Глава 31. МОНАХИ ПОЛУНОЧИ

Неужели Джоан сказала правду? Скорее, это похоже на сон! Должно быть, она просто хотела попугать его, как в свое время пугала Лидию Гамон. То, что она сказала, — немыслимо, она еще совсем ребенок!

Он снова поскакал к дому миссис Корнфорд. В порыве гнева он собирался пройти в дом и потребовать от несчастного алкоголика объяснений… Слишком много он узнал за последние сутки!

Но ему помешало появление врача. Старый доктор приветливо кивнул Джемсу.

— Как поживает ваш пациент? — осведомился у него Морлек.

— Скверно. Он очень слаб, и организму трудно сопротивляться болезни. За благополучный исход поручиться нельзя. Но и вы неважно выглядите, милейший. Я давно вас не видел — с той поры, как…

— С тех пор, как я вышел из тюрьмы, — подсказал, улыбаясь, Морлек. — Мы действительно давно не встречались. Но вам нечего беспокоиться: я здоров как лошадь.

Некоторое время они шли рядом.

— Какой странный парень мой пациент, Фаррингтон. — заговорил, наконец, доктор. — Ведет себя более чем странно, а ведь он умен, получил хорошее образование. И лежит сейчас в белой горячке! Если бы вы слышали, что он бормочет, у вас бы волосы встали дыбом. К счастью, я лыс, и на меня его бред не производит впечатления. Вы что-нибудь слышали о монахах полуночи?

— О чем?

— О монахах полуночи. Я очень заинтересовался ими. Существует какое-то тайное общество под этим названием. Вы не слыхали? Вы ведь многое повидали на своем веку. Он, не умолкая, бредил ими. Собственно, мне не следовало бы разглашать врачебную тайну, но… И когда он говорил о них, почему-то всегда упоминал имя «Джоан». Я не прочь бы узнать, кто эта таинственная женщина.

Джемс промолчал.

— Во всяком случае, это очень распространенное имя. Вы не обращали внимания, как порой входят в моду то одни, то другие имена? Почти все Марджори, как и все Доры и Доротеи родились в 1896 году. Все Джоан нынче примерно в девятнадцатилетнем возрасте. Сейчас новорожденных девочек нарекают Маргаритами. Как странно устроен свет!

Вскоре он попрощался с Джемсом и направился в дом, где его ждал пациент.

Морлек задумался. Нет, Джоан хотела его напугать или просто пошутила — ему страстно хотелось верить, что она свободна. Он утешал себя, как мог, и не хотел отказаться от нее.

Когда Джемс обогнул Старый Дом, навстречу промчался автомобиль итальянской марки. На мгновение он придержал лошадь и посмотрел вслед машине. За рулем сидел Ральф Гамон. Вряд ли его присутствие в этих краях представлялось кому-либо приятным и полезным.

— К вам приходили полицейские, сударь, — театрально заявил ему Бинджер, выбежав навстречу.

— Кто? Спунер или Финниган?

— Нет, они пришли сюда все и допрашивали Вильяма. Как странно, что дворецкого, как и меня, зовут Вильямом…

— Перестаньте болтать, — нетерпеливо оборвал его Джемс. — Что они говорили Вильяму?

— Хотели узнать, не выходили ли вы прошлой ночью из дому. И Вильям им сказал, что, насколько ему известно, вы всю ночь провели дома. А я-то наверное знал, что вы были дома, и так и сказал им. Они записали мои слова в протокол.

— Когда они ушли?

— Они еще не ушли. Они прошли к вам в кабинет. Один из них сказал, — а всего их было трое, — что скверно себя чувствует и хочет отдохнуть: уж очень сильно солнце напекло ему голову.

— Насколько я успел заметить, солнце за последний месяц не выглядывало ни разу. Должно быть, третьего зовут Уэллингом. Это вполне в его стиле.

— Совершенно верно, сэр, так его и зовут. Пожилой, седой человек, а ведет себя, как ребенок, или не в своем уме. Поставил граммофон на стол и все спрашивал, к чему в нем боковое отверстие. Просто ужасно, что взрослые люди иногда ведут себя так ребячливо.

— Да, это ужасно, — убежденно заявил Джемс и поспешил к себе в кабинет.

