Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Космический госпиталь (№4) - Скорая помощь

ModernLib.Net / Научная фантастика / Уайт Джеймс / Скорая помощь - Чтение (стр. 6)
Автор: Уайт Джеймс
Жанр: Научная фантастика
Серия: Космический госпиталь

 

 


У двоих из девяти пострадавших скафандры были сняты посредством разрезания по кусочку – это делалось ради того, чтобы не осложнить травмы, если бы таковые имели место. Мерчисон и Доддс раздевали третьего офицера, на сей раз не прибегая к разрезанию его скафандра. Нэйдрад снимала скафандр с четвертого человека – также самым обычным образом.

Не дав Конвею задать неизбежный вопрос, Мерчисон сказала:

– По мнению лейтенанта Доддса, эти люди были одеты в скафандры и пристегнуты к койкам еще до того, как произошло столкновение. Я с этим предположением не согласилась, но когда мы сняли скафандр с первого офицера, оказалось, что у него нет никаких травм – ни единого синяка!.. К тому же на скафандрах остались отметины от ремней безопасности.

Точность обследования сканером через скафандр невелика, – продолжала Мерчисон, крепко поддерживая очередного офицера под мышки в то время, как Доддс стаскивал скафандр с его ног, – но переломы и тяжелые повреждения внутренних органов сканер показал бы. Их нет, потому я и решила, что проще раздевать пострадавших так, чем резать на них скафандры.

– К тому же мы сберегаем ценную защитную одежду, – с чувством добавил Доддс.

Для астронавта скафандр был не просто предметом оборудования. Он чем-то напоминал теплую надежную матку. Видимо, Доддсу было нестерпимо наблюдать за тем, как медики кромсают скафандры.

– Но если они не ранены, – ошарашенно изрек Конвей, – то что же с ними, елки-палки, такое?

Мерчисон в этот момент трудилась над замком на шлеме офицера. Не отводя глаз от замка, она оправдывающимся тоном ответила:

– Не знаю.

– Что, нет даже предварительного диаг… – начал Конвей.

– Нет, – резко оборвала его Мерчисон и продолжала: – Как только доктор Приликла установил, что нашим пациентам не грозит скорая смерть, мы решили, что с диагностикой и лечением подождем, а для начала всех освободим от скафандров. Пока обследование носило весьма поверхностный характер, но я уже могу констатировать, что в сообщении все было сказано верно: они выведены из строя, а не ранены.

Приликла, молча порхавший над двумя пациентами, уже извлеченными из скафандров, робко присоединился к беседе.

– Все верно, друг Конвей, – сказал он. – Меня также озадачивает состояние этих существ. Я ожидал тяжелых травм, а обнаруживаю нечто наподобие инфекционного заболевания. Вероятно, друг Конвей, ты как существо, принадлежащее к тому же виду, сумеешь распознать симптомы этого заболевания.

– Прошу прощения, если я кого-то обидел, – поспешил извиниться Конвей. – Вовсе не намеревался критиковать вашу тактику. Позвольте, я помогу вам, Нэйдрад.

Как только Конвей снял с этого офицера шлем, он увидел, что лицо у того красное и потное. Температура у мужчины оказалась повышенная. Кроме того, имела место ярко выраженная светобоязнь – вот почему кто-то покрыл лицевые пластины шлемов светофильтрами. Волосы у мужчины взмокли, прилипли ко лбу и макушке – казалось, он только что вымыл голову или понырял в бассейне. Механизм подсушивания, встроенный в скафандр, не справился с образованием такого объема лишней жидкости – вот почему лицевая пластина запотела изнутри. Поэтому Конвей не сразу заметил дозатор с лекарством, прикрепленный к воротнику мундира, – стандартную трубочку из съедобного пластика, внутри которой находились отделенные друг от друга тоненькими перегородочками цветные капсулы.

– У всех под шлемами находились такие дозаторы с противорвотным средством? – спросил Конвей.

