Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кейн (№1) - Паутина тьмы

ModernLib.Net / Фэнтези / Вагнер Карл Эдвард / Паутина тьмы - Чтение (Весь текст)
Автор: Вагнер Карл Эдвард
Жанр: Фэнтези
Серия: Кейн

 

 


Карл Эдвард ВАГНЕР

ПАУТИНА ТЬМЫ

Памяти Тоуд Холла,

И компании Тоуд Холла,

И временам Тоуд Холла.

И я вновь скажу тебе: не вызывай именем Того, кому я предназначен, То, что не сможешь вернуть обратно; То, что может в Ответ вызвать против тебя такое, что твои Могущественнейшие Устройства будут бесполезны.

Г.П.Лавкрафт. Дело Чарльза Декстера Уорда. Письмо Джедедии Орна

В своем замке за гранью ночи

Собираются Боги Тьмы,

Чтобы тьмой изукрасить человеческие судьбы.

***

Цвета тьмы не однородны —

Ибо чернота Зла знает много оттенков,

Так же много, как имен у Зла.

***

Возмездие и Безумие, неразлучные братья,

Они рождены одновременно, и им поклоняются вместе;

Даже Боги не могут отличить одного брата от другого.

***

В своем замке за гранью ночи

Собираются Боги Мрака;

И тьма сплетает многоцветные узоры.

Из стихов, приписываемых Опиросу

ПРОЛОГ

– Он – само воплощение дьявола! Держись от него подальше! – Арбас взглянул на молодого чужестранца, сидящего напротив, и отхлебнул из кружки с элем, которым тот его угостил. Сейчас он испытывал лишь презрение к юному транжире, разыскавшему его здесь, в таверне Селрама Честного.

Арбас – Арбас Убийца, как его многие называли – был в дурном настроении. Сегодня вечером неожиданная (подозрительно неожиданная) череда неудач в игре в кости лишила его не только того, что он выиграл прежде, но и вообще всей наличности. Приветливой служанке, которая поглаживала его под жилетом своими игривыми пальчиками, он внезапно разонравился, и она отошла от него с гордым видом. Точнее, разочарованным, кисло подумал Арбас.

Потом появился этот незнакомец, чьи великосветские манеры плохо сочетались с его грубой одеждой. Незнакомец представился Имелем и больше ничего о себе не сказал. Не иначе он альтруист, единственная забота которого – следить, чтобы кружка Арбаса постоянно была до краев наполнена элем., Пребывая в неуверенности, Арбас решил: пусть придурок спускает свои деньги. Арбас был не из тех, кого легко напоить, и знал, что в конце концов этот тип очень издалека, очень небрежно заговорит о сопернике, ублюдке с черным сердцем – о ком-то, за чью смерть он, дескать, готов заплатить…

Арбас с профессиональной точностью прикидывал, сколько денег Имель сможет выложить, но тут чужак внезапно прервал расчеты наемного убийцы. С удивлением Арбас обнаружил, что чужеземец пытается добыть у него информацию о Кейне…

– Дьявол? Мне нет дела до этого. Я просто хочу поговорить с ним, а мне сказали, что ты знаешь, как найти его. – Чужеземец заговорил на языке Южно-Лартроксианского Союза слегка картавя, что выдавало в нем уроженца острова Товнос, центра Товносианской империи, расположенного в пятистах милях к юго-западу.

– Тогда ты идиот! – заметил Арбас и опустошил кружку. Под капюшоном лицо чужака вспыхнуло от гнева. Проклиная в душе наглость убийцы, он сделал знак служанке вновь наполнить кружку Арбаса, небрежно вытащив три бронзовых монеты из кошелька и убедившись, что Арбас отметил его толщину. Служанка отметила это тоже: наливая Арбасу, она скользнула грудью по плечу Имеля и улыбнулась ему, уходя.

– Непостоянная тварь! – выругался Арбас, рассматривая темно-красный след от ее нарумяненной груди на сером плаще товносианца. Убийца принялся за эль, даже не подумав поблагодарить щедрого собеседника. – Кто-то слишком много говорит, как мне сдается. Чертовски много! Кто тебе сказал, что я могу найти его?

– Он просил меня не называть его имени.

– Нет, клянусь Лато, ты скажешь мне имя этого болтливого ублюдка – или ищи сам его в Седьмом Аду, откуда он родом! Учитывая, какая цена назначена за его голову, во всем Союзе не найдется и дюжины людей, которые не продали бы душу за возможность поймать его.

Вокруг бурлила жизнь. Мертвенно-белая фигура Селрама Честного виднелась возле входа в винный погреб. На жирной физиономии хозяина, осматривавшего шумное сборище, застыла улыбка. Посетители были в праздничном настроении и шумно развлекались. Буйные головорезы с темных улиц Ностоблета, отчаянные наемники в темно-зеленых рубахах и кожаных штанах союзной кавалерии, чужаки со странным акцентом, проезжающие через город по свои загадочным делам, соблазнительно одетые уличные девки, чей громкий смех никогда не отражается в их мудрых глазах. Двое белокурых наемников из Вальданна были на грани того, чтобы порвать старинную дружбу и обнажить ножи из-за спора, понятного только им самим. Миловидная жрица любви с диковинными шрамами, спиралями обвивающими ее ярко нарумяненные груди, сноровисто обыскивала кошелек подвыпившего моряка, обнявшего ее. Плешивый грязный бывший сержант Ностоблетской городской гвардии забавлял нескольких завсегдатаев, плаксиво вымаливая на стаканчик.

Там и сям маленькие группки людей сидели, склонившись над столами, и шепотом обсуждали дела, о которых с удовольствием узнала бы городская гвардия. Но она редко заходила в прибрежные аллеи Ностоблета, разве что собрать дань с торговцев, а Селрам Честный не интересовался занятиями его клиентов до тех пор, пока они могли платить за его гостеприимство. Никто не совал нос не в свое дело. Так что никто не обращал внимания на приглушенную перебранку между Арбасом Убийцей и чужестранцем из Товноса.

Никто, кроме, возможно, одноухого солдата, который вошел в таверну вслед за Имелем. Ветхая военная форма и сердитое лицо обеспечили ему покой от веселых жриц любви и разговорчивых пьянчужек. Руку, в которой он держал кружку с элем, украшало резное серебряное кольцо с большим аметистом. В дымчато-желтом свете таверны камень отливал фиолетовым. Но и солдат этот сидел в противоположном от Имеля и Арбаса углу, так что не мог их слышать. И если его взгляд чересчур часто обращался в их сторону, то, вероятно, его притягивала темноволосая девица в разноцветных шелках, танцевавшая на столе неподалеку от них.

Имель поразмышлял немного, не обращая внимания на разгорающийся гнев Арбаса. Этот человек оказался более крепким, более опасным, чем он предполагал, и чужестранец не знал, насколько можно на него положиться. Но в любом случае сейчас ему придется довериться убийце. Надо быть дипломатичным. Утишить его подозрения, но и не сказать ничего существенного.

– Меня прислал Биндофф, – сказал чужак, внутренне наслаждаясь тем, как поразился Арбас, услышав имя Черного Жреца. – Ну так что, мы договоримся?

Отношение Арбаса к товносианцу резко изменилось. Он был уже почти уверен, что чужак – охотник за назначенной наградой, и мысленно присматривал тихое местечко, где пообщаться с ним на языке ножа, но имя, которое Арбас услышал, существенно говорило в пользу Имеля. Биндофф хранил тайну особенно тщательно. Возможно, стоит рискнуть…

– У тебя есть, ну, скажем, двадцать пять меситси золотом? – небрежно поинтересовался Арбас.

Чужак притворился, что он колеблется, – не стоит давать убийце повода запросить больше.

– Я смогу достать эти деньги.

Арбас слизнул пену с усов перед тем, как ответить.

– Хорошо. Принеси их сюда через две ночи. Я устрою тебе встречу с Кейном.

– Почему не сегодня? – настаивал Имель.

– Ни в коем случае, дружище. Я хотел бы навести кое-какие справки о тебе, перед тем как мы отправимся куда бы то ни было. – Заметив раздраженное нетерпение чужака, Арбас процитировал: – «Счастливый от собственного безрассудства дурак попал в объятия дьявола».

Чужак рассмеялся:

– Избавь меня от цитат из Священного писания. Что в этом Кейне такого, из-за чего у него такая репутация? Уверен, человеку твоего положения не стоит возводить напраслину на другого.

Арбас только хмыкнул и сказал:

– Посмотрим, что ты запоешь, когда увидишь Кейна!

I. ЖИВУЩИЕ В ГРОБНИЦАХ И РАССКАЗ ИМЕЛЯ

Питаемая ледяными ручьями и потоками с высоких Мусейских гор, река Котрас прокладывала свой извилистый путь сквозь долгие мили скалистых предгорий и в конце концов добиралась до широкого пояса равнин, опоясывающих Лартроксианский берег. Там она устремлялась к Западному морю; пятьдесят миль ее глубокого фарватера превращали город Ностоблет в порт, куда стекались как экзотические товары с купеческих судов, бороздивших западные моря, так и богатства восточных гор, сплавляемые по реке полудикими горцами.

Холмы за Ностоблетом были покрыты редколесьем и изрезаны огромными оврагами и ущельями там, где когда-то горные потоки устремлялись сквозь тело гор. Каменные утесы возвышались над долинами внизу на сотни футов. Почти непреодолимое препятствие, они оберегали равнины Южной Лартроксии, указывая, по мнению некоторых ученых мужей, на места, где некогда бурлило море.

Склоны холмов за Ностоблетом были пронизаны гробницами. Сравнительно недавнее распространение культа Хормента, пришедшего с юга, установило обычай сжигать мертвых. В результате эти гробницы не использовались вот уже более века, и тропы, ведущие к ним, не охранялись людьми почти столько же.

Жители старого Ностоблета были практичными людьми, их религиозные ритуалы не требовали устраивать чересчур роскошные могилы для умерших. Обычай богачей в те времена, когда гробницы еще использовались, был таков: мертвых хоронили в простых деревянных гробах, которые помещались в ниши пещер, вырезанные в скалах. Ничего из личных вещей покойника земле не предавали, за исключением одежды, которая была на нем, и недорогих украшений, что едва ли могло соблазнить грабителя. Вдобавок гробницы Ностоблета имели дурную славу из-за упырей и еще более жуткой нечисти, обитавшей там, и наводящие ужас рассказы о них заставляли жителей Ностоблета обходить стороной эту местность.


Грозовой ночью по извилистым тропкам, спускающимся меж утесов, с трудом пробирались двое мужчин. Молнии дробили непроглядную черноту ночи на короткие промежутки, высвечивая на мгновение скользкую от дождя горную тропу, по которой мужчины следовали вдоль обрыва. Непредсказуемые вспышки указывали путь гораздо лучше, чем едва тлеющий фонарь, который нес Арбас.

– Осторожно! – крикнул Арбас– Камни очень скользкие! – И словно вопреки собственному предостережению, убийца поскользнулся на поблескивающем валуне и, пытаясь удержаться на ногах, едва не уронил бесполезный фонарь.

Товносианец тихо выругался и сосредоточился на том, чтобы удержаться на тропе. Один неверный шаг означал верную смерть у подножия гор. Откуда-то снизу слабо и прерывисто доносился шум вышедшего из берегов потока.

Тем не менее в голосе Имеля не было и следа страха, когда он проворчал:

– Неужели ты не мог договориться с Кейном о встрече в более сухом месте!

Арбас оглянулся с язвительной усмешкой:

– Никак ты передумал встречаться с ним? – Он рассмеялся, когда компаньон ответил ему градом проклятий.– На самом деле это самая подходящая ночь – гроза скроет нас от тех, кто мог бы за нами следить. В любом случае, ты знаешь, что Кейн не может показаться в Союзе, учитывая, какую награду назначили за его голову. И даже если бы не это, он не из тех, кто прибегает по первому зову, разве что дело того стоит.– Он многозначительно добавил: – Ты так и не сказал, зачем тебе нужен Кейн.

– Это услышит только сам Кейн, – возразил Имель.

Арбас торжественно кивнул:

– Угу. Это услышит только Кейн. Угу. Ладно, боже упаси меня вмешиваться в ваши секреты. Я бы этого не хотел ни в коем случае.

Товносианец ничего не ответил и продолжал хранить молчание весь оставшийся путь.

Справа от них открылись темные расщелины. Это были входы в заброшенные гробницы, рукотворные галереи, вырубленные в скале рабами, которые давно мертвы, как, впрочем, и их хозяева. В высоту эти безмолвные ходы были более чем достаточны, чтобы в них мог войти весьма рослый человек, а из-за вспышек молний они выглядели намного более просторными. Некогда доступ к гробницам преграждали ворота, но поздней они были разрушены. Несколько оказавшихся более прочными дверей были приоткрыты, но большинство совсем отсутствовали или висели под немыслимыми углами – разрушенные остатки гнилого дерева и проржавевшего железа.

Имель призадумался, чьи руки могли разрушить ворота – и зачем. Это была неподходящая ночь для подобных размышлений. Мрак похоронных камер был еще гуще, чем чернота ночи, и время не полностью выветрило запахи разложения и гнили. Каждый раз, когда Имель проходил мимо очередного зияющего дверного проема, он покрывался мурашками и спиной чувствовал, что за ними кто-то тайком наблюдает. Время от времени ему чудилось еле слышное мягкое шарканье. Имель молился, чтобы это были просто большие крысы, потревоженные в своих норах. Но гроза играла сверхъестественные шутки с его ощущениями.

– Кажется, это здесь,– коротко объявил Арбас и направился в одну из затхлых пещер-гробниц. Он зажег фонарь, который чудесным образом загорелся, и Имель увидел, что пещера, где они находятся, имеет форму перевернутой виселицы. Сначала был проход длиной в двадцать футов, затем поворот направо – и еще один проход около пятидесяти футов. В стенах первого коридора был вырублен тройной ряд ниш. Только несколько тел, погребенных в этих нишах, остались нетронутыми. Прочие были изуродованы, а содержимое ниш разбросано. Товносианцу было трудно понять, были это следы времени или вандализма.

Сразу за поворотом проход, заканчивающийся пещерой, был перекрыт двойным занавесом из звериных шкур. Этот занавес предназначался как для защиты от холода, так и для того, чтобы скрыть свет фонаря. Стоило Имелю войти, как он понял, что эта пещера предназначена для обитания человека.

Здесь, в этой древней, населенной призраками пещере-гробнице, Кейн устроил свое логовище.

– Ну и где он? – отрывисто спросил Имель. Он стремился как можно скорее перейти к делу и тем самым стряхнуть с себя мрачные полуощутимые страхи, которые преследовали его с того момента, как он оказался здесь.

– Ждать мы не привыкли, да? Он придет сюда в свое время. Во всяком случае, он знает, что мы должны прийти сегодня, – произнес Арбас и оккупировал единственный имеющийся в наличии стул.

Проклиная наглость убийцы, Имель обшарил пещеру в поисках второго, но тщетно. Тем не менее пещера была на удивление хорошо обставлена – особенно если учесть сложность и опасность быть замеченным, доставляя что-нибудь сюда. В углу на полу было хорошее ложе из нескольких больших шкур. Кроме стула здесь имелся и стол, на котором стояли два светильника, несколько бутылок, еда и – самое удивительное – немалое количество книг, свитков и письменные принадлежности. На полу и в нишах было расположено еще много чего: кувшины с маслом, продукты, арбалет и несколько колчанов с арбалетными болтами, боевой топор и набор довольно древних кинжалов, колец и прочих изделий из металла. Было подобие очага, еще теплого, здесь Кейн отваживался разводить огонь, чтобы приготовить еду. Груда досок указывала на то, какое применение нашел Кейн для гробов, местом упокоения которых он завладел.

Кости бывших гробовладельцев были свалены в кучу, и по мере того как Имель разглядывал этот курган, его волосы становились дыбом. Он не имел репутации щепетильного человека, и ничто не указывало на то, что с духами этим мертвых следует считаться. Его беспокойство происходило оттого, в каком состоянии пребывали эти кости. Мало того что они были обглоданы – это могли сделать и крысы, – но их еще и тщательно расщепили, чтобы достать костный мозг. Имель подумал, что сделать такое с гниющими трупами не могло человеческое создание. Его пробрала дрожь, несмотря на то что кости были старые и рассыпающиеся.

От безделья Имель стал перебирать разбросанные старинные украшения и изделия из металла. Он был слегка разочарован, не увидев ничего примечательного.

– Кейн грабит могилы ради этого хлама? – поинтересовался он, поразившись, как громко прозвучал его голос.

Убийца пожал плечами:

– Не знаю. Он скрывается здесь достаточно долго, чтобы свихнуться, но я думаю, он собирает эти вещи просто для того, чтобы хоть чем-то занять себя. Может, он хочет что-нибудь сделать с ними. Возможно, составить каталог для книжных червей из академии в Матнабле. Кейн… Не знаю. – Он замолчал, изучая лезвие своего кинжала.

Имель тяжело вздохнул и принялся осматривать пещеру в поисках чего-нибудь любопытного. С удивлением он обнаружил древние пиктограммы на полу при входе в нее. Судя по всему, это была магическая защита от сверхъестественных сил. Некоторое время он изучал таинственные знаки, почесывая бороду, которую отрастил, чтобы изменить внешность.

Шум бури снаружи вкупе с мрачностью этого места заставляли Имеля нервничать все больше и больше. Он подошел к столу, возле которого Арбас беззаботно водил острие своего кинжала по точильному камню Кейна. Склонившись над столом, Имель стал разглядывать книги. Весьма странно, что Кейн вообще умеет читать, подумал он. Исходя из тех сведений, которые он сумел собрать, Кейн был опытным и жестоким воином, обладавшим исключительной физической силой. Но такие люди обычно презирают все, связанное с наукой и искусствами. С любопытством Имель перелистал несколько книг. Две были написаны на языке Союза, из остальных только одна была на языке, который был Имелю отдаленно знаком. Одна очень старая книга выглядела весьма необычно, потому что странные знаки на ее страницах выглядели так, как будто не были написаны рукой.

Имель лениво пролистал один из фолиантов, написанных на языке Союза. Вдруг его внимание привлекла страница, которую занимала странная диаграмма. Пораженный, он прочитал текст на соседней странице, и его подозрения подтвердились. Он захлопнул книгу и бросил ее на стол. Гримуар. Неужели Кейн не только воин, но еще и колдун? Имель вспомнил предостережение Арбаса, и им начал овладевать страх, который испытал бы любой нормальный человек, столкнувшись с орудиями черной магии. Он взглянул на Арбаса и обнаружил, что убийца смотрит на него поверх кинжала с усмешкой. Оттого, что он обнаружил свои чувства, Имеля охватили одновременно стыд и гнев.

– Прекрати глупо ухмыляться! – зарычал он на Арбаса, который только хмыкнул в ответ. Яростно ругаясь, товносианец прошелся по пещере. Именем Тлолуина! Какой же он дурак, что взял на себя эту миссию, – дурак, что вообще ввязался в ее безумные планы! Осознав, что теряет контроль над собой, Имель остановился и попытался взять себя в руки.

– Так Кейн собирается появиться здесь? – требовательно спросил он у Арбаса.

Тот пожал плечами; он, казалось, тоже терял терпение.

– Возможно, он не знает, что мы уже здесь, – предположил он. – Давай подадим сигнал со скалы. Сомневаюсь, что в такую ночь в округе может быть кто-нибудь еще, кроме него. – Сказав это, он поднял свой фонарь и направился к занавесу.

Стоило им приблизиться к выходу из коридора, как череда молний расколола полуночное небо и озарила мерцающим синеватым светом фигуру, только что появившуюся в укрытии. При виде неясного, закутанного в плащ силуэта, который темнел на фоне рассекаемых молниями потоков воды, пораженный Имель не смог подавить вскрик. В его голове промелькнули слова Арбаса, произнесенные при первой встрече: «Поищи его в Седьмом Аду!» Действительно, это кошмарное зрелище вполне могло сравниться с явлением демона – или самого Владыки Тлолуина, восставшего из Седьмого Ада.

На один удар сердца молния ярко осветила фигуру. В этой вспышке нельзя было различить черты лица. Виднелась только черная тень, ветер раздувал мокрые одеяния, могучее тело выпрямилось на фоне грозы. Обнаженный меч блестел, как и глаза – зловеще горящие во мраке точки.

Затем вспышки молний прекратились, и фигура приблизилась.

– Прикройте фонарь! – резко скомандовал Кейн.

Арбас отодвинул занавес, и Кейн вошел внутрь, сбрасывая с себя насквозь промокший плащ. Отряхиваясь, он затопил все вокруг. Ругаясь на каком-то неизвестном языке, он налил себе чашу вина, осушил ее и тотчас наполнил еще одну.

– Замечательная гроза, вот только сушиться в этой промозглой норе – не самое приятное занятие, – проворчал он между чашами. – Арбас, посмотри, можно ли разжечь огонь. Дым сегодня не опасен. Имель, сядь и выпей вина. Оно отлично согревает. У этих лартроксианцев замечательные виноградники, отдадим им должное. – Наполнив стоящую на столе чашу, он переместился к очагу.

Имель с благодарностью уселся на стул и, не обнаружив второй чаши, неуверенно отпил вина прямо из бутылки. События последнего часа заставили его понервничать, но теперь вино согрело и слегка успокоило его. Однако он снова пожалел, как уже не раз, что не уговорил ее послать кого-нибудь другого. Хотя бы этого презренного Оксфорса Альремаса. Не то чтобы он признавал превосходство Альремаса в миссиях интриги и искусной дипломатии. Но самовлюбленность лорда временами становилась совершенно нестерпимой, и Имель прикидывал, что сталось бы с аристократической чувствительностью Альремаса при обращении, которому он сам до сих пор подвергался.

Вскоре Арбас с помощью сухих досок от гробов разжег огонь. Грозовой ветер вытягивал дым наружу, так что внутри было вполне уютно. Языки пламени ярко осветили убежище, и теперь Имель наконец смог как следует рассмотреть Кейна.

Он был высок, больше шести футов ростом, хотя казался ниже из-за того, что его тело было чрезвычайно массивным. Толстая шея, бочкообразная грудь, мощные мускулистые руки и ноги – все свидетельствовало о необыкновенной силе. Даже его ладони были огромными, а пальцы длинными и крепкими. Если бы его руки были менее грубы, их можно было бы сравнить с руками художника. Имель однажды видел такие руки – у знаменитого преступника, чью казнь он наблюдал. Отрубленные руки, как символ торжества имперского закона, были выставлены рядом с насаженной на кол головой на площади Правосудия в Товностене.

Возраст Кейна трудно поддавался определению; его тело было телом тридцатилетнего, но он почему-то казался гораздо старше. Поэтому Имель решил, что ему где-то слегка за пятьдесят, но он исключительно хорошо сохранился. У Кейна было бледное лицо и ровно обрезанные рыжие волосы. Короткая борода, черты лица резкие и крупные – слишком простые и грубые, чтобы считаться красивыми.

Кейн почувствовал, что Имель изучает его, и внезапно уставился ему в глаза. К Имелю вернулось то ощущение, которое он испытывал во время вспышек молний. Глаза Кейна напоминали два ледяных кристалла, в которых горел синий огонь. В них волновалось ледяное пламя безумия, смерти, муки, адской ненависти. Они как бы просвечивали Имеля, выискивая его потаенные мысли, опаляя самую его душу. Это были глаза сумасшедшего убийцы.

С жестоким смешком Кейн отвернулся, освобождая Имеля от власти своих глаз. Сознание Имеля пошатнулось, и он едва сумел подавить панику. В ошеломлении его рука потянулась к бутылке. Он с радостью воспользовался восстанавливающей способностью вина.

Та, которая послала Имеля к Кейну с поручением, всегда внушала ему чувство отвращения. Она была всего лишь изуродованным сосудом ненависти, только разрушительная жажда мести поддерживала в ней жизнь. Безусловно, ни один человек не мог приблизиться к ней, не ощутив мрачного пламени ее безумной ненависти. Но отвращение к ней было ничем по сравнению с ужасом, который охватил Имеля, когда он взглянул в глаза Кейна. В них светилось безумие, смешанное с холодной жаждой убийства.

Бесчеловечное стремление убивать и разрушать – всепожирающая ненависть к живому. Такими глазами смерть встречает нового мертвеца или Владыка Тлолуин приветствует какую-нибудь навеки проклятую душу в своем королевстве вечного мрака.

– Итак, Имель, что за дело привело тебя ко мне?

Подняв голову, Имель увидел, что Кейн отошел от огня и присел на край стола напротив него. Он пристально изучал Имеля, на его лице была насмешливая улыбка – адский огонь в его глазах утих, но все еще теплился. Его длинные пальцы играли серебряным кольцом. Очевидно, из той кучи на полу, подумал Имель.

– Надеюсь, у тебя веская причина, чтобы беспокоить меня. Не то чтобы в этой дыре у меня было мало времени, но твой приход сюда в некоторой степени поставил меня и Арбаса в щекотливое положение.– Он оценивающе поднял кольцо на свет. Казалось, он увлекся замысловатой резьбой на нем.– Конечно, ты уверен, что за тобой никто не следил…

Кейн небрежно придвинул фонарь поближе, чтобы лучше разглядеть кольцо. Имель раздраженно нахмурился.

– Интересно… – пробормотал Кейн, протягивая кольцо к свету. Большой ограненный аметист мягко засветился фиолетовым. Имель узнал кольцо.

Его охватил холодный ужас. Рука Имеля инстинктивно устремилась к мечу на боку. Он едва успел коснуться рукоятки, как сзади его охватила чья-то рука и в шею больно уткнулось острие кинжала. Арбас! Он совсем забыл про убийцу.

– Не убивай его еще немного, Арбас,– произнес Кейн, который даже не пошевелился все это время. – Ты знаешь, я думаю, Имель узнал кольцо.

Убийца пошевелил кинжалом, когда товносианец попытался встать. Имель сел.

– Ну и как ты это объяснишь? – спросил Арбас с притворным замешательством.

– Ты знаешь, я думаю, что он так побледнел при виде кольца. А ты что предполагаешь?

– Может, он так поразился величине сапфира?

– Сомневаюсь. В любом случае, это аметист.

– Какая разница.

– Нет, мне кажется, ты на неверном пути, Арбас. Готов поспорить, что Имель как раз думал, что, когда он последний раз видел это кольцо, оно было на знакомой руке. Предположим, на руке того ублюдка, который крался следом за вами.

Голос Арбаса поднялся чуть ли не до визга:

– Следил за нами! О, Имель, это заставляет меня выглядеть легковерным. – Он прижал острие кинжала к шее сильнее. Имель едва дышал, пытаясь втиснуться сам в себя, чтобы отстраниться.

– Это мусейский клинок, – пояснил убийца Имелю. – Члены горных кланов неделями выковывают сталь, придавая ей определенную форму. Они говорят, что сталь слабеет и становится хрупкой, как клинок жителя равнин, если ее не поить вдоволь кровью врага каждые десять дней или около того.

– Я бы сказал, что это пеллинская работа, – заметил Кейн.

– Это потому, что рукоятку приспособил для меня умелец-пеллинит, – обиженно возразил Арбас. – Во всяком случае, дворянин, которому принадлежал этот нож до того, как я его убил, клялся, что это мусейский клинок. Такую сталь ни с чем не спутаешь – глянь, как она легко перережет горло Имелю.

Кейн покачал головой и встал.

– Может быть, но чуть позже. Дай ему вздохнуть. Как оказалось, за вами следовал только один человек, и я его ждал. Я думаю, теперь Имель нам все расскажет.– Он вперил в Имеля свой убийственный взгляд, сейчас пылающий яростью. Имель знал, что он очень близок к смерти. – Кто он был? Почему он следовал за вами? – Кейн не тратил лишних слов на предостережение не лгать, да и Имель, наверное, не смог бы – во всяком случае находясь в плену этих глаз.

– Офицер, который сопровождал меня из Товноса. Это был мой телохранитель. Я прошел трущобы Ностоблета, пытаясь отыскать тебя, и мне казалось необходимым, чтобы он сопровождал меня на некотором расстоянии. Сегодня я приказал ему следовать за мной, когда я пойду с Арбасом.

Кейн поразмыслил некоторое время.

– Да, потому что ты не доверял ему, и у тебя были для этого основания. Стоило Арбасу застать тебя одного, и он убил бы тебя без малейших сожалений ради твоего кошелька – если бы я не велел ему привести тебя сюда. Любопытство с моей стороны. Мой друг Биндофф сказал мне, что ты младший отпрыск обедневшей товносианской дворянской семьи, человек сомнительной честности, но, по общему мнению, довольно ловкий – и что ты пришел к нему с весьма любопытными рекомендациями и спросил, где найти меня.

Так что ты оправдан, но не прощен. Учитывая, что в Южной Лартроксии каждая добрая душа жаждет моей крови, я не могу рисковать. Твой приход сюда был риском; твой приход с сопровождением – еще большим риском. Может быть, этой ночью мне сопутствует удача, так как я не обнаружил никаких признаков, свидетельствующих о том, что за твоим другом следили. Во всяком случае, мне пришлось ждать под дождем довольно долго, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Понимаешь, я тоже не доверяю тебе, Имель. Так что я ждал снаружи на скалах в стороне от тропы. Проследил, как ты и Арбас прошли, и потом встретил твоего друга. Боюсь, я его очень испугал. Зато у него было любопытное колечко.

С обманчивой небрежностью он бросил кольцо в кучу всякой всячины, добытой из гробниц. Он сделал знак разочарованному убийце отпустить товносианца и спросил:

– Еще раз. Что у тебя за дело?

Когда Арбас убрал клинок, Имель медленно выдохнул. Струйки пота, стекавшие с лица, жгли алую линию на горле. Его шея горела в том месте, где ее обожгло дыхание убийцы. Собираясь с мыслями с усилием, от которого, он знал, зависит его жизнь, Имель начал:

– Я послан сюда человеком, которому нужны твои услуги и который охотно заплатит за них по-королевски.

– На самом деле? Несколько туманно. Все-таки будь поточнее. Как мне заплатят?

– Богатством, властью, положением – может быть, королевством.

– Ты меня заинтересовал. А теперь в подробностях. Особенно в отношении моих «услуг», как ты это назвал.

– Конечно. Но для начала, что ты знаешь о делах Товносианской империи?

– О ее текущих делах – немного. Я уже несколько лет не был на островах.

– В этом случае, прости, но мне придется начать с довольно длинной истории, чтобы объяснить мое задание.

– Если я найду ее интересной, – пробормотал Кейн и затем приглушенно воскликнул: – Нет, вы только посмотрите! – Злобно попискивающий жук подбежал к столу и уверенно направился к мигающему фонарю. Кейн подхватил большущего скарабея и зачарованно наблюдал, как тот переползает с одной руки на другую. – Посланец от мертвых. Они любят прятаться в гниющих черепах.– Он взглянул на напряженное лицо Имеля. – Вперед. Я слушаю.


РАССКАЗ ИМЕЛЯ

Неистен Мариль правит ныне как монарх Товноса, этот трон дает ему также титул императора Товносианской империи – островной федерации к югу и востоку от Лартроксианского берега, за Средним морем. Как тебе, наверное, известно, империя возникла два столетия назад на этом архипелаге из восьми крупных островов, каждый площадью от двух до трех тысяч квадратных миль, примерно дюжины меньших островов и бесчисленных клочков земли, слишком мелких, чтобы о них говорить. Как самый большой и могущественный остров, Товнос был центром почти все время существования империи, и Неистен Мариль – потомок рода, долго дававшего сильных и искусных правителей.

Когда его отец, Неистен Сирром, умер, на трон был еще один потенциальный претендент – старший сводный брат Неистена Мариля, Лейан, внебрачный сын Неистена Сиррома и обольстительной дворянки из Тресли. Поскольку Лейан был незаконным сыном, он не носил династического имени и не имел шансов на престол – разве если Мариль умрет, не оставив сына-наследника. Поэтому он был в смятении, когда его младший брат рано женился на своей дальней родственнице из Кварноры и она вскоре понесла.

Молодая жена подарила ему дочь по имени М'Кори и вскоре снова понесла. Но когда время разрешения от бремени уже приближалось, она заболела и умерла, не родив ребенка. Ходили слухи, что ее отравил Лейан, чтобы она не дала наследника, но она всегда была болезненной, и, вероятно, вынашивание двух детей подряд оказалось большей нагрузкой, чем она могла выдержать.

В течение нескольких месяцев после этого Мариль был неприступен, его душу раздирали противоречивые чувства. Одним была дикая ярость от разочарования – ибо он лично рассек ее утробу и извлек сына, которому не хватило всего нескольких недель, чтобы появиться на свет. Но он глубоко любил ее, и его ярость превращалась в отчаяние, его мучило чувство вины за то, что он слишком настойчиво заставлял свою молодую жену подарить ему сына. Время потихоньку исцелило муки, разрывавшие его душу, но он стал суровым, не ведающим любви человеком с характером, который и прежде не был мягок, а теперь стал еще хуже. Казалось, он изгоняет все мысли о прошлой или будущей женитьбе; его дочь М'Кори страдала от отцовского пренебрежения. О ней заботился Лейан – не из жалости, но потому что у него было двое сыновей, Лагес и Роже, он лелеял мысль о женитьбе одного из них на М'Кори и хотел таким образом обеспечить престол для своего рода, если не для себя самого.

Последующие годы благоприятствовали его смелым планам, так как Мариль оставался не женатым, а М'Кори росла – дитя поразительной красоты и бесхитростности, граничившей с простотой. Она чувствовала трогательную благодарность к дяде и сильную привязанность к его сыновьям. Лагес и Роже выросли сильными молодыми людьми и были гордостью отца – искусные в бою, красивые, сведущие в светских приличиях. Лейан видел в них настоящих принцев. Он был убит горем, когда Роже, старший и куда более рассудительный, героически погиб в двадцать два года, ведя войска дяди-императора против мятежников острова Фисития. За него отомстил его брат Лагес, который нехватку острого ума, присущего Роже, возмещал горячностью. М'Кори разделила траур по Роже, ибо они трое выросли вместе, как братья и сестра. Но когда траур закончился, она и Лагес стали любовниками.

Затем, четыре года назад, Лейан увидел, что его тщательно разработанный план под угрозой. Неистен Мариль полюбил вновь.

С отмеченного несчастливой звездой северного острова Пеллин явилась женщина неземной красоты. Она звалась Эфрель. Она была лучших кровей; ее род дал свое имя островному королевству, которым и правил многие столетия. Когда создавалась империя, полагали, что правителями ее станут владыки Пеллина, поскольку их кровь была древнейшей и благороднейшей. Но на долю Пеллина выпали мрачные времена, и древнее королевство не оказалось достойным соперником более молодым и сильным южным королевствам. Действительно, все угрозы господству Товноса исходили и исходят от его молодых соседей, а не от далекого Пеллина, хотя не секрет, что владыки Пеллина всегда мечтали взять в свои руки бразды правления империей.

Но остров Пеллин имеет дурную репутацию с тех дней, когда люди впервые пересекли Западное море и обосновались в этих краях. Наша история стара, и многие века до основания империи скрыты под покровом мифов и преданий. Тем не менее руины диковинных каменных строений в некоторых избегаемых местах на островах бросают вызов всему известному. Мы ничего не знаем о племени, построившем эти цитадели. Легенды говорят, что они превратились в руины еще до прихода человека на острова. Несомненно, эти обвалившиеся камни – непостижимо древние, и ни один человек не может предположить ни сколько веков прошло с тех пор, как были воздвигнуты циклопические крепости, ни того, чья рука разрушила их. Существуют предания, рассказывающие о жутких, словно из ночных кошмаров сумасшедшего бога, высеченных на камнях сценах грандиозной битвы между морскими чудовищами. Первые мореплаватели, обосновавшиеся на этих островах, с трудом уничтожили эти изображения ударами молотка и зубила. Не осталось ни одного из них, чтобы подтвердить эти мифы. И больше всего таких покрытых лишайником руин как раз на острове Пеллин, где они сохранились в лучшем состоянии, чем руины на южных островах.

Безусловно, не только из-за безмерно глубоких вод к северу от Пеллина ни один рыбак не расставит там свои сети, а купцы отклоняются от курса на многие лиги, избегая эти места. Эта часть Западного моря именуется Сорн-Элин, что на древнем языке значит «Бездонное море». Его глубины никогда не измерялись. Предание говорит, что в этом месте Земля расколота и что воды Сорн-Элина текут вниз в мировой океан, на котором и плавает наш мир. Хорошенькая теория о сотворении мира, нечего сказать, хотя с тех пор философы напридумывали и еще более дурацкие.

Сложнее отмахнуться от рассказов тех немногих людей, кто отважился пересечь Сорн-Элин и вернулся – или заявляет, что сделал это. Они говорят о призрачных огнях, мерцающих ночью глубоко под водой, о причудливых фигурах, которые проносятся на темных волнах в полнолуние. Некоторые утверждают, что слышали потусторонний жалобный вой – звук, который заставляет мужчин кричать и сводит морских волков с ума. Говорят, что в Сорн-Элине обитают жуткие морские чудовища, которых нет ни в одном другом море, – омерзительные создания, которые способны увлечь под воду целый корабль с его командой. Старейшие легенды рассказывают о древней расе демонов, которые обитают в черных глубинах Сорн-Элина и готовы уничтожить всякого, кто отважится нарушить границы их подводного царства.

И с этими мрачными преданиями перекликаются более свежие истории, о которых моряки повествуют со страхом в глазах. Над такими историями смеются при свете дня или рассказывают их за кружкой эля, чтобы пощекотать нервы, однако ночью и в море об этом не говорят.

Вот пример. Несколько лет назад капитан из Тресли шел домой с большим грузом лартроксианского зерна. Не желая подвергать груз воздействию океанской влаги дольше чем необходимо и стремясь опередить конкурентов, он решил не плыть кружным путем мимо островов к югу от Пеллина, а направиться на север прямо через Сорн-Элин. Команда была встревожена, но он соблазнил матросов обещанием дополнительной платы, зная, что если прибудет на Тресли первым, то сможет назначить более высокую цену на зерно.

Когда они вступили в пределы Сорн-Элина, дозорный заметил следы кораблекрушения. Подплыв ближе, они обнаружили обломок корпуса аммурианского судна, к полузатопленным доскам был привязан человек. Моряк держался на плаву несколько дней после крушения, но не только гибель корабля и нехватка воды и питья превратили его в безумца. Отбрасывая тех, кто пытался позаботиться о его израненном теле, он исступленно кричал о склизких черных щупальцах и безликих демонах моря. Когда его привязали к койке, команда была поражена, увидев жуткие шрамы, покрывавшие его иссохшее тело, – как будто его обвязывали раскаленной докрасна цепью.

Мало что можно было понять из его несвязного бреда, но и этого было достаточно, чтобы заставить капитана повернуть корабль и поспешить прочь, дабы избежать мятежа на борту. И что самое удивительное, в первую же ночь после своего спасения потерпевший кораблекрушение пробудился, мучимый кошмарами, разорвал толстые веревки, удерживавшие его, и с маниакальной силой прорвался мимо тех, кто пытался его удержать. Моряк, наблюдавший за тем, как беглец, прыгнув за борт, уплывал, клялся, что видел странный свет, мерцающий под темными водами, и некоторые утверждали, что слышали слабый гул, доносившийся из глубины.

Есть много других диковинных историй – достаточно, чтобы понять, что с Пеллином и морем вокруг него что-то не в порядке. Сень зла нависает и над королевской семьей, ибо общеизвестно, что владыки Пеллина давно изучают тайны, которые лучше было бы оставить непознанными. Все знают, что прадедушка Эфрель убил свою младшую внучку и искупался в ее крови, чтобы вернуть себе молодость. Неизвестно, преуспел ли он, потому что его разъяренный сын вскоре убил его.

Рассказывают, что глубоко под погребами и темницами Дан-Леге, черной цитадели владык Пеллина, находится огромный подземный зал. В этой просторной пещере владыки Пеллина веками пытали своих врагов и занимались мерзкими исследованиями в чародейском искусстве Те немногие, кто побывал там и вышел наружу, сохранив здравый рассудок, рассказывали, что в полу пещеры находится огромный водоем, воды которого прибывают и убывают в соответствии с приливом и отливом. В черных глубинах этого водоема похоронены многие секреты, которыми Пеллин не собирается делиться ни с кем.

Но вернемся к делам дней нынешних и к Эфрель.

Именно в эту потайную пещеру ночью примерно тридцать лет назад Пеллин Отрин, король Пеллина, приволок совсем юную девушку, кричащую и обнаженную, и, несмотря на то что это была его кузина Верль, никто не осмелился вмешаться. Что они там делали, никто не узнал, но на рассвете Верль выбралась наверх едва живая, в ее широко раскрытых глазах плескалось безумие. Пеллин Отрин хранил молчание о том, что случилось, да и никто не посмел бы спросить. Вскоре после этого Лирд, бездетная жена Отрина, заболела непонятной болезнью и умерла. Пепел ее погребального костра еще не остыл, когда Отрин объявил, что новой королевой будет Верль. Кое-кто удивился, что он собирается жениться на несчастной девочке, ибо известно было, что в сердце Отрина нет ни капли жалости. И также никто не понял, почему Отрин умертвил лекаря и повивальную бабку, несколько месяцев спустя принимавших на свет их дочь, ибо ребенок был совершенством во всех отношениях.

Этим ребенком и была Эфрель. После рождения Эфрель безумие Верль усугубилось, временами она набрасывалась на дитя, и ее приходилось удерживать силой. Пеллин Отрин поместил жену в уединенные покои с прислугой, которая постоянно была настороже. Когда Эфрель была отнята от материнской груди, ее передали няньке, и после этого о Верль не было сказано ни слова, и ни один человек не спросил, что с ней. Когда Эфрель немного подросла, Отрин взял ее к себе и лично уделял внимание каждой мелочи в ее образовании – в управлении государством и тайных изысканиях владык Пеллина.

Однажды ночью Пеллин Отрин был найден в своих покоях задушенным, хотя снаружи не слышали никакого шума. Его охрана не могла ни объяснить, как убийца проскользнул мимо них, ни догадаться, чей шнур оставил на теле их господина синевато-багровые рубцы, ни предположить, откуда в его бороде взялись морские водоросли.

Его смерть оставила Пеллин без наследника мужского пола, но в длинной истории Пеллина был случай, когда островом правила женщина. И Пеллин Отрин хорошо обучил свою дочь. Таким образом, Эфрель взошла на древний трон Пеллина.

Об Эфрель говорят, что она погрузилась в изучение демонологии и черных искусств со страстью, даже превзошедшей увлечений ее нечестивых предков. Возможно, ее побуждало желание вернуть древнюю славу Дома Пеллина, который неумолимо двигался к забвению в пределах империи. Может быть, она искала пути, как возродить безжизненную кровь своего рода, наследники которого с каждым поколением были все малочисленнее и болезненнее, а фамильное безумие, мучившее Дом Пеллина, все усиливалось.

Также ходят упорные слухи, что Эфрель только наполовину человек, что ее настоящим отцом был не Пеллин Отрин, а демон, вызванный его чарами, который возлег с Верль в ту ночь, когда она сошла с ума. Этим можно было бы истолковать навязчивый интерес Эфрель к колдовству. Более того, это могло бы объяснить ее нечеловеческую красоту – или ее живучесть, которая как сорняк по сравнению с хилыми цветами у прочих представителей ее рода. Возможно, ее сверхъестественное происхождение дало ей силу зажечь страсть в Неистене Мариле, который в свои неполные сорок лет оставался так же холоден и неприступен, как и прежде.

Неистен Мариль впервые увидел Эфрель, когда та была представлена ко двору. Она грациозно двигалась в облегающем одеянии, сделанном из переливчатой чешуи слепых морских змей, выловленных в Сорн-Элине. Когда ее представили императору, как предписывает придворный этикет, искусительница объяснила Марилю, что явилась с Пеллина, чтобы выразить свое почтение ему и провести некоторое время при императорском дворе, что было одной из привилегий особ королевской крови. С этого момента Мариль думал только об Эфрель, ибо экзотическая красота и загадочный ореол, окружавший ее (а возможно, и ее колдовство), совершенно покорили его долго дремавшие чувства. Возрожденные после столь долгого времени, они запылали едва сдерживаемым огнем, и всем было очевидно, что вскоре в Товносе будет новая королева.

Разумеется, ход событий привел в смятение Лейана, как и многих других, кто предсказывал, что союз с пользующимся дурной славой Пеллином не принесет ничего хорошего. Но Мариль совсем потерял голову из-за этой светлокожей красавицы с локонами цвета полуночи и темными глазами, сиявшими, как ониксы. Даже те, кто ненавидел новую звезду двора, признавали, что ее красота затмевает всех женщин, которых они когда-либо видели, – включая М'Кори, которая – под покровительством Лейана – пользовалась успехом при императорском дворе. И возражения против надвигающейся женитьбы императора быстро утихли, после того как Мариль приказал обезглавить доверенного советника, придя в ярость от его совета повременить, исполненного самых благих намерений.

Итак, они поженились, и империя успокоилась, пытаясь извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации. Однако, к своему неудовольствию, Эфрель вскоре обнаружила, что, хотя она и покорила ложе Мариля, трон она не получила. Мариль был человеком сильной воли, который не смешивал свои сердечные дела с делами империи. Так что Эфрель поняла: ее намерения править не исполнились, несмотря на все ухищрения и тайные чары, и что большинство дворян из тех, кого она привезла с собой в качестве свиты, не получили ни влияния, ни солидных должностей при императорском дворе.

И по мере того как шло время, Эфрель поняла, что утрачивает власть и над чувствами Мариля – ибо сильная страсть слишком часто истощает дух и сама быстро истощается. Но более важным было то, что, несмотря на усилия Мариля, Эфрель так и не понесла. Опять он не смог произвести сына-наследника, и разочарование в этом остудило его страсть к ней. Его плодовитость была несомненной; следовательно, это Эфрель была бесплодна. Возможно, что, будучи в дурном настроении, он припомнил старые слухи о ее нечеловеческом происхождении – ибо это обычное дело, когда гибриды оказываются стерильны. В гневе он прекратил все отношения с женой, кроме самых официальных.

Эфрель обратилась к интригам. Разыскав Лейана, она с легкостью соблазнила его своей красотой и обещанием посодействовать Лейану в его претензиях на трон. Ибо если Неистен Мариль умрет, не оставив сына-наследника, его преемником станет Лейан. Эта мысль, конечно, не раз приходила Лейану в голову, но он прекрасно знал, какие предосторожности предпринимает его сводный брат, чтобы предотвратить покушение, и что он будет первым обвиняемым в случае такового. Но немало мужчин утрачивают всякую осторожность в женских объятиях. Не был исключением и Лейан.

Эти двое замыслили убить Неистена Мариля с помощью медленнодействующего яда, компоненты которого вызовут естественный недуг. Любую попытку двора воспротивиться наследованию Лейана они подавят с помощью армии, которая их поддержит. Заговор был уже в процессе осуществления, и часть знати принесла Лейану клятву верности в обмен на вознаграждение после того, как он взойдет на трон.

Затем заговорщиков постигла катастрофа.

Мариль всегда был начеку в отношении возможных заговоров, особенно со стороны сводного брата. Его система осведомителей была куда более эффективной, чем предполагали Эфрель и Лейан. Так что Мариль узнал о заговоре еще до того, как тот успел созреть. Однажды ночью он застал Лейана в спальне Эфрель и объявил, что всех, кто замешан в заговоре, сейчас возьмут под стражу.

Лейан вскочил с постели, успев схватить меч до того, как охрана Мариля смогла остановить его. Но Мариль с присущим ему безрассудством велел своим людям не вмешиваться и с радостью встретил атаку брата. Произошла отчаянная схватка – ибо у Лейана оставалась возможность получить трон, если бы он выиграл эту дуэль. Как клялись те, кто видел эту схватку, хотя, понятно, они и преувеличили, эти два умудренных опытом, понаторевших в постоянных тренировках и закаленных во многих походах ветерана бились полчаса. Лейан считался лучшим бойцом на мечах, но Мариль, скорее всего умышленно, вступил в схватку с братом, когда тот был хмельной от вина и недавних любовных игр. Кроме того, Лейан был обнажен, а Мариль – одет в кольчугу.

Шаг за шагом Мариль вынуждал Лейана отступать, раз от разу пробивая его отчаянную защиту, отвечая на превосходное владение мечом своей растущей уверенностью. Маленький порез здесь, пропущенный укол там – раны, которые кольчуга отразила бы, но обнаженная плоть принимала в себя. Наконец Лейан на мгновение опоздал, двинувшись навстречу обманчивому удару могучей правой руки Мариля. Клинок Мариля пронзил бок Лейана, тот упал, и кровь, хлынувшая в его пронзенные легкие, задушила его последние проклятия. Ему из всех заговорщиков досталась самая легкая участь.

Эфрель попыталась покончить с собой, но стражи оказались быстрыми и удержали кинжал, когда она уже поднесла его к груди. Мариль оставил ее рядом с трупом под строгой охраной, дабы она поразмышляла, какая участь ждет ее с наступлением нового дня.

На заре Мариль разослал глашатаев поведать товносианскому народу о раскрытом заговоре и собрать всех в полдень на казнь. Люди собрались на центральной площади в ожидании зрелища и обещанного дарового угощения.

Эфрель явилась облаченной в свой самый великолепный наряд и лучшие украшения. Все узнали платье, которое было на ней, когда она очаровала Мариля. Она, как всегда, села на трон рядом с Неистеном Марилем, только вместо фрейлин ее сопровождала стража. Затем вывели шестерых лордов, принесших Лейану клятву верности, и приковали их к эшафотам, воздвигнутым за ночь. После того как палачи вырвали у них раскаленными клещами языки и пронзили их руки и ноги металлическими прутьями, были приведены их родичи и слуги. Медленно, не ломая шеи, чтобы продлить агонию, каждого мужчину, женщину и ребенка повесили на глазах их лордов. И лишь после того, как заговорщики стали свидетелями казни всех своих домочадцев, их искусно накололи на прутья и подвесили, как быков на шампурах, над слабым огнем. Ужасная кара, но такое наказание закон предусматривает за козни против законного государя.

На протяжении всего длинного дня – ибо уже почти стемнело, когда умер последний лорд – Эфрель заставляли смотреть это ужасное зрелище, и ее терзания были еще сильнее, ибо ей по-прежнему оказывали все знаки уважения. Только боги знают, какие мысли мелькали в ее голове. Она знала, что у Мариля нет жалости, что ей не стоит рассчитывать на пощаду. Но, возможно, в ней, смешанная с ужасными предчувствиями, жила надежда, что Мариль смилостивится над той, которую некогда любил. Глупая надежда, если она была.

Когда последнее изуродованное тело прекратило корчиться и толпа заволновалась от скуки, ожидая финал, достойный этого длинного дня, Мариль обратился к Эфрель: «Для тебя, Эфрель, лживая шлюха с поцелуями змеи, я придумал менее обычную смерть. Такую, которая соответствует твоей животной похоти и благородной крови. Я нашел для тебя супруга под стать твоему кроткому нраву и высокой морали».

