Андрей цель привода собаки. - Чувствует, видать, что случилось несчастье: временами как заскулит-завоет, жалобно так, просто сердце разрывается. Жалко бедняжку, вот я и подумал: живете вы на самом краю, собачку этот гад убил. А Тобик - пес что надо. Может, думаю, понравится.
      - Очень-очень нравится! И кличка красивая. - Обрадованная, Марта хотела приблизиться, но тот предупреждающе обнажил острые белые клыки, коротко рыкнул. - Хочется погладить, но он, наверное, злой и кусается...
      - Вобще, чужим не дается. Но давай я вас познакомлю. - Взяв за ошейник, сжал ему слегка пасть. - Дай понюхать свою руку, а потом погладь. Не боись, не укусит.
      - То-обичек, хороший пе-осик, давай познакомимся... Теперь я буду твоей хозяйкой. - Дав обнюхать руки, несколько раз провела ладошкой по спине. Тот поворчал, но незлобиво и виляя мохнатым хвостом.
      - Надо бы угостить его чем-нибудь. Он поймет, что к нему с добром, и не станет дичиться.
      - Я сейчас! - Она убежала в хату и вскоре вернулась. - Мама пирожков с творогом напекла. Попробуй и ты, такие вкусные! - Угостила Андрея и три оставила собаке.
      Учуяв запах, пес заработал хвостом энергичнее, пристально смотрел на будущую хозяйку. Когда та поднесла пирожок, аккуратно взял и проглотил едва ли не целиком.
      - Проголодался, бедняжечка. На вот еще. Да не спеши, хоть вкус-то распробуй!.. - Скормив гостинец, погладила его снова, и на этот раз Тобик не возражал.
      Пока Андрей привязывал его к будке, она спроворила полную кастрюльку похлебки, сама же поднесла угощение, и знакомство состоялось.
      Смеркалось. Слабый ветерок, напоенный терпким запахом доцветающих подсолнухов, был душноват и временами все еще горяч. Надоедали комары. Марта предложила -взобраться на навес летней кухни:
      - Там их ветерком сдувает. Я раз всю ночь здесь спала, и ни один комарик не укусил. А свежо, особенно под утро, - не то что в комнате.
      - А почему тогда только один раз?
      - Мы с мамой разложили здесь сушиться резаные фрукты для компота на зиму.
      Приставили лестницу, освободили небольшую площадку, уселись рядышком.
      - А тут и правда хорошо! - понравилось Андрею. - Можно сидеть хоть всю ночь.
      - Лично я не против.
      - Потому что комары не кусают?
      - И что рядом ты: мне с тобой интересно.
      - А мама не заругает, ежли задержишься?
      - Она же знает, что я с тобой. И потом, я ведь уже взрослая.
      Ответ Андрею не понравился. Нюська, помнится, начинала так же: "Чиво ты стиснясся, мы ить уже зрослыи!" Неужли и эта будет такая же несурьезная? . . Пока он сомневался, опасаясь снова быть разочарованным, Марта спросила:
      - А стадо пасти интересно?
      - Мне нравится... Мы седни пасли впятером: все ребята собрались.
      - Так веселее?
      - Не поэтому. Наметили кой-какие дела на будующее.
      - Правильно - "будущее", без "ю", - поправила она. - Какие именно?
      - Да так... Взяли шефство над семьями, где много ребятишек. У некоторых их по трое, а то и четверо.
      - Это вы хорошо придумали. А прокламацию показывал?
      - Показал... Только потом пожалел. Почему? Они ведь поверили, что ее подбросили подпольщики. А мне стало стыдно: какие ж мы с тобой подпольщики? Обманывать товарищей - это нечестно.
      - Хотелось, как лучше, - посочувствовала она. - Но ты ведь не...
      - Разве ж можно! И ты знаешь, почему.
      - Мама строго-настрого предупредила: больше нам не следует заниматься не своим делом. Напомнила насчет пистолета и парашюта - вы ведь его заберете сюда? - с ними нужно быть очень осторожными!
      - Будь спок, у нас есть где прятать опасные предметы - в пещере.
      - Откуда тут пещеры? - удивилась она.