– У всех тех, кого мы успели раздеть, доктор, – отвечала Нэйдрад, скосив глаза на Конвея и продолжая ловко расстегивать скафандр сразу четырьмя лапками. Затем она добавила: – У первого раненого отмечались симптомы тошноты, когда я непреднамеренно надавила на его живот. В то время пациент пребывал в полубессознательном состоянии, и произнесенные им слова были недостаточно связны для перевода.

К разговору присоединился Приликла:

– Эмоциональное излучение характерно для существа, пребывающего в горячке, друг Конвей, – вероятно, это связано с повышенной температурой. Кроме того, я отметил беспорядочные, некоординированные подергивания головы и конечностей, которые также симптоматичны для состояния делирия.

– Согласен, – отозвался Конвей.

Но что же вызвало горячку? Этого вопроса он не задал вслух, поскольку по идее ответ на этот вопрос как раз ему и должен был быть известен, а у него уже появилось неприятное предчувствие: Конвей почему-то думал о том, что причину болезни всего экипажа «Тенельфи» не удастся выяснить даже с помощью очень и очень скрупулезного обследования. Он молча помогал кельгианке снимать с пациента промокшую от пота одежду.

У офицеров с «Тенельфи» налицо были симптомы потери сознания от перегрева и обезвоживания – чего, собственно, и следовало ожидать при такой высокой температуре тела и обильном потении. Осторожная пальпация области живота вызывала непроизвольные рвотные движения диафрагмы, хотя желудок у всех обследованных пациентов был пуст – все они явно не ели как минимум сутки.

Пульс у пациентов оказался учащенным, но стабильным, дыхание – неровным, со склонностью к периодическому покашливанию. Заглянув в глотку одного из пациентов, Конвей обнаружил, что горло у того красное, а сканер показал, что воспаление распространилось также на бронхи и плевру. Осмотрев язык и губы пациента в поисках признаков ожога каким-либо ядовитым или раздражающим веществом, Конвей обнаружил, что лицо у мужчины мокрое не только от пота: из слезных желез непрерывно текли слезы, а из носа выделялась слизь. Наконец он проверил с помощью особого датчика, не подвергся ли пациент воздействию радиации и не вдохнул ли случайно паров радиоактивного вещества. Результаты этого обследования оказались отрицательными.

– Капитан, – вдруг нарушил тишину Конвей. – Говорит Конвей. Не могли бы вы попросить Чена, чтобы он, обследуя «Тенельфи», взял там пробы воздуха, пищи и напитков? Пусть также проверит, нет ли где-то признаков утечки токсического вещества – жидкого или газообразного, и его проникновения в систему жизнеобеспечения. Все эти пробы желательно как можно скорее доставить в герметичной упаковке патофизиологу Мерчисон для анализа.

– Будет сделано, – отозвался Флетчер. – Чен, вы все слышали?

– Да, сэр, – ответил бортинженер и добавил: – Отсутствующего члена экипажа я пока не обнаружил, доктор. Приступаю к осмотру самых маловероятных мест.

Конвей еще не снял шлем, и потому Мерчисон слышала этот разговор и через динамики палубного коммуникатора, и через наружный динамик скафандра Конвея. Она раздраженно проговорила:

– Есть два вопроса, доктор. Знаете ли вы, что с нашими пациентами, и если знаете, то, быть может, это как-то связано с тем, что вы почему-то не снимаете шлем и не разговариваете с нами нормально?

– Не уверен, – ответил Конвей.

– Видимо, – проворчала Мерчисон, повернув голову к Доддсу, – ему не нравятся мои духи.

