— О Господи!

Глаза Наоми Данн сузились.

— Что это должно означать? Ведь вы же хотите верующего человека, разве не так? Это весьма поможет работе. Если ваша сотрудница чувствует, что занимается Божьим делом, то часов для нее не будет существовать. — Наоми прервала свой монолог. Еще одно. Она калека — у нее деформирована нога. Я не вдавалась в расспросы относительно этого, потому что со всем остальным она справляется безукоризненно. Как я уже говорила, у нее имеется все то, чем должен обладать секретарь, но я обязана предупредить вас, — тут Наоми одарила Ренделла зловещей улыбкой. — Лори трудно назвать объектом сексуального влечения.

Ренделл смутился.

— Вы и вправду считаете, будто это меня так занимает?

— Я только хочу, чтобы вы знали. Думаю, что вам следует поговорить с ней минуточку, пока еще ваши мозги хоть немного варят.

— Я беру ее. И встречусь — но буквально минуту.

Наоми подошла к двери и открыла ее.

— Лори, — позвала она. — Мистер Ренделл желает встретиться с тобой.

Наоми отступила в сторону, и в кабинет вошла Лори Кук. Наоми кратко представила ее и тут же вышла.

— Проходите, проходите, — пригласил Ренделл. — Садитесь, пожалуйста.

Да, Наоми, конечно же, не обманывала. Лори Кук никак нельзя было назвать объектом сексуального влечения. Она была похожа на птичку, на маленького серенького воробушка. Девушка подскакала к столу, беспокойно присела на стул, пригладила свои жиденькие волосики и положила руки на коленки.

— Мисс Данн сообщила мне, что вы молодчина, — начал Ренделл. — Насколько я понимаю, вы уже работаете в другом отделе. Что же заставляет вас уйти оттуда, чтобы стать моим секретарем?

— Потому что мне сказали, что именно здесь все и будет происходить, начиная с нынешнего дня. Все говорят, что успех «Международного Нового Завета» зависит от вас и вашей группы.

— Эти все преувеличивают, — ответил на ее слова Ренделл. — Успех обеспечен в любом случае. Но мы можем помочь ему. А вас очень волнует, чтобы новая Библия имела успех?

— Для меня это все. Никто из нас не знает, что в ней, но из того, что я слышала, это нечто невероятное, чудесное. Не могу дождаться, чтобы прочесть.

— Я тоже не могу, — без тени улыбки сказал Ренделл. Лори, какого вы вероисповедания?

— Я была католичкой. Потом я вышла из лона католической церкви и начала посещать пресвитерианские службы.

— Почему же?

— Трудно сказать. Полагаю, что я еще в состоянии поисков.

— Мне сказали, что несколько лет вы провели за границей. Интересно, почему вы оставили свой город.

Ренделлу было заметно, как Лори Кук сцепила ладони. Ее тоненький, девичий, едва слышимый голосок дрожал.

— Я уехала из Бриджпорта, штат Коннектикут, около двух лет назад. Окончив колледж, я пошла работать и копила деньги, чтобы иметь возможность путешествовать. Когда мне исполнилось двадцать два года, я подумала, что можно уже и ехать. Ну… вот я и отправилась в паломничество.

— Паломничество?

— Чтобы найти — вы только надо мной не смейтесь — чудо. Ногу. Я была калекой с самого рождения. Врачи так и не сумели ничего сделать. Вот я и подумала, что, возможно, Господь поможет мне. Я совершила паломничество ко всем святым местам, где, как я слышала, случались настоящие излечения. Я ездила по миру, по пути подрабатывала, чтобы иметь возможность путешествовать и дальше. Понятно, что сразу я приехала в Лурд. Раз Дева Мария явилась там Бернадетте, я молилась, чтобы Она показалась и мне. Я знала, что каждый год туда приезжает два миллиона паломников, и что каждый год случается около пяти тысяч исцелений, хотя Церковь объявила всего лишь о 58 случаях: исцеление слепоты, рака, паралича… Ведь это же чудесно!

Ренделла все время так и подмывало спросить, что же произошло с Лори в Лурде, но она так вдохновенно рассказывала, что он все-таки сдержался.