      - Ну, не настоящая, конешно... Однажды мы с ребятами нашли лисью нору. За бригадой есть небольшой курганчик, весь заросший терном, и мы играли там в войну. Так вот, возле этой норы увидели кости и человеческий череп: лиса выгребла вместе с землей. Решили, что она наткнулась на старинное захоронение. А там ведь могут быть меч или копье. Такой случай был: нашли не только меч, но и старинные золотые украшения. Ну, принесли лопату, стали втихаря расширять ту нору. Трудились, наверно, с неделю. Ничего такого не нашли, но зато какая получилась пещера - я те дам! Свободно впятером помещаемся. Поиграли, забросили, а недавно оборудовали как следует, сделали внутри ниши, пол застелили матами из куги, вход снаружи замаскировали - не заметишь. Это я ее имел в виду, когда говорил, что есть где спрятать Александра Сергеевича. Может, тебе это не интересно? - спохватился он.
      - Что ты! Очень интересно, - горячо заверила слушательница. Познакомишь меня со своими друзьями?
      - Конешно, ежели хочешь. Я им уже рассказал и о летчике, и о тебе. Хотел повременить, но так получилось.
      И Андрей поведал о том, как и почему пришлось раскрыть секрет раньше времени.
      - Но ты не думай, - заверил, - у них мозги и языки на месте. Я в них уверен, как ты в своей маме. - Глянул на часы: - Ничего, что задерживаемся? Уже перевалило за полночь.
      - Ну и что. Я же сказала, что хоть до утра. Знаешь, как скучно без друзей и знакомых! И девочек поблизости нет.
      - С подружками тебе не повезло, эт точно. На нашем порядке всего две ровесницы осталось - Вера да Нюська, - посочувствовал он.
      - А почему так мало взрослых девочек и ребят?
      - Много поумирало в тридцать третьем году. Тут знаешь, какая голодуха была! Я - то не помню, мама рассказывала. Страшно, что было: ели собак, кошек, крыс - ежли, конешно, удавалось кому поймать. Люди пухли, мерли с голоду сотнями. Даже людоедство было. По полстаниц вымерло!.. Ты разве не знала?
      - Мама рассказывала, что был повсюду голод, но что такие ужасы... А почему так случилось - знаешь?
      - Конешно: из-за вредительства. Буржуи, скрытые враги народа хотели бунт против советской власти вызвать. Блюхер, Тухачевский, еще кто-то. Мы их портреты в учебнике все почеркали, учительша велела.
      - А мне мама говорила - правда, по секрету, но тебе я могу сказать, особенно теперь... будто все это устроили евреи, пробравшиеся в правительство.
      - Евреи? . . - усомнился собеседник. - Что-то не верится. Получается, что они помогали Гитлеру, а он их после этого приказал всех поголовно уничтожить. Даже в листовке сказано: доносите о коммунистах, комиссарах и евреях. Да и товарищ Сталин такого бы не допустил!
      - Для меня это тоже темный лес. И неинтересно. Расскажи лучше о себе, я хочу знать про тебя все-все!
      - Может, давай седни заканчивать - поздно уже.
      - Еще немножко посидим, а то когда теперь увидимся!..
      - Ну почему? Ежли не против, я буду приходить часто: мне с тобой тоже интересно.
      - Конечно, приходи! И не обязательно вечером.
      - Днем как-то неудобно... Что подумают твои?
      - Кто, мама? Да ничего плохого не подумает! - заверила Марта. - Я ее знаю: она о тебе очень хорошего мнения.
      - Спасибо. А как ей нравится, что ты считаешь себя уже вполне взрослой?
      Она помедлила с ответом.
      - Намек поняла. Но мама уверена в моем благоразумии. А я, конечно, в твоей порядочности: ты ведь не из тех, "редких".
      - А вобще-то мы с твоим дедушкой старые друзья, так что запросто можно приходить и днем. А зараз все-таки пора: поздновато и работы у меня на завтра - вернее, уже сегодня - уйма с самого утра.
      После похорон ближайшие соседки поделили немудрящее имущество Александры - какая-никакая утварь, барахлишко, зерно, что привезли накануне, другие съестные припасы - между многодетными матерями; таких, с тремя-четырьмя ртами, было на их "порядке" несколько семей. Не сразу пришли к согласию разве что насчет Жданки. Коровенки у многодетных имелись, держать же две - у всех худо с кормами, дай бог с одной-то дотянуть до весны. Предложение забить на мясо отвергнуто было большинством: это дойную-то? у кого рука поднимется? И потом, на хуторе Кисляки живет сестра Александры с детьми - законная наследница; может, представится возможность как-то сообщить. Словом, пока в степи трава, пущай ходит в череде, а там видно будет - глядишь, через месяц-два наши вернутся...
