18

Клэнси Маршалл проживает в Бронксе. Но не в том Бронксе, о котором пишут в «Дейли ньюс» и который люди невольно представляют себе, услышав это название. Клэнси живет гораздо севернее, в пределах Бронкса, в одном из районов Нью-Йорка, но все же на совершенно другой планете. Его квартал называется Ривердейл, и он очень четко разделен на зону, застроенную звездообразными в поперечном разрезе жилыми домами из красного кирпича, высотой от семи до десяти этажей, и зону извилистых деревенских дорог, вдоль которых стоят дома в стиле ранчо, с раздельными входами на этажи, и внушительные довоенные особняки из строевого леса, с верандами, столовыми и мансардами. И все это — часть Нью-Йорка.

Клэнси обретался в одном из довоенных особняков, двухэтажном, белом, с зелеными ставнями и серым полом на веранде. Лужайка перед домом была утыкана маленькими цветными статуями. Кролики, щенки, лягушки и утки — такие же милые, как утренние телепередачи. Рядом с каретным фонарем стояло изваяние мальчика-раба с плантации, облаченного в рваное одеяние конюха, с вытянутой вперед черной деревянной рукой, всегда готовой принять у гостя уздечку. Иные граждане не скрывают своего сожаления по поводу исчезновения сословия родовой знати, и этот истукан как нельзя лучше выражал такого рода настроения.

Я свернул с Кингсбридж-роуд на Роджерс-лейн, проехал немного по извилистой дорожке и остановился перед домом Клэнси. «Мерседес» мой уздечкой не оборудован, поэтому я пожал плечами, глядя на мальчика с плантации с его протянутой рукой и неистребимой надеждой, что когда-нибудь в нее опять вложат поводья, и поднялся по ступенькам на веранду, громко топая ногами. Был час ночи, и свет горел только в одном окне наверху. Я знал, что Клэнси ни капельки не обрадуется моему приходу, но все равно нажал кнопку звонка. Пусть злится на Эда, если хочет.

Пришлось подождать какое-то время, но в конце концов мне открыла супруга Клэнси, Лаура. Лауру Маршалл можно с легкостью описать в пяти словах: богатая стервозная матрона из пригорода. Она подвизается в конгрессе штата в должности какого-то мелкого подгонялы. А посему вечно подгоняет то членов молодежной лиги, то клуба «По понедельникам», то своего Клэнси Маршалла. Она зазнайка и, по ее убеждению, супруга преуспевающего законника, эдакого старого и щепетильного знатока биржевого права. Я не хочу сказать, будто она и впрямь не знает, чем Клэнси зарабатывает на хорошую жизнь, но ей не без успеха удается вводить себя в самообман, благодаря которому Лаура не испытывает угрызений совести, тратя неправедно нажитые богатства супруга.

По какой-то причине, ведомой только ему одному, Клэнси безумно влюблен в это яркое олицетворение нашей эпохи и смертельно боится, что когда-нибудь Лаура соберет пожитки и уйдет от него вместе с детишками, которых у них двое. Разумеется, двое (ведь невозможно иметь, скажем, два целых и еще шесть десятых ребенка). Не то чтобы Клэнси очень сомневался в своем мужском обаянии. Просто он считает, что рано или поздно его грязные делишки начнут слишком уж бросаться в глаза, и Лаура больше не сможет не замечать их. И тогда она уйдет. Что ж, вероятно, так оно и будет. От Клэнси ей не больше проку, чем от ежемесячного почтового перевода с алиментами. И никаких тебе сплетен.

Почти все, кто меня не знает, при первой встрече принимают меня за молодого идущего в гору дельца, занимающегося рекламой, страхованием или чем-нибудь подобным. В каком-то смысле это очень близко к истине. Но Лаура Маршалл, увидев меня под дверью своего дома в час пополуночи, наверняка сразу же решила, что у нас с ней не может быть никаких общих знакомых, во всяком случае, что касается светской жизни. Поэтому, как говорили в викторианскую эпоху, ее глаза обдали меня леденящим холодом.