Когда она отшатнулась в ужасе от ярости, которая исказила его лицо и перехватила голос, Мариль сделал знак страже.

На площади появились несколько сильных рабов. Они вели яростно вырывающегося дикого быка. Рабы взмокли от усилий удержать животное, так как оно обезумело от боли и дурманящих снадобий. Тем, кто удерживал Эфрель, также пришлось приложить все свои силы, ибо при виде своей участи она пришла в неистовство.

Они втащили сопротивляющуюся, прекрасную в своем изысканном наряде женщину на середину площади. Там они приковали ее руки двумя длинными серебряными цепями к ошейнику на бычьей шее. Толпа расступилась, и быка ввели на узкую улицу, которая тянулась через весь город и выходила за ворота.

Когда Эфрель осознала безнадежность своего положения, ужас уступил место неистовой ярости. Она прокляла Неистена Мариля и поклялась отомстить, и от ее слов похолодели души тех, кто уже насытился зрелищем пыток. Она поклялась незнакомыми богами, что вернется, чтобы принести всему Товносу огонь пожарищ и полное разрушение, чтобы лишить Мариля трона и всего, что ему принадлежит. Мариль только рассмеялся и сделал знак отпустить быка.

Эфрель издала последний вопль нечеловеческой ненависти, и обезумевшее животное, рванувшись прочь, сбило с ног и повлекло ее по мостовой. Разъяренный бык стремительно понесся по извилистым мощенным булыжником улицам, стремясь обрести свободу, какую имел на родных лугах. Он не обращал ни малейшего внимания на легкую ношу, подпрыгивавшую и ударявшуюся за его копытами,– стонущее создание, которое оставляло за собой на грубой мостовой, по которой скакал бык, полосу крови и клочки плоти.

«Шлюха покидает нас со своим новым супругом! – прорычал Мариль.– Мало что останется от невесты к тому времени, когда жених умчит ее за наши стены, но я желаю ему удачи! Пусть тело этой змеи лежит непохороненное там, где упадет, и пусть никто больше не произносит при мне ее имя!»

С этими словами Неистен Мариль выбросил это происшествие из головы.

Для Мариля было бы лучше, если бы он сначала убедился в ее смерти. Некоторые верные слуги Эфрель избежали ярости Мариля. Они поймали быка, когда он достиг погрузившихся в сумерки окраин города, и убили, остановив его стремительный бег. Они стремились получить тело своей королевы, чтобы должным образом похоронить ее, но к своему крайнему изумлению обнаружили, что в нем все еще теплится жизнь!

Снова, по-видимому, дало о себе знать получеловеческое-полудемоническое происхождение Эфрель, ибо, разумеется, только нечеловеческая живучесть позволила ей вынести столь суровое наказание. Тем не менее она была жива. Пеллиниты немедленно унесли ее на корабль, который прятали в тайной бухте, и тотчас отплыли на родину. Опасаясь преследований, в случае если Мариль узнает, что Эфрель все еще жива, они поклялись хранить тайну и говорить, что они подобрали лишь труп своей королевы.

Это случилось примерно два года назад. В настоящее время Эфрель исцелилась – благодаря своей сверхъестественной живучести и искусству придворных лекарей. Но она более не женщина неземной красоты, а ужасно изуродованная развалина, которая скрывается от человеческого взгляда. Жизнь в ее искалеченном теле поддерживается только всепоглощающей жаждой мести Неистену Марилю и всему его роду. В тайных покоях в Дан-Леге Эфрель плетет паутину своей ненависти.

Неустанно с тех пор, как к ней вернулись силы, она собирает армию. Она еще глубже погрузилась в оккультные тайны, стремясь использовать силы иных миров. Прочие члены ее рода либо бессильны, либо не желают воспрепятствовать ее разрушительным замыслам. Паутина заговора против императора растет с каждым днем, и Эфрель всюду разыскивает тех, кто может оказаться полезен ей. Вскоре грандиозность этого начинания заставит Мариля почувствовать опасность – если он еще ничего не подозревает.

Неизвестным для меня образом Эфрель узнала о том, что ты здесь, мой господин. Она убеждена, что твое командование необходимо для ее победы. Поэтому она направила меня посланником, чтобы заручиться твоей помощью.

Итак, Эфрель делает такое предложение: прими командование ее флотом, и, когда мы одержим победу, твоей наградой станет островное королевство по твоему выбору – исключая Товнос и Пеллин.


Когда Имель окончил свое повествование, воцарилась тишина. Кейн потягивал вино и размышлял над его рассказом. Скарабей наконец прекратил стремиться к свету фонаря и отправился по другим своим делам.

Через некоторое время Кейн повернулся к Имелю и промолвил:

– Что ж, твой рассказ заинтересовал меня. Мне надо подробно представить себе военные силы твоей королевы, чтобы решить окончательно, но и то, что ты говоришь, звучит привлекательно. Впечатляюще, но по существу совпадает с разными вещами, которые я время от времени слышу. Однако главная проблема – как отсюда выбраться. Я полагаю, ты сделал кое-какие приготовления?

Имель почувствовал, как у него с души упал камень. Первая часть его миссии, судя по всему, оказалась успешной. Остальное будет проще.

– Да. У нас есть маленькое суденышко, быстрое и с хорошей командой, укрытое в бухте примерно в тридцати милях отсюда. Если мы доберемся до него, то, я думаю, сможем прорваться через любой заслон, выставленный Союзом. Лартроксианцы никогда не были хорошими моряками.

– Наша кавалерия весьма хороша, – проворчал Арбас, в котором проснулось что-то вроде патриотизма.

– Это правда,– признал Имель.– И в этом заключается главная опасность для нас. У них есть верховые патрули, которые кишат на дорогах и горных тропах, так что нам надо либо проскользнуть мимо них, либо сражаться с ними. К счастью, интерес властей к тебе, Кейн, вроде бы поутих, и у нас будет меньше проблем, чем, скажем, два месяца назад.

– Да. Я знаю про эти дурацкие патрули. И ждал, когда они умерят свою активность, – сказал Кейн. – Есть определенные преимущества в том, чтобы подождать…

– Боюсь, сейчас у нас нет времени ждать. Мы и так испытывали удачу, ожидая так долго. Если корабль обнаружат, все пропало. Мы должны отправиться не позднее завтрашней ночи.

– Сколько у тебя людей?

– Семь – нет, шесть, – поправился Имель.

– Что ж, этого достаточно, чтобы выдержать бой, хотя многовато, чтобы незаметно проскользнуть мимо крупного дозора. – Кейн задумчиво потер бороду. – Поедешь с нами, Арбас?

– Нет уж, спасибо, – ответил убийца. – Мое занятие дает мне достаточно и прибыли, и развлечений. Заговоры в таких масштабах меня не привлекают.


Они провели еще час, улаживая детали и обмениваясь забавными историями над кувшином вина, и Имель начал склоняться к мысли, что Кейн может быть даже приятным, если не смотреть ему в глаза. Этот человек был загадкой: огромный, невероятно сильный, закаленный воин; тем не менее он не был простоватым варваром, а, напротив, человеком немалого ума, чьи познания во всех областях, которых касалась беседа, были весьма обширны.

Наконец, когда гроза немного утихла, Арбас и Имель выскользнули наружу и осторожно направились по скользкому от дождя уступу в обратный путь. Они уже почти миновали гробницы, когда в свете фонаря они заметили что-то светлое, движущееся по направлению к ним.

– Осторожно! – прошипел Арбас и выхватил меч. Имель сделал то же самое, надеясь, что им придется иметь дело всего лишь с солдатами.

Арбас сорвал щиток с фонаря. Внезапно светлый предмет упал с хлюпающим звуком. Еле видимые в неверном свете тощие существа с чешуйчатой кожей припали к земле и заворчали, а затем поспешили в темноту. Призраки растворились в ночи, хотя время от времени вдалеке от фонаря можно было увидеть пару светящихся глаз.

Крадучись, двое мужчин приблизились к неподвижному предмету, и на Имеля внезапно нахлынула тошнота. Это был телохранитель, который следовал за ним и был убит Кейном. Загадка его присутствия здесь прояснилась при первом же взгляде. Его тело было частично съедено, мясистые части лица, рук и ног отгрызены. Внутренности свисали с уступа.

– Упыри! – выругался Арбас– Это упыри несли его в свою нору, чтобы выдержать до нужного состояния! – Он напряженно вглядывался в тени. – Ладно, будем надеяться, что пожиратели падали не осмелятся напасть на двух вооруженных мужчин с фонарем!

– Упыри! – эхом отозвался Имель. – Что это за человек, раз он выбрал своим убежищем населенные упырями гробницы!

II. О ПАУКАХ И ПАУТИНАХ


Гроза разразилась с новой силой, после того как Арбас ушел с эмиссаром Эфрель. Молнии вонзали острые языки в выветренный обрыв; гром рушил изрытые непогодой и временем камни, сотрясал разлагающихся хозяев на их потревоженных временем и грабителями ложах. В логове Кейна отражающиеся отголоски его казались далекими и ненастоящими. Вспышки синеватого огня проникали сквозь занавес прерывистым сиянием.

Кейн ссутулился на стуле, истребляя вино чаша за чашей. Обычно он пил не больше, чем ему позволяла бдительность. Сегодня его настроение было мрачнее грозы, бушевавшей снаружи, и любые врага подвергли бы себя исключительной опасности, если бы попытались напасть на него. На жестоком лице была написана черная ярость, и смертельный огонь в его холодных голубых глазах был под стать сверкающей адской грозе.

Кейн с ворчанием осушил чашу и снова потянулся к кувшину с вином. Сосуд был пуст. Кейн выругался и швырнул его в угол пещеры, усыпанный осколками его предшественников. Толстое стекло ударилось обо что-то мягкое и отскочило прочь, не разбившись. Кейн пробормотал ругательство и пошел за кувшином. Он вознамерился непременно разбить его вдребезги.

Кувшин из-под вина лежал на насыпи из загнивших останков. Его толстое темно-зеленое стекло было покрыто кровью и гноем. Глаза Кейна уставились в полутьму.

Поперек нищ с ухмыляющимися скелетами сплел паутину пещерный паук. Размером с ладонь Кейна, покрытое белым мехом насекомое поймало в свои силки летучую мышь. Кувшин, брошенный Кейном наугад в слепой ярости, угодил в паука и его жертву, раздавив их. Смешавшись с мехом, хитином, ядом и запекшейся кровью, случайный снаряд отскочил от толстой паутины и остался цел. Прекрасное творение, эта паутина, и как тщательно сплетена…

Кейн безрадостно засмеялся. Его клинок рассек паутину, превращая ее в саван.

III. БЕГСТВО НА КОРАБЛЬ

Дождь прекратился, но тишина ночи периодически нарушалась далекими ударами грома. Высоко среди скал, охранявших редко посещаемый проход, ведущий к обрыву, Кейн припал к земле рядом с валуном. Рядом с ним лежал узел с вещами и оружием. С арбалетом в руке Кейн изучал темную дорогу в ожидании Имеля и его людей. С тропы внизу его невозможно было увидеть даже очень зорким глазам. Кейн велел Имелю ждать его в месте, которое находилось чуть подальше, но, всегда остерегаясь предательства, сам он решил ждать предателя-товносианца в этой выгодной позиции.

С сожалением он думал о бесценных книгах, которые был вынужден оставить. Что ж, содержание большинства из них он усвоил, а Черный Жрец теперь получит их обратно и возвратит проклятые фолианты в ниши своего мрачного склепа. Среди книг была весьма старая копия монументальной «Книги Старших» Алорри-Зрокроса, вызвавшая особенное его восхищение. Позднейшие копии были просто ужасны из-за ошибок и пропусков в тексте, Кейн это хорошо знал. Предположим, он сумел бы найти место в своем узле для этого фолианта, но, увы, крошащийся пергамент не пережил бы путешествия, которое им предстоит. Возможно, он вернется в Лартроксию, когда те, кто сейчас охотится за ним, будут мертвы, а их проклятия забыты…

Его чуткие уши услыхали стук копыт по камням. Снизу по дороге приближались всадники – но кто они? Кейн снял арбалет с предохранителя и стал осматривать дорогу глазами, которые видели в темноте куда больше, чем дано обыкновенному человеку.

Восемь всадников и девять лошадей – одна, по-видимому, оседлана для него. Они приближались тайком; солдаты держались бы осторожно, но более уверенно. Кейн прищурился и узнал Имеля на головной лошади. Кейн выпустил поперек тропы арбалетный болт, который вонзился в ствол засохшего дерева. Это заставило их мгновенно остановиться.

– Не намочите штаны! Это я! – крикнул Кейн всадникам. Собрав свои пожитки, он перебрался через валуны. Его приветствовали невнятными ругательствами, когда он остановился, чтобы извлечь стрелу из твердого дерева, куда металлический наконечник вошел с такой силой, что пронзил бы лучшую кольчугу, как шелк.

– Вас преследовали? – спросил Кейн, вырывая древко из ствола.

– Думаем, что нет, хотя только дурак ни в чем не сомневается. Неужели надо было из нас внутренности вытрясать таким образом! Я был уверен, что мы попали в засаду!

Кейн узнал сердитый голос.

– Арбас! Ты все-таки с нами! Полагаю, что не чувствительность привела тебя сюда, чтобы проводить меня.

– Биндофф решил, что лучше мне сопровождать вас в качестве проводника, если придется увиливать от дозора, – объяснил Арбас, наблюдая, как Кейн взгромождает свои пожитки на лошадь, которую для него привели. – Я сказал ему, что ты с тем же успехом можешь заблудиться в этих горах, что и я, но он был настойчив.

– Наемный убийца в качестве проводника. Мне это нравится, – рассмеялся Кейн. Он забросил свое тяжелое тело в седло и проверил, чтобы боевой топор легко вынимался. – Ну что, поехали.

Всадники продолжили путь вверх. Добравшись до главной дороги, они направились на юго-запад, к побережью. Один человек ехал впереди, высматривая патрули. Это был план Имеля: понадеяться на удачу и прорваться к кораблю кратчайшим курсом, отдавая предпочтение скорости перед скрытностью. Барабанный стук копыт сопровождал их стремительное бегство по влажной дороге под грозовым полночным небом.

Дважды им приходилось покидать дорогу и делать большой крюк в объезд военных постов, на которых проверяли всех путников. Затем отряд внезапно остановился, когда Эссен, разведчик, поспешно прискакал назад.

Резко натягивая поводья, он выдохнул:

– Пятеро! Они услышали, как я разворачиваюсь, и преследуют меня по пятам!

Пятеро. Они натолкнулись на маленький дозор.

– Продолжай убегать, а мы устроим им засаду, – распорядился Кейн, без долгих размышлений принимая на себя командование. – Быстро, остальные вон туда и укройтесь среди деревьев. Они проскачут мимо и в горячке погони не подумают осмотреться. Ты, с луком, – будь готов, и мы им быстренько обломаем рога!

Он окинул местность быстрым критическим взглядом, затем резко скомандовал:

– Ты, без лука, – вниз по дороге и убивай всякого, кто прорвется мимо нас. Живей, дьявол тебя побери!

С перебранкой, но своевременно приказ Кейна был выполнен. Имель хранил молчание, пробираясь в укрытие. У него не было иллюзий относительно того, кто будет командовать отрядом. Едва они оказались в тени деревьев и приготовили оружие, как в поле зрения появились четверо кавалеристов Союза.

Надеясь, что Имель тщательно отобрал свой отряд, Кейн выстрелил из арбалета и направил железный болт в глаз первого всадника. Вслед за его выстрелом раздался хор смертоносных «вжж», и еще двое всадников вылетели из седел – каждый с парой древков, подрагивающих в груди. Четвертый промчался мимо них невредимым – не из-за плохой стрельбы, но лишь потому, что у стрелков не было времени еще раз прицелиться.

– Останови его, Лейб! – прокричал Имель, тем самым предупредив уцелевшего о новой опасности. Тот выхватил меч как раз вовремя, чтобы отразить атаку пеллинита, который притаился в ожидании. Солдат отчаянно обменивался ударами со своим противником, зная, что сейчас на него набросятся остальные. Затем, использовав прием, заставший менее умелого наездника врасплох, кавалерист атаковал его конем. От толчка Лейб потерял равновесие, и кавалерист пронзил своим клинком его незащищенное плечо.

Вырвав меч из истекающего кровью тела, солдат рванулся через дорогу под прикрытие деревьев. Но тут жгучая боль пронзила горло и вышвырнула его из седла. Он рухнул на кучу листьев бесформенной грудой.

Кейн опустил лук, довольный, что короткая стычка дала ему время выпустить еще одну стрелу. За дальнобойность и мощь арбалета приходилось расплачиваться дополнительным временем, которое требовалось, чтобы зарядить его; Кейн надеялся когда-нибудь найти лук, равный арбалету по силе, но который можно было бы использовать сидя верхом на лошади, ибо мало приятного управляться с арбалетом, когда скачешь на коне.

Эссен вернулся, по исчезновению своих преследователей догадавшись, что схватка закончилась. Кейн спросил его:

– Ты вроде говорил, что всадников было пятеро?

– Да. Пятеро – я уверен. Кейн выругался:

– Похоже, однако, что они не такие дураки, как я надеялся. Один следовал за ними на случай, если они столкнутся с тем, с чем не смогут справиться. Да пожрет Лато их осмотрительные душонки! Жаль, что они не оказались слишком самоуверенны!

– И что теперь? – поинтересовался Имель.

– Как далеко до твоей бухты?

– Со слов Имеля, я полагаю, что мы где-то на полпути, – без восторга отозвался Арбас.

Кейн глянул в глаза убийцы и пожал плечами:

– Что ж, кости брошены. Тот солдат вот-вот поднимет на охоту за нами весь Союз. Покидать дорогу и пытаться пробраться через лес – самоубийство. В течение часа всю эту местность начнут прочесывать большие патрули – они нас окружат и схватят. Наш единственный шанс – лететь, как свора псов, и надеяться на удачу. Так что вперед!

Они поскакали галопом, оставив мертвецов молча смотреть в озаряемые молниями небеса.

Они ехали уже примерно час и пока не видели и намека на погоню. Дважды им приходилось сходить с пути, чтобы обойти военные посты, и Кейн проклинал вызванную этим задержку. Имель пристально всматривался в окружающую местность и пришел к выводу, что им осталось ехать около мили до того, как они смогут покинуть дорогу и направиться через бескрайние леса к бухте.

Он уже собрался было сказать это Кейну, ехавшему впереди, когда рыжебородый скомандовал остановиться.

Эссен галопом возвращался, и Кейн хотел узнать, что увидел разведчик.

Молния озарила местность короткой вспышкой. И в эти доли секунды Кейн заметил, что на тунике Эссена расплылось большое темное пятно, и ветер донес до его чуткого носа запах крови.

– Ни один человек с такой раной не смог бы так хорошо держаться на лошади! – пробормотал Кейн. Его рука рванулась к клинку.

– Умри, адово отродье! – прокричал человек в тунике Эссена. Его кинжал устремился к груди Кейна.

Сжав лошадь коленями, Кейн удержал равновесие, когда их лошади столкнулись. Движением, неуловимым глазом, он поймал опускающуюся руку левой рукой, останавливая надвигающийся клинок. Противник закричал, когда нечеловеческая хватка Кейна раздробила кости его запястья, словно хрупкие ветки, но его крик тут же превратился в булькающие звуки: другой рукой Кейн вонзил клинок глубоко в живот противнику.

Труп тяжело рухнул на дорогу, и с его лица стянули капюшон.

– Это не Эссен, – проницательно заметил один из отряда.

Лошадь, на которой прискакал неизвестный, заржала от невыносимой боли. Она упала на колени, а затем рухнула на тело своего седока. Подергавшись немного, она затихла. Ее глаза блестели в свете молний.

– Его кинжал поранил лошадь, когда он падал, – сказал Арбас, ближе всего стоявший к Кейну.

Тот кивнул:

– Да, отравленный клинок – хорошенькое дельце! Они расправились с Эссеном и послали этого сукина сына ко мне с заданием убить. Клянусь Тлолуином, эти ублюдки действительно хотят заполучить меня! – Он горько засмеялся.– Одно утешает. Союз не стал бы использовать подобный трюк, если бы не был в отчаянии. Я так думаю, что их солдаты здесь еще не успели приготовиться к нашему появлению.

– Если им нужно время, мы предоставим им его достаточно, если будем торчать тут, – раздраженно сказал Имель. – Нам осталось проехать еще милю до того, как мы сможем оставить дорогу. Так что поехали отсюда!

– Верно, только это будет довольно затруднительно, – предупредил Кейн. – Может, мы и будем в относительной безопасности, когда сойдем с дороги, но приятели этого придурка почти наверняка подстерегают нас где-то здесь. Так что мы должны быть чрезвычайно осторожными, не то они со всеми нами сделают то же, что с Эссеном. Молитесь своим богам, чтобы мы оставили их позади до того, как к ним прибудет подкрепление. Так что не паникуйте и ни во что не врежьтесь, рассредоточьтесь и смотрите в оба!" К счастью, здесь деревья редеют, а значит, для них нет хорошего прикрытия, но тем не менее будьте внимательны!

Они медленно продвигались вперед, каждый миг ожидая услышать смертоносный свист стрелы. Ни один из них не был уверен, что успеет сделать еще один вдох до того, как притаившийся лучник оборвет его жизнь. Мышцы подергивались от болезненного напряжения. По телам, ожидающим жалящий укус металла, бегали мурашки. Каждая тень, казалось, скрывала дюжину прижавшихся к земле солдат.

Засада была хорошо замаскирована. Кейн подъехал к ней, ничего не заметив. Однако солдаты Союза чересчур рассредоточились и слишком поспешили. В темноте и в замешательстве они не увидели точно, сколько человек с Кейном, и поэтому не сумели использовать свое укрытие с максимальным преимуществом и ударили преждевременно, до того, как ловушка захлопнулась.

Напряженная тишина ночи была разорвана, когда стрелы посыпались на беглецов.

Одна из них отскочила от плеча Кейна, отраженная кольчугой.

– По одному в лес! – прорычал он, радуясь, что кто-то переоценил свое мастерство стрелка и попытался попасть в столь трудную цель – голову. – Окружите их и заставьте ублюдков выйти на дорогу! – Кейн понимал, что его отряд едва ли сможет окружить кого-либо, но нападающие этого не знали.

Один из его людей был ранен в бедро, но остальных стрелы не задели. Кейн отчаянно пришпорил коня и помчался прочь от дороги, скомандовав остальным следовать за ним.

Торопливо пробираясь между деревьями, они налетели на конный патруль Союза. Кейн испытал облегчение, когда прикинул, что солдат меньше десятка и только некоторые из них вооружены луками. Неудивительно, что они осторожны, как зайцы, – Кейн был уверен, что это лишь авангард большого отряда, который движется вслед за ними. Неожиданность попытки Кейна прорваться к морю после месяцев полного бездействия, когда полагали, что он либо сбежал, либо погиб, и отсутствие информации о размерах его отряда работали против патруля.

– Не подпускайте их близко! Не давайте им собраться для атаки! – прокричал Кейн, не осмеливаясь верить, что основная часть кавалерии еще не вступила в битву. Он сделал выпад, отражая удар первого солдата, атаковавшего его. Они яростно обменивались ударами – длинный кривой клинок конника легко отскакивал от массивного широкого меча Кейна. Затем Кейн нанес могучий удар по сабле кавалериста, согнувший узкий клинок, разрубивший гарду, а заодно и руку противника. Но у всадника не было времени почувствовать, что он ранен, ибо следующим ударом Кейн рассек его ребра.

Обернувшись, Кейн как раз успел встретить атаку еще одного солдата. Воин был опытен – мнение Арбаса о кавалерии Союза подтвердилось, – и Кейну потребовалось все умение, чтобы совладать с более легким клинком. Тем временем еще один всадник подскакал к нему – теперь смерть угрожала Кейну с обеих сторон.

Видя новую опасность, Кейн выхватил боевой топор, притороченный к седлу. Вместо того чтобы атаковать незащищенный бок Кейна, второй всадник слишком поздно обнаружил – как и многие до него, – что беглец владеет правой рукой почти так же хорошо, как и левой. Кейн взмахнул топором, вложив все силы в удар, который не мог бы отразить ни один меч и ни одна кольчуга. Нападающего сбросило с лошади, его грудь была перерублена.

Этот маневр едва не стоил Кейну жизни. Потеряв равновесие из-за тяжелого топора, он еле смог отразить быстрый удар второго противника. В последнее мгновение, отраженный, клинок все-таки зацепил бок Кейна. Кольчуга выдержала, но сила удара вмяла звенья в плоть. Кейн зарычал от боли и заставил нападающего отступить. Кейн обезоружил его, ранив в плечо. Пока лартроксианец отчаянно пытался поднять искалеченную руку, Кейн вонзил клинок в его незащищенный живот.

Направив своего коня прямо на первый труп, Кейн достал свой топор и вернулся к бою, кипевшему позади. Трое пеллинитов были убиты, среди них тот, кто был ранен в засаде. Трое кавалеристов уцелели. Один яростно сражался с Имелем, легко раненным в руку и плечо. Пока Кейн наблюдал, Имель отправил своего противника на тот свет неожиданным ударом в сердце. Арбас вел с другим всадником коварную дуэль и постепенно брал верх. Последний пеллинит храбро сражался с еще одним кавалеристом, и было неясно, кто победит, пока Имель не вмешался, напав на солдата сзади и пронзив его насквозь.

Исполненный энергии отчаяния, последний солдат Союза заставил Арбаса отступить и затем вонзил клинок в шею его лошади. Крича от боли, конь упал, сбросив седока на землю. Приземлившийся рядом с бьющейся лошадью Арбас был оглушен ударом. Он медлительно потянулся за упавшим мечом. Солдат сделал безумный рывок к Арбасу, склонившись с седла, чтобы отрубить ему голову.

Рука Кейна рванулась вперед. Его сверкающий топор прошел сквозь шлем и голову солдата, разрубив того пополам.

Быстро придя в себя, Арбас вскочил на ноги и схватил поводья лошади, оставшейся без всадника. С мечом в руке он взлетел в залитое кровью седло.

– Нас осталось четверо? – окинул взглядом свой отряд Кейн. – Лучше, чем мы могли рассчитывать. У нас еще есть шансы добраться до корабля, если мы опять не влипнем в неприятности. Ладно, поехали отсюда, Арбас!

Под стук копыт победители растворились во мраке. Хлынул дождь. Выжимая из своих усталых животных все, на что те были способны, они помчались по тропе, ведущей к бухте. Деревья мелькали в мелком дожде, и туман становился все гуще с приближением зари. Казалось почти невозможным увидеть нужный поворот.

Потом Имель прокричал:

– Вот он! Вот, прямо впереди! – Он ликующе указал на почти неразличимую тропу слева от дороги. – Мы почти у цели! – засмеялся он.

Но не успели они свернуть, как послышались крики и шум, производимые всадниками. К ним приближалась конная полусотня кавалеристов. Ловушка захлопнулась – подоспело подкрепление. Неутомимые охотники Союза наконец догнали свою жертву. Теперь только скорость могла спасти от смерти.

Кейн зарычал от ярости:

– Чума на их жен и дочерей! Эти ублюдки увидели нас! Веди нас к своему судну, Имель. И скачи скорее, ради всего святого!

Эта скачка стала для Имеля жутким кошмаром. Отчаянно надеясь, что не собьется с дороги в темноте, он несся по мокрому лесу. Тяжелые от воды ветви деревьев свисали над тропой, заставляя его низко пригибаться к покрытой пеной шее усталого скакуна. Рыскающие в ночи лесные звери разбегались с их пути и продирались сквозь кусты. Казалось неизбежным, что цепкий корень дерева, поваленный ствол или ветка окончат их путешествие самым печальным образом.

Лес поредел настолько, чтобы сделать возможным стремительное бегство, а в темноте это редкое укрытие мешало преследователям точно увидеть, куда они направляются. Только это и спасло их поначалу и, по мере того как, шло время, помогло превратить их безнадежное бегство в достойное отступление.

Лошади были готовы пасть, когда лес неожиданно закончился и они вырвались на широкий пляж, покрытый галькой. Мокрые от дождя камни поблескивали при вспышках молний. С облегчением Имель разглядел корабль в нескольких сотнях ярдов от берега.

– Лодка! Лодка! Где она? – заорал он, с бешенством всматриваясь в дождь и туман. – Я велел им держать лодку наготове!

– Вот она! – отозвался Кейн. Он указал на моряков, бежавших к ним от вытащенной на берег шлюпки.

– Спасибо Онту! Они выполнили приказ! – с ликованием выдохнул Имель. Он помчался к ним, крича: – Отчаливайте! Отчаливайте! Двойную плату всем – но, дьявол вас побери, отчаливайте!

Цепляясь за свой узел, Кейн соскочил на песок и направил лошадь в туман. Имель хорошо обучил своих лошадей, иначе не удалось бы сделать это. В дикой спешке беглецы вскочили в шлюпку.

Едва лодка миновала линию прибоя, как всадники Союза оказались на берегу. Отпущенные на свободу животные тут же внесли сумятицу в их ряды. Изо всех сил матросы гребли к кораблю, вынося отряд Кейна из-под града стрел и проклятий, который обрушился на них с берега. Ливень служил им прикрытием, и ни одна стрела не достигла цели.

– Прощайте, дорогие друзья,– и спасибо за ваше гостеприимство! – прокричал Кейн и презрительно захохотал. – Однажды я вернусь, чтобы отплатить вам той же монетой!

Проклятия бессильной ярости были ему ответом с окутанного туманом берега – вместе с несколькими всплесками, когда несколько слишком распаленных погоней солдат бросились вплавь следом за ними. Но корабль пеллинитов уже отплыл, и лартроксианцы были бессильны остановить его.

Кейн утер пот и брызги воды с бороды и рыжих волос. Он ухмыльнулся Арбасу:

– Что ж, значит, ты все-таки надумал отправиться с нами.

– Услуги наемного убийцы нужны везде, – философски пожал плечами Арбас.

IV. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПЕЛЛИН

Арбас осторожно настроил подзорную трубу, наверное в десятый раз, и с решительной сосредоточенностью прищурился, глядя в окуляр. Кейн наблюдал за ним, забавляясь.

– Черт побери, Кейн! – раздраженно пробормотал Арбас. – Я все равно не вижу их дурацких парусов в эту шарлатанскую игрушку!

Он опустил медный цилиндр и разглядывал его с хмурым видом, его сильные руки инстинктивно сжимались в желании раздавить хрупкий прибор.

– Не смей! – вмешался Кейн, упреждая Арбаса.– Чтобы сделать эту игрушку, потребовалась не одна неделя кропотливого труда, и я полагаю, что наш друг Имель ценит ее больше, чем те драгоценные побрякушки, которыми он обвешан с головы до ног.

Арбас фыркнул и сложил подзорную трубу с грубой непочтительностью.

– Хорошо. Наш хорошо одетый друг любит свои хорошенькие игрушки. Конечно, я не хотел наплевать ему в душу. О нет, ни в коем случае!

– Похоже, тебе не слишком нравится Имель, – заметил Кейн.

Арбас ухмыльнулся какой-то приятной мысли:

– Нет. Просто я не особенно ценю всякие блестящие штучки.

– Я думаю, Имелю ты тоже не слишком нравишься. Убийца снова поднял подзорную трубу, ловко управляясь с ее складным корпусом.

– Думаю, Имель тоже не ценит блестящие штучки.

– Ты создаешь затруднительное положение.

– Это мой врожденный талант. – Арбас сжал губы и решительно уставился в стекло. – А! Кажется, я что-то заметил. Да, Южно-Лартроксианский Союз лишился своего величайшего философа, когда Арбас покинул пыльную тропу учености ради мостовых Ностоблета.

Кейн сплюнул в море.

– Да, ты говоришь мне это время от времени. Хотя когда ты удостоил залы академии своим посещением – это остается загадкой, если только ты не подкрадывался с известными намерениями к какому-нибудь мудрецу, чьи воззрения оскорбили какого-либо обладателя денег.

– Я был одним из самых многообещающих учеников – восходящая звезда, именно так. Вокруг меня уже начинали собираться последователи, но в один прекрасный день я подумал, что, должно быть, им так же скучно, как и мне…– Арбас вздохнул.

– В той истории, которую ты рассказывал прошлый раз, вроде бы присутствовала какая-то девица.

– Все так и даже более того. Однажды мои воспоминания станут самой популярной книгой. Волнующие похождения, острый ум, разящие обличения общественных язв, вековая мудрость. Если ты оставишь свои шуточки, возможно, мне захочется посвятить этот том нашей дружбе. – Арбас завозился с трубой, чуть не уронив ее в воду. – И если этот чертов корабль перестанет качаться, может быть, мне удастся удержать это дьявольское изобретение на цели достаточно долго, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Ага, и я посвящу несколько страниц тому, как я навеки запечатлел свое имя в сердце Имеля, исключительно ради благодарности моего спутника – и к смятению ювелиров и портных по всей островной империи… Э, похоже, у меня что-то получается. Надо поймать объект, а затем настроить трубу.

– Я думаю, ты понимаешь, что имперская аристократия придает большое значение изяществу одежды, – заметил Кейн. – Наружность человека должна свидетельствовать о его богатстве и положении в обществе, точно так же как их продуманный придворный этикет и манеры поведения – это признаки благородного происхождения. Похоже, они изобрели тонкое искусство снобизма. Возможно, Имель утомился от усилий улучшить свое положение в их обществе, а мы несколько грубы с ним. В любом случае, он хорошо дерется, так что будь начеку. Кроме того, сейчас мы союзники, не забывай это.

– Вот уж не знал, что ты специалист по обычаям и нравам Товносианской империи,– с издевкой сказал Арбас.

– А вот и он! – прервал его Кейн и сменил тему разговора.

Настроение товносианца намного улучшилось, когда опасности его сухопутной миссии остались позади. Хорошая еда, питье и продолжительный сон хорошо сказались на нем. Почтение со стороны его людей после того, как он неделю скитался по трущобам Ностоблета, подняло его самоуважение, а элегантные одеяния вернули важность его поступи. Вознося хвалу небу, он наблюдал, как раб предает его рваное тряпье морю. После того как он принял ванну и ему сделали массаж с ароматическими маслами, выбрили лицо, тщательно расчесали волосы, теперь ниспадающие на плечи, одели в темно-зеленые чулки и юбку, коричневый шерстяной жакет с серебряными нитями и мягкие кожаные сапоги, после того как его пальцы засверкали дорогими кольцами, шею украсила золотая брошь, а у пояса повис новый, усыпанный драгоценными камнями клинок с покрытыми серебром ножнами и поясом, – теперь он снова почувствовал себя настоящим человеком, не имеющим никакого отношения к шестому сыну разорившегося и спившегося мелкого дворянина, юнцу, покинувшему отчий дом много лет назад.

Он профланировал по верхней палубе и легко взлетел по трапу на корму, где стояли, глядя на море, Кейн и Арбас. Арбас признал, что под шелком скрываются железные мышцы. Хотя худощавый ренегат-товносианец был, наверное, фунтов на пятьдесят легче, чем широкоплечий убийца, он был такого же роста, и Арбас видел, с какой опасной скоростью и мастерством он орудует мечом. На его лице была написана обманчивая непосредственность, впечатление ребячества, создаваемое легкими веснушками.

Имель приветственно кивнул Кейну и скептически поднял бровь, увидев, чем занимается убийца.

– Учишь нашу сухопутную крысу пользоваться подзорной трубой? – полюбопытствовал он и с глубоким сожалением обнаружил, что Арбас не выказал и малейшего признака морской болезни, несмотря на свой отменный аппетит.

Арбас рассвирепел. Он несколько раз ходил в море и считал себя морским волком, пусть и не очень хорошо умел обращаться с подзорной трубой.

– На самом деле Арбас на короткой ноге со стеклом, – успокаивающе сказал Кейн. – Он зачарован возможностями, которые демонстрирует твой прибор.

– Гм-м… – Имель отбросил назад развеваемый ветром локон темных волос. – Пару минут назад мне показалось, что он держит трубу задом наперед.

– Я восхищался безупречной работой,– прорычал Арбас, защищаясь. Хотя подзорные трубы и были дороги, редкостью они не были. Но когда человеку нет необходимости видеть дальше противоположной стороны улицы, такие устройства ему ни к чему.

Имель великодушно сменил тему разговора. Он указал на два паруса, которые поднимались вдалеке позади них.

– Они все еще преследуют нас, – заметил он. – Дай мне трубу, будь добр.

Арбас отдал ему подзорную трубу, и Имель, умело управляясь с нею, навел ее сначала на один, а затем на второй из преследующих кораблей. Он молча рассматривал их, сосредоточенно поджав губы.

Он передал трубу Кейну.

– Что ж, как ты уже сам видел, – он вежливо посмотрел в сторону Арбаса, – оба корабля принадлежат Союзу. Это опровергает наше смутное предположение, что это могут быть любопытные пираты.

Паруса впервые показались поздним утром. Имель счел этот вопрос менее важным, чем приведение себя в порядок. Но паруса не отставали и днем, и смутное предположение, что их преследуют, превратилось в твердую уверенность.

– Лартроксианцы всегда были упрямы, – задумчиво сказал Кейн. – Когти их мести достают дальше, чем я предполагал. Они видели, что мы сбежали по морю, и логично предположили, что нам надо будет миновать горловину Лартроксианского залива. В темноте мы проскользнули мимо патрульных кораблей, поджидавших нас там, но у прибрежных островов они держат другие корабли. Как только рассвело, они, должно быть, подняли по тревоге все корабли в пределах досягаемости их сигнальных зеркал. Поскольку они знают место нашего отплытия, им остается только просчитать курсы перехвата по всем маршрутам, ведущим из Лартроксианского залива. Довольно просто, – заключил Кейн. – Учитывая все это, странно, что нас преследуют только два судна.

– Не так странно, если учесть, насколько плох флот Союза, – заметил Имель, продемонстрировав презрение моряка, бороздившего далекие моря, к тому, кто редко уходил за пределы видимости берега.

– Тем не менее две судна нашли нас, – указал Арбас. – И моему неопытному глазу кажется, что они нас догоняют.

Кейн тщательно разглядывал преследовавшие корабли в трубу.

– Медленно, но приближаются, – признал он. – Все-таки во флоте Союза есть несколько больших кораблей, и, похоже, мы привлекли лучшие из них. Это, должно быть, биремы – кораблестроители в последнее время экспериментируют с таким длинным узким корпусом, пытаясь создать весельное судно, которое будет таким же быстрым, как и хороший парусный корабль. Штука в том, чтобы сбалансировать киль в достаточной мере для парусов, но так, чтобы он не мешал веслам. Но на этих кораблях даже больше парусов, чем положено биреме. Глянь, как высоки их мачты. Они быстро идут, пока сильный ветер не перевернет судно вверх тормашками, что обычно и происходит, если балласт и киль не отлажены должным образом.

Он с беспокойством осмотрел их собственное маленькое судно, которое Имель выбрал, руководствуясь в первую очередь соображениями незаметности и скорости, а потом уже годности к сражению. Корпус выбранного им корабля, узкий, с низкой осадкой, был оснащен всем, что могло нести такое судно; оборудован веслами в один ряд, которыми можно воспользоваться в случае штиля. В команду отобраны воины, но их было мало. Преследующие их биремы были в два раза больше и сильнее.

– Думаю, нам придется плохо, если мы вступим в бой,– продолжил Кейн.– Но это кажется вполне вероятным. Из-за ветра они нас постепенно догоняют. Если наступит штиль, на веслах они будут, наверно, втрое быстрее нас. Наш единственный шанс – потеряться в темноте, если мы продержимся до темноты.

Уверенность Имеля казалась непоколебимой.

– Они не смогут догнать нас до утра, – хладнокровно заявил он. – И вне зависимости от того, потеряют они нас ночью или нет, до рассвета мы достигнем самых северных границ Сорн-Элина, если ветер не ослабнет. А в Сорн-Элин они за нами не последуют.

– Сомнительное утверждение, учитывая проявленное Союзом упорство, – саркастически прокомментировал Арбас– Кроме того, из твоего зловещего повествования я припоминаю, что Сорн-Элин – не самое удачное место для моряков. Может быть, твои люди предпочтут сразиться с флотом Союза.

Имель беззлобно улыбнулся:

– Эфрель сама повелела мне плыть через Сорн-Элин. Мы повиновались и остались целы и невредимы, плывя к Ностоблету; мы поступим так же и на обратном пути. Я полностью доверяю мудрости Эфрель в таких вопросах. И я не верю, что лартроксианцы последуют за нами в Сорн-Элин.

Кейн пожал плечами, не будучи в состоянии предложить что-либо иное. Арбас все еще сомневался.

– Возможно, Арбас, ты хочешь заключить пари по этому поводу,– учтиво предложил Имель,– Скажем, твой высоко ценимый кортик против моего изукрашенного кинжала. Символическое пари, и я предоставляю тебе преимущество – клинок сомнительного происхождения против клинка, усыпанного драгоценными камнями очевидной ценности.

Арбас задумчиво провел пальцем по своим длинным усам, не желая позволить, чтобы его смутили. Наконец он покачал головой:

– Нет. Нет, мне не нравится это пари. По мне, ценность ножа заключается в его лезвии, а не в блестящей рукояти. В Ностоблете я знавал сутенеров, которые постеснялись бы носить такую вещь. Но даже если и не учитывать это, я полагаю, что, если выиграю пари, вряд ли проживу так долго, чтобы успеть порадоваться выигрышу.

– Вот уж не думал, что ты такой осторожный, – проворчал Имель. – Ладно, утро вечера мудренее.

До конца дня ничего не произошло. К ночи корабли Союза подошли так близко, что можно было разглядеть невооруженным глазом их двухрядные весла. Благоприятный для пеллинитов ветер все еще держался. Их клипер целенаправленно несся к пользующемуся дурной славой Сорн-Элину.

Когда темнота скрыла преследователей из виду, Кейн решил немного отдохнуть: выпить вина и поиграть в кости с Арбасом. Но ни тот, ни другой не уделяли игре достаточно внимания, напрягая слух, чтобы уловить звуки приближения бирем. Их суденышко неслось без огней, подобно черной стреле в беззвездной ночи. В отдалении то и дело прорывались сквозь туман огни бирем. Они шли на перехват клипера и явно догоняли.

Игра прервалась, когда Кейн забыл, какой счет был в прошлый раз, и Арбас тоже затруднялся припомнить. Арбас стоически собрал свой маленький выигрыш и отправился спать. Кейн был в мрачном расположении духа и остался на палубе с бутылкой. В конце концов он улегся на куче канатов и запасных парусов и погрузился в прерывистый сон.

Его сон был тревожным, но он ни разу не пробудился. Ближе к рассвету что-то внезапно вырвало его из дремы. Кейн открыл глаза, не понимая, что потревожило его покой. Ладонь сомкнулась на рукояти меча. Опять этот звук. Он шел издалека.

Скрип дерева? Крики людей? Он сосредоточился на звуке. Нет. Это было больше похоже на звук, с которым раскалывается древесина. Голоса, стонущие от ужаса. Слишком далеко, чтобы расслышать точно. И затем тишина.

Безмолвие.

Встревоженный, Кейн вскочил на ноги. С приближением зари ветер стих. Паруса безвольно свисали, вяло колеблемые ночным ветерком. Кейн собрался было поднять людей на весла, но потом отбросил эту мысль. Суда Союза находятся в таком же положении, а во мраке плеск весел мигом выдаст местонахождение их корабля. Вероятно, вахта уже предупредила Имеля, и он подумал так же. Может быть, им стоит подрейфовать до зари. А тогда они смогут более точно оценить свое положение.

Он снова лег, наблюдая за первыми проблесками зари на востоке. Примерно через час небеса начали сереть, и он с мрачным видом подошел к поручням. Услышав шарканье и скрип на нижней палубе, он обернулся и увидел Имеля, который вышел из своей каюты и с удовольствием потягивался.

Товносианец зевал все время, пока поднимался к Кейну. Кейн задумался, сколько напускного было в его беззаботном виде.

– Доброе утро, – поздоровался Имель. – Я приказал вахтенным разбудить меня, как только начнет светать. Подумал, что ты меня в любом случае сгонишь с койки с восходом солнца. Видишь что-нибудь?

Кейн покачал головой. Туман все еще покрывал волны. Затем восходящее солнце озарило воду. Море вокруг них было чистым, насколько видел глаз.

– Чертов ветер еще не начал дуть,– выругался Имель.– Похоже, нам придется провести еще одну ночь в Сорн-Элине, разве что после полудня задует. Я посажу людей на весла.

Его приказы были выполнены. Сонная команда вывалилась на палубу, ворча, что моряки не обязаны выполнять работу галерных рабов. Небо стало ярче, мгла рассеялась. Море все еще оставалось пустым.

Корабль медленно отправился в путь, когда гребцы взялись за весла. Солнце начало подниматься по небосклону. Ни одной биремы Союза так и не было замечено, хотя Кейн тщательно изучил горизонт в подзорную трубу.

– Они не решились последовать за нами в Сорн-Элин,– напомнил Имель, после того как стало очевидно, что их никто не преследует.– Похоже, даже лартроксианское упрямство имеет пределы. – В его спокойном голосе послышалась нотка облегчения.

– Похоже на то, – мягко согласился Кейн. Его внимание было сосредоточено сейчас на том, что он увидел в подзорную трубу.

Вдалеке он различил разбросанные обломки корабля. Куски древесины, остатки груза из трюма и прочие не поддающиеся определению остатки кораблекрушения. Это были обломки большого корабля, и явно недавние, иначе их разнесло бы далеко друг от друга. Тел видно не было.

Но в этом месте Сорн-Элина не на что натолкнуться. Может, биремы столкнулись? Однако столкновение не смогло бы раздробить корабли на мелкие части. В чем же дело?

Кейн передал подзорную трубу Арбасу. Он сомневался, что кто-то еще попытается их преследовать.

V. БОГИ ВО МРАКЕ

Была глубокая ночь, и все на корабле давно спали, когда вахтенный увидел фигуру в плаще с капюшоном, стоящую у поручней. Обрадовавшись, что кто-то составит ему компанию одинокой ночью, моряк молча подошел поближе. Лицо того, второго, было скрыто под капюшоном, и моряк не узнавал высокого незнакомца. Он строил догадки на эту тему, опершись на поручни и глядя в темноту над ночным океаном.

Несомый сильным ветром корабль рассекал покрытые пеной волны, колышущаяся вода равнодушно отражала бледный свет месяца. Взглянув вверх, моряк увидел, что на небе всего несколько звезд и они сияют недобрым светом – как кошачьи глаза в свете огня. Небо застилали тяжелые облака. Странные облака – они неслись по небу и образовывали загадочные узоры, проплывая мимо мертвенно-бледной луны: сверхъестественные гигантские фигуры, которые гротескно извивались, как живые, и зловеще кружились вокруг немногих плотоядно глядящих звезд под светом безумной луны.

– Посмотри на небо! – удивленно воскликнул моряк.– С чего это облака так безумно несутся!

– Это боги во мраке, – ответил скрежещущий голос. – И они плетут узоры человеческих судеб из бесконечных оттенков космического мрака. Ты видишь их тени – ибо силы зла собрались, чтобы отпраздновать то, что должно случиться.

Слова звучали надтреснуто и искаженно, отдаваясь эхом в зонах времени и пространства. Моряк дернулся от этих жутких звуков и посмотрел на собеседника.

Рядом с ним никого не было.

VI. В ЧЕРНОЙ КРЕПОСТИ

Если подплывать к Пеллину с севера, то он кажется мрачным и заброшенным островом. Его скалы – отвесные колонны черного базальта, разрушаемого ветром и размываемого бьющимся прибоем. За мысом земля скудна и неплодородна. Кое-где на утесах растут чахлые деревья, а в глубь острова из густого подлеска и ползучих растений рвутся к солнцу черные сучковатые деревья.

Кое-где виднеются бесплодные участки, где вообще ничего не растет. В этих местах поблескивают на солнце странные груды базальта – загадочные каменные массы, формы слишком правильной, чтобы быть творением природы, и немыслимо древние, чтобы быть творением человека. Циклопические руины, нависающие над морем много одиноких веков.

На южной стороне острова располагалась широкая гавань Призарт, столица острова и убежище Эфрель. Гавань была хорошо защищена, узкие проходы, которые выходили в залив, охранялись мощными фортами. Теперь, когда Эфрель готовилась к войне, залив кишел кораблями. Его берега были застроены сухими доками и верфями, товарными складами и бараками, малопривлекательными сооружениями из дерева и камня и несколькими бросающимися в глаза роскошными дворцами знати.

Но господствовал над всем Дан-Леге, черная крепость Призарта – мрачный родовой замок рода Пеллинов. Дан-Леге был причудливым строением, чьи стены напоминали древние развалины на заброшенных участках острова. По всей видимости, к Дан-Леге постепенно пристраивались различные части. Взглянув на крепость, можно было заметить башню, которая казалась совсем тут неподходящей, стену, сооруженную в одном стиле и неуклюже соединенную со стеной, сложенной совсем другой кладкой. Сами пристройки тоже были старыми – следы попыток приспособить Дан-Леге для человека. Они плохо сочетались с оригиналом. Легенда гласила, что крепость существовала еще до того, как человек ступил на остров, но Пеллин был местом богатым на такие предания.

Дан-Леге был угрожающей нескладной громадой. Дул легкий ветер, и крепость накрывала город своей тенью. К тому времени, когда Кейн и его спутники ступили на берег, уже темнело. Путешественников встречал вооруженный эскорт. Сумерки сгустились, когда они приблизились к Дан-Леге, проехав верхом по узким мрачным улицам под бряцанье оружия и обманчивый свет факелов. Спустилась ночь, когда они наконец остановились перед мощным подъемным мостом и башнями, охранявшими главный вход в цитадель.

Когда они вступили в Дан-Леге, навстречу им вышел офицер – знатный дворянин, судя по его пышным одеяниям и великолепному снаряжению. Он был высок и узок в кости, с бледным красивым лицом и блестящими черными волосами – характерной внешностью пеллинитского аристократа. Его изящество было сродни изяществу кошки – стальные мышцы под шелковой кожей и идеальная координация движений. Красив и смертоносен, как черная пантера. Его глаза не выражали ничего, когда он подошел к ним.

– Мои поздравления, Имель, – сказал он вместо приветствия, – по поводу завершения весьма трудной миссии. Я знал, что ты оправдаешь наше доверие. Хорошая работа. – И продолжил: – Ты, должно быть, Кейн. – Он заколебался, произнося это имя, как будто говоря в приличном обществе непристойность.

Оба мужчины некоторое время оценивающе рассматривали друг друга. Кейн сразу же ощутил глубокую ненависть и чувство соперничества со стороны пеллинита. Его поза и высокомерное выражение ясно давали понять, что он был против присутствия Кейна на Пеллине еще с того времени, когда миссия Имеля только планировалась. Только приказ госпожи и noblesse oblige [1] удерживали его от проявления открытой враждебности. Кейн посчитал иронией судьбы, что первым на Пеллине его приветствует смертельный враг, о существовании которого он никогда раньше и не подозревал.