Конвей насмешку проигнорировал и обвел взглядом помещение. Пока он помогал Нэйдрад раздевать офицера и обследовал его, Мерчисон и Доддс успели снять скафандры со всех остальных пациентов и теперь ждали дальнейших распоряжений. Приликла уже выполнял не высказанное Конвеем распоряжение, порхая над первыми двумя пациентами, – он был не только эмпатом, но и прекрасным врачом, и потому всегда делал только то, что надо. В конце концов Конвей сказал:

– Если бы не высокая температура и не тяжесть всех симптомов, я бы сказал, что перед нами – респираторная инфекция с сопутствующей тошнотой, вызванной скорее всего заглатыванием инфицированной слизи. Однако резкое и тяжелое начало болезни заставляет меня усомниться в таком диагнозе.

Но шлем я не снял не поэтому, – продолжал он. – Поначалу причин для этого не было. А вот теперь я полагаю, что и вам с лейтенантом Доддсом неплохо было бы надеть шлемы. Это станет средством индивидуальной самозащиты, хотя предосторожность может оказаться и излишней.

– Или запоздалой, – уточнила Мерчисон и надела шлем от легкого скафандра, снабженный шлангом, баллоном с воздухом и ремнями. В итоге ее рабочий костюм сразу превратился в защитный. Теперь она была изолирована от воздействия любых вредных факторов внешней среды, кроме самых зловредных и едких атмосфер. Доддс с заметной поспешностью загерметизировал свой шлем.

– Пока мы не доставим пациентов в госпиталь, – продолжал Конвей, – лечение будет проводиться поддерживающее. Приступим к компенсации потери жидкости путем внутривенного введения физраствора, будем снижать рвотный рефлекс, постараемся сбить температуру. Пожалуй, больных следует иммобилизировать, дабы они не сорвали датчики. Всех пациентов следует разместить в кислородных палатках. Думаю, их состояние может ухудшиться. Надо подготовиться к тому, что придется использовать аппаратуру для искусственной вентиляции.

Он немного помолчал, а когда посмотрел на Мерчисон, то понял, что тревогу, отразившуюся в его взгляде, до какой-то степени скрыла лицевая пластина шлема, а также динамик, немного исказивший его голос.

– Изоляция, вероятно, не потребуется, – продолжал он. – Данные симптомы вполне могут быть связаны с вдыханием или проглатыванием ядовитого вещества – какого именно, пока неизвестно. Уверенности нет, а за то ограниченное время, которым мы располагаем, и не имея нужного оборудования, мы ничего не выясним. Как только мы установим, что случилось с отсутствующим членом экипажа, мы доставим пациентов в госпиталь, а сами займемся тщательным…

– Пока мы ждем, – вмешалась Мерчисон, голос и черты лица которой теперь также были искажены шлемом и динамиком, – мне бы хотелось все-таки выяснить, что за болезнь их поразила и почему она поразила всех, кроме одного.

– Для этого может не хватить времени и… – проговорил Конвей, но тут же умолк – из динамиков палубного коммуникатора послышался голос бортинженера:

– Капитан, Чен на связи. Я нашел расписание вахт, сэр, и сверил его со списком всех, кто переправлен на «Ргабвар». Оказывается, отсутствует военный хирург, лейтенант Сазерленд, так что догадка доктора была верна. Но его тела здесь нет. Я обшарил весь корабль, но на борту его не нашел. Тут еще кое-чего не хватает. Нет переносных аудио– и видеосамописцев, личных магнитофонов членов экипажа, видеокамер, контейнеров с багажом. Одежда и личные вещи членов экипажа болтаются в невесомости в каютах – так, словно разбросаны в спешке.

Исчезли практически все баллоны с воздухом. В реестре оборудования указано, что тяжелые скафандры членов экипажа взяты со склада некоторое время назад. Только скафандр корабельного врача не зарегистрирован в складской ведомости и отсутствует. Отсутствует также портативная шлюзовая камера.

Область отсека управления сильно пострадала. Полной уверенности у меня нет, но впечатление такое, будто бы тут шла подготовка к прыжку через гиперпространство в автоматическом режиме. Показатели приборов в энергетическом отсеке, который не пострадал при столкновении, подтверждают мое предположение. Я бы рискнул высказать такую идею: экипаж «Тенельфи» пытался уйти от брошенного звездолета из-за того, что такая большая масса металла могла бы вызвать искажения в расчетной траектории прыжка, но в результате произошло столкновение.