Ну и черт с ней. Меня так просто не заморозишь.

— Я хотел бы поговорить с Клэнси, — сказал я, нарочно употребив христианское имя, чтобы посмотреть, как она морщится.

— В час ночи? — спросила она.

— Это необходимо, — ответил я, не собираясь приводить никаких других оправданий.

— У моего супруга есть приемные часы, — начала было Лаура, но я быстренько прервал ее, поскольку времени у меня было не так уж много.

— Передайте ему, что пришел Клей. Он захочет со мной встретиться.

Лаура взглянула на меня так, будто очень в этом сомневалась.

— Подождите здесь, — велела она, захлопывая дверь перед моим носом.

Я стал ждать. На веранде было старое зеленое кресло-качалка, и я уселся в него. Оно заскрипело, полностью оправдав мои предчувствия, и я принялся раскачиваться с громким шумом, потому что мне пришла охота позабавиться и позлить Лауру Маршалл точно так же, как меня злило ее существование.

Спустя пару минут Клэнси открыл парадную дверь. На нем был халат в духе Джорджа Сэндерса, темный, с фигурной вышивкой, блестящими лацканами. И еще улыбка, которую можно было бы расценить как зловещую, не будь Клэнси таким бесхребетным существом.

— Входите, мистер Клей, — сказал он. — Мы можем поговорить в кабинете.

Я последовал за ним в дом. Кабинет располагался рядом со столовой, которая располагалась рядом с гостиной, которая располагалась рядом с парадной прихожей. Погоняла же располагалась где-то еще, вне пределов видимости.

Очутившись в кабинете, квадратной комнате, сошедшей со страниц журнала «Как облагородить дом и сад», и очень похожей на ту, в которой знаменитости показывают Эду Мэрроу свои трофеи, Клэнси зажег свет, закрыл дверь и повернулся ко мне со словами:

— Где тебя надоумили прийти сюда?

Голос его звучал тихо, но жестко, на смену привычной улыбке попрошайки пришла злобная мина.

— У Эда, — ответил я. — Он меня не только надоумил, но и обязал. Дела-то идут.

— Не смей являться ко мне домой, — заявил Клэнси. — Заруби это себе на носу раз и навсегда. Не смей приходить ко мне домой.

— Посмею, если будет важное дело.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

— Я сказал Лауре, что ты работаешь у одного моего клиента. Вполне законопослушного клиента. Ты пришел по делу. Когда будешь уходить, скажи что-нибудь в этом духе.

— Ладно, ладно Давай перейдем к сути.

— Суть в том, что ты не должен приходить сюда, — долдонил Клэнси. — Никогда. Впредь даже и близко не подходи к моему дому.

Интересно, придется ли мне когда-нибудь вот так же таиться от Эллы? — подумал я и, выкинув Эллу из головы, сказал:

— Коли тебе пришла охота полаяться, лайся с Эдом, а у меня есть дела поважнее.

— Я хочу, чтобы ты понял, — ответил он. — Не приходи сюда. У меня есть присутствие, и я сижу там целый день. Что бы ни случилось, с этим можно подождать до утра.

— Эд велел мне прийти к тебе. Я не хочу никаких препирательств на эту тему. По твоей милости я просидел в вонючей тюряге девятнадцать часов, так что теперь не жалуйся, если я даже причиняю тебе неудобства.

— Мне пришлось потрудиться, чтобы вытащить тебя. Они не хотели отпускать.

— Чепуха. Ты сидел сложа руки. Такая уж у тебя привычка. Да сядь ты, ради бога, и давай поговорим толком. У меня нынче ночью много дел.

Клэнси хотел было продолжить выступление на тему «Мой дом — моя крепость», но в конце концов до него дошло, что это ему ни фига не даст. Поэтому он уселся за свой письменный стол — такой же пустой, как у Эрнеста Тессельмана, но не настолько огромный — и скорчил страшную рожу, а я сел в кресло напротив.