Пеллинитский лорд смотрел на него с едва сдерживаемым презрением. Их глаза встретились, и он поспешно отвел взгляд. Его поведение стало более осторожным, расчетливым.

– Я – Оксфорс Альремас, – объявил он. – И подчиняюсь только самой Эфрель. – Он сделал паузу, чтобы его слова оценили, затем, вновь собравшись с мыслями, не слишком убедительно продолжил: – Приветствую вас на Пеллине и в Дан-Леге. Сейчас для вас накроют стол. Но вначале я проведу вас в ваши покои. Полагаю, что вы хотите смыть с себя соль морских странствий. Там вас ждут более подходящие одежды, разумеется, если вы пожелаете одеться в соответствии с вашим новым положением.

Задумчиво кусая губы, Имель смотрел, как Кейн и Арбас уходят с Альремасом. Затем, тряхнув головой, словно пытаясь избавиться от дурных мыслей, он обернулся к оставшимся солдатам и приказал им возвращаться в казармы. Что до него, то, конечно, смена одежды тоже предполагалась. А затем пир, о котором говорил Альремас.

Уходя, Имель подумал о вине, веселье и шаловливой компании придворных дам. Он чувствовал необычное облегчение оттого, что Кейн больше не был его заботой.

VII. КОРОЛЕВА НОЧИ И РАССКАЗ ЭФРЕЛЬ

Кейн обнаружил, что его покои великолепны воистину по-королевски. Он с его пристрастием к роскоши был очарован шелками и гобеленами, покрывавшими стены просторных комнат. Палаты были украшены бесчисленными дорогими и прекрасными изваяниями и прочими предметами искусства, дополнявшими и без того изысканную обстановку. Там был еще и великолепный бассейн для купания, в котором Кейн поразвлекся с миленькой юной рабыней, присланной ему в качестве личной прислуги.

Обед был столь же великолепен. Пир был устроен в гигантском, залитом огнями зале, шустрые прислужницы разносили бесчисленные блюда из жареного мяса и чаши пенистого эля и вина. Огромный зал наполняли почти две сотни гостей – главным образом знать и офицеры. Громкие разговоры и смех поднимались от длинных деревянных столов к высоким сводчатым потолкам.

Но Кейну казалось, что смех был отчасти принужденным, в голосах гостей чувствовалась не вполне скрытая нервозность. Более того, тени в зале были слишком глубокими. Он не раз ловил быстрые передвижения за портьерами. И в течение всего обеда его обостренные чувства ощущали некое скрытое наблюдение – почти нечеловеческой силы.

Кресло владычицы пустовало.

Кейн восседал за главным столом вместе с Оксфорсом Альремасом и Имелем. Арбас сидел пониже – пеллиниты не были уверены в его статусе, но он имел определенный вес, поскольку прибыл вместе с Кейном. Беседа за столом была сдержанной и касалась только обыденных тем. Так что Кейн выжидал, как повернется дело.

Когда обед подошел к концу, Альремас повернулся к Кейну, который допивал свое вино, и сказал:

– Теперь, когда ты немного отдохнул после путешествия, я проведу тебя к Эфрель.

Кейн невозмутимо кивнул и поднялся. Альремас провел его через запутанный лабиринт каменных лестниц и длинных извилистых коридоров. Внутри крепость казалась гораздо больших размеров, чем снаружи. Снова Кейн ощутил, что часть помещений и коридоров чужеродна по отношению к первоначальной конструкции. Внешнюю стену всегда можно было отличить по ее циклопичности – мегалитические базальтовые блоки, искусно пригнанные друг к другу. Чтобы построить подобную стену, нужен был инженерный гений уровня, неведомого нынешней эпохе.

Наконец они остановились перед тяжелой дверью из обитого железом дуба. Альремас громко постучал рукояткой кинжала, и дверь открыл огромный раб. Кейн признал в слуге евнуха – типичного охранника дамских покоев. Нетипичным было то, что этот человек ростом почти семь футов, и под слоем жира скрываются мощные мускулы. В ножнах у него висел паранг необыкновенной длины. Его лицо было бесстрастным.

– Оставь оружие у евнуха, – велел Альремас. Он сердито глянул на Кейна и зашагал прочь по темному проходу.

Кейн пересек порог и оказался в просторной приемной – название «будуар» казалось неподходящим для этого помещения. Комната была ярко освещена и причудливо украшена. В обстановке явно чувствовалась рука женщины, но здесь были и предметы зловещего, дьявольского свойства – непонятные картины и статуи, книги странной формы, необычные приборы и алхимические принадлежности и незнакомые запахи. Кейн ощутил исходящую откуда-то сильнейшую ауру зла. Это была смесь кабинета чародея и будуара блудницы.

В одном конце комнаты была дверь, завешенная занавеской – тонкой вуалью, за которой не было света. Человек, находящийся там, мог наблюдать, что происходит в комнате, сам при этом оставаясь невидимым.

Не особенно наслаждаясь ситуацией, Кейн сел и уставился на занавес. Ему не пришлось долго ждать.

– Так, значит, ты Кейн. – Низкий голос, донесшийся из-за вуали, был жуток. Его интонации были красивыми и женственными, но в то же время странно искаженными. Говорившая с трудом произносила слова – она пыталась внятно выразить неописуемую, безумную ярость.

– А ты – Эфрель? – осведомился Кейн.

Ответом ему было полное ненависти хихиканье.

– Да – и нет! Я была Эфрель. Я полагаю, удобство требует, чтобы я и дальше называлась этим именем. Но я не Эфрель. Эфрель мертва. Два года, как мертва. Но я мертва – и я Эфрель! Или была Эфрель, раз Эфрель мертва. Итак, к чему мы пришли, Кейн? Это не имеет значения. Да, зови меня Эфрель. Пока это сойдет. Но мертвые не всегда умирают! Остерегайся, Неистен Мариль, мертвеца, который еще жив! – Последние слова были безумным воплем. Воцарилось молчание, пока Эфрель пыталась взять себя в руки.

Она начала снова:

– Да, я Эфрель. Имель должен был рассказать тебе о моем прошлом – и кое-что о твоем месте в моих планах.

Кейн кивнул:

– Имель сказал мне, что ты намереваешься отомстить Неистену Марилю и вновь сделать Пеллин центром власти в империи. Согласно его словам, я призван командовать твоими морскими силами в приближающейся войне. Однако мне неясно, почему ты не поручишь это одному из своих военачальников. Похоже, Оксфорс Альремас определенно считает, что пост командующего должен достаться ему.

Снова смех.

– Бедняжка Альремас. Дорогуша Альремас. Он всегда был верен мне – и в постели, и на поле битвы. Я думаю, он пришел к выводу, что ему следует взять бразды власти в новой империи – и предоставить моим хорошеньким ручкам более нежные занятия. С моей стороны жестоко было бы не потакать его заносчивости, тебе так не кажется? Полагаю, он ненавидит тебя за то, что ты оказался на месте, которое он считал своим собственным. Бедный верный Альремас. Тем не менее он происходит из благородного рода, и я боюсь, что его ревность может теперь плохо сказаться на его карьере. И конечно, я не могу простить ему это прегрешение. Но в любом случае Альремас не справился бы с этим заданием. Он хорош там, где требуется лисья хитрость – в интригах, но не в открытой войне. Нет, он не смог бы быть моим полководцем. Хватит об Альремасе. Ты получишь власть над ним, как и над всеми моими войсками.

Альремас, наверное, придерживается другой точки зрения, подумал Кейн. Он продолжил:

– Но я не могу понять, почему ты избрала именно меня командовать своим войском – и, кстати, откуда ты обо мне узнала? Само собой, у меня есть кое-какая известность полководца благодаря ряду успешных кампаний на континенте, довольно далеко от твоих островов. Но я совсем недавно появился в западных пределах Лартроксии и понятия не имел, что обо мне знают даже здесь.

– Ты так уверен в этом, Кейн? – В голосе Эфрель послышалась язвительная насмешка.– Нет. Ты прекрасно знаешь, почему я призвала тебя. Люди не лгут, говоря, что я колдунья. Это правда, что я тщательно изучала тайны черных искусств и древних богов, которые еще не совсем забыли свое старое обиталище… Но об это позже. Сейчас мне хочется развлечь тебя рассказом. Рассказом, который, впрочем, тебе уже хорошо известен, – или демон, нашептавший его мне, солгал.


РАССКАЗ ЭФРЕЛЬ

Мой рассказ уходит во времена двухсотлетней давности, к тем дням, когда Товнос и Пеллин были всего лишь двумя из многих разобщенных островов в этих краях. Тресли, Джостен, Фисития, Парви, Рэканос, Кварнора и прочие острова поменьше – нестабильные самостоятельные государства и владения. Мелкие королевства слабели и беднели из-за постоянных междоусобных войн.

Помимо крупных островов, в этих краях множество мелких островков, которые предоставляли бесчисленное количество гаваней и укрытий для рыбаков – или для пиратов. Да, в те беспокойные годы пиратов было очень много. Ибо преимущества уединенных мест для убежищ, безрезультатность попыток властей покарать морских разбойников и оживленная торговля между островами сделали эти края настоящим раем для них.

Но эти пираты всегда были не более чем надоедливой занозой, ибо, как и сами островные государства, они были слабы и неорганизованны. Они были всего лишь шакалами, убийцами, осмеливавшимися нападать только на беззащитных и неосторожных. Один хорошо вооруженный эскорт тотчас обратил бы их в бегство.

Затем на острова пришел чужестранец из южных земель. Это был безжалостный и смертельно опасный воин, гений в морской стратегии и тактике. За несколько лет он построил неприступную пиратскую твердыню на скалистом острове Монтес. Его соперники либо оказались под его началом, либо были уничтожены. Он основал гигантский пиратский флот.

Заносчивые эскадры пиратского флота мародерствовали на море как хотели, нападая на любое судно. Шпионы в каждом порту информировали корсар о купеческих кораблях и об их отчаянных мерах предосторожности. Ничто не оставалось неизвестным пиратам. Ни один караван не был достаточно хорошо защищен, чтобы они не осмелились напасть на него. Даже огромнейшие военные корабли островных правителей пали их жертвами, и выйти из гавани для любого судна значило обречь себя на неминуемую гибель.

В итоге пираты завладели всем морем, ибо даже рыболовная лодка не осмеливалась выйти из порта. Казалось, что теперь пиратская армия рассеется либо направится на поиски иных, процветающих морских путей, но у их вождя были более честолюбивые планы. Опустошив моря, он собрал свой флот воедино и направил его мощь на прибрежные города. Теперь он нанес удар по самим источникам тех богатств, которые он грабил на море.

Глубокой ночью его флотилия заходила в какой-нибудь спящий порт. В короткой стычке пираты сметали сопротивление, и город становился их жертвой. Орды бесчинствовали на улицах – завладевая всем, чем хотели, добром и женщинами. Когда город бы разграблен, они превращали место побоища в костер и отплывали на заре, освещаемые пламенем руин.

И человек, который командовал пиратами, человек, чей злой гений возглавлял это ужасное орудие разрушения,– этот человек звался Кейн.

Но успех пиратов в итоге породил их гибель. Вечно воюющие островные лорды наконец осознали, что пиратская империя Кейна ставит под угрозу само их существование. Забыв частные ссоры, они последовали примеру своего врага и объединились под одним владыкой – Домом Пеллина, избранном из-за его репутации и власти. Новая империя собрала воедино все свои разрозненные силы и создала флот, достаточно сильный, чтобы бросить вызов пиратам. После месяцев долгих погонь и незначительных стычек Имперский флот под командованием Неистена Эбура атаковал Кейна на море перед пиратской твердыней на Монтесе. Битва была страшной, и исход ее долгое время неясен, ибо оба адмирала были блестящими флотоводцами. Было очевидно, что эта битва решит судьбы островов. Весь день кипел бой, но к вечеру значительное превосходство империи в количестве бойцов и кораблей стало сказываться.

Осознав, что противников слишком много, чтобы продолжать битву на море, Кейн с остатками флота отступил в гавань своей возвышавшейся на скалах твердыни. Последовавшая осада тянулась много тяжелых и кровопролитных дней, но катапульты и осадные машины постепенно разрушали укрепления. Ценой неисчислимых жизней Неистен Эбур проложил путь в опустошенную цитадель, и в последней смертельной битве уцелевшие пираты были перебиты.

Победа досталась новой империи дорогой ценой, многие дворяне нашли гибель на Монтесе – среди них и верховные владыки Пеллина. Это позволило Неистену Эбуру захватить власть и установить владычество своего рода, ибо среди уцелевшей аристократии некому было воспротивиться. Таким образом род Неистена узурпировал трон, который по праву принадлежит Пеллину!

Чрезвычайно любопытная вещь обнаружилась после того, как всех пиратов уничтожили. Хотя многие солдаты видели, как Кейн сражался среди своих людей до самого конца битвы, его тело так и не нашли. Ни следа Кейна не было обнаружено, хотя победители тщательно обыскали почерневшие руины и горы трупов. Некоторые утверждали, что люди Кейна спрятали его тело, чтобы спасти его от поругания. Другие смеялись над этим предположением, уверенные, что повелитель пиратов сбежал по какому-нибудь потайному туннелю, проскользнул мимо них и покинул остров.

Так или иначе, но и годы спустя те, кто жил у моря, все еще испытывали страх, что однажды ночью Кейн и его Черный Флот вернутся, чтобы свершить кровавую месть за поражение у Монтеса. Даже сегодня его имя – проклятие, символ зла и насилия.

Так ненавистное имя Кейна, повелителя пиратов, вошло в мрачные предания нашего народа. Демонической личностью был этот Кейн. Его прошлое было скрыто под покровом слухов и преданий еще при его жизни, а смерть осталась недоказанной. Он пронесся по нашей беспокойной истории, словно всеразрушающая комета, неожиданно появившись из черноты ночи и внезапно исчезнув в невообразимых пространствах. Рассказывали, что Кейн был великаном, превосходящим по мощи десять сильных мужчин. В бою ни один человек не мог сравниться с ним, ибо он сражался двумя мечами, легко управляясь с оружием, которое обычный воин едва мог поднять. Его волосы были красны как кровь, и он пожирал еще живые сердца своих врагов. Его глаза были глазами самой смерти, и они испускали синее сияние, которое иссушало души его жертв. Он находил удовольствие только в насилии и кровопролитии, и после каждой победы его пиршественные залы оглашались мучительными воплями плененных девственниц.

Само собой, эти легенды становились еще более зловещими и неправдоподобными с каждым пересказом. Но и хроники тех лет с суеверным ужасом повествуют о жутком лорде-пирате, и их авторы наделяют его почти нечеловеческими качествами. И хотя они проклинают и поносят Кейна как самое злобное человеческое существо, они, тем не менее, с невольным восхищением отмечают его доблесть в бою.

Это все банальные вещи, старые сказки, которые все мы слышали в детстве. Однако мне подчиняются силы и за пределами пугливых снов обычных людишек. Ты слышал их шепот. Знай же, что я властна над демонами мрака, чья мудрость не ослеплена подобострастной тленностью смертного ума. Бессчетными ночами я призывала эти создания чуждого мира, повелевала им подчиняться моей воле, слушала, как они нашептывают мне знания, скрытые от человеческого ума. И они поведали мне много тайн.

От одного демона я потребовала, чтобы он назвал мне имя полководца, который наверняка приведет мои войска к победе в приближающейся войне. Той ночью мой демон сказал, что триумф или неудача моего возмездия зависят от сил столь могущественных, что создание, подобное ему, не может контролировать или хотя бы предсказать, что будет. Но когда я заставила демона приложить все силы, чтобы выполнить мой приказ, он был вынужден назвать мне имя человека, который лучше всех сумеет помочь мне.

Имя, которое назвал мне демон, было Кейн.

Я прокляла это создание за его шутки. И, съежившись от моей ярости, оно, чтобы угодить мне, выболтало кое-какие тайны, неведомые ни одной душе во всей империи. Демон поведал мне о судьбе лорда-пирата Кейна после его побега с Монтеса.

Те, кто говорил о том, как хитер пират, оказались правы. Ибо этот Кейн прежних дней не погиб на Монтесе, но избежал резни и уплыл на запад с последними из своих разбойников. Кейн странствовал по бескрайнему Западному морю, неся свое проклятие на далекие берега. И по мере того как шли годы и его враги старели, этот Кейн таинственным образом оставался молод. Ибо из-за проклятия, о котором мой демон только намекнул, Кейн избежал старости, равно как и смерти.

Таким образом, пока новые поколения следовали неизбежным путем из утробы к могиле, Кейн жил и странствовал по земле. В империи его мрачная слава стала легендой, а из легенды превратилась в миф. Но никто и помыслить не мог, что древний враг еще ходит по земле. Прошло более двух столетий, и никто не догадывался о тайне Кейна. Но ныне – в этом мой демон поклялся – с востока Кейн вернулся к нашим берегам.

Это о тебе нашептал мне демон, Кейн! Ты – тот человек, которого мой демон назвал мне как полководца, который нужен для осуществления моего возмездия! И клятвами, которые он не посмел бы нарушить, демон поклялся, что того человека, который принес ужас и смерть в эти края два века назад, я найду в Ностоблете.

Так что, Кейн, я точно знаю, что передо мной стоит тот самый Кейн из зловещей легенды!


Если Кейн и был удивлен, виду он не подал. Единственным его ответом был легкий кивок и едва заметная холодная улыбка.

– Ты хорошо сохранился, Кейн. Ты ничуть не изменился по сравнению с описаниями в старых книгах.

– Весьма цветистые описания, судя по твоим словам,– сардонически прокомментировал Кейн.

– Так ты тот самый Кейн, о котором рассказывают наводящие страх легенды!

– Ты это уже говорила.

Эфрель засмеялась своей сообразительности. Но в ее голосе не было веселья, когда она неожиданно скомандовала:

– Гривтер! Убей его!

Пораженный внезапным смертным приговором, прозвучавшим из-за занавешенного проема, Кейн вскочил навстречу нежданной опасности. Все время, пока его госпожа говорила со своим гостем, огромный евнух неподвижно стоял в тени на своем посту у двери. Гривтер выхватил тяжелый паранг из ножен, устремившись к спине Кейна, не успела еще Эфрель договорить. Его толстогубый рот широко раскрылся в безмолвном, жаждущем крови крике.

Проклиная отсутствие оружия, Кейн едва успел осознать опасность, когда Гривтер набросился на него. Колосс из резиновой плоти атаковал с дикой скоростью, его паранг опускался дугой. Со скоростью, которая казалась невероятной для человека его сложения, Кейн проскользнул под опускающимся клинком и снизу ударил евнуха по ногам. Гривтеру потребовалась доля секунды, чтобы восстановить равновесие, но этого оказалось достаточно, чтобы Кейн схватил тяжелый серебряный подсвечник.

Следя за подсвечником, Гривтер уверенно надвигался. Оба воина, пригнувшись, осторожно описали круг, готовые в любой миг к нападению или отступлению. Евнух сделал ложный выпад, и Кейн неуклюже взмахнул подсвечником, целясь ему в горло. Насмешливо зажмурившись, кастрат открыл рот и издал непонятное кашляющее шипение. Между его слюнявыми челюстями был только почерневший обрубок языка. Он снова сделал ложный выпад, который Кейн, отвлеченный изуродованным ртом, вновь отразил не слишком ловко.

Считая, что теперь ему ведомы силы противника, Гривтер взмахнул изогнутым клинком в сторону живота Кейна. Но Кейна там уже не было. С непостижимой скоростью он уклонился от удара кастрата и по-змеиному быстро нанес удар подсвечником. Серебряная палица столкнулась с рукоятью тяжелого ножа, выбив его из ладони Гривтера.

С отвратительным карканьем, пытаясь без слов выразить ярость, евнух схватился с Кейном, который отважился отбросить в сторону сильно помятый подсвечник вслед за упавшим на пол парангом. Много раз высоченный гигант для развлечения своей госпожи убивал людей голыми руками. Массивного телосложения, опытный борец – обыкновенный человек был обречен, попав в смертоносные объятия Гривтера. Но, вступив в схватку с Кейном, евнух столкнулся с человеком куда более сильным, чем те, на кого его натравливали прежде. По полуобнаженному телу кастрата струился пот. В отчаянии он пытался раздавить противника своими тремястами пятьюдесятью фунтами мышц, костей и резиновой плоти.

Но было бы проще одолеть статую, чем воина с железными мускулами, того, с кем сейчас боролся Гривтер. Кейн разрывал любой захват, который пытался применить Гривтер, и только жирная плоть помогала евнуху выкручиваться из тисков Кейна. Неожиданный поворот, и Кейн вывернул руку Гривтера за спину, лишив его возможности сопротивляться. Гривтер беспомощно барахтался, одна его рука стала бесполезной, когда Кейн придавил его к полу. Глухой треск. Гривтер затрясся. Кейн безжалостно сломал вторую руку евнуха. Беспомощный стон животной боли был самым громким звуком, прозвучавшим за время напряженной схватки. Не обращая внимания на гротескные подергивания искалеченных рук кастрата, Кейн сжал жирное горло Гривтера своей мощной левой рукой и медленно задушил его.

Презрительно оттолкнув труп, Кейн поднялся на ноги и двинулся к занавеске – в нем разгоралась жажда крови, в глазах плескался адский синий огонь.

Его приветствовал безумный смех Эфрель.

– Тише! Расслабься! Ты только что доказал мне, что ты и впрямь настоящий Кейн! В легендах говорится, что твои руки – самое страшное орудие, тебя называют Кейн Душитель, помимо прочих жутких прозвищ. Утихомирься! Я всего лишь хотела проверить старые сказки. Мне ни к чему легендарный воин, чья доблесть невероятно преувеличена, пусть он и бессмертен.

Кейн зловеще улыбнулся, он был зол, как разъяренный тигр.

– Что ж, твое любопытство удовлетворено. Ты знаешь, кто я. Теперь давай посмотрим на тебя!

Он сорвал вуаль… и увидел ужас.

Эфрель, хихикая, лежала на кушетке, покрытой дорогими шелками и ценными мехами – их роскошная красота разительно контрастировала с уродством, развалившимся на них. Госпожа Дан-Леге была изуродованной, изломанной карикатурой на женщину – ядовитое зло, принявшее форму. Черная аура мстительной злобы исходила от этого изуродованного чудовища, еще более омерзительного из-за драгоценностей и наряда из зеленого шелка.

Над кушеткой висел портрет женщины в полный рост. Дама на изображении была одной из прекраснейших женщин, которых Кейн когда-либо видел. Она откинулась на устланной мехами кушетке, соблазнительно наряженная в тончайшую шелковую ткань. Ее кожа светилась белизной; ее тело было неотразимым сочетанием женственной прелести и соблазнительности. Должно быть, художник потратил не одну неделю, стремясь запечатлеть утонченную красоту ее лица, сияющие темные глаза, шелковистые черные волосы.

Девушка на картине и существо на кушетке перед ним. Совершенная красота и уродливая извращенность. Это была сводящая с ума противоположность абсолютных крайностей. Кейн понял, что обе эти женщины – Эфрель.

Ее привязали за запястья, поэтому руки оказались относительно неповрежденными, во всяком случае из них не торчали обнаженные кости. Остальное ее тело было покрыто отвратительными шрамами. Туловище было бесформенной массой изуродованной плоти, местами среди шрамов проглядывали белые кости. Зазубренные обломки ребер протыкали ее бок в том месте, где во время скачки оторвалась плоть. Одна нога была отрезана чуть ниже колена – то ли оторванная, то ли слишком искалеченная, чтобы ее можно было спасти. Ступня на второй ноге была просто плоским обрубком.

Хуже всего было лицо. Должно быть, оно волоклось по земле, когда Эфрель потеряла сознание. Длинные пряди шелковистых черных волос росли лишь из нескольких клочков кожи на черепе. Почти вся плоть с лица была сорвана; уши были рваными остатками хрящей, нос – зияющей впадиной: затруднения Эфрель с речью были легко объяснимы. Ее щеки были жутко изорваны, а рот превратился в бесформенную щель, которая не прикрывала остатки сломанных зубов. Один глаз был сущим кошмаром, второй – еще хуже, потому что он был не поврежден. Этот единственный темный глаз был все еще прекрасен на этой отвратительной пародии на человеческое лицо – оникс в груде личинок.

Создание по имени Эфрель не должно было быть живым; ясно, что ни одно человеческое существо не смогло бы жить, будучи так искалечено. Тем не менее она была жива. И злобная жажда мести, которая каким-то образом поддерживала в ней жизнь, безумно светилась в ее единственном глазу, который неотступно смотрел на Кейна.

Кейн бесстрастно взирал на кошмар на кушетке – в своей обычной манере, не выражая иных чувств, кроме вежливого любопытства. Он невесело засмеялся:

– Да, я Кейн. И я вижу, что ты – Эфрель. Теперь, когда мы представились друг другу, скажи, зачем ты призвала меня в Дан-Леге?

– Что? О делах? Так скоро? – захихикала Эфрель. – Почему сейчас ты говоришь со мной о делах? Смотри! Ты в спальне самой красивой женщины империи! Вот я на стене! Вот я перед тобой! Разве я так уж сильно изменилась? Ты больше не считаешь меня красивой? Разве я не самая прекрасная и желанная женщина, которую когда-либо видели твои глаза? Некогда я была ею!

– Если сравнивать с тем, что скрывается в твоем теле, ты все еще красива, – вслух подумал Кейн, в нем поднималось отвращение.

Еще один взрыв безумного смеха.

– Ты так галантен, Кейн! Но я знаю, что за зло таится в твоих глазах! Мы одного пошиба, ты и я! Нас сочетало зло! – Она раскрыла ему объятия.– Иди ко мне, Кейн Пират! Иди, Кейн Бессмертный! Если тебе на самом деле суждено занять место Альремаса, помни, что когда-то он был для меня больше чем полководцем! Приди, Кейн, мой любовник!

Кейн приблизился к ней. Смеющиеся губы прижались к его губам.

На полу мертвые глаза задушенного евнуха с ужасом наблюдали за происходящим.

VIII. ЗАГОВОР В ПРИЗАРТЕ

Потягивая сладкое вино из великолепного хрустального кубка, Кейн задумчиво смотрел на груду убористо исписанных листов пергамента. Тело Гривтера давно унесли, и на страже у дверей стоял другой слуга. Меч Кейна снова висел у него на поясе, поскольку ужасная госпожа Дан-Леге одарила его своим полным доверием. Кейн кисло подумал, что Эфрель была им полностью удовлетворена.

Она вышла из спальни, неся очередную стопку документов Кейну, сидевшему за освещенным лампой столом. Несмотря на искалеченные конечности, Эфрель не была прикована к постели. К обрубку ее правой ноги был привязан причудливо вырезанный деревянный протез. Усыпанный драгоценными камнями и изукрашенный странной резьбой, он напоминал переднюю лапу демона из ночного кошмара. Он давал Эфрель возможность перемещаться, хотя с трудом, и ей дополнительно требовалась трость.

Она ликующе протянула Кейну бумаги:

– Вот еще несколько документов, которые наверняка заинтересуют тебя: списки военных кораблей под командованием Мариля, количество воинов, которое он может собрать, секретные присяги на верность мне от разных лордов, доклады о состоянии моих собственных войск – все это здесь. Ну разве Мариль не отдал бы целое состояние, чтобы прочитать эти документы!

Кейн поднял глаза от бумаг:

– Ты проделала весьма тщательную работу по сбору и обработке информации. Отличная работа – и по части твоих собственных приготовлений, и по анализу сильных и слабых мест врага. Я впечатлен.

Эфрель изобразила нечто вроде улыбки:

– Да, работа моих шпионов очень эффективна. Более чем эффективна. Мало есть такого, чего я не знаю о моих врагах. Где человеческие слуги оказываются бессильны, у меня находятся другие средства добывания сведений.

Кейн слегка поднял брови, но продолжил:

– Да, я вижу. Что ж, это позволяет понять, что ты хорошо подготовилась. Разумеется, мне надо подробнее изучить все это, но сейчас мне следует знать, как обстоят дела в целом.

С трудом опустившись в кресло, Эфрель подождала немного, перед тем как начать.

– Уже поздно, скоро утро. Я устала, так что буду краткой. Позже мы сможем вместе заняться проработкой деталей. Я уверена, что твои познания окажутся бесценными для нашего предприятия.

Она начала говорить с намеренной медлительностью, ее голос повышался от напряжения при каждой фразе:

– Я провела последние годы, подготавливая заговор, чтобы свергнуть власть узурпатора Неистена Мариля. О провале первой попытки ты уже знаешь. Я понесла невообразимое наказание за ту неудачу, но боги мрака сжалились и предоставили своей дочери еще одну попытку.

На этот раз я сплела свою паутину более искусно. На этот раз я собрала под своей властью силы, могущество которых за пределами человеческого воображения. На этот раз я не потерплю неудачу – я не могу потерпеть неудачу. Я должна восстановить верховную власть Пеллина. Я должна заявить свои права на императорский трон, который предназначен для меня. Я должна отомстить Неистену Марилю и его трижды проклятому роду.

Последняя фраза была почти криком. Следующие слова она прошептала:

– И ни один человек, ни один бог, ни один демон не помешает мне!

Через мгновение Эфрель продолжила:

– Как видишь, я хорошо подготовилась. Да, хорошо подготовилась, и Мариль все еще ничего не знает о моих планах. Я усилила флот Пеллина. Многие корабли, стоящие на якоре в одной южной гавани, ждут не груза, а лишь моего приказа. Мои эмиссары добились тайной лояльности многих островных владык. Имель, с которым ты знаком, – типичный из моих новых слуг – дворянин-ренегат с самого Товноса. Подобно отпрыскам других благородных родов, которые пришли в упадок при власти Мариля, он осознал возможность восстановить престиж своей семьи. В некоторых случаях дворянина обращали на мою сторону обещания власти или необузданного грабежа и мародерства. Или случалось, что какой-нибудь лорд, не слишком расположенный ко мне, внезапно умирал, и его место занимал мой тайный сторонник. Армии торговцев принесли мне присягу на верность. Я даже составила целые полки из пиратских шаек, наняла разыскиваемых преступников – так что ты, Кейн, будешь среди родственных душ.

По моим подсчетам, под мой военный флаг встанут сто кораблей – и еще больше присоединятся ко мне, увидев наши первые успехи. Воинов и галерных рабов я могу предоставлять тысячами, а мои рабочие трудятся день и ночь, изготовляя оружие, доспехи и военные машины.

– То, что ты говоришь, разумеется, впечатляет, – прервал ее Кейн. – Но имперский флот все равно значительно превосходит нас по численности. Как я понял из этих документов, Марилю все еще преданы правители шести главных островов империи, не говоря уже о том, что под его прямым контролем находится множество маленьких островов. Он может легко собрать флот, втрое превосходящий наши силы, а каждое его судно – первоклассный военный корабль. А в количестве людей они превосходят нас еще больше. – Кейн хмурился, глядя на кучу документов. – Да, если Мариль хорошенько поскребет по сусекам, как это сделала ты, он сможет собрать под свою команду флот, вчетверо превосходящий наш, и лучше нашего укомплектовать его людьми. Как я некогда уяснил себе на этих островах, никакая смелость и никакое мастерство не могут одолеть врага, чьи силы намного превосходят твои.

– Конечно! – сказала Эфрель, словно бы соглашаясь.– Но, как я тебе говорила, в моей власти не только человеческие силы. Эти исписанные листы пергамента и намека не дают на скрытые силы, которым я дам волю в подходящее время. – Она сделала паузу, смакуя очевидную заинтересованность Кейна.– Послушай, Кейн! Занимайся организацией моих земных сил. Я знаю, что у тебя есть талант, чтобы создать из этих разрозненных фрагментов настоящую армию, которая сможет побеждать. Твоей наградой за победу будет королевство – власть в империи, уступающая только моей. Но занимайся своей армией и не говори мне о прочем. Ибо я говорю тебе, Кейн, – когда настанет время, я смогу переломить ход войны в нашу пользу! Ни один смертный не догадается, из каких потаенных королевств Эфрель призовет неодолимую силу! Те, кто отзовется на мой призыв, сведут на нет любое преимущество в численности и силе, которое может быть у Мариля.

Кейн попытался выманить у нее хоть какие-нибудь дополнительные сведения:

– Ты меня заинтриговала. Что это за потусторонние силы, которыми ты распоряжаешься? Если они столь могучи, зачем тогда я?

Чувствуя вызов в его словах, Эфрель снова стала уклончивой. На ее лице появилось нечто вроде лукавой улыбки.

– Позже, Кейн, когда придет время довериться тебе полностью. Позже я скажу тебе все. Но сейчас занимается заря.

IX. УЗНИК ТОВНОСТЕНА

В тюремной камере всегда присутствует аура, которую ни с чем не спутаешь. Слепой и глухой ощущает ее, хотя он не видит стен и решеток и не слышит проклятия, мольбы, стук цепей. Камера может быть грязной дырой в какой-нибудь забытой темнице или роскошными королевскими покоями. Но в любом случае тюрьма лишает заключенного двух бесценных прав – на свободу и на человеческое достоинство.

Ибо в каждой темнице есть некая форма преграды – заржавевшая цепь, разрушающаяся стена, угрюмый стражник или, возможно, подобострастный, но непреклонный служитель у двери. Некий барьер навязывает свою волю заключенному, говоря ему: «Ты можешь пойти только туда, но не дальше; ты можешь сделать только это, но не больше». Как темница лишает человека свободы выбирать, куда ему идти и что делать, так же она лишает его достоинства, присущего человеческой личности. И из этого возникает особая тошнотворная атмосфера, присущая любой тюрьме, – невидимые миазмы напряжения, смесь из ненависти и страха, апатии и боли, обманутых надежд и невыразимого отчаяния.

М'Кори чувствовала это. Ее сердце колотилось от неосознанного страха, когда она шла вслед за стражей, и она учащенно дышала, как будто воздух был спертым. Он и был спертым, тревожно подумала она. Ни свежего воздуха, ни света, ни общения – медленная смерть от удушья. Дрожа, М'Кори подавила эти мысли. Спускаясь по ступенькам, она подобрала развевающиеся полы своего шелкового наряда, в страхе от мысли, что прикосновение может вобрать неуловимый тлетворный запах камней. Ее плечи укутывал плащ, хотя тела стражников были покрыты потом.

Полдюжины стражей бдительно охраняли тяжелую дверь, ведущую в подземную камеру, из которой был только один выход. Они стояли с оружием наизготовку, с подозрением ожидая приближения идущих. Прозвучали пароль и отзыв на него. Новоприбывшие подошли ближе, и стража немного расслабилась, узнав дочь императора.

– Он спрашивал о вас, госпожа, – учтиво пояснил капитан. Он всмотрелся сквозь маленькое зарешеченное отверстие в толстой двери. Внутри на посту были еще четверо стражей. – Все в порядке. Откройте. Госпожа М'Кори пришла навестить пленника.

Капитан стражи вставил ключи в два массивных замка, тяжелые засовы с другой стороны двери отодвинулись. Неповоротливая дверь распахнулась, и внутренняя стража отступила, позволяя своему командиру войти в переднюю. Еще один ключ открыл замок на толстой зарешеченной двери, которая была внутри.

Капитан придержал дверь:

– Прошу вас, госпожа, не больше получаса. Приказ вашего отца, сами понимаете.

Кивнув, с замирающим сердцем она пересекла порог. Она снова ощутила беспомощность и подумала, увидятся ли они когда-нибудь при свете дня. Она мягко позвала:

– Лагес?

В камере была тишина. В темноте подземелья горела одна-единственная лампа и фонари за дверью. Комната было довольно просторной, поэтому большая ее часть была скрыта тенями, куда не доставал мерцающий свет. Когда глаза М'Кори привыкли к полумраку, она разглядела скудную обстановку камеры.

Камера не была промозглой ямой, где узников оставляют гнить в цепях, хотя ни одному человеку не удалось совершить побег отсюда за всю длинную историю темницы. Это была особенная камера. Здесь правители Товноса держали в заключении политических пленников, угроза которых существующему порядку требовала, чтобы их лишили всякой надежды на побег, но положение которых диктовало необходимость оказать им определенный почет. Смерть была самым надежным надсмотрщиком, но часто было целесообразно заключить популярную личность здесь – пока общественные симпатии не ослабеют и его гибель можно будет обставить осмотрительно и удобно.

М'Кори показалось, что она различает неподвижную фигуру, растянувшуюся на узкой койке. Она придвинулась ближе, в ее голосе зазвучала тревога:

– Лагес?

Лежавший на постели вскочил, когда М'Кори приблизилась. Он сипло выдохнул и, ничего не видя спросонья, набросился на нее. М'Кори вскрикнула, когда его сильный удар отшвырнул ее руку, нерешительно прикоснувшуюся к узнику.

Молодой человек пришел в себя.

– М'Кори! – прошептал он.– Это ты! Клянусь Хорментом, я не хотел пугать тебя. Мне приснился кошмар, и я…

Его голос умолк, он провел пальцами по своим спутанным волосам и утер пот с небритого лица. Он нащупал кувшин с водой.

– Прости, что ушиб тебя, дорогая, я такой растяпа, – извинился он. – Я ждал тебя не раньше чем завтра, иначе я привел бы здесь все в порядок. Кстати, что ты делаешь здесь посреди ночи? – Его голос стал резким. – М'Кори! Ничего не скрывай от меня! Они?..

Она поспешила к нему, успокаивая:

– Нет, Лагес! Отец еще ничего не решил. Ничего не изменилось. – Ее глаза омрачились. – Лагес, сейчас не ночь. Сейчас середина дня.

Лагес выругался и вскочил на ноги:

– Погоди, я зажгу еще свет. Середина дня, говоришь? Черт побери, я опять слишком долго спал. Я здесь превращусь в растение – в гриб какой-нибудь. День, ночь, какая разница! Я ем, когда голоден, сплю, когда захочу. В последнее время у меня плохой аппетит, так что я почти все время сплю. Однажды я не удосужусь проснуться и буду храпеть тут, пока весь мир не забудет о Лагесе.

Он обернулся к ней и увидел страх на ее лице. С тревогой Лагес понял, что его слова граничат с бредом сумасшедшего. Он расправил свою помятую одежду и успокаивающе прошептал:

– Прости меня, любимая. Этот кошмар все еще действует мне на нервы. Я привык здесь говорить сам с собой и позабыл, как следует вести разговор с реальным собеседником.– Он криво улыбнулся.– Прости, если напугал тебя,– продолжал он, пытаясь изгнать кошмар из своих мыслей.

Этот кошмар преследовал его каждый раз, когда он засыпал. Жуткий сон о молодом человеке, который лежит пойманный и беспомощный в своей камере – и съеживается, как побитый раб в темном углу, заслышав шаги приближающихся палачей. Шаги ближе, еще ближе… А затем Лагес с криком просыпался.

Однажды шаги достигнут двери, и они войдут. Он задрожал. Так унизительно, что приходится ждать, что его выведут отсюда и убьют.

Он знал, что не боится смерти. Даже самой постыдной, какую, без сомнения, приберегали для него. Отвратительной. С этим надо бороться, этого надо избегать как можно дольше. Но он не боялся смерти. Тогда откуда этот кошмар, откуда эти трусливые сны? Может ли хоть один человек сказать наверняка, как он в конце концов встретит смерть? Плен разъедал его рассудок. Возможно, его мужество так же разлагалось. Может быть, через месяц или через два… В тысячный раз он проклял судьбу, которая отдала его живым в руки врагов.

В камере больше не царило молчание. Кто-то говорил. Говорил с ним. Это была М'Кори. О боги, он совсем забыл о ней. В надежде, что она не обратила внимания на его витание в своих мыслях, он начал улыбаться – и понял, что тупо улыбается уже несколько минут. Она заметила? По ней казалось, что нет. Или это она ведет себя осмотрительно с тем, кто не в себе? Он заставил себя сосредоточиться на ее рассказе о последних придворных сплетнях, о новоприбывшем трубадуре и прочих глупостях.

Она почувствовала, что он вернулся к ней, и оборвала свою болтовню, с беспокойством глядя на Лагеса. За решетчатой дверью стояли невозмутимые стражи. Лагес подумал, получает ли Мариль удовольствие от докладов о возрастающих странностях в его поведении.

– Твой отец что-нибудь говорил обо мне? – спросил он, заранее зная ответ.

Она отрицательно покачала головой с серьезным видом, разметав волны белокурых волос. Он обратил внимание на ее духи, вспомнил, что должен был сделать комплимент ее внешности. Она явно провела не один час, придумывая, что надеть, готовясь к этому получасовому свиданию. Она была одета и причесана как на пир. Он подумал, не слишком ли поздно выразить свое восхищение, чтобы ей не показалось, что он ничего не заметил раньше.

– Нет, отец делает вид, что совсем о тебе забыл. Он не упоминает твоего имени. Это его любимый прием, когда случается что-нибудь такое, что его очень тревожит. Дорогой, я уверена, что он собирается помиловать тебя. Зачем же ему надо держать тебя живым эти последние…

– Эти последние два месяца, – закончил за нее Лагес. – Есть масса причин, но не думай об этом. В конце концов я выдержал два года под пятой Мариля и до сих пор не сломался.

Но чертовски близок к этому, сказал он себе. Третий раз будет последним.

Лагес был в море, и поэтому не оказался втянут в заговор Лейана и Эфрель. Уверенный в преданности сына, Лейан откладывал разговор с ним до самого конца. Поэтому Лагес узнал о трагической судьбе отца, лишь когда вернулся в порт и его собратья офицеры неохотно объявили ему, что именем императора он арестован. Проявив непривычное милосердие, Мариль не казнил Лагеса вместе с прочими домочадцами заговорщиков, но вместо этого взял его под постоянный надзор.

Разъяренный смертью отца, Лагес опрометчиво замыслил заговор с целью убить Неистена Мариля. Его безрассудная попытка оказалась, разумеется, безуспешной, и на этот раз Мариль заключил своего племянника в покои в императорском дворце, взяв с Лагеса торжественное обещание, что он больше не будет участвовать в заговорах против дяди. Снова император проявил необычайное для него милосердие.

С помощью друзей Лагес совершил отчаянный побег из золотой клетки. Собрав врагов дяди, Лагес на этот раз организовал чуть не завершившуюся успехом попытку убить императора и завладеть троном. В своей ненависти к дяде Лагес не задумывался о том, что его используют силы, чья единственная цель – самим взять контроль над империей. Используя Лагеса в качестве номинального вождя, его собратья заговорщики создали ему популярность в народе, у пылкого молодого человека появилось много сторонников. Снова Неистен Мариль подавил заговор, и снова Лагес стал его пленником.

Но на этот раз побег был невозможен и не к кому было обратиться за помощью. Он был похоронен заживо. Только М'Кори дозволялось навещать его, а она никогда бы не предала отца – во всяком случае Мариль так считал. Неделя тянулась за неделей, тем временем Мариль изгонял из нор последних участников заговора Лагеса. И Лагес знал, что на этот раз Неистен Мариль не пощадит племянника, который ненавидит его.

– Я принесла тебе кое-что,– сказала М'Кори. Она держала корзину с довольным видом ребенка, который отдает свои любимые игрушки лучшему другу. Эта непосредственность – способность полностью отвлекаться от окружающего, от реальности, увлекать других в свой мир – и заставляла его любить М'Кори, говорил себе Лагес.

– Меч и связка ключей, надеюсь, – сказал он с неубедительной беззаботностью.

На губах М'Кори вспыхнула улыбка.

– Боюсь, что стражи забрали их вместе с боевым топором, который я спрятала в волосах.– Она мило покраснела, когда он воспользовался подходящим моментом и сказал несколько долгожданных комплиментов. – Они пропустили волшебное кольцо-невидимку, которое я опустила в вырез платья.

– Где же оно? – спросил он.

– Не могу найти его сама, – засмеялась она. – Похоже, его чары слишком сильны.

– Могу ли я помочь тебе поискать его? – предложил Лагес.

М'Кори игриво шлепнула его и полезла в корзину. Лагес уловил тайное обещание в ее глазах, хотя место и время вряд ли подходили для подобных вещей.

– Вот, – сказала она, протягивая тяжелую флягу. – Я украла у отца бутылку привозного бренди из его самого секретного винного погреба.

Лагес вздохнул, оценив дар:

– Какие еще сюрпризы, маленькая волшебница?

– Вот, еще книга. Я подумала, может, ты захочешь почитать.

– Что за книга?

М'Кори опустила глаза, предлагая томик в роскошном переплете.

– Это стихи. Написаны Пасином из Тресли. Я знаю, ты считаешь это ужасно сентиментальным. Но это моя любимая книга. Я ее много раз читала. Я подумала, что, может быть, ты захотел бы пролистать эти стихи, если бы знал, что они мне нравятся и много значат для меня. Тогда у тебя было бы что-то мое. Что-то такое, что ты мог бы хранить у себя, пока ты здесь.

– Спасибо тебе, М'Кори,– сказал Лагес.– Я буду внимательно читать эти стихи ночами. Если тебе это будет приятно, я выучу их наизусть. Буду цитировать их тебе, как твой личный менестрель.

Она засмеялась, но слегка замялась, перед тем как продолжить.

– Я принесла тебе еще один подарок. – Она осторожно достала из корзины маленький букет полевых цветов и робко протянула Лагесу, отчаянно надеясь, что он примет дар, но ужасно боясь, что он засмеется или будет оскорблен.

– Цветы, М'Кори? – удивленно спросил он.

– Я сорвала их своими собственными руками на лугу этим утром. Мои горничные решили, что я сошла с ума,– нерешительно сказала он.– О, дорогой, я знаю, что это глупо, когда девушка дарит цветы мужчине! Только я все думаю, что ты заперт здесь, под землей, лишен солнечного света. Я подумала, что что-нибудь полное жизни, как эти цветы, я подумала, что, может быть, это будет словно… словно…

– Словно поймать кусочек солнечного света и принести его мне, – закончил за нее Лагес.

М'Кори кивнула и улыбнулась, оценив его понимание. У нее больше не было слов, и она позволила Лагесу привлечь ее к себе. Поцелуй заставил их позабыть о невозмутимой страже, наблюдавшей за ними.

Она положила голову ему на грудь и молча прижалась к нему. Лагес чувствовал каждый удар ее сердца. Он ощутил, как она постепенно успокаивается в его объятиях, довольная, как дитя. Он подумал, не уснула ли она, так тихо она лежала, когда она резко оторвалась от него.

Она провела руками по его лицу с наигранным пренебрежением.

– Твое лицо похоже на скребок! Ты всю меня исцарапал! Почему ты не сбреешь этот кошмар или не отрастишь бороду! – Она оценивающе посмотрела на него.– Знаешь, а ты бы неплохо смотрелся с бородой. Если бы ты заботился о ней.

Лагес было запротестовал, но понял, что она просто пытается заставить его выйти из апатии. Он медленно заявил ей:

– Ты моя последняя надежда, М'Кори. Я бы давным-давно сдался – сошел с ума от отчаяния, если бы не ты.

Капитан стражи скромно прокашлялся у двери и сказал:

– Госпожа, вам надо идти. Я разрешил вам пробыть здесь почти час, и ваш отец снимет с меня шкуру, если узнает об этом.

Она неохотно поднялась.

– Я вернусь, мой любимый,– прошептала она.– И ты выберешься отсюда – я точно знаю. Я буду и дальше умолять отца, чтобы он освободил тебя – или хотя бы перевел тебя в камеру в башне. Я знаю, что он собирается помиловать тебя, Лагес!

Он обнаружил, что почти разделяет ее оптимизм:

– Конечно, дорогая. Продолжай свои попытки, ты сама знаешь, как лучше. Я знаю, что ты делаешь для меня все, что в твоих силах. Я буду ждать твоего следующего появления.

– До встречи, Лагес, – сказала она от двери. – Не забывай пророчество жрицы.

Он прислушивался к ее затихающим шагам. Да, пророчество. Не забывай пророчество.

Давным-давно – когда это было? Они были тремя своенравными детьми, развлекавшимися на праздничном карнавале. М'Кори, Роже и Лагес – они ускользнули от Лейана и без удержу носились среди толпы и палаток. В одном темном шатре они наткнулись на древнюю старуху, которая поклялась им, что она последняя жрица Лато, чей дьявольский культ был запрещен десятки лет назад жрецами Хормента. Она сказала, что, если они дадут ей попробовать по капле их крови, она предскажет их судьбы.

Они уже не могли отступить. Торжественно каждый их них порезал палец кинжалом Роже и поднес окровавленный палец к беззубому рту ведьмы. Она пила их кровь так алчно, что казалось, оторвет их пальцы.

Роже она предсказала воинскую славу и победы; Лагесу – королевство; М'Кори – брак с любимым, который будет принцем и подарит ей семь сильных сыновей. Они ушли, споря, чья судьба самая блестящая, и когда Лейан наконец нашел их, он был весьма встревожен их приключением. Больше старую жрицу они не видели.

Он вздрогнул от горьких воспоминаний. Предсказания и детские мечты. Правда, Роже обрел славу воина, но и смерть вместе с ней. Убит из засады неведомым стрелком после славной победы над мятежниками на Фиситии.

А человек, трон которого Роже защищал и погиб за это, жестоко убил их отца. Теперь Лагес был мятежником. И его жизнь приближалась к концу.

Лагес мрачно разглядывал дары М'Кори. Неинтересные стишки. И цветы, напоминающие о том, что он заключен здесь, под землей.

Он сжал букет в кулаке и сердито посмотрел на него. Растоптать цветы или прижать их к губам – он не знал, чего хочет.

X. ШПИОН ИМПЕРАТОРА

Касси преследовали. Большую часть жизни его преследовали. Детство на узких улочках Товностена приводит либо к ранней зрелости, либо к ранней смерти, ибо выживание здесь – безжалостная игра, в которой побеждают сильные и хитрые. Касси был костлявым ребенком, а его ум был острым и хитрым, как у крысы. Этот природный дар со временем сделал его одним из самых изобретательных воров империи. И когда молодого человека в конце концов поймали, он обманул виселицу, совершив беспрецедентный побег из имперской темницы. Никогда больше не удавалось имперской гвардии схватить его, и его собратья восхищались его невероятной удачей.

Тем не менее несколько человек – очень немного – знали его как одного из лучших шпионов империи. Ибо Неистен Мариль обнаружил в Касси хитрость, которая могла сослужить хорошую службу императору. Сам Мариль способствовал побегу Касси, когда тот поклялся ему в верности, и сказочные кражи, которые сделали Касси легендой среди низов, были тайным вознаграждением за ценные сведения.