      Почти неделю жизнь текла без заметных перемен. По гравийке оживилось машинное движение - сновали и в ту, и в другую стороны, но на хуторе никто из оккупантов не появлялся. Впрочем, перемен не было лишь на андреевом "порядке"; по ту сторону балки они уже происходили. Объявился Гаповский отец. В период коллективизации он "охотно" вступил в колхоз, сдав инвентарь и худобу, но вскоре бесследно исчез - после того, как пало от потравы несколько обобщенных лошадей; поговаривали, что это его рук дело. Неизвестно, где пропадал он все это время, но с приходом немцев объявился, и новые власти назначили его старостой хутора. Вернулись и еще двое мужиков, считавшихся призванными на войну; эти дезертиры также, по слухам, заверили "господ немцев", что давно мечтали о свободе от совдепии, и стали полицаями.
      Полицейский участок разместился в бывшей учетчицкой, которая стала называться теперь комендатурой. Над ее крыльцом вывесили красный флаг, но с белым кругом посередине и жирной свастикой на его фоне. Сюда стали наезжать в легковушке высокопоставленные гитлеровцы. Велась перерегистрация жителей: на обложках паспортов и документов, их заменяющих, ставили в левом верхнем углу какие-то знаки и буквы; у одних они совпадали, у других - нет, что вызывало среди хуторян толки и тревожные предчувствия...
      Под вечер третьего дня ребята наведались к лиману - не вернулся ли летчик. Лодка стояла у берега. Сплавали на островок, забрали летную одежду и парашют, тайком перенесли в пещеру.
      Однажды поутру у двора Сломовых остановилась автомашина. Прибежавший полюбопытствовать Андрей определил: ЗИС-5. С кузова спрыгнул пожилой мужчина с массивной нижней челюстью, сросшимися на переносице бровями и узко посаженными глазами. Серый картуз с удлиненным козырьком сшит из того же материала, что френч и штаны, заправленные в яловые сапоги. Из кабины, где за рулем сидел в такой же униформе мужик помоложе, с трудом вывалилась квадратная краснолицая, с излишней упитанностью женщина в мешковатом платье. Переговариваясь вполголоса, приезжие осмотрели хату, зашли вовнутрь; затем таким же образом обследовали турлучный, крытый кугой, сарай, заглянули в колодец. После чего мужик подал знак шоферу.
      Хлопнув дверцей, тот взобрался на верх ЗИСа и стал подавать узлы, оклунки, табуретки и прочий домашний скарб, который хозяева складывали под стенку у сеней.
      Подошли мать с соседкой, поздоровались, предложили помощь. Мужик в ответ лишь косо глянул, жена на приветствие ответила, но от помощи отказалась - "сами управимся". Неназойливые попытки разговорить приезжих успехом не увенчались, и соседки ушли.
      Андрея непредвиденное появление такого соседа очень обеспокоило. Хата ладно, не жалко. Но ведь этот мурло со своей толстомясой кикиморой станут теперь хозяевами и сломовской Жданки! А она дает чуть ли не по ведру молока за удой.
      - Мам, а как же корова - неужели им достанется? - спросил он, когда возвращались к себе.
      - Мне тожеть этого не хочется, да теперь уже поздно...
      - Ниче не поздно! В обед перехватим и во двор больше не пустим - вот и все. За какие заслуги делать им такой подарок?
      - Бог с ними, сынок, не связывайтесь, - безнадежно махнула рукой мать. - Подальше от греха, видишь - на машине приехал: не иначе хвашисский прихвостень.
      - Мам, да им и в нос не влетит! - не соглашался сын. - Ежли и знают про нее, так мало ли куда подевалась! А наши верняк не донесут.
      - Кто-то ж сообщил, что хата пустуеть; може, сказали и про Жданку, стояла на своем мать. - Раньше не додумались, а теперя опасно.