— Ну, что такое? — спросил Клэнси. — Давай покончим с этим побыстрее.

— Вечером я нашел Билли-Билли, — сказал я. — И легавые тоже. Они едва не застукали меня рядом с ним.

Брови Клэнси поползли вверх, и он забыл, что должен злиться на меня.

— Где он, у тебя или в полиции?

— У них.

— Итак, ты хочешь вызволить его. Клей, ты мог просто позвонить. Незачем было тащиться в такую даль.

— Заткнись и послушай хоть несколько секунд, Клэнси Билли-Билли был мертв, когда я нашел его. Так что полиция, фигурально говоря, получила дохлое дело.

— Мертв? — Клэнси с минуту поразмышлял, откинувшись на спинку кресла, потом улыбнулся мне. — Стало быть, и делу конец. Можно опять работать в обычном порядке.

— Боюсь, что нет. Эд хочет, чтобы я нашел ему этого парня.

— Зачем? Полиция заполучила тело Кэнтела и может быть довольна. Конец истории.

— Эд не доволен. Нам пришлось пережить кучу неприятностей, и Эду нужен парень, который заварил всю кашу.

Клэнси облокотился о стол и подался ко мне. Заботливый, искренний, законник до мозга костей. Любящий муж канул в забвение.

— Послушай, Клей, — сказал он. — Так дела не делаются. Поверь мне, Клей. Вчера и позавчера мы усердно привлекали к себе внимание, вступая в трения с полицией, а это — не лучший способ поддерживать организацию в рабочем состоянии.

— Скажи это Эду, а не мне. Я только исполняю указания.

— И скажу. Где он? Дома?

— Ага, только он вряд ли тебе поможет. Он весьма раздражен.

— Я — его адвокат, Клей. Я обязан предостерегать его от глупых поступков. А заставлять тебя играть в Шерлока Холмса глупо. Ты начнешь встречаться с людьми, не состоящими в организации, докучать им, опять накличешь на нас свору легавых, выставишь организацию на всеобщее обозрение и не дашь легавым забыть всю эту историю. Билли-Билли Кэнтел мертв, тело в полиции. Значит, дело закрыто.

— Но дело Бетти Бенсон еще не закрыто, — напомнил я ему. — По правде сказать, это и есть основная причина моего приезда сюда.

— Это я улажу в два счета, — сказал он. — Можно свалить на Билли-Билли оба убийства. А легавые не станут слишком уж усердствовать, выясняя, кто его убил. Стало быть, дело завершено. Пусть все так и остается, вот тебе мое мнение.

— Как я уже говорил, ты должен обсуждать это не со мной.

— Я побеседую с Эдом, — сказал Клэнси. Он произнес это очень твердым тоном, и я понял, что ему понадобится время, чтобы набраться храбрости. Только потом он позвонит Эду Ганолезе и скажет, что тот действует неправильно.

Ну, да это не мое дело.

— Вернемся к Бетти Бенсон, — предложил я. — Я был там, говорил с ней, пил кофе, оставил отпечатки пальцев по всему дому. Они определили время убийства с точностью до получаса, и я уже признался, что какую то часть этого времени был там.

— Когда ты уходил, она была жива, и все тут.

— Как я это докажу?

— Во сколько ты покинул квартиру?

— Около четырех. А убили Бетти Бенсон между четырьмя и половиной пятого. Я признался, что ушел в четыре.

— Хорошо, куда ты потом отправился?

— Прямиком домой. Парень в гараже может сказать, во сколько я приехал. Они записывают время, когда забирают и выдают машины.

— Прекрасно. В четверть пятого ей позвонил телемастер, и она еще была жива. Я могу это устроить. У нее был телевизор?

— В гостиной не было.

— Хорошо. Она ответила: «Извините, но у меня нет телевизора». Это было в четверть пятого. Я смогу обстряпать это завтра к десяти утра. Потом мы пустим слушок, что Кэнтел совершил и второе убийство, и снимем тебя с крючка.