Уэллинг, как ни в чем не бывало, разглядывал одну из гравюр, украшавших камин. Завидев хозяина, он приветливо улыбнулся и сказал:

— Вот, наконец и вы, Морлек. Вы отлично выглядите.

— Я только что встретил врача, и он высказал противоположное мнение. Однако, надо полагать, вам как детективу это известно лучше, — пошутил Джемс, пожимая полицейскому руку.

— Я решил навестить вас, — Уэллинг, следуя странной привычке, глядел в потолок, а затем внезапно опускал глаза на своего собеседника. Чем выше тот был ростом, тем сильней приходилось задирать голову сыщику.

Он смотрел Джемсу прямо в глаза. Взгляд его казался ласковым, однако не раз приводил в отчаяние самых закоренелых преступников.

— Я только вчера узнал, что двое наших сотрудников следят за вами. И кому пришла в голову такая мысль, — возмущенно сказал он. — Как только мне стало известно об этом, я поспешил приехать и тотчас отправил наблюдателей восвояси. Я не хочу стеснять вас, Морлек. Это несправедливо.

Джемс раскатисто захохотал.

— А я уверен, что именно вы поручили своим сыщикам следить за мной.

— Я уверен в этом еще в большей степени, чем вы, — печально произнес Уэллинг и покачал головой. — К сожалению, в интересах дела нам иногда приходится лгать. — Он сокрушенно покачал головой. — И к чему эта бесконечная и бессмысленная ложь? Порой мне становится от этого не по себе… У вас очень славный граммофон… Есть и пластинки?

— У меня их немало, — поспешил ответить Джемс.

— Кто бы мог подумать, — неторопливо произнес Уэллинг. — А я как раз завел граммофон, — добавил он.

Диск вращался очень медленно.

— Странно, ваш граммофон ползет, как улитка. Вздумай вы поставить лампу на середину диска, а на его край картонную фигурку человека, то забавная тень упала бы на занавеску. Казалось бы, что вы ходите мимо окна. Что вы скажете, Морлек? Если я когда-нибудь соберусь, наконец, написать книгу о преступном мире, то обязательно упомяну о граммофоне. И знаете, обязательно приложу к описанию приспособление с фигуркой человека и несколько иллюстраций.

Джемс переставил регулятор, и диск завертелся быстрее.

— Даже самый хитрый и продуманный план из-за маленькой небрежности может потерпеть неудачу. Будь я преступником и намеревайся обмануть полицию, то прежде всего переставил бы регулятор в обычное положение. Попрошу вас не забыть и об этом в своей будущей книге.

— Разумеется, я не забуду и о регуляторе, — заверил Уэллинг. — Благодарю за информацию, — добавил он шутливо.

Оглянувшись, капитан поискал глазами Спунера и Финнигана.

— Я полагаю, что все в порядке. Вам нечего терять здесь время понапрасну. Возвращайтесь в Лондон первым же поездом, — отпустил он полицейских. — Я вас догоню. А пока потолкую с мистером Морлеком наедине.

Подойдя к окну, он поглядел сыщикам вслед.

— Славные ребята, — сказал он, обращаясь к Джемсу, — очень преданны своему делу, но, к сожалению, инертны и безынициативны. Скажите мне откровенно, Морлек, где вы были этой ночью?

— А как по-вашему, где я мог быть? — Джемс, усевшись поудобнее у камина, принялся набивать свою трубку.

— Я полагаю, что этой ночью вы успели навестить нашего общего приятеля Марборна. Ваше внимание привлек его несгораемый шкаф, вы вскрыли его и очистили. А вы знаете, я говорю только то, что мне известно. Наверняка, Морлек. Вы меня огорчаете.

И он многозначительно покачал головой.

— Акула не кусает акулу, а один вор не должен обкрадывать другого. Я полагаю также, что для вас не является тайной тот факт, что Марборн является вором, хотя и носил полицейский мундир. И начальнику Скотленд-Ярда из достоверных источников это тоже известно. Вы хоть нашли то, что искали?

— Нет, мне не удалось.

— Но почему, в таком случае, вы взяли у него деньги?

— Какие деньги? — невинно осведомился Джемс.

Капитан Уэллинг опустился в кресло и старательно подвернул брюки на коленях — признак того, что беседа будет долгой.

— Нам придется всерьез поссориться, Морлек, — сказал он участливо.