Смутные подозрения побудили Мариля послать шпиона на Пеллин. Он установил тщательное наблюдение за островом с тех пор, как раскрылся заговор Эфрель. Доклады, которые он получал, были ничем не примечательны, а затем измена племянника отвлекла его внимание. Иначе он бы тотчас ощутил тревогу, когда его шпионы на Пеллине один за другим прекращали посылать донесения. А те немногие, которые еще работали, убеждали его, что на острове все спокойно и пеллиниты равнодушны к смерти своей королевы. Но Мариль был не глуп, и он знал, что шпион – это оружие, которое нетрудно повернуть против его хозяина. Многие, по отдельности ничего не значащие обстоятельства натолкнули его на мысль о возможном заговоре. Поэтому император приказал Касси отправиться на Пеллин.

И Касси нашел подозрения своего хозяина вполне обоснованными.

В течение нескольких месяцев по трущобам и прибрежным тавернам, где скрывался Касси, упорно ходил слух. Шептались, что есть укрытие, где обещают богатство и безопасность любому нарушителю закона независимо от его былых преступлений – в обмен на сотрудничество и послушание в некоем тайном предприятии. Только где расположено это укрытие и что там требуется, никто точно не мог сказать. Говорили, что какой-то тайный вдохновитель намеревается охватить империю кольцом контрабанды, или что формирующаяся пиратская шайка набирает людей, или что один из островных правителей хочет собрать тайную личную армию,– и много прочих безумных предположений.

Имевшаяся у Касси информация вела к Пеллину, так что он положился на интуицию и сделал известным свой интерес к этому убежищу. В подтверждение имперская гвардия начала усложнять вору жизнь, и вскоре с Касси связались те, кто предлагал убежище и богатство. Затем его привезли на Пеллин вместе с целым кораблем компаньонов, которые могли бы задать палачам на площади Правосудия работу на целый день.

По прибытии их отвели в недавно построенные бараки, в которых уже обитали сотни новобранцев, выбранных среди отбросов Империи. Здесь им давали еду, оружие и снаряжение и обещания золота. Чтобы отработать содержание, они должны были каждый день готовиться к сражению. Несмотря на конспирацию, даже дураку было ясно, что готовится мятеж. Без конца шли разговоры – ликующее предвкушение грабежа по всей Империи, взволнованные рассуждения обо всех сторонах наглой авантюры, безумные предположения по поводу зловещего незнакомца, который руководит всеми приготовлениями.

Как только Касси счел это безопасным, он ускользнул, чтобы связаться со шпионской сетью Неистена Мариля на Пеллине. После нескольких безуспешных попыток он наконец связался с Толситом, который был также главным поставщиком вин в Дан-Леге.

В винной лавке стоял спертый запах уксуса и кислого пота. Она выглядела как таверна после закрытия – убогая и заброшенная в отсутствии клиентов. Сам Толсит не особо был похож на толстого жизнерадостного виноторговца. Да, он был довольно упитанным – хотя по заметным складкам кожи становилось ясно, что недавно он потерял не один фунт. Но он совсем не был жизнерадостным. Он был перепуган. И выглядел так, как будто не был трезв много месяцев.

– Ладно, что здесь произошло? – потребовал ответа Касси, как только застал напуганного виноторговца в одиночестве и удостоверил свою личность. – Клянусь черным сердцем Лато! Ты что, не знал, что на Пеллине что-то происходит в последние месяцы? Так почему не было ни одного донесения? Почему несколько агентов, вернувшихся на Товнос, ни слова не сказали об очевидном заговоре? Ведь Мариль более чем вдвое увеличил количество своих разведчиков здесь – где они?

– Мертвы. Все мертвы,– тихо ответил Толсит.– Клянусь богами, они все мертвы.

Его голос дрожал. Касси в тревоге заметил, что его глаза были влажны от слез, хотя на лице ничего не отражалось.

Касси взорвался:

– Мертвы! Все мертвы, кроме тебя! Ты что, думаешь, я проглочу такое вранье?

Его узкие глаза сузились еще сильнее. Касси был маленьким, скучной и невыразительной наружности. Гадюка тоже мала и невыразительна на вид, пока не бросится.

Виноторговец глупо улыбнулся сквозь слезы:

– Мертвы, да. Все, кроме меня. Только Толсит. Некоторых она, должно быть, перекупила. Некоторых она пощадила, чтобы они отсылали ложные донесения Неистену Марилю – ядовитую ложь о спокойном, мирном Пеллине. Похоже, они хорошо отрабатывают свою плату. Может быть, они сказали ей, где найти их бывших товарищей. Может быть, некоторых она заставила предать с помощью адских пыточных приспособлений. Если бы ты только видел, что она с ними делает. Она гордится – подвешивает их трупы на стенах Дан-Леге, чтобы все восхищались ее искусством. Должно быть, она целыми днями так развлекается. Обожженные, искалеченные тела с содранной кожей…

– А ты? – подозрительно перебил Касси.

– Мариль всегда учитывал возможность предательства, ты сам знаешь, – ответил Толсит. – Он завел две независимые шпионские сети на Пеллине, причем одна ничего не знала о другой. И у него было несколько сверхсекретных агентов. И, само собой, были агенты вроде меня – назначенные присматривать за каким-либо участком сети, и никто не знал о нашем существовании. Теперь понимаешь, почему я еще жив? Никто здесь не знает, что я агент Мариля. Но она обнаружила всех прочих. Всех, кого я знал, и Хормент знает, сколько еще, кто, по словам Эфрель, были шпионами. Может, ее демоны назвали ей их имена. Я знаю только, что они не назвали ей моего. Я не осмеливался предупредить Мариля или помочь остальным – я боялся даже сбежать. Я не делал ничего такого, что могло бы обратить на меня внимание.

Он поморщился от смешка Касси:

– Если бы ты был здесь, с тобой было бы то же самое. Смотрел бы, как она охотится за нами, как лиса за курицами. Жил бы в нескончаемом ужасе ожидания того дня, когда она подвесит твой изуродованный труп на стенах Дан-Леге.

– Так ты веришь этому вранью, что Эфрель жива? – презрительно спросил Касси. Какая игра судьбы сохранила ничего не стоящую жизнь этого труса, подумал он, когда лучшие люди погибли ужасной смертью.

Толсит фыркнул от гнева – первый намек на то, что к нему возвращаются остатки храбрости.

– Эфрель мертва? Ты можешь поспорить на свою драгоценную задницу, но она жива, она жива! Это не слух, пущенный, чтобы подогреть воображение народа. Здесь каждый знает, что Эфрель жива, – наплевать, что никто ее не видел. Но рука Эфрель чувствуется во всем этом. А кто, ты думаешь, стоит во главе заговора? Альремас? Кейн? Да, ты у нас умница, правда? Шныряешь тут, после того как всех наших вырезали, и сомневаешься в словах единственного человека, у которого хватило мозгов, чтобы спастись от этой проклятой ведьмы.

Касси хмурился, глядя на виноторговца с двусмысленным одобрением. Он нуждался в этом человеке, но не был уверен, может ли он положиться на его помощь – или хотя бы доверять ему. Возможно, жизнь агента пощадила не только удача.

– Почему ни один не сбежал с острова? – подозрительно спросил Касси.

– Мало у кого была такая возможность, она ударила слишком быстро. И ни один корабль не покидает Пеллин без тщательного досмотра – даже рыбацкая лодка. С кораблями, которые пытаются ускользнуть втихомолку, всегда что-то случается.

– Все пойманы? – недоверчиво нахмурился Касси. – Ни одна блокада не может остановить все суда.

– Там, в море, есть вещи похуже, чем флот Эфрель.– Толсит вздрогнул.– Кандон и Моска пытались бежать. Украли лодчонку и отплыли в туманную ночь. Я видел, как они отплывали. И на следующий день я их тоже видел. Висели на стенах Дан-Леге, белые и раздувшиеся, покрытые морщинистыми рубцами с ног до головы, словно их хлестали и прижигали огнем. Вот и все. Они уплыли в море ночью, а на следующее утро их вытащили из Дан-Леге и повесили на корм воронам. И я не знаю, сколько еще попыток окончилось так же.

Касси сменил тему:

– Что ты знаешь об этом человеке, о Кейне?

– Не больше, чем ты уже слышал. О нем никто ничего толком не знает. Эфрель призвала его, чтобы он командовал ее армией. Оксфорса Альремаса пришлось уступить свое место, так что теперь они смертельные враги. Альремас слишком популярен и слишком могуществен, чтобы легко от него избавиться, а Кейн слишком хорошо выполняет свою работу, чтобы Альремас мог вернуть себе первое место. Что-то будет.

– Как насчет этих… рассказов о Кейне?

Толсит пожал плечами:

– Ты имеешь в виду разговоры, что он – Кейн из старины? Рыжий Кейн Пират вернулся из прошлого, чтобы отомстить Империи, которая уничтожила его два века назад? Я полагаю, и это может оказаться правдой. Эфрель тоже уничтожила Империя. Но она все еще жива – так почему не Кейн? В этом заговоре все отрицает законы природы. И зачем только Мариль взял эту колдунью на свое ложе!

– Спроси его, когда он придет сюда,– язвительно посоветовал Касси.– И ты можешь быть уверен, что Мариль будет здесь со всем своим флотом, чтобы уничтожить это гнездо, как только я доложу ему обо всем. И я сделаю это, как только смогу выбраться отсюда – не разделив участь моих менее удачливых соратников,– добавил он.

Казалось, Толсит готов закрыть тему:

– Ага, ты вернешься и сделаешь доклад. Просто плыви назад к Марилю и расскажи ему, что его покойная жена и пират, которому несколько сотен лет, вроде бы собираются отобрать у него трон. Сделай это. А я тут подожду, когда прибудет имперский флот.

Касси неохотно решил, что ему придется довериться Толситу.

– Я кое-что придумал. Мне надо собрать дополнительные сведения. Вот завтра, скажем, ты поможешь мне проникнуть в Дан-Леге. Если Эфрель действительно жива, Мариль захочет знать это наверняка.

Толстое лицо Толсита побелело.

– Я? Это самоубийство! Мариль платил мне за то, чтобы я шпионил для него, а не за то, чтобы меня убили. Нет уж.

– Не думаю, что ты так легко отделаешься,– мило сказал Касси. В его глазах светилась жестокость. – Мне надо попасть в Дан-Леге, и поскольку ты поставляешь вина в крепость, у тебя есть повод посетить ее со своим новым помощником. И даже не думай, что тебе удастся обмануть меня. Я тоже знаю пару способов мучительной смерти.

– Но следующая поставка ожидается только через неделю, – запротестовал тот.

– Завтра, Толсит. Просто тебе привезли кое-что особенное, и ты знаешь, что тамошний главный кравчий заинтересуется.

Он повернулся спиной к мольбам виноторговца и поспешил прочь. Потеряв время на то, чтобы убедиться, что все агенты, имена которых ему известны, мертвы, Касси был вынужден признать, что Толсит не преувеличил. Казалось невероятным, чтобы вся шпионская сеть Мариля оказалась полностью уничтожена, но все было именно так. Значит, ему придется положиться на Толсита.

Приготовления к мятежу были весьма обширны, заметил Касси, прогуливаясь по городу. Везде вооруженные люди и дюжины кузниц, изготовляющих оружие и доспехи. Ряды солдат тренировались на открытых площадках рядом с крепостными стенами, и Касси уже узнал, что множество военных лагерей расположено в центральной части острова. Мятежники, должно быть, собираются вскоре нанести удар, так как приготовления достигли таких размеров, что уже не могли вестись втайне. Принудительная изоляция и умная ложь будут эффективны только до определенного предела. Ему надо поскорее сообщить обо всем Марилю.

Гавань была переполнена судами, и сотни рабочих трудились на постройке новых кораблей и переделке старых. Он заметил на берегу нечто необычное и решил рискнуть и посмотреть поближе. Жуя зеленые яблоки, позаимствованные у какого-то неосторожного уличного торговца, Касси побрел по направлению к докам.

Рабочие сооружали множество гигантских катапульт, огромных орудий, предназначенных для осады городов. Эти катапульты устанавливались на огромные баржи – неуклюжие судна, оснащенные только длинными рядами весел для передвижения. Касси нахмурился. Эти корабли вряд ли сгодятся на море. Ясно, они не доплывут до Товноса, и если Кейн планировал с их помощью осаждать Товностен, то проще было бы перевезти громоздкие катапульты в разобранном виде в трюмах военных кораблей и собрать их уже на месте.

Темнело. Касси решил, что ему лучше вернуться в свой барак, пока его длительное отсутствие не заметили. С этой суматохой в Призарте вряд ли кому-то было дело до него – но, с другой стороны, пеллиниты оказались слишком уж удачливы в выслеживании шпионов.

Приближались всадники. Касси отступил, чтобы пропустить их, и в первом из них узнал Имеля. Он уже знал о предательстве товносианца и о том, что Имель получил высокий чин в армии мятежников. Осторожно передвигаясь, Касси держался в тени навеса. Он много раз видел Имеля в Товностене, но, к счастью, предатель не знал его.

На другой лошади ехал темноволосый человек грубоватой наружности. На нем были кожаные штаны и жилет с серебряными украшениями. Могучие мускулы обозначились на его руках и груди, когда ветер раскрыл жилет. Его Касси не узнал.

И хотя шпион никогда раньше не видел третьего всадника, это мог быть только Кейн. Его могучее телосложение нельзя было не узнать – даже его скакун был где-то семнадцати ладоней ростом. На Кейне были такие же сапоги и штаны, как и на его компаньоне, и короткая юбка цвета ржавчины, подходившая по цвету к его бороде. Рыжие волосы и грубые черты соответствовали описанию, а один взгляд в его демонические голубые глаза устранял последние сомнения. С дрожью Касси отвел взгляд. Он поймал себя на мысли, что сказки, которые рассказывают о Кейне, могут оказаться правдой. Безусловно, на этой земле много непостижимых чудес, и кто может сказать, что за создание могла призвать на помощь сумасшедшая колдунья?

Всадники остановились в нескольких ярдах от него, и Касси внимательно прислушался к их разговору, лениво разглядывая фрукты в лавке под навесом.

– Похоже, дело движется со всей возможной скоростью, – говорил Имель. – Но я все-таки не понимаю, как это будет работать. Я имею в виду, насколько точно можно прицелиться на расстоянии более четверти мили?

– Они сделают то, для чего предназначены, – заявил Кейн. – Я видел такое пару раз. На самом деле их использование довольно ограничено, но они действуют опустошающе, когда ты можешь их использовать. Так или иначе, катапульты необходимы при любой осаде, так что мы все равно должны были соорудить их. И если нам хватит времени должным образом их подготовить, то обслуга сможет чертовски точно целиться. Ну, а зажигательными ядрами даже нет нужды особо точно прицеливаться, если ты можешь попасть куда-нибудь, где может заняться огонь. – Он пожал плечами. – Думаю, у нас есть время до темноты посмотреть, как там Альремас. Он должен рассказать, как его отряд сегодня вел себя на маневрах в море. Что-то я проголодался. Арбас, эти яблоки съедобны?

Темноволосый мужчина проворчал:

– Не очень. Они еще неспелые. Но если ты любишь зеленые яблоки, то… Апельсины очень хороши.

– Что ж, это мысль, – пробормотал Кейн.

Как только они ускакали, Касси выбрал гроздь винограда и даже заплатил за нее. Хозяин на этот раз слишком внимательно следил. Он направился к баракам, выплевывая косточки на ходу.

XI. ОТЛИВ И ПОДВОДНОЕ ТЕЧЕНИЕ

Вода была холодной и черной, как базальтовые стены Дан-Леге. Кейн окунул ногу и выругался.

– Ты уверен, что знаешь, что делаешь? – поинтересовался Арбас.

Кейн не ответил. Ночь под тяжелым одеялом морского тумана была беззвездной, и холодный ветер волновал пену на чернильных волнах. Был отлив, и волны со стоном бились о скалы. Туман был кислым от запаха водорослей и стоячей воды. Чернее окружающей черноты, башни Дан-Леге прорывались сквозь туман в ночное небо над ними.

– Просто не дай какому-нибудь ублюдку спереть мои вещи и прибереги для меня немного бренди, – проворчал Кейн, осторожно входя в волны прибоя. Его сапоги и одежда лежали кучей на плаще на покрытых бурыми водорослями камнях. Меч и ножны Кейна были там же, но кинжал с тяжелым клинком он привязал к поясу.

Арбас наблюдал за ним с двусмысленным видом. Качая головой, убийца отхлебнул из фляжки с бренди. Он уже привык к безумным идеям Кейна и к тому, что тот добивается своего. Если на этот раз будет иначе, что ж, он подождет, пока не начнется прилив или не закончится спиртное.

Плывя по укрытым туманом волнам, Кейн направлялся к скалам под Дан-Леге. Он был уверен, что ни один человек не увидит его такой ночью, хотя сам Кейн находил дорогу сквозь темноту без видимых затруднений.

Когда Кейн добрался до основания скал, он нырнул. Соленая вода жгла глаза, и холод заставлял неметь тело.

Нити водорослей цеплялись, оплетая его руки и ноги, и ему приходилось прикладывать всю силу, чтобы бороться с затягивающими подводными течениями. Кейн был хорошим пловцом, но знал, что лучше не рисковать с этим предательским подводным потоком. Если он не справится, то течение утянет его вниз, в бездонные глубины Сорн-Элина, а Кейн понятия не имел, что его там может ожидать.

Он нырнул в стонущий прибой так глубоко, как осмелился, – опускаясь вниз, пока вода не сдавила его голову до боли, пока он еще мог сопротивляться подводному течению, пока его грудь не задрожала от нехватки воздуха. Ничего не указывало на то, что он достиг дна моря под скалами.

Кейн ощущал движение глубоко внизу.

Он вернулся на поверхность, жадно хватая воздух. Его рука схватила нож. Что-то холодное прикоснулось к его ноге. Это были всего лишь водоросли.

Кейн снова ощутил движение внизу. Он быстро подплыл к покрытым водорослями скалам, чтобы перевести дыхание. Позади него море взволновалось на мгновение. Кейн скрылся среди водорослей и обломков скал, наблюдая.

На поверхности показалась голова, внимательно осматриваясь. Кейн теснее прижался к липкой скале. На фоне волнующейся пены лицо казалось бледным пятном. Волны вокруг второго пловца кипели от движения неких существ. Пловец снова нырнул и больше не вернулся, хотя Кейн ждал долгое время.

Он подплыл поближе к берегу и увидел тело, втиснутое в скалы.

Это было тело мужчины, обнаженное, бледное, раздутое, как все утопленники. Крабы еще не поработали над ним как следует, так что Кейн смог рассмотреть раны, покрывавшие обескровленную плоть мужчины. Кейн однажды видел человека, которого обернули раскаленными добела цепями. Эти раны походили на те, хотя при более близком рассмотрении они оказались не ожогами, а сморщенными отверстиями.

Кейн оставил крабам их пищу. Он замерз от ледяных волн, пока карабкался к Арбасу.

Убийца протянул Кейну фляжку, ухмыльнувшись, когда тот опрокинул ее в себя. Зубы Кейна стучали, когда он вытирался плащом и с трудом натягивал на еще влажное тело одежду.

– Если ты уже наплавался на сегодня, пойдем поищем теплый очаг и бочонок такого же питья,– предложил Ар-бас– Я тут уже больше часа отгоняю голодных крабов, ожидая тебя. Чем ты там занимался – развлекался с хорошенькой русалочкой?

Кейн посмотрел на него удивленно, потом опять стал сражаться с сапогами.

– Я на самом деле видел там одного пловца, – тихо сказал он. – Думаю, она меня не заметила.

Арбас заподозрил, что его разыгрывают.

– Это была морская фея?

– Это была Эфрель.

XII. ДВОЕ ВХОДЯТ

На следующий день Касси подкупил сержанта, чтобы тот признал его больным. Оказавшись на свободе, шпион поспешил в винную лавку Толсита, где переоделся из солдатских доспехов в грязный халат и заляпанный вином передник. Толсит встретил его хмуро и сказал, что уже собрал тележку всевозможных лартроксианских вин, чтобы доставить в крепость. Его дыхание указывало, что он тщательно продегустировал образцы. Они забрались в повозку и медленно поехали по улицам, переполненным народом, в Дан-Леге; у Толсита был вид человека, который везет собственные похоронные дроги.

Тем не менее он хорошо сыграл свою роль, когда они добрались до крепости. Стража впустила их в ворота почти без возражений и позвала главного кравчего, который тут же пришел посмотреть на их товар. Это были вина высшего качества. И кравчий купил товар по цене, которая устроила обе стороны. Они потратили время на то, чтобы разгрузить бочки, потом наполнили повозку пустыми бочонками, растянув время до обеда, из-за чего их пригласили поесть вместе с кухонными слугами.

Более-менее обосновав свое присутствие в Дан-Леге, Касси и Толсит после обеда беззаботно прогулялись по крепости, болтая со слугами и прислушиваясь к разговорам солдат. Люди, во множестве толпившиеся в огромной цитадели, были для них хорошим прикрытием. Для любого, кто их замечал, они были всего лишь парочкой бездельников, глазеющих на достопримечательности. Касси сделал знак компаньону отойти в сторону.

– Сейчас мы разделимся, – сказал он. – Я хочу немного пошнырять в северном крыле и поболтать со слугами в покоях пеллинских лордов. Нам придется туго, если нас там застанут, но любая информация, любые имена, которые мы сможем узнать, будут стоить многого. Так что держи глаза и уши открытыми. Все, что мы до сих пор слышали, еще ничего не доказывает.

– Черт тебя побери, Касси! Давай убираться отсюда! – взмолился Толсит. – Мы уже достаточно обнаружили. Все слуги клянутся, что Эфрель жива и скрывается в северном крыле замка. Мы и без того много узнали. Они убьют нас, если обнаружат, что мы там шляемся.

Но Касси заглушил его протесты угрозами и приказал перепуганному до смерти виноторговцу делать, что ему говорят. Толсит ушел вялыми шагами в пересечение запутанных коридоров. Он был на грани, понял Касси. Но он должен был рискнуть жизнью Толсита – и без жалости принес бы его в жертву, если бы такое потребовалось.

Он осторожно шел по коридорам, заглядывая во все открытые двери. Его шаги были уверенными, и он делал вид человека, который идет по своим обычным делам. Однако периодически он прятался за гобеленами или за дверями, не желая сталкиваться с теми, кто приближался.

Он ощутил гнетущее давление, когда приблизился к северному крылу Дан-Леге. Здесь было намного меньше людей, поэтому теперь объяснить свое присутствие ему было бы сложнее. Тем не менее он продолжал идти, намереваясь заработать необыкновенную награду у Мариля, принеся императору информацию о вождях мятежа из первых рук.

Он завернул за угол и столкнулся с парочкой бездельничающих стражников. Касси почувствовал холод от их подозрительных взглядов.

– И куда, по-твоему, ты идешь, парень? – прорычал один из них.

Поясница Касси покрылась холодным потом, но он заискивающе улыбнулся.

– Черт возьми, как я рад видеть вас, парни! – выпалил он с деревенским выговором. – Как человек может выбраться отседова? Я тута уж час все иду, иду, никак заблудился. Уф-ф, у меня мурашки по всему телу от этого места! И как это вы, парни, тута день деньской торчите!

– Ты что здесь делаешь? – подозрительно продолжил стражник.

Касси неуклюже поправил свой пояс:

– Ну, вы понимаете, я вместе с хозяином приволок сюда повозку с вином. Десять большущих бочек с этим здоровским лартроксианским вином. Мужики, это самое лучшее, что вы можете здесь достать. Ну, поели мы чуток, потом хозяин плюхнулся поспать, он так всегда делает. Ну и я думаю, дай-ка погляжу на этот большущий дворец, а то дома у меня о нем столько рассказывают.

Он сделал паузу, дружелюбно улыбаясь и думая, не переборщил ли. В качестве помощника виноторговца он не мог взять с собой оружие – но даже если бы и ухитрился завладеть мечом, то все равно не смог бы прорубить себе выход из крепости.

Второй стражник покосился на него презрительно, заметив винные пятна, которые покрывали его одежду.

– Да пусть он проваливает, Джорен, – зевнул он. – Кейн сдерет кожу с наших задниц, если мы потревожим его из-за этой деревенщины.– Он сердито уставился на шпиона. – Поворачивайся и дуй обратно, парень. Сюда нельзя, усек? Иди налево, а как дойдешь до главного коридора, минуй три прохода, заходи в четвертый и двигай прямо на запах еды. Там кухня. А теперь живо – и лучше тебе сразу повеситься, чем еще раз сунуть нос в северное крыло!

Касси проникновенно поблагодарил их и отправился назад. Тайное удовольствие от того, что он обдурил стражу, возместило их задиристое обращение с ним, говорил он себе. Но его заметили и приказали убираться. Думая о том, что поделывает Толсит, Касси пошел в направлении, указанном стражниками, но нырнул в коридор, показавшийся ему давным-давно неиспользуемым. Он надеялся перехватить Толсита до того, как тот натолкнется на этих стражников.

Он не знал точно, каким путем направился его компаньон или даже как далеко тот зашел, прежде чем его покинули остатки храбрости. Когда Касси последний раз видел Толсита, тот направлялся к лестничному пролету, очевидно намереваясь приникнуть в северное крыло по нижним уровням цитадели. С такими мыслями Касси спустился по крутой лестнице в нижнюю часть колоссальной крепости, снова восхищаясь необъятностью легендарного сооружения.

Он умело выбирал дорогу через лабиринт грязных комнат и пыльных коридоров. В этих редко посещаемых нижних уровнях вполне могли встретиться воры, поэтому Касси прятался, чтобы избежать встреч с незваными гостями. Так что, уловив крадущиеся шаркающие шаги, он быстро скользнул за древний гобелен.

Касси осторожно всматривался в мрачный коридор, раздумывая, не засекла ли его подозрительная стража. Через несколько мгновений он увидел идущего. Это был Толсит, он шел вниз по освещенному факелами коридору. Виноторговец был примерно в сотне футов от места, где прятался Касси, но нетрудно было узнать его тучную фигуру, хотя свет и был слишком слаб, чтобы разглядеть лицо. Касси собрался уже окликнуть торговца – он хотел знать, что обнаружил Толсит, а потом решить, следует ли рисковать дальше. Но вместо того чтобы приветствовать Толсита, Касси мог только в ужасе наблюдать за происходящим.

Движения Толсита внезапно стали неуклюжими и замедлились. Торговец передвигал своими полными ногами, словно они были из камня. Он боролся, как человек, попавший в зыбучие пески и пытающийся замедлить жуткое падение. Лицо Толсита было застывшей гримасой страха. Жалобное поскуливание, издаваемое им, постепенно превращалось в хрип, поскольку даже язык отказывался повиноваться ему. Любое движение по собственной воле было невозможным. Он застыл, пойманный в беспомощной неподвижности. Касси воочию наблюдал сцену из ночных кошмаров.

Какой-то миг Касси боролся с безудержной паникой. Потом до его слуха донесся вызывающий дрожь скрежет трущихся друг о друга камня и металла. Факелы загорелись ярче, когда слабый ветерок раздул их пламя. Часть покрытых плесенью гобеленов вздулась, обнаружив потайную дверь, которая распахнулась в каменной стене коридора.

Из темноты выступили две фигуры. В одной Касси узнал Кейна, ибо тот нес факел, который озарял его черты и отбрасывал неуклюжую тень за ним. Рядом с Кейном прихрамывало создание, отдаленно напоминавшее человека. Оно постукивало деревянной ногой, украшенной гротескной резьбой, его тело было закутано в развевающееся одеяние из шелка. В свете факела силуэт слегка напоминал женский, но странно искаженный. Когда существо повернуло лицо в направлении, где прятался Касси, он едва подавил крик. Теперь Касси знал наверняка, что колдунья Эфрель жива. И один глаз напомнил ему о прекрасной Эфрель, которую он видел при дворе Товностена, но безобразно изуродованное лицо поражало воображение. Он почувствовал облегчение, что свет факела не слишком ярок.

Она, забавляясь, разглядывала виноторговца.

– Видишь, Кейн, система оповещения отлично срабатывает, когда беспокойные типчики нарушают мое прибежище. Вору здесь нечем соблазниться, а после того, как мы увидели, что он рыщет тут с явным любопытством, сомнений не остается. – Эфрель издала радостный крик, как ребенок, получивший новую игрушку. – Шпион! Маленький жирный шпион! Шныряешь, маленькая жирная мышка? Собираешься поведать что-нибудь интересненькое своему хозяину? – Она радостно засмеялась. – А я-то думала, что избавила свое королевство от этих паразитов. Бедный шпиончик. Ты испуган?

– Что за чары держат его, как статую? – спросил Кейн.

– Какие чары держат тебя, маленькая мышка? – поддразнила она. – Может, чары моей красоты? Нет, Кейн. Он слишком застенчив. Дело в чем-то другом, я думаю. Ты еще не видел, как Эфрель накладывает свои чары? – захихикала она. – Ах, да. Я сказала тебе, чтобы ты следил за жирным шпиончиком в глазок, когда я превратила его конечности в глину. Ну ладно. Пожалуй, я покажу тебе как-нибудь, как это делается. Ни один из Пеллинов не мог овладеть этим заклятием, но Эфрель – повелительница Дан-Леге и всех, кто отваживается проникнуть сюда. Это простые чары, но сильные. Они быстро накладываются и лишают жертву возможности двигаться по собственной воле. Видишь, мой жирный шпион может только стоять и дышать. Погоди, я слышу, как его маленькое сердечко колотится в своем пухлом гнездышке, и я думаю, моя мышка сделала лужицу. Он может двигать руками, ногами и головой, как я захочу, – теперь это моя игрушка. Один человек или сотня, мои чары могут заставить танцевать по моему приказу. Хочешь ли ты посмотреть, как моя куколка ходит?

– Я бы лучше послушал, как он говорит, – произнес Кейн. – Заставь его сказать о его задании. Спроси, кто еще шпионит за нами. Где…

– Я могу сейчас заставить его сказать только те слова, которые я прикажу издать его губам, – нетерпеливо перебила Эфрель. – Но пойдем, мой шпиончик, в мои тайные покои, куда ты так хотел попасть. Мы покажем Кейну парочку игр с моими милыми игрушками, и вскоре ты будешь умолять нас выслушать все секреты, которые таятся в твоем жирном умишке.

– У него могут быть помощники здесь, в крепости,– предположил Кейн. – Надо приказать немедленно закрыть все ворота. Если ты созовешь своих слуг, мы сможем узнать, под каким предлогом он проник в Дан-Леге и кто еще пришел вместе с ним. Это займет всего несколько минут, независимо от упрямства его языка, причем я думаю, он уже готов все нам рассказать.

– Кейн, временами ты обнаруживаешь тягостную неучтивость. – В словах колдуньи прозвучали угрожающие интонации, заставившие Кейна замолчать. – Сейчас шпионы – редкие гости в Дан-Леге. С тех пор как мои последние любимцы зачахли здесь, я придумала еще несколько штук, которые мне хотелось бы испробовать на них. Этот нам сейчас все расскажет. Но сначала я намереваюсь поразвлечься и хочу, чтобы ты посмотрел на это. – Она ласково прошептала: – Пойдем, моя жирная мышка.

С маской раболепного ужаса на лице Толсит последовал за ее указывающим пальцем.

Неуклюжими шагами он побрел в дверь и в потайной коридор за ней. Кейн недовольно нахмурился, но вошел следом.

Из-за двери послышались слова Эфрель:

– Мой дорогой шпиончик! В какие игры мы с тобой поиграем? Интересно, ты не из тех, кто нашептал о моих планах Марилю вечность назад? Ты знаешь, как это, когда твою плоть отрывают от костей? Может, нам и в эту игру поиграть? Бедный толстенький шпиончик, кажется, ты меня боишься.

Захлопнувшаяся дверь оборвала ее насмешливый хохот. Касси осторожно выбрался из своего убежища. Похоже, Толсит оказался смелее, чем думал Касси. Как бы то ни было, Толсит ухитрился достичь той части крепости, которая настолько важна Эфрель, что она установила там какую-то охрану. Очевидно, Толсит наткнулся на что-то и поэтому привлек внимание Эфрель.

Касси облизнул губы. В конце концов виноторговец смог выманить колдунью из ее логова, но сведения, которые он раздобыл, утрачены навеки. Касси пожалел об этом, хотя не почувствовал к своему компаньону жалости – только облегчение, что попался не он сам.

С внезапным приступом страха Касси осознал, что вскоре Эфрель и Кейн узнают все о действиях двух шпионов в Призарте. Только садистские вожделения Эфрель помешали Толситу тут же рассказать все, что он знал. Касси поспешил по коридорам так быстро, как позволяло благоразумие. Если бы не вмешательство Эфрель, люди Кейна уже прочесывали бы крепость в поисках шпиона.

Минута тянулась за минутой, когда Касси несся по бесконечным проходам. Ценное время тратилось на то, чтобы прятаться от проходящих солдат, и на то, чтобы изображать неторопливую и беззаботную походку, когда он оказался в безопасности кухни. Но удача не покинула его.

Обменявшись кивками и приветствиями с приятелями, с которыми он свел знакомство утром, он уселся на повозку и хлестнул лошадей поводьями. Тележка, нагруженная пустыми винными бутылками, прогрохотала через служебные ворота. Стража помахала ему без интереса, оставалось только миновать главные ворота.

Сержант охраны вопросительно посмотрел на него.

– Куда делся твой хозяин? – медленно спросил он.

Касси выругался:

– Этот жирный ублюдок послал меня за еще одной партией вина. Я тут буду кишки надрывать, пока он станет приставать к девочкам с кухни.

Стражники засмеялись.

– Ладно, проходи, – проворчал сержант. – Думаю, тебе надо поторопиться, чтобы успеть до темноты.

Касси перевел дух, когда выехал из тени Дан-Леге. Лошади нетерпеливо взбрыкивали от долгого ожидания, и он пустил их рысью. Когда добрался до пустой винной лавки, он резво спрыгнул с повозки и быстро нацепил солдатское снаряжение. Никто не заметил, как он вышел из домика и поспешил к докам, но он знал, что его время истекает.

Он знал, что должен покинуть остров любой ценой до того, как поднимут тревогу. Скрываться на острове бесполезно – если он и уцелеет, то не сможет передать информацию Неистену Марилю. Не то чтобы Касси был особенно предан человеку, который спас его от виселицы, но император щедро платил за его услуги, а эта миссия могла сделать его богатым, как лорда.

По пути к докам он рассмотрел и отверг несколько планов, основанных на его сведениях о пеллинитской блокаде. На берегу Касси увидел отчаливавшую громоздкую трирему. Эта возможность была ничем не хуже других, решил Касси. Копаясь в памяти в поисках сведений, которые могли бы быть полезными ему, Касси помчался к судну и запрыгнул на борт как раз тогда, когда трирема начала отходить от причала.

Он жизнерадостно улыбнулся толкущимся матросам и солдатам, которые смотрели на него с любопытством. Усевшись у поручней, чтобы перевести дух, Касси снял свой новый шлем и утер лицо ладонью. Рабы загремели веслами. Корабль отправился в путь.

К нему приблизился нахмуренный офицер.

– Ну и как ты собираешься оправдываться? – пролаял он.

Касси неуклюже схватил шлем и отдал честь.

– Лучше поздно, чем никогда, сэр! Мне… э… было плохо утром, и я проснулся только тогда, когда они вышвырнули меня… я имею в виду, что я поторопился сюда, как только смог, но меня задержали…– бормотал он бессвязно, поглядывая на отступающий берег.

Офицер сплюнул:

– Дерьмо! Вы, чертовы морские пехотинцы, не можете даже провести ночь в борделе и что-то соображать наутро! Мне следовало бы выпороть тебя в качестве примера, солдат! С вами, отбросами из канав, только так и следует поступать. Откуда Кейн выкапывает мерзавцев вроде тебя и как, по его мнению, опытные офицеры должны сделать из вас воинов – это выше моего разумения!

Рассерженный офицер продолжал пилить его для развлечения всех, кто был на палубе, а тем временем паруса наполнились ветром, и трирема вышла в открытое море. Выдохшись, он посмотрел в свиток.

– Как тебя зовут, ты сказал? – прорычал он.

Касси ответил и следил, как тот ведет пальцем по грязным страницам, ища его имя.

– Это «Сорпат», я полагаю? – поинтересовался он, когда офицер дошел до конца списка и опять начал сначала.

Офицер опешил.

– «Сорпат» отплыл на маневры рано утром, – с яростью сказал он. – Ты, безмозглая задница! Ты не на том корабле! Это «Хаст-Эндаб», и мы отправляемся в двухнедельное патрулирование к югу от Фиситии!

Касси с невинным видом принялся защищаться. Он думал, что еще нет полудня, и как он мог узнать новый корабль, и у него не было времени спросить, и он не смог прочитать, что написано на носу, и…

К тому времени, когда офицер прекратил ругать его, корабль отплыл уже далеко от берега.

– Надо бы скормить тебя рыбам! – закончил он.– Но я уже поработал над тобой, так что ты займешь место того из команды, кто вовсе не сумел сегодня выбраться из борделя. Только Лато ведает, как Кейн хочет сделать обученные войска из дерьма, которое он продолжает нам присылать! Не попадайся мне на глаза, солдат! Все!

Касси радостно подчинился приказу. Он присоединился к смеющимся солдатам, от отпустившего напряжения его охватился слабость. Теперь ему оставалось только оставить корабль в подходящий момент.

Он погрузился в мечты о наградах, которыми Неистен Мариль осыплет его через несколько дней. Касси забавляло, что он, рожденный в канаве вор, смело проник, а затем выпутался из дьявольской паутины, которую сплела Эфрель.

XIII. ВСТРЕЧА ДВУХ ВРАГОВ

Неистен Мариль восседал на императорском троне из обсидиана и золота в своем сводчатом приемном зале. Вокруг вздымались стены его дворца в Товностене, главном городе Товноса и Империи. Его чернобородое лицо потемнело от едва сдерживаемого гнева, и он нервно постукивал эфесом кинжала по золотому подлокотнику трона, оставляя узоры вмятин в податливом металле. Император смотрел на советников, по всей видимости, ища повод отрубить пару голов. Обычно повод бывал незначительным.

Мариль был хорошо сложенным мужчиной чуть за сорок. Его лицо носило следы часто изливаемой ярости – складки и морщины, а задубевшая кожа были испещрена белыми шрамами – отметинами прошлых битв. Это был человек, который мог удержать то, что считал своим, – человек, который никогда не уступал противнику и считал любого, уступившего ему, слабаком. Этому способствовали его вулканический темперамент и властный, несгибаемый дух. Опасно было противоречить императору, и вдвойне был он опасен сейчас. Неистен Мариль только что узнал, что его власть в Империи подвергается серьезной опасности со стороны врага, которого он считал полностью уничтоженным.

Из коридора за тронным залом вышел стражник.

– Его ведут, мой господин,– объявил он, занимая свое место.

Мариль что-то проворчал и враждебно уставился на дверь.

Вошел безоружный молодой человек лет двадцати пяти, за ним следовали еще двое стражников, которые остановились у двери. Лагес гордо нес свое мощное тело, приближаясь к черно-золотому трону. Физические упражнения помогли ему убить время и поддерживать себя в форме, но бледное лицо выдавало, что он провел больше двух месяцев в заключении. К тому же он выглядел несколько потрепанным – его длинные темные волосы были не расчесаны, а одежда его была небрежна. Впрочем, у Лагеса было мало времени, чтобы приготовиться к аудиенции, и он был уверен, что окончится она у палача. Его лицо было хмурым, тело – напряженным. Карие глаза Лагеса обежали зал в поисках М'Кори. Но девушки не было. Только самые доверенные советники Мариля – и вечно бдительная стража. Лагес заносчиво выпрямился и уставился на Мариля.

Мариль подавил раздражение и заставил себя говорить спокойно:

– Что ж, Лагес, я надеюсь, что последнее пребывание в темнице кое-чему научило тебя.

Ответом ему был дерзкий взгляд. Мариль пожал плечами:

– Я мог бы убить тебя. Мне следовало убить тебя. Только твое высокое положение и неучастие в вероломном заговоре твоего отца спасли тебя, когда я покарал семьи заговорщиков. Затем, в первый раз, когда ты так опрометчиво покусился на мою жизнь, я пощадил тебя, полагая, что смерть отца лишила тебя разума. Сомнительное предположение – глупость, вызванная тем, что я поверил твоему обещанию вести себя достойно. Но ты нарушил свою клятву и совершил побег, чтобы эта свора шакалов сделала из тебя марионетку, – ты вновь попытался строить козни против меня! По праву и согласно голосу разума мне следовало бы казнить тебя на месте. Если бы не старая дружба с твоей семьей и неразумная привязанность моей дочери к твоему никчемному телу…

– Не вмешивай сюда М'Кори, ты, чертов мясник! – взорвался Лагес. – И не говори мне о дружбе с моей семьей. Ты ненавидишь меня так же, как и я тебя, и тебе всегда было наплевать на чувства М'Кори. Ты сохранил мою жизнь только по одной причине – как два года назад, так и сейчас. Мы двое – последние прямые наследники рода Неистенов, и ты слишком горд, чтобы позволить нашему роду иссякнуть. Если бы ты смог получить сына-наследника, ты бы тотчас убил меня. Так что избавь меня от обвинений в том, что я попрал твое милосердие,– я видел, какое милосердие ты явил моему отцу и его друзьям.

– Ты, нахальный ублюдок! Твой отец был предателем, и я убил его в честном бою!

– Ты убил его в постели, когда узнал, что он соблазнил твою жену! Ты что, даже не мог сам ублажить Эфрель?

Мариль зарычал от ярости и вскочил с трона, сжимая готовый к удару клинок. Лагес принял бойцовскую стойку, его бешеные глаза внимательно наблюдали за объектом его ненависти. Невооруженный и в присутствии императорской стражи, он убьет Мариля, как только тот раскроется.

– Господа! Прекратите! – закричал один из советников. – Ради Империи, не сражайтесь сейчас! Это принесет только падение Империи и гибель всем нам! – Несколько человек двинулись по направлению к соперникам – колеблясь, ибо они знали, что такое помешать Марилю, когда он разъярен.

С трудом Мариль овладел собой. Опустив клинок, он приказал:

– Прочь! Все прочь! Когда вы мне понадобитесь, я вас позову!

Обмениваясь взглядами, придворные нервно высыпали из приемного зала. За ними неохотно последовала стража.

– Итак, – медленно начал Мариль, когда они остались одни. – Несмотря на твое своенравие и несговорчивость. Несмотря на твою враждебность и прошлую измену. Несмотря ни на что. Я собираюсь проявить милосердие к тебе в последний раз. Может, я полный дурак, но я собираюсь предоставить тебе последний шанс искупить свою вину.

Если ты докажешь мне, что тебе можно доверять, я забуду о том, что было между нами. Я освобожу тебя из заключения и верну все причитающиеся тебе привилегии. Я вручу тебе командование над имперским флотом. Я даже назначу тебя своим заместителем, словно ты мой сын и наследник. Помни, что однажды ты все еще можешь унаследовать мой трон, Лагес. Но только еще раз пойди против меня, и клянусь, я убью тебя, даже если бы ты был мой единственный сын!

Лагес был ошарашен, ибо знал, что император неумолим. Он пришел на эту аудиенцию, ожидая смерти, – вместо этого его враг предлагает ему свободу и высокое положение.

– Почему ты думаешь, что можешь доверять мне? – спросил он, пытаясь догадаться, с какой затаенной целью Мариль предлагает ему полное прощение.

Мариль опять уселся на трон, приглядываясь к Лагесу:

– Я думаю, что знаю твое сердце, Лагес. Даже если ты не хочешь признать это, я сделал с твоим отцом то, что должен был сделать. Он ввязался не в мелкую придворную интригу – это была государственная измена. Обычай и закон требуют одного для заговорщиков против Империи. Пусть Лейан был твоим отцом – не забывай, что он был и моим братом. Вот почему я поступил с ним так, как поступил – дал ему шанс убить меня или достойно погибнуть в равной схватке.

Лагес сжал кулаки, но подавил гнев в голосе:

– Возможно, это правда – не буду спорить. Побуждения человека известны только ему самому. Но я знаю одно: обычай требует, чтобы я отомстил за смерть отца.

Мариль кивнул, соглашаясь:

– Да, я понимаю. Вот еще одна причина, почему я не казнил тебя.

– Это не значит, что я пытался убить тебя только по обычаю. Между нами кровная вражда – мужчина против мужчины. Я клянусь тебе, что нет удовольствия, которого я жаждал бы больше, чем убить тебя этими руками! – Он поднял кулаки, чтобы подчеркнуть свои слова.

Глаза Мариля вспыхнули от ответной ярости – но он ответил с хриплым смехом:

– Тем не менее сейчас тебе придется забыть нашу вражду, племянник. Вместо этого – если я правильно понимаю твое сердце – ты на самом деле поможешь мне…

– Я помогу придушить тебя твоими же кишками!

Мариль не обратил внимания на эту вспышку:

– Да, поможешь мне. Мы оба стремимся отомстить за твоего отца.

Лагес был захвачен врасплох.

– Что ты имеешь в виду? – тихо спросил он, думая, что здесь скрыта жестокая шутка. Но такой окольный путь был чужд Марилю, равно как и милосердие, проявленное к смертельному врагу.

Мариль холодно улыбнулся, пользуясь своим преимуществом.

– Я не убивал твоего отца, ты должен это знать. Да, это моя рука вонзила меч в его плоть – но я не убивал его. Лейан был мне братом; я никогда не желал его смерти, пока этого не потребовал рок. Я не более ответствен за его смерть, чем меч, пронзивший его. Моя рука и мой меч были просто инструментом темной силы, которая всех нас поймала в свою паутину,– злая судьба, сплетенная хитрым демоном, который умыслил погубить наш род.

Нет, Лагес. Это не я убил Лейана. Это была коварная ведьма, которая настроила моего брата против меня, которая вовлекла его в черный заговор, чтобы добиться своих извращенных целей. Это Эфрель убила твоего отца. Я скажу тебе, что Эфрель убила Лейана так же верно, как если бы ее рука вонзила клинок в его сердце!

Лагес стоял с хмурым видом. Мысли о вине Эфрель и прежде приходили ему в голову, но яростный поток эмоций не мог найти выхода в мести мертвой колдунье. Часто бессонными ночами он беспокойно метался, проклиная прекрасную чародейку, которая погубила так много людей своими вероломными замыслами. Но Мариль жил, а прочие были мертвы – этого Лагес не мог перенести.

– Да, Эфрель. – Император увидел неуверенность в лице Лагеса и мягко продолжил: – В глубине сердца ты и сам знаешь, что в падении Лейана виновата эта ведьма, но ты не признаешься в этом – даже самому себе. Эфрель была за пределами твоей мести, а я был реальным, на меня ты мог направить свою ненависть, когда горе и стыд зажгли огонь безумия в твоей душе. Так что ты злился на Неистена Мариля, забыв о ядовитом создании, которое соблазнило твоего отца и привело его к гибели.

В тисках невыносимого напряжения Лагес склонил голову и сказал почти шепотом:

– Эфрель! Да, ты говоришь правду. Теперь я это понимаю. Наверное, в глубине души я всегда это знал. Но Эфрель мертва, и я…

– Нет! – прервал его Мариль. В его голосе послышалась нотка страха – почти ужаса. – Нет, Эфрель не мертва! Колдунья в своем логове на Пеллине. Я тебе говорю, Эфрель жива – и клянусь всеми богами, я не понимаю, как это может быть!

– Что! Откуда ты знаешь! – Беспокойные мысли Лагеса закружились, его представления опять перевернулись.– Этого не может быть! Что за шутки…

– Я уже не один месяц ощущал, что что-то происходит,– перебил его Мариль.– Агенты доставляли мне сведения о необычных передвижениях кораблей и людей по всей Империи. Многие мои лорды стали беспокойными, другие открыто перестали повиноваться. И слишком много моих шпионов погибло. Особенно трудно мне было получать информацию с Пеллина. Несколько однообразных докладов о мирной жизни там подозрительно не соответствовали собранной информации и зловещему факту, что большинство моих агентов на Пеллине совсем перестали слать донесения. Было похоже, что против меня замышляется заговор, но у меня не было никакой конкретной информации.– Мариль нахмурился.– Конечно, и твои усилия, вдохновленные плохими советчиками, потребовали всего моего внимания, так что только сейчас обнаружилась эта серьезнейшая угроза Империи. Я предположил, вполне естественно, что ты каким-то образом приложил руку и к этому заговору. – Мариль не сказал, что одной из причин, почему он пощадил Лагеса, было стремление раскрыть предполагаемых заговорщиков.– Но этим утром Касси, один из самых талантливых моих шпионов, вернулся с Пеллина, куда он отправился с бандой головорезов, которым сказали, что там для них есть работа. Даже Касси едва сумел выбраться с этого проклятого острова, чтобы доставить сведения. Он был еле жив, когда его подобрала рыбацкая лодка около Фиситии – после того как он ночью спрыгнул с корабля мятежников и поплыл к земле, держась на плаву с помощью набитых пробкой штанов.

Но Касси доставил мне информацию, в которой я нуждался. Он говорит, что Эфрель все еще жива – хотя и сильно изуродована после того, как ее протащил бык по нашему городу. Касси собственными глазами видел ее в подвалах Дан-Леге, он клянется в этом. Он не может объяснить, как ей удалось выжить, но наказание не лишило ее ум адской хитрости, и теперь огонь ненависти пожирает ее злую душу. Месяцами Эфрель готовится к завоеванию Товноса и захвату трона Империи. Касси говорит, что ведьма собрала опасно большое число последователей-мятежников. Он также говорит, что Эфрель назначила своим полководцем некоего загадочного чужестранца, которого призвала из Лартроксии. Он именуется Кейн.

– Кейн? Я знаю только об одном человеке, носившем это имя.

– Да. – Голос Мариля утратил свою властную уверенность. – Это другая странность, которая не дает мне покоя. Касси дважды видел вблизи этого человека и говорит, что Кейн даже выглядит, как то чудовище из легенд. Более того, он говорит, что мятежники гордятся, что их новый вождь и Рыжий Кейн, чьи пиратские орды мародерствовали на наших берегах два века назад, – один и тот же человек! – Он сделал паузу, погрузившись в размышления. – Погоди, я позову Касси. Он, должно быть, уже отдохнул. Послушаем его полный доклад. – Мариль позвал стражников. Они тут же появились в дверях.– Стражник! Приведи ко мне Касси!

– Кейн из прошлых времен, дядя? – Лагес покачал головой в замешательстве. – Нет, это невозможно. Скорее всего, это какая-то хитрость ведьмы. Эфрель нашла кого-то, похожего на Кейна, и использует эту выдумку, чтобы прибавить уверенности мятежникам.

– Я тоже так подумал, Лагес,– ответил Мариль, с удовольствием заметив, что его племянник снова признал их родственные узы.– Но опять-таки, невозможно и чтобы Эфрель была жива! Кто может сказать, какими силами повелевает эта колдунья? События принимают какой-то сверхъестественный оборот, и мне это не нравится. Совсем. Я не боюсь ничего из плоти и стали – но колдовство…

Мариль заговорил с неотразимой серьезностью:

– Так я могу рассчитывать на твою преданность в этом деле, да? Ты дашь мне слово чести, что прекратишь эту бессмысленную вражду? Ты будешь сражаться на моей стороне, чтобы уничтожить эту ведьму, чьи черные преступления и грязные вожделения оскорбили богов и принесли несчастья Дому Неистенов?