— После этого я отправилась в Португалию, в святилище Девы Марии Фатимской, где в 1930 году три пастушка стали свидетелями явления Непорочной Девы — стоящей на облаке и сияющей ярче солнца. После того я посетила святилище в Лизе, во Франции, и Туринский собор в Италии, где хранится Священная Плащаница, после чего я отправилась в Часовню Святая Святых, чтобы помолиться там пред образом Господа, написанного не руками смертного; там я хотела подняться на коленях на двадцать восемь священных ступеней, но мне не разрешили. Потом я поехала в Бельгию, в Бурень, где в 1932 году пятеро детей имело видение, и, наконец, отправилась в Уолсингем, в Англию, где тоже отмечались случаи исцеления. И… после этого я паломничество прекратила.

Ренделл с трудом сглотнул.

— Прекратили… год спустя?

— Да. Полагаю, что Господь так нигде и не услышал мои мольбы. Вы же видите мою ногу, она такая же искалеченная.

Почувствовав внезапные угрызения совести, Ренделл вспомнил, как во время каникул в колледже он впервые прочитал «Бремя страстей человеческих» Соммерсета Моэма. Героем этой книги был Филипп Кери с деформированной ступней. В четырнадцать лет Филипп сделался религиозным и внушил себе, что если Господь того желает, то верой можно сдвинуть горы. И он решил, что если его вера достаточно сильна, и если он сам молился Богу достаточно долго, Господь сможет исцелить его ступню. Филипп верил, молился и установил дату свершения чуда. Вечером перед назначенным днем чудесного исцеления, обнаженный, он молился, чтобы умилостивить Творца. После этого он отправился спать и, исполненный верой, заснул. Утром он проснулся, переполненный радостью и благодарностью. «Его первым инстинктивным побуждением было протянуть руку и ощупать свою ногу, которая теперь была здоровой, но, поступив таким образом, он бы усомнился в Божьей милости. Он знал, что теперь-то с его ногой все в порядке. Только лишь в самом конце он задумался и пальцами правой ноги только лишь коснулся левой. После этого пощупал рукой. А потом его понесло…»

Вспомнив этот отрывок, Ренделл почувствовал, что и сам становится циником.

А Лори Кук? Он продолжал слушать девушку.

— Я никогда не обвиняла Господа, — рассказывала та. Ведь столько людей молят его, и я полагала, что когда молюсь я сама, Он так занят. Но я продолжала верить. Год назад я уехала домой, но услышала о каком-то религиозном проекте, для которого нужны были секретари. Некий инстинкт подсказал мне отправиться на собеседование в Лондон. Меня приняли и направили в Амстердам. С тех пор я работаю в «Воскрешении Два» и никогда не разочаровывалась в принятом решении. Здесь все такое секретное, но вместе с тем и волнующее. Я делаю свою работу, и мне не терпится узнать, каким же добрым делом мы занимались.

Ренделл был тронут ее словами.

— Вы не будете разочарованы, Лори. Все хорошо, я беру вас, — сказал он.

Девушка тоже была по-настоящему взволнована.

— Спасибо вам, мистер Ренделл. Я… я готова начать сию же секунду, если у вас уже есть что делать.

— Я так не считаю. Опять же, скоро уже пора по домам.

— Хорошо, мистер Ренделл. Если у вас ничего срочного нет, тогда я перенесу сюда кое-что со старого рабочего места.

Она поковыляла к двери, открыла ее и уже собиралась выйти, как вдруг Ренделл вспомнил, что кое-что все-таки было, нечто важное, дело, которое следовало сделать, когда приходила Наоми.

— Секундочку, Лори. Кое в чем вы бы смогли оказать мне помощь прямо сейчас. Мне бы хотелось немедленно получить на руки английскую версию «Международного Нового Завета». Насколько я понял, гранки находятся у Альберта Кремера из Издательского отдела. Не могли бы вы связать меня с ним?

Лори вихрем помчалась выполнять первое задание в своей новой должности.

Ренделл посидел пару секунд, ожидая, а затем, как только прозвучал сигнал интеркома от Лори, поднял трубку.

— Простите, мистер Ренделл, — услышал он голос своего нового секретаря. — У мистера Кремера сегодня отгул. Не могу ли я вам кое-что порекомендовать? Библиотекарь, Ханс Богардус, всегда записывает, где к настоящему моменту находится каждая копия. Обычно он всегда задерживается на работе. Может мне попытаться связаться с ним?