— Но зачем он ее убил? Они даже не были знакомы. Не уверен, что легавые схватят эту кость.

— Только сам Кэнтел мог сказать, зачем он ее убил, но, увы, его нет в живых, — Клэнси обворожительно улыбнулся мне. Теперь это был блистательный оратор, упивающийся каждым мгновением своего выступления. Он прекрасно умел стряпать алиби и выдумывать такие мудрые нагромождения событий, что никто на свете не смог бы разгрести их и докопаться до истины. Вот почему он был великолепен в зале суда.

— Что ж, если ты полагаешь, будто сумеешь это сделать… — проговорил я.

— Я сумею это сделать. Прямо с утра. Ты вполне мог приехать ко мне в контору к девяти часам, и я бы все устроил.

— Эд велел мне встретиться с тобой незамедлительно.

— Эд слишком всполошился. Если это все…

— Все, — ответил я и, поднявшись на ноги, добавил: — Я мистер Клей, да?

— Роберт Клей, — сообщил он мне. — Ты работаешь у Крейга, Гарри и Бурка.

— Это мне вполне подходит.

Клэнси проводил меня до парадной двери, громко рассуждая о делах Крейга, Гарри и Бурка, которых я знать не знал, и вышел вместе со мной на веранду, прикрыв дверь.

— Извини, что я взбеленился, Клей, — прошептал он. Улыбка вспыхнула как неоновая вывеска, и хозяин дома радушно потрепал меня по руке повыше локтя.

— Просто не люблю брать работу на дом. Лаура, понимаешь?

— Понимаю. До встречи, Клэнси.

«Элла не Лаура, — сказал я себе и повторил: — Элла не Лаура».

— Я побеседую с Эдом о том, как нам покончить со всей этой, ерундой, — пообещал Клэнси. — Мы не можем себе позволить тратить время на игру в полицейских и воров.

— Во всяком случае, в роли полицейских, — ответил я.

19

Я знал, что Клэнси ничего не добьется от Эда. Эду приспичило наложить лапу на зачинщика этой свары, и все тут. После того, как умник попытался застрелить меня, а потом подставить на перроне, я и сам был не прочь отыскать его.

Когда я добрался до квартиры, едва перевалило за половину второго. В два часа я должен был забрать Эллу из «Тамбурина». Оставив «мерседес» перед входом, я поднялся к себе, чтобы минут пятнадцать посидеть спокойно.

Телефон зазвонил, когда я снимал пиджак. Это был Фред Мэн.

— Я насчет Алена Петри, — сказал он. — Ничего не выяснил о его личной жизни, но могу сообщить тебе, где его искать. Он патрулирует по ночам в районе сороковых улиц Вестсайда.

— На машине?

— Нет, на своих двоих. Наряд из двух человек. Извини, Клей, но больше ничего узнать не смог. Я не знаком с этим парнем.

— Все равно спасибо, — сказал я. — Говоришь, ночной патруль? Стало быть, сейчас он на работе?

— Да, наверное, если только у него не выходной.

— Хорошо, спасибо.

Западные сороковые улицы. На Сорок шестой улице, между Восьмой и Девятой авеню был бар, в котором несколько девиц Арчи Фрайхофера обычно дожидаются телефонных звонков. Вероятно, владелец бара знал своих участковых патрульных. В расчете на это я позвонил ему.

Мне ответила пуэрториканская цыпочка с лукавым и бездушным голоском. Я заявил, что желаю говорить с барменом по имени Алекс, на что она ответила:

— А разве я ничего не могу для вас сделать?

— Уверен, что можете, — ответил я. — Но сейчас мне нужен Алекс.

— Кто звонит?

Я не был уверен, что Алекс помнит, кто такой Клей. Прежде мы никогда не общались. Далеко не все в организации наверняка знают, кто я и что я, и порой это дает некоторые преимущества, хотя иногда бывает и наоборот, как, к примеру, сейчас.

— Скажите ему, что звонит хозяин Арчи, — ответил я. Авось, сойдет, коль скоро это достаточно близко к истине.