Я взял пробы для патофизиолога Мерчисон. Прикажете возвращаться, сэр?

– Подождите, – ответил Флетчер. – Вы слышали сообщение Чена, доктор? Будут ли у вас еще распоряжения для бортинженера, прежде чем он покинет «Тенельфи»?

– Да, – сказал Конвей. – Из чистой предосторожности попросите его не снимать шлем, когда он вернется.

Капитан и Чен продолжали переговоры, а Конвей пытался понять, в чем же причина странного поведения корабельного врача «Тенельфи». Хирург-лейтенант Сазерленд в обращении с пострадавшими членами экипажа продемонстрировал высокий профессионализм. Не по своей вине он не смог передать более связное сообщение, хотя и пытался это сделать, а затем не без труда вручную запустил аварийный маяк. Сазерленд представлялся Конвею разумным человеком, трудягой, которого не так-то просто вогнать в панику. Судя по всему, врач был и не из тех, кто мог погибнуть в результате какой-то нелепой случайности, собственной неосторожности. Вряд ли бы также такой человек исчез, не оставив хоть какой-то записки.

– Если он не в свободном дрейфе, если его нет на борту «Тенельфи», – неожиданно проговорил Конвей, – остается одно-единственное место, где его можно искать. Вы могли бы высадить меня на брошенный звездолет, капитан?

Зная о том, как печется Флетчер о своем корабле, Конвей ожидал какого угодно ответа – от резкого «нет» до многословного взрыва эмоций в ответ на одно лишь предположение о такой возможности. Но вместо этого он получил ответ такого сорта, какой обычно дают опытные инструкторы учащемуся-недоумку. Лекция была прочитана на столь унизительно элементарном языке, что если бы Конвея не отделяли от Флетчера пять палуб, он бы, пожалуй, рискнул сдвинуть лицевую пластину и плюнуть капитану в физиономию.

– Я не вижу причин, доктор, зачем бы отсутствующему офицеру понадобилось покидать «Тенельфи», в то время как разумнее всего было бы остаться с товарищами и ожидать прихода помощи, – вот так начал свою нотацию капитан. Затем он напомнил Конвею о том, что времени у них мало и терять его зря не стоит. Нужно было как можно скорее госпитализировать заболевших членов экипажа, и к тому же «Тенельфи», брошенный звездолет и «Ргабвар» все быстрее притягивало к солнцу звездной системы. Через двое суток на борту «Ргабвара» должно было стать ощутимо жарко, а через четверо могла расплавиться обшивка звездолета-неотложки. Кроме того, по мере приближения к зловредной звезде все более и более проблематичным становилось безопасное осуществление прыжка в гиперпространство.

Мало этого: «Тенельфи» и «Ргабвар» в данный момент были состыкованы, что позволяло «Ргабвару» расширить гиперпространственную оболочку и включить в нее пострадавший корабль, который можно было доставить к госпиталю как вещественное доказательство для последующих исследований причин столкновения. При том, что корабли были состыкованы, осуществление точного маневрирования, необходимого для подруливания к брошенному звездолету, значительно осложнялось – точнее говоря, оно было попросту невозможно, и если бы Флетчер попробовал осуществить таковое маневрирование, «Ргабвар» могла постичь та же судьба, что и «Тенельфи». Кроме того, сами размеры звездолета-скитальца…

– Первоначально этот корабль имел сферическую форму, – продолжал капитан, и на мониторе, установленном на медицинской палубе, появилось изображение чужого звездолета. – Его диаметр – четыреста метров. В некоторых отсеках сохранилось остаточное давление и энергия. Но экипаж «Тенельфи» ранее сообщал об отсутствии живых существ на борту…

– Теперь на борту этой посудины может находиться Сазерленд, капитан.