А уже через минуту Ренделл разговаривал с библиотекарем.

— Мистер Богардус, это Стив Ренделл. Мне бы хотелось взять гранки «Международного Нового Завета», чтобы я смог прочитать и…

С другого конца линии донеслось веселое хихикание:

— Мне бы, мистер Ренделл, тоже хотелось бы заполучить для себя бриллиант «Куллинан».

— Мне сообщили, — раздраженно бросил в трубку Ренделл, — что вы записываете, где в настоящий момент находится каждая копия.

— Никто из тех, у кого такая копия сейчас находится, не в праве передать ее вам для просмотра. Я работаю библиотекарем проекта, но даже я не могу прочитать гранки.

— Прекрасно, но мне такое право предоставлено, друг мой. Мистер Уилер лично пообещал мне это, как только я прибуду в Амстердам.

— Мистер Уилер уехал днем. Если вы подождете до завтра…

— Копия нужна мне сегодня, — все так же раздраженно заявил Ренделл.

Голос Богардуса сделался более серьезным, более внимательным к собеседнику.

— Значит, сегодня, — повторил библиотекарь. — В таком случае вам может помочь только доктор Дейчхардт. В сейфе внизу хранится копия на английском языке, но только он один может разрешить взять ее оттуда. К счастью, мне известно, что доктор Дейчхардт еще не уходил из своего кабинета.

— Спасибо, — поблагодарил Ренделл и резко отключил связь.

Он поднялся с кресла и вышел из кабинета. В прилегающей комнате Лори раскладывала свои вещи по ящикам стола.

Проходя мимо нее, Ренделл бросил через плечо:

— Позвоните от моего имени доктору Дейчхардту и передайте, что я сейчас направляюсь к нему. Это займет у него буквально полминуты. И передайте, что это очень важно.

И он понесся по коридору, приготовившись к сражению.

ДВАДЦАТЬЮ МИНУТАМИ СПУСТЯ Ренделл находился на заднем сидении «Мерседес — Бенца», и шофер Тео увозил его с Дам в сумерки раннего вечера.

Свое сражение Ренделл выиграл.

Доктор Дейчхардт, пусть и с неохотой, но все же согласился с тем, что если объединившиеся издатели желают выпустить в свет свой Международный Новый Завет, то их директор по рекламе должен иметь возможность его прочитать. Но вместе с тем имелись и вполне определенные условия относительно того, чтобы взять гранки на время. Пока что Ренделл мог взять копию всего лишь на этот вечер и ночь. Читать ее он был обязан только у себя в номере. Ему не разрешалось делать никаких заметок. Утром он должен был возвратить гранки лично доктору Дейчхардту. Ему нельзя было раскрывать содержания прочитанного кому-либо, даже сотрудникам собственного отдела. Прочитанное разрешалось использовать только лишь для наметок рекламной кампании, но все идеи он был обязан хранить в собственном сейфе.

Через пару недель герр Хенниг должен был привезти из Майнца в Амстердам готовые экземпляры Международного Нового Завета. Тогда, и только тогда Ренделл вместе со всеми членами своей команды смогут получить свои личные книги. И только лишь после этого Ренделл сможет свободно обмениваться собственными идеями, родившимися после сегодняшнего, приватного прочтения, в то время как его люди смогут готовить предпродажную кампанию.

Ренделл тут же согласился со всеми этими условиями. Он даже был готов подписаться под каждым дополнительным ограничением. Но даже и после того ему пришлось подождать, пока куратор хранилища, мистер Гроат, не прибудет с гранками американской версии перевода.

Сам мистер Гроат — малорослый, заросший бородой голландец — показался Ренделлу совершенно нереальной фигурой, похожей на восковые фигуры из музея мадам Тюссо. На голове у него был совершенно не соответствующий его облику хохолок, тоненькие усики дантиста, манеры бюрократа не самого высокого ранга и громадный пистолет странного вида (Ренделл тут же спросил про него и узнал, что это FN 7, 6 бельгийского производства), сунутый впоследствии в подмышечную кобуру, скрытую под расстегнутым, слегка коротковатым пиджаком черного цвета. В руках он нес Библию — листы с гранками, помещенными в удлиненную белую картонную папку с надпечаткой в виде большого синего креста. Гроат протянул папку Ренделлу очень казенным жестом, как будто передавал личное послание самого Творца.