— Хорошо, — чирикнула цыпочка, и минуту спустя я услышал мужской голос:

— Алекс у телефона.

— Это Клей, — сообщил я. — Ты знаешь легавого по имени Алан Петри? Патрулирует в ваших краях по ночам.

— А с тобой-то мы знакомы, приятель? — спросил он.

— Позвони Арчи и узнай, кто я.

— Так я и сделаю. Повтори, как тебя звать?

— Клей. Я перезвоню через пять минут.

Все эти пять минут я жалел, что попросту не поехал туда вместо того, чтобы звонить. Но, с другой стороны, я мог только зря проездить, а это была бы слишком большая роскошь.

Когда я позвонил, Алекс спросил:

— На кого ты работаешь?

— На того же, на кого Арчи. На Эда Ганолезе. А теперь, пожалуй, кончай играть в ловцов шпионов. Ты знаешь легавого по имени Петри или не знаешь?

— Знаю.

— Можешь с ним связаться?

— Вероятно.

— Я хочу с ним поговорить. Когда ты это устроишь?

— Возможно, в пятницу.

— Сегодня. Сейчас же.

— Не уверен, — ответил Алекс.

— Что тебе сказал Арчи?

— Почем мне знать, Клей ты или нет?

— Блин! — заорал я. — Сейчас приеду.

Я с грохотом швырнул трубку и устремился к двери, но потом вспомнил про Эллу. Часы показывали без четверти два. Вернувшись в квартиру, я позвонил в «Тамбурин» и попросил передать Элле, чтобы ждала меня в баре, поскольку я задерживаюсь. Потом вышел из дома и поехал на юг.

20

Этот квартал Западной сорок шестой улицы дал приют целой веренице баров, расположенных в полуподвальных помещениях, и «Ла Сорина» — один из них. Когда я вошел, там было полно девиц. Одни сидели у стойки, другие — в кабинетах вдоль правой стены. В глубине помещения, в обеденном зале, не было ни души. Тут и там среди девиц сидели парни, либо сводники, либо желающие и надеющиеся. Но съема тут нет. Сюда девицам только звонят по телефону.

Разместившийся за стойкой Алекс был долговяз, толстопуз и кислорож. Я протиснулся между двумя девицами, облокотился на стойку и принялся ждать того мига, когда он осознает, что я существую. На это ушло минуты две, по истечении которых он приблизился ко мне и остановился напротив, сдобрив кислую рожу еще и чем-то жгучим.

— Ну, чего? — осведомился он.

— Петри, — ответил я, — это я тебе звонил.

— О, — был ответ, — ты, значит. Клей.

— Совершенно верно.

— Ума не приложу, почему я должен тебе верить.

— Потому что у меня нет времени дурачиться с тобой. А еще потому, что на той стороне улицы есть заведение, которое хотело бы забрать себе твой приварок за телефонные звонки девицам, и от меня зависит, получат они его или нет.

Он поразмыслил с минуту, барабаня пальцами по стойке. Пальцы у него были толстые, а лапищи — и вовсе громадные. В конце концов Алекс повернулся к одной из своих девиц и быстро сказал что-то по-испански. Она ответила, потом встала с табурета и вышла вон.

Алекс снова взглянул на меня.

— Что ты пьешь?

— Пиво, — ответил я.

Он кивнул, отошел и вернулся с кружкой.

— Долго мне еще ждать? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Нет, недолго, — с этими словами Алекс переполз в дальний конец стойки и занялся обслуживанием других посетителей.

Минут через пять девица возвратилась, заняла свое место у стойки и что-то сказала Алексу по-испански. На меня она даже не взглянула. Он кивнул ей, вернулся ко мне и сказал:

— На улице. Свернешь направо и дойдешь до автостоянки. Он ждет тебя там.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Существовало две возможности, и я обмозговал обе, пока шагал к двери. Либо он мне поверил, и легавый ждет меня возле стоянки либо не поверил, и тогда в темноте между входной дверью и ступенями, ведущими на улицу, меня ждут двое парней.