      В другое время Андрей сделал бы, возможно, по-своему. Подростки в его возрасте считают, что они уже сами с усами, и зачастую поступают вопреки. Правильней было бы, считал он, не допустить несправедливости: чем дарить прихвостню, лучше уж забить на мясо, раздать соседям порадовать детвору. Сам он тоже не помнит, когда ел мясо в последний раз. Но он уже имел случай дать маху - и чуть было не поплатился жизнью. Помнил совет дять Саши и обещание впредь не рисковать без особой нужды. К тому же, на кургане условились ничего не предпринимать, не посоветовавшись. И он завернул к Феде.
      Сосед на год моложе, хрупче сложением, светловолос. Как и все, имел кличку. Правда, несколько необычную: Хветь Подскажи. Утвердилась она за ним с четвертого класса по причине того, что был он мастак решать задачки по арифметике, правильно расставлять знаки препинания на диктантах, писал без ошибок суффиксы и прочие падежные окончания. А самое главное - охотно делился знаниями, объяснял непонятное желающим и даже разрешал изредка списывать, если кто не успевал сделатъ уроки дома. Ко всему этому, Федя умел сочинять стихи - складные и легкие для запоминания, но это к кличке не относится. Со временем вторая ее половина - Подскажи - отпала и осталось лишь "Хветь", производное от имени.
      Еще издали Андрей определил, что сосед занят выжиганием: лежа на животе, с помощью линзы от бинокля (раскурочили испорченную пулей половинку) старательно выводил на дощечке какие-то письмена. Был так поглощен занятием, что не заметил приближения товарища, и Андрей успел прочесть известное уравнение: Федя + Клава =... Спохватившись, поспешно отложил работу надписью вниз, слегка при этом порозовев.
      В отличие от Бориса, не делавшего тайны из своих симпатий в отношении Веры-Мегеры, Федя сердечной привязанности напоказ не выставлял и был у верен, что никто о его тайне не знает. Но шила в мешке, как известно, не утаишь, и приятели догадывались, что ему давненько нравится Клава по кличке Пушок. Жила она далековато - на другой половине хутора, недалеко от бригадного стана. Они ни разу не "встречались", и любовь его была чисто платонической.
      - От меня, Хветь, можешь не прятать. - Андрей сел рядом, кивнув на дощечку. - Да и пацаны считают, что Клава - девчуха что надо.
      - Тебе больше поговорить не о чем? - не желая рассуждать на столь интимную тему, сказал тот; при этом вид его напоминал выхваченного удочкой ерша с растопыренными колючками.
      - Да ты не сердись... дело житейское. Мне, между прочим, тоже одна нравится. А пришел я по очень сурьезному делу: на сломовскую хату квартиранты объявились.
      - Ну и пусть себе живут!
      - Ты еще не знаешь, кто они такие... Верняк фрицевский холуй.
      - Да? - сбросил Федя маску обиженного. - Это уже интересно. Почему так решил?
      - Так ведь курице понятно! Приехал на машине - раз; одет во все немецкое, разве что без погон, - два. По рылу видно, что непростых свиней. Но дело не в этом. Жданка-то теперь тоже им достанется - вот чего не хотелось бы!.. Она в обед опять придет к родному сараю.
      - А вот этого допустить никак нельзя! - горячо поддержал его сосед, решительно стукнув себя по коленке кулаком.
      - Вот я и хотел: на налыгач - и к теть Лизе или моей кресной. Но мама решительно против: говорит, это теперь опасно.
      - А знаешь, она права, - подумав, согласился Федя. - Ведь если дознается да доложит своему начальству...
      - Вобще-то конешно... - Андрей помолчал, размышляя, и предложил вариант: - Слышь, Хветь, этот мужик со своей бабищей, прежде чем сгружать вещи с машины, долго присматривались, словно решали, стоит ли сюда вселяться; даже в колодезь заглядывали. А что, если им туда дохлую кошку или собаку бросить? Без своей воды навряд, чтоб согласились жить.
      Федя покрутил головой:
      - Ничего из этого не выйдет! Немцы прислали сюда своего надсмотрщика. Есть свободный дом, и он его занял. А окажись неподходящим, захватил бы, какой понравится; с хозяевами церемониться не станут - под зад коленкой и катись, куда хочешь. Согласен?
      - Ты меня убедил...
      - Знаешь, что неплохо бы, - почесав за ухом, нашел, кажись, выход рассудительный сосед. - Нужно как-то разнюхать, что он за гусь и чем дышит. Глядишь, предатель, но не конченный подлец. В этом случае неплохо бы втереться в доверие, авось пригодится. И подъехать для этого...