Только теперь, с лежащим рядом на сидении портфелем, раздувшимся от Международного Нового Завета, фотографий находок из Остиа Антика и заметок, касающихся сотрудников собственного отдела; после целого дня, проведенного в «Воскрешении Два», Ренделл обрел возможность откинуться на спинку сидения и хоть на какое-то время расслабиться.

Через задние стекла лимузина он мог видеть, что они уже оставили Дам и въехали на широкий, трехрядный путепровод, называемый Рокин. Довольно скоро Рокин влился в Мунтплейн, после чего они направились вдоль по Регулиерсбреестраат, а затем, когда они пересекали шумную площадь, Тео несколько сбросил скорость. Это была площадь Рембрандтсплейн, одна из самых известных в городе, которую голландцы любят называть своим Бродвеем; за деревьями в центре Ренделл вычислил гостиницу «Шиллер», «Хофван Холланд» с знаменитой террасой и скопления молодежи перед коробкой Театра на Рембрадтсплейн.

Как только площадь осталась слева от них, автомобиль неожиданно окунулся в тишину и спокойствие. Если не считать проехавшей пары машин, здесь практически не было движения, улицы выглядели совершенно нежилыми. Ренделл всматривался в темноту, пытаясь узнать название улицы — ему хотелось вспомнить, потому что раньше он как-то прогуливался по ней — и в конце концов выяснил, что это была Утрехтсестраат.

И тут же его охватило страстное желание пройтись, размять ноги и подышать свежим воздухом. Есть пока что не хотелось. Даже несмотря на желание наброситься на Новый Завет, лежащий в его портфеле, он понимал, что на какое-то время еще сможет сдержать собственное любопытство.

Само понимание того, что весь день он передвигался из одного закрытого помещения, гостиницы «Краснапольский», в другое — более замкнутое — вот этот «Мерседес», в еще более замкнутое — его номер в гостинице «Амстель» — действовало на Ренделла ужасно. Нет, что бы там ни было, какие бы условия не ставил Хелдеринг, он обязательно должен позволить себе пройтись и подышать чистым, свежим голландским воздухом!

— Тео, как далеко отсюда до «Амстеля»?

— Wij zijn niet ver van het hotel. Близко, недалеко. Шесть-семь кварталов отсюда.

— Отлично. Тогда остановитесь здесь, на углу, возле пересечения каналов.

Водитель с удивлением полуобернулся к нему.

— Вы хотите, чтобы я остановился, мистер Ренделл?

— Высадите меня здесь. До гостиницы я хочу пройтись пешком.

— Мистер Ренделл, мне дали указания не спускать с вас глаз, пока не доставлю вас в гостиницу.

— Тео, я понимаю, какие дали вам указания. И я собираюсь проследить, как вы их исполняете. И вы можете не терять меня из виду. Можете ехать за мной, пока я не дойду до отеля. Что вы на это скажете?

— Но…

Ренделл покрутил головой. Ох уж эти запрограммированные автоматы, никогда не раздумывающие и следующие своим чертовым инструкциям!

— Но поймите же, Тео, мы не нарушаем никаких правил. Я хочу того же, что и вы. К тому же, вы все время будете присматривать за мной. Просто, после приезда я еще не выходил в город. Мне необходимо хоть немножко размяться. Так что, пожалуйста, высадите меня здесь, а сами можете ехать сзади, метрах в пяти.

Тео тяжко вздохнул, свернул к тротуару и остановился. Потом схватился со своего места, чтобы открыть заднюю дверь, но Ренделл уже вышел из машины, держа свой портфель в руке.

— Единственное, скажите, где мы находимся, и куда мне идти.

Тео указал рукой влево, вдоль берега канала.

— Идите прямо вдоль этого канала, Принсенграахт, до самого конца. Там будет река Амстель. Свернете направо и пройдете… раз, два… три квартала до Сарфатистраат, а затем налево — через мост, и первая следующая улица будет улица профессора Тюльплейна, там же и гостиница «Амстель». Если вы пойдете не правильно, я подам сигнал.