— Бога ради, что вы такое говорите! — взмолился Джемс. — Я забираю деньги лишь у человека, который бросил мне вызов.

Уэллинг кивнул.

— Об этом я давно догадывался. Возможно, деньги достались ему нечестным путем, но все же они — собственность Марборна. Объясните мне хотя бы, почему Марборн пользуется безграничным влиянием на Гамона?

— Насколько я знаю, Марборн занимается вымогательством. Документ, имеющий для Гамона огромное значение, находится у него в руках. Гамон вынужден платить ему за молчание. По крайней мере, таковы мои догадки.

— Таким образом, речь идет о документе, письме или протоколе, и вы за ним тщетно гоняетесь. Если документ попадет в руки полиции и суда — песенка Гамона спета? Надеюсь я правильно все излагаю?

— Совершенно верно.

— Вот и прекрасно, — продолжил Уэллинг, разглядывая свои руки. — Так значит, стоит документу попасть в руки полиции и Гамона ожидают крупные неприятности. Теперь скажите мне, наконец, что же таит в себе документ, почему Гамон до сих пор не уничтожил его?

На губах Джемса заиграла улыбка.

— В этом-то и таится смысл происходящего. Гамон не уничтожает документ, потому что он — жадная обезьяна. Он засунул свою лапу в тыкву и схватил сливу, и, боясь разжато кулак, предпочитает рисковать головой, но не выпустить добычу.

— Но ведь вы сами говорите, что этот документ может навредить ему. Почему все же он не уничтожает его? Это невероятно. Я слышал о его баснословной скупости, но все же не понимаю! Чего ради он так ревностно оберегал документ, который может…

— …привести его на виселицу, — спокойно закончил Джемс.

Уэллинг нахмурился.

— Неужели дела так плохи? — серьезно спросил он. — Гамон обезумел. Не уничтожив доказательств своей вины, он может поплатиться жизнью. За всю свою многолетнюю деятельность я не слышал ничего подобного. Случалось, человек оставит против себя улику по неосторожности, по рассеянности, но намеренно хранить ее… Скажите, а кем написан документ — им самим?

— Нет, другим человеком. В нем идет речь о крупном мошенничестве, затеянном Гамоном, и даже о покушении на убийство.

Уэллинга не легко было удивить. Но здесь оставалось только удивляться.

— Я отказываюсь что-либо понимать, уж больно это твердый орешек для меня, — он помолчал. — Вчера я встречал Гамона. Он очень сильно изменился — на нем лица не было. Видно, ночами не спит, и все это стоит ему немало крови. Одно, во всяком случае, ясно: неприятность с документом будет концом для Ральфа Гамона.

— Я буду очень сожалеть, если Гамон умрет естественной смертью, — заверил Джемс. — Кстати, он снова появился в Крейзе.

— Я знаю. Утром он телеграфировал лорду Крейзу и просил разрешения навестить его. Свою сестру он отослал в Париж.

Уэллинг задумчиво потер кончик носа.

— Я не прочь пролить свет на всю эту историю и убедиться в правильности ваших подозрений.

— Гамон способен на любую гнусность, — решительно заявил Джемс.

Морлек симпатизировал Уэллингу и при других обстоятельствах провел бы с ним целый день, но сейчас ему хотелось побыть одному. Когда сыщик ушел, он обрадовался.

Объяснение Джоан Карстон задело его за живое. Он начинал верить сказанному — такими вещами не шутят. С упавшим сердцем дважды он проскакал к домику миссис Корнфорд и поинтересовался здоровьем ее подопечного.

— Он чувствует себя очень скверно, но врач обнадежил меня. Леди Джоан настолько внимательна и мила, что навестила меня и передала для больного вино.

Джемса Морлека задело сообщение врача, но он тут же устыдился своей необоснованной и неуместной ревности.

— Она всегда так любезна и отзывчива, — добавила с улыбкой миссис Корнфорд. — По-видимому, вы с ней большие друзья, она расположена к вам и сегодня также вспоминала о вас.

— Вам что-нибудь известно о мистере Фаррингтоне? — спросил Джемс свою собеседницу.