Придется положиться на судьбу. Я быстро вышел из бара и остановился, лишь когда преодолел три ступеньки и очутился на улице. Я оглянулся. Никто меня не поджидал.

Свернув направо, я зашагал к автостоянке. Там переминался с ноги на ногу молодой высокий и поджарый легавый, который крутил пальцами свою дубинку с таким видом, словно только недавно постиг это искусство. Я остановился перед ним и спросил:

— Вы Ален Петри?

— Совершенно верно, — ответил он.

— Вы когда-то знали девушку по имени Мэвис Сент-Пол, — сказал я ему. — Вы вместе учились в актерской школе.

— Правда?

— Так сказала Бетти Бенсон. Она что, ошиблась?

Он передернул плечами. У него было лицо студента какого-нибудь колледжа

— квадратное, безвольное и на все сто американское. Я готов был спорить, что его кепка покрывает светлые, подстриженные под «ежик» волосы.

— Мне платят за то, что я перебираю ногами, — сообщил он мне. — Может, пройдемся?

Мы зашагали. Я ждал, когда он решит, ответить ли мне. Наконец это произошло.

— Мэвис недавно убили, не так ли? Позапрошлой ночью.

— Совершенно верно, — сказал я.

— Почему вас интересует?

— А вас? Вы с ней давно виделись?

— Я не видел Мэвис и не получал от нее вестей с тех пор, как она спуталась с подонком Грилдквистом.

— Вы недолюбливали Грилдквиста?

— Он ей в отцы годился.

— Но он богат.

— Он запудрил ей мозги, внушил, что сделает из нее бродвейскую звезду первой величины.

— Вам не понравилось то, что она от вас ушла, верно?

— Я мог бы убить ее тогда, — ответил Петри. — Мне не было нужды столько тянуть с этим.

— Я слышал, вы женаты.

— Да, и удачно. У меня двое детей.

— Не гуляете от жены?

— Ну и вопрос.

— Ну, а ответ?

— Я не такой человек.

— Вы — человек, который малость подрабатывает на стороне, тут и там, — напомнил я ему.

Петри остановился и сверкнул глазами.

— Кто это сказал?

— Я сказал. И я — тот, кто вам платит. Не напрямую, конечно.

— И мне, и всем остальным, — ответил он. — Допустим, я не беру на лапу. Что тогда? Я отведу вас к сержанту, но ведь и он у вас на довольствии. И что мне делать. Такова система, в которой я работаю. Но это еще не значит, что я гуляю от жены.

— Вы дежурите в ночь с понедельника на вторник?

— Конечно.

— Но можете незаметно отлучиться с участка, скажем, на полчаса.

— Время от времени надо докладываться. Кроме того, у меня есть напарник.

— А где он сейчас?

Он показал большим пальцем через плечо.

— В забегаловке. Пьет кофе.

— Значит, вы не всю ночь у него на глазах?

— Все равно надо отмечаться.

— Вчера в четыре часа вас не было на дежурстве.

— Я был в школе.

— В школе?

— Я учусь на вечернем в Колумбийском. Хочу получить степень по правоведению.

— Я могу выяснить, были вы там вчера или нет?

— Конечно, можете. И там вам скажут: да.

— Когда вы последний раз видели Мэвис?

— Когда она уходила от меня к Грилдквисту.

— А Бетти Бенсон?

— Ее соседку? Тогда же. Может, чуть позже. Я еще пару недель посещал класс Пола Девона, потом бросил. Эта жизнь не для меня.

Я вспомнил о пистолетах. Я все время спрашивал людей, есть ли у них оружие. У Алана Петри, разумеется, было. Пистолет болтался у него на боку. Но я не представлял себе, как попросить его дать мне взглянуть на оружие. Легавые не дают пистолеты в руки штатским.

Мы добрели до Девятой авеню, развернулись и поплелись обратно к восьмой. Петри сказал:

— Вы так и не объяснили, почему вас интересует Мэвис.