      - На Жданке, - догадался Андрей. - Это я запросто. Правда, придется поунижаться...
      - Ничего, это для пользы дела. Скоро придет череда - действуй. А я пройду к Ваньку, поделюсь новостью.
      В обед корова привычно свернула к себе во двор, у притворенной двери сарая нетерпеливо взмыкнула. Андрей помог ей зайти и направился к новоявленной хозяйке.
      -Це шо ж за товаряка зайшла? - перестав возиться с барахлом, та подозрительно и недобро уставилась на мальца.
      "Ну вот, они про нее и не знали", - с сожалением подумал он и, подстраиваясь под ее диалект, стал с напускным удивлением объяснять: - Так це ж Жданка, хиба вам про неи не казалы?
      Женщина молча сопела, соображая, видимо, что к чему. Растянув губы в некое подобие улыбки, принялся растолковывать:
      -Товаряка паслась у череде; у нас череду в обед пригоняють на дойку. Подоить прыдетца вам, но вы не бойтесь: молоко останется вам. А опше, корова теперича будить ваша, черес потому как живьете тута вы.
      - А я й нэ злякалась. Наша, так наша. А ты хто ж такый?
      - Я? Тэпэр - ваш сусид. Звать Андрий, а вас?
      - Сусид, кажешь? Ну-ну... - начала она воспринимать происходящее; в голосе засквозили нотки заинтересованности.
      - Не знаю, як вас по батюшке, а то б росказав про Жданку.
      - Мархва Калистративна звать, - назвалась-таки полицайша.
      - Так от, Мархва... калика с трактор... - умышленно запутался он в отчестве. - 0пшим, тетъ Мархва, дило було так... Та вы прысядьтэ у холодок.
      Мархва Калистративна поставила одну из табуреток в тень акации, села, фартуком вытерла вспотевшее лицо; Андрей присел на корточки сбоку. - Вы, може, чулы, а може й ни, - начал он издалека, - шо стало с хазяевамы циеи хаты... Россказать?
      - Як знаешь, - без особого интереса согласилась та.
      - Тут жилы удвох мать с дочкою... Так от: нимци, як тике принесли нам свободу от большовыков, то у той же самый день дочку знасыльничалы - а ей не було ще й шетнадцяты, - а матиру, шо хотила ее оборонытъ, убылы автоматом по голови. - Андрей глянул на Калистративну - произвел ли его рассказ впечатление; та осталась равнодушна. - И Жданка стала беспрызорной. А я чуйствовав, шо тут станэтэ жить вы, и узявся за нэю ухажуватъ. Ий бо, хрэст на пузо! - и он впервые за всю жизнь перекрестился одним пальцем. - Так шо готовьтэ глэчикы пид молоко, а я поможу напоить товаряку. У вас видро та бичова е?
      - Видро - ось, а бичовка... куды ж я ии приткнула?
      Веревка нашлась, и Андрей сбегал к колодцу. Напоив "товаряку", принес воды и для мытья "глэчиков", то есть кувшинов.
      - Теть Мархва, а вы доить можетэ?
      - А то ж як! - уверенно заявила та.
      - А теть Шура кем вам доводилась?
      - Це яка ж Шура?
      - Ну, яка тут жила до вас.
      - А чому ты решив, шо мы родычи.
      -Як же вы узналы про хату?
      - Та вже ж узналы... - не стала она распространяться.
      - А вашу, мабуть, разбомбыло?
      - Не вгадав. - Ополаскивая посуду, она довольно благожелательно поглядывала в его сторону.
      - А-а, дотямкав, - не отставал он. - Вашу нимци забралы, а вам пидсунулы паганэньку.
      - Паганэнькый ты отгаднык. Нихто у нас дома не отнимав. Тилькэ вин далэченько, аж у станыци.
      - За шо ж вас прогнали на цей хутир?
      - Та не прыгналы, а прыслалы, хай тоби бис! - не выдержала дотошности сусида Калистративна. - Гэть уже, сорока любопытна, мини доить трэба.
      "Кое-что выяснил, - рассуждал он, уходя. - Прислали командовать нами. Теперь прощупать бы самого"
      Вечером снова зашел во двор вместе с коровой. Хозяин был уже дома. Видимо, только что почистил карабин: поставленный под стену, он блестел смазкой. На гостя покосился неприязненно.