— Собственно говоря, почти ничего. Он одинок и не имеет друзей. Из города ему ежемесячно, очень аккуратно высылает его содержание адвокат. Мне очень хотелось бы сообщить о его состоянии каким-нибудь близким или родственникам юноши, но не знаю как. Он сам говорит о каких-то монахах полуночи и, кроме имени девушки, упоминает о каком-то Беннокуайте. Это имя мне кажется очень знакомым. Я его слышала, но где и при каких обстоятельствах — не могу вспомнить.

Джемсу имя «Беннокуайт» также показалось знакомым, он смутно связывал его с какими-то темными и потусторонними силами.

Он ехал верхом по деревенской улице, и вдруг его осенило: надо поужинать с Уэллингом. Морлек повернул коня и поскакал к гостинице «Красный Лев», где на несколько дней остановился капитан.

Полицейского он застал за кружкой пива.

— Уэллинг, вам известен некий Беннокуайт? — спросил Джемс.

— Когда-то мне приходилось встречаться с человеком, носившим это имя, — ответил, не задумываясь, сыщик. — Вы помните его дело? Он, молодой священник, повел себя таким образом, что лишился сана. Собственно говоря, он никаких преступлений не совершал. Однако нет ничего хуже, чем избрать духовную карьеру, не имея для этого никаких достоинств, — по натуре он оставался дурным человеком. Впоследствии он спутался с компанией шулеров и попал в руки полиции, но обвинение против него возбуждено не было. Во время войны он ушел на фронт добровольцем и храбро сражался, даже был представлен к ордену Виктории, но вскоре пал в бою у Соммы. Быть может, вы вспомнили о нем в связи с каким-то тайным обществом? За это мы его не преследовали.

— О каком тайном обществе вы говорите?

— Мания организовывать тайные общества преследовала его со школьной скамьи и всю жизнь. Он не только внес смятение в свою школу, но поднял на ноги всех мальчуганов в окрестностях. Беннокуайт увлекался мистикой, но главными чертами его характера были хитрость и вероломство.

— В какой школе он учился? Или вам это неизвестно?

— Нет, случайно я это знаю. Он учился в Гульстоне — самой большой школе в Беркшире.

Джемс возвратился домой и написал письмо директору школы в Гульстон. Он надеялся, что тот не станет искать в нем героя последнего скандального процесса и не ответит отказом.

После обеда Морлек видел, как Гамон проехал на своей машине обратно в Лондон, и удивился, почему он так поспешно возвращается.

Ночью Джемса разбудил какой-то шум. Подойдя к окну он увидел: на итальянской машине, отличающейся своеобразным урчанием мотора, Гамон опять приехал в Крейз.

Морлек подумал, что тот в последнее время довольно энергичен и мотается с места на место чаще, чем обычно.

В самом деле, Ральф Гамон не терял времени понапрасну. В Лондоне он успел переговорить с чужестранцем — тот только что прибыл в оживленный и казавшийся ему невероятно большим город. Разговаривали они на арабском языке.

Глава 32. АХМЕТ ДЕЙСТВУЕТ

Никто не умел так сочувствовать горю своего ближнего, как сержант Слоон, но стоило судьбе отвернуться от него, как он впадал в тоску и отравлял жизнь окружающим.

— Меня не интересуют ваши объяснения, Марборн, поступайте, как вам угодно. Но из вашего шкафа исчезли принадлежащие мне четыреста фунтов. А как я просил вас внести деньги на мое имя в какой-нибудь банк, просил еще неделю назад!

— Успокойтесь, Слоон, — пытался уговорить товарища Марборн, — не будь меня, вы вообще не получили бы денег. Мне не составляет особого труда раздобыть такую же сумму.

— Неужели? — осведомился Слоон, явно заинтересованный очередной подачкой приятеля.

— Совершенно верно. Сегодня утром Гамон прислал мне пятьсот фунтов. Правда, прежде, чем выжать из него нужную сумму, пришлось основательно потрудиться. Просидел, раздумывая, всю ночь. Во всяком случае, теперь нам не придется голодать.

— Это и неудивительно, — мрачно ответил Слоон, переведя взгляд на зияющий пустотой несгораемый шкаф. — Несомненно, здесь побывал Черный. Никто, кроме него, не сумел бы сработать так чисто.

— Но почему он пришел именно ко мне?

— Хотел раздобыть немного денег, — с горечью заметил Слоон. — Что еще могло заставить его навестить вас? Уж не собирался ли он здесь скоротать вечерок?