— Спасибо, Тео.

Ренделл оставался на месте, пока Тео не занял место за рулем приземистого «Мерседес-Бенца». После этого, коротко кивнув водителю, он направился вперед. Впервые почувствовав себя свободным после приезда в Амстердам, он глубоко вздохнул, наполнив легкие воздухом, выдохнул, ухватил поудобнее ручку тяжелого “дипломата” и неспешно пошел посреди узкой улочки, бегущей вдоль канала Принсен.

Через пару минут он глянул через плечо. Тео вел лимузин точно в пяти метрах за ним.

«Что ж поделать, правила, инструкции…» — подумал Ренделл. Тем временем, прогулка казалась ему великолепной, и он буквально на глазах оживал.

Здесь было настолько мило и спокойно после суматохи прошедшего дня, что напряжение, казалось, само уходило из мышц и нервных окончаний рук и спины. Малолитражки скучились возле счетчиков на автостоянках. С одной стороны улочки высились темные в неярком свете одинаковые дома с узенькими лесенками, ведущими к выглядящим древними входным дверям; чаще всего дома были старинные, неосвещенные, без каких-либо украшений и без признаков какой-либо жизни за темными окнами. Добрые амстердамские бюргеры, догадался Ренделл, рано ложились спать.

С другой стороны от него, едва видимая сквозь вечернюю молочную синь, совсем рядом с узкой улицей, была неподвижная вода канала. Ренделл видел стоящие на якоре лодки и несколько привлекающих внимание жилых барж, освещенных изнутри; в окне одной из них мелькнул детский силуэт в ночной рубашке. Отражения судовых огней рябили на воде.

Когда Ренделл не спеша добрался до конца Принсен-канала, его мысли вернулись к событиям сегодняшнего дня. Он подумал о Дарлене, надеясь, что экскурсия по городу доставит ей удовольствие. Совершенно вскользь вспоминал он о встрече с членами своей группы — готовыми действовать молодыми людьми; про ленч с самыми могущественными религиозными издателями и их консультантами-богословами, о конфликтах, стоящих за самыми банальными словами. А еще он подумал про Лори Кук. Это воспоминание направило его мысли к собственной дочери, Джуди, заставило подумать о том, как сильно желал он, чтобы та была с ним сейчас рядом, про то, как тяжело будет ей и ему во время бракоразводного противостояния. А еще ему вспомнились так повлиявшие на его жизнь Джуди, Барбара, Тауэри, Маклафлин, отец, мать, Клер, Том Кэри — только в этот тихий вечер все они казались ему смутно-отдаленными.

Он встрепенулся, когда какая-то бродячая кошка перебежала ему дорогу, а в тот самый миг, когда Ренделл решил продолжить свой путь, в лицо ему, практически сразу же ослепив, ударили яркие огни автомобильных фар. Совершенно инстинктивно он прикрыл глаза рукой и даже смог уловить силуэт автомашины, вынырнувшей из ведущей к реке улицы и теперь мчащейся на него со все нарастающей скоростью.

Парализованный неожиданностью, в течение бесконечно тянувшихся секунд Ренделл глядел, как надвигается на него черный седан, как он становится все громаднее, готовясь его раздавить. Неужели этот чертов придурок его не видит? И видит ли все это Тео? Чудище было уже совсем рядом, когда Ренделл попытался заставить действовать свои ноги-ходули. Он попятился к поребрику, чтобы убраться с пути мчащейся машины, но желтые лучи фар не отпускали его. После этого Ренделл с ужасом заметил, что автомобиль свернул прямо на него и набирает скорость, чтобы сбить наверняка. Тогда, совершен но потеряв голову, он отвернул к каналу, чтобы хоть этим спасти себе жизнь, но споткнулся и почувствовал, что падает. И в этот момент “дипломат” выпал из руки, выставленной вперед, в надежде защититься от стремительно приближавшейся асфальтовой мостовой.

Ренделл грохнулся о мостовую, удар выбил из его легких весь воздух, и теперь он ждал, когда взбесившийся автомобиль проедет. Но вместо этого он услышал скрежет тормозов, трение резиновых покрышек по асфальту. Ренделл перекатился на спину — вовремя, чтобы заметить, как небольшой седан перекрыл мостовую наискось, не давая проехать «мерседесу», что заставило Тео резко затормозить.