Согласно кодексу чести, Лагес мог дать только один ответ. Он задумчиво кивнул:

– Да. Ты можешь положиться на мою преданность. Я клянусь, что помогу тебе уничтожить эту ведьму. Если это правда, что Эфрель избежала заслуженной ею судьбы, ты можешь быть уверен, что я не буду знать покоя, пока она и ее проклятые сообщники не будут истреблены. Эфрель должна ответить за смерть моего отца, и ни воскресший пират, ни ее чародейство не спасут коварную шлюху!

– Я знал, что ты поймешь! – возликовал Мариль. Он радостно схватил руку племянника. – Еще есть надежда, что мятеж удастся подавить в зародыше. Мы получим всю информацию от Касси – подробности планов и укреплений Эфрель, имена предателей. Потом я пошлю имперский флот под твоим командованием в Призарт. Тех кораблей, которые мы сможем собрать за неделю, должно хватить, чтобы раздавить мятежников и сжечь город и крепость дотла.

В тронный зал вошел стражник. Его лицо было бледным, и он был один.

– Где Касси? – спросил Мариль.

Стражник облизал губы:

– Мой господин, я думаю, вы сами должны увидеть это.

Мариль посмотрел на удрученного стражника. Выругавшись, император поднялся с трона и величественной поступью вышел из зала.

Лагес стоял в пустом зале для приемов, скрестив руки на широкой груди и задумавшись. Он морщил лоб в размышлениях. Слишком много и таких открытий в одночасье привели его в смятение. Утром он был узником, опозоренным и ожидающим казни. Еще не было полудня – его освободили, вернули высокое положение, вверили командование над имперским флотом, пообещали сделать наследником. Слава и власть были в его руках. Боги дали ему возможность отомстить Эфрель, жениться на М'Кори, занять императорский трон. Честолюбивые планы – но, обладая смелостью и способностями, сильный человек может добиться всего.

Значит, боги решили изменить узор его судьбы. Он улыбнулся, вспомнив пророчество. Жрица знала, что Лагес – любимец богов.

Улыбка Лагеса превратилась в гримасу.

– Это ничего не меняет, дорогой дядюшка, – прошептал он теням. – Я поклялся быть верным тебе до смерти Эфрель. А потом…

Только тени слышали его невеселый смех.

XIV. …И ОДИН ВЫХОДИТ

Касси открыл один глаз, увидел шелковые простыни и пушистые меховые одеяла, открыл второй и увидел роскошную обстановку своих покоев. Он зевнул, потянулся онемевшими руками и ногами. Он был в императорском дворце Товностена. Его больше не преследовали.

Он богат. Касси почесал острый щетинистый подбородок и подумал, насколько далеко может простираться щедрость императора. Отныне он будет жить как аристократ – и больше никаких скитаний по улицам Товностена. Он будет жить в великолепном имении, вечно пьяный, сытый и ублаженный, и будет заботиться лишь о том, чтобы его бывшие собратья не стянули его драгоценности.

Что-то разбудило его. Он глянул на дверь. Неистен Мариль поставил столько стражников, что они могли бы справиться с целой армией. Безопасность была успокаивающей, но сейчас Касси хотел спать. Если бы эти дураки поменьше шумели…

– Господин? Вы проснулись? – На пороге по стойке смирно стоял стражник.

Касси насладился почтительным обращением представителя имперской гвардии. Он презрительно скривил губы, отвечая:

– Теперь да. В чем дело? – Его тон намекал, что лучше бы им не беспокоить его по пустякам.

– К вам пришли, господин.

– Скажи ему, пусть засунет свое дело себе в задницу, – зевнул Касси. Человек в его положении не мог принимать случайных гостей, а если бы его хотел видеть Мариль, стражники не были бы так предупредительны.

– Но я бы предпочла, чтобы это сделали со мной вы, – промурлыкал еще один голос.

Касси сел. Сон как рукой сняло.

– Неистен Мариль прислал меня к тебе, – улыбнулась она. – Я тебе нравлюсь?

Она была гибка, как танцовщица, с ладной фигурой, которую облегало прозрачное шелковое одеяние. Ее волосы были коротко подстрижены и завивались тугими локонами, экстравагантно окрашенными в цвета осенних листьев. Ее лицо было смуглым и игривым, как у ребенка, ногти – длинными и покрытыми черным лаком. Касси подумал, исполнилось ли ей пятнадцать.

– Иди сюда, – ухмыльнулся он.

– Мой господин, нам приказано не впускать никого, кроме самого императора,– запротестовал стражник.– Есть опасность, что…

Она хихикнула удивительно гортанным тоном:

– Я выгляжу такой опасной, мой господин?

Пальцы с черными ногтями расстегнули застежки зелено-золотого одеяния. Полы шелка соскользнули к ее ногам. Она была тонкой и белокожей, ее тело покрывали узоры красок цвета осени. Она сделала беззаботный пируэт.

– Ты боишься меня, мой господин? – улыбнулась она.– Разве у меня есть оружие?

– Иди сюда, – хрипло позвал Касси.

Страж вмешался:

– Мой господин, наши приказы…

– Идите к черту с вашими приказами! – фыркнул Касси. – Мой друг Неистен Мариль прислал мне доказательство своей милости. Вон отсюда!

Она рассмеялась, когда стража захлопнула за собой дверь.

– Что ты любишь, мой господин? – Она выступила из облака шелков и затанцевала перед ним, как сказочная бабочка.

– Мы с тобой что-нибудь придумаем. – Касси усмехнулся, поманив ее на постель.

Она была опытна, признал Касси. Спустя некоторое время он оказался на ней сверху.

– Мариль замечательно проявляет свою благодарность, – выдохнул он между поцелуями. – А-ах… Убери ногти, ты! Моя спина обожжена и просолена, как у моряка… А-ах…

Ее дыхание стало неровным, когда ее ногти вонзились в его спину.

– Разве оргазм не называют маленькой смертью? – выдохнула она, покусывая его ухо.

Тело Касси сотрясли волны удовольствия. У него все еще кружилась голова и трепетало тело, он удивился ее словам, и тут яд, скрытый под ее острыми ногтями, опалил его кровь предсмертной агонией.

Она слизнула пену с его мертвых губ и подмигнула, порхнув мимо стражников.

XV. БАШНЯ НА ЗАРЕ

Ночное небо светлело от приближения зари. Два человека стояли рядом на башне перед портовыми воротами Товностена, наблюдая, как гаснут звезды. Лагес стоял прямо и гордо, как будто заключение было всего лишь дурным сном, теперь забытым. Молодой человек был великолепен в посеребренной кольчуге, украшенном гребнем шлеме и алом плаще имперского полководца. М'Кори молча прижималась к нему; занимающаяся заря бросала отблески на водопад густых светлых волос, рассыпавшийся по ее плечам. Роскошный горностаевый плащ, застегнутый у шеи изумрудной заколкой, защищал ее от холодного морского бриза. Ветер обвивал плащ вокруг ее стройного тела, играл с прядями волос. Он была хрупкой и прекрасной, как фарфоровая нимфа – белизна и золото, и глаза, зеленые, как море внизу.

– Рассвет, – сказал Лагес.

– Рассвет. И ты должен отплывать.– М'Кори посмотрела на флотилию, стоявшую на якорях под ними. Она медленно сосчитала: – Только двадцать четыре корабля. Так мало, чтобы сразиться с флотом ведьмы.

– Это все военные корабли, которые мы смогли подготовить к бою за такое короткое время. Через месяц мы могли бы иметь еще сотню, но за месяц и Эфрель собрала бы свои силы. Лучше нам атаковать сейчас, пока ее приготовления еще не завершены. И не забывай, наши суда все до единого – первоклассные военные корабли, хорошо оснащенные оружием и укомплектованные обученными солдатами. А против нас всего лишь шайка недисциплинированных предателей. Жаль, что Касси не успел рассказать нам все, что знал. Судя по его словам, ее флот состоит из горстки настоящих военных кораблей и жалких торговых суденышек и барж, переделанных, чтобы они могли нести команду и оружие.

Она, казалось, не разделяла его уверенности:

– Я опять тебя теряю, любимый, – опять, после всех этих недель в темнице. Лагес, я лгала – временами я была уверена, что отец собирается убить тебя. Он, наверное, так и сделал бы, если бы ты не был нужен ему, чтобы сразиться с Эфрель. Теперь ты свободен. Но свободен только для того, чтобы снова меня покинуть, после недолгих дней счастья. Я почти хочу, чтобы ты остался в тюрьме. Ты был в безопасности там, и я могла приходить к тебе, когда хотела.

Лагес резко повернулся к ней:

– Как птичка в клетке! Сласти, цветочки! Лучше смерть, чем такое!

Он оборвал себя. Он вовсе не хотел обидеть ее. Хормент! Она всего лишь беспокоится о его безопасности. Но ее непостижимая нелогичность временами приводила его в ярость. Он хотел извиниться, но, почувствовав неловкость, ничего не сказал. Только посмотрел на небо, зная, что пора уходить.

– Я люблю тебя, М'Кори, – прошептал он.

Она закинула руки на его закованные в доспехи плечи и отчаянно прижалась к нему. Спустя несколько минут он нежно высвободился. Чувствуя острое желание обладать ею – и в то же время избавиться от нее, Лагес направился по ступеням башни вниз, в гавань.

Сквозь слезы М'Кори смотрела, как флот отплывает.

XVI. ВИДЕНИЯ ЧЕРНОГО ПРОМЕТЕЯ

Вырубленный в базальтовом монолите, тайный зал Эфрель располагался глубоко под Дан-Леге. Мало кто приходил сюда по своей воле, и еще меньше тех, кто вышел отсюда. В этом мрачном склепе – огромной пещере из замысловато вытесанного камня, где единственным светом испокон веков были лишь мерцающие светильники, – Эфрель занималась своими чародействами и опытами в черных искусствах. Ибо давным-давно пеллинские владыки приспособили эту палату для подобных нечестивых занятий, и обширный зал был полон эманации злых свершений за долгие века.

Эта палата была огромной темной пещерой, и большие масляные светильники – большинство из них не зажигалось столетиями – были расставлены по всему залу, чтобы давать освещение. Лампы стояли на треножниках в половину человеческого роста, и их резервуары наполняли галлоны масла, чтобы поддерживать неверный свет. Посередине палаты находился бассейн чернильной воды – черная зеркальная поверхность, окруженная низкой стеной с любопытными барельефами. Около водоема стояли изваяния в человеческий рост, изображавшие каких-то отталкивающих морских демонов с щупальцами. Посетитель мог бы подумать, что это храм какого-то забытого дьявольского культа, служители которого ныне стали пылью, как и их боги. Водоем, судя по всему, был очень глубок, так как его уровень поднимался и опускался вместе с приливом, указывая на сообщение с морем.

Вокруг круглого водоема располагались приспособления для потусторонних занятий Эфрель – необычно переплетенные тома запретных знаний, странной формы перегонные кубы и реторты, шкатулки и пузырьки с порошками и эликсирами сомнительного происхождения, жуткие изображения на полу и стенах. Покрытые пятнами и намасленные пыточные инструменты были, пожалуй, наименее омерзительными предметами в палате.

Эфрель была здесь не одна. Перед ней, заключенный в тщательно нарисованную пентаграмму, извивался ее знакомый змеевидный демон – создание ужасной злобы, призванное Эфрель из другого мира. Колдунья имела обыкновение пробуждать своего любимца, чтобы добыть сведения, которые не один человеческий источник не мог ей дать. С этой целью она вновь призвала его.

Пентаграмма сдерживала его гневные попытки вырваться на волю. Разочаровавшись, демон оставил сопротивление. Уставившись на ликующую колдунью, он заговорил грубым шепотом:

– Я вижу, что ты преуспела в своем намерении привлечь Кейна на свою сторону. Похоже, он чрезвычайно деятелен. Тебя устраивает твой новой любовник?

Эфрель усмехнулась в ответ на понимающее фырканье демона:

– Я совершенно удовлетворена твоими советами. Кейн – именно тот человек, который нужен мне для этого предприятия. Он дал мне бесценные уроки коварства, обучил мой флот новой стратегии и тактике, с несравнимым умением привел все в порядок.

Она сделала паузу, потом объяснила, почему пробудила демона:

– Мне иногда кажется, что Кейн – больше чем человек. Кейн – это уникальное сочетание: человек невероятной силы, безжалостности, смелости, интеллектуального гения и одновременно – само зло. В его глазах светится что-то абсолютно нечеловеческое – это отметина убийцы, или все мои инстинкты лгут! Да, он очень полезен. Смертоносное оружие, чтобы быть точным, – и такое же вероломное, как и опасное. Я использую Кейна, но не доверяю ему ни на грош!

Демон издевательски захохотал:

– Я вижу, подобное узнает подобное. Но ты уверена, что сможешь управлять им? Интересно.

Эфрель заворчала от злости:

– Я могу управлять Кейном! Он всего лишь человек – несмотря на его черное сердце и долгую жизнь. Этот дурак знает только каплю моих способностей, а я знаю о нем все. Кейн ничего не может скрыть от Эфрель! Но вот почему я призвала тебя. До сих пор ты очень мало говорил мне о Кейне. Только то, что Рыжий Кейн – повелитель пиратов до сих пор жив, что он единственный человек, который может принести мне победу и что я найду его на побережье Лартроксии. Сегодня ночью я намереваюсь узнать о Кейне все. Скажи мне, кто – или что он? Что он делал все эти десятилетия с тех пор, как вселил страх в Империи? Кем он был до того, как появился в нашем королевстве, чтобы повести пиратские орды на пиршество крови? И как он избежал смерти за эти два столетия?

Демон снова засмеялся:

– Есть много вещей, которых ты не знаешь о Кейне. Даже в моем мире есть тайны, связанные с Кейном, которые за пределами наших познаний. Даже для того, чтобы рассказать тебе то, что мы знаем о нем, потребуется намного больше времени, чем ты сможешь удерживать меня здесь. Но пока твои чары длятся, я расскажу тебе немного о человеке, которого ты призвала из прошлого. Я повинуюсь твоему приказу. Смотри же, я покажу тебе кое-что из фантастического прошлого Кейна.

Очертания подземной палаты внезапно начали таять. Массивные светильники, гротескные статуи, круглый водоем, пыточные инструменты, чародейские приспособления – все растворилось во мраке. Эфрель, казалось, очутилась посреди вихря полного забвения, и в этом космическом мраке был виден только язвительный демон.

Посреди хаоса возник свет. Перед ней начали формироваться колеблющиеся изображения – калейдоскоп времен. Перед ее глазами мелькали моменты из прошлого Кейна, вырванные у вечности сверхъестественным могуществом демона.

Эфрель увидела, как Кейн мчится по разрушенному городу, рядом с ним бежит стройная девушка. За ними с грохотом неслась дюжина злобных разбойников – на их жестоких лицах было ликование, когда они понукали лошадей. Башни города обвалились, здания догорали. Горизонт странно сужался, как будто город стоял на вершине, возвышавшейся над равниной. Засыпанные каменными обломками улицы ненадолго дали Кейну преимущество над всадниками, и он тут же скрылся от них, скользнул в темный дверной проем, увлекая девушку за собой.

Кейн лежал обнаженный на рассыпающейся постели, комнату заливал лунный свет, проникая через пыльную паутину, занавешивающую окно. За окном тянулись разрушенные валы крепости, которая была покинута столетия назад. Внизу в долине виднелось какое-то селение. Кейн, казалось, не обращал внимания на упадок, окружавший его, покоясь во сне. К нему приближалась бледнокожая женщина, ее хрупкую фигуру окутывал полусгнивший шелк. Лунный свет заиграл на ее длинных клыках, когда она улыбнулась мужчине, ожидавшему ее.

Покрытый кровью Кейн кружился в схватке с ужасным демоном вдвое больше него. Крошечные создания путались под ногами сражающихся, вонзая в Кейна как будто игрушечные, но острые, как бритва, копья. Несколько крошек лежали раздавленные и разбросанные по красной земле. За ними к скале была прикована обнаженная девушка, с ужасом смотревшая на битву. Вокруг них было кольцо пустынных гор и черных камней, и в утесе рядом с ними зияла черная пещера, которая, казалось, уходила прямо в недра земли. Меч Кейна был сломан, и он отчаянно отбивался зазубренным обломком, удерживая челюсти демона свободной рукой.

Кейн украдкой скользил по пустынным улицам города, где ни в одном окне не горел свет. Никаких признаков разрушения не было, но строения казались покинутыми уже несколько лет. Там и здесь лунный свет высвечивал кучи сухих костей. За Кейном по мертвому городу следовало полдюжины мужчин с жестокими лицами, несущих факелы.

Ночь взорвалась хаосом кровопролития и огня. Кейн шагал по разграбленным улицам города, меч в его руке был красен от крови, он неистово хохотал, видя, как пиратские орды опустошают все вокруг. Грубые фигуры выбивали двери домов, убивая всех, кто смел оказать сопротивление. Ревущие воины неслись по улицам, нагруженные награбленным добром. Женщин и детей убивали вместе с их мужьями, а молодых девушек уносили во мрак, босоногих и кричащих. Кейн вырвал бутылку вина у проходящего грабителя и вылил ее в свой покрытый кровью рот.

Кейн бежал вверх по длинной лестнице, преследуемый покрытым белым мехом, пускающим слюни созданием – получеловеком-полуволком. Под ними, в холле замка, столы были перевернуты, а пол краснел от крови. Повсюду были разбросаны изуродованные тела людей и серых волков. На верху лестницы Кейн внезапно обернулся и набросился на громадного вервольфа. Сомкнувшись в давящем кости объятии, человек и оборотень покатились по лестнице, сломали перила и рухнули вниз. Оглушающий удар отбросил их в разные стороны. Кейн неуверенно покачал головой, стряхивая боль, и тут вервольф клацнул окровавленными клыками и кинулся на него.

Звезды сияли над башней, устремленной высоко в ночное небо. Одетый в мантию с фантастическим узором, Кейн задумчиво склонился над столом, заваленным диковинными фолиантами и свитками, исписанными ржаво-красными чернилами. Он что-то сам себе бормотал, работая с чертежами и расчетами. Нередко он обращался к книгам по некромантии, лежавшим перед ним. Запутанная система пентаграмм и оккультных символов покрывала стены башни. В углу заливалась слезами испуганная девушка в цепях.

Кейн восседал на массивном троне из обсидиана; его голову венчала корона из неограненных драгоценных камней. У его ног лежал рычащий лев, вынуждая придворных, стоящих у трона, держаться на расстоянии. Их манера одеваться была незнакомой, и расу их тоже трудно было определить. Лицо Кейна было искажено гневом, его губы изрекали что-то грозное. Ряды стоящих у трона оцепенели от ужаса, услышав его слова, и отшатнулись, когда он вскочил в ярости и замахал скипетром, как булавой.

В циклопическом, дочеловеческих времен постройки сооружении неуклюжие создания ростом с человека, похожие на чудовищную помесь человека и жабы, стояли, глядя на Кейна. Они стояли в ожидании, сжимая огромные бронзовые мечи в перепончатых кулаках. Большую часть пола покрывала липкая вода, сквозь зазубренные щели пробивались мясистые лианы, обволакивая неясно видные машины загадочного происхождения. Центр комнаты занимал гигантский кристалл, напоминающий гелиотроп, – тусклый купол примерно ста ярдов в диаметре. Внезапно алые прожилки кристалла наполнились жизнью. Из долго дремавших колоннообразных машин вырвались ослепляющие вспышки блистающей энергии, заставив земноводные создания в страхе отступить. Зловещий зеленый свет с прожилками красного выстрелил из глубин пробужденного кристалла и окутал Кейна своим огнем.

Кейн стоял в помещении, казавшемся пещерой, простирающейся неимоверно глубоко под землей. Зубчатые сталактиты, подобно черным тучам, свисали с потолка пещеры; перед ним до горизонта тянулась равнина, покрытая камнями и дымящимися ямами с лавой. В этом аду Кейн был не один. Рядом с ним были темные создания болезненной красоты – диковинные демоны с кожаными крыльями и прекрасными лицами, в которых светилась мудрость зла. Они кружили вокруг него, в их взглядах сквозила угроза, смешанная с любопытством. Кейн убеждающе говорил с одним, который, по всей видимости, был их вожаком – высокая демоническая фигура совершенной красоты и идеального зла, глаза которой сияли, как желтые солнца.

Кейн катался по каменному полу сказочной башни, схватившись с другим мужчиной перед дымящимся алтарем. Глаза Кейна горели безумием и жаждой убийства. Его могучие руки сомкнулись на шее противника, который теперь мог только слабо молотить по ухмыляющемуся лицу Кейна. Синевато-багровое лицо мужчины, которого он душил, было поразительно похожим на лицо самого Кейна.

Эти картины мелькали в сознании Эфрель с ошеломляющей скоростью, принимая форму, затем растворяясь; она едва успевала понять, что происходит. Это был водоворот изображений, в котором крутилось прошлое – некоторые картины только на миг являли лицо Кейна, другие были целыми сценами, которые длились с минуту. Сквозь эту фантасмагорию до нее доносился скрежещущий голос демона – в то время как Эфрель пыталась постичь застывшие моменты невероятной саги о Кейне, вырвавшиеся из склепа вечности.

– Два века – это ничто для Кейна. Года – всего лишь мелькающие мгновения для человека, который видел, как проходят века, возникают и рушатся империи, как человечество вышло из младенчества и старшие расы канули во мрак. Ты недооценила Кейна, теперь ты видишь это, Эфрель. Он не простой пиратский лорд, который, как ты предполагала, пережил свое время по прихоти судьбы. Нет, Эфрель! Пират, вор, нищий, король, чародей, воин, ученый, полководец, поэт, убийца – он сыграл мириады ролей. Этот человек, который меряет столетия, как годы, много кем был в своем бесконечном странствии.

Кейн был одним из первых людей – рожденный во враждебном мире, полном диковинных древних существ. На заре человечества Кейн бросил вызов безумному богу, сотворившему его расу, – эксперимент, который далеко превзошел ожидания своего создателя. Этот сумасшедший старший бог баловался попытками создать расу неразумных существ, смысл существования которых будет в том, чтобы развлекать и ублажать его. Он почти преуспел, но Кейн восстал против этого душного рая и подтолкнул юную расу к независимости. Он убил собственного брата, который пытался противостоять его ереси, и тем самым принес насильственную смерть и бунт в новорожденное человечество. Раздосадованный неудачей порочного замысла, бог оставил свое творение. А за свой акт неповиновения Кейн был проклят бессмертием – обречен скитаться по свету под сенью насилия и смерти. Его губительное странствие прекратится лишь тогда, когда он сам падет жертвой насилия, которое принес людям. И от остальных людей, от которых он отрекся, Кейна отличают его адские глаза – глаза убийцы – Метка Кейна!

Столетиями он странствует с места на место и всюду приносит смерть и разрушение. Он – вестник смерти, повелитель хаоса. Ниспровергать, убивать и разрушать – такова его природа. Ибо разве не Кейн принес убийство новорожденной расе? Этот Кейн, Эфрель, – человек, которого ты выбрала себе в союзники.

Бесспорно, Кейн все еще человек, и стальной клинок, вонзившись в сердце Кейна, убьет его, как любого другого. Но тем не менее он не совсем человек. Естественная смерть для него невозможна, его тело не постарело ни на час с того времени, как было наложено проклятие. Раны быстро заживают, и оно остается таким, каким было в момент проклятия. Только путем насилия смерть может предъявить на него права, но Кейн до сих пор оказывался слишком сильным для тех, кто стремился уничтожить его. Ибо насилие и смерть – неотъемлемая часть этого повелителя хаоса, и в этом он лучший.

Но ни один человек не может жить веками и сохранять в себе человеческое. Его разум наполнен мудростью и опытом веков. Он видел вещи, о которых другие могут только мечтать; он вкусил знаний, которые свели бы с ума любого другого. И он не в здравом уме, как твой мир понимает здравомыслие. Мысли Кейна не похожи на мысли другого человека, ибо он видит все в перспективе столетий. Жизни других для него – мелькающие огоньки. Время застыло для него, и все, что ты считаешь постоянным, для Кейна не более чем вечно меняющиеся явления. Все, что остается для Кейна неизменным, это его собственное существование, и сохранять это существование – вот что им движет. О его побуждениях невозможно догадаться, его действия непостижимы для человеческих умов, ибо он живет в мире непрекращающихся перемен, в котором единственная постоянная – это он.

Вот кого ты осмелилась использовать, чтобы отомстить. И конечно, Кейн может совершить все, чего ты хочешь, – я не солгал тебе, когда посоветовал разыскать его. Кейн – твое оружие; воспользуйся им, если можешь. Только помни, что ни одна пентаграмма не сдержит этого демона, вызванного тобой. Берегись, Эфрель,– даже королева ночи не отваживается разжигать огонь кометой!

Насмешливо захохотав на прощание, демон исчез. Мрак бесконечности взорвался в последнем водовороте картин, затем лопнул, как огромный пузырь. Зал вновь выглядел как прежде, только пентаграмма была пуста.

Потрясенная, Эфрель в одиночестве сидела в темной палате и, размышляя о том, о чем узнала, проклинала ненадежность помощи демонов. С тревогой она вспомнила о своем предке, который пожелал купаться в богатстве – и был похоронен под лавиной золота.

Наконец она уверенно улыбнулась. В конце концов Кейн никогда не сталкивался с Эфрель в своих скитаниях. Она прошептала во мрак:

– Что же! Этого знания я не буду бояться, ибо оно станет моей силой. Поскольку мне ведома тайна Кейна, мне будет легче справиться с ним, когда я почувствую, что должна это сделать. Пусть сначала Кейн завоюет для меня Империю – потом будет время испытать бессмертие Кейна!

XVII. ПРИЗЫВ К БОЮ

Кейн облачился в доспехи движениями уверенными и быстрыми от долгой практики. Хотя он только что проснулся, он перемещался по холодной, освещенной зарей комнате так, словно встал не один час назад. Прилаживая свою кольчугу, Кейн подумал, сколько же раз он делал это прежде. Сколько раз заря наблюдала, как он готовится к сражению? Не так много, чтобы знакомый холодок перестал появляться у него внутри. Размышляя, покинет ли его когда-нибудь эта неуверенность в последнюю минуту, он начал застегивать наколенники.

Глянув через плечо, Кейн спросил Эфрель:

– Когда примерно имперский флот должен пожаловать к нам? И известна ли нам его точная сила?

Ему показалось, что Эфрель наблюдает за ним с кресла в темном углу спальни с необычной напряженностью.

– Мне известно, что их флот отплыл на заре пять дней назад,– ответила колдунья,– и плыл под хорошим ветром до вчерашнего штиля. Так что, если предположить, что они гребут с самой большой скоростью, чтобы застать нас врасплох, имперские силы войдут в наши воды где-то между поздним утром и закатом. Что до их флота, мой источник насчитал двадцать четыре первоклассных военных корабля, одиннадцать из них – триремы.

– Ими командует Неистен Мариль? – спросил Кейн, поправляя наколенник на второй ноге.

– Нет. Мой шпион сообщает, что император наконец помирился со своим племянником Лагесом и посылает его. Зная Мариля, могу предположить, что он стареет и становится осторожным – или, что более вероятно, он надеется, что Лагес уничтожит мой флот и сам погибнет. В любом случае, он только сейчас получил известие о моем заговоре и хочет нанести удар, пока мы не опередили его. Вот почему такая относительно малочисленная флотилия.

Кейн что-то проворчал и пристегнул свой двуручный палаш за спину. На мгновение он задумался, не взять ли вместо него более короткий клинок для ближнего боя – короткий рубящий меч имеет преимущество в свалке. Однако палаш был хорошо сбалансирован, и Кейну придавало уверенности то, что его рука могла с легкостью выхватить его. Он решил, что больший охват действия палаша может оказаться полезным.

Кейн продолжил:

– Ты уверена, что это все их силы? Это может быть всего лишь авангард. Попытаются выманить нас и…

– Нет. Это все, что послал Мариль. Чтобы собрать весь имперский флот, потребуются недели. В любом случае мой источник заверил меня, что по направлению к Пеллину не движется больше ни одно судно.

– Где этот чертов Альремас? – пробормотал Кейн, выбирая длинный кинжал с плоским лезвием и годящийся для метания. – Твой источник кажется удивительно самоуверенным. Интересно, скатится ли голова с его плеч, если он ошибается? Кто этот загадочный источник – один из твоих демонов?

– Не демон. – Эфрель ухмыльнулась его неведению. – Но эти создания обитают в скрытых местах нашего мира, и секреты их ведает мало кто из людей. Они наблюдают за нашими глупыми войнами, не замеченные забывчивым человечеством. Я уверяю тебя, Кейн, – мои сведения поступают от существ, столь же чуждых человечеству, как и любой демон из внешних измерений! – Она сделала дразнящую паузу. – Но я расскажу тебе побольше об этом в другой раз. Эфрель не делится своими секретами без необходимости.

Ворвался Имель, задыхаясь. Ренегат усердно завозился с застежками своего великолепного панциря. Он недовольно поморщился при мысли о том, как алая глазурь и золотые украшения будут выглядеть к концу дня, но он знал, что будет иметь впечатляющий вид – и победителем, и трупом.

– Все ли офицеры подняты по тревоге? – рявкнул Кейн, срывая раздражение, вызванное Эфрель, на Имеле.

– Да, я лично в этом удостоверился.

– А солдаты?

– Трубачи сыграли призыв к оружию в каждом бараке, и флот также оповещен. Матросы будут готовы занять свои места через час. Кроме того, мы подняли весь город. Все идет по плану, все учтено.

Кейн хмурился, глядя, как Имель мучается с панцирем.

– Я надеюсь, что ты сможешь плыть в этой скорлупе – в воде тебе будет ее не снять. Ладно, присмотри, чтобы все шло как надо. Лагес и имперский флот будут тут с часу на час, и я хочу, чтобы все корабли были укомплектованы и готовы встретить их. Так что займись этим и кончай прихорашиваться! И скажи Альремасу, чтобы он приволок свою задницу сюда, если увидишь его!

– Да, мой господин! – отсалютовал Имель. Он умчался из покоев, чуть не столкнувшись по пути с Арбасом. Убийца резво отпрыгнул и вошел в комнату, ругаясь.

– Уже боевая тревога, Кейн? – спросил Арбас. – Думал, у нас будет больше времени. Этот чертов шпион все-таки успел добраться до императора?

– Похоже на то. Но все равно это не могло долго продолжаться. К счастью, Мариль не послал весь имперский флот, но, тем не менее, будет жарко. Я хочу, чтобы ты был со мной на «Ара-Тевинге» – неплохо, чтобы мою спину прикрывал кто-нибудь, кому я могу доверять. А пока проверь, как идут приготовления. Твой приятель Имель будет рад любой помощи с твоей стороны, но главное, дай мне знать, если что-нибудь пойдет не так.

Когда Арбас ушел, Кейн повернулся к Эфрель:

– Ну что ж, посмотрим, сумел ли я за последние недели привести твой флот в должный вид. И не беспокойся о военном суде, если мое руководство окажется неэффективным. Но вернемся к нашему разговору. Ты говоришь, что сведения о флоте Мариля получила от этих нечеловеческих союзников, на которых все время намекаешь. Мне кажется нецелесообразным, что ты держишь их втайне от своего полководца. Хотя это твое дело. В любом случае, я надеюсь, что ты призвала их на помощь против Лагеса – мы найдем дело для любых сверхъестественных сил, которыми ты управляешь.

Эфрель не обратила внимания на его подзуживания:

– Ты должен выиграть это сражение сам, Кейн. Еще не пришло время, чтобы я призвала эти силы. Иначе ты не был бы нужен мне, Кейн, не так ли?

Кейн принялся было возражать, но тут в комнату неторопливо вошел Оксфорс Альремас.

– Ты чертовски долго добирался сюда! – прорычал Кейн.

Альремас сердито посмотрел на него:

– Я не привык, чтобы мне приказывали, как простому солдату. И больше не посылай за мной этого ренегата-выскочку! Меня можно заставить стать твоим заместителем на некоторое время, но не забывай, что ты занял положение, которое я…– Он заметил Эфрель и, прервавшись на полуслове, спокойно приветствовал ее: – Доброе утро, моя королева.

Эфрель поднялась.

– И тебе доброе утро, Оксфорс Альремас. – Она заковыляла к двери. – У меня есть дела, так что я покину тебя, Кейн. Я уверена, что Альремас окажет тебе полное содействие. Не так ли, Альремас? – Она улыбнулась ему с угрозой и заковыляла к лестнице.

Дух неповиновения, казалось, совершенно покинул Альремаса, когда он в оцепенении повернулся к Кейну.

– Итак, – начал Кейн, – если ты уделишь мне свое драгоценное внимание, я поведаю тебе, что скоро битва. Лагес командует флотом из двадцати четырех военных кораблей, которые будут здесь в ближайшие несколько часов. Почти половина из них – триремы, и все они – отличные боевые корабли. Как ты знаешь, мы не отваживались сосредоточивать наши силы, опасаясь быть обнаруженными, так что сейчас у нас есть только пять трирем и семь иных военных кораблей. Добавь к ним двадцать шесть переделанных торговых кораблей, барж и небольших судов – у нас чертовски маленький флот, чтобы сразиться с имперскими силами. Да еще и Эфрель заявляет, что сейчас не сможет помочь нам тайными силами, которыми, как она похваляется, управляет.

Так что нам предстоит жаркая схватка, и нам нужен каждый человек и каждое судно. И я хочу, чтобы они были готовы как можно скорее! Я не желаю, чтобы Лагес застал нас в гавани. Мы будем ждать его в открытом море, где у нас будет достаточно простора для маневров. И если этот пестрый флот более-менее выполнял ту программу, по которой я его тренировал, то мы можем поиграть с Лагесом в более опасную игру, чем он рассчитывает.

Мы уже планировали это в подробностях, так что ты знаешь, что делать. Теперь, клянусь красными глазами Владыки Тлолуина, ты пойдешь и проследишь, чтобы мои приказы выполнялись! Наши личные отношения могут подождать, пока мы не возьмем Товностен. Через час ты будешь на борту «Келкина», чтобы получить от меня последние указания. Это все.

Альремас проворчал нечто мало напоминающее согласие и величаво вышел.

Кейн застегнул украшенный гребнем шлем и схватил свой топор.

– Если ты переживешь сегодняшнюю битву, я сам займусь тобой, Оксфорс Альремас! – пробормотал он, хмурясь. Когда он отправился проверить, как идут приготовления к бою, ему пришло в голову, что его враг, без сомнения, строит такие же планы.

XVIII. ОГОНЬ НА МОРЕ

Они встретили имперский флот за час до полудня. Со своего флагмана «Ара-Тевинг» Кейн наблюдал за приближающимся противником. Лагес воспользовался вчерашним штилем, чтобы снять грот-мачты для грядущей битвы. На веслах его флот продвигался просто со страшной скоростью.

Глядя в подзорную трубу, Кейн восхищался красотой длинных военных кораблей – их двойные и тройные ряды весел рассекали воду сильно и ровно, их кливера упруго натягивались под ветром, направляя оснащенные таранами корпуса по волнующемуся морю. Потом Кейн мрачно обозрел свои морские силы – лоскутный флот из отремонтированных старых кораблей и переделанных торговых посудин с несколькими настоящими военными кораблями вроде «Ара-Тевинга» и «Келкина». Но он понимал, что придется обходиться тем, что есть, и был доволен, что у него было время, чтобы расположить все суда в боевом порядке здесь, в пятнадцати милях от Призарта. Хорош или плох, сейчас новорожденный флот Эфрель ожидал атаки имперских сил.

– Ну и что ты думаешь? – спросил Арбас, стоящий рядом с Кейном.

– Все то же. Если их военные корабли ударят по нам клином, мы окажемся в чертовски плохом положении, если не сказать безнадежном. Нам надо сделать так, чтобы не все они достигли нашего строя – вот для чего я придумал эти баржи. Сейчас мы узнаем, на что годится плавучая артиллерия, о которой я выслушал столько гадостей.

Он указал на десять тяжеловесных барж, которые медленно занимали позицию немного впереди остального флота. Баржи были тщательно перестроены согласно указаниям Кейна. На каждой была установлена гигантская катапульта – не маленькое метательное орудие, каким были оборудованы некоторые военные корабли, но массивная осадная машина, какую применяют, чтобы проломить крепостные стены. Трюмы барж заполняли корзины с ломаным камнем в сотни фунтов весом. Но в катапультах были и странные приспособления, благодаря которым Кейн и рассчитывал одержать победу над превосходящим по силе врагом. Специальные узлы из ткани, циновок, лучин и соломы были связаны в шар примерно двух футов толщины. Каждый такой шар, вымочив в смеси из селитры и серы, опустили в смолу, деготь и горючие масла. Огненные шары, оружие, которое Кейн использовал при былых осадах, хорошо разгорались при полете, а когда ударялись о поверхность, то рассыпались на дюжины пылающих костров. Одно такое ядро могло сжечь корабль или отвлечь большую часть команды на борьбу с распространяющимся огнем.

Кроме этого груза неповоротливые баржи несли команду рабов-гребцов и отряд солдат, обученных обращаться с катапультами. Эти суда были слишком медлительными и неуклюжими и годились только в качестве морской артиллерии – они не могли отплывать далеко от порта из-за опасности оказаться в бурном море.

Прикинув, что имперский флот оказался в пределах досягаемости, Кейн дал сигнал открыть огонь. Десять катапульт хлестнули своими длинными рычагами – откат заставил баржи опасно низко накрениться. Навстречу приближающемуся флоту посыпался дождь камней и огненных шаров. Не меньше половины пролетели мимо цели, но некоторые рухнули на корабли. Команды при катапультах торопливо перезарядили свои машины, прицелились и выстрелили снова.

Второй залп был более точен.

Со своего флагмана «Мон-Осса» Лагес в недоумении смотрел, как в трирему рядом с ним попало сразу два шара.

– Вперед, на полной скорости! – закричал Лагес. Военные флажки передали его приказ. Товносианский полководец кипел от злости.– Полный вперед – и в схватку с ними! Мы должны добраться до того места, где их катапульты не достанут нас! Лучники! Стрелять, как только они окажутся в пределах досягаемости! Утихомирить эти чертовы катапульты!

В ряд гребцов рядом с ним рухнул массивный камень, оставляя за собой кровавый спутанный клубок расщепленного дерева и раздавленной плоти. Закачавшись, его корабль сошел с курса, гребцы на другом борту продолжали грести без остановки. Второй военный корабль прошел мимо на опасном расстоянии, его капитан с трудом избежал столкновения. Слева от Лагеса еще один корабль заполучил огненный шар в трюм и начал извергать огромные облака черного дыма. Многие суда клина тоже горели. А ядра продолжали безостановочно падать на них.

Лагес выкрикивал команды, проклинал гребцов за лень. Катапульты находились в доброй полумиле от него. Они превращали его флот в пылающие обломки, будучи при этом недосягаемыми для имперских стрел. Вспенивая веслами воду, флот Лагеса несся сквозь смертоносный град.

Кейн с удовлетворением наблюдал результаты заградительного огня катапульт. Теперь они стреляли не залпами, а так быстро, как команды успевали заряжать их. Уже несколько имперских кораблей вышли из строя – и четыре корабля, из них три триремы, невозможно было спасти. Внезапный шипящий звук предупредил Кейна, что Лагес приказал лучникам стрелять – однако слишком рано, и туча стрел обрушилась в море, не долетев до медленно отступающих барж.

– Вперед! – закричал Кейн.– На таранящей скорости!

Сигнальные флажки передали его команду на остальные корабли. По мере того как флот мятежников выдвигался навстречу имперскому флоту, Кейн приказал своим лучникам готовиться в бою. Сейчас флот Лагеса будет слишком близко, чтобы отступающие баржи с катапультами могли продолжить атаку. И флот мятежников вскоре окажется на расстоянии выстрела из лука.

Кейн беспечно засмеялся, воодушевившись предвкушением близкой битвы. Палубы были усыпаны песком, чтобы впитывать кровь, которая быстро сделала бы их скользкими. Грот-мачты были сняты – столкновение обрушило бы их. Рассекая морские волны под ритмичные удары длинных весел, его флот устремился на имперские корабли со скоростью примерно четыре узла. Кости были брошены, схватка приближалась.

Когда боевые порядки начали сближаться, ливень стрел с имперского флота посыпался на отступающие баржи. Железное острие пронзило грудь матроса на одной из барж. Завертевшись в агонии, он упал на жаровню, используемую, чтобы зажигать огненные шары, и столкнул ее в трюм. От рассыпавшихся углей оставшийся запас огненных шаров тут же вспыхнул. Баржа с шумом взорвалась фонтаном маслянистого огня и кричащих людей.

Не устрашившись свистящих стрел, команды остальных катапульт продолжали стрелять, пока имперские корабли не вышли за линию огня. Бесполезные в ближнем бою, баржи отплыли к Призарту – пока имперский флот не отомстил им за смертоносный огневой вал.

Оба флота устремились в гущу черного дождя стрел и камней, выпущенных из маленьких катапульт на палубах. И в ливне смерти они сошлись.

Могучая имперская трирема протаранила переделанный торговый корабль, который необдуманно опередил свою эскадру, чуть не вытолкнув сломанный корпус из воды. Две биремы столкнулись нос в нос – судно мятежников было повреждено, а второй корабль пошел ко дну. Крики: «Таранящая скорость!» заглушались ужасным треском раскалывавшегося дерева, криками боли и грубым ревом.

Яростно выкрикивая команды, Кейн направил свой флагман против ближайшей вражеской триремы, гребцы которой отчаянно пытались сменить курс. Но Кейн умело повернул штурвал направо. «Ара-Тевинг» отклонился от противника и скользнул вдоль его корпуса, дробя весла и калеча гребцов на ближайшем к нему борту вражеского корабля. Двигаясь по инерции, «Ара-Тевинг» пронесся мимо, опустил весла в воду и поплыл прочь, оставив неподвижный имперский корабль на расправу меньших судов.

Вдоль линии фронта корабли мятежников применяли тот же маневр – правда, не всегда с таким же успехом. «Хаст-Эндаб» оказался в ловушке между двумя триремами. Зацепившись абордажными крючьями, на его палубу с двух сторон хлынули имперские матросы. Два бывших торговых судна поспешили на помощь военному кораблю мятежников, и все это стало похожим на плавучий остров. Воздух разрывали крики умирающих и раненых воинов, лязг оружия, треск раскалывающейся древесины.

«Мон-Осса» оказалась в сражении почти с самого его начала, и Лагес не мог выправить курс, пока пострадавший борт приводили в порядок. Увидев поврежденный имперский флагман, Кейн дал команду таранить его, намереваясь взять корабль и тем самым деморализовать имперский флот. Лагес заметил трирему мятежников, направляющуюся к его судну, но поврежденный борт ограничил его маневренность. Он попытался изменить курс, но не смог полностью избежать удара бронзоголового тарана.

Два флагмана столкнулись, и раздались боевые кличи солдат. Борта сдвинулись, и на палубах обоих кораблей разгорелась яростная рукопашная схватка.

Кейн вступил в бой, прорубая своим огромным мечом путь на другой корабль. Уверенный, что сможет хорошо орудовать длинным клинком, он отшвырнул щит и сорвал с какого-то трупа абордажную саблю. Будучи левшой, Кейн научился пользоваться правой рукой с равным мастерством. Это делало его вдвойне опасным, как быстро обнаруживали те, кто нападал на него.

Заставив отступить вражеских моряков, Кейн добрался до высокого носа «Ара-Тевинга» и прыгнул на палубу «Мон-Оссы». К нему бросилась куча имперских матросов. Кейн нанес первому сокрушительный удар палашом, отбросил клинок второго, перед тем как выпустить ему кишки резким взмахом абордажной сабли, затем крутанулся, чтобы насадить на палаш третьего моряка. Приказав своей команде следовать за ним, Кейн двинулся вперед, прорубая кровавую дорогу. Рычащие лица и мелькающие клинки крутились вокруг него в алом водовороте. В первые минуты шла жестокая рукопашная. Кольчуга Кейна выдерживала удары, хотя его незащищенная плоть и кровоточила от мелких порезов – малая цена за жизни, которые он отнимал. Потом его команда посыпалась через поручни, чтобы помочь ему.

Арбас сражался, как обезумевшая от крови пантера. Темноволосый убийца безжалостно врубался в ряды имперских моряков. Кейн пожалел, что у него не было времени понаблюдать за работой мастера, ибо смертоносность убийцы заключалась не только в его уловках, но и в умении неукротимо сражаться.

Спокойно и методично Кейн врезался в имперские силы, воодушевившись напряжением битвы и восторгом убийства. Но как бы он ни жаждал забыться в оргии резни и смерти, Кейн держал свою жажду крови в узде – его действия направлял разум, а не эмоции.

Сквозь ряды сражающихся моряков прорвался офицер в красном плаще имперского полководца и набросился на Кейна.

– Ты, должно быть, Кейн! – прокричал он, нанося ужасный удар снизу, который Кейн едва сумел отразить.– Что ж, знай, я Лагес! Сегодня я командую этим флотом, пират! Завтра твоя смерть сделает меня императором!

– Значит, ты никогда не будешь императором! – прорычал Кейн и атаковал его с усиливающейся яростью. – Я короную тебя хорошей сталью!

Лагес был великолепным бойцом, но молниеносная атака Кейна двумя клинками привела его в замешательство. Он видел раньше, как дерутся мечом и кинжалом, но не двумя мечами. А Кейн с легкостью управлялся с мечом, который другие держали бы двумя руками. Оскорбления, которые были готовы сорваться с его губ, остались невыкрикнутыми – Лагес берег дыхание. Несмотря на свое мастерство, он обнаружил, что его упорно оттесняют к поручням. Впервые его уверенность пошатнулась. Неужели недели в темнице так ослабили его? Неужели этот Кейн действительно был чудовищем из прошлого, против которого, как гласила легенда, не мог выстоять ни один человек?

Но Лагес был силен. Его щит продолжал отражать град ударов, которыми его осыпал Кейн, а его окровавленный клинок нападал, пытаясь пробить оборону врага. Но с растущей паникой Лагес осознал, что он все меньше и меньше наступает, что теперь он едва может защищаться от безжалостных атак Кейна. Его щит разлетелся в куски, меч затупился, отражая сталь Кейна. Наконец он пропустил быстрый, как молния, удар. Абордажная сабля Кейна мелькнула, как отраженный свет, и поразила правую руку Лагеса. Лагес ощутил, что его рука онемела, а клинок с грохотом упал на скользкую палубу.

– Прощай, Лагес! – захохотал Кейн и поднял палаш для последнего удара.– Присоединяйся к своему флоту в аду!

Лагес совершил безумный прыжок назад, чтобы избежать клинка, споткнулся о сломанные поручни корабля и упал в море. Волны ударили его с оглушающей силой, и над ним сомкнулась ледяная вода. Тяжелые доспехи тянули его вниз. Лагес пошел ко дну, отчаянно пытаясь раненой рукой расстегнуть тяжелый панцирь.

– Лагес за бортом! Лагес за бортом! – Безнадежный крик разнесся по имперским кораблям.

Кейн рванулся к поручням, чтобы удостовериться в гибели Лагеса, но его отвлекла толпа жаждущих мести моряков, бросившихся на него. Яростно сражаясь, Кейн должен был собрать все силы, чтобы отразить бешеный натиск, и в течение нескончаемого мига сталь звенела о сталь быстрее, чем могли уследить мысль или глаз. Но атака имперцев в конце концов захлебнулась, а сзади на помощь Кейну быстро прорубились мятежники.

Вдруг оказалось, что сражаться больше не с кем. Имперский флагман был взят.

Кейн утер пот и запекшуюся кровь с лица и перевел дух. Он стоял покрытый кровью, в том числе и своей собственной. Но он видел, что сражение повернулось в его пользу. Залпы катапульт сломали боевые порядки имперцев, а тактика косого тарана вывела из строя достаточно линейных кораблей, с которыми теперь могли справиться и мелкие суда мятежников. Потрясенные поражением флагмана, остатки флота Лагеса будут бороться за спасение, а не за победу.

Кейн ухмыльнулся. Похоже, его старания в пользу Эфрель не оказались напрасными.

Подошел Арбас, сильно прихрамывая, – грубая повязка промокла от крови, сочившейся из его бедра.

– Ну же, Кейн! Этот корабль тонет! О, дерьмо! Какой-то сукин сын чуть не отрезал мне ногу! Черт побери, что за битва!

– Черт! – Кейн нахмурился, глядя на алую от крови штанину убийцы. – Похоже, тебе повредили артерию! Тебе надо перебинтоваться потуже, пока ты не изошел кровью! И схватка еще не закончена, Арбас. – Кейн крикнул своим людям: – Эй! Назад на «Ара-Тевинг», парни! Унесите с собой всех наших раненых! Убираемся отсюда, черт подери! Быстро!

Поддерживая Арбаса, Кейн оставил тонущую «Мон-Оссу». Убийца ругался при каждом шаге, но держался. Кейн решил, что его бедренная артерия все-таки цела, иначе Арбас уже истек бы кровью.

«Ара-Тевинг» отошел от разбитого судна и направился туда, где продолжалось сражение. Неподалеку сошлись в схватке бирема мятежников и имперская трирема, и Кейн дал приказ таранить вражеский корабль. Когда «Ара-Тевинг» пошел на веслах прочь, никто не обратил внимания на окровавленную фигуру, дрейфующую на обломке корабля в кильватере. В воде было полно таких.

Лагес держался за обломок дерева и пытался грести здоровой рукой. Соленая вода разъедала рану, и он ругался, тратя драгоценное дыхание. Но он не может погибнуть здесь и сейчас! Ведь у него так много причин, чтобы жить! Его флот был перед ним – потерпевший поражение, полагающий, что его полководец погиб, когда «Мон-Осса» пошла ко дну кормой вверх. Если бы Лагес не освободился от доспехов, он бы тоже сейчас лежал на дне моря, в тысяче футов внизу. Тем не менее сейчас у него было мало шансов избежать пленения или смерти. Он безнадежно осмотрелся в поисках помощи.

В этот момент Лагес заметил имперскую трирему – каким-то чудом неповрежденную в бою и направлявшуюся в его сторону. Трирема управилась с двумя судами мятежников, которые пытались взять ее на абордаж, и теперь следовала в другое место схватки.

Лагес замахал здоровой рукой и хрипло закричал. Спасение? В страхе он понял, что находится прямо по курсу судна.

– О Хормент, нет! – взмолился он. – Не дай мне умереть раздавленным собственными людьми!

Но на борту имперского военного корабля узнали барахтающуюся фигуру в воде по алому плащу, который зацепился за обломок дерева, благодаря которому Лагес и держался на воде. Трирема замедлила ход и свернула, не задев его. Лагес поймал канат, сброшенный ему, и был поднят на борт.