— Прошу вас не наглеть, — укоризненно сказал Марборн. — Прошу вас относиться ко мне почтительно, сержант Слоон, иначе нашей дружбе конец. Я предупреждаю вас.

— Я не хотел сказать ничего дурного, — проворчал Слоон. — Вы сами должны понять, как нелегко примириться с неожиданной потерей.

— Возможно, вам покажется странным, но Черный явился ко мне не из-за денег. Он искал документ. С первых дней своих разбоев он мечтает получить его, — продолжал Марборн, задумчиво постукивая пальцами по столу. — Сегодня я проверил записи в своем дневнике, все взломы Черного в банках. Что мне удалось установить, я вам как-нибудь скажу. Двадцать три года на полицейской службе что-нибудь да значат!

— Это верно, — поддакнул Слоон. Он всячески старался загладить свою невольную провинность.

— Я откровенно говорю вам, Марборн, что во всей полиции нет второго такого сыщика, как вы. Даже Уэллинга с вами не сравнишь.

— Не говорите глупостей. Уэллинг каждому из нас даст целую милю форы и все-таки обскачет. А теперь послушайте, что я вам скажу. Во всех банках, которые Черный осчастливил своим посещением, были счета Ральфа Гамона. Во всех банках есть кладовые с сейфами для хранения ценностей и разного рода документов. И всякий раз повторялось, что Черный проникал в кладовую с сейфом Гамона. Я уверен, что он искал вот эту бумагу. — Марборн многозначительно похлопал себя по левому боку.

— Объясните толком, что же он все-таки искал? — осведомился сгоравший от любопытства Слоон.

Марборн в ответ лишь презрительно, улыбнулся.

— Я вижу, вам интересно узнать. Этот Морлек — богатый парень. Я не сомневался, что у него приличное состояние.

— Разумеется, он богат, — ответил Слоон. — И мы бы разбогатели, учинив на своем веку сорок два взлома, похитив тысячи, десятки тысяч фунтов. А теперь — и мои четыреста фунтов.

— Не перебивайте. Известно, что у него собственное состояние. И затем, кто доказал его вину в похищении денег?

— Но наши деньги он все же забрал?

— Послушайте, Слоон, думаю, что Морлек заплатит мне за бумагу не меньше, чем Гамон.

— Берегитесь его, — убежденно заметил Слоон. — Того и гляди, он выкрадет бумагу у вас. Ведь выкрал же он мои деньги! Почему я не положил их на хранение в банк!

— Разговорами делу не поможешь. Того, что было, не вернешь!

Слоон с тяжелым сердцем отправился домой. Кража денег настолько потрясла его, что он с трудом опомнился.

Марборн целиком ушел в размышления.

Обида, нанесенная ему Лидией Гамон, сильно задела бывшего полицейского — теперь девушка уже не казалась ему такой привлекательной. Он заставит ее и брата поплатиться за свое высокомерие.

Утром он отослал Гамону письмо, в котором сообщил о денежных затруднениях, и пока что подучил от него пятьсот фунтов, по его мнению, смехотворно ничтожную сумму. Он тут же отправил другое послание с требованием о деньгах, но узнал, что Гамон уехал из города.

Марборн счел отъезд Гамона предлогом уклониться от его просьбы, и тотчас отправился к Ральфу домой. Однако там ему не сказали ничего нового. Что же касается мисс Лидии, то она скорым поездом выехала на континент. Дворецкий предположил, что она пробудет в Париже не менее недели.

Несмотря на прохладную ночь, Марборну было душно. Он открыл окно и выглянул на улицу. Улица была ярко освещена фонарями, и он пытался разглядеть знакомые лица в потоках людей, устремившихся на представление в цирк. Марборн отлично знал жизнь Вест-Энда — среди прохожих и тех, кто ехал в машинах, было немало его знакомых.

Его внимание привлек какой-то пьяный высокий мужчина. Он быстро переходил улицу. Движение на трассе в вечернее время не очень оживленное, и не было необходимости так спешить. «Вероятно, иностранец», — подумал Марборн. Несколько минут он лениво наблюдал за незнакомцем.