Флетчер так выразительно вздохнул, что из динамика посыпались шелестящие звуки, а затем снова донесся ровный, сдержанный, занудный голос капитана:

– Результаты исследования, проведенные экипажем «Тенельфи», надежнее наших, доктор. Заключение о наличии живых существ на борту – это результат большого числа замеров с помощью датчиков. К этим замерам относятся определение типа и распределения источников энергии, выявление вибрации, связанной с работой механических устройств в системе жизнеобеспечения, измерение давления и температуры внутри обшивки, обнаружение системы связи и освещения, и еще множество более тонких методов. Мы с вами отлично понимаем, что многим инопланетянам требуются сверхнизкие температуры, да и видят они порой совсем в других частотах спектра, но все же их присутствие намного легче обнаружить через посредство обнаружения систем жизнеобеспечения.

Но сейчас, – продолжал капитан, – я не могу с уверенностью заявить, был ли внутри этой посудины хоть кто-то живой. Из-за близости к солнцу обшивка корабля раскалилась настолько, что уловить разницу температур под ней нет никакой возможности, а показания прочих датчиков будут сильно искажены, поскольку имеет место тепловое расширение всей структуры звездолета. Помимо всего прочего, корабль очень велик. Его обшивка настолько изрешечена метеоритами, что Сазерленд мог проникнуть внутрь где угодно. И откуда же вы намерены начать его поиск?

– Если он там, – сказал Конвей, – он сам даст нам знать, где его искать.

Капитан несколько секунд помолчал, и Конвею, хоть он и разозлился не на шутку за то, что Флетчер разговаривал с ним в такой манере, все-таки стало его жалко. И действительно: дилемма перед капитаном встала нешуточная. На самом деле ни Флетчеру, ни Конвею не хотелось покидать место катастрофы, не выяснив судьбу хирурга-лейтенанта Сазерленда. Но нужно было подумать и о здоровье остальных членов экипажа. Ответственность за их здоровье целиком и полностью лежала на Конвее, а ответственность за безопасность «Ргабвара», само собой, – на Флетчере.

При том, что все три корабля с опасным ускорением двигались в сторону ближайшего солнца, время для поисков пропавшего офицера было резко ограничено, а капитану вовсе не хотелось бросать Старшего врача Главного Госпиталя Сектора Конвея на каком-то дырявом корабле вместе с медиком Корпуса Мониторов. Не хотелось Флетчеру также рисковать и отправлять с Конвеем кого-то из своих офицеров: если бы с кем-то из экипажа «Ргабвара» что-то стряслось, у Флетчера проблем стало бы еще больше. Вероятно, прыжок через гиперпространство совершить удалось бы, но все же риск значительно бы возрос, а отсрочка старта могла бы пагубно сказаться на здоровье пациентов.

Из динамика донесся очередной сокрушенный вздох. Флетчер проговорил:

– Хорошо, доктор, вы можете приступить к поискам хирурга-лейтенанта. Доддс, включайте телескоп. Нужно найти признаки недавнего проникновения внутрь брошенного корабля. Лейтенант Чен, прошу вас на время забыть о пробах для патофизиолога Мерчисон. Срочно возвращайтесь в энергетический отсек. Мне нужно ускорение для маневрирования через пять минут. Доктор, я буду совершать круговой облет корабля в горизонтальной плоскости на расстоянии в полмили. Поскольку период вращения корабля составляет сорок две минуты, это позволит нам осмотреть его обшивку четырежды. Хэслэм, поработайте, как сумеете, с датчиками и попытайтесь просветить доктора относительно того, что собой представляет внутренний интерьер этого дырявого шара.

– Благодарю вас, – ответил Конвей.

Доддс помог Мерчисон перенести одного из пациентов в кислородную палатку, извинился и поспешил в отсек управления.