– Слава Хорменту! – выдохнул он. – И спасибо всем вам! Вы не останетесь без награды! Кто здесь капитан?

Подбежал офицер, Лагес узнал в нем одного из своих старых друзей.

– А, это ты, Габль! – дрожа, рассмеялся Лагес. – Благодаря тебе я не стал пищей для рыб, и я этого не забуду!

– Я думал, мы берем на борт призрак, мой господин, – сказал ему Габль. – «Мон-Осса» лежит на дне, и говорят, что Кейн отправил тебя командовать ею.

Лагес выругался:

– Я разберусь с Кейном в другой раз. Но как наши дела? Что произошло после того, как меня сочли мертвым?

– Удача не на нашей стороне, мой господин, – угрюмо ответил Габль. – Кроме нас я вижу только две биремы, которые могут передвигаться. Огненные шары здорово повредили нам. Теперь эти чертовы мятежники берут на абордаж и сокрушают остатки нашего флота, которые еще на плаву.

– Я опасался этого! – простонал Лагес. – Значит, все безнадежно. Кейн действительно тот дьявол, каким слывет. Ладно, сигналь отступление. Мы попытаемся пробиться в Товностен с тем, что можем спасти.

Одинокая имперская трирема оставила сражение и устремилась к Товностену. Две биремы и еще несколько поврежденных военных кораблей попытались последовать за ней, но их окружил флот мятежников, и только одна бирема смогла спастись. Их не преследовали – мятежники были слишком заняты, добивая имперских матросов.

Из двадцати четырех кораблей только два с трудом вернулись в Товностен, оставив прочие победителям и морю.

Тем временем силы мятежников неумолимо уничтожали один взятый на абордаж корабль за другим. И, взяв очередное судно, мятежники отправлялись на помощь товарищам на другом захваченном корабле. Имперские моряки боролись храбро, но их положение было безнадежным, и мудрые сдавались в обмен на пощаду.

Покончив со вторым противником, «Ара-Тевинг» направился к следующему. На одном участке сражения перевес был не на стороне мятежников. Их второй линейный корабль «Келкин» попал между двумя триремами, и имперские солдаты медленно одолевали. Несмотря на свое отношение к Альремасу, Кейн не мог рисковать утратой лучшего, после его собственного, корабля во флоте Эфрель.

Кейн приказал атаковать. По его команде «Ара-Тевинг» подошел к одной из имперских трирем и взял ее на абордаж. Во главе своей команды Кейн перепрыгнул через поручни, напав на имперских моряков сзади. Не дав врагу опомниться, Кейн ворвался во вражеские ряды. Имперские моряки дрогнули. Очевидная победа превратилась для них в жестокое поражение. С яростью загнанного в угол зверя они боролись до последнего человека.

С досадой Кейн увидел, что Альремас все еще сражается. Кейн надеялся, что имперцы убьют пеллинского лорда и избавят его от этой занозы. Но невольно он восхитился виртуозным фехтованием пеллинита. Кейн не предполагал, что Альремас окажется крепким для схватки вроде этой. Если бы этот ублюдок не был такой популярной личностью, с сожалением подумал Кейн, Арбас с легкостью решил бы эту проблему.

Кейн продолжал драться, сея смерть вокруг себя. Альремас подождет. Ибо сейчас надо сделать грязную, кровавую работу по уничтожению остатков сопротивления. Наконец сражение окончилось. Все имперские солдаты погибли или сдались в плен.

Утомленное веселье охватило ряды мятежников. До половины из них были убиты или тяжело ранены, и половина их кораблей уничтожена. Но захваченные имперские суда возместят потерю, а солдат найти всегда можно. Это была победа над могущественным, лучше оснащенным врагом, и люди имели право радоваться.

Ощутив всеобщее ликование, Кейн вышел на нос флагмана. Сейчас он еще более внушал ужас – его кольчуга изорвана, руки и лицо покрыты ранами, весь он от шлема до носков сапог забрызган кровью. Он поднял окровавленный палаш, приветствуя людей, которых он привел к победе.

Под приветственные крики «Да здравствует Кейн! Да здравствует Кейн! Да здравствует Рыжий Кейн!» он привел свой ликующий флот в Призарт. Кейн с тайным удовлетворением отметил, что люди подобострастно выкрикивали его имя, а не имя Эфрель.

XIX. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТОВНОСТЕН

Неистен Мариль был в дикой ярости – обычное его настроение, когда он сталкивался с какими-нибудь препятствиями.

– Только два корабля вернулись! Клянусь Хорментом! Клянусь трижды проклятым Тлолуином! Это невозможно! Как Кейн мог нанести такое сокрушительное поражение имперскому флоту! Клянусь Лато, я должен был сам командовать экспедицией. Ты позволил шайке мятежников и пиратов разбить наголову лучшие корабли в Западном море!

Лагес молча выслушивал дядину ругань. Его раны болели, и каждый раз, когда он безуспешно пытался вклиниться в поток обвинений Мариля, он начинал злиться. Наконец Мариль выдохся и замолчал.

Лагес горько начал:

– Хорошо, мы потерпели поражение. Ладно, раздражение ничего не изменит, и если тебе хочется сорвать злость на ком-нибудь, лучше покричи на Кейна. Этот человек отважно сражался, и я сомневаюсь, что ты справился бы лучше, чем я. Мы попытались застать Эфрель врасплох и сделали ошибку. Кейн поджидал нас с намного более сильным флотом, чем мы могли предположить. Он применил пару искусных трюков, и мы были наголову разбиты. Теперь мы показали себя, лишились значительной части наших морских сил и дали Кейну одержать победу огромной стратегической важности. Ладно, это была твоя идея – атаковать внезапно. Я не говорю, что сам не поступил бы так же. Но наша стратегия оказалась неудачной, и давай не будем больше об этом!

Мариль пробормотал неразборчивое проклятие в качестве ответа. Он поглаживал свою черную бороду, сердито глядя на племянника.

Лагес торопливо продолжал:

– Итак, давай подведем итоги. Мы знаем, что у нас масштабное восстание – заговор, который формировался многие месяцы. Теперь мы знаем, где его средоточие и кто его вожди. Эта битва прояснила все. Теперь, когда началась открытая война, мы можем предположить, что Эфрель использует помощь, которую ей обещали тайные сторонники. Победа Кейна склонит на их сторону и тех более осторожных предателей, которые до этого колебались, так что эта ведьма получит множество сторонников, как только новость о нашем поражении достигнет ненадежных подданных. И с Кейном в качестве полководца восстание Эфрель представляет нам и нашей Империи смертельную угрозу, серьезнее которой еще не бывало.

Мы потеряли двадцать два корабля и примерно пять тысяч воинов и рабов. Но это менее половины флота Товноса, ведь многие корабли в то время находились в дозоре или еще по каким-то причинам не смогли принять участие в походе. Далее, мы можем переделать в военные корабли множество купеческих судов и укомплектовать их новобранцами. Так и поступил Кейн, и теперь мы знаем, что это привело его к победе. Это касательно самого Товноса. Более того, мы можем призвать на помощь правителей со всех наших островов, поскольку Эфрель представляет угрозу целой Империи. Вряд ли ее заговор получил поддержку Великих Домов, так что, думаю, мы можем рассчитывать, что Тресли, Фисития, Джостен, Кварнора, Рэканос и Парви остались нам верны – а также и многие меньшие острова. Учитывая их поддержку, я полагаю, мы сможем собрать флот примерно из трех сотен военных кораблей плюс еще около сотни перестроенных купеческих судов.

Мятежники также понесли тяжелые потери. Я удивлюсь, если Кейн сумеет собрать хотя бы сотню кораблей всех видов – и в любом случае ему будет очень сложно набрать людей. Так что мы можем рассчитывать на четырехкратное численное превосходство. Это означает, что первое поражение – это далеко не вся война. Мы соберем наши силы, вернемся к Пеллину с настоящим флотом и сровняем эту проклятую крепость с землей!

Но давай подумаем об этом завтра. Я почти не спал уже несколько дней. У меня нет сил, и все тело болит. Так что с твоего разрешения я пойду в свои покои.

Не ожидая ответа, Лагес развернулся и гордой поступью вышел. Мариль пробормотал несколько слов в адрес нахальной молодежи и погрузился в мрачные мысли.


Лагес, морщась от боли, стягивал с себя покрытую грязью и кровью одежду, когда М'Кори ворвалась в его палаты.

– М'Кори! – Он улыбнулся.– Подожди секунду.– Он натянул чистую рубаху и стал заправлять ее за пояс.

М'Кори выставила своего телохранителя из комнаты.

– Я должна была увидеть тебя прямо сейчас. О, Лагес! Спасибо всем богам, что ты вернулся! Все говорили о несчастье – о мести Эфрель! Я слышала, что Кейн чуть не убил тебя, что тебя чуть не утопили! – Она упала в его объятия.

Некоторое время они стояли, тесно обнявшись.

– Кейн, – заговорила М'Кори, взяв себя в руки. – Говорят, что он на самом деле тот Кейн, чьи пиратские орды чуть не завоевали Империю два века назад. Говорят, что Эфрель вернула его из мира мертвых.

– Я могу в это поверить теперь, когда сам его видел! – воскликнул Лагес. – Это не человек! Он похож на демона смерти – весь в крови, и этот безумный огонь в глазах убийцы! Он резал людей, как овец. Кейн в бою – все равно что акула в море.

М'Кори ахнула, и Лагес успокаивающе продолжил:

– Но это все чепуха. Я знаю, что он человек. Он был даже ранен. Пусть он потрясающий воин, пусть он удивительно похож на Рыжего Кейна – легендарного пирата, но этот Кейн не демон из прошлого. Теперь я знаю, чего он стоит, и когда мы столкнемся вновь, я убью его. Я сделаю для нас пару пиршественных чаш из его черепа и черепа Эфрель.

М'Кори пришла в ужас от этой мысли:

– Фу! Что за отвратительный подарок! Ты придаешь слишком много значения этим кровожадным старинным сагам. Как человек может пить из черепа – даже эти чокнутые герои из преданий! Там и вода-то не удержится. Это плохая идея, Лагес. Лучше подари их отцу.

Лагес знал, что она сейчас не думает о том, о чем говорит. Он остро чувствовал прикосновение ее прикрытого тонкой тканью тела к своей груди. Как во сне он подумал, что их сердца бьются в унисон – может быть, из-за этого его пульс частил. Он подумал обо всех годах, когда он знал М'Кори, и попытался вспомнить, было ли такое время, когда он не любил ее. Он был полным дураком, что позволил буйным событиям последних нескольких лет заставить их отдалиться друг от друга. Но те годы ушли навек, а будущее неопределенно. Сколько раз он был на волоске от смерти?

Лагес прошептал ей, не осмеливаясь сказать громче, потому что боялся, что его голос задрожит:

– Послушай меня, М'Кори! Когда все это закончится, Мариль примирится со мной. Я покончил с этой кровавой междоусобицей. Я больше не буду беглецом; я не буду безземельным сыном предателя, который пытается доказать, что он достоин благосклонности императора. Я собираюсь просить у Мариля твой руки – и я знаю, что он даст согласие. – Он взглянул на нее с болезненной напряженностью, словно пытаясь услышать ее мысли до того, как они выразятся в словах. – А ты согласна? Ты будешь моей женой, М'Кори?

М'Кори с неистовой страстью сжала его в объятиях:

– О, Лагес, любимый! Ты знаешь мой ответ!

Она страстно поцеловала его. На несколько минут Лагес забыл и боль, и усталость. Забыл о паутине мрака, чье кружево плела Эфрель.

XX. ИЗ ГЛУБИН ДРЕВНИХ МОРЕЙ

Поздно ночью через несколько дней после битвы Кейн читал доклады в своей комнате в башне, которую он избрал штаб-квартирой. Если предположить, что ремонт захваченных кораблей закончится вовремя, его флот не понес потерь, даже наоборот, поскольку захват нескольких первоклассных кораблей более чем компенсировал потери его эскадры. Однако было много убитых, а это оказалось серьезнее. Как возместить человеческие потери? Рядовых солдат найти не так уж трудно, но вот обученных офицеров…

Положим, Арбас вскоре поправится и ему можно доверить командование. Убийца был одиночкой, Кейн знал это, но он был грозным воином и поэтому без труда завоевал бы уважение и послушание. Арбаса надо уговорить, решил Кейн, надо обратиться к его самолюбию. И возможно, Имель сможет склонить кого-то из своих соплеменников перейти на их сторону.

Кейн отложил бумаги. Каким-то шестым чувством он ощутил присутствие Эфрель еще до того, как услышал стук ее деревянной ноги по ступеням. Что заставило ее проделать такой трудный подъем, удивился Кейн. Он выбрал себе эту комнату в башне отчасти и потому, что это делало дорогу сюда неудобной для Эфрель.

Кейна тяготили отношения с колдуньей. Сейчас она были им довольна, но ублажать прихоти сумасшедшей женщины было тяжело даже для человека с его нервами. Ее пристрастие к секретности и беспрестанные недосказанности раздражали его куда сильнее, чем он показывал. А ее приступы буйного помешательства весьма докучали, если не сказать больше. Пресыщенный вкус Кейна находил известное очарование в том, чтобы удовлетворять животную похоть Эфрель, но при этом где-то в глубине оставалось чувство отвращения. Кейн поймал себя на том, что бессознательно считает ступеньки прохода по отдающимся эхом ударам деревянной демонообразной лапы Эфрель. В звуке этих шагов было что-то завораживающее.

Вскоре искалеченная фигура Эфрель прохромала в дверь. Он выжидательно посмотрел.

– Добрый вечер, Кейн, – начала она своим диковинным голосом – красивые интонации, такие же изуродованные, как и ее кошмарное тело. – Вижу, что ты работаешь допоздна, как старательный писарь.

– Хороший полководец должен знать свои слабые и сильные стороны до мелочей, – заявил Кейн, несколько раздосадованный. На самом деле не усердие держало его здесь, а бессонница. – Слишком много дилетантов с горячими головами считают, что могут выиграть войну, столкнув две армии и понадеявшись, что справедливость и боги даруют им победу. Мой меч тупился о таких дурней бессчетное количество раз.

– Не обижайся, я просто пошутила. Само собой, после победы на прошлой неделе у меня нет сомнений ни относительно твоих способностей, ни по поводу твоей философии. – Эфрель упала в кресло рядом с Кейном. – Но я пришла сказать тебе, что Имель вновь доказал мне свою верность. Еще один из его высокородных друзей поддался его убеждениям. Имель только что сообщил мне, что лорд Галл из Тресли решил присоединиться к нам. Он самый влиятельный лорд на этом острове, как ты должен знать, и на днях он прибудет к нам с флотом из восемнадцати кораблей. Мне надо придумать, как еще я могу отблагодарить Имеля.

Кейн улыбнулся:

– Это совпадение – я как раз думал, сможет ли Имель помочь нам. Обнови его гардероб, и он увлечет за собой весь Тресли. Но это хорошая новость. Мне нужны дополнительные корабли, чтобы патрулировать воды Пеллина, в случае если Мариль пошлет новую эскадру раньше, чем мы предполагаем. Если бы я был на его месте, я бы совершил что-нибудь вроде диверсионного наскока – быстрый удар, чтобы помешать нашим приготовлениям. Но после взбучки, которую мы задали Лагесу, я полагаю, Мариль, перед тем как предпринять новую атаку, соберет все силы имперского флота.

– Предложения помощи сыплются нам со всех сторон, – ликующе сказала Эфрель. – Каждый предприимчивый мошенник, каждый жадный нобиль, все те, у кого есть причина ненавидеть Дом Неистенов, – все устремились ко мне, как только весть о нашей победе распространилась по Империи.

Колдунья сделала паузу, тайно злорадствуя, и ее взгляд зацепился за шрамы, которые Кейн получил в схватке. Странно, подумала она, остались только еле заметные корочки или розоватые полосы. Значит, бессмертный обладает еще и сильной способностью к восстановлению. Она вспомнила слова демона о том, что тело Кейна не подвержено изменениям. Размышляя о его предыдущих подвигах, она прикинула, что в противном случае его тело было бы ничуть не лучше ее собственного.

Кейн тем временем сказал:

– Да, я понимаю, что успех в нашем случае – это организованность. Но, как жаловался еще Хедуси:

Больше не говори мне о числах, Хотя и правда, но ложь – слова твои: Я наполняю кубок капля за каплей, А ты наливаешь из амфоры.

– Я никогда не слышала эту пословицу, – отозвалась Эфрель.

Раздосадованный тем, что ему приходится быть педантом, Кейн резко ответил:

– Это не пословица. Это цитата из пьес Горовина. Только не говори мне, что произведения Горовина забыты здесь, на востоке.

– Так, значит, Кейн не только воин, но и литературовед. Как необычно! Нам надо обстоятельно поговорить о тех знаниях, что ты приобрел за столетия. – Эфрель заметила, что Кейн назвал Товносианскую Империю востоком. Но это, несомненно, был запад по отношению к Лартроксианскому континенту, и если Кейн не просто оговорился… Она подумала, как долго Кейн жил в полумифических землях за Западным морем.

– Тебе бы не понравился Горовин, – язвительно сказал Кейн. – В его пьесах ни с кого не снимают кожу живьем. Но мое мнение должно быть ясно тебе: у нас нет времени отрывать от Империи по клочку там и сям, когда к услугам Мариля все ее ресурсы. Если ты хочешь, чтобы я действительно был полезен тебе, я должен знать, с какими сверхъестественными силами ты вступила в соглашение. Расскажи мне, что это за таинственная сила, на которую ты все время намекаешь. И только тогда я смогу строить реальные планы.

Эфрель дико захохотала, и на мгновение Кейн испугался, что у нее начинается очередной приступ безумия. Но колдунья просто наслаждалась триумфом и вскоре успокоилась. Она скорчила гримасу, которая на ее изуродованном лице должна была означать загадочную улыбку – Кейн научился узнавать это выражение, – и спросила:

– Что ты знаешь о скилредах?

Хотя направление, которое принимал разговор, не было совсем уж неожиданным для Кейна, он слегка изумился. Впрочем, его мысли в этот момент могли бы тоже изумить колдунью, но он только сказал:

– Я слышал несколько причудливых сказок о скилредах от моряков из этих мест. Какие-то злобные морские боги, как говорят.

Эфрель презрительно захихикала:

– Да, так говорят. Бессмысленные легенды и старушечьи сказки. Послушай, Кейн!

Задолго до того, как человек начал ходить по этой земле, когда море изобиловало примитивной жизнью, а океаны были гораздо обширнее, чем сейчас, процветала раса созданий, известных человечеству как скилреды. Большинство известных нам ныне континентов еще не поднялись из первозданного океана, и только несколько покрытых густыми лесами участков земли виднелись среди безбрежных морей Старшей Земли. Скилреды жили в этом древнем море и создали цивилизацию, которую самое изощренное человеческое воображение не в состоянии измыслить. Как раз в этих краях они воздвигли свои города, ибо в те времена все эти острова лежали на дне океана.

Это была удивительная раса. На земле не было им подобных даже тогда. Были ли они причудой эволюции, расой из другого мира или, возможно, как человек, капризом какого-нибудь безумного бога? Кто может сказать это наверняка? Самые древние писания, которые я изучала, не дают ответа. Но эта земля носила много диковинных рас, о которых люди могут только строить предположения, ибо почти все тайны дочеловеческой истории утрачены навеки.

Каково бы ни было их происхождение, скилреды были сами подобны богам. Они обладали властью над силами природы и сверхъестественной мощью. Они использовали огромных доисторических животных в своих целях, владычествуя над чудовищами, о которых люди знают только из легенд. С помощью своих знаний они создали огромные подводные корабли – сверхъестественные машины, в которых и путешествовали по океанам и вели войны с прочими нечеловеческими расами Старшей Земли. Та эпоха была гораздо более яростной, чем наш век, и тогда существовало множество сил, с которыми дочеловеческим расам приходилось постоянно сражаться, чтобы выжить. Они были искусны и в древних чародействах – тайнах зазвездных бездн, и легенды лишь намекают на те мерзости, которые скилреды вытворяли в своих войнах.

Они воздвигали величественные твердыни – огромные сооружения из базальта, превосходящие человеческое воображение. Их руины можно увидеть и сегодня – на склонах гор, где они разрушаются уже миллионы лет, с тех пор как эти острова появились из-под водной глади. Сама эта крепость Дан-Леге – их творение. Для скилредов это было всего лишь незначительное укрепление.

Но по мере того как шли столетия, власть стала ускользать от них. Возможно, их упадок вызвало высыхание великих морей или охлаждение земли. Существуют записи, в которых рассказывается о войне между скилредами и другой расой старших созданий. Они воевали оружием немыслимой мощи. Многие колоссальные базальтовые замки превратились в расплавленные кучи камня, их огромный флот был разрушен, а внушающие ужас слуги уничтожены. К концу войны обе расы были на грани исчезновения, и только кое-где уцелевшие оплакивали гибель своей цивилизации.

Затем мощные толчки потрясли землю. Горы поднимались из пропастей, и огромные трещины раскололи дно океана. Воды отступили, и дно вспучилось и образовало новые земли. И появился Дан-Леге, чтобы сохнуть под одинокими серыми небесами до тех пор, пока какой-то мой далекий предок не преодолел суеверия и не приспособил замок для себя. Безусловно, ты заметил чужеродность этой цитадели. Бесчисленные пристройки и изменения, сделанные человеком,– новые стены и палаты, лестницы и потолки – не могут скрыть нечеловеческую основу.

Что до самих скилредов, их численность продолжала убывать. Создания необыкновенно долго живущие, они редко рождали себе подобных – но это только одна сторона проблемы. Большинство из огромных зверей, служивших им, погибли, их крепости были практически разрушены, диковинные машины тоже. Их власть пала, они были слишком ослаблены, чтобы противостоять новому враждебному веку. Время шло, а они не были готовы совладать с меняющимся миром – и когда океаны отступили, остатки скилредов погрузились в глубины Сорн-Элина, к северу от того острова, который ныне именуется Пеллином.

Здесь, в бездонной впадине, глубина которой никогда не измерялась, до сих пор обитают остатки этой некогда могучей расы. Мало кто из людей догадывался, что они все еще существуют и что в легендах, рассказывающих об этих исчезнувших морских демонах, есть доля правды. Они редко выбираются из своей впадины, а мудрые люди избегают морей над этой бездной. Моряки нередко рассказывают о глупцах, которые заплывали в Сорн-Элин и платили за это ужасную цену. Но скилредам нет дела до ничтожной человеческой расы, которая унаследовала их древнее обиталище.

Однако я не связана человеческим невежеством и слабостью. С помощью колдовства я установила связь со скилредами. Я научилась общаться с ними и вызывать их из логова в глубинах Сорн-Элина. Глубоко под этой крепостью в основании горы есть огромный зал. Ты видел там мои миленькие игрушки. Именно в этом зале я произношу заклинания и совершаю обряды черных искусств. Но у этой палаты есть и другое назначение. В ней находится круглый бассейн. Я заметила, как ты вглядывался в него, он невероятно глубок, в сущности бездонен. Ибо этот водоем – не что иное, как конец огромного туннеля, который проходит под островом и заканчивается в Сорн-Элине. Скилреды прорубили этот и другие туннели сквозь скалу еще в то время, когда Дан-Леге был их крепостью. Через этот туннель я общаюсь со скилредами.

Именно благодаря скилредам я в курсе любых перемещений моих врагов. В этом и секрет случайных несчастий, которые погубили тех, кто пытался вторгнуться в мои воды или сбежать с острова. Это у скилредов я нашла помощь в борьбе против Неистена Мариля. Империя не сможет устоять перед могуществом скилредов, когда они поднимутся по моему приказу!

Ибо хотя они и держатся столетиями в своей бездне вдали от людей, они не совсем утратили ту силу, которой некогда обладали. Не все их подводные корабли уничтожены. У них есть сказочные машины, построенные с помощью наук, неизвестных людям. Колоссальные металлические корабли, которые двигаются под водой с огромной скоростью, движимые не колдовством, а механизмами, с которыми и сами скилреды уже не слишком в ладу. У них есть оружие, которое может уничтожить любой самый большой корабль. Их подводные лодки могут извергать ужасные струи огня: управляемые потоки энергии, которые превращают в пепел все, к чему прикасаются. Да, у них осталось лишь несколько таких кораблей, и сила, которая двигает их, почти истощилась, но и малое количество таких орудий может уничтожить огромную эскадру.

И еще живы огромные морские создания, подвластные им. На нашей стороне будут сражаться орайха, известные по легендам. Много сказок рассказывают об орайха, первобытных чудовищах, от которых остались жалкие потомки – осьминоги и кальмары. Только несколько таких существ выжило, но в какой бы части океана эти создания ни появились, над такими местами не поплывет ни один человек. Это не миф, что орайха своими щупальцами может увлечь под воду целый корабль. С помощью своей науки скилреды придумали устройства, которые позволят орайха отличать мои корабли от вражеских. Во время боя орайха будут уничтожать суда, у которых не будет этих защитных талисманов.

Такова сила, с которой я вступила в союз. Что ты теперь скажешь, Кейн? Разве сможет Неистен Мариль устоять передо мной?

Кейн внимательно слушал, но если и был удивлен рассказом Эфрель, то не подал виду. В его голосе не было слышно ни удивления, ни неуверенности, хотя его мысли были в беспорядке.

– Если скилреды на самом деле оправдают твои ожидания, то, вероятно, ты станешь императрицей островной Империи, – согласился он. – Но мне бы хотелось своими глазами увидеть, что скилреды могут предложить нам. По всей видимости, их силы ограничены, иначе ты не стала бы полагаться на меня.

Эфрель хихикнула:

– Ревнуешь, Кейн? Но мне все равно нужны воины-люди. И ты можешь посмотреть на скилреда – если готов столкнуться с кошмаром из младенческих снов земли.

Кейн не отреагировал на ее колкость и продолжил:

– Но больше всего меня интересует в твоем тайном союзе вот что: зачем скилредам помогать тебе? Что ты можешь предложить этим созданиям в обмен на их помощь?

Она лукаво посмотрела на него, перед тем как ответить:

– Я говорила тебе, что скилреды богоподобны. Алорри-Зрокрос утверждает даже, что они-то и есть боги, упавшие с небес на землю. И вполне естественно, что боги жаждут поклонения. Падшие боги или падшие демоны – они все еще грезят о былой славе. Скилреды предполагают, что с помощью своего колдовства они восстановят прежнюю власть. Если им будут поклоняться как богам, они снова станут богами. Очевидно, что божество черпает силу в сверхъестественных связях со своими приверженцами. Скилреды будут впитывать психическую энергию, исходящую от бесчисленных тысяч новообращенных.

Так что ответ на твой вопрос лежит на поверхности. Скилреды помогут мне отомстить, стать императрицей, а в ответ я установлю культ скилредов как единственную религию новой Империи. Эфрель будет императрицей, скилреды будут богами. Ах, они рассказали мне о тех обрядах, которых потребуют,– они великолепны! Я буду не только императрицей, но и жрицей. Конечно, они потребуют многочисленных человеческих жертвоприношений. Тебе надо посмотреть, что скилред может сделать с живым человеком, Кейн! Парочка шпионов уже имела такое удовольствие.– Она согнулась в приступе безумного хохота.– Подумай только! Когда еще Империя доставалась так дешево? Всего лишь ценой нескольких сотен жизней ежегодно! Это до нелепости дешево – каждую неделю в Империи умирает от голода гораздо больше народа. Ну как, Кейн? Ты сидишь так спокойно. Или сделка тебе не по душе?

Кейн скупо улыбнулся:

– Я полагаю, ты достаточно знаешь о моем прошлом, чтобы понимать, что человеческая жизнь для меня ничего не значит. И с какими демонами ты заключаешь сделку – это твое личное дело. Единственное, что меня волнует, – можно ли доверять скилредам, выполнят ли они то, что обещают. Сверхъестественные орудия часто оказываются ненадежными, как я знаю по собственному опыту.

Продолжая хихикать, Эфрель поднялась и поковыляла к двери:

– Да, я знала, что ты в последний момент испугаешься этого союза. – Остановившись на лестнице, она пустила последнюю стрелу: – Представить только, Кейн переживает из-за человеческих жизней! – Она захромала по лестнице, ее сумасшедший хохот отдавался эхом.

Долго после этого Кейн сидел на подоконнике, глядя на темнеющее море. Скилреды. Об этом союзе можно было догадаться, ему следовало обратить внимание на кое-какие вещи. Он вспомнил изваяния у водоема под Дан-Леге, были и другие намеки, но подобный союз казался слишком уж невероятным. Кейн опасался, что его планам помешает что-то непредвиденное – сила, с которой он не сможет совладать, фактор, не поддающийся контролю.

Давным-давно он видел скилреда – мертвого, плававшего в море. Кейн узнал его по описанию, данному Алорри-Зрокросом в своем трактате о дочеловеческих расах «Книга Старших».

Смерть не сильно изуродовала его тело. Оно было раза в полтора больше человеческого и отдаленно напоминало человеческое по форме. Только там, где должны были быть ноги, из нижней части туловища росли шесть толстых щупальцев, и то же самое было с верхней частью – два более длинных щупальца вместо рук. Алорри-Зрокрос утверждал, что эти щупальца оснащены присосками, которые высасывают кровь из жертвы. Он поведал о гастрономических склонностях этого создания с ужасающими подробностями. На втором конце туловища, там, где должна быть голова, был короткий выступ, окруженный по краям примерно полудюжиной глаз. В основании этой гротескной головы была большая зияющая беззубая полость, которая служила ртом. Она втягивала воду, которая проходила через жабры и выплескивалась из нижнего конца туловища. Подобно осьминогу, которого напоминало это создание, скилред мог передвигаться в воде с большой скоростью. У омерзительного создания из младенчества земли, если верить Алорри-Зрокросу, душа была еще более чудовищна, нежели обличье.

Тем не менее не это беспокоило Кейна – хотя он и испытывал ненависть к любым богам. Его тревожило то, что у Эфрель обнаружилось средство избавиться от него в случае необходимости – или, скорее, что существовал фактор, который мог усложнить ему самому устранение Эфрель. Ибо довольствоваться второстепенной ролью было совершенно чуждо его натуре. И Кейн знал, что поражение Неистена Мариля будет всего лишь первым этапом кровавых узоров, которые сплетает судьба.

XXI. ОБ ИГРАХ И ЦЕЛЯХ

С моря дул легкий ветер. Луна выглядывала из-за облаков, освещая мостовые.

Имель указывал путь, он шел быстро и нервно.

– Я подумал, что, вероятно, ты можешь что-то с ним сделать, – сказал он.

– Не всегда, – проворчал Арбас, с трудом поспевая за ренегатом.

– С ним такое часто? – спросил Имель.

Арбас пожал плечами:

– Я не настолько хорошо его знаю. Но пару раз я видел его таким. На него иногда находит. Он не спит, курит слишком много опиума и заливает в себя слишком много бренди. Любой другой человек дал бы дуба через неделю такой жизни, но Кейну хоть бы что…

– Это здесь, – сказал Имель, указывая на прибрежный кабак.

Над дверью не было никакой вывески, но смесь запаха кислого вина, мочи и рвотных масс была знакома убийце. Они осторожно миновали грязный кожаный занавес и всмотрелись в полумрак. Через порог было переброшено раздавленное тело человека. Арбас переступил через него.

– Кейн? – позвал он тихо.

Фигура, склонившаяся над стойкой, подняла голову.

– Заходи, Арбас, – пробормотал Кейн.

Убийца вошел в плохо освещенную комнату. Имель взволнованно последовал за ним. Еще одно искалеченное тело лежало среди обломков стола.

– Похоже, ты конфисковал это заведение исключительно в свою пользу, – заметил Арбас.

– Почти, – согласился Кейн. Он поднес бутылку к губам, глотнул и бросил ее Арбасу. Узколицая жрица любви протянула ему еще одну из-за стойки. Ее глаза беспокойно метались от лиц пришедших к Кейну.

– Содержатель таверны ушел, – сказал Кейн. – Моя подруга рассказывала мне историю своей жизни. Это очень интересно.

– Чем занимаешься? – небрежно поинтересовался Арбас, передавая бутылку Имелю.

– Искал спокойное место, чтобы немного выпить.

Лицо девушки было неестественно бледным под румянами. Арбас глянул вниз и увидел третье тело, растянувшееся за стойкой у ее ног.

– Спокойное место, – сказал убийца.

– Здесь стало гораздо спокойнее спустя некоторое время,– поведал ему Кейн.

Имель вздохнул и сел на скамью. Его люди доложили ему о драке. К тому времени Кейна узнали, и уже не было необходимости вмешиваться. Хотя для полководца позволительно выпить с низшими по званию, ренегат сомневался, пристойно ли драться с ними.

Кейн нахмурился, увидев встревоженное лицо Имеля.

– Выпей, – пригласил он. – Ты выглядишь расстроенным. Хочешь позаимствовать мою подружку?

Кейн грубо захохотал от этой мысли. Он скатился со стойки, держа в огромных руках две бутылки, и направился через замусоренную комнату. Продолжая смеяться, он скользнул в кресло за угловым столиком.

Арбас кивнул Имелю, и они пододвинули стулья и уселись рядом с Кейном. Проститутка робко наблюдала за ними из-за грязной стойки, поедая глазами входную дверь.

– Арбас,– сказал Кейн,– ты когда-нибудь спал с одноногой женщиной?

Убийца отрицательно покачал головой, наклоняя свою бутылку.

– Имель, – повернулся Кейн к товносианцу, – ты когда-нибудь спал с одноглазой женщиной?

Имель сделал большой глоток из своей бутылки, изо всех сил надеясь, что их никто не слышит. От бренди ему показалось, что убогая комнатка светится, и неожиданно он засмеялся вместе с Кейном.

– Было время,– начал Кейн, пододвигая бутылку компаньонам,– было время, когда императрица приглашала тебя в свою постель, и за это стоило сражаться. На следующий день отправляйся и разбросай свои кишки по полю битвы – черт побери, умрем за поцелуи ее императорского величества. Почему нет? Мужчины гибли и из-за более глупых вещей. Но это…

Арбас тоже развеселился. Проститутка выскользнула из-за стойки и скрылась в ночи. Никто не обратил на нее внимания.

– Имель,– пробормотал Кейн,– твоя подружка сбежала.

– Она слишком тощая, – ответил Имель, приканчивая вторую бутылку.

– Все эти герои из легенд, – запечалился Кейн, – шли и погибали за любовь прекрасной дамы. А все, что есть у нас троих, – одноногая сумасшедшая.

– Да уж, должна быть причина получше, чтобы жизнь отдать,– согласился Имель.

– А тебе-то зачем это надо? – спросил Кейн.

– У меня самый лучший повод, – ответил ренегат с пьяной откровенностью. – Я сражаюсь ради себя самого. Если все будет хорошо, то, когда это закончится, я буду одним из величайших лордов новой Империи. Земли и богатства, власть и высокое положение. Больше не надо будет терпеть насмешек со стороны Оксфорса Альремаса и ему подобных. Моя кровь так же чиста, как и у них. Все, что мне надо, – это богатство и власть.

– Если ты доживешь до этого, – жизнерадостно ввернул Арбас. Он вернулся от стойки с очередной партией тяжелых зеленых бутылок.

– Я поставил на ту, которая одержит победу, – возразил Имель. – Я знаю, каков риск. Любая цель, которая стоит того, чтобы стремиться к ней, имеет цену.

– И способ не платить по счетам, – ухмыльнулся убийца.

Имель поднял свою бутылку:

– Я рискну. Иначе ради чего жить? Но как насчет тебя, Арбас? Тебя, с твоей похвальбой, что ты учился в великом университете в Ностоблете? Почему будущий философ покинул пыльные библиотеки и лекционные залы, чтобы продавать свой клинок за запачканное кровью золото?

– Та же причина, что и у тебя, Имель, – с подчеркнутой медлительностью произнес Арбас. – Просто я более избирательно отношусь к тем, кого убивать, чем обычный наемник. Прибыльное занятие, хотя и не такое славное, как резня на поле боя.

– Тогда что ты делаешь здесь, с Кейном?

– Почему бы и нет? Мне платят и за это.

– Это не ответ.

– Такой же ответ, как и любой другой. Черт возьми, разве человек может по-настоящему контролировать свою судьбу? Разве он знает, почему поступает так, а не иначе? Мы играем в драмах, которые сочиняют боги, следуем узору наших судеб, – и какая разница, как мы пытаемся объяснить наши жизни и наши дела?

Имель рыгнул:

– Клянусь Хорментом! Тебе следовало остаться в университете. Но как насчет тебя, Кейн? Можешь ли ты объяснить, почему ты здесь? Или ты будешь извергать такую же философскую белиберду, как и Арбас?

Кейн горько рассмеялся:

– Это моя игра. Старая игра со старым врагом. И сегодня я обнаружил, что устал от нее.

Он встал и стремительно вышел. Они отправились за ним, следуя за звуками его ядовитого смеха во мраке.

ХХII. НАВЕРХ ИЗ БЕЗДНЫ

«Ара-Тевинг» шел на всех парусах, рассекая бронзовым тараном черные волны Сорн-Элина. В полумиле от правого борта в испещренное звездами небо вонзались унылые утесы северного берега Пеллина. На фоне одинокой луны плыли перистые облака. Корабль отплыл из Призарта на заре. Ночь «Ара-Тевинг» встретил, разрезая неизмеримо глубокие воды Сорн-Элина.

– Это здесь, – сказала Эфрель.

Кейн приказал спустить паруса. Трирема стала медленно дрейфовать под слабым ветерком. Эфрель, закутанная в горностаевый плащ с капюшоном, вышла на нос и молча стояла у перил, вглядываясь в чернильное море.

Арбас проследил за ее взглядом.

– Так, значит, здесь мы встретимся с нашими новыми союзниками, – неуверенно заметил он. – Когда ты сказал мне, что у Эфрель на уме, я был поражен, что ты принял за чистую монету этот горячечный бред. Теперь, когда я здесь, я уже не так скептично настроен. Если бы не черная линия утесов вон там, я бы поклялся, что мы плывем по морям ада. Ничего удивительного, что даже пеллиниты избегают этих вод!

– Дно в этих местах даже ближе к аду, чем можно себе представить, – пробормотал Кейн. – Что до скилредов и их питомцев, то они все еще населяют эти воды – в этом нет сомнения. Мы уже видели доказательства этого – во время побега из Лартроксии и позже, в Призарте. Что меня приводит в замешательство, так это заявления Эфрель, что после неисчислимых тысячелетий у скилредов сохранился действующий флот. Дочеловеческие расы создавали поразительные машины и оружие, но я не видел действующий реликт Старшей Земли уже наверное… Ну, довольно долго.

Арбас, который, учась в университете, слышал кое-что о расах Старшей Земли – эпохи, скрытой ныне под покровом мифов, – попробовал надавить на Кейна, чтобы тот поведал подробности.

– Я видел крошащиеся кучи базальта, о которых Эфрель говорит, что это были крепости скилредов, – заметил он. – Но как что-то механическое может пережить базальтовые скалы?

– Вот и я о том же, – задумчиво сказал Кейн. – Если их флот был построен на закате той эпохи, как и Дан-Леге, и заботливо сбережен до наших дней… Впрочем, кто может сказать, что возможно, а что нет, если речь идет о науке Старшей Земли. Мы куда больше знаем о черной" магии, чем о дочеловеческой науке. – Кейн нахмурился и продолжил: – Есть и другая возможность. Я думал о том, зачем Эфрель добивалась, чтобы я возглавил ее восстание, и так долго лишь намекала о своем тайном союзе.

Имель, слушавший в мрачном молчании, перебил:

– Возможно, по ряду причин. Во-первых, Эфрель нужен человеческий флот и наземные войска. Во-вторых, ей срочно требовалась защита от кары Мариля, когда он узнает о заговоре, – а она знала, что это случится. В-третьих, ей необходима была первая сокрушительная победа, чтобы привлечь сторонников. Наконец, скилреды потребовали убедительное доказательство силы Эфрель, перед тем как вмешаться в человеческие дела.

– Хорошо,– ухмыльнулся Кейн.– Все в точности так, как мне сказала Эфрель. Да вдобавок скилредам нужно было время, чтобы создать устройства, позволяющие отличить наши суда от имперского флота. Все сходится.

– Тогда что же тебя тревожит? – поинтересовался Имель.

– Предположим, что скилреды намереваются использовать не реликты дочеловеческой эры,– промолвил Кейн.– Предположим, что это новые корабли, которые скилреды сооружают специально для Эфрель.

Арбас коротко глянул на задумчивое лицо Кейна:

– Продолжай.

– Если эта догадка верна,– сказал Кейн,– тогда становится ясно, что скилреды сохранили остатки древнего знания и власти. И после бесчисленных миллионов лет Эфрель каким-то образом уговорила их использовать свое могущество, чтобы вмешаться в дела людей.– Он помолчал, вглядываясь в чернильное море. – Интересно, не получится ли так, что Эфрель, призвав скилредов, вскоре обнаружит, что они не намерены возвращаться в свое потерянное королевство.

Его размышления оборвал радостный крик Эфрель:

– Они идут!

Корпус триремы вибрировал от высокого гудения откуда-то снизу. Моряки беспокойно переглядывались. Люди закричали, указывая на море.

Черные воды Сорн-Элина кипели и вздымались.

Их было четверо, и они, поднявшись из воды, словно стая гигантских черных китов, закружились вокруг «Ара-Тевинга». Только ни один кит не мог сравниться в размерах с этими металлическими левиафанами, и ни одно морское создание не могло плыть с такой невероятной скоростью.

Вопль изумления и ужаса вырвался у команды. Кейн ощутил дрожь: когда он последний раз видел чудо, которое могло сравниться с этим?

Корабли скилредов были примерно в три раза длиннее флагмана Кейна, хотя не намного шире. Он были каплевидной формы – овальная корма и сужающийся нос. Заостренный нос окружало, подобно короне, кольцо шарообразных выступов, испускавших светло-зеленый свет. Столб пара поднимался из искрящейся грозди – каждый шар был примерно десяти футов в длину и сделан то ли из полупрозрачного кристалла, то ли из просвечивающего металла. На одинаковых расстояниях вдоль покатых металлических бортов были расположены конические или овальные выпуклости – черные и на первый взгляд безжизненные.

На мгновение четыре металлические левиафана зависли над поверхностью. Хотя команда была предупреждена, появление этих удивительных кораблей привело всех в страх и трепет. Затем – легко, как акула бросается на жертву, – подводные лодки увеличили скорость и помчались по волнам, оставив «Ара-Тевинг» позади. Несясь чуть ли не над водой, они рассекали море – бесшумно, слышен был только шум воды и гудение двигателей. Кейн следил за их молниеносными передвижениями по свету, испускаемому движущими устройствами. Он оценил их скорость примерно в шестьдесят с лишним узлов. По струям пара, извергавшимся у них в кильватере, он понял, что их двигатели выделяют много тепла.

Они мчались по Сорн-Элину, пока бледно-зеленые волны за их кормой не перестали бурлить. Кейн ждал. Так же внезапно, как и раньше, из морских глубин раздался воющий гул, черная вода вздыбилась – флот скилредов вновь появился перед пораженными людьми и их хрупким деревянным корабликом.

– Теперь смотри, Кейн! – раздался пронзительный хохот Эфрель.

Кейн почувствовал, что у него зашевелились волосы – словно в ожидании удара молнии.

Внезапно конический выступ на носу одной подводной лодки ослепительно сверкнул фиолетовым. Из него с треском вылетел луч и достиг базальтовых утесов, находящихся на расстоянии полумили. Луч ударил по мысу – и тут же деревья и растительность исчезли в ревущем огне, горы начали крошиться и рассыпаться.

Через секунду все четыре подводные лодки открыли огонь – сверкающие лучи испускались из башенок, расположенных вдоль черных корпусов. Адское пламя вырвалось из ночи, и жадные лучи обрушились на берег. Море вздыбилось потоками шипящего пара, когда раскаленные докрасна массы базальта обвалились и расплавленной лавиной рухнули в кипящее море. Чахлый лес занялся пламенем, а через мгновение от него остался белый пепел. Береговая линия на протяжении сотни футов превратилась в извергающий огненную лаву вулкан.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Кейн перевел дух, осознав, что все это время сдерживал дыхание. Он плохо видел из-за вспышек разрушительных молний. На побережье в клубах пара и дыма тлела страшная красная рана.

Команда была чересчур ошеломлена, чтобы впасть в панику.

– Смотри, Кейн! – завопила Эфрель. – Смотри!

Кейн проследил за ликующим жестом колдуньи. Четыре судна скилредов отплыли от «Ара-Тевинга» и образовали квадрат. Кейн вгляделся в черную воду между ними.

Из волн поднимались извивающиеся черные щупальца, хлеща воздух и злобно шлепая по корпусам подводных лодок. Море содрогнулось – и из него вынырнула гигантская масса сплетенных щупальцев. На секунду над поверхностью моря показалось огромное раздутое туловище. Кейн рассмотрел, что оно было величиной с огромнейшего кита, с извивающимися щупальцами немыслимой длины, которые человек не смог бы охватить, со скрежещущим клювом, который мог раздробить корпус военного корабля, как орех, с бледными глазами размером с двери, уставившимися на него злым и умным взглядом.

Чудовище из детства земли выпрыгнуло из воды и опять погрузилось в чернильные волны. Теперь Кейн знал, что орайха и в самом деле так ужасен, как говорят предания. И Кейн был рад, что он скрылся. При мысли о том, что подобное создание рыщет в глубинах под «Ара-Тевингом», его слегка зазнобило. Он подумал, смогут ли скилреды держать такое чудовище под контролем…

Через мгновение подводные лодки скилредов тоже исчезли. «Ара-Тевинг» опять остался один в море – команду лишь теперь охватила паника, и только затихающие красные отблески на тлеющем побережье подтверждали, что произошедшее не было безумным ночным кошмаром.

Эфрель откинула голову, хохоча. Горностаевый капюшон упал, и Кейн взглянул в жуткое лицо, воющее на мертвенно-бледную луну.

– Заставь людей пошевеливаться! – рявкнул Кейн Имелю.– Надо поскорей выбираться из этих вод.

– Что ты теперь думаешь, Кейн?! – торжествующе воскликнула Эфрель. – Разве я солгала? Ты хотел увидеть это, и разве я не выполнила твою просьбу? Ты все еще боишься Неистена Мариля? Ты все еще сомневаешься, что Эфрель управляет силами, непредставимыми жалким философским человеческим воображением?

– Но на самом ли деле ты управляешь этими силами? – вслух подумал Кейн.

ХХIII. НОЧЬ В ПОКОЯХ М'КОРИ

В покоях М'Кори царил полумрак. Тусклая свеча бросала мягкий свет на два тела, раскинувшихся на ложе,– М'Кори нежно гладила мускулистую спину Лагеса. Он спокойно лежал, расслабившись и наслаждаясь успокаивающими движениями ее рук. Лагес издал довольный вздох.

– Ленивое животное! – воскликнула М'Кори и шаловливо шлепнула его по ягодицам. Он грубо схватил ее и притянул девушку к себе. Застежки ее пеньюара были расстегнуты во время их предыдущих объятий, и, когда они слились в поцелуе, Лагес потянул его с ее плеч. Она гортанно застонала и прижалась к его обнаженной груди. Через несколько секунд она хихикнула и игриво оттолкнула его.

– Что за вольности ты позволяешь себе, грубиян! – вскрикнула она, изображая недотрогу, к которой пристает непочтительный ухажер. – Кажется, ты слишком беспечно относишься к милостям девушки. Неужели ты хочешь обесчестить меня!

Приняв ее игру, Лагес вскочил, приняв взволнованный вид – несколько неуверенно после выпитого вина, – и продекламировал:

– О, прекрасная дама! Не топчи мое сердце! Ведь в нем горит неугасимая страсть бедного воина, которому грозит гибель в бою!

М'Кори ахнула и упала на подушки. Ее лицо побледнело, она поднесла руку ко рту и закусила кулак, чтобы сдержать слезы.

Лагес проклял себя за свою неловкость. Черт побери! Вечно он ляпнет что-нибудь не то! Она так пыталась забыться, отвлечься от напряжения назревающего конфликта, а он тотчас напомнил о нем. Прошедшие месяцы были для нее трудными, он знал это. При всей своей веселости она на самом деле была уязвима, как дитя. Временами Лагес боялся, что он сломает ее своими грубыми руками и неделикатным обхождением.

Он прикоснулся к обнаженному плечу и привлек ее к себе. Ее глаза цвета морской волны вновь наполнились слезами, но она взглянула на него и попыталась не плакать.

– Ты не вернешься, – мягко сказала она. – Я знаю.

Лагес рассмеялся и неясно встряхнул ее:

– М'Кори, М'Кори! Это так глупо! Ты говорила то же самое и в прошлый раз, помнишь? А на этот раз риска будет гораздо меньше. Мы знаем, каковы приемы Кейна и как им противостоять. Мы даже оборудовали некоторые корабли катапультами, как у него. И мы намного превосходим мятежников численностью. Я даже не буду возглавлять наши силы, – добавил он с досадой. – Твой отец сам поведет флот. – Он довольно заметил, что М'Кори не беспокоилась об отце. Марилю никогда не было дела до дочери, что бы он ни говорил.

Ее прическа была в беспорядке, и кольца белокурых волос падали ей на грудь. Лагес приподнимал каждую прядь осторожными пальцами. Из ее глаз ушла боль. Под нежностью в ней таилась сила.

– Не забывай предсказание, М'Кори, – напомнил он, чувствуя, как ее сердце бьется под его кончиками пальцев. – Ты же не собираешься сдаться сейчас, после того как ты так долго сохраняла веру?

Лицо М'Кори приняло мечтательное выражение.

– Так давно,– тихо сказала она.– Интересно, эта женщина на самом деле была жрицей Лато? – На ее щеки вернулся румянец. Губы приоткрылись.

Он залюбовался ее бледной красотой, отраженной в свете свечи.

– Когда мы будем мужем и женой, тебе придется привыкнуть к моему отсутствию всякий раз, когда Империя в опасности.

Она покорно посмотрела на него.

– Давай жить сегодняшним днем, – прошептала она и потянулась к нему.

XXIV. НОЧЬ В ПОКОЯХ ЭФРЕЛЬ

Огромные масляные светильники ярко горели, пытаясь разогнать чернильный мрак подземной палаты. Их неестественный слепящий свет озарял жуткую сцену, какие нередко видел этот зал.

Кейн стоял рядом с Эфрель и наблюдал, как мускулистый стражник из доверенной гвардии вводил в потайные покои партию узников. Примерно шестьдесят человек из тех, кто был взят в плен в битве три месяца назад, не были связаны, но не пытались сбежать. Они с трудом переставляли ноги, на их лицах застыла маска полной безнадежности. Захваченные парализующими чарами Эфрель, они были не в состоянии управлять своими движениями, неумолимо приближаясь к гибели. Как бездумные автоматы, имперцы были притянуты ментальным приказом ведьмы. Ужас в их глазах рос по мере того, как они приближались к водоему.