По-видимому, тот слабо ориентировался в городе и плохо представлял, где находился и куда следует направиться. Он прошел вдоль улицы, затем вернулся и у одного из перехода нерешительно остановился. Яркий свет фонаря достаточно хорошо осветил его, и Марборн принял незнакомца за моряка: на нем был вязаный синий свитер и матросская фуражка.

Затем взгляд бывшего полицейского привлек шикарный автомобиль, промчавшийся мимо его дома, и он потерял незнакомца из виду.

Марборн прикрыл окно, подошел к столу, вынул из ящика колоду карт и принялся раскладывать пасьянс. Однако каждый шорох, случайное движение заставляли его вздрагивать, он настороженно прислушивался, очень возбужденный, но понимал, что все страхи — только плод его пылкого воображения.

В конце концов одиночество стало для него невыносимым, и, надев шляпу, Марборн вышел на улицу. Он немного погулял и. наблюдая за оживленной толпой на улице, подошел к цирку. Здесь он, к своему удивлению, натолкнулся на Слоона.

— Марборн, — обратился к нему приятель, — что если нам попытаться выжать из Ральфа побольше денег и исчезнуть? Вы помните, Уэллинг советовал вам переменить климат?

Марборн кивнул. Он уже не раз подумывал о поездке за границу.

— Мне кажется, вы правы. Завтра же пошлю Гамону телеграмму. Он гостит у лорда Крейза, и я буду с ним совершенно откровенен. Вероятно, мы поедем в Италию.

— Гамон в городе, — сказал удивленный Слоон. — Я видел его машину на Ковентри-стрит. Он сам в ней ехал.

— Вы уверены?

— Разве можно его с кем-нибудь спутать? — возмутился Слоон.

— Подождите меня здесь, — сказал Марборн и поспешил в телефонную будку. — Вы напрасно пытаетесь лгать, — сказал он дворецкому, когда тот старался уверить его в том, что Гамона нет в Лондоне. — Я видел его автомобиль на Ковентри-стрит.

— Клянусь вам, что мистер Гамон поехал в деревню. Он приезжал на несколько часов, уладил какие-то дела, забрал телеграмму и снова уехал. Дома он пробыл не более десяти минут.

— Я не удивлюсь, если его объяснения окажутся правдой, — сказал Марборн, вернувшись к Слоону. — Но все же не позже завтрашнего утра я увижу его.

На углу Шефтсбюри-стрит он попрощался со своим приятелем и пошел домой. Прогулка несколько освежила Марборна, и теперь он почувствовал себя лучше. Вдруг он снова увидел иностранного матроса. Его крупное бледное лицо и тонкие темные усики привлекали внимание. Незнакомец пристально следил за ним и, когда увидел, что Марборн направился к двери своего дома, приблизился к бывшему сыщику.

— Прошу прощения, — сказал он. — Если не ошибаюсь, вы мистер Марборн?

— Да, это я.

— У меня к вам поручение. — Моряк протянул ему большой конверт.

— Мистер Гамон поручил мне передать вам это письмо, но прежде всего я должен удостовериться, что вы действительно Марборн.

— Войдите ко мне, — предложил ему Марборн, обрадованный: Ральф посылает ему деньги. Этот плотный конверт мог содержать только деньги. Гамон не раз прибегал к услугам самых диковинных посланцев, и, не подозревая об опасности, он отворил дверь и впустил матроса, поднимавшегося следом за ним по лестнице.

— Так значит, вы мистер Марборн? — переспросил тот, очутившись у него в комнате. Он с трудом изъяснялся по-английски и пристально разглядывал бывшего сыщика.

— Это для вас. Не угодно ли вскрыть конверт?

Марборн разорвал шнур, которым было обвязано письмо и вскрыл конверт. На одно мгновение он повернулся к незнакомцу спиной, и в тот же миг Ахмет, погонщик мулов, вынул из кармана нож с загнутым лезвием и с негромким торжествующим воплем бросился на Марборна…

Тот случайно обернулся. Что-то будто подтолкнуло его. В зеркале, висевшем над камином, он уловил блеск лезвия, невольно опрокинул стол и укрылся за ним.

Еще мгновение — он поднял стол и изо всех сил швырнул в убийцу. Затем он выхватил револьвер, но тут вдруг погас свет.