Конвей смотрел на экран монитора, где красовалось изображение брошенного звездолета. Одна его половина была непроницаемо черной, вторая – ослепительно яркой, местами обезображенной воронками и трещинами. Конвей, помогая коллегам облеплять пациентов биодатчиками, время от времени поглядывал на экран. Увеличившись, гигантский шар начал поворачиваться по вертикальной оси. Вдруг он исчез с экрана, и появилось его схематическое изображение.

Оно представляло собой шар в разрезе. Палубы шли концентрическими кругами к центру, ядру шара. Ближе к центру находилось несколько отсеков, помеченных разными оттенками зеленого цвета, а непосредственно рядом с обшивкой в одном месте находился обширный, квадратной формы отсек, помеченный красным. Тонкие красные линии соединяли этот отсек с зелеными отсеками в центре шара.

– Доктор, Хэслэм на связи. Передаю вам составленную с помощью датчиков схему шарообразного звездолета в разрезе. Подробностей, простите, маловато, и многое сделано наугад…

Хэслэм рассказал Конвею о том, что такие шарообразные корабли были популярны лет сто назад, когда основная проблема космического судостроения заключалась в создании максимума пространства для жизни экипажей. Перемещение внутри корабля осуществлялось по вертикали. Отсек управления располагался впереди, а реактор и двигатели, обозначенные красным цветом, – на корме. Звездолет мог довольно-таки быстро вращаться вокруг вертикальной оси, что обеспечивало наружные палубные уровни ближе к центру искусственной гравитацией даже тогда, когда корабль двигался с ускорением.

Хэслэм не мог точно сказать, одну ли аварию потерпел этот звездолет или аварий было несколько, но как бы то ни было, в данный момент область отсека управления была напрочь опустошена и лишена наружной обшивки. В итоге вертикальное вращение шара составляло теперь всего лишь жалкую долю от потребного. Реакторы, обеспеченные мощной защитной броней, не пострадали.

Живых существ на корабле не осталось, но ближе к центру сохранилось несколько отсеков, где имелись воздух и энергия. Вероятно, там какое-то время могли бы продержаться оставшиеся в живых. Эти отсеки были помечены зеленым цветом. Хэслэм добавил, что в некоторых из этих отсеков атмосфера представляет собой смягченный вариант вакуума, но в других, пожалуй, еще смогли бы дышать те существа, которые построили этот корабль.

– А есть хоть какая-то вероятность?.. – начал и не договорил Конвей.

– Живых там нет, доктор, – решительно прервал его Хэслэм. – Экипаж «Тенельфи» сделал вывод о том, что корабль брошен и дрейфует по космосу без управления. Катастрофа, вероятно, случилась пару сотен лет тому назад. Если кто и выжил, они бы столько не прожили.

– Да, конечно, – вздохнул Конвей.

Но зачем же туда направился Сазерленд?

– Капитан, говорит Доддс. Похоже, я кое-что нашел, сэр. Сейчас войдем в зону, освещенную солнцем. Даю полное увеличение.

На мониторе появился небольшой участок поверхности шарообразного звездолета с черной, с рваными краями дырой, уводящей в недра корабля. Рядом с этой дырой на обшивке темнело коричнево-желтое пятно.

– Похоже на смазку, сэр, – сказал Доддс.

– Согласен, – отозвался капитан и тут же спросил: – Но зачем ему было пользоваться смазкой, а не флюоресцентной зеленой краской, специально предназначенной для нанесения меток?

– Возможно, смазка просто оказалась под рукой, сэр.

Флетчер оставил ответ Доддса без внимания, тем более что вопрос был, по большому счету, риторическим.

– Чен, – торопливо проговорил он, – подойдем к шару на сто метров. Хэслэм, подготовьте гравилучевые установки на случай, если я просчитаюсь и нас понесет на эту… калошу. Доктор, боюсь, что в сложившихся обстоятельствах я не смогу отправить с вами кого-то из офицеров, но думаю, вы без проблем сумеете пролететь сто метров. Только там, внутри, надолго не задерживайтесь.