Валяясь на асфальте, Ренделл успел кое-что заметить: человека в фуражке — водителя седана, который выскочил из машины и не давал Тео возможности открыть дверь лимузина. Но тут же его внимание переключилось на другую фигуру — второго мужчины, выскочившего из того же седана. У этого человека не было волос, лица тоже не было различить — оно казалось гротескным и пугающим. Человек в натянутом на голову чулке выскочил из машины и теперь бежал, направляясь не к Ренделлу, а к какому-то предмету, валявшемуся на мостовой.

И в этот момент сердце Ренделла ухнуло в бездну.

Предметом, валявшимся на асфальте, был его портфель!

Каждый нерв в теле Ренделла высылал импульсы, заставляя хозяина подняться. Он оттолкнулся от асфальта и даже смог встать на ноги. Его шатало, ноги разъезжались будто ходули, так что пришлось схватиться за парковочный автомат, чтобы хоть как-то удержать равновесие.

Выглядящая не от мира сего, отвратительная фигура со своим отталкивающе голым черепом, упакованным в тонкий нейлон, уже подхватила “дипломат” и теперь разворачивалась, чтобы усесться в свой седан.

Ренделл прекрасно видел рисунок протектора на шинах мерседеса, вот только Тео нигде не было видно. Его вообще не было. Второй нападавший — водитель в кепке — сидел в черном седане, освободив путь лимузину, и стартовал. Его сообщник, с дипломатом в руках, уже догонял седан.

— А ну брось! — заорал Ренделл. — Полиция! Полиция!

После чего и сам бросился вперед. Второй грабитель уже схватился за приоткрытую дверь малолитражки, задержавшись, чтобы сесть. Ренделл кинулся в приоткрытую щель двери седана, падая на мужчину сзади и подбивая тому ноги. Он чувствовал, как толстая ткань штанов вора выскользает из его пальцев, а потом ему в щеку уперлись костлявые колени. Ренделл слышал хриплое дыхание грабителя; они сцепились в двери и выпали на дорогу.

Пытаясь схватить свой “дипломат”, разъяренный Ренделл выпустил противника. Когда его пальцы уже нащупали кожу портфеля, он почувствовал сильный удар в спину, руки чужака стиснулись вокруг шеи Ренделла. Американец задыхался, и вот тут, наряду с сопящим дыханием нападающего он услышал странный, пронзительный звук.

Он бил по нервам и близился, становясь все громче и громче.

Ренделл услышал тихий вскрик внутри машины: «De politie! De politie komt! Ga in de auto! Wij moeten vlug weggaan!»

Совершенно неожиданно Ренделла отпустили, и он, облегченно, ткнулся головой вперед. Никто уже не сдавливал шею, никто не колотил по спине. Пытаясь встать на колени, он подтянул дипломат к себе и прижал его к груди. Дверь автомашины за спиной хлопнула. Взревел двигатель, скрежетнула передача, а колеса прокрутились по асфальту. Продолжая стоять на коленях и покачиваясь, Ренделл осмелился оглянуться. Седан улепетывал со скоростью ракеты и вскоре растаял в темноте.

Несмотря на шум в голове, Ренделл попытался подняться на ноги, но упал. Только потом до него дошло, что пара крепких рук подхватила его под мышки, что кто-то помогает ему подняться на ноги. Ренделл обернулся и увидал, что это мужчина в синей фуражке с черным козырьком, что у того широкое и озабоченное лицо, что на нем серо-синий китель и темно-синие брюки. Кроме этого Ренделл отметил висящий на цепочке свисток, кобуру, полицейский значок и пистолет, похожий на тот, что был у мистера Грота. Полицейский значок… Голландский полицейский! И еще один полисмен в таком же мундире бежит в эту сторону. Полицейские обменивались словами, которые Ренделл не понимал.

Он с трудом мог стоять на ногах, и только сейчас заметил Тео — запыхавшегося и бледного, потирающего сбитую шею. Шофер вклинился между полисменами, которые тут же забросали его вопросами на голландском языке.

— Мистер Ренделл! Мистер Ренделл! Вы не пострадали?