Сегодня черный бассейн не был, как обычно, спокойным и гладким, подобно зеркалу. Вода кипела и волновалась от стремительных движений под темной поверхностью, и время от времени показывались плывущие тени. Иногда над водой поднималась черная фигура и погружалась обратно скорей, чем ее могли бы рассмотреть обычные человеческие глаза. В водоеме таился ужас.

Эфрель говорила:

– Все указывает на то, что Неистен Мариль вскоре собирается нанести удар. Его лихорадочные приготовления подходят к завершению. Я полагаю, ты готов мгновенно собрать все наши силы.

– Конечно, – подтвердил Кейн. – Ты уже видела, что мои люди в полной готовности, флот на месте и готов к отплытию. Главное, убедись, что твои милые друзья будут готовы, когда мне потребуется их помощь.

Он подумал о почти непреодолимых трудностях, с которыми он столкнулся, чтобы организовать скилредов и привести с их устрашающим оружием в боевой порядок. Трудности возрастали из-за необходимости все держать в тайне. Но и это было ничем по сравнению с поддержанием дисциплины среди его людей, когда они узнали о том, кто их союзники. Кейн поддерживал порядок железной рукой. Никто не покидал остров без специального распоряжения.

В течение нескольких недель после той ночи, когда он побывал в Сорн-Элине с Эфрель, происходили бесчисленные встречи со скилредами в тайном зале колдуньи. Здесь, окруженный реликтами многовековых чародейских занятий, Кейн наблюдал, как Эфрель общается с жуткими созданиями.

Они общались телепатически, хотя как Эфрель могла обмениваться мыслями с такими нечеловеческими чудовищами, оставалось загадкой даже для Кейна. Он и сам развил свои телепатические способности до степени, недоступной большинству людей, но он не мог понять ничего из того, что проносилось между Эфрель и скилредами. Если скилреды могли устанавливать ментальный контакт с человеческим разумом, они делали это только с Эфрель – или же ведьма сама обладала невероятными психическими силами. Так или иначе, но колдунья совершила невозможное: благодаря ее помощи Кейн смог проработать со скилредами детали предстоящей битвы.

Впрочем, перспектива объединиться умами со скилредами была для него малопривлекательной. Куда больше его интересовали парализующие чары Эфрель. Она хорошо хранила этот секрет – как, впрочем, и все свои секреты. Но Кейну казалось, что он разгадал, на чем основано ее заклинание, и он подумывал, не опробовать ли ему на каком-нибудь пленнике собственное контрзаклинание: сможет ли оно нейтрализовать чары Эфрель.

Колдунья прервала его раздумья:

– Они должны принести корабельные талисманы – вот они.

Кейн проследил за ее жестом; из воды вынырнула бочкообразная миниатюрная подводная лодка скилредов. Крошечное судно подплыло к низкой стене бассейна. На сферическом носу открылся люк.

Кейн резко скомандовал, и к стене, у которой находилось судно, приблизился ряд испуганных солдат. Один человек ахнул и чуть не свалился вниз, когда черная петля щупальца протянула ему некую емкость.

– Осторожно, ты, неуклюжая задница! – гаркнул Кейн.

Объемистые сосуды содержали дюжины тяжелых металлических шаров величиной с голову человека. Эти талисманы решали важнейшую проблему согласованности действий. С помощью этих устройств скилреды могли бы различать военные корабли мятежников и имперский флот. Продукты науки скилредов, эти металлические яйца испускали постоянный гул, который ухо человека не улавливало, а скилреды и их гигантские слуги слышали и понимали. Каждый корабль флота мятежников должен был иметь под килем такой шар – или подвергнуться опасности быть уничтоженным нечеловеческими союзниками Эфрель.

Разгруженная подводная лодка ушла в глубину. В зале повисла аура жуткого ожидания. Имель во главе своей рабочей команды с радостью повел носильщиков прочь из палаты. Арбас стоял, скрестив руки на мощной груди, и ждал, захочет ли Кейн уйти.

– И последнее, Кейн,– напомнила Эфрель, внимательно вглядываясь в поверхность водоема. – Помни, что ни Неистен Мариль, ни М'Кори не должны пострадать. Я бы хотела захватить живьем и Лагеса, но это не так важно. Любой ценой Мариль и М'Кори должны быть доставлены ко мне целыми и невредимыми. Убей тысячу людей, если надо, но приведи их ко мне, чтобы они испытали всю глубину возмездия, которое я обещала обрушить на Дом Неистенов! У меня особые планы на этих двоих, и никто не посмеет нарушить их. Проследи, чтобы это поняли все твои люди.

– Конечно! – заверил ее Кейн, как будто слыша это впервые. В своей безумной одержимости Эфрель говорила ему это уже раз сто. – Главное, присмотри, чтобы твои уродливые дружки оставили флагман Мариля мне.

Эфрель кивнула:

– Они знают. Они могут выделить какой-либо корабль и не трогать его.

Отвернувшись от него, она подняла руку в указующем жесте. Охваченные смертельным ужасом, имперские пленники резко дернулись вперед – как марионетки на невидимых нитях. Их мускулы напрягались в отчаянных усилиях, но они не могли освободиться от заклятия. Подобострастными шагами они подходили ближе к водоему, к самому краю. И вниз.

Вода тут же ожила – полчища ожидавших скилредов устремились к сопротивляющимся жертвам. В последний момент чары ослабли, и вопли обреченных эхом отдавались в зале-пещере.

Кейн с интересом наблюдал, как несчастных жертв утаскивают под воду петли склизких черных щупальцев – чтобы эти создания из забытого прошлого поиграли с ними и выпили кровь.

На края водоема выплеснулась алая пена, и лицо последней жертвы пропало в бездонном колодце. Алорри-Зрокрос не солгал о гастрономических пристрастиях скилредов.

XXV. БИТВА ЗА ИМПЕРИЮ

Морской ветер развевал рыжие волосы Кейна, стоявшего на носу «Ара-Тевинга» и разглядывавшего в подзорную трубу имперскую эскадру. Море было темным от судов – военных кораблей всех видов под красным стягом Товноса, синим стягом Рэканоса, зелено-черным флагом Фиситии… Кейн бросил попытку считать: сюда собрались корабли со всех концов империи, объединившихся под стягом императора.

Имперская армада превосходит по численности его флот раза в четыре, прикинул Кейн. Мариль был уверен в своих силах и поэтому предпочел выступить первым и раздавить мятежников в одной решающей битве. Кейн предвидел такой шаг – и, глядя на свой флот, он счел стратегию Мариля оправданной.

Несопоставимое с имперским флотом скопище устаревших, полностью перестроенных и отремонтированных судов, среди которых было всего несколько первоклассных линейных кораблей. В то же время Эфрель привлекла на свою сторону ряд островных правителей, и их суда вместе с военными кораблями Пеллина составляли костяк флота Кейна. Всего под его командованием была примерно сотня кораблей – сильный флот, но имперская армада неизмеримо превосходила его и по численности, и по классу. Их уничтожат, если скилреды не появятся.

Неистен Мариль, стоявший на палубе своего флагмана, не испытывал никаких дурных предчувствий при виде флота мятежников.

– Клянусь Хорментом! – засмеялся он, обращаясь к капитану. – Эта изъеденная оспой ведьма собрала больший флот, чем я предполагал. Я и не знал, что в Западном море столько лоханок, которые еще держатся на плаву! Только это ей не поможет. Мы снесем этих чертовых мятежников, как прилив водоросли.

Он оскалился, принимая от оруженосца увенчанный гербом шлем:

– К ночи мы будем в Призарте смотреть, как горит город. Я собираюсь преподать им урок, который выбьет из их голов мысли о мятеже на ближайшие сто лет. Пеллин слишком долго отравлял тело Империи, словно гниющая опухоль. Сегодня я вскрою и прижгу этот вонючий нарыв раз и навсегда. А что касается Эфрель и ее так называемого бессмертного полководца…

В авангарде имперского строя раздался крик тревоги. Мариль оборвал на полуслове свое злорадствование и повернулся посмотреть, что происходит. Ошеломленный, император вытянул руку и недоверчиво спросил:

– Что это такое, во имя семи преисподних Тлолуина?!

Из моря между двумя враждующими армадами, словно стая колоссальных китов-убийц, вынырнули четыре подводные лодки скилредов. Бесшумно, за исключением сверхъестественного сверхзвукового гула их двигателей, они устремились к имперской эскадре.

Что бы ни представлял собой этот странный флот, его враждебные намерения были очевидны. Мариль распорядился открыть огонь из катапульт.

Установленные на палубе катапульты – меньше тех, которые использовал Кейн, и с обыкновенным вооружением – запустили свои смертоносные снаряды. Ураган камней и вымоченных в смоле огненных шаров пронесся над морем и рухнул на лодки скилредов. Пламя разлилось по металлическим корпусам, не причиняя вреда; камни с громким стуком ударялись о непроницаемые левиафаны и отскакивали прочь.

Катапульты едва успели выпустить первый залп, как флот скилредов атаковал. Из конических башенок вырвались потрескивающие лучи неистовой энергии. Корабли охватило гудящее пламя.

Имперский флот как будто попал в немыслимый ураган молний в пылающих морях ада. Всепожирающие лучи уничтожили переднюю линию армады, сея панику в рядах гордого флота. Обреченные солдаты кричали от ужаса, видя, как их товарищи вместе с кораблями превращаются в обугленную массу, и ожидая, что следующий разрушительный луч отправит в ад их самих. Это был ужас, с которым не могло справиться никакое человеческое оружие, которому не могла противостоять никакая защита. В отчаянии команды катапульт продолжали вести бесполезный огонь, получая в ответ непрекращающийся ливень сверкающей смерти с кораблей скилредов.

– Продолжать стрелять! – завопил Мариль, пытаясь навести порядок в пылающем хаосе. – Таранить их! Полный вперед!

Каким-то образом его приказы передали на другие корабли. Их капитаны отчаянно устремились через смертоносные воды, сближаясь с флотом скилредов.

Снова и снова фиолетовые лучи вырывались в жажде разрушения. Бесчисленное множество кораблей исчезло в пылающем забвении. Горящая искалеченная имперская армада решительно двигалась к флоту скилредов. Обугленные останки покрывали дымящиеся волны. Вонючие клубы пара наполняли воздух.

Потом Мариль почувствовал, что палуба под его ногами поднимается,– в имперский флагман ударило копье разрушительной энергии. В том месте, куда упал луч, корма взорвалась колонной пламени, когда сильнейший жар спалил дерево и плоть во вспышке раскаленного огня. Корпус расколола зияющая щель. Из проломленной обшивки вырвался пар, когда в пылающую рану хлынуло море. Военный корабль резко осел на киль.

– Все с корабля! – уже без нужды закричал Мариль.

Флагман охватила паника. Люди прыгали из пылающего ада в усыпанное обломками море. Многие сразу же шли на дно под тяжестью оружия и доспехов.

Мариль быстро сорвал с себя шлем, панцирь и наколенники. Он бросился к поручням в тот миг, когда флагман накренился в последний раз, и прыгнул за борт. Рассекая воду, усыпанную обломками, сильными уверенными взмахами, он поплыл по направлению к ближайшему судну. В его ногу вцепился тонущий матрос, утягивая его вниз. Император пнул несчастного в лицо и высвободился.

– Сюда, дядя! – Это кричал Лагес. Его корабль оказался рядом с флагманом.

Преодолев смешение обугленных обломков и тонущих людей, Мариль подплыл к кораблю. Ему сбросили веревку, которую Мариль быстро поймал. Он взобрался на борт.

– Лагес! – воскликнул он и сжал руку племянника. – Я больше не жалею, что пощадил тебя! Кто-нибудь, принесите мне меч! Я не позволю еще одному хорошему клинку пойти на дно до того, как он отведает крови вонючих мятежников!

Лагес мрачно улыбнулся и выругался:

– Что за адское оружие использует против нас Кейн? Люди гибнут, корабли взрываются – а мы еще не нанесли ни одного удара.

– Не знаю, что это,– прокричал Мариль.– Но я вижу в этом руку Эфрель. И раз мы не можем уничтожить демонские корабли колдуньи, нам остается только подойти вплотную к флоту Кейна – там они не смогут стрелять, опасаясь попасть в корабли мятежников. Полный вперед! Если камни и огненные шары отскакивают от их защищенных бортов, посмотрим, устоят ли они перед тараном!

Имперская армада ринулась по волнам, и только ее огромная численность позволила приблизиться к кораблям скилредов. Медленно, неся жестокие потери, они поравнялись с подводными лодками. Суда скилредов неподвижно застыли на поверхности, стреляя со всей возможной скоростью.

Первый ряд военных кораблей подошел вплотную к ним. Трирема попыталась протаранить одну из лодок и ударила ее в борт. Нос триремы сломался при ударе, не причинив никакого вреда металлическому корпусу. В следующий миг корабль и несчастных на его борту испепелила вспышка ревущего пламени.

Но вслед за первой и вторая трирема на полной скорости втаранилась в корму другой лодки скилредов, ударив по одному из овальных выступов. Сила столкновения была такова, что таран с бронзовым наконечником пробил светящийся шар и вонзил свой острый клюв глубоко в жужжащий двигатель подводной лодки.

Тотчас корабль скилредов взорвался раскаленным шаром иссушающего белого пламени. Ослепляющий свет – ярче, чем солнце – поглотил оба судна. Трирема и подводная лодка как будто испарились. В небеса огромными обжигающими облаками извергнулся ревущий пар. Корабли, находившиеся рядом с местом взрыва, вспыхнули от нестерпимой жары.

Вместе с взрывом остальные три подводные лодки нырнули в глубину и исчезли. То ли они опасались разделить участь своей сестры – теперь, когда было обнаружено их слабое место, – то ли предпочли, чтобы битву продолжили другие.

Смертельное препятствие исчезло, и имперский флот ринулся навстречу силам Кейна. Солдаты ликовали оттого, что один из чужих кораблей был уничтожен, и теперь безумно хотели вступить в сражение с осязаемым, человеческим противником. Но Мариль с болью осознавал, что больше половины его флота погибло в огне смертоносного оружия демонических союзников Эфрель.

Только несколько сотен ярдов разделяли оба флота. Воздух уже наполнился снарядами и стрелами – и боевые кличи зашумели, как разъяренный прибой.

Затем появился новый ужас – оружие, столь же смертоносное и неожиданное, как и флот скилредов, – и боевые кличи превратились в крики ужаса.

Внезапно из волн выстрелило черное щупальце – толще чем тело человека – и обернулось вокруг одного из кораблей. Имперцы оцепенели: из воды, извиваясь, появилось целое сплетение щупальцев и схватило обреченный корабль. Солдаты в ужасе закричали, когда из морских глубин на поверхность вслед за щупальцами выбралось само кошмарное создание – раздувшаяся гора резиновой плоти, два мертвенно-белых глаза, взирающие на ненавистный солнечный свет. Одна из самых жутких легенд моря ожила.

Орайха крепче сжал корабль. В его губительных объятиях дерево трещало и ломалось. Чудовищный пожелтевший клюв раскрылся, как замковые ворота, затем захлопнулся, сокрушая прочный корпус корабля. Вопящих, оказавшихся в пенящемся море беспомощных солдат утянуло в ад вместе с их раздавленным кораблем.

Еще несколько чудовищ из первобытной эпохи поднялись на поверхность, чтобы напасть на имперский флот. С ужасающей легкостью гигантские орайха крушили один корабль за другим. Казалось, систематичные атаки чудовищ направлялись каким-то сверхъестественным разумом. Стряхнув оцепенение, вызванное появлением омерзительных созданий, имперские солдаты и матросы устремились навстречу новой угрозе. Но стрелы и мечи оказались бесполезны. Попытки таранить тоже были тщетными, потому что орайха слишком быстро передвигались. Безумцы, попытавшиеся использовать таран, обнаружили, что эти существа ныряют под корабль и утаскивают его вниз в смертельном объятии.

Солдаты отважно сражались с морскими чудовищами. Один безрассудный капитан вонзил копье глубоко в глаз орайха, поднявшегося, чтобы напасть на его корабль. Те, кто находился поблизости, скорее ощутили, чем услышали шипение, когда черная кровь фонтаном вырвалась из раны. Гигантское щупальце задергалось и упало на капитана, вдавив его в палубу. Конвульсивными движениями разъяренное создание раздробило военный корабль в щепки.

Испуская фонтаны чернильной жидкости, раненый орайха нападал на один корабль за другим, сокрушая их в жажде убийства. Потом, когда он обернулся вокруг одного судна, трирема воспользовалась возможностью ударить его сзади и вонзила бронзовый таран в голову чудовища. Смертельно раненный, орайха заметался в последней оргии разрушения – перед тем как извивающейся, корчащейся массой пойти на дно.

На другом корабле солдаты вылили горящую смолу на монстра, схватившего их. Когда пламя охватило его склизкую плоть, орайха отпустил корабль и погрузился под воду. Корабль, давший сильную течь из-за треснувшего борта, был тут же охвачен пламенем. Матросы бросились в море, вспенившееся от агонии чудовища. С тем же успехом они могли остаться на горящей палубе.

Так или иначе, сквозь всю эту суматоху и хаос оба флота сошлись. Выкрикивая боевой клич, имперские солдаты набросились на мятежников, в первой атаке заставив тех отступить. Корабль сталкивался с кораблем, и волны ужасной рукопашной схватки выплеснулись на палубы. Сражение превратилось в безумную резню: каждый корабль, каждый человек боролся за свою жизнь.

Кейн с удовлетворением отметил, что орайха существенно уменьшили имперскую армаду. Теперь ее численность примерно сравнялась с флотом мятежников, и в обычной схватке его сомнительного вида флот вполне может вырвать победу.

Его атаковала имперская трирема. Обладающий опытом бесчисленных схваток, Кейн повернул «Ара-Тевинг» в сторону и ударил противника тараном. Со стоном протестующего дерева оба корабля сцепились абордажными крючьями.

Отбросив щит, которым он прикрывался от стрел, Кейн обнажил оба клинка и рванулся навстречу имперским морякам. Абордажная сабля и палаш засверкали в воздухе. Кейн безумно захохотал, когда лавина сверкающей стали и рычащих лиц устремилась сокрушить его. Могучими ударами левой руки он уничтожил всех, кто посмел бросить ему вызов.

Усыпанная песком палуба накренилась под его ногами, и только молниеносная реакция спасала Кейна от падения на вытянутый меч врага. Еще одна трирема ударилась об «Ара-Тевинг», и солдаты хлынули на палубу в решительной попытке захватить флагман мятежников.

Кейн направил своих людей навстречу новой угрозе. Группа атакующих использовала отвлекающий прием и окружила вождя мятежников. Нанося удары направо и налево со смертоносной точностью, Кейн отрубил руку одному нападающему, выпустил кишки другому. Он безошибочно наносил удары там, где цель сама подставлялась, собирая обильную кровавую жатву. Только человек с фантастическим мастерством Кейна мог отражать водоворот стали, жаждущей его крови. Много нетерпеливых нашли смерть от его сверкающих клинков.

Не все удары он сумел парировать, и отраженные клинки болезненно ударялись о его закованное в кольчугу тело. Его шлем был помят и окровавлен, на лице и руках кровоточили порезы, а не замеченный им стрелок чуть не пронзил его горло стрелой. Казалось неизбежным, что какой-нибудь противник вскоре найдет уязвимое место в защите Кейна и нанесет смертельную рану. Кейн знал, что если упадет, то эти шакалы тут же растопчут его. Но, пренебрегая опасностью, Кейн дразнил и глумился над своими противниками. Покрытый кровью, как раз под цвет его рыжим волосам, Кейн яростно бился, ликуя каждый раз, когда его меч находил цель.

Потом имперские моряки начали отступать, оставляя груду тел перед Кейном. По мокрому от крови песку прорубал себе путь Арбас. Только сейчас Кейн понял, что Арбас пришвартовался к его кораблю и бросил своих людей против превосходящих имперских сил. Его появление было очень кстати, и чаша весов начала склоняться в пользу мятежников.

– Эй, убийца! – приветствовал его Кейн. – Как делишки? – Появление Арбаса дало ему время перевести дух и даже пошутить. Кейн расслабил ноющие мускулы и улыбнулся другу.

– Если так все пойдет и дальше, мне скоро некого будет убивать и я останусь без работы! – пожаловался Арбас. Он замолчал, чтобы метнуть кинжал в горло солдата на другой стороне палубы. – Чертовски хороший бросок, – сам себя похвалил убийца. – Но в этой драке теряется всякое изящество. Кейн, я боюсь, что моя служба в качестве капитана приказала долго жить. Мой корабль протаранили, и он дал сильную течь. На самом деле, мне оставалось либо присоединиться к суматохе здесь, либо прыгать за борт.

– Тогда давай объединим остатки наших команд на «Ара-Тевинге», – предложил Кейн.

Арбас кивнул и заорал:

– Эй, осторожно, на носу какой-то сукин сын – вверху за кливером!

Кейн подпрыгнул, у его ног вонзилась в палубу стрела. Он с яростью вырвал копье из груди какого-то мертвого матроса и метнул его в прятавшегося лучника. Лук и колчан упали на палубу, когда копье пронзило кливер. Стрелок, корчась, повис на бушприте, словно резная фигура.

Кейн удовлетворенно хмыкнул:

– Давай, Арбас, очистим палубу и передохнем. Арбас глянул на море и выругался:

– Нет! Через минуту здесь будет куча народу! Сюда плывут имперцы, и их тут сейчас будет как мух на дерьме!

Еще два имперских военных корабля, трирема и бирема, приближались к «Ара-Тевингу». Кейн оценил свои силы и понял, что их положение будет очень серьезным, безнадежным, если новые корабли вступят в схватку.

Но вдруг трирема прекратила свой стремительный бег. Из глубин вырвалось сплетение черных щупальцев и схватило корабль. Пока матросы с биремы беспомощно наблюдали за происходящим, трирема была раздавлена морским чудовищем. Люди посыпались в море и забарахтались, стремясь добраться до своих товарищей на борту биремы. Стофутовые щупальца прочесывали море в поисках сопротивляющихся бедняг, убивая их с усердием, присущим только разумному существу.

Теперь орайха охотились под схватившимися флотами. Благодаря талисманам они продолжали обнаруживать и уничтожать имперские корабли.

У Кейна не было времени наблюдать дальше. Это была горячая смертельная схватка – надо было очистить палубу от подкрепления с биремы и матросов, уцелевших в первой стычке. Несмотря на людей Арбаса, команда сильно уменьшилась, когда наконец «Ара-Тевинг» отцепился от плавучего поля битвы и направился к другому противнику. Арбас философски покачал головой, глядя на свое покинутое судно, покачивающееся на волнах.

На борту нового имперского флагмана, как и по всему полю боя, сражение было жестоким и беспощадным. Дважды Лагес и Мариль таранили и уничтожали военные корабли мятежников и дважды отбивали атаки на свой собственный корабль. Но удача не могла долго оставаться на их стороне. Тут их поймали в ловушку между двумя кораблями мятежников – и скользящий удар тарана пробил дыру ниже ватерлинии.

Лагес сражался рука об руку с дядей на качающейся палубе, восхищаясь выносливостью и мастерством Мариля. Вспыльчивый император удерживал свой трон отнюдь не только за счет силы и способностей других людей – он по-прежнему был грозным воином, действительно таким, какого превозносили придворные поэты. Но было очевидно, что солдаты медленно отступают под натиском мятежников, и Лагес понял, что их корабль вот-вот будет захвачен. Мариль и Лагес хорошо понимали, что плен будет значить для них, так что сражались очертя голову, предпочитая погибнуть, но не сдаться на милость Эфрель.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Один из военных кораблей мятежников оказался в смертоносных объятиях орайха. Нечеловеческие чувства создания были сбиты с толку близостью двух сцепленных абордажными крючьями кораблей – и чудовище атаковало не то судно. Когда один из вражеских кораблей превратился в жалкие обломки, имперские моряки воспрянули духом.

– Вперед, на второй корабль! Мы еще не разобрались с этими мятежниками! – прокричал Мариль и взмахнул клинком с новыми силами. – Уничтожьте эти помойные отбросы! Они не выстоят против нас на равных!

С отчаянной яростью имперцы атаковали второе вражеское судно. На его палубе закипела кровавая схватка, но постепенно мятежников одолели. Наконец на биреме остался только отряд измученных и израненных имперцев.

Завладев судном, Мариль приказал команде вылавливать потерпевших крушение из моря – в надежде восстановить силы перед тем, как вступить в очередную схватку. Он мрачно подумал, что это уже третий его флагман за день.

Повсюду свирепствовало сражение, шли часы, и оставалось неясным, на чьей стороне будет победа. Это была страшная, безжалостная схватка не на жизнь, а на смерть. С обеих сторон борьба была ужасной и отчаянной, ибо обе стороны знали цену поражения. Но опустошительные атаки скилредов и сокрушительные объятия орайха собрали кровавую жатву, и теперь полководческий талант Кейна начал проявлять себя.

Тем не менее битва была далека от завершения, поскольку по мере того, как сокращалось количество бойцов, возрастала жестокость. Это была грязная, жестокая драка мужчины против мужчины, корабля против корабля—и побежденного ожидала только смерть.

Имель опоздал и не успел спасти своего друга лорда Галла из Тресли, погибшего на палубе своего корабля в окружении горы мертвых имперцев. Ослепленный жаждой мести, Имель позаботился о том, чтобы ни один имперский солдат не покинул этот корабль живым. Казалось, ренегата обуяла жажда уничтожить всех, кто называл его предателем. Когда день склонился к закату, его кожаный панцирь и плащ насквозь промокли от крови соотечественников, и щеголеватый молодой человек казался своим людям мрачным и осунувшимся незнакомцем.

В другом месте лорд Бремнор с захолустного острова Олан – сам посредственный боец – поразительно удачным ударом сразил знаменитого воина Гостела из Парви. Но лорд Бремнор недолго наслаждался новообретенной славой, ибо был убит затаившимся лучником, ведя своих солдат на имперский военный корабль.

В другом месте судовая команда мятежников едва успела обрадоваться, захватив имперскую трирему, как орайха схватил судно и превратил его в гроб и для победителей, и для побежденных.

Так продолжалась битва…

«Ара-Тевинг» подошел к «Келкину» – Кейн заметил, что на ослабевших пеллинитов напали еще не участвовавшие в бою имперцы. Оксфорс Альремас отчаянно сражался, стараясь сплотить своих уставших людей.

Получив возможность избавиться от своего врага, Кейн незаметно подобрал валявшееся копье. Когда «Ара-Тевинг» подоспел на помощь осажденной триреме, все взгляды сосредоточились на «Келкине». Выбрав момент, когда на него никто не смотрел, Кейн метнул копье в спину Альремаса. Именно в этот миг оказавшийся в трудном положении Альремас от удара топора о его зазубренный щит упал на колени. Копье Кейна пролетело над его макушкой и погрузило свое острие в грудь воина с топором.

– Хороший бросок, мой господин! – закричал один из моряков. Одобрительное бормотание пронеслось по кораблям, когда распространилось известие о том, что Кейн спас Альремаса удивительным броском копья.

Кейн выругался. Все-таки его бросок заметили, хотя, к счастью, его намерение было истолковано неправильно. Осознав, что это слишком открытое место для убийства, Кейн поднял кулак, благодаря за похвалу, в глубине души кипя от мысли, что воин с топором мог бы и убить Альремаса. Потом они перебрались на имперский корабль, и Кейн был слишком занят, спасая своего врага, чтобы замышлять еще что-нибудь.

Неистен Мариль, к своему изумлению, начал осознавать, что его эскадра терпит поражение. От гигантской армады примерно в четыре сотни военных кораблей на плаву осталось лишь двадцать пять – и большинство из них в плачевном состоянии.

Император едва не потерял свой третий флагман, когда один из его кораблей увидел на его мачте стяг Пеллина и чуть не протаранил его. Уцелевшие имперские корабли постепенно и непреклонно сокрушались флотом мятежников, в котором было на плаву около сорока кораблей, и, кроме того, им придавали уверенности постоянные атаки орайха. Точно определить силы мятежников было трудно, потому что корабли часто меняли хозяев. Марилю рассказали об одной триреме, которая переходила из рук в руки трижды.

Утром это было немыслимо; когда тени удлинились, это стало неминуемым. Вся мощь Товносианской Империи была безжалостно уничтожена силами какой-то сумасшедшей колдуньи, Эфрель одержала победу. Если Мариль останется на поле боя, поражение будет полным.

– Я собираюсь дать команду к отступлению, – уныло сообщил он Лагесу. – По крайней мере попытаемся спасти хоть что-то для защиты Товноса.

Его племянник с мрачным видом пытался остановить кровь, хлещущую из раненого бока, где клинок пробил панцирь. Лагес ничего не сказал. Сказать было нечего.

Дав сигнал к отступлению, Мариль на захваченном военном корабле направился к Товностену. Уцелевшие имперские корабли последовали за ним – те, что смогли покинуть схватку. То, что сначала показалось им погоней, обернулось приличным количеством плененных кораблей, чьи новые хозяева уцелели благодаря гудящим талисманам скилредов, прикрепленным к килям их трофеев. В общей сложности лишь четырнадцать кораблей покинули поле боя и устремились в Товностен.

– Они бегут! – заорал Арбас. – Мы побили их! Кейн, ты уделал самую большую эскадру, которая когда-либо собиралась в этой части мира, – может быть, самый большой флот в истории!

– Это проливает бальзам на кое-какие старые раны, – сказал Кейн, вспоминая о подобной битве с противоположным исходом, произошедшей два века назад. Его глаза затуманились в задумчивости.

– Будем преследовать их? – поинтересовался Арбас. – Дьявол, если бы морские демоны Эфрель не удрали, поджав хвосты, мы бы взорвали их всех к чертовой матери. Но мы еще можем догнать их до заката.

– Нет. Пусть бегут, – решил Кейн. Он немного прихрамывал, и правая рука плохо слушалась его из-за глубокой раны, кровь все еще сочилась сквозь повязку. Даже нечеловеческие силы Кейна исчерпались в этой суровой битве длиной в день. – В воде полно полезных вещей, которые можно спасти, а людям надо дать возможность зализать раны и отпраздновать победу, – заключил он. – Мы закончим наши дела здесь и отправимся в Призарт. Эфрель будет недовольна, что мы позволили ее врагу сбежать, но мы покончим с Марилем позже. Прямо сейчас я хочу ванну, стаканчик чего-нибудь согревающего и несколько нежных поцелуев. А если что, мы и сами можем спалить Призарт!

Он устало нахмурился, глядя на свой уменьшившийся флот. По всей видимости, орайха устали развлекаться и теперь ужинали. Море бурлило смертью. Вода была полна обломками сотен кораблей, телами тысяч людей. И Кейн видел другие темные фигуры, пирующие на останках.

XXVI. ЗА ПОБЕДУ

Разгул и веселье, охватившие Призарт, не проникали в северное крыло Дан-Леге. В ночи за пределами черной цитадели город гудел, празднуя победу. Таверны и бордели выплеснулись на улицы и аллеи, где толпы гуляк пировали, пили и ласкали женщин.

Оксфорс Альремас чопорно стоял в личных покоях Эфрель, потягивая вино из хрустального кубка. Пеллинский лорд выглядел безупречно, великолепный в парчовой рубахе и шелковых чулках. Казалось, он вернулся с придворного бала, а не с суровой и кровавой битвы.

– Мне победа горька из-за побега Неистена Мариля.

Альремас утер губы надушенным носовым платком.

– Я считаю дурным тоном плохо отзываться о человеке, спасшем мне жизнь, – учтиво сказал он. – Однако мне тоже кажется, что Кейну следовало организовать преследование. Было достаточно времени, чтобы догнать беглецов до темноты. Понятно, что Кейн и так навоевался за день. Ничего удивительного, что он не стал терять время и отправился пьянствовать и гулять со своими солдатами.

– Боги мрака даровали мне победу,– размышляла Эфрель.– Через несколько дней Товностен падет. Потом пусть Неистена Мариля выволокут из дымящихся руин и приведут ко мне в цепях.

– Я полагаю, ты напомнишь Кейну, что император должен быть взят живым, – сказал Альремас. – Неучтиво позорить верховного командующего, но я должен сказать, что Кейн проявил мало интереса к пленению Мариля. Если вспомнить, как его люди вели себя во время битвы, это чудо, что Мариля не убили в схватке.

Единственный глаз Эфрель злобно уставился на него.

– Такое не должно случиться,– прошипела она.– Неистен Мариль должен быть доставлен ко мне живым – любой ценой!

– Я сделаю все, что в моей власти, чтобы твои желания были исполнены, – пообещал Альремас.

– И М'Кори, – выдохнула Эфрель. – М'Кори также должна быть доставлена ко мне – и чтобы ни один волосок не упал с ее головы! Понял?

– Я понял, моя королева, – подтвердил Альремас. – И я продолжу напоминать Кейну о твоих приказах.

Он отставил кубок и встал на колени возле ее кушетки:

– Эфрель, позволь мне командовать флотом. Кейн сделал свое дело. Этот человек опасен. Ты думаешь, что используешь его, но я опасаюсь, что он сам тебя использует.

– Довольно! – огрызнулась Эфрель. – Я использую людей, как хочу, – и избавляюсь от них, когда хочу! Проследи, чтобы мои желания исполнялись, Оксфорс Альремас, и смотри, чтобы твоя зависть к Кейну не умалила твою полезность мне! Можешь идти.

Альремас встал, чопорно отсалютовал и вышел. В его глазах тлела ненависть.

Эфрель допила вино и почувствовала, что приступ ярости отпустил ее. Откинувшись на кушетке, они посмотрела на картину на стене.

Эфрель из другой жизни смотрела на нее. Эфрель расстегнула свою меховую мантилью, та упала с ее обнаженной плоти. Неповрежденные руки путешествовали по отвратительным участкам уродливых шрамов и изорванной плоти. Она зачарованно взглянула на прекрасную полуобнаженную девушку и погладила свое изувеченное тело. Неужели эти рваные куски мяса когда-то были теми гладкими, как слоновая кость, бедрами? Неужели эти изуродованные груди когда-то были теми холмами, увенчанными алыми вершинами? Неужели эта масса шрамов и сломанных ребер когда-то была тем округлым белоснежным животом? Неужели это лицо…

В том глазу, который еще мог плакать, стояли слезы.

– Скоро, – вполголоса пропела Эфрель. – Скоро…

XXVII. НАПАДЕНИЕ НА ТОВНОСТЕН

Неделю спустя после поражения имперской армады Кейн наблюдал, как в море вырисовывается побережье Товноса. В этот день он командовал флотом из семидесяти пяти кораблей всех видов, сверх меры переполненных бойцами.

Это будет последняя схватка, так как, по подсчетам Кейна, силы Мариля слишком уменьшились, чтобы долго сопротивляться. Единственной сложностью было преодолеть городские укрепления, но Кейн полагался тут на помощь скилредов.

Как бы они ни отреагировали на утрату одной из своих незаменимых подводных лодок, Эфрель сумела все-таки заручиться их поддержкой для штурма города. Но, как колдунья предупредила Кейна, энергия, которая питает их двигатели и ужасное оружие, на исходе. Неспособные пополнить ее, скилреды в течение столетий использовали свой флот крайне редко. Эфрель убедила их потратить последние запасы этой драгоценной энергии, но скилреды настояли на том, чтобы их уничтожающие лучи применялись только там, где без них совершенно нельзя будет обойтись.

Как Кейн и ожидал, на пути к Товносу он не встретил никакого сопротивления. Мариль понял, что идти против Кейна с остатками своего флота – это глупая трата сил. Император собрал все что мог, чтобы организовать отчаянную защиту Товностена, понимая, что должен защитить столицу от Эфрель любой ценой. В море не было ни одного имперского корабля. Без столкновений флот мятежников занял позицию снаружи гавани Товностена.

Гавань Товностена была слишком широка, чтобы ее можно было блокировать, но сквозь подзорную трубу Кейн видел, что в стратегически важных местах из воды торчали какие-то обломки. Им придется продвигаться осторожно, если скилреды не уберут все препятствия, ибо это подставит корабли под огонь защитников. И это был только внешний периметр укреплений. Уцелевшие в великой битве корабли были вооружены и готовы противостоять захватчикам в самой гавани. Кейн отметил, что перед имперским флотом собраны дюжины рыбацких лодок и другая мелочь. Лодки с огнем и прочие приятные вещи, догадался он.

Стены города были усыпаны защитниками. Должно быть, каждый здоровый человек в городе встал на защиту стен. Повсюду были катапульты, насыпи камней и чаны с горящим маслом, чтобы обрушить все это на нападающих. Городские ворота были крепкими и хорошо укрепленными – с ними мог бы управиться хороший стенобитный таран при условии, что люди смогут выстоять под постоянным огнем со стен. В общем, Товностен хорошо подготовился к встрече мятежников, и защитники города не были намерены сдаваться. Кейн не стал бы штурмовать крепость, а попытался бы взять ее длительной осадой. Но нечеловеческие союзники Эфрель сражались оружием, против которого не могли устоять никакие человеческие укрепления. Войдя в гавань, подводные лодки скилредов поднялись на поверхность, чтобы дать сигнал к последней атаке.

Смертоносные лучи фиолетового жара вырвались и вонзились в стены крепости. Сотни кричащих защитников гибли в иссушающих вспышках – даже камни плавились от нестерпимого пламени. Катапульты и осадные орудия обратились в обугленные груды, чаны с маслом взрывались огромными огненными шарами. Вопящие толпы в ужасе разбегались. Пугающим историям уцелевших в битве верили только наполовину. Теперь кошмары дочеловеческой науки поднялись из океанских глубин, чтобы столкнуться с расой, которая посмела объявить себя владычицей земли.

Из крепости пришел ответный град стрел и снарядов всех видов. Ливень смерти отскакивал от металлических корпусов, не причиняя вреда. Но когда лучи разрушительной энергии снова обстреляли стены города, ответный огонь стал слабеть и наконец утих. Колонны черного зловонного дыма вырывались между зубцами. Кричащие фигуры валились со стены и оставляли за собой след огня, падая на тлеющую землю.

Затем скилреды обратили огонь против городских ворот. С громовыми ударами железные ворота обратились в пылающий ливень расплавленных кусков и обжигающего пепла, оставив в треснувших стенах зияющую дыру. Теперь сердце Товностена оберегали только беспорядочные кучи горящего дерева и расколотые камни.

Отвернувшись от дымящихся стен, подводные лодки выпустили залп вспышек по имперским кораблям. Тотчас стали взрываться начиненные горючими материалами лодки. Остатки имперского флота гибли. Затем, так же неожиданно, как начались, выстрелы прекратились, и подводные лодки погрузились под воду. Но менее чем за десять минут их ужасная атака уничтожила все укрепления Товностена.

– Хорошо! Вперед, пока они не опомнились! – прокричал Кейн, и флот мятежников вошел в гавань.

Несколько капитанов оказались неосторожными и столкнулись со скрытыми препятствиями, но большая часть флотилии мятежников вошла в гавань невредимой и устремилась на то, что осталось от имперского флота. Корабль сталкивался с кораблем, имперцы очертя голову атаковали мятежников, зная, что их миссия – самоубийство, и сражались как безумные, стремясь взять с собой в вечную ночь как можно больше врагов.

Уцелевшие рыбацкие лодки, загруженные зажигательными веществами, были подожжены и направлены в ряды захватчиков. Из-за тесноты в гавани точное маневрирование было невозможным – и пылающие лодки ударились о несколько военных кораблей, осыпав их огнем. По мере того как шло сражение, на пробивающиеся военные корабли сыпался разрозненный, но все возрастающий дождь стрел и снарядов. На дымящиеся стены быстро возвращались уцелевшие защитники.

Но флот мятежников неуклонно продвигался вперед, и, хотя часть вторгшихся кораблей погибла, защитников теснили без особого труда. Был захвачен последний из имперских кораблей, не способный устоять против неодолимых полчищ Кейна. Флот мятежников пристал к берегу, и тысячи солдат оказались там, чтобы продолжить битву. По приказу Кейна силы мятежников разделились на три части, чтобы войти в город с разных сторон.

Отразив щитом несколько стрел, Кейн спрыгнул на берег и рванулся к горящим руинам главных ворот. Его люди укрывались среди тлеющих обломков, остановленные товносианцами, которые собрали свои разрозненные силы на защиту главного входа. Солдаты приветствовали Кейна, когда он присоединился к ним, и уверенно последовали за ним в жестокую схватку возле бывших ворот. Подобно демону смерти, Кейн врубился в ряды защитников, круша их мощными ударами. Для этой битвы он вооружился боевым топором с короткой рукоятью. Размахивая обоюдоострым оружием сильной левой рукой, Кейн разрывал людей на куски, усеивая свой путь алыми брызгами расчлененных рук и ног, внутренностей и крови. На фоне топора абордажная сабля, которую Кейн сжимал правой рукой, мелькала, как змеиный язык. Не обращая внимания на стрелы в этой тесной схватке, Кейн отбросил щит, полагаясь на кольчугу.

Сквозь ряды защитников Кейн вел своих людей неодолимым клином. Товносианцы отчаянно сражались, но их безжалостно уничтожали среди дымящихся руин.

Мятежники бежали от дома к дому, убивая всех, кто не смог убежать. В наполненных дымом улицах столицы Империи эхом отдавались вопли мучимых женщин, плач детей, крики раненых и умирающих. Кошмар стал явью, ибо пираты и головорезы, нанятые Кейном, вернулись к своей истинной звериной сущности и упивались безумием насилия и мародерства.

Спеша сквозь этот пир разрушения, Кейн повел небольшой отряд мятежников к императорскому дворцу. Здесь сопротивление было организованным, и бой был яростным и упорным. Отряд мятежников под предводительством Имеля присоединился к ним у осажденных стен дворца. Если ренегат-товносианец и чувствовал угрызения совести, он их никак не выказывал.

– Где Альремас? – прокричал Кейн.

– Пробивается позади, – был ответ Имеля. – Будет здесь минут через десять—двадцать.

– Хорошо! – Кейн испытал горечь от того, что его враг казался неуязвимым. – Слушай, ты здесь все знаешь. Когда мы прорвемся внутрь, возьми несколько человек и захвати М'Кори. Помни – доставишь ее ко мне целой и невредимой. Я займусь прочими, пока не подоспеет Альремас с подкреплением.

Имель кивнул и вернулся к своим людям. Отправив часть людей под командованием Арбаса соорудить защитные завесы и стенобитные тараны из обломков, Кейн начал наступление на твердыню. Защита дворцовых стен была яростной и решительной – но лучники мятежников успешно сдерживали защитников, пока импровизированный таран пробивал главные ворота. Дворцовая стража отважно сражалась, но ее постепенно оттеснили превосходящие силы Кейна.

– Кейн! – Внезапно перед ним появилась осунувшаяся фигура в доспехах. Неистен Мариль видел, как гибнет его Империя, и теперь после часов яростного сражения он был здесь, чтобы защищать свой дворец. – Клянусь Хорментом, по меньшей мере я получу удовольствие от того, что отправлю твою черную душу в Седьмой Ад!

– Много народу пыталось сделать это! – презрительно крикнул Кейн. – И теперь Владыка Тлолуин присматривает за ними!

Заревев яростно, словно бык, Мариль бросился на Кейна. Император был сильным мужчиной и дрался, направляемый безумной яростью. Вот перед ним человек, который принес разрушение его огромной Империи. Если победа отвернулась от императора, то по крайней мере месть ему доступна. Кейн медленно отступал под неистовой атакой Мариля, парируя удар за ударом своим мечом и то и дело ударяя о щит императора топором. Мариль уклонялся от мелькавшего боевого топора, который был в левой руке Кейна, и неистово атаковал штормом сверкающей стали.

Неожиданный взмах более длинного клинка Мариля зацепил правую руку Кейна, глубоко разрезав заживающую рану. Абордажная сабля с лязгом выпала из руки Кейна. Не обращая внимания на боль, он осторожно стал кружить вокруг Мариля, выжидая, чтобы тот раскрылся. Он описывал топором сверкающие узоры, вызывающе рыча.

Мариль был слишком опрометчив в своем стремлении покончить с ненавистным врагом. Один промах – это все, что было нужно Кейну. Кейн сделал обманный выпад топором – отскочил, когда клинок Мариля дико свистнул у него над головой. На мгновение император раскрылся в попытке снести Кейну голову. С невероятной скоростью топор качнулся и пронзил панцирь и грудь Мариля. С глазами, все еще горящими ненавистью, Неистен Мариль рухнул на пол и испустил дух в луже крови.

– Зачем ты его убил? – спросил Арбас, с интересом следивший за дуэлью. – Эфрель это не позабавит. И для полного счастья наш друг Альремас прорвался сюда как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты его прирезал. Я уверен, что он быстренько наябедничает Эфрель. Кейн, может, нам теперь не стоит торопиться на Пеллин?

Кейн выругался и осмотрел свою раненую руку.

– Не хватало еще позволить Марилю прикончить меня только для того, чтобы удовлетворить ее прихоть! Да пошла она! Я добыл Эфрель императорский трон, и, если Имель пленит М'Кори, она должна быть вполне довольна.

Тем временем Имель пробился к покоям М'Кори. Наконец, справившись с последними из тех, кто стоял на страже, он ворвался туда. Мятежники накинулись на кричащих служанок, потом добрались до самой М'Кори.

М'Кори поборола гложущий страх и с вызывающим видом поднялась навстречу ухмыляющимся захватчикам. Ей в голову приходили мысли о самоубийстве, но это было слишком отвратительно. Пока она была жива, была надежда, и, пока она знала, что Лагес жив, она отказывалась терять последнюю надежду.

Смакуя ее красоту, Имель проклял Эфрель за то, что она велела приберечь М'Кори для себя. Девушка стала бы хорошим подарком самому ценному слуге колдуньи.

– Иди с нами спокойно, и я обещаю, что тебе не причинят вреда, – сказал он своей белокурой пленнице. Он ободряюще улыбнулся. – В конце концов ты почетная пленница. Мы доставим тебя к императрице на Призарт.

– Никого нет подлее, чем предатель! – выплюнула М'Кори.

– Лучше победивший предатель, чем побежденный патриот,– пожал плечами Имель. Он приказал, чтобы девушку связали, и повел ее к Кейну. В разграбленном городе найдутся и менее принципиальные красотки.

Тем временем в кровавом хаосе улиц Лагес все еще продолжал сопротивление. Он разделился с дядей в начале битвы, чтобы встретить многоголовую атаку мятежников, и главный удар захватчиков обошел его стороной. Поэтому он с отрядом изнуренных имперских солдат до сих пор кружил по улицам, на которых бушевал разгул, и уничтожал попадавшихся им грабителей. Зная, что столица Империи пала, Лагес сражался, не думая о спасении, намереваясь погибнуть на пепелище своего города.

Затем до него добрался посланник с известием о том, что дворец пал, император убит, а М'Кори пленена. И Лагеса охватило дикое бешенство, он призвал своих людей следовать за ним в самоубийственной попытке спасти М'Кори. Но уставшие солдаты удержали его, убедив, что бессмысленно жертвовать их жизнями в бессмысленной атаке.

Лагес осознал безнадежность положения. Он дал приказ известить всех оставшихся верными ему солдат о том, чтобы они присоединялись к нему, и отступил. Подбирая по дороге отставших, он выбрался из горящего города и направился в глубь Товноса, где он мог бы организовать партизанское сопротивление против завоевателей.

Так рухнула Товносианская Империя, в пепле и крови, – от руки человека, который косвенно способствовал ее созданию.

ХХVIII. РУКА КЕЙНА

Повсему Призарту неистовствовало веселье победивших мятежников. Напряжение битвы перешло в ликующее безумие. Награбленное золото и вино лились полноводной рекой.

В черной крепости Дан-Леге настроение было иным. Эфрель была в неистовой ярости. Целый час она кричала и проклинала Кейна. Его сокрушительная победа над Империей ничего для нее не значила. Все, что знала колдунья, это то, что Кейн убил ее кровного врага. Его колоссальная глупость навеки разрушила взлелеянную ею мечту о мести. Месяцами жизнь в ней поддерживалась только ненавистью к человеку, который опозорил и изувечил ее, – и теперь Неистен Мариль был вне пределов досягаемости.

Оксфорс Альремас самодовольно наблюдал, как Кейн стоически выслушивает бесконечную тираду Эфрель. Временами она могла только дико вопить, издавая несвязные крики необузданной ярости. Альремас никогда не видел ее в таком гневе. Он с удовлетворением прикинул, что больше ему нечего беспокоиться о Кейне. Теперь, когда его соперник попал в немилость, он сможет убедить Эфрель, что Кейн слишком опасен. Затем – просто законное убийство.

Кейн оставил попытки урезонить колдунью. Понимая, что ее охватил приступ безумия, он взял себя в руки и ждал, когда ее гнев утихнет. Для этого потребовалось немало времени, но наконец ее тирада закончилась.

Пока Эфрель не завелась снова, Кейн заговорил:

– Исключая этот случай, я выполнил все твои приказы. Когда прежде у тебя был повод, чтобы порицать меня или мои методы? И несмотря на то что говорят некоторые лживые языки, я хотел только разоружить Мариля. Этот дурак отказался сдаться – он сам бросился на мой топор. Разве меня надо винить в его смерти? Забудь это. Разве я не бросил Империю к твоим ногам? Я сделал все, что обещал тебе. И помни, для мести у тебя осталась М'Кори.

В глазе Эфрель загорелся странный свет. Казалось, ее внимание перешло с Кейна на какую-то потаенную мысль.

– Да, но другой взял ее в плен, – прошипела она.

– Могу я указать на небольшую разницу между пленением юной девушки и захватом опытного воина? В любом случае это было выполнено согласно моим приказам. – Кейн благоразумно добавил: – Лагес все еще на свободе – и во главе армии всякого сброда. Пока он и его разбойники не уничтожены, они будут угрозой тебе. Может, тебе кажется, что с Лагесом должен разобраться кто-то другой?

Эфрель расстроенно проворчала:

– Нет, черт тебя дери! Я все еще хочу, чтобы именно ты искоренил остатки имперского сброда. Когда ты сделаешь это, можешь требовать свою награду. А теперь убирайся с глаз моих долой – пока я не угостила тебя тем, что приготовила для Мариля!

– Благодарю за доброжелательность,– сухо сказал Кейн, пытаясь скрыть свои чувства.– Уверяю тебя, что Лагес будет доставлен прямехонько к тебе для этого удовольствия.

Он торопливо вышел с застывшим от гнева лицом. Снаружи его ждал Арбас.

– Я не думал, что ты выберешься оттуда живым! – начал он. – Знаешь, ее вопли разносились по всей крепости. Никогда не слышал кого-нибудь в такой ярости!

Кейн хмыкнул и молча пошел прочь.

– Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить, – наконец пробормотал он.