– Понимаю, – ответил Конвей.

– Отлично, доктор, будьте готовы к выходу через пятнадцать минут. Захватите с собой запасные баллоны с воздухом, воду и то, что сочтете нужным из медицинского инвентаря и лекарств. Надеюсь, вы найдете Сазерленда. Удачи вам.

– Спасибо, – отозвался Конвей и стал гадать, какое же лекарство может потребоваться врачу – вроде бы с физической точки зрения здоровому, но повредившемуся психикой настолько, что он отправился исследовать брошенный звездолет-скиталец. Относительно себя Конвей особых сомнений в собственных потребностях не испытывал: он только увеличил продолжительность работы системы жизнеобеспечения своего скафандра до сорока восьми часов. К концу этого срока «Ргабвар» должен был стартовать к госпиталю, независимо от того, нашел бы Конвей Сазерленда или нет.

В то время как Конвей проверял исправность запасных баллонов с воздухом, к нему подлетел Приликла и уселся рядом на стену. Ножки маленького эмпата, прижатые присосками к белому пластику, сильно дрожали – так, будто бы на цинрусскийца действовал мощный поток эмоционального излучения. Но когда Приликла заговорил, Конвей очень удивился. Эмоция принадлежала самому эмпату. Приликла был напуган.

– Позволь мне высказать предложение, друг Конвей, – робко проговорил он. – Работа по обнаружению существа по имени Сазерленд пойдет быстрее и успешнее, если с тобой отправлюсь я.

Конвей представил себе металлические дебри под изодранной обшивкой шара-скитальца, подумал о том, сколько там возможностей повредить скафандр, про всякие другие опасности, о которых они пока даже не догадывались. Он гадал: что же стряслось с пресловутой цинрусскийской трусостью – главной характеристикой выживания представителей этой хрупкой, уязвимой расы.

– Ты хочешь лететь со мной? – недоверчиво переспросил Конвей. – Ты сам предлагаешь мне свою помощь?

Приликла смущенно ответил:

– Твое эмоциональное излучение отражает смятение чувств, друг Конвей, но в целом его картина для меня лестна. Да, я отправлюсь с тобой и использую свой эмпатический дар для поисков Сазерленда. Если он еще жив, мы найдем его. Но ты хорошо знаешь, что я храбростью не блещу и потому оставляю за собой право уклониться от поисков в тот момент, когда сочту, что риск для меня слишком велик.

– Ты меня утешил, – улыбнулся Конвей. – А то я уж было усомнился в твоем психическом здоровье.

– Знаю, – ответил Приликла и принялся укомплектовывать всем необходимым собственный скафандр.

Они должны были выйти наружу через небольшой люк ближе к носу, поскольку главным люком «Ргабвар» был пристыкован к «Тенельфи». Несколько нестерпимо долгих минут им пришлось слушать, как капитан Флетчер вслух высказывает свои тревоги на предмет складывающейся ситуации. Но вот наконец Приликла и Конвей оказались снаружи. Впереди подобно гигантской дырявой стене простиралась обшивка шарообразного звездолета. Из-за немыслимого числа воронок, дыр и трещин даже впечатление того, что это шар, исчезало. А когда врачи отделились от «Ргабвара» и полетели к брошенному кораблю, перспектива вдруг разительно изменилась, и вместо вертикальной стены перед Конвеем и Приликлой предстало нечто наподобие здоровенной металлической планеты, где им предстояло совершить высадку. Позади остались два состыкованных звездолета.

Конвей обнаружил, что вести путь к месту на обшивке, помеченному смазкой, намного легче, чем держать в узде собственные эмоции, всколыхнувшиеся при мысли о том, что ему предстоит побывать на одном из легендарных древних звездолетов. Скорее всего эмоции Конвея не должны были слишком сильно огорчать Приликлу, поскольку эмпатом владели похожие чувства. Вот только у цинрусскийца просто физически не могло возникнуть таких проявлений сильных чувств, как «гусиная» кожа или волосы, вставшие дыбом.