Погонщик мулов Ахмет не зря некоторое время жил в городе, где дома освещались электричеством, и знал о назначении выключателя, Марборн услышал топот ног по лестнице и бросился в погоню. Но, наткнувшись на опрокинутый стол, упал. Когда через несколько секунд он снова включил свет, незнакомца уже и след простыл. Ни в комнате, ни на улице не осталось никаких следов чужеземного матроса.

Глава 33. КОНЕЦ МАРБОРНА

Вернувшись домой, Марборн запер за собой дверь и выпил стакан виски.

— Этакая свинья, — проговорил он и поставил бутылку на стол. Затем принялся внимательно изучать конверт.

В плотном конверте оказались лишь листы газетной бумаги. Так значит, это была просто коварная приманка. Он раздразнил дикую кошку, как изволил выразиться Уэллинг, и теперь, превратившись в чрезвычайно опасную, она показала когти. Марборн пытался спокойно обдумать то, что с ним произошло. На лбу у него выступили капли холодного пота: Гамон готов ради возвращения похищенного документа пойти на все. Теперь в этом не было никаких сомнений.

Наконец, Марборн решительно поднялся на ноги, сбросил пиджак и сорочку и ощупал прозрачную шелковую сумочку. Прилепленная несколькими полосками пластыря к телу, она представляла собой своеобразный тайник. Сквозь прозрачный шелк он разобрал отдельные буквы и слова документа, за которым уже столько времени охотился Морлек, а теперь и Гамон.

Марборн покрепче прилепил сумочку пластырем и снова оделся. Прежде чем уйти он внимательно осмотрел револьвер и спрятал его в карман. Надо спешить, пока наемный убийца не опомнился и не вернулся сюда, чтобы довести свое дело до конца.

Марборн накинул плащ, взял с собой тяжелую трость и вышел на улицу.

Джемс Морлек — вот защита от угрожающей ему опасности. Вот в ком кроется разгадка всех тайн. К нему и следовало немедленно направиться с роковым документом.

На улице Марборн внимательно огляделся по сторонам — незнакомца нигде не было видно, сел в такси и поехал на вокзал Виктории.

Полчаса до отправления поезда ему пришлось подождать на вокзале. Это время он провел в зале первого класса, попивая виски, и затем прошел в купе, присоединившись к обществу двух солидных пассажиров.

В одиннадцать вечера Джемс сидел дома и работал у себя в кабинете. Вдруг перед домом послышались шаги. Он отворил зверь и увидел, что Бинджер беседует с каким-то неизвестным. Неожиданно тот бросился к нему и взволнованно сообщил:

— Вас хочет видеть этот проклятый Марборн!

— Ну что ж, пригласите его войти, — сказал Джемс, недолго думая.

Удивленный этим посещением, Морлек не представлял, что именно привело к нему бывшего сыщика. Несомненно, он подозревал, что Черный Человек не кто иной, как Джемс, но вряд ли стал бы являться сюда среди ночи, чтобы переговорить с ним о краже.

С первого же взгляда на Марборна становилось ясно: с ним что-то произошло. И никакого выяснения отношений, как предполагал Джемс, не состоялось. Гость был настроен крайне миролюбиво и явно не собирался упрекать его в случившемся.

— Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час, мистер Морлек, — вежливо заявил он — Спешу вас заверить, что не намерен беседовать о событиях минувшей ночи.

Джемс молчал.

— В самом деле, — начал Марборн и запнулся. Он вздрогнул и оглянулся: — Что это? — спросил он испуганно.

До собеседников донеслось шуршание гравия на дорожке перед домом.

— Кто это? — прохрипел Марборн.

— Сейчас выясним, — ответил Джемс и, распахнув дверь, лицом к лицу столкнулся с Уэллингом.

— Входите, капитан, — пригласил он сыщика. — Сегодня вы второй гость, которого я менее всего рассчитывал видеть у себя.

— А кто первый?

— Ваш старый приятель Марборн.

Седые брови Уэллинга удивленно приподнялись. Он нахмурился.

— Марборн? Это интересно. Он пришел к вам потребовать свои деньги?

— Я тоже так предполагал, — добродушно ответил Джемс. — Но потом оказалось, что у него имеются более серьезные причины для беспокойства.

При виде Уэллинга Марборн облегченно вздохнул, еще более удивив Морлека.

— Разве вы ожидали увидеть кого-нибудь другого? — вежливо осведомился капитан.