– Для этого сгодится любой кабак. Сегодня там слишком шумно и весело, чтобы шпионить. В любом случае,– добавил убийца в задумчивости,– это хороший повод напиться.

И они засели в галдящей таверне, где толпы утомленных сражением солдат объединили вино и женщин в своем шумном праздновании. Выбрав относительно спокойный угол зала, они взяли кружки с элем и уселись. Арбас оценивающе рассматривал танцующих девушек, но за его праздничным видом таилось настоящее беспокойство.

– Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать, – тихо начал Кейн. – Я никогда не собирался отдавать новую Империю под власть этой сумасшедшей. Я хотел немного выждать. Теперь, похоже, мне придется двигаться быстрее, чем я планировал.

Он нахмурился, вспомнив высокомерную улыбку Альремаса во время спора с Эфрель.

– В любом случае мне больше ничего не остается. Альремас смотрел на меня так, словно у меня смертельная болезнь. Эта война истощила силы Эфрель так же, как и силы Империи. Я найду достаточно людей, чтобы сделать это. Наемники из-за пределов Империи пойдут за мной – да и большинство тех, кто ввязался в войну только ради наживы. Имель будет на моей стороне, я знаю. В своих претензиях на власть Эфрель может рассчитывать только на пеллинитов.

Убийца задумчиво потягивал эль.

– Думаешь, ты получишь достаточно поддержки? Я имею в виду, что ты будешь против всего Пеллина – и против колдовства Эфрель.

– Думаю, да. Я намереваюсь совершить переворот, а не начать еще одну войну. Мы ударим быстро и тайно. К тому времени, когда кто-нибудь поймет, что происходит, будет уже слишком поздно, чтобы помешать нам. Кроме того, у нас есть М'Кори, и, если я не ошибаюсь, она принесет нам пользу.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Арбас, срыгнув и опять наполнив кружки.

– Лагес таится где-то на Товносе с немногими людьми. Мы сможем использовать их мечи. Когда я предложу ему шанс спасти М'Кори от Эфрель, уверен, этот дурак присоединится ко мне. Потом с ним может что-нибудь случиться.

Глаза Кейна смотрели в пространство.

– Когда-то я почти заполучил эти края. Я не позволю им вновь ускользнуть от меня.

XXIX. ВОЗМЕЗДИЕ ЭФРЕЛЬ

Глубоко под шумным весельем ночи дымящиеся желтые огни из огромных масляных ламп озаряли мрачную сцену гротескной встречи двух противоположностей. В своем подземном зале Эфрель, торжествуя, стояла над закованным в цепи телом М'Кори.

Эта картина являла абсолютные противоположности женской души. М'Кори в цепях прижалась к земле перед своей тюремщицей. Наивная, светловолосая и белокожая, с прелестным личиком и хрупкой фигурой, М'Кори поистине была дитя света. Перед ней стояла женщина с холодным сердцем и паучьим коварством. Эфрель – черноволосая и бледнокожая, чья сверхъестественная красота превратилась в отвратительное уродство. Эфрель, королева ночи. Душа, любившая мир дневного света, попала в плен к душе, в которой пылала злобная ненависть.

М'Кори отстранилась, насколько ей позволили цепи, прикованные к полу, отшатнувшись при виде этой злой насмешки над женственностью, которая с вожделением смотрела на нее. Эфрель наблюдала за своей перепуганной пленницей с невыразимым удовольствием.

– М'Кори, дорогая, ты узнаешь меня? – поддразнила она. – Ты не забыла Эфрель? Не правда ли, я была тогда чуть привлекательнее, но твой отец позаботился об этом, не так ли? Какая жалость, что Мариль погиб, не насладившись еще раз красотой, сотворенной его злым умыслом. Ты плакала о Эфрель, когда она умерла, М'Кори?

Она захихикала при виде крайнего ужаса, застывшего на лице пленницы.

– Но, насколько я помню, тебе никогда не было дела до Эфрель, не так ли? Эфрель была слишком темным созданием, чтобы найти привязанность в твоем миленьком умишке. Что ж, это прощено – все прощено, потому что ты мне все возместишь.

Она воззрилась на хрупкую красоту М'Кори.

– М'Кори достанется участь, которую я уготовила ее отцу. Милашка М'Кори, не надо бояться Эфрель. Острый нож не будет ласкать нежную кожу прекрасной М'Кори. Ах, ты всегда была прелестным ребенком, не так ли. Некоторые даже утверждали, что ты прекраснее меня. Прелестное дитя, дай мне рассмотреть тебя! – Руки Эфрель с яростью вцепились в пленницу и сорвали с ее плеч шелковый наряд.

М'Кори резко дернулась от ее цепких пальцев.

– Эфрель! Зачем ты делаешь это со мной? – запинаясь, произнесла она. – Я никогда не желала тебе зла! Мне обещали, что со мной будут обращаться как с почетным узником. Вместо этого ты приковываешь меня цепями в своей темнице и угрожаешь пытками!

Эфрель дико захихикала:

– Пытать тебя? Нет, нет, я не трону и волоска на твоем драгоценном теле. О нет! Но, как ты узнаешь, я имею все права изучить твою красоту.

Она качнулась перед пленницей, словно змея перед гипнотизируемой птичкой.

– Ты знаешь, что я приготовила для тебя, дорогуша М'Кори? Не пытки, я тебе обещаю. Ты когда-нибудь изучала оккультные науки? Милашка М'Кори, ты трепещешь. Как я могла забыть, в твоем светлом маленьком мирке занимаются более приятными вещами. М'Кори всегда жила в цветущем саду, ее жизнь – игры и детский смех. Так что ничего удивительного, что ты выказываешь такое отвращение к колдовству.

Для Эфрель все было по-другому. Я была гораздо младше тебя, прекрасное дитя, когда впервые вырвала сердце из груди девственницы и предложила его воющему демону из мира за гранью ночи. Но М'Кори читала глупые любовные стишки, а не запятнанный кровью Гримуар. При этом мы могли быть сестрами по возрасту – но ты резвилась на солнышке, когда Эфрель танцевала в пахнущем серой мраке. Тем не менее я думаю, могла бы ты оказаться на моем месте, лелея в себе ненависть и жажду мести, как я, если бы Неистен Мариль отдал быку М'Кори, а не Эфрель? Мои боги пощадили меня, чтобы я могла исполнить свое проклятие. Сделали бы твои то же самое?

Я все еще вижу ужас в твоих глазах. Милашка М'Кори сострадает только хорошеньким вещам. Когда ты спасала бьющуюся бабочку из паутины, дорогуша М'Кори, ты пролила хоть одну слезинку о пауке, которого ты оставила голодать? Думала ли ты когда-нибудь, прелестное дитя, какой бы ты стала, если бы наши жизни поменялись местами? Сочувствовала бы ты пауку, если бы ты была дитя ночи? Если бы в твоих жилах текла черная кровь Пеллинов, а не теплая водичка Неистенов,– может, тогда М'Кори научилась бы петь заклинания, а не цитировать сладенькие стишки. Возможно, М'Кори предоставила бы свои садовые клумбы сорнякам и проводила ночи, вчитываясь в загадочные строки, написанные на человеческой коже.

Но я говорила о колдовстве. Если твое детство было бы таким же, как мое, возможно, тогда М'Кори знала бы о древнем заклятии метемпсихозы. Она бы знала, что с помощью определенных приемов душу можно извлечь из ее земного тела и перенести в космос, что с помощью сильных чар плененную душу можно похитить из ее природного вместилища и заключить в другое тело. Она бы даже знала, как наложить сложные чары, с помощью которых можно перенести человеческую душу из одного тело в другое: вырвать ее из телесной оболочки и вселить в тело адепта. Эфрель знает это миленькое заклятие.

Эфрель качнулась к своей съежившейся пленнице. Одной рукой подняла ее подбородок, второй стянула разорванное платье с плеч М'Кори. Лицо девушки было мертвенно-бледным от ужаса и изумления.

– Теперь ты понимаешь, почему твое тело так интересует меня? Милашка М'Кори, ты смотришь на меня так невинно, ничего не понимая. Должна ли я сказать тебе то, что твой наивный разум отказывается принять? Твое тело скоро будет моим.

Она захохотала от безумного удовольствия, когда М'Кори вскрикнула от ужаса.

– Да! Да, моя милая! Вот почему я пощадила тебя! Ничто не должно повредить хорошенькое тело милашки М'Кори! Потому что вскоре твое тело будет моим, а твой дух окажется в этой изувеченной оболочке, которая некогда была Эфрель! Подумай, как это забавно! Родная дочь Мариля заперта в изуродованной плоти, которую он вожделел и затем разрушил. И женщина, которую он приговорил к ужасной смерти, жива и опять прекрасна в теле его родной дочери!

Онемевшая от ужаса и изумления, М'Кори смотрела, как колдунья упала на пол, сотрясаясь в безумном хохоте. В полуобмороке она съежилась в своих оковах и следила, словно в кошмарном сне, как скачущая сумасшедшая женщина мечется вокруг нее, срывая ее одежду и жадно ощупывая ее тело. Покрытое шрамами лицо Эфрель хихикало напротив ее лица. Острые ногти вонзились в ее обнаженную плоть. Разорванные губы шептали невыносимые просьбы и обещания в ее уши.

М'Кори попыталась отползти, но ее руки и ноги опутывали цепи. Она попыталась высвободиться, но сумасшедшая колдунья была слишком сильной. Ее крики потерялись в тенях потаенной палаты. Ее одежда превратилась в лохмотья. Руки Эфрель ползали по ее обнаженной плоти. Она оказалась пришпиленной под извивающимся телом колдуньи, которая теперь тоже была обнажена. Лохмотья губ ласкали ее лицо, посасывали губы, кусали груди. М'Кори застонала от отвращения, когда Эфрель насильно раздвинула ее ноги и заставила ее беспомощное тело служить своей похоти.

М'Кори тошнило, она беспомощно извивалась под животным насилием неистовой колдуньи. Ее душа умирала от ужаса происходящего, когда волна зла придавила ее к камням и заглушила ее рыдания. Боль, тошнота и стыд сотрясали ее насилуемую плоть. Она почувствовала, что проваливается в глубокий черный колодец, и наконец пришло забвение.

Немного позже, когда М'Кори пришла в себя, какой-то миг она не могла понять, где находится. В ее опустошающей слабости ей показалось, что она все еще видит бредовый кошмар. Потом она заметила темные камни, цепи, разорванную одежду, синяки и царапины у себя на теле – и поняла, что кошмар был реальностью.

Пошатываясь, она села. Стены не дрогнули, и слабость осталась. Воздух наполняли странные благовония; мрак озаряли голубоватые огоньки. Осмотревшись, М'Кори увидела, что теперь ее приковали в центре огромного круга.

Злобный хохот заставил ее ахнуть.

– Ты вернулась ко мне так скоро, дорогуша? – глумилась Эфрель. – Это страсть лишила тебя сознания под моими нежными ласками, милое дитя? Трогательная застенчивость той, кто даже не девственница.

Она жестоко рассмеялась и склонилась над толстым пергаментным фолиантом. Вокруг нее были навалены груды книг в диковинных переплетах различной степени древности, стояли кувшины и фиалы с красками, мелками, благовониями, сомнительного вида порошками и эликсирами ее черных искусств. По количеству оккультных предметов, которые колдунья собрала, было ясно, что Эфрель работает над каким-то великим заклятием.

– Ты заинтересовалась, – насмешливо сказала колдунья. – Ничего удивительного. В конце концов мои чары имеют для тебя большое значение, не так ли? Кроме того, это очень любопытное заклятие, и очень сложное. Мне потребуется несколько дней, чтобы привести все в порядок для наложения чар. Но я хорошо подготовилась к своему триумфу, так что тебе не придется терпеть неудобства слишком долго. Несколько дней – ничто для того, кто уже вечность страдает от агонии и позора, как это уродливое чудовище, которым сделал меня твой отец.

Бедная малышка М'Кори, я надеюсь, что задержка не утомит тебя. Нам следует найти способы время от времени развлекать друг друга, тебе и мне. А если ты заскучаешь, просто посмотри напоследок на свое милое тельце. Твоя новая оболочка будет сильно отличаться от него.

М'Кори вытянулась на холодных камнях и отчаянно зарыдала.

XXX. НЕОЖИДАННЫЙ СОЮЗ

– Не знаю, почему я не вырезал твое черное сердце! – прорычал Лагес в качестве приветствия.

Кейн пожал плечами:

– По той же причине, по которой ты согласился на эту встречу. Потому что ты хочешь еще раз увидеть М'Кори – и ты знаешь, что, если ты не будешь действовать быстро, девушка умрет.

Он подождал, когда эта колючка вонзится в сердце Лагеса. Объявив, что собирается разделаться с подпольными силами Лагеса, Кейн отплыл на Товнос почти сразу после последней встречи с Эфрель. С собой Кейн взял сильный отряд из преданных ему людей – бывшие пираты и бандиты, наемники и несколько честолюбивых искателей приключений вроде Имеля. Самого товносианского ренегата Кейн оставил в Призарте – собирать людей и быть готовым к его возвращению. Эфрель, как узнал Кейн, заперлась в своем тайном зале и приказала не беспокоить ее, что бы ни случилось. Ее действия сулили дурное М'Кори, но были идеальны для замыслов Кейна.

Обнаружить, где скрываются Лагес и его отряд, было нетрудно для человека со способностями Кейна, хотя устроить встречу оказалось сложнее. Но отчаяние и соблазнительные перспективы, предложенные Кейном, заставили Лагеса рискнуть. Они назначили встречу в уединенном месте среди обширных лесов, покрывавших большую часть Товноса. Каждый их них привел с собой пятьдесят человек – хорошо вооруженных и настороже. Кейн предполагал, что у Лагеса, наверное, намного больше людей находится в пределах слышимости – но если и так, у него самого тоже были бойцы наготове.

– Я полагаю, ты понял, что я предлагаю тебе, – напомнил Кейн.

– Твой посланец выражался достаточно ясно, – угрюмо ответил Лагес. – Скажи мне только, почему я должен доверять тебе? Независимо от того, что рассказывают легенды о Рыжем Кейне, за последний год ты причинил Империи достаточно зла, чтобы твое имя стало в Империи проклятием на столетия. Я знаю, что ты без колебаний выманил бы меня из укрытия, затем захлопнул бы ловушку и убил нас всех до единого.

– Это правда, – охотно согласился Кейн. – У тебя нет причин доверять мне. Только учти: я довольно легко обнаружил, где скрываешься ты и твой отряд. Если бы я на самом деле хотел уничтожить тебя, я бы привел большую армию, окружил тебя и прикончил вас всех. И, поступив так, я бы не рисковал собственной шеей, пытаясь встретиться с тобой.

И подумай об этом: Эфрель держит твою подругу М'Кори – и ты можешь быть уверен, что эта ведьма приготовила для нее кое-что малоприятное. Эфрель уже наверняка заподозрила бы, что я предал ее, если бы не была так занята своей пленницей.

О, я не думаю, что она уже причинила ей много вреда! – заметил Кейн, чтобы сдержать взрыв гнева со стороны Лагеса. – Она собирается долго с ней развлекаться. Для начала, наверное, ментальная боль – ничего такого, что оставляет шрамы на теле. Я видел, как Эфрель любит наслаждаться своими жертвами. Но ты можешь быть уверен, что тебе придется чертовски быстро действовать, чтобы спасти М'Кори, а если ты будешь шастать по этим холмам, это не приблизит тебя к цели. Кроме того, если я не смогу сделать тебя союзником, у меня не будет выбора, кроме как самому уничтожить вас.

Кейн серьезно подался вперед, добивая Лагеса:

– На самом деле я и мои люди уже прикончили бы вас, если бы я не обнаружил, что Эфрель намеревается избавиться от меня, как только я уничтожу все сопротивление ее власти. Вероломство ведьмы зашло слишком далеко, когда она начала строить козни против меня.

Более того, мне опротивели ее методы – эти отвратительные морские демоны, с которыми она заключила союз., Несмотря на то вранье, которое ты слышал обо мне, я поступил на службу к Эфрель только для того, чтобы командовать ее армией – как любой наемный полководец. Черное колдовство и массовая резня мне претят, не говоря уже о нечестивой сделке, которую ведьма заключила со скилредами. Я продал ей свой меч как полководец, а не как чародей, и я сражаюсь оружием из стали, а не нечеловеческой магией. Хватит с меня сражений за эту сумасшедшую, даже если бы она и не собиралась убить меня, после того как я сделаю всю работу.

Так что вот мое предложение. Я хочу смерти Эфрель. Ты хочешь смерти Эфрель. Ты поможешь мне, и вместе мы добьемся этого. В обмен ты получишь М'Кори, и, если ты принесешь клятву верности, я верну тебе Товнос. Разумеется, императорский трон я возьму себе, а столица будет на другом острове.

– Все очень логично – но я все еще не доверяю тебе! – прорычал Лагес, размышляя о том, как долго он позволит Кейну занимать императорский трон.

– Ну так что? Рискни. Все, с чем ты сталкивался раньше, – проигрышные варианты. Иди со мной, и ты получишь свою девушку и королевство в придачу. Ты знаешь, что это лучшая сделка, чем то, что на самом деле собирался дать тебе Неистен Мариль.

Лагес разозлился, но по некотором размышлении успокоился. Действительно, это был шанс – и он знал это. Это была безумная затея, но Кейн был единственной надеждой.

– Ладно, – решил он. – Я с тобой. Но если это ловушка, Кейн, я тебя предупреждаю…

– Я знал, что ты прислушаешься к голосу разума,– усмехнулся Кейн, хватая его за руку. У Лагеса возникло ощущение, что это уже было.– Теперь нам надо быстренько выработать план совместных действий.

XXXI. СБОР БОГОВ

Темной ночью примерно пять дней спустя после отплытия из Товноса Кейн вошел в гавань Призарта – его флот был под завязку загружен почти тысячью имперских солдат. Кейн прикинул, что вместе с семью сотнями его людей, которые остались в Призарте с Имелем, у него достаточно сил, чтобы захватить Дан-Леге тайной атакой и удерживать его, пока город не свыкнется с тем, что теперь власть в руках Кейна. Никто не заметил ничего подозрительного, когда в темноте с военных кораблей высадились на берег солдаты. С первого взгляда казалось, что Кейн вернулся после обычной кампании.

Он тут же встретился с Имелем и сообщил ему о союзе с Лагесом. Ренегат рассказал, что произошло за время его отсутствия. Имель был полон энергии.

– Я привел столько сторонников, сколько осмелился. Я мог бы привести гораздо больше, но это рискованно. Они поддержат тебя, как только ты сделаешь шаг. Только пеллиниты останутся верными Эфрель, я думаю. В конце концов для большинства вождь – Кейн, а не какая-то сумасшедшая колдунья из Дан-Леге.

Так что здесь проблем не будет. Эфрель не показывается уже много дней. Ходят слухи, что ведьма все еще находится в своей тайной палате с М'Кори – только Владыка Тлолуин знает, какие мучения девушка пережила за это время. А большинство пеллинитов до сих пор слишком заняты празднованием, чтобы обращать внимание на то, что происходит. Мы легко займем дворец.

– Ты зря не принимаешь Эфрель в расчет, потому что не видишь ее, – предостерег его Кейн. – У нее наверняка есть в запасе парочка смертельных трюков. Не забывай, что мы атакуем ведьму в ее собственном логове.

– Что ж, скилреды не могут помочь ей на земле,– сказал Имель с большим облегчением.

– Это правда. – Кейн задумчиво почесал бороду. Эта ночь решит судьбу слишком многих противоположных честолюбивых замыслов. Возможно, и его собственных. Он невесело усмехнулся и вытащил меч.– Давай начнем,– приказал Кейн.

– Твое время на исходе! – прошипела Эфрель, рисуя последнюю деталь пары запутанных пентаграмм на каменном полу. Слабая от ужаса и вонючего питья, которое ее заставили проглотить, М'Кори лежала, постанывая, в середине одной из сложных фигур. Во второй разместилась Эфрель вместе с несколькими предметами, которые ей были нужны для последних заклинаний.

Эфрель осунулась от недосыпания, но безумный разум подталкивал ее к завершению грандиозного замысла, и она делала паузы, только чтобы перекусить и чуть-чуть вздремнуть. Заклятие метемпсихозы было запутанным и крайне трудным. Многие компоненты надо было приготовить исключительно для этого заклятия, и часто над одной его стадией надо было читать многие страницы заклинаний. Целых два дня потребовалось, чтобы приготовить обычного вида пасту, чтобы нарисовать маленькую, но необходимую фигуру между близнецами-пентаграммами.

Теперь последние приготовления были закончены. Запечатав свою пентаграмму, Эфрель устроилась в центре и приковала цепь к своей щиколотке.

– Когда ты придешь в себя в моем теле, я бы не хотела, чтобы ты бродила тут и повредила себе что-нибудь, – заботливо сказала она М'Кори.– В конце концов тебе потребуется время, чтобы привыкнуть ходить только на одной ноге.

Эфрель помолчала, смакуя отчаянные всхлипы своей пленницы, потом взяла Гримуар и начала последние заклинания.

Одурманенному питьем сознанию М'Кори казалось, что гнусное заклинание длится целую вечность. Ее телом владел сверхъестественный холод – онемение, которое охватило все ее существо. Ее терзали приступы тошноты, сменявшиеся пронзительными вспышками нестерпимой боли. Из-за всеохватывающего оцепенения даже дышать было невыносимо трудно. Она чувствовала, что ее душу медленно засасывает водоворот мрака, ее тело все больше отдалялось от ее сознания…


Стражи на городских воротах все еще думали, что ничего не происходит, когда шайка солдат, пошатываясь, подошла к ним и пьяными голосами потребовала, чтобы их выпустили. Потом внезапно мелькнули ножи, и пеллинитская стража умерла, не издав ни звука. Ворота тут же открылись, и в них проскользнул Кейн, за которым следовали молчаливые ряды его солдат.

– Хорошо, здесь мы разделимся и направимся в Дан-Леге разными путями,– распорядился он.– Капитан каждой группы должен помнить: держаться вместе, двигаться быстро и поднимать как можно меньше шума. Говорите людям все что угодно и попытайтесь избегать драк, пока не доберетесь до крепости. Дело должно быть закончено до того, как пеллиниты хоть что-нибудь заподозрят. Удачи!

Кейн отдал последние распоряжения Имелю и Лагесу и вместе с Арбасом быстро зашагал во главе своего отряда.

Переход по улицам прошел в основном без приключений, и всего несколько раз пришлось извлекать мечи. Но по мере того как бойцы Кейна сходились у Дан-Леге, люди поняли, что что-то происходит – и умные заперли двери на засовы, приготовившись не лезть не в свое дело.

В Дан-Леге стража встревожилась при виде маленькой армии, которая продвигалась по улицам к цитадели. Базальтовые стены крепости ощетинились людьми и оружием, торопливо собранными в середине ночи. Но вследствие большой победы дисциплина ослабла, и многие были еще в городе, празднуя. Уменьшившийся гарнизон тревожно смотрел вниз на окружающих крепость солдат. Сейчас мысль о нападении на Дан-Леге была нелепой – вот почему охранять твердыню неохотно осталась только часть солдат.

– Что происходит? – время от времени требовательно спрашивал капитан стражи. Ответом было молчание. Ложь не могла дать ничего, разве что подтвердить их подозрения.

Наконец Кейн рассудил, что все его люди заняли свои места, и прокричал:

– Это верховный командующий Кейн! Я раскрыл крупный заговор Оксфорса Альремаса по захвату контроля над армией! Я прибыл арестовать заговорщиков! Как ваш полководец я приказываю вам сдать Дан-Леге моим людям! Если вы не сделаете этого, ваши головы полетят с плеч! Капитан на это не купился:

– Это измена! Мы клялись в верности Пеллину, а не пирату-наемнику!

– Открыть огонь! – выкрикнул Кейн, и ряды его солдат выпустили залп стрел по крепостной стене. Последовал ответ, и битва за Дан-Леге началась. Пеллинитов было мало, и они были не готовы, но им помогала защита грозной крепости. Кейн знал, что предстоит кровавая схватка и что она должна быть закончена быстро.

Используя в качестве укрытия все что возможно, солдаты Кейна непрерывно стреляли по защитникам. Стрелы и копья падали неразличимым градом смерти, и ночной воздух полнился криками и стонами. Посмотреть, что происходит, пришли любопытные горожане – и быстро убежали или были убиты теми, кто был в тылу. Тревожное известие о сражении немедленно донеслось до солдат, которые стояли лагерем вне городских стен, но те, кто был верен Пеллину, обнаружили, что ворота города держат люди Кейна. Затем, когда весть о перевороте распространилась, на них напали группировки, преданные Кейну. По всему городу закипела битва.

Крепость была окружена рвом, через который у главных ворот был перекинут подъемный мост. Мосты, сделанные из повозок и прочего подручного материала, позволили добраться до стен, продвигаясь под составленными вместе щитами и защитными завесами. Под прикрытием лучников солдаты Кейна наконец взобрались на стены, хотя первые потери были впечатляющими.

Начало было положено. Затем все больше и больше людей поднимались по веревкам и приставным лестницам, оттесняя защитников. Схватка была кровопролитной, но в конце концов люди Кейна добрались до подъемного моста и опустили его. Главные ворота распахнулись. Во главе своих солдат Кейн ворвался в цитадель.


Сначала стихла боль, потом тошнота. Даже космический мрак наконец начал становиться серым.

Свет.

Один глаз открылся. Изображения приняли форму. Изображения, несколько искаженные.

Открылись два глаза. С непривычки и от избытка эмоций они не могли сфокусироваться. Очертания предметов, выпрыгнувшие из темноты, были затуманены слезами.

Нерешительные пальцы нежно погладили гладкие линии лица.

Из губ, которые никогда прежде не издавали таких звуков, вырвался дьявольский ликующий смех.

Эфрель восхищалась своим новым телом и была в неописуемом восторге, когда в палаты влетел Оксфорс Альремас. Он с изумлением воззрился на жуткую сцену перед ним.

– Привет, Альремас, – улыбнулась Эфрель и приняла соблазнительную позу. – Как я тебе?

Альремас ошеломленно и неверяще ахнул – и уставился на белокурую красавицу, которая обратилась к нему с интонациями Эфрель. Он был неописуемо поражен, хотя Эфрель и намекала ему о том, как намеревается отомстить. На мгновение его рот глупо открылся, и он с трудом смог найти слова.

– Эфрель. Клянусь Лато, ты действительно сделала это! Неужели ты и впрямь перенесла свою душу в тело М'Кори!

Эфрель мило засмеялась:

– Доказать? В тот вечер, когда мне исполнилось шестнадцать, я встретилась с тобой в садах, как ты просил меня, и ты предложил нам сойти с дорожки, чтобы поговорить…

Альремас стоял оглушенный, пока она досказывала историю. Никто больше не знал о его попытке соблазнить Эфрель, которая обернулась тем, что его самого соблазнили, стоило им войти в тень.

– Теперь возьми вон тот серебряный кинжал с подставки и открой пентаграмму,– приказала она. Интонации принадлежали Эфрель, хотя голос был М'Кори. – Там и ключи от этих цепей. Быстрее! Я хочу опять почувствовать, что такое ходить.

Оправившись от изумления, Альремас бросился выполнять приказ, взволнованно сообщая:

– Ты должна немедленно выйти отсюда! На крепость напали! Кейн поднялся против тебя! Сейчас он у ворот с сотнями людей. Этот дьявол даже привел с собой Лагеса. Наши дела плохи!

Прекрасное лицо Эфрель исказила ярость.

– Быстрее снимай цепи, дурак! Мне не следовало оставлять его в живых, после того как он убил Мариля! С Лагесом и трогательными остатками имперской армии мог покончить другой полководец. Черт бы побрал его трижды проклятую душу! Кейн заплатит за предательство, как ни один человек не платил! Я приготовлю для Кейна прием, которого он не ожидал!

Расстегнулась последняя цепь. Выкрикивая проклятия, Эфрель рванулась прочь из зала по лестнице, не позаботившись прикрыть наготу.

Позади в безмолвной палате пришла в себя М'Кори. Она открыла свой единственный глаз, посмотрела на свое тело – и закричала.

Обеспечив вход в Дан-Леге, силы Кейна быстро одолели стражу вдоль стены и проникли в цитадель. Внутри солдаты кишели как пчелы в улье. Пеллиниты яростно сражались, но Кейн одолевал их числом. Шаг за шагом, большой кровью, он и его люди брали верх.

Его правая рука благодаря сверхъестественным восстановительным способностям почти зажила, и Кейн мог использовать ее время от времени. Длинный кинжал в правой руке, меч в левой – Кейн дрался с неистовством сумасшедшего. Перед ним появлялись и падали лица, по мере того как он неуклонно прорубал себе путь сквозь сопротивление пеллинитов. Позади него безжалостно наступали его люди.

Думая в первую очередь о М'Кори, в пылу боя Лагес вскоре отделился от Кейна. С отрядом своих людей он устремился по лабиринту коридоров Дан-Леге в поисках возлюбленной. Его терзали сомнения, так как Лагес не знал наверняка, жива ли М'Кори – или захочет ли она жить, если он спасет ее. Возможно, она была убита с началом атаки.

Чем дальше продвигались Лагес и его люди по извилистым проходам, тем меньше солдат они встречали, все дальше отдаляясь от места основной стычки, по мере того как они спускались в нижние уровни. Оставив сражение на Кейна, Лагес спешил, стремясь обыскать темницы крепости, чтобы найти М'Кори. Если он опоздал…

Потом он увидел ее. Вдали в темном проходе, обнаженную и испуганную, бегущую к нему, ее белокурые волосы развевались за ее телом.

– М'Кори! – закричал он, прижимая ее дрожащее тело к себе. – Спасибо всем богам, что я нашел тебя живой! Кейн сказал, что Эфрель собиралась…

Эфрель спрятала лицо на его плече и зарыдала:

– Кейн! Не произноси это проклятое имя! Я только сейчас убежала из его тайных покоев. О, Лагес, это было ужасно! В первую ночь он пришел и заставил меня подчиниться! Я сопротивлялась – но он слишком силен. Он бил меня, мне приходилось покоряться его извращенной похоти. Я умоляла его не делать этого…

Глаза Лагеса заволокло кровью от бешенства.

– Кейн сказал мне, что ты попала в плен к Эфрель, – начал он незнакомым голосом. – Я присоединился к его силам, чтобы спасти тебя и убить ведьму.

– О, я знаю! Кейн похвалялся мне своими планами, перед тем как отплыть на Товнос. Лагес, Эфрель никогда не была замешана в этом заговоре! Она умерла много месяцев назад на Товносе. Это целиком и полностью заговор Кейна. Он нашел какую-то изувеченную нищенку, заставил ее притвориться Эфрель и использовал этот обман, чтобы создать центр мятежа, который он тайно все это время готовил. Теперь пеллиниты заподозрили обман и поднялись против Кейна. И ему надо уничтожить их. Так что Кейн заманил тебя, чтобы ты помог укрепить его иллюзорную власть.

Ее лицо исказилось от ужаса. Слезы заглушали слова.

– О, дорогой, теперь он убьет тебя и снова возьмет меня… Нет! Убей меня! Пожалуйста! Я не вынесу еще одной ночи с ним!

Лагес почувствовал, как у него в голове зашумело. Он попытался говорить разборчиво:

– Спрячься в нижних покоях. Я приду за тобой, когда все это закончится. Тебе не надо больше бояться Кейна, я принесу тебе сердце этого вероломного подонка!

Лагес развернулся и понесся по коридору, бормоча о предательстве и приказывая своим людям нападать на сторонников Кейна.

Эфрель согнулась от смеха.

Первый отряд, на который наткнулся Лагес, был под предводительством Имеля, который прочесывал нижние уровни Дан-Леге в поисках уцелевших пеллинитов.

– Измена! Убивайте этих лживых ублюдков! – крикнул Лагес. – Нас предали!

После секундного колебания люди Лагеса набросились на мятежников. В коридоре вспыхнула бурная кровопролитная драка.

– Что за дьявол! – завопил Имель и выхватил свой клинок как раз вовремя, чтобы отразить удар Лагеса.

– Я узнал о ваших замыслах! – прорычал Лагес, дико размахивая мечом. – Кейн что, принимал меня за идиота?

– Ты спятил! – запротестовал Имель, в замешательстве отступая.

Залы превратились в хаос сражающихся солдат. Имперские воины были в большинстве, и мятежники терпели поражение. В сумятице расслышали только крик: «Измена!» – но этого было достаточно, чтобы солдаты сражались не на жизнь, а на смерть.

Имель осознал свое положение и сражался с удвоенной силой. Но Лагес фехтовал с безумной яростью, и его сильные удары заставляли неметь руку Имеля, отбрасывая его клинок. Ренегата начала охватывать паника. Он отчаянно пытался защититься, но против него был более сильный воин. Теперь только Имель остался жив из мятежников. Он горько припомнил давнишнее предостережение Арбаса и проклял день, когда связался с Кейном.

Его защита была слабой, и он понимал это. Внезапный удар оттолкнул меч и рассек его ребра. Имель задохнулся от боли и выронил меч. Мощным ударом Лагес расколол его череп.

– Еще один предатель мертв! – проревел он. – Где же худший из них?!

Имперские солдаты мчались по запутанным коридорам, собирая по пути поддержку. По всей цитадели солдаты, которые только что боролись бок о бок, неожиданно набрасывались друг на друга. Постоянные подозрения и затаенная вражда вспыхнули как огонь.

Наконец Лагес ворвался в огромный зал, где он обнаружил основную часть сил Кейна, которые сражались с последними из пеллинитской стражи. С криками о возмездии имперцы напали на своих бывших союзников.

Невообразимый хаос охватил цитадель, когда три силы столкнулись в смертельной схватке. В сумятице стало сложно понять, кто свой, а кто чужой. Для каждого сражающегося любой человек мог оказаться врагом.

Лагес заметил Кейна, бившегося в начале лестницы, ведущей на балкон над огромным залом.

– Я убью тебя, ты, король предателей! – прорычал Лагес и напал на Кейна.– Последний раз ты спасся от смерти!

С одного взгляда Кейн понял, что с ним бесполезно спорить.

– Ты чокнутый сукин сын! – проворчал он и отбил атаку юноши.

– Это тебе за то, что ты сделал с М'Кори! И с Марилем! И со всей Империей! – орал Лагес, нанося Кейну неистовые удары. Но в Кейне он нашел противника, который был сильнее него.

Молча сражаясь, Кейн отбивал каждый удар, заставляя Лагеса отступать к ступеням. У Кейна кровоточили несколько свежих порезов, и его правая рука начинала болезненно пульсировать. Оскалив зубы в жестокой ухмылке, Кейн спешил прикончить противника. Он неуклонно усиливал атаки на Лагеса, но юноша раз за разом избегал его клинка. Гнев и возмущение придавали Лагесу силы, и он отчаянно бился, принимая сталь на свой щит и беспощадно нанося удары собственным клинком.

Конец наступил внезапно. Кейн нанес яростный удар, затем сделал ложный выпад длинным кинжалом в правой руке. Лагес повернул щит, чтобы отразить кинжал, на миг раскрылся – и Кейн вонзил свой палаш в правый бок противника. С криком Лагес упал назад и покатился по ступеням вниз, в темноту.

Кейн посмотрел, как тело Лагеса катится по лестнице, и обернулся встретить новую угрозу. Битва была слишком жаркой, чтобы терять время на разгадывание загадок. Убивая ближайшего к нему имперского солдата, Кейн подумал, что же заставило Лагеса напасть на него.

Пеллинит отскочил назад, чтобы избежать удара меча Кейна, и был аккуратно насажен на клинок Арбаса. Убийца тоже раздумывал над неожиданным нарушением хорошо продуманного плана, но его мастерство не потеряло своего блеска от этих мыслей. Арбас решительно сражался рядом с Кейном, зная, что, как бы ни повернулась судьба, Кейн уцелеет.

– Кейн! – раздался требовательный крик.

– Ну что еще? – удивился Кейн и повернулся навстречу Оксфорсу Альремасу.

– Как я ждал этого момента! – прошипел пеллинитский лорд.– Я с самого начала знал, что ты пират и предатель. Что ж, теперь Эфрель тоже это знает. Жаль, что я убью тебя сам, вместо того чтобы сохранить твою шкуру для ее мести. Тем не менее это удовольствие я не отдам никому, даже Эфрель.

Это была хорошая речь, но Кейн берег дыхание, чтобы ответить молниеносным ударом смертоносной стали.

Пеллинит орудовал мечом с поразительной скоростью. Кейну приходилось пошевеливаться, чтобы отразить каждый удар, а его правая рука стала бесполезной. Тем не менее Альремасу редко доводилось встречаться с воином-левшой, быстрота Кейна изумила его. Он полагал, что такой массивный человек будет неповоротливым и неуклюжим. Он обнаружил, что неуклонно отступает перед атаками Кейна.

Затем со вспышкой торжества Альремас увидел, что острие его меча вонзилось в бедро Кейна. Это замедлит дьявола, улыбнулся он, стремясь воспользоваться своим секундным преимуществом. Это было последнее удовольствие в жизни Альремаса. Как раз когда он улыбнулся еще шире, меч Кейна отбросил его клинок, описал дугу и рассек горло Альремаса. Тело пеллинитского лорда рухнуло к ногам противника, а голова его покатилась вниз по ступеням.

Зажимая правой рукой рану в бедре, Кейн выругался и осмотрелся вокруг. Пока они с Альремасом сражались, остальные пеллиниты, похоже, были перебиты или бежали, а имперцев постепенно теснили остатки сил Кейна. В самой цитадели выследить беглецов будет несложно. Его люди снаружи, должно быть, тоже теснят врагов, иначе пеллиниты уже бы хлынули сюда.

Пытаясь перевязать бедро, Кейн устало улыбнулся.

– Ну что ж, Арбас, – начал он, – похоже, я наконец заполучил Империю.

Убийца аккуратно оттолкнул голову Альремаса сапогом и кивнул. От его толчка голова тоже кивнула.

В этот миг тело Кейна охватило сверхъестественное онемение. Казалось, его мускулы сжимаются, отказываясь повиноваться ему. Неужели меч Альремаса был отравлен, с мукой подумал Кейн.

Затем он увидел ужас на лице Арбаса и увидел, что по всему залитому кровью залу бойцы застыли в середине схватки. Везде в атакованной цитадели солдаты ощущали, как их плоть сковывает неестественное оцепенение, что руки и ноги отказываются повиноваться им – их разум становился узником в собственном теле.

Невероятным усилием Кейн принудил свою голову повернуться. Его глаза с ошеломлением увидели обнаженную девушку, завершающую последовательность загадочных пассов.

– М'Кори?


Сознание возвращалось к Лагесу сквозь туман боли. Он заставил себя медленно распрямиться, морщась от мучительной боли в боку. Клинок Кейна вонзился глубоко, и Лагес закашлялся кровью. Несколько ребер были повреждены, и левая рука, похоже, сломана при падении. Он с удивлением осматривался. Если не считать горы трупов, огромный зал был пуст.

Сколько времени он был без сознания? Наверняка здесь кто-то есть – кто-то же одержал победу. Он уныло подумал, жив ли еще Кейн. Мертвецы на полу подсказывали ему, что его люди понесли серьезные потери.

С трудом наклонившись, Лагес подобрал свой меч. «Надо найти М'Кори!» – говорил его затуманенный болью разум, и он повторил это трупам. Он принудил себя идти. Шел, как во сне, казалось, его ноги онемели и находятся где-то далеко от тела. Вспоминая, что он велел М'Кори укрыться в нижних уровнях, Лагес отправился в этом направлении.

Коридоры казались бесконечными. Лагес проходил дверь за дверью, слабым голосом зовя М'Кори. Только мертвые отвечали на его ищущий взгляд. Он миновал тело Имеля; изуродованное лицо обвиняюще смотрело на него. Он продолжал идти, пошатываясь, по лабиринту из черного камня. Неужели здесь не осталось никого, кроме мертвых?

Потом Лагесу показалось, что он слышит голос М'Кори. Он в замешательстве прислушался. Было так трудно прислушиваться, сконцентрироваться – даже дышать. Но вот опять этот звук. Он уверился, что это не бред. Издалека снизу до него доносился голос М'Кори.

В стене перед ним открылся темный проход. Да, это отсюда шел ее голос. Крепко стиснув меч, Лагес вошел в проход и начал спускаться по длинной темной лестнице.

Лестница не кончалась, и Лагес начал думать, что никогда не доберется до ее конца. Но голос становился громче, поэтому он заставлял себя идти дальше. Потом совершенно неожиданно лестница закончилась. Лагес обнаружил, что он стоит на низком балконе, с которого широкие ступени ведут в фантастическую пещеру.

Там был огромный водоем, вокруг которого стояли несколько сотен солдат. Как-то странно они стоят – словно изваяния, подумал Лагес. Потом он с удивлением понял, что это его и Кейна люди. Да! Там был и сам Кейн – и с ним Эфрель.

Но больше всего поразился Лагес, узрев М'Кори, расхаживающую взад-вперед перед неестественно неподвижными фигурами. Что бы это значило? Неужели М'Кори каким-то образом захватила в плен всех этих воинов? Это было непостижимо. Опутанный чарами Лагес начал звать М'Кори.

Затем в его сознание проникли слова, которые она говорила:

– Ах, Кейн! Если бы ты только видел, как удивленно выглядел, когда мои маленькие чары лишили тебя силы! И вот ты стоишь здесь, со всеми этими предателями, которые последовали за тобой. Совершенно беспомощный – неспособный ходить или даже кивнуть, разве что по моей команде. Вспомни тех, кого ты видел здесь в таком же жалком виде. Помнишь их участь? Разве это не восхитительно – стоять абсолютно беспомощным, пока за тобой не придут скилреды? Совсем как в кошмарном сне, когда хочешь убежать, закричать – но не можешь. Ты ведь однажды описывал эти чары такими словами? А теперь ты обладаешь ценным знанием того, чем закончится этот кошмар.

Она засмеялась с жестоким ликованием:

– И разве у тебя нет слов, чтобы похвалить мое новое тело? Оно прекрасно, не так ли? Никак не могу заставить себя прикрыть его одеждой. Так мило с твоей стороны, дорогуша М'Кори, отдать мне свое тело. Я уверена, что твой отец был бы потрясен твоим великодушием. Какая жалость, что Мариль не дожил до воплощения моей мести. Но я не поинтересовалась, каково тебе в новом теле? Скажи мне, очаровательная милашка М'Кори!

– Лучше бы ты просто убила меня и успокоилась на этом, – был безнадежный ответ из изувеченных губ.

Эфрель презрительно усмехнулась:

– Что? Ты хочешь смерти так скоро? Глупая маленькая дрянь! Я молила твоего отца о быстрой чистой смерти—и посмотри, как он сжалился надо мной! Какое разочарование, что я не могу доставить себе удовольствие и привязать тебя к быку, чтобы он протащил тебя по глумящемуся городу! Но на этих костях мало что осталось, калечить там уже нечего – не правда ли, М'Кори?

Что ж, теперь у меня тело прекрасной М'Кори! – торжествующе продолжила Эфрель.– А тебе придется довольствоваться этим искалеченным обрубком, который дал мне твой отец! В любом случае, если ты хочешь смерти, тебе не придется долго ждать. Скоро сюда придут скилреды, чтобы кормиться. Я даю тебе свободу. Решай сама – пойти на обед скилредам или пожить еще немного в новом теле.

На Лагеса медленно снизошло понимание. В его измученный разум пришло осознание того, что каким-то образом Эфрель завладела телом его возлюбленной. Колдунья совершила чудовищное, немыслимое преступление. Пелена горячки растаяла, и он все ясно осознал. Неожиданно в его тело хлынули новые силы. Боль стихла.

С хриплым криком «Эфрель!» Лагес спрыгнул с низкого балкона и рванулся к злобному созданию в теле М'Кори.

Эфрель с изумлением повернулась, когда ее атаковал покрытый кровью воин. Она подняла руку, чтобы наложить чары, пленившие остальных ее врагов, чары, которые дали ей власть над всеми, кто вошел в ее крепость. Но времени, чтобы остановить мстительное видение, не было.

Лагес вонзил меч в грудь любимого тела – насадил оскверненную красоту на холодную сталь.

Эфрель закричала, когда из раны хлынула кровь. Ее пальцы напрасно пытались вырвать клинок. Ее глаза вспыхнули от яростного напряжения – затем мгновенно стали пустыми.

И Лагес взглянул в глаза девушки, которую любил. Покидая умирающую оболочку, Эфрель поменяла связи между душой и телом, вернулась в свою плоть – и вернула М'Кори в ее гибнущее тело.

– Лагес… благодарю тебя… я…

Слабый голос затих, и Лагес вновь смотрел в мертвые глаза.

Он начал звать ее. Но слова задушил сильный поток крови, хлынувшей из горла, и остатки сил покинули его. Безжизненное тело Лагеса упало на труп М'Кори.

Произошедшее заняло несколько секунд. Но этого было достаточно, чтобы ослабить чары Эфрель. Разумом, понаторевшим в изучении сверхъестественного, Кейн боролся, что» бы высвободиться из-под власти ослабевших чар. Собрав все свои психические силы до капли, Кейн принудил свои губы повиноваться. Он медленно прохрипел слова обратного заклятия, которое он узнал в века занятий черными искусствами. Если только он верно угадал тайные чары Эфрель…

Чары были разорваны, и Кейн освободился. Люди вокруг него тоже начали избавляться от оцепенения.

Но на полу зашевелилось изуродованное тело колдуньи. В прежней плоти ее дух быстро восстанавливал контроль. Единственный глаз открылся, пылая безумной ненавистью. Поднимаясь на ноги перед остолбеневшими солдатами, она раскрыла рот, чтобы вновь наложить чары.

Со скоростью молнии Кейн выхватил копье из руки солдата, так и не получившего команду выпустить его. До того как Эфрель смогла сказать хоть слово заклинания, он метнул копье прямо в ее сердце.

Сила удара отбросила колдунью на пол. Она извивалась на черных камнях, как пронзенная змея, царапая копье, пронзившее ее искалеченную плоть. Ее сила пропала.

Эфрель издала последний жуткий вопль: «Отец!». Потом страшно засмеялась и умолкла навеки.

Потом был кошмар, превзошедший все, что случилось до этого. Когда изувеченное тело Эфрель обмякло в смерти, его очертания начали расплываться. Суставы рук исчезли, пальцы укоротились. Голова превратилась в обрубок, рот и нос стали зияющей ямой, а изуродованные глаза округлились и побелели. Тело потемнело, и блестящая слизь стала сочиться из жирной кожи. Изувеченные ноги лишились костей и стали мягкими. Тело Эфрель стало похожим на искалеченное тело скилреда.

Стряхивая оцепенение, Кейн схватил один из огромных масляных светильников. Он высоко поднял большой сосуд, швырнул его на меняющееся тело. Поток горящего масла поглотил получеловеческую-полускилредовскую мерзость. Из трещавшего пламени вырвались клубы гнилостного дыма.

В тот же миг – эхо от последнего вопля Эфрель еще не стихло – из черного водоема появились скилреды. Бесчисленное множество их было созвано на жертвоприношение. И начался пир. Морские демоны устремились наружу и схватили тех, кто ближе всего стоял к краю водоема, утягивая их в черную воду. Солдат еще не отпустил страх, и они слишком медленно осознавали свою участь.

– Назад! – закричал Кейн. Таща за собой оцепеневшего Арбаса, он понесся к лестнице.

Ибо теперь из водоема выплеснулись огромные щупальца орайха. Бескостное чудовище каким-то образом пробралось по широкому туннелю вместе со своими хозяевами. Подобно гигантской косе, щупальца его пронеслись по залу, с каждым ударом давя о камни дюжины людей и присасываясь к трупам. Светильники были сброшены на пол, пролитое масло растеклось увеличивающимися озерцами, вспыхивающими на голых камнях.

Кейн добрался до лестницы, за ним следовали Арбас и еще несколько человек. Позади них подземная палата растворилась в кошмаре кричащих людей и пирующих черных фигур.

Всю палату и всех тех, кто находился в ней, поглотила тьма.

XXXII. ПРОЩАНИЕ

С палубы «Ара-Тевинга» Кейн смотрел, как разрушенные берега Пеллина исчезают из вида.

Он избежал резни в Дан-Леге только для того, чтобы обнаружить, что его силы терпят поражение. Тяжелые потери, понесенные в битве с людьми Лагеса, и ужас в подземной палате нанесли смертельный удар его планам. Против Кейна поднялся весь Призарт, и схватка с пеллинитами закончилась неблагоприятно. Прорвавшись из города, Кейн собрал столько своих приверженцев, сколько мог взять «Ара-Тевинг». С кораблем и командой Кейн отплыл, оставляя за собой хаос, им же сотворенный.

– Что это такое произошло с Эфрель там, в ее палате? – спросил Арбас, стоящий рядом с ним, наконец найдя минуту, чтобы поразмыслить.

– Сказки о том, что отцом Эфрель был демон, оказались правдой, – задумчиво сказал Кейн. – С помощью какого-то черного колдовства – кто знает, чего Пеллин Отрин хотел добиться той ночью, Эфрель была плодом нечестивой связи человека и скилреда. Ничего удивительного, что ее мать сошла с ума той ночью в чародейской палате.

Эфрель была прекрасна и выглядела как человек. Но это обычно среди оборотней – вот кем была Эфрель, хотя она и не могла менять форму по желанию. Я часто задавал себе вопрос: что позволяет ей общаться со столь чуждыми созданиями? Но ее связь с ними была более крепкой, чем кто-либо мог догадаться. Ее полудемоническое происхождение объясняет много других вещей теперь, когда я вспоминаю об этом. А что касается того, что случилось в конце… Как любой оборотень, Эфрель приняла свой истинный вид в смерти.– Кейн сплюнул в воду в направлении исчезающего побережья.– Так что, похоже, никто не достиг своей цели в этой игре. И эти места для меня слишком горячи, чтобы дальше тут оставаться. После всего, что произошло, я не смогу собрать еще одну большую армию, чтобы укрепиться на этих островах.

Нет, я думаю направиться на юг и посмотреть, что творится в более цивилизованных частях света. Давненько я не испытывал удачу в южных землях. Имея трирему и хорошую команду, я найду чем заняться.– Он улыбнулся товарищу.– Как насчет того, чтобы отправиться со мной, Арбас? Я покажу тебе земли, где человек может обзавестись королевством.

– Нет, спасибо, – решил Арбас. – Просто высади меня где-нибудь, откуда я смогу добраться в Союз и на улицы Ностоблета. У меня такое чувство, что мое призвание – быть убийцей, а не наемником. В любом случае, я заметил, что люди, которые связываются с тобой, живут недолго.

Кейн засмеялся:

– Тогда, может быть, в другой раз.

Две недели спустя в южном порту Кастакесе Арбас наблюдал, как Кейн отплывает в очередное путешествие. Солнце как раз поднималось, но, возможно, лишь воображение окрашивало утренние небеса в такой ярко-красный цвет.

Примечания

1

Положение обязывает (фр.).


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14