— Я выполняю указания, — ответил я. Так оно проще. Если человек выполняет указания, никто и не рассчитывает, что он знает, почему делает то, что делает. — Мне велят, я исполняю, как и все в этом мире.

— Да уж, — согласился Петри. — Если у вас больше нет вопросов, может, вы пойдете гулять в какое-нибудь другое место? Вероятно, вместе мы не очень хорошо смотримся.

— Ладно, — сказал я. — Говорите, в Колумбийском?

— Совершенно верно.

— Спасибо, что нашли для меня время.

Я ускорил шаг, а Петри, наоборот, замедлил, и мы расстались. Я отправился к своему «мерседесу», влез за руль и покатил прочь, спрашивая себя: что же дальше, мальчик? Что же теперь делать?

21

Я пересек центр и подъехал к «Тамбурину», стоявшему на углу Пятидесятой улицы и Шестой авеню. Бросив «мерседес» на ближайшей стоянке, которая принадлежала фирме «Кинни», я прошагал полквартала и вошел в бар «Тамбурина».

Элла сидела у стойки, невозмутимо глядя куда угодно, только не на пятерых парней, норовивших подцепить ее. Эдакая холодная красавица. Рядом с ней на полу стояла тележка со шляпной картонкой, оставшаяся еще с тех времен, когда Элла работала моделью, и служившая ей для транспортировки костюмов, косметики и иных принадлежностей.

Я несколько секунд постоял в дверях, глядя на нее и вспоминая Лауру Маршалл и Клэнси, который ведет двойную жизнь, потому что мечется между женой и организацией. Элла, конечно, не какая-то там Лаура Маршалл. Ничего даже отдаленно похожего. Интересно, может ли член организации жениться на такой девушке, как Элла, и избежать необходимости вести двойную жизнь?

Не то, Клей. Сейчас ты должен думать о парне, который убил Мэвис Сент-Пол. И Бетти Бенсон. И Билли-Билли Кэнтела.

Я протиснулся сквозь толпу не теряющих надежды кавалеров без дам, подошел к стойке и тронул Эллу за руку повыше локтя. Она повернулась, одарила меня улыбкой и сказала:

— Ой, привет.

— Привет.

Я поцеловал ее в щеку, наслаждаясь завистливыми взглядами одиноких повес, и проговорил:

— Поехали сразу домой. Хочется скинуть башмаки и выпить.

— Прекрасно, — ответила она.

Мы покинули бар и молча дошли до автостоянки. В машине Элла спросила:

— Как дела, Клей? С этим убийцей.

Я ввел ее в курс последних событий; Элла с вытаращенными глазами слушала мои рассказы о попытке меня застрелить и о приключении на станции подземки.

— Тебя могли поймать, — сказала Элла, когда я умолк.

— Я знаю. Мне это тоже приходило в голову.

Она с минуту раздумывала над моими словами, потом спросила:

— Ты говоришь, у того человека был акцент?

— Нарочитый. Приглушенный голос, акцент — все наиграно.

— Он не хотел, чтобы ты услышал его подлинный голос.

— Совершенно верно.

— Почему?

— Потому что… — начал было я, но тотчас умолк и с минуту просто почти бездумно крутил баранку, размышляя о том, что парень изменил голос. Почему? Да потому, что не хотел, чтобы я узнал его.

А значит, я разговаривал с ним еще до его звонка. Значит, Алана Петри можно вычеркивать. И Пола Девона тоже можно вычеркивать.

А вот на Эрнеста Тессельмана стоит направить прожектор, да помощнее.

— Сукин я сын, — сказал я.

— Я тебе помогла?

— Помогла, — я улыбнулся ей. — Иди-ка сюда, гений мой, порулю малость одной рукой.

Элла придвинулась ко мне, и я стал рулить одной рукой, и рулил до тех пор, пока не сдал «мерседес» на ночевку. Мальчишка-пуэрториканец даже не заикнулся о работе, вероятно, не зная наверняка, можно ли доверять девушке, которая была со мной. Дабы парень не подумал, будто я о нем забыл, я подмигнул ему и получил в ответ улыбку.