      - Добрый вэчир! - поздоровался Андрей. - Теть Мархва, получите вашу Жданку. Вам помогты напоить?
      - Оцэ вин самый, - кивнула та мужу. - Иды, я сама напою.
      - Ух ты-ы! - присел он на корточки возле карабина. - Можно подержать?
      - Низ-зя! - не глянув на него, грубо буркнул полицай; он сидел на завалинке и посасывал самокрутку.
      Андрей придвинулся к нему, пошмыгал носом, поковырял в нем мизинцем, сунул в рот воображаемую козулю - валял дурака.
      - Дять, а як вас по батюшке? - перешел к знакомству и с ним.
      - Оно тоби нэ нужно.
      - А правду кажуть, шо вси нимци - хвашисты и убывають людэй ни за што?
      - Це хто ж так говорыть?
      - Та якась бабка казала... Ще в прошлой годе.
      - Нимци - люды культурни и заздря никого нэ вбываютъ.
      - Оцэ и я ж так думав. А исчо воны прынеслы нам свободу от болшовыков. Я про це узнав из ихнени лыстовкы. Хочете прочитать? - И он протянул полицаю специально прихваченный экземпляр.
      - Дэ взяв? - стал ее рассматривать.
      - Из араплану кынулы, колы ще тут красни булы. Тэпэр и я знаю, шо означае сэ сэ сэр.
      Дочитав, полицай вернул листовку со словами:
      - Тут усе оченно правильно сказано. Дай почитать усим, нехай новым властям помогають.
      - А то ж як! - пообещал он, шмыгнув для верности пару раз носом и чвиркнув сквозь верхние резцы.
      - А зараз ступай, спать пора! - грубовато напомнил полицай.
      "Нет, с этим каши не сваришь! " - уходя, сделал вывод Андрей.
      Лето, все еще жаркое и душное, заметно катилось на убыль. Отзолотилось подсолнуховое поле, посерело; тяжелые корзинки поникли долу, словно думают думу грустную - уберут ли их нынче вовремя. Пожелтели дыньки в огороде, поспели кавуны. Удались они и на колхозном баштане, но туда "наведываться" стало опасно: сторожит вооруженный полицай. Безвластие кончилось, и жизнь на хуторе переменилась резко, разумеется - к худшему. Объявлен "ноеорднунг" новый немецкий порядок, обязавший жителей строго выполнять любые распоряжения властей. "За ослушание - расстрел".
      На хуторе новой властью стал полицай, сосед Андрея. Он разъезжал теперь на лошади, вооруженный карабином и трех-хвостой плеткой, которая предназначалась для устрашения не только ее. Женщин стали гонять на работы в сад на сбор фруктов, на копку картошки, на уборку овощей, на бахчу. Колхоз как был, так и остался, но требования ужесто-чились: заставляли гнуть спину от зари до зари, без выходных; отлучаться в обед домой не разрешалось. Собранный урожай отправлялся на станцию - там наладили железнодорожное движение; грузили в вагоны и увозили неизвестно куда.
      Настало время ребятам на деле показать, чего стоят их намерения помогать многодетным матерям, "пока воюют отцы", о чем договаривались они на второй день оккупации, собравшись впятером на кургане.
      Тогда Андрей взялся шефствовать над крестной: у нее четверо пацанов и все мал мала меньше. Навестив ее, он предупредил, чтобы со всеми своими домашними хлопотами обращалась к нему за помощью, какая только понадобится. Та поблагодарила: помощник ей ох как нужен. Обещала воспользоваться предложением, но время шло, а она так ни с чем пока и не обратилась. За хлопотами - ребята что ни день, то кому-нибудь да помогали управляться по хозяйству - он больше недели ее не навещал, пока не хватился: "Может, крестной просто некогда, ведь цельными днями ишачит!" И, дождавшись с работы мать, вечером отправился навестить ее и "поспрошатъ", не надо ли чего.
      Застал с малышом на руках: кормила грудью полуторагодовалого Васятку. Только что, видимо, вернулась со степу, выглядела усталой и разбитой. Работа под палящим солнцем сделала ее неузнаваемой - так осунулась, почернела, постарела.
      Устало кивнув на приветствие, перевела взгляд на свое изголодавшееся маленькое чадо. Впрочем, не такое уж и маленькое: опорожнив одну грудь, Васятка самостоятельно отыскал вторую и, обхватив ручонками, усердно трудился, косясь на гостя.