Приликла и Конвей летели к одному из тех гигантских звездолетов, которые некогда, в годы до изобретения гипердрайва, перевозили колонистов с родных планет к другим звездным системам. Все расы в Галактической Федерации, владевшие техникой для межзвездных полетов, прошли через эру строительства подобных кораблей – Мельфа, Илленсия, Тралта, Кельтия и Земля и еще десятки цивилизаций в промежутке между освоением межпланетных перелетов на кораблях с химическим и ядерным топливом и переходом к практически мгновенным полетам через гиперпространство выпускали в космос вот такие гигантские шары – нечто вроде коробочек с семенами.

Когда же спустя несколько десятилетий или столетий вышеупомянутые цивилизации изобрели гипердрайв или переняли этот способ передвижения у других существ, вступив в нарождающуюся Галактическую Федерацию, они предприняли поиск этих гигантов, летавших со скоростью, уступавшей скорости света. Большая их часть была обнаружена и спасена через несколько десятков или сотен лет после запуска.

Все это стало возможным из-за того, что курсы следования кораблей-гигантов были точно известны и их местоположение в любое конкретное время можно было без труда определить с помощью компьютера. При том условии, что за время полета не происходило никаких психологических катастроф – а некоторые происшествия такого рода на кораблях-гигантах потом еще долго являлись спасателям в кошмарных снах, – колонисты оказывались на месте назначения через несколько дней после старта. Конвей знал о том, что последние из найденных шаров-гигантов были разобраны, их двигатели и реакторы – сохранены. Некоторые звездолеты этого типа, правда, были превращены в жилье для персонала, занятого сооружением космических станций, но это было более шестисот лет назад.

Этот же корабль оказался одним из тех, который не обнаружили в пору изобретения гипердрайва. То ли по чистой случайности, то ли в связи с какой-то поломкой он сбился с курса и стал тем семенем, которому было не суждено лечь на плодородную почву.

Врачи молча опустились на обшивку шара. Шар вращался, хоть и медленно, и Конвею пришлось включить магниты на подошвах и перчатках, дабы его не отнесло в сторону. Приликла для этой же цели использовал антигравитационное устройство и магнитные подушечки, прикрепленные ко всем его шести тоненьким лапкам. Затем они осторожно перебрались через край отверстия в обшивке и спрятались от прямых солнечных лучей. Конвей немного подождал, дал глазам привыкнуть к темноте, после чего включил фонарь на шлеме.

Впереди метров на тридцать тянулся извилистый проход, сам собой образовавшийся посреди металлических завалов. Под ногами обнаружился удлиненный лист стали с зелеными люминесцентными метками и пятном смазки.

– Если офицеры с «Тенельфи» оставили там метки, – сказал Флетчер, когда Конвей сообщил ему о своей находке, – поиски Сазерленда, вероятно, дадут результат скорее. Если, конечно, он не уклонился с того пути, на котором стоят метки. Но есть и другая проблема, доктор. Чем глубже вы будете забираться в недра этого дырявого шара, тем хуже будет наша с вами радиосвязь. У нас тут энергии побольше, чем у вас в скафандрах, поэтому вы нас слышать будете еще долго после того, как мы перестанем слышать вас. Как вы понимаете, я говорю о голосовых сообщениях. Если вы включите свой радиопередатчик даже в самой середине корабля, мы все равно засечем сигнал в виде шипения или взрыва статического электричества, и вы тоже. Так что даже в то время, когда мы лишимся возможности переговариваться друг с другом, будьте так добры, включайте передатчик каждые пятнадцать минут, дабы мы знали, что вы живы. Мы будем вам отвечать.

Можно также отправлять сообщения посредством долгих и коротких вспышек статического электричества. Этот древний метод до сих пор применяется в экстремальных ситуациях. Вы знаете азбуку Морзе?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16