Похоже, последние дни телефон принимался звонить, едва я входил в квартиру. Или легавые уже поджидали меня там. Либо одно, либо другое. На сей раз это был телефон, и, когда я поднял трубку, меня обволокло тягучим голосом Арчи Фрайхофера.

— Я пытаюсь тебя разыскать, мальчик, — проворковал он.

— Я только что вошел. Что скажешь хорошенького?

— Ничего, малыш, мне очень жаль. Джонни Рикардо — единственный постоянный клиент в том списке, что ты мне дал. И в то время, которое тебя интересует, он не был ни с одной из моих девиц. Все остальные в списке мне не знакомы.

— Жалко.

— Извини, дорогуша.

— Конечно, Арчи. Спасибо.

— Всегда к твоим услугам.

Я положил трубку, шагнул к холодильнику, где стояло пиво, и телефон зазвонил снова. Элла улыбнулась мне из противоположного угла.

— Ты стал знаменитостью.

— Я пива хочу.

— Я принесу. Иди, общайся с народом.

На этот раз звонил Джанки Стайн.

— Я узнал, где был Пол Девон вчера в четыре часа, — сообщил он.

— Молодец. И где же?

— В классе. В актерском классе. С двенадцатью студентами.

— Он не отлучался на несколько минут?

— Он режиссировал сцену с двумя участниками, как я слышал. Был там с начала до конца.

— Значит, так. Спасибо, Джанки.

— От Билли-Билли никаких вестей, — сказал он.

— Зато у меня есть известия, — сказал я. — Мне жаль, Джанки. Он мертв.

— Билли-Билли? Клей, ты мне обещал…

— Это не мы, Джанки. Я и сам ищу этого парня. Он убил еще и двух женщин.

— Честно, Клей?

— Честно, Джанки.

— Надеюсь, ты его найдешь, Клей. Билли-Билли никому не делал зла.

Закончив разговор, я снова вытащил записную книжку и взглянул на имена, которые еще не вычеркнул. Их было три: Джонни Рикардо, Эрнест Тессельман и муж. Рикардо, как мне казалось, был темной лошадкой. И я очень удивился бы, окажись он тем парнем, которого я ищу.

Оставались Тессельман и муж Мэвис. Тессельман был прохиндеем, делал вид, будто влюблен в девушку, которая могла быть ему только обузой. Разумеется, это не значит, что он убийца, но теперь я подозревал его куда больше, чем если бы он вел честную игру. Завтра надо будет еще разок съездить и поговорить с ним. И еще мне придется как-то выяснять, где он был во время всех этих убийств.

И муж. Я все больше и больше склонялся к мысли, что это его рук дело. На скачках за приз умника они с Тессельманом шли голова к голове. Конечно, ему не было никакого смысла тянуть с убийством Мэвис целых пять лет, но если я узнаю, кто он, то, возможно, выяснится, что это не так. Наряду с Тессельманом этот парень был самой вероятной кандидатурой. В основном потому, что я так мало знал о нем.

— Твое пиво, Клей, — сказала Элла.

Я поднял глаза. Она стояла передо мной со стаканом в протянутой руке.

— Не слышал, как ты вернулась, — ответил я. — Спасибо.

— Тебе надо немного подумать, да?

— У меня осталось трое подозреваемых, — сказал я. — И двое из них явно лишние.

— Я не стану тебя беспокоить.

Но нет. Она меня беспокоила. Не могла не беспокоить. Элла тихонько сидела в дальнем углу, потягивая пиво, и уже одно ее присутствие отвлекало меня. Надо было что-то решать с Эллой, иначе мне будет трудно шевелить мозгами, особенно когда мы с ней в одной комнате.

Немного погодя я нарушил молчание:

— Элла, что ты обо мне думаешь? И о моей работе.

Она удивленно взглянула на меня.