— У меня все хорошо, честное слово! — ответил тот. Всего лишь счесал колени, больше ничего. А что случилось с вами? Я высматривал вас…

— Я пытался прийти к вам на помощь, пробовал вытащить пистолет из перчаточного отделения, но замок заклинило… И, не успел я достать оружие, как один из них забрался в машину сзади и так ударил меня дубинкой, что я отключился и упал на сидение. Ваш портфель с вами? Ой, слава Богу…

Только сейчас Ренделл заметил белый фольксваген, заехавший перед мерседесом Тео — с синим маячком на крыше и полицейским значком, нарисованным на двери. Второй полицейский обратился к первому, поддерживавшему Ренделла под руку:

— «Vraag hem wat voor een auto het was en hoe veel waren daar». Тот повернулся к Ренделлу и спросил на хорошем английском:

— Сержант хотел бы знать, что это была за машина, и сколько в ней было людей?

— Что это за машина, не знаю, — ответил Ренделл. По-моему, черный седан. Людей же было двое. Один, в кепке, набросился на моего водителя. Ясно я его не разглядел. Сам я видел лишь того, который пытался забрать у меня портфель. У него на голове был чулок. Возможно, что он блондин. Свитер с высоким воротником под горло. Он чуть ниже меня, но крепче. Я… больше я ничего не помню. Возможно, водитель Тео сможет рассказать вам больше.

Полицейский тут же задал вопрос Тео, после чего, уже по-голландски, повторил описание нападавших. Сержант дал знак, что понял, и белый фольксваген с ревом сирены исчез в темноте.

Последующие десять минут были заняты формальностями. Наблюдатели из окрестных домов и прохожие, шедшие по другому берегу реки, собрались вокруг, присматриваясь и прислушиваясь с любопытством. Ренделл предъявил свой паспорт. Первый полицейский сделал все необходимые выписки. Затем Ренделла опять вежливо расспросили о случившемся, и он опять все подробно рассказывал. Относительно собственных занятий в Амстердаме он предпочел слишком не распространяться. Так, отдых, несколько визитов своим друзьям по бизнесу, а больше ничего. Считает ли он, будто имелись какие-то особые причины нападения на него? Нет, ничего подобного он не может даже представить. Кроме того, если не считать сбитых коленей, у него все в порядке. Спасибо, все нормально.

Полиция была удовлетворена, и первый полицейский захлопнул свой блокнот.

Тео стоял рядом с Ренделлом.

— Думаю, мистер Ренделл, — сказал он очень серьезно, что вы поедете со мной до самой гостиницы.

Тот, кисло улыбнувшись, ответил:

— Я тоже так думаю, что поеду.

Толпа зевак расступилась, когда Ренделл, держа “дипломат” у груди, сопровождаемый двумя полицейскими, поплелся за Тео к лимузину. Он забрался в машину, уселся на самом краешке заднего кресла, и Тео захлопнул дверь. Окно задней двери было опущено, и первый полицейский, по-дружески наклонился к Ренделлу.

— Wij vragen excuus, — сказал он. — Het spijt mij dat u verschrikt bent. Het… — Тут он прервался и потряс головой. — Извините, забылся и говорю по-голландски. Я хотел принести наши извинения за ваши неприятности. Просим прощения за испуг и беспокойство. Просто, какие-то сукины дети хотели вас ограбить. Им был нужен ваш портфель. Обыкновенное ворье.

Ренделл усмехнулся. Всего лишь портфель. Обыкновенное ворье.

Полицейский сказал еще следующее:

— Если мы их поймаем, то вызовем вас для опознания.

— Вы не поймаете их даже через миллион лет, — хотелось ответить Ренделлу, но вместо этого он сказал просто:

— Спасибо! Я вам очень благодарен.

Тео завел двигатель, а когда полицейский выпрямился, чтобы отойти в сторону, Ренделл глянул на его значок. На металлическом овальном поле была изображена книга, над которой, защищая ее, нависал меч. По краю значка шли слова: Vigilat ut quiescant. Ренделл догадался, что подпись значит: «Они следят, посему вы можете чувствовать себя в безопасности».

Меч защищал книгу.

Только вот при этом он знал, что в собственной безопасности он никогда не сможет быть уверенным.

До тех пор, пока книга должна будет храниться в секрете.