      - Ай-я-яй, такой большой - и титьку дудолит! - покачал головой, глядя на него, Андрей. Малыш оторвался от сосца, показал язык и снова принялся за работу; верхняя губа его распухла и посинела. - Че это у него с губой?
      - Бжолку хотел попробовать на язычок... Так, сынулечка? Прям бида с им! Даве чевой-то съел нехорошее - животиком маялся. Ноне прибегаю, а оно, бедненькое, лежить, плачеть и жар як от печки... Тем сорвиголовам токо бы бегать, за дитем присматривать некогда. Ух они какие, нехорошие! повернулась к младшенькому: - Вот отхожу усех мокрой тряпкой, так будут знать!
      Трое сорвиголов тем временем, сидя за столом, уплетали кавун, принесенный матерью с работы. Как ни в чем не бывало, хихикая, постреливали друг в дружку арбузными семечками.
      - Ото не будеть усе у рот тащить, - назидательно заметил самый старший, семилетний Никита. - А то как че - так и на язык.
      - А я, крестная, к вам по делу, - напомнил Андрей.
      - Ой, я и спросить-то забыла!.. Не с мамкой ли чего? А то мы с ей седни в разных местах работали.
      - Не, с мамой нормально; я по своему. Вы мне кресная или не кресная?
      - Вот те на! Чиво ето ты засумлевался? - удивилась крестная.
      - Это вы, видать, во мне засомневались. Мы же с вами договорились: надо чего - только намекните. Хочете, мы вам картошку выкопаем, переберем и в погреб занесем?
      - Выкопайте... Но ее ежли с мешок наберется, то и хорошо.
      - Как это? - в свою очередь удивился Андрей. - Мы ведь с вами весной вон какой клапоть засадили!
      - Ой, сынок! Токо ить и еды, что картошка. С июня, почитай, начала подрывать. Кагала хуть и мала, а кажен день исть просють... И красноармейцы немного помогли: перед тем, как уйтить совсем, зербаржанцы у меня стояли. Голодные, худые, замученные, просють: курсак, мол, балной - кушать нечего. Ну, я и разрешила накопать немного на дорогу. Свои итъ, жалко.
      - А мы своим молодой кукурузы наварили. Правда, с колхозного поля, заметил Андрей. - Тогда, может, кукурузу выломать, она почти вся поспела.
      - И выломать бы и кочаны на горище поднять, и бадылку срубить на корм коровке. Тожеть не знаю, чем зимой кормить стану...
      - Завтра же с ребятами займемся вашей кукурузой!
      - Но у миня, сынок, и заплатить-то вам нечем.
      - А никакой платы и не надо. Батьки наши кровь проливают - о плате не думают. Это самое, - поспешил он переменить тему разговора, не желая выслушивать обычные в таких случаях "ну, дай вам бог" или что-нибудь вроде этого. - Вы и вправду меня крестили или понарошку кресной доводитесь?
      - Ну как же, конешно крестила!
      - Прям у попа в церкве? - спросил с пренебрежением; как пионер он не признавал бога, с предубеждением относился к религии и попам.
      - Не в церкве, но крестил батюшка настоящий. Та чи матъ тебе не рассказувала? Так неладно получилось, что не приведи господь...
      - Не-е... А че такое? Расскажите.
      - Може, як-нибуть другим разом? А то я ище с коровкой не управилась
      -Я, мам, коловку напоил, - сообщил Никита, подсаживаясь и тоже приготовившись слушать. - Ажно два ведла выпила. Я маленьким веделком наносил.
      - Ты у меня молодчина, - погладила его по вихрам мать. - А в обед подоил?
      - Ага. Боле полведла начвилкал. Токо мы ево усе и выдули.
      - Ну-ну, вы у меня умницы!
      Васятка уже "надудолился" и теребил серебряную, полумесяцем, сережку в ухе матери, то и дело поводя язычком по распухшей губе. Поцеловав его в лоб и обе щеки, крестная стала расскзывать:
      - Было ето в двадцать семом году... Жили мы тогда на Ставропольщине, в селе Малая Джалга. Церкву уже были закрыли, но батюшку еще не выслали. Ну, люди потихоньку и несли к нему крестить на дом. Бабушка твоя на-абожная была, царство ей небесное: с тем что крестить и